Среди чужих

Наши горы и леса

"Странно", - думал Генри, глядя на Антона, Веру, и Свету, им было хорошо и весело, искренне весело и удивительно хорошо. Просто потому, что рядом были их
люди, которые понимали каждую шутку, каждый намек, и, что забавно, никто из них об этом не задумывался, ведь для многих это нормально - быть среди своих.
У Генри были смешанные чувства, как человек с рациональным складом ума он понимал все, что происходит, понимал, почему никто не хочет общаться с ним и почему все
хотят общаться с Антонами. Он сам был бы рад вместо того, чтобы все понимать, рассказать кому-нибудь о своем свежесобранном релейном дешифраторе и какую роль
он будет играть в готовящейся к сборке "Расчетной машине". В голове сразу всплыла мысль о том, что при большой скорости тактирования его сдвиговый регистр
хранения кода операции из-за дребезга контактов реле работал нестабильно. - "Сглаживающий конденсатор", - осенило его и в тот же момент Вера встала из-за
парты, проведя рукой по плечу Антона, - "да, конечно...", - мелькнуло в мыслях Генри.
- Привет, Генри, - ее голос показался наигранно милым.
- Я с тобой здоровался утром, ты не ответила, - ответил Генри встав и посмотрев ей в глаза, что слегка застало ее врасплох.
- Ты не мог бы сделать мне математику, - спросила она, протягивая знакомую тетрадь.
- Думаешь, я всегда буду делать тебе математику и геометрию за просто так?
- Ну ты же добрый, - сказала она улыбнувшись. Это была не та улыбка, Антон всегда удостаивался настоящих улыбок, настоящего восхищения, даже не делая никому
математику, он просто был собой, все в нем что-то находили. Неужели это только от того, что он спортсмен? Или он красивее? Чувства Генри заиграли.
- Англичанин мистер Хопп смотрит в длинный телескоп, - начал он, вкладывая все свои чувства.
- Что?
- Видит горы и леса, облака и небеса...
- Прекрати.
- Но не видит ничего, что под носом у него, - сказал он предельно четко, приблизившись к ней и глядя прямо в глаза.
- Придурок! - крикнула она, демонстративно развернулась и ушла. Антон звучно рассмеялся и сказал, - снова наш ботаник чудит. Генри не подал виду,
а в голове поселилась мысль о том, что обычно недалекие люди оперируют неточными, глупыми и даже смешными понятиями, - "я не ботаник, я электронщик", -
сказал он про себя, как вдруг, прозвенел звонок - начался урок литературы.

- Домашним заданием было: чтение и анализ Евгения Онегина, отвечать будет Гришин, - повисла неловкая пауза, - ты готов, Гришин? "У меня есть имя", - сказал
про себя Генри.
- Нет, - ответил Генри встав.
- Неужели у тебя не нашлось времени, чтобы прочитать и подумать? - спросила ЗС, ее тон показался излишне издевательским, но Генри был готов, он определял
таких людей в отдельную категорию. На таких людей глупо обижаться, ведь, попросту говоря, они сами глупы и не просто не понимают других, в их сознании нет
места для понимания чего-то или кого-то непривычного.
- Я читал и думал, ЗС - ответил он спокойно, Генри умел сдерживать эмоции, точней умел блокировать их еще до появления оных.
- И что же ты читал, интересно узнать?
- Таинственный остров, Погребенный с фараонами, Собор Парижской Богоматери и научную литературу, - ответил он с готовностью.
- Я этого не задавала, - почти перебив, повышенным голосом сказала ЗС, - ты должен выполнять домашние задания, иначе из тебя вырастет полный дурень...
- Я не хочу с вами разговаривать, - ответил Генри не выдержав, но его тон был по-прежнему спокоен, даже насмешливые взгляды одноклассников его нисколько не
задевали, по крайней мере, он успешно заставлял себя так думать.
- Что за неуважение? - выкрикнула ЗС возмущенно, и Генри не промедлил с ответом.
- Проявлять неуважение начали вы, еще раз повторю, что не хочу с вами говорить. Аргументирую это тем, что вы меня не слушаете и не слышите никогда,
к тому же, по моему мнению, вы никогда не понимали суть вашей деятельности... В общем, наши с вами разговоры - далеко не диалоги о литературе...
- Замолчи! Отца в школу, умник.

Дальнейшие события на уроке литературы не оставили значительных отпечатков в памяти Генри, он был увлечен проектированием запоминающего устройства
для своей расчетной машины и помнил лишь смутные воспоминания о том, как отличники и отличницы получали свои пятерки за однообразные и очевидные ответы.
Он был как всегда спокоен, почти. Ему было не по себе от того, что придется отрывать отца от работы, чтобы он выслушал очередной жалобный монолог и попытался
высказать свое мнение в пустоту. Генри привык жить в осознании неправильности этого мира и некоторой своей беспомощности перед его типичными представителями.
Здесь никто его не слышит, и никто не понимает. Зачастую, каждый раз, когда цепочка его мыслей развивалась подобным образом, он приходил к выводу о
необходимости самоубийства, но тут же вспоминал то чувство заинтересованности, тягу к знаниям, желание во всем разобраться и желание создавать, вкладывать
частичку своей души, знания и старания в нечто, что приносит пользу и останется после него на долгие годы и будет эволюционировать вместе с человечеством...
"Таков путь создателя, - думал Генри, - то моя жизнь, я питаюсь этим". И, конечно, "самый странный ученик школы" мечтал о признании, о том, что когда-нибудь
все непонимающие его и презирающие взглянут с благодарностью на молодого ученого, подарившего миру новое гениальное изобретение и узнают в нем того
странненького ботаника, которого никто не принимал и не понимал.

Домой пришлось идти через дворы из-за перекрытия улицы Северной для проведения парада. Было около трех часов после полудня, и майское солнце еще даже не
собиралось уходить за горизонт или прятаться за тучами. Оно яростно светило в лицо, но глаза Генри светились сильнее. Он шел очень быстро, сам того не
замечая, и обдумывал каждую деталь своей машины. Если бы не этот свет, Генри был бы удручен скучным пейзажем серых однообразных домов. Но домой его вело
подсознание, в то время как сознание по старой привычке было погружено в размышления, поэтому не удивительно, что Генри не заметил мужчину, остановившего его.
- Здравствуй, Генри, меня зовут Туомас, я бы хотел с тобой поговорить, - сказал вежливым и приятным тоном молодой мужчина в синих штанах и рубашке
странного покроя. Генри впервые за долгое время испытал чувство удивления, но почти не показал это и сразу ответил довольно лаконично.
- Здравствуйте, Туомас, я не против с вами поговорить, но я тороплюсь домой потому, что очень голоден, поэтому, если не возражаете, поговорим по дороге.
- Как скажешь, пойдем... - ответил мужчина каким-то особым тоном, который почти подсознательно давал понять, что говорящий не обделен умом, он будет
слушать, слышать и принимать во внимание каждое слово, сказанное собеседником.
- Так о чем вы хотели со мной поговорить?
- О тебе, твоем возможном будущем и будущем человечества, - ответил Туомас немного подумав.
- Вы так говорите, словно я должен повлиять на будущее человечества, - заметил Генри.
- О-о-о, друг мой, уж поверь мне, ты обязательно повлияешь на него, но... В твоей компетенции решать кому это влияние пойдет на пользу, а кого может
погубить.
- И что же мне делать, чтобы исключить пагубные последствия моего влияния?
- Я могу просто дать тебе советы на будущее, угрожать, контролировать тебя, но я знаю, что ты человек из умных, знаю, что ты многое сможешь понять сам,
и для нас с тобой будет лучше, если ты сам все поймешь, поэтому позволь познакомить тебя с моей сферой деятельности и показать то, что, по моему мнению, тебе
стоит увидеть.
- Я согласен, но только после того, как пообедаю.
- Не возражаю, буду ждать тебя через два часа возле школьного стадиона, - сказал Туомас остановившись.
- Хорошо, до встречи, - ответил Генри и ускорил шаг, дома ждали котлеты.
- И прихвати с собой отмычку, - крикнул Туомас ему вслед.
- Прихвачу... - ответил Генри, словно не удивившись.

Отголоски дней минувших

Москва, 8 марта 2198 года.
Дом образцового содержания на Тверской.

Мороз трескучий, горы круче,
Чем график плавкости сердец.
Я увидел, я вдохнул, осознал все наконец.

Белый виден перевал,
Он давно меня позвал
В путь-дорогу, с ветром в ногу
Неустанно я помчал...

- Да, моя дорогая, мы еще пойдем с тобой в поход и по уральским горам и по Кор... Корид... Коррдильерам, у нас все будет хорошо, не переживай - Карина
попыталась что-то сказать, но получалось только кряхтение.
- Я знаю, любимая, все будет хорошо.
- Вы скоро? - нетерпеливо спросил доктор.
- Она готова, забирайте
- Вы точно уверены? - спросил доктор в последний раз, - Ей это может не понравиться.
- Мы... - Олег вытер слезы, - обещали друг другу, что вместе встретим новый век...
- Ладно, я предупреждал, понесли, - скомандовал он санитарам.

Погода была возмутимо ненастная так как ремонт метеоформирователя не заканчивался уже второй день. Олег решил развлечь себя чем-нибудь, чтобы не думать о плохом, поэтому было решено пойти в парк имени Гришина пострелять из бластеров в тире. Олег мерз, но не подавал виду; сказывались старые привычки.
Бластеры быстро надоели, он сел на траву и начал вырывать травинки и смотреть как они сыпятся из рук. Его жизнь менялась, неизбежно менялась и стремилась
вырвать его из зоны комфорта. Он всегда стремился получать от жизни больше, выжимать все соки, не замечать трудностей и радоваться любым мелочам. Ему неожиданно стало одиноко в каком-то странном смысле, хотелось сделать маленький-премаленький шалаш, забраться в него, укутавшись в одеяло, и пить апельсиновый сок. "Странно, к чему эти детские желания? От недостатка детства? От мнимого одиночества? Она останется все той же Кариной, даже лучше, ни болезней, ни усталости..."
- Это все твоя вина... - Сказал из неоткуда таинственный голос, Олег оглянулся, вокруг него никого не было, только робот-дворник тёрся неподалеку, ожидая возможности послужить обществу.
- Ты убил слишком много людей...
- Прекрати, - шепотом сказал Олег, закрыв ладонями уши, - он понял что происходит, это было не впервой.
- Этого не исправить, ты убийца, миллионы жизней на твоей совести, - говорил внутренний голос.
- Я спас остальных...
- Можешь успокаивать себя дальше.
Пришлось пойти куда глаза глядят чтобы отделаться от грустных мыслей. Глаза глядели на книжный магазин. Олег любил книжные магазины, это разнообразие интересных мыслей,
красивых обложек, этот дух, этот запах создавали неповторимую атмосферу. Оглядывая все вокруг и решая куда пойти, он остановил взгляд на знакомом образе. Олег подошел к стенду с новинками посреди зала и взял в руки книгу с фотографией старой космической станции во всю обложку, она сгорала в атмосфере. Он прочел название, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. "Герой и геноцид" - красовалась надпись на обложке. Олег открыл описание и начал читать, пребывая в состоянии непонятного ужаса.
"Все мы знаем историю о победе России в третьей мировой войне и все мы знаем, чем обернулась эта победа для остального мира. Но правда ли была необходимость в таких ужасных мерах? И кто в конце концов придумал этот план и привел его в действие? На чьих руках кровь миллионов людей? Этот человек скрыл свои следы и найти его нет возможности, но давайте хотя-бы попытаемся понять, что им двигало и нужны ли современному обществу такие герои."
Дойдя домой в беспамятстве, он принял восемь таблеток успокоительного и запил крепким чаем. Сон не заставил себя долго ждать, но не принес желанного спокойствия; ему снились формулы, по которым он рассчитывал траекторию падения станции так, чтобы она упала точно на Вашингтон, снились кадры, сделанные после падения, люди, кричащие от боли и на глазах умирающие от лучевой болезни, затем была тайга, самодельная землянка, дым костра и нежданная встреча с самой красивой путешественницей в мире, новый заговор и новая жизнь. Он не побоялся рассказать ей все, о том, как он придумал испытывать ядерный реактор нового типа на борту станции, как боялся смерти, когда Америка объявила о намерении использовать ядерное оружие и как хотел бы никогда не существовать, чтобы никогда не принимать это решение.


Враг у ворот

12 мая 1941 года.
Курск.

Генри пришел на пятнадцать минут раньше назначенного времени; он не любил опаздывать. Туомас стоял, опершись о фонарный столб, в его руках был необычный маленький предмет, излучавший свет прямо ему в лицо. Новый знакомый не отвлекаясь смотрел на этот свет, словно видел в нем что-то важное. Пока Генри подходил поближе, чтобы разглядеть загадочную вещь, он заметил, что Туомас тыкает пальцем прямо в источник света, причем достаточно непринужденно, и пошел еще быстрее, он почти приблизился, но Туомас заметил его и незамедлительно спрятал в карман штанов свой предмет, предварительно погасив свечение неведомым образом.
- Что это? - Спросил Генри с давно позабытым удивлением.
- Пока рано... Подожди немного... - Ответил Туомас. Он выглядел так, будто его застали врасплох, но это был психологический ход.
- Хорошо... Вот отмычка, как вы и просили, - он протянул самодельный футляр из плотного картона, длинный и узкий, затянутый старым кожаным ремешком.
- Это невероятно, - искренне сказал мужчина, открывая футляр. Он достал устройство длиной около сорока сантиметров из латуни, скрепленное самыми разными винтиками. Было ясно, что на его проектирование и изготовление ушло немало времени и сил. - Все полностью механическое... Никаких процессоров, сервоприводов, даже элементов питания нет. - Продолжал поражаться Туомас, разглядывая отмычку.
- О чем вы? Какие процессоры? - Недоумевая спрашивал Генри; впервые за долгое время кто-то говорил словами, которые он не знал.
- Не обращай внимания, я на своем языке... - попытался отмазаться мужчина.
- На финском?
- Да-да, на финском, - ответил Туомас, Генри не верил. - Покажешь как работает? - Мальчик молча вытащил из футляра заводную рукоять, подходящую насадку (он уже знал какой замок на ближайшей двери) и прикрепил к своему устройству, - прошу, - сказал он, указывая на дверь подсобки. Отмычка была легка в управлении, нужно было только завести пружину ручкой, вставить рабочий конец в замочную скважину, спустить курок и ждать. Механизм устройства был похож на часы и перебирал разные положения цилиндриков в замке. Когда находилась нужная комбинация, замок открывался. В этот раз на взлом ушло около минуты.
- Я несказанно впечатлен, Генри, ты, без преувеличения, гений.
- Благодарю вас, но я не верю в похвалу, я верю в энтузиазм.
- Суум куиквэ, - ответил Туомас поучительно.
- Возможно, но я не знаю финский, - сказал Генри подумав, оба враз засмеялись.
***

- Что вы хотели мне рассказать? - Спросил Генри когда любопытство взяло над ним верх.
- Для начала, я рассчитываю на то, что ты будешь мне верить, ведь я буду рассказывать слишком невероятные вещи.
- Вы знали о моей отмычке, хотя о ней мог знать только я, так что, полагаю, вы располагаете некими средствами, позволившими вам узнать о моих делах. В общем, я считаю, что свои рассказы о невероятных вещах вы сможете наглядно подтвердить своими невероятными средствами.
- То есть, ты хочешь увидеть мое "шпионское оборудование"?
- Непременно, - ответил Генри.
- Если согласишься со мной сотрудничать, то и не такое увидишь. - Мужчина, открыв пассажирскую дверь, предложил ему сесть в машину.
- Я уже согласился, - сказал мальчик, забираясь в салон старого Руссо-Балта.
Туомас достал из кармана куртки длинный блестящий цилиндр и вставил его в отверстие около рулевой колонки. Он аккуратно передвинул рычаг коробки передач вперед, начал нажимать педаль и автомобиль плавно тронулся с тихим гулом. "Электромотор..." - Подумал Генри - "Но откуда столько энергии?".
Они ехали молча: Генри не привык задавать слишком много вопросов, отчасти потому, что на его вопросы мало кто мог ответить и приходилось все самое интересное узнавать самому. Через несколько минут езды Туомас начал вести себя обеспокоенно, что было бы странно ожидать от такого человека. Генри, конечно, заметил это, но не подал виду, продолжая разглядывать внутреннее убранство кабины в поисках чего-нибудь футуристическо-технологичного. Туомас заехал на мост и посмотрел в зеркало заднего вида.
- Только не бойся, друг мой, все будет хорошо... - Сказал он абсолютно не своим голосом и с ужаснейшим акцентом...

В его памяти остались лишь ощущения: боль от удара, стальная хватка могучей руки, бессилие, а затем ярость, невероятный прилив сил... В реальности же черный Мерседес, какие Генри видел только на картинках, протаранил Руссо-Балта с правой стороны. Из машины вышли четверо крупных мужчин в военной форме со странными знаками, похожими на две молнии. Они, не говоря ни слова и направив на Туомаса стволы своих Маузеров, окружили автомобиль. Один из них схватил раненого парня за ворот рубахи и вытащил из салона, на самом деле было очень больно, но он не запомнил. Когда Туомас попытался потянулся за своим оружием, один из мужчин выстрелил ему в лоб, огласив окрестности громким хлопком и металлическим звоном. Несколько секунд в сознании Генри растянулись на минуты, он невольно вспоминал ощущения: снова Антон тащит его за волосы, снова бьет, снова все хохочут и снова все любят такого сильного и веселого Антона, вновь самая красивая девушка в школе не видит того, кто на многое готов ради нее, не видит его чувств, его желания сделать ее счастливой. Это были множители его силы, произведением которых стала ярость. Он, насколько это было возможно, аккуратно вытащил из кармана штанов отвертку, которую всегда носил с собой, дождался, когда чувства заполнят его сознание до конца и направил их в действие. Генри смог несколько раз проткнуть отверткой ногу своему противнику и выколоть глаз, когда освободился от хватки. Затем он рванул назад и с маху перепрыгнул через ограждение моста. Пока он летел до водной глади, тело пронзала невероятная боль от попадающих пуль, стрелки были умелые и метили только в конечности, парень был нужен им живым.

Холодная.

Москва, 9 марта 2198 года.
Городская поликлиника, киберотделение.

- Я нравлюсь тебе такой?
- Ну чего ты, чудо мое, - ответил Олег, целуя Карину в холодный лоб, - я так люблю тебя, что... Даже самому страшно.
Она продолжала молча смотреть сквозь него.
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - ответила она после долгой паузы, - но я теперь поняла, чего боялась и чего боятся все.
Она перевела взгляд на окно, в котором были видны бесшумно и стремительно пролетающие автомобили.
- Я чувствую все как и раньше: и тепло, и твои прикосновения, даже изжогу, но я не чувствую себя.
Карина теперь смотрела на Олега, первый раз она видела, как из его глаз падает слеза.
- Это невозможно объяснить, словно нет меня и страшно, мало ли чего еще теперь нет... Но, все же, спасибо тебе, мой герой.
Он положил голову ей на грудь и спросил,
- почему ты холодная?
- Система кровообращения еще не во всю силу работает, постоянно спать хочется.
- А как ноги?
- Пока не готовы, - ответила она, убрав одеяло, вместо ее изящных ног Олег увидел металлопластовые кости с искусственными мышцами синего цвета.
- Синие, для дальних походов, - сказал он улыбнувшись.
- Ага, - подтвердила она и улыбнулась ему в ответ.

Олег шел домой, погруженный в размышления, он дал себе слово, что сделает все, чтобы она чувствовала себя, чтобы все у них было хорошо. В очередной раз он ощутил такой порыв. Он чувствовал, понимал, осознавал свою любовь, она отчетливо виднелась, шла изнутри... Туомас поджидал Олега в подъезде. Старые друзья долго разговаривали о жизни, пили чай, затем разговаривали о высоких технологиях и пили кофе.
- Я все придумал, - сказал Туомас неожиданно и серьезно.
- Что именно?
- Как предотвратить третью мировую.
Олег сидел молча и неподвижно с кружкой кофе в руках и думал, удивляться или нет, затем сказал, -
- в какой раз ты уже пытаешься это сделать? - Спросил он серьезно, хоть и вопрос был риторический.
- На этот раз я все продумал, - он начал искать по карманам, доставать сложенные листочки и раскладывать их на столе, - теперь я знаю все принципы континуума...
- Год назад ты говорил так же, - перебил его Олег, - и все равно не получилось, понятно же, что все ветки параллельных реальностей, созданные тобой, сходятся, причем, быстрее, чем в теории.
- Я хочу обмануть систему. Раз уж мне не удается повлиять на значимые события, я буду действовать косвенно. Смотри, - сказал он и развернул перед Олегом большой изрисованный графиками листок. Олег стал внимательно их изучать.
- Это просто невероятно, - саркастично воскликнул Олег после беглого осмотра бумажек, - как ты умудряешься придумывать такую ерунду?
- Ничего это не ерунда, - воскликнул Туомас, он словно и вправду обиделся, хотя такого случиться не могло, - не хочешь помогать - и не надо, найду кого-нибудь с менее закостенелым разумом...
- Да ладно тебе, не ребятничай... А вообще, зачем я тебе понадобился в твоих секретных делах? - Спросил Олег, сделав акцент на слове "секретных".
- Мне нужен пилот, - ответил он решительно, - а ты - единственный толковый пилот, которому я могу доверить тайны Союза.
- Ого, значит, ты мне наконец-то поведаешь принцип ваших перемещений во времени?
- Ты говоришь так, будто я сам не хотел их тебе рассказывать, будто я не хотел, чтобы тебя взяли к нам. Они не хотели тебя брать, говорили, что ты сыграл свою роль и больше не нужен, а рассказать я не мог потому, что всем членам Союза Ученых делают психоблокаду...
- Я все понимаю, не переживай, - успокоил его Олег, - расскажи, кто этот Генри, насколько можно судить по планам, он - ключевая фигура?
- Он зовет себя Генри, как я понял, ему нравится Форд, это Борис, тот самый... - ответил Туомас с воодушивлением.
- Гришин? С чего ты взял, что он во всем виноват?
- Он не виноват, ну, может быть косвенно, я объясню, смотри...


Amorem canat aetas prima.

13 мая 1941 года.
Где-то в лесу.

...Генри понимал, что видит сон и знал, что придется досмотреть его до конца, ведь надежного способа просыпаться в таких случаях он еще не придумал. Вера снова была в поле его зрения, снова грациозно что-то делала и снова не замечала его, но что-то было по-другому, было слишком легко и спокойно, его больше не тревожила безответность его чувств, больше не хотелось, чтобы она подошла, обняла, искренне улыбнулась. Он никогда в полной мере не осознавал сколько места занимала она в его мире и сколько места занимали чувства к ней. К тому же, было приятно чувствовать, что все в порядке, каждый на своем месте и не нужно ни о чем мечтать. Генри начал понимать, что какое-то событие перевернуло его мир, заставило заново взглянуть на вещи, но воспоминания о последних событиях словно стерлись из памяти. Через пару минут приложения усилий он начал вспоминать: Мерседес, страшные люди с пистолетами, падение в воду, неимоверная боль от пуль и Туомас, убитый Туомас, единственный человек в этом нечестном мире, имевший как и Генри, мировоззрение не ограниченное примитивным бытием. Благодаря своему новому другу он только начинал чувствовать, что не одинок и есть человек, которого можно не стесняться впустить в чертоги своего разума и поделиться самыми невероятными мыслями. "Как же жаль его..." - подумал Генри и снова испугался когда понял, что именно понял и подумал, а не почувствовал. Неожиданно ему начал мерещиться голос Туомаса.

- Вставай, мой герой, кажется, ты уже выспался, - сказал он, словно специально подчеркивая свой акцент.
- Дай ему поспать, первый раз же, - вмешался незнакомый голос, этот человек говорил без акцента, но все же как-то необычно.

Он начал открывать глаза, желание спать понемногу оставляло, но сил для движений почти не было. Генри увидел невероятно гладкий потолок ослепительно белого цвета, он словно светился, как и стены комнаты, где он лежал на чем-то твердом, но на удивление очень удобном. Когда парень полностью очнулся, смог привстать и осмотреться, то очень долго вглядывался в необычное пространство, в котором ему посчастливилось оказаться. Но в конце концов пришлось все же констатировать факт, что стены и потолок и в правду светятся и являются единственными источниками света в помещении. Неожиданно и беззвучно открылся шлюз (он не светился и был красного цвета) на одной из стен комнаты. В помещение не спеша вошли двое: красивый высокий мужчина в свободной бесшовной одежде и Туомас в махровом халате, босиком и с большим пластырем на лбу. Финский друг, увидев очнувшегося парня, раскинул руки и радостный побежал на встречу.

- Наконец-то вы наспались сударь, - сказал он, обнимая Генри. Юноша не умел обниматься, но очень хотел и ему даже понравилось.
- Как вы выжили? - Спросил он, пытаясь показать свое искреннее удивление, но сил на это нехватало.
- Ты чего, думал, что эти халдеи одолеют меня своими пукалками? - Ответил он, сделав из пальцев пистолет и словно стреляя из него в дальний угол комнаты,
- Я прочнее чем ты думаешь, - он постукал кулаком по своей голове, - кости из металлопласта, точнее из титан-магний-поливинилхлоридовых волокон закрепленных полимером с секретной формулой, такое покажут народу только через лет сто пятьдесят.
- Из насколько далекого будущего вы прибыли? - Спросил Генри, он не замечал, что силы снова его покидают и говорит он все медленнее.
- Мы с моим хорошим другом, пилотом и коллегой Олегом прибыли к тебе из 2198 года, чтобы предложить, изменив историю, спасти миллионы жизней...
- Может ему спорамина? - Спросил Олег, Генри отключался.
- Нет, пускай отдыхает, после травм искусственные ткани долго приживаются.

Друзья пошли в кают-компанию выпить кофе, путь их лежал по хорошо освещенным теплым белым светом коридорам. Казалось, что светящиеся стены должны резать глаза, но свет был хорошо рассеян и имел правильно подобранный спектр, поэтому находиться в помещениях корабля было очень даже приятно.

- Что же тогда в завершающей части твоего плана мы делать будем? - Неожиданно спросил Олег, разглядывая потолок.
- Ты ведь сказал, что все понял.
- Я так сказал потому, что ты снова разошелся и начал говорить много и непонятно.
- Я творческая личность, - ответил Туомас подумав.
- Так что?
- Я его убью... - Ответил Туомас холодно, Олег остановился.
- Зачем, зачем? - спрашивал он, глядя в глаза, ответа не было очень долго.
- Он не откажется работать на Америку, но откажется сотрудничать с Союзом Ученых.
- Почему ты так решил? Откуда тебе знать что  у него в голове?
- Я не в первый раз это делаю, даже не в пятый, хоть что-то ведь у меня должно получиться, хоть когда-нибудь, - отвечал Туомас гневно.
- Значит ты делаешь это из принципа, чтобы получить признание?
- Да! Да! Мне нужно хоть немного признания, нужно, чтобы хоть раз все эти председатели Союза не глумились надо мной, а оценили мои старания, чтобы родители сказали, что гордятся мной, что я не зря всю жизнь стараюсь сделать что-то полезное... - Туомас стоял возбужденный и гневный, смотря Олегу в глаза, затем развернулся и быстро ушел.

Олег все понял, его друг, этот энергичный, умнейший, добрейший человек, всегда выделявшийся интеллектом, умениями и проницательностью из людей его окружавших, хотел ощутить признание. Он видит мир насквозь, смотрит пронизая каждого холодным анализирующим всепроникающим взглядом, он понимает как устроен мир и кто все эти люди, не предназначенные оценить его по достоинству. И не смотря на все это у него не получается взять верх над своим нутром и заставить себя не желать особого отношения к себе. Бедный Туомас, почему он никогда не открывал свои переживания? Олег вернулся в медотсек, Генри снова начал приходить в себя, он дал парню выпить протеиново-кальциевый коктейль как говорилось в руководстве к искусственным мышцам.

- Как твои дела? - Спросил Олег почти что по-отцовски, он почему-то пропитался какой-то особой нежностью к парню после разговора с Туомасом.
- Смотря что вы имеете в виду, - серьезно ответил Генри.
- Ты напоминаешь мне юного Туомаса, он так же отвечал... Расскажи о своем сне, мы слышали как ты разговаривал и ворочался.
- Обычный сон про школу, но он дал мне понять, что я значительно изменился за последнее время, в лучшую сторону.
- Это касается твоего характера или представления о мире? - Уточнил Олег подумав.
- Я понял, что большее не люблю ее, - ответил Генри собравшись с мыслями.
- Веру? Ты бормотал ее имя.
- Да, я был нужен ей только чтобы делать алгебру, а я как дурак повелся на ее прекрасные, так сказать, черты.
- Знаешь дружок, - начал он поучительно, но продолжил серьезно, - скорее всего это и не была любовь, но о твоих чувствах я с тобой спорить не буду, а только спрошу, знаешь ли ты что вообще такое эта любовь? - Парень задумался.
- Когда человек сияет в твоих глазах, словно подсвечивается, чтобы... - он снова задумался и изменился в лице, - я не знаю как правильно...
- Пока не почувствуешь - не поймешь, хотя... Представь, что каждый человек может питаться только своим любимым блюдом, а от других блюд его тошнит...
- Понимаю к чему вы, очень похоже.
- Так вот, - продолжил Олег, - он неимоверно счастлив, что может каждый день наслаждаться своими нескончаемыми вкусностями, приходя на работу, он вспоминает ЕЁ вкус, улыбается, предвкушает её, волнуется о ней, скучает, звонит...
- Ммм... - понимающе промычал Генри.
- А теперь представь, что его любимое блюдо - горчица. Причем не какая-нибудь обычная, а настоящая русская ядреная горчица.
- Понимаю... - Парень опустил глаза, он впервые встретил человека, говорящего с ним о чувствах и впервые он своих чувств нисколько не стеснялся.
- Он, несомненно, тоже счастлив, что у него есть эта любовь, и даже готов отдать за нее все что угодно...
- Но она его ранит - продолжил Генри.
- Ранит, еще как ранит, обижает до досадной боли в животе, сжигает обидой грудь изнутри, выдавливает из него слезы...
- А он все равно любит...
- Да, дружище, любовь есть одна из самых приятных и одновременно одна из самых жестоких вещей на свете. Ты ведь не веришь в бога?
- Я верю в случай - ответил юноша не задумываясь.
- Знаю, Бор... Генри. - Он хотел услышать как Генри сам это скажет. - Вот теперь подумай, виновата ли горчица в том, что она острая? И виноват ли человек, в том, что любит горчицу?
- Думаю, горчица могла бы быть хоть немного менее жгучей, хотя... Не многие горчицы в этом заинтересованы, к тому же, на каждую маленькую баночку горчицы найдется литровая банка аджики, на которую у человека жесточайшая аллергия в виде синяков... Так вот эти банки будут стабильно общаться друг с другом, будут нравиться друг другу и все такое...
- Ты и правда очень умен, все и сам прекрасно понимаешь.
- Все равно спасибо вам, я, без преувеличения, первый раз в жизни чувствую, что не одинок, вы и Туомас - замечательнейшие люди.
- Ты тоже очень замечательный молодой человек, уникальный. - Они сидели молча некоторое время.
- У вас тоже была горчица? - Спросил вдруг Генри.
- Эх, дружище, у меня, мягко говоря, была большая баночка Табаско, восемь тысяч единиц жгучести по шкале Сковилла. Поэтому, искренне желаю тебе никогда не узнать каково это и на что способны такие люди, такие условия, конечно, закаляют характер, но цена за этот характер несопоставимая. Мне повезло, я вовремя понял, что пережить расставание с любимым Табаско легче, чем питаться им всю жизнь... Я был почти прав.
- Вам трудно далось расставание?
- Я ни с кем об этом не говорил, не могу, даже с моей же... карамелью не говорю. Просто знай, что когда я это переживал, то натворил много глупостей и самый ужасный поступок в своей жизни один из них...
- Не переживайте, сейчас все хорошо, - прервал его парень, чтобы Олег не разошелся.
- У тебя тоже все хорошо, как я понял, - ответил он улыбнувшись.
- Да, безусловно, теперь я точно знаю что мне нужно.

Разлетелись кто куда
Юности моей года,
По озерам, по полям,
По души моей краям.

Пели с зорьки свиристелью
И скрипели старой дверью,
Одеялом укрывали,
Лечили, плакали, спасали.

Без остатка растерял,
На мир волшебный обменял.
Мир волшебный, а я бедный.
Кто же знать мог, что он вредный.

Буду жить и вспоминать,
Вспоминать и горевать,
Как с качели вновь упал,
Миры большие создавал, по лужам бегал и мечтал.

Олег снова стал свидетелем того, как Туомас бубнит себе под нос свои стихи. Он не любил бубнящих под нос чуть больше, чем не любил рифмованные строчки, к тому же разговаривать со своим жестоким другом абсолютно не хотелось. Поэтому он взял свой кофе и пошел в кабину пилотов чтобы посидеть, подумать, отдохнуть от этой ситуации, в которой не понятно кто виноват и непонятно что делать. Кресло пилота с гироскопическим стабилизатором всегда помогало успокоиться и Олег не заметил как его разум заполнили глубокие мысли. Он пытался найти ответы на, казалось бы, простые вопросы, но ничего не получалось, становилось только хуже. Он раньше не сомневался, что, помогая своему другу делает хорошее дело, но теперь было непонятно какое дело вправду хорошее. Конечно, в случае успеха удастся предотвратить войну, миллионы людей останутся живы и ему не придется делать этот страшный выбор... Но пройдут сотни лет и никто даже не почувствует разницы между той реальностью где была война и той, где войны не было. Туомас сам показывал данные исследования Союза Ученых, в котором какой-то путешественник во времени предотвратил нашествие каких-то монголов на Русь. Невероятно, но, судя по его заявлениям, это никак не повлияло на ход истории, только параграфы в учебниках истории поменяли названия.

- Я хочу вернуться, - услышал Олег сквозь поток своих мыслей.
- Что?
- Ты был прав когда сказал, что я делаю это для себя, а не для спасения людей...
- Рад что... ты понял, - ответил Олег с нескрываемым удивлением.
- Мне нужно было раньше понять какой я больной эгоист, - сказал Туомас с горечью в голосе.
- Успокойся, дружище, все в порядке... - шум выстрела из бластера прервал разговор.
- Нет... зачем? - в недоумении пытался говорить Олег, глядя на Генри, держащего в твердой руке бластер.
- Я все слышал... - начал он с ненавистью.
- Но он передумал...
- План лежит на столе, неужели он думал, что ты на это поведешься? Я сам знаю как мне жить, не нужно меня трогать.
- Хорошо, давай договоримся, разойдемся по домам? - Генри некоторое время подозрительно разглядывал Олега.
- Идет, везите меня домой.

Наказание.

15 мая 1941.
Школа.

- Ооо, а вот и мой дружок вернулся! Где пропадал? Умных книжек зачитался? - Язвительно подкалывал Антон, - ну, чего молчишь? - спросил он проходя мимо и отвесил Генри довольно серьезный подзатыльник.
- Пора... - сказал он в ответ на издевательства, медленно встал и стал смотреть в глаза обидчика, чего никогда не делал. В них была невероятная пустота. Генри до последнего не верил, что можно по взгляду человека можно определить его интеллектуальный уровень, а теперь убедился. С этого момента он стал еще более с высока смотреть на окружающих, особенно на тех, кто позволял себе смотреть с высока на него.
- Ну что, бить меня будешь? - спросил, Антон, на них уже смотрел весь класс.
- За что ты глумишься надо мной? - спросил он в ответ, почему-то хотелось верить, что с этим человеком можно построить диалог и устранить недопонимания.
- Что?.. Шибко умный ты... - сказал он рассмеявшись.
- А ты шибко тупой, - Генри взял его нижнюю челюсть и начал сжимать, Антон от неожиданности не сразу среагировал, но вскоре стал кричать от боли пытаться освободиться. Небольшое усилие и челюсть хрустнула. Антон кричал согнувшись, Генри воспользовался моментом и пнул обидчика в лицо не жалея сил. Повисла тишина, весь класс не знал что делать с потерявшим сознание Антоном и лужей крови рядом с ним. Генри сел на свое место и продолжил читать книгу, с этого момента его ничто не волновало.


Неожиданный успех.

Небо над Москвой, 20 апреля 2189 года.

Олег пытался как можно быстрее посадить ракету, реактор сильно раскалился после перемещения во времени. К тому же Туомаса можно было еще спасти, если переложить из бортовой медкапсулы в стационарную. Но навигация не работала и даже увидеть ракетодром не получалось. Пришлось садиться в поле и связываться со службой спасения. Диспетчер никак не мог понять чего Олег от него хочет, а Олег торопился передать им своего друга для оказания помощи. Встреча его со спасателями повергла всех в шок.

Теория Союза ученых о вмешательстве в ход событий времени не была полностью верна. Путешественник во времени не может значительно повлиять на ход истории, но  достаточного объема информация о будущем может повлиять кардинально, особенно, если ей владеет достаточно крупная историческая фигура. В этой версии реальности Борис Гришин, называвший себя в юношестве Генри, не стал сотрудничать с американскими учеными, не стал всемирно известным научным деятелем. Прогресс не развивался так, как должен был и, конечно, третьей мировой войны, войны за ресурсы, необходимые для прогресса не было. Как не было того страшного выбора Олега. Не было встречи с Кариной, к тому же, из-за другого сценария развития медицины, они уже давно умерли, так и не узнав друг о друге. А Олег, прилетевший непонятно откуда, непонятно на чем, так и остался аномалией.

О Борисе почти никто и не знал, единственный след он оставил в музее истории космонавтики в виде робота, которого он собрал для ухода за своей больной мамой.



Бори;с Никола;евич Гри;шин (22 сентября 1924, Курск — 19 ноября 2015, Калуга) — советский изобретатель, педагог