Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 6-5

                Часть шестая

                Глава пятая. 9-11 января 1974 года

    Весь вторник и половину среды, ровненько до обеда, я провёл в виварии. Мы совершили невозможное. Проб прислали очень много, и у нас не хватало рук. В среду вечером нас поезд ждал, а дел оставалось немерено, да ещё эти испытания, свалившиеся буквально на голову. Я вечером во вторник даже подумал, что до отъезда всё не успеем сделать. Но как-то со всем справились и, уже в наше с начальством отсутствие, протокол испытаний будет полностью заполнен и его отвезут в Фармкомитет.

     В среду к трём часам я успел даже до Патентного добраться. Набрал заявок, посидел в кабинете у Льва, чайку с ним попили и домой помчался. Ребёнка из садика забрал, дождался Надю, вернувшуюся с работы, и на вокзал отправился. Посадка на поезд уже началась, я даже пару заявок успел пролистнуть, но тут Т.В. явилась, при ней посторонними делами заниматься мне не хотелось, поэтому так посидели напротив друг друга, о чём-то разговаривая, а вот о чём не помню.

     На вокзале нас встречал директор завода. Они с Т.В. поехали в гостиницу "Минск", где для начальства был забронирован привычный для неё номер "люкс".  Я же пешочком отправился в "Спутник", там меня ждал мой обжитой 412 номер. На заводе мы договорились встретиться в 10 часов утра, времени у меня было достаточно, чтобы с заявками нормально поработать. Я в поезде утром, как проснулся, в коридор вышел и там, на откидывающемся сидении с теми двумя заявками, что ещё вечером просмотрел, полностью разобрался. Но писать на коленке не стал, а вот в гостинице, в номере, сидя на нормальном стуле перед письменным столом, я быстро по обеим заявкам решения о выдаче написал. Тему оксосинтеза я знал достаточно хорошо, чтобы быть уверенным в новизне обоих предложений, поэтому никаких сомнений в правоте своих действий не испытывал.

     Знаете, как это здорово, вот так, в полной тишине, сидя на удобном стуле, работать. Ничто тебя не отвлекает, в голове все мысли только о заявке, текут они в правильном направлении, всё получается строго, как положено, чётко и конкретно. Я с одной заявкой закончил, вскипятил воды, заварил чай, достал привезённые из дома бутерброды и с удовольствием позавтракал, а уж затем, поглаживая живот, ко второй заявке приступил.

     Без десяти десять я в ЦЗЛ зашёл. Большая комната была абсолютно пуста. Как принято в таком случае, дверь в кабинет была открыта нараспашку. Зинаида Павловна сидела вполоборота и разговаривала с кем-то, невидимым от входа. Меня заметила и рукой призывно махнула, мол, иди сюда. Пришлось сделать пару шагов вперёд.

     - Иван Александрович, день добрый! А Тамару Викторовну почему не вижу?

     - В этот раз мы с ней в разных гостиницах живём. Она в "Минске", а я, как всегда в "Спутнике". Обещала к десяти быть. Так, что вот-вот подойти должна.

     Тут дверь за моей спиной скрипнула и в ЦЗЛ вошла Т.В.

     - День добрый, - громко произнесла она и направилась мимо меня в кабинет.

     Я покорно последовал за ней.  У стены, лицом к хозяйке кабинета сидел невысокий, очень полный, с седыми волосами мужчина в сером костюме и белой рубашке с галстуком. Судя по внешнему виду, ему было очень жарко. Носовым платком он почти непрерывно промокал лоб, верхняя пуговица на рубашке была расстёгнута, галстук сбился куда-то в сторону.

     - Познакомьтесь, - сказала Зинаида Павловна, указывая на нас, - профессор Полунина Тамара Викторовна, научный сотрудник Елисеев Иван Александрович, ну а Николай Петрович, наверное, представится сам. Вы тут беседуйте, а я пока в дирекцию схожу, узнаю, как там дела с оформлением документов.

    И она направилась к выходу.

    - Следователь Комитета Государственной безопасности при Совете Министров Белорусской ССР полковник Безручко Николай Петрович, - хрипловатым голосом представился нам толстяк, - присаживайтесь, пожалуйста. Сразу же приношу свои извинения за беспокойство, но дело, прежде всего. У меня к вам несколько вопросов. Это не допрос, поймите меня правильно, это будет беседа, назовём таким словом. Но я должен буду весь разговор запротоколировать, а вы должны будете протокол подписать. Так вот там, на бланке будет написано, - он сделал небольшую, но заметную паузу, - протокол допроса свидетелей. Но таков порядок, придётся его подписать, - зачем-то повторил он.

    - Начнём с ряда вопросов, - он раскрыл папку, лежащую перед ним на коленях, взял авторучку, и внимательно посмотрел на нас.

     - Знакомы ли вы с гражданкой Михальчук Людмилой Игоревной, если знакомы, то, как давно, и при каких обстоятельствах познакомились?

     Т.В. вопросительно посмотрела на меня:

     - Это кто? Людмила?

     Я кивнул ей головой.

     - Ну, коли речь идёт об инженере по внедрению, Людмиле, - начала говорить Тамара Викторовна, то лично я познакомилась с ней, наверное, лет шесть или семь назад, когда в первый раз приехала сюда по приказу Министра помочь предприятию в создании цеха по производству кровезаменителей. Тогда эта Людмила работала здесь лаборантом. С тех пор почти при всех моих посещениях завода, я эту женщину здесь встречала, но близко с ней так и не познакомилась, даже фамилию её не запомнила и практически ни разу толком не поговорила, - и она, посмотрев на меня, кивнула головой.

    - Я с Людмилой Игоревной, - начал я, - познакомился при первом своём самостоятельном посещении завода. Было это осенью 1968 года. Затем был значительный перерыв более года, пока она рожала сына и находилась в декретном отпуске. Всё остальное время она и Зинаида Павловна были моими главными помощниками при разработке промышленных технологий производства антианемического препарата "Глюкофера" и кровезаменителя "Реофера".

     Полковник, не останавливаясь, что-то записывал в блокнот. Когда я замолчал, он ещё некоторое время писал, затем поднял голову и задал следующий вопрос:

    - Ваше мнение о гражданке Михальчук?

    Т.В. ответила без раздумья:

    - Деловой, хороший работник, но уж больно болтлива. Непрерывно с другими сотрудниками переговаривалась. Причём всегда начинала она. Голос у неё громкий, иногда она мне даже мешала и я несколько раз ей замечание делала. Больше мне сказать нечего, я с ней не часто сталкивалась.

     Она встала и то ли спросила, то ли просто поставила полковника в известность:

     - Если ко мне больше вопросов нет, то я пойду. У нас сегодня день очень загруженный, - и, не дожидаясь его ответа, вышла из кабинета.

     Я слушал свою мудрую начальницу, а сам вспоминал, какой была Людмила во время наших коротких, но таких бурных встреч. Вот когда она много не говорила, а больше мычала или даже вскрикивала от удовольствия.

     - Мне с ней пришлось встречаться чаще, - начал я, - и это вполне естественно. Промышленная технология разрабатывалась при её непосредственном участии. Именно Людмила была моим основным помощником в течение последних двух лет. Как она из декрета вышла, дело сразу же продвинулось. Я в Москву уезжал, а она продолжала здесь всё до ума доводить. Идеями она не блистала, не любила долго думать, но руками работала отменно. Всё делала чётко, конкретно и очень тщательно. И при этом рот действительно не закрывала, всё ля-ля-ля да ля-ля-ля. Я, особо не прислушиваясь к тому, о чём она с таким упоением рассказывала, невольно почти все её домашние секреты знал. Она ничего в себе держать не могла.
 
     Я подумал ещё немного и закончил:

     - Честно могу признаться, когда мне Зинаида Павловна сказала, что Людмила неожиданно уволилась, я огорчился. Полагал, что найти такого исполнительного помощника, хорошо знающего производство, будет нелегко.

     Полковник оказался отменным слушателем, ни разу не перебил, вопросами не забросал, а лишь иногда быстро-быстро записывал что-то в своём блокноте. Я уже замолчал и вновь вернулся к своим воспоминаниям о том, как нам было хорошо с Людмилой вдвоём, когда следующий вопрос до меня долетел:

     - А дома у неё вы бывали? С членами её семьи встречались? Если встречались, то при каких обстоятельствах? Ваше мнение о них.

     - Нет, дома я у неё не был, и даже не знаю, где она живёт. Вернее, не так, она так часто рассказывала об этом, что знать вроде знаю, но найти не смогу. Ни с кем из её домочадцев не встречался и даже никогда не видел. Знаю, что у неё муж имеется, Николай, и сын тоже Николка. Вот и всё. О родителях она при мне вроде бы ни разу не упоминала, хотя я, когда задумываюсь, от окружающей обстановки полностью отключаюсь. Сотрудники, кто со мной работают, это хорошо знают. Окликать меня бесполезно, проще подойти и за руку потрогать, вот тогда я точно тут же, как очнусь. Поэтому все мои знания о муже Людмилы только на её рассказах построены. Знаю, что он фанат своей машины, знаю, что у него руки откуда надо растут и он ими всё, что хочешь сделать может, это тоже знаю, а об остальном может, слышал, что, но в памяти ничего больше не осталось.

     Я говорил, а полковник сидел напротив меня молча и к своему блокноту ни разу даже не потянулся. Так в молчании с минуту, наверное, прошло, если не больше. Полковник снова из кармана достал платок, промокнул им лоб и спросил, вставая со стула:

     - Ну, что всё, ничего больше вспомнить не можете?

     Я подумал, подумал, а потом сказал:

     - Если у вас вопросы закончились, то больше ничего, а вот у меня одна просьба имеется. Уделите мне ещё несколько минут для прояснения некоторых непонятных мне моментов.

     Он удивлённо на меня посмотрел и вновь на стул уселся.

     - Я начну с истории создания всего семейства этих кровезаменителей, - начал я, - много времени это не займёт, но, сами потом поймёте, почему это важно. Без знания истории вопроса будет трудно понять, откуда ноги растут. Прошедшие в этом веке две мировые войны очень кровавыми были. Они показали, что на одной донорской крови далеко не уедешь. Раненых становилось всё больше, раны всё страшней. Проблемой создания синтетического кровезаменителя начали заниматься достаточно давно, но решена она была лишь в начале пятидесятых в Швеции. Именно шведским исследователям удалось создать более или менее пригодный для переливания препарат. По их опыту и подобию вскоре был создан аналогичный кровезаменитель в США, а затем и в Великобритании. Там много хитростей, но основа основ в штамме микроорганизмов, продуцирующих рост полимерной массы. В нашей стране штамм свой собственный, разработанный Тамарой Викторовной совместно с микробиологами. Препарат, получаемый с использованием этого штамма, по многим позициям превосходил западные аналоги. Оттуда постоянно шли запросы на приобретение советского штамма, но мы продавать его не хотели, а они не очень и настаивали, ведь преимущества были не столь и существенными.

     Я помолчал немного, а затем продолжил:

     - Собственно говоря, это всё, что касается истории. Но дальше стало интересней. Отталкиваясь от существующего препарата, мы создали новый кровезаменитель, уже полифункционального действия. Сам железополимерный комплекс, входящий в его состав, известен давно, на его основе антианемические препараты и у нас и за рубежом производятся, а вот ввести в кровезаменитель железо никому кроме нас не удалось. Мы об этом широко объявили, патент на него получили. Там одна закавыка имеется, я над ней почти полтора года возился, случайно или неслучайно нужный режим нашёл, но это вопрос второй, главное, что этот режим найден. Думается, что на Западе очень заинтересованы в получении нашей технологии. В цехе мы её особо не скрывали, но и на столах не забывали. Знали, что начнёшь что-то скрывать, вызовешь повышенный интерес у рабочих, а так кажется, что на основе широко выпускаемого промышленностью препарата новый создать, велика ли хитрость. Так большинство и думает. В начале декабря я из отпуска вышел и сразу же на завод поехал. Министерство обороны ещё до приказа о постановке "реофера" на вооружение, срочный заказ прислало – произвести и отгрузить две тонны препарата. Срок они установили очень жёсткий. Вот мне и пришлось сюда срочно ехать. Я только с поезда в ЦЗЛ зашёл, как Зинаида Павловна мне сразу подмоченную пачку бумаг, обнаруженную на крыльце прокуратуры, показала. Никто не мог понять, что это. Сильно там чернила расплылись. Мне первому удалось установить, что это от руки переписанный технологический регламент производства реофера. Вначале я сам этому внимания не придал, лишь потом, когда Людмила срочно заявление на увольнение написала, задумался, а нет ли связи между этими событиями. Вот тогда я и начал размышлять, как наш регламент, пусть и не оригинал, а его копия, от руки переписанная, мог ночью на крыльцо прокуратуры попасть. Было достаточно тепло, снег всю ночь шёл и тут же таял. Когда сотрудники пришли, он уже прекратил идти, а пачка эта вся насквозь промокшей была, значит, долго там пролежала. Затем стало известно, что задержали её мужа, а у Людмилы такой нервный срыв произошёл, что она в психбольницу попала. Если бы вы сегодня сюда не пришли, я к вечеру сам бы к вам наведался, но хорошо, что вы всерьёз этим вопросов занялись. Промышленный шпионаж не нами и не вчера изобретён, а здесь он явно просвечивает. 
          
      Вот я и связал все произошедшие события в одну цепочку. То, что Людмила вынесла с завода регламент – ясно, передала его мужу – очевидно. О причинах такого её поступка сейчас говорить не буду, хотя имеется у меня одно предположение. Николай, который муж, от руки переписал регламент не для своего удовольствия, а явно для последующей передачи какому-то лицу Х. Уж не тому ли новоявленному приятелю, который безуспешно помогал ему "Опель" в чувство привести. Но это ваша забота, меня больше Людмила интересует. Скорее всего она обнаружила эту рукопись и не нашла ничего лучшего, чем отнести её к прокуратуре и подбросить там, а затем осознав, что она совершала, вынеся с работы документы, приняла решение уволиться.

     Полковник задумчиво смотрел на меня. Когда я замолчал, он хмыкнул и сказал:

     - Скрывать бессмысленно, всё почти так, как вы сказали. Этого Х ищем, он как сквозь землю провалился, мы за ним уже некоторое время наблюдали и, если бы гражданка Михальчук не проявила ненужной инициативы, мы бы его при передаче задержали, а так он успел скрыться. История, которую вы мне изложили, очень хорошо в эту канву укладывается.

     Он протянул мне руку:

     - Большое спасибо, вы мне очень помогли. Теперь ясно, зачем они охоту устроили. Я с вами не прощаюсь, оформлю протоколы и вторично приду. Вам светиться у нас не следует, если что новое всплывёт, тут же звоните. Вот телефон, - и он на клочке бумаги нацарапал шесть цифр, а рядом приписал: "дядя Коля, или попросту Петрович".    

       До обеда мы с начальством просидели на заводе. Я проверил протоколы изучения обеих партий реофера на безопасность, проведённые здесь. У них всё необходимое для этого имелось, пожалуй, даже посовременней, чем у нас. Обнаружил несколько ляпов, допущенных при оформлении, пришлось объяснить кому следует, как важно быть внимательным и аккуратным. Пообедали в заводской столовой в зале для ИТР. Директор обедал вместе со всеми. Я сколько раз там не ел, его ни разу не видел. Думал, что он домой ездит. А, по-видимому, мы с ним в разное время в столовую ходили. После обеда нас в бухгалтерию пригласили, где кассир в кабинете главбуха, нам по две премии отсчитал. Первую - за выполнение заводом плана, мне досталось 80 рублей, а вторую – по НИР, за освоение нового препарата. Я, как 250 рублей получил, от удивления даже на стул присел. Сколько начальству выписали, я не видел, нам платили не по ведомости, а по расчётным листам, каждому по отдельному листку. Три с лишним сотни мне вручили, в институте я ни разу даже половины такой суммы не получал.
   
    К четырём часам вновь приехал Николай Петрович. Он привёз нам на подпись протоколы допроса свидетелей. Отозвал меня в сторонку и фотографию показал:

     - Иван Александрович, будьте добры, вам вот этот гражданин нигде не встречался?

     - Встречался, - ответил я.

     - Где, когда, - тут же последовали следующие вопросы.

     - Сегодня, - ответил я, - когда я в гостиницу пришёл и ключ от номера у администратора брал, он у её стойки стоял и с ней о чём-то разговаривал. На меня мельком взглянул и отвернулся. Вообще у меня очень плохая зрительная память. Я начинаю человека признавать, только после того, как с ним несколько раз встретился. А этот, - я на фотографию кивнул, - настолько на моего двоюродного брата похож, что я к нему даже почти бросился, но потом понял, что этого не может быть. Прежде всего Юрка, это брат мой, постарше выглядит, а затем у него брови, сросшиеся на переносице, да и взгляд совсем другой – у Юрки он открытый, приветливый, а этот хмурым был. Ну и потом, Юрка бы меня тут же узнал, а этот посмотрел безразлично и всё.

     Я рассказывал, а полковник задумчиво головой кивал, приговаривая:

     - Ну да, ну да.

      - Николай, который муж Людмилы, рассказал, как он жену сумел уговорить регламент домой принести? – спросил я.

     Николай Петрович головой как-то неопределённо кивнул. Я не понял, что это означало, могло быть как "нет", так и "да". Я не стал переспрашивать, мне вдруг захотелось ту мысль, которая в моей голове давно уже застряла, до полковника донести. Поэтому я тут же продолжил.

     - Людмила мечтала, и ни от кого этого не скрывала, второго ребёнка родить. О девочке она мечтала и об этом непрерывно говорила, прямо какая-то идея фикс у неё была. А вот муж её против этого категорически возражал, говорил, что ему одного спиногрыза в семье достаточно. Так вот мне кажется, что он сделал вид, что поддался на её уговоры, но при одном условии. Он должен убедиться, что новый препарат, про который она ему явно все уши прожужжала, не вредный для здоровья её самой и того дитяти, которое на свет появиться может. Вот она на радостях, что он согласился, и принесла домой регламент. Вряд ли она сама копию писала. Ему же нужны были все подписи с печатями.

     Пока я говорил, полковник от меня глаз не отрывал. Затем хмыкнул как-то непонятно, руку мне протянул и не просто пожал, а несколько раз её потряс даже и сказал:

     - У меня к вам, Иван Александрович, совет, или скорее даже это просьба будет. Постарайтесь ни с кем на улице или в ресторане, где вы ужинать будете, в перепалку не вступать. Почувствуете, что вас на драку тянут, тут же бегите оттуда. Бегите туда, где людей много. И постарайтесь эти дни трезвым быть. Ну, а, если, что звоните сразу же, не стесняйтесь. Телефон только не потеряйте.

     Я из кармана листок, тот который он мне дал, достал и ему показал.

     Он кивнул, ещё раз мне руку потряс, повернулся и ушёл, а я на отгрузку побежал. Грузчики как раз последний поддон с привязанными к нему коробами с препаратом, разлитым по медицинским стеклянным флаконам, закупоренным пробками из специальной резины на силикованной основе и обжатые алюминиевыми колпачками, в грузовике устанавливали. Самая надёжная на тот день упаковка была. Если бы флаконы небьющимися были, то вообще сказка, а не упаковка была бы. Начальник отдела сбыта завода в машину залез, ещё раз все поддоны, а затем и коробки, стоящие на поддонах, пересчитал и отмашку сделал. Дверь закрыли, опломбировали, и машина медленно начала движение в сторону ворот. 12 числа в строгом соответствии с утверждённым сроком две партии препарата должны прибыть на главный медицинский склад Министерства Обороны СССР.   
   
     Вечером директор завода пригласил нас на ужин в ресторан "Каменный цветок". За Т.В. должны заехать без пятнадцати семь и нас туда отвезти. Договорились, что я к ней зайду минут за пятнадцать-двадцать, и мы вместе поедем.

      Привезли нас к необычному зданию круглой формы. Казалось, что взяли стеклянный цилиндр, поставили его на попа, крышей накрыли, да внутри столики разбросали, как попало, так что официантам приходилось змейкой по залу передвигаться. Но это на противоположной стороне было, а на нашей половине все столы были полукругом составлены. Я, прежде чем сесть, у стены постоял, она практически из сплошных стёкол состояла, так тоненькие полоски переплёта их разъединяли и поддерживали. Панорама изнутри на улицу открывалась прекрасная, но затем, когда все ей налюбовались и за столом разместились, официанты всю эту красоту тяжёлыми бордовыми шторами задёрнули. Наверное, сделали это, чтобы никто не пялился на то, что на улице происходит, а на сцену своё внимание больше обращал. Там оркестр устроился, и певички с певцами нас развлекать принялись.
   
     Судя по всему, ресторан этот был популярен в народе, набился он под самую завязку, я, сколько не смотрел, свободные места ни у нас за столом, ни на той половине не обнаружил. Нет, напротив нас, конечно, были столики, где парочки сидели, ну так около них всего по два стула и стояло.

      Банкет в честь запуска в производство нового перспективного кровезаменителя удался на славу. Директор не поленился и привёз в ресторан, только-только утверждённый в Министерстве промышленный регламент на производство реофера. Я смотрел на нарядно одетых людей, которых до того видел только в белых халатах и лишний раз удивлялся, как быстро можно изменить внешний вид любого человека просто-напросто, сменив ему одежду. Т.В. посадили рядом с директором. Меня тоже туда звали, но я отказался. Сел с самого края, рядом с заместителем директора по хозяйственной работе, специально, чтобы ни за кем из женщин не пришлось ухаживать. Не люблю я это – "что вам ещё предложить", да "не желаете ли вы попробовать вот это блюдо", тьфу, не по мне это. Да и разговаривать я ни с кем не хотел. В таких компаниях, где каждой твари было по паре, почти как на библейском ковчеге, я любил тихонько сидеть и наблюдать, как по мере того как люди прикладывались к бокалам, так назовём это деяние, постепенно с многих сползала воспитанность и интеллигентность, появлялась распущенность вначале в словах, а затем и в действиях. Больше всего меня поражало, как вроде бы нормальные люди превращались, если не в буквальном смысле в свиней, то уж в переносном абсолютно точно.

     А кроме того я всегда любил вкусно поесть, грешен человек, если это, конечно, грехом является. Еды было много, и вся она была на 5 с плюсом. Я быстренько захватил тарелку с тоненько нарезанной красной рыбкой и всю её съел, после чего переключился на грибные блюда. Пить совсем не хотелось, организм никак не мог отойти от круиза, но пару обязательных стопок пришлось выпить. Дальше я только поднимал стопку с уже нагревшейся зубровкой, чокался, подносил её ко рту и делал вид, что пью, а, когда вся пустая посуда оказывалась на столе, быстренько наполнял её заново.      

     Начались танцы. Я танцевать с детства не любил, да и не умел совсем. Хотя так как танцует современная молодёжь учиться даже не нужно. Дергайся, как припадочный, а все будут говорить, как здорово ты танцевать навострился. Но, чтобы меня дамы, не только наши, но и с противоположной стороны, не приглашали, стал всё чаще, как только начинала звучать плясовая, выходить покурить. В курилке стояла целая толпа таких же, как я любителей танцев. Народ расходился всё больше и больше, и мне всё чаще и чаще приходилось скрываться в курилке. Сильнее всего я боялся, что пропущу тот момент, когда начальство встанет и на выход направится. К счастью я сидел за столом и как почувствовал, что надо в сторону Т.В. посмотреть. Она действительно на меня глядела и знак подала, что пора и честь знать. Директор встал вместе с ней, я к ним присоединился в гардеробе.

     Мишина стояла у подъезда, вначале высадили Тамару Викторовну, затем довезли меня, и директор направился к себе домой. Перед стойкой администратора никто из посторонних не толпился. Я перебросился несколькими словами с дежурившей Михайлиной Власовной, самой молодой, а может просто выглядевшей моложавей других из всех администраторш гостиницы и отправился к себе в номер. Дверь открыл очень быстро и тут же отскочил в сторону, вдруг меня там ждут. Но никто выскакивать оттуда не стал, я успокоился и зашёл в комнату. Там действительно было совершенно пусто.   

     "Вот ведь начитался, да насмотрелся всякой детективщины, теперь чёрте знает, что казаться будет", - подумал я и пошёл к окну, задёрнуть штору. "Здесь продаётся славянский шкаф? - сам собой всплыл в памяти старый анекдот, - ошиблись адресом. Шпион живёт этажом выше". Я даже усмехнуться успел, но затем машинально посмотрел вниз на улицу. Под окном стоял, задрав голову вверх, мой брат Юрка. Вернее, это, конечно, был человек с фотографии, но сверху он ещё больше на моего брата был похож.

     Я ключ от номера в руку схватил, но дверь запирать не стал, решил время на это никому не нужное дело не тратить. Молнией вниз буквально слетел, через ступеньки перепрыгивая, и попросил разрешения позвонить в город, причём из их каморки. Михайлина Власовна нисколько не удивилась, наверное, многие не любят, когда их пусть даже не специально могут подслушать. Бумажка, которую мне дал полковник, нашлась в кармане, и я безо всякой надежды накрутил шесть цифр. К моему изумлению трубку сняли моментально, как будто сидели и дожидаться отчаялись, когда же я позвоню.

    Услышав безликий голос, я выпалил, как будто от того, как быстро я это произнесу, что-то зависело:

    - Петровича попросите, пожалуйста.

    - Минутку, - теперь голос стал деловым и тут же раздался знакомый голос полковника:

    - Слушаю вас Иван Александрович.

    Я не стал удивляться тому, что он в такое неурочное время сидит на работе, да вообще эта мысль мне в голову пришла, только когда я трубку на аппарат положил. А в тот момент я был, как говорится, на взводе и в голове у меня крутилась лишь одна мысль:

    "Вошёл незнакомец в гостиницу или ещё на улице отирается?", поэтому я стоял, прижав трубку к уху, и молчал.

     - Иван Александрович, успокойтесь. Скажите, вы из гостиницы звоните? - полковник спросил и замолчал.

     Он молчал, и я молчал, потом скорее просипел, нежели произнёс:

     - Да.

     - Вы его, где заметили? Уже в гостинице или по дороге?

     Во рту у меня всё пересохло, я постарался слюной его смочить, а затем ещё раз просипел:

    - Я уже в номере был, к окну подошёл, вниз посмотрел, а там он стоял, голову задрав, и на меня снизу смотрел. Я вниз сбежал и от администратора вам звоню.

     - Иван Александрович, не волнуйтесь так, оперативная группа уже выехала, будет у вас минут через пять, максимум десять. Вы около администратора не стойте, к ней в подсобку забейтесь и спрячьтесь где-нибудь. Посидите там, в темноте, а администратора предупредите, что, если вас будут спрашивать, то вы наверху. Как вернулись, так там и находитесь. Ясно?

    Я головой кивнул, как будто он увидеть мог, но он, по-видимому, это почувствовал, поскольку сказал:

     - Ну и ладушки.

      Почему-то эти его "ладушки" меня почти совсем успокоили, и я даже почувствовал, что улыбаюсь.

     - Хорошо, Николай Петрович.

     Я трубку осторожно на стол положил и к щёлке прижался, в холле было пусто:

     - Михайлина Власовна, - тихонько позвал я, - подойдите сюда, пожалуйста.

     - Тебе, что нужно, Ванюша, - громко откликнулась она, продолжая вязать, сидя на стуле. 

     Сколько я её помню, она всегда с вязанием в руках была. Подрабатывала, наверное.

     - Вы сюда подойдите, только не шумите, - опять почти прошептал я.

     Услышав, как отъехал назад стул, я приоткрыл дверь чуть шире и увидел встревоженное лицо дежурной.

    - Ванюша, случилось, что?

    - Пока нет, но может случиться. Если меня спросят, отвечайте, что я, как в номер свой поднялся, так вниз ни разу не спускался. Ясно?

     Смотрю, она такой серьёзной стала и головой закивала быстро-быстро.

     - А я пока у вас здесь посижу.

     Я только и успел всё это проговорить, а Михайлина в сторону входной двери повернулась, как она, дверь эта, открываться начала. Мне показалось, что она медленно-медленно открывается, как при замедленной съёмке. Хотя на самом деле открылась она нормально, но знаете, когда человек на взводе, вот как я в ту минуту был, говорят, он даже может увидеть, как пуля к нему приближается и тоже медленно-медленно. В общем, дверь открылась, и в гостиницу вошёл тот самый, на моего брата похожий. Вошёл, вид растерянный, какой-то такой, что человека пожалеть тянет, в руках небольшой чемодан, по виду достаточно тяжёлый, вон как руку оттянул, да и сам человек скособоченным каким-то выглядит.
 
     "Откуда он у него взялся, - мелькнула мысль, там внизу он же без чемодана был?"

     А он к стойке направился, из-за которой Михайлина Власовна, как будто спрятавшись, выглядывала, одна голова только и видна была.

     - Простите, а у вас местечка переночевать не найдётся? - таким просящим голосом он к ней обратился, что куда там.

     - На одну ночь только, а завтра с самого утра я вас покину, - добавил он очень быстро, так, что она даже на его просьбу отреагировать не успела.

     - Это вы меня простите, - сказала эта добрая душа, - но ни одного местечка не осталось.

     Мне уж сколько раз наблюдать такие сцены в этой гостинице приходилось. Всех администраторов в такой ситуации заставал. Так вот нынешняя, Михайлина Власовна, которая, самой жалостливой изо всех была. Отказывала, а у самой слёзы на глаза накатывались. Мне всегда казалось, что вот-вот и закапают они. Сейчас ровно та же картина. Вот так со стороны посмотришь – обоих жалко, и этого, который с чемоданом его совсем перекосившим, и её – со слезами на глазах.

     - А у меня в этой гостинице приятель остановился, - продолжил незнакомец, ещё более жалостливым голосом, - может у него в номере я смогу на раскладушке пристроиться?

     Я его слушал, и все мои страхи куда-то пропали. Вид, да и голос его, меня настолько разжалобили, что я чуть не выскочил из своего укрытия, предложить захотел в моём номере переночевать, а потом подумал:

     "А ведь под приятелем он меня имел в виду", - и тут же страх меня вновь охватил, да такой липкий. У меня майка с рубашкой к спине сразу же, как приклеились. Жуть какая-то, со мной до того такого никогда не было. Все другие мысли мою голову покинули, одна только, как муха о стекло бьётся, лишь бы Михайлину он не разжалобил, лишь бы Михайлину он не разжалобил.

    Но гляжу, она как Деточкин в "Берегись автомобиля", помните эту сцену, когда инспектор, которого Жжёнов играет, его догнал, а у мотоцикла мотор вновь заглох. Инспектор и попросил Деточкина, помоги, мол, как в прошлый раз, а тот губы поджал и головой из стороны в сторону мотать принялся. Вот и Михайлина точно также и губы поджала и головой замотала:

     - Не положено это, - и всё тут.

     Незнакомец ещё что-то хотел сказать, но тут в гостиницу пьяный какой-то ввалился. Видок у него тот ещё был, шапка набекрень, с пальто его даже вода на пол капала. Где только лужу нашёл, на улице вроде сухо? 

    - Мать, - это он к Михайлине совершенно пьяным голосом обратился.

     Только рот открыл, как по всему холлу такое амбре разнеслось, что даже закусить захотелось. А он вновь слово "мать" употребил, и лишь потом говорить начал:

     - Меня моя из дома выгнала, пусти переночевать, - и по карманам руками лазать начал, приговаривая:

     - У меня деньги есть, ты не думай.

     Все вокруг замерли. И незнакомец этот с чемоданом, который его вдруг перестал к земле притягивать. Выпрямился он и совсем нормально на этого пьяного смотреть стал. И Михайлина Власовна, эта жалостливая особа, тоже замерла, лишь руки у неё начали в сторону разводиться, как в дверь с криком какая-то фурия в женском обличие ворвалась:

    - Вот ты где, пьянь подзаборная? – и к этому пьяному подскочила, но как-то так получилось, что незнакомец между ними оказался. А дальше вообще непонятное произошло. Они оба - и пьяный, и женщина эта к нему как бы прижались, у него чемодан с тихим стуком на пол выпал, а руки за спиной скрученными оказались. И тут Михайлина, наконец свои руки в стороны развела.

     Вся эта сцена с десяток секунд, наверное, продолжалась, а мне показалось, что очень долго длилась.

     В гостиницу ещё какие-то люди ворвались, незнакомца окружили, один буквально несколькими движениями его всего ощупал, и вся эта ватага, с незнакомцем, пьяным и фурией гостиницу покинула, а вместо них полковник туда, как вкатился. В ту минуту он уже не толстячком мне показался, а шариком ртути, настолько быстрым и подвижным был:

     - Иван Александрович, где ты там, мил человек? – окликнул он меня, - вылезай на свет божий. Всё закончилось. Взяли мы его.

     Он за стойку и было к двери в подсобку покатился, но я оттуда сам вышел. Наверное, видок у меня тот ещё был, поскольку Михайлина вновь руками всплеснула, на этот раз это быстро произошло, время опять нормально течь стало.

     - Чайку нам обоим сделайте, пожалуйста, а мы пока в номер поднимемся, - полковник подхватил меня под руку, к лифту подтащил, поскольку у меня ноги двигаться отказались, до номера довёл и дверь открыл. Она незапертой так и простояла всё то время. Я ведь её запереть не успел, ключ из моих рук выпал и на полу в комнате валялся. Николай Петрович нагнулся, ключ с пола поднял, меня до кровати довёл и на неё усадил.

     - Ну, сейчас нам чаю горячего принесут, мы его с тобой попьём потихоньку, не спеша, спешка уже закончилась, а потом поговорим немного. Мне ещё пару вопросов задать придётся, - он всё это приговаривал, пока своё массивное тело на стул пристраивал.

     - Какой захват провели, - вдруг восторженным голосом, как запел он, - всем захватам захват, его в учебники включить надобно. Никто ведь ничего понять не успел, а птичка уже в клетке. Нет, какой захват, - и он принялся головой из стороны в сторону водить.

     - Мы его долго поймать не могли. Он прямо мимикрировать умел. Всё нормальный человек. Ведём его, он естественно это понимает и не дёргается, но наступает нужный ему момент, и он исчезает. Представляешь, - и в подтверждение даже себя по коленям хлопнул, - однажды в аптеку зашёл, помещение маленькое, деться там некуда. Наши и расслабились. Нет, чёрный ход тоже перекрыли, об этом не забыли. Сидят ждут. Долго ждали, потом зайти решили, а там его нет.

     Он замолчал было, а потом ко мне подался весь:

     - Нет, вот ты умный человек, скажи, как из малюсенькой аптеки можно выйти, чтобы тебя не заметили? Вот, я и говорю, что он профессионал высочайшего уровня. Любопытно, что он немец, восточный притом. Фамилия у него знаешь какая? – он на меня уставился, а я, что? Не знаю я, какая у него фамилия, вот и взялся в молчанку играть.

     Первым он не выдержал:

     - Вайс, вот какая у него фамилия. Помнишь, откуда нам всем эта фамилия знакома должна быть?

     Я головой кивнул:

     - "Щит и меч"

     - Вот-вот, "Щит и меч". Мы даже решили, что это псевдоним он такой взял, а оказалось, что это его настоящая фамилия. Вайс, - задумчиво повторил он, - только в кино он советский разведчик, а в жизни, вишь, против нас играть задумал.

     Николай Петрович помолчал немного и вновь говорить принялся. Наверное, накипело у него очень, вот он на мне и решил отыграться:

     - Понимаешь, Иван Александрович. Он ведь не только ради вас в Минск приехал. Он сразу вокруг трёх или даже четырёх организаций крутиться принялся. Все эти организации новую военную технику осваивали, и ему удалось в паре моментов нас начисто переиграть. Вот ты сказал, промышленный шпионаж, - переключился он на другую тему, - а ведь это пострашнее, чем обычный промышленный шпионаж, к которому все уже привычны стали. Речь идёт не о новой заколке для волос, а о безопасности страны в это далеко нелёгкое время.

     - Да, - он потёр руку об руку, - столько профессионалов против него не устояло, а прокололся он на "фармацевте", ты уж прости, ты у нас под таким кодовым названием проходишь.

     Он вскочил со стула, легко так вскочил, как мячик, и к окну подбежал. Вниз посмотрел и ко мне повернулся:

     - Слушай, говоришь память у тебя зрительная никуда не годная, а с такой высоты сумел его разглядеть. Как это тебе удалось?

     - Так он на Юрку, - растерянно сказал я, - брата моего похож, я его ни с кем спутать не могу.    

     - Да, такое, конечно, даже он предусмотреть не мог, - покачал головой полковник.

     Выговорился, наверное, Николай Петрович, вот и задумался, да замолчал. Я тоже молчал, у меня ещё всё внутри колотилось, дышать было тяжело, что уж там о разговорах говорить. Тут, Михайлина Власовна вовремя так с чаем поднялась. Я какой-то стук услышал, на неё посмотрел, а она белая вся стоит и руки у неё дрожат, вот стаканы с ложками и начали трястись, постукивая.
   
     - Вот, - сказала она, хотела ещё что-то добавить, но не стала, а повернулась и дверь за собой с той стороны аккуратно так, без стука, прикрыла.

     А я подумал:

     "Не зря Михайлина слово "вот" произнесла, вот теперь у неё тем для разговоров с подругами будет на всю оставшуюся жизнь". 

     Смотрю, тем временим полковник оживать начал. За чаем потянулся, взял в руку стакан горячего чая и начал его прихлёбывать. Я тоже пару маленьких глоточков сделал, для меня он ещё очень горячим был.

     - Знаешь, Иван Александрович, - начал полковник, - у нас ведь на него ничего нет. Ваша Михальчук всё испортила. Взяли бы его при передаче, судить имели бы право, а так… Завтра консул их примчится с документами подтверждающими, что у господина Вайса дипломатическая прикрышка имеется, и мы его выдворим из страны. Вот и всё чем закончится эта история. Кое-кому по шапке у нас дадут, буду надеяться, что шапка не моей окажется, и снова тишь, да гладь, - и он снова задумался.

     - Николай Петрович, - я тоже уже в себя приходить начал, - но ведь Николай имеется, он может всё подтвердить, и то, что его жена под его сильным нажимом, в сочетании с шантажом, вынесла с работы документацию, на которой стоит гриф, пусть и "Для служебного пользования", но всё равно это гриф, и то, что он эту документацию от руки переписал и подготовил для передачи шпиону, будем называть вещи своими именами.

     - Так это конечно так, но только для нас это может быть и будет являться аргументом, а они станут утверждать, что этот Николай всё придумал и всё. Придётся вверх руки поднять.

     - Ну, а Людмила, которая Михальчук? Её показания я имею в виду, - я решил эту тему до конца добить, - она же, наверное, не совсем свихнулась. Она-то может всю историю с похищением технологического регламента и его превращения в рукописную копию, описать. Да рассказать причину, по которой её муженёк на предательство Родины пошёл.

     - Ты-то сам, милый мой, знаешь, чем его Вайс купил? – с улыбкой спросил меня полковник.

     Я над этой темой немного подумал, времени хватило, пока я на банкете сидел. Не всё же время желудок набивать, поэтому я, не раздумывая, ответил:

     - Думается, он ему новую машину предложил. За машину, как я из Людмилиных рассказов, понял, её муженёк мать родную был готов продать.

     Полковник только головой кивнул, а на словах добавил:

     - Тебя бы, Иван Александрович, в наш аналитический центр. Действительно, он ему "Волгу" пообещал, ту самую, на которой по городу ездил. Николай, как это услышал, сразу согласился. Он даже не стал задумываться, каким образом переоформлять машину на себя станет. Не стал даже документы на машину смотреть. А мы, когда машину нашли, обнаружили, что там всё поддельное: и свидетельство о регистрации, и номер двигателя перебит, а сама машина уже несколько месяцев в угоне числится.

     И полковник голову вниз опустил и задумался. 
 
     - Да, ситуация, - пробормотал я, еле слышно, но он услышал и вновь оживился, по-видимому, такие вот переходы для него были характерны:

      - А всё же хорошо, что мы его взяли. Не будет он у нас под ногами путаться. Если решат, кого наградить, то моё мнение ты один заслужил эту награду. Память зрительная у него, видишь ли, поганая, - засмеялся он вдруг, встал и по моей руке своей хлопнул.   

     - Ладно, это всё лирика. А вот подумайте, мил человек, и скажите, смогут наши друзья за океаном быстро воспроизвести вашу технологию?
 
     - Думаю, что особого труда для этого не понадобится. Просто придётся поперебирать различные температурные режимы, вот и всё. Здесь ничего сложного нет. У меня на это много времени ушло, потому, что, прежде всего особой спешки не было, а во-вторых, мне пришлось много времени потратить на различные другие дела. Я же в лаборатории один-одинёшенек технологическими вопросами занимаюсь. Хотя сейчас, когда всё завершено, может всё совсем простым кажется. Трудно за кого-то предполагать, но всё равно я уверен, у профессионалов это много времени не займёт.   

      - Вы, когда в столицу решили возвращаться? – поинтересовался он у меня.

      - На завтрашний фирменный у нас билеты, вагон СВ.

      - Хорошо, - кивнул он головой, - если что новое придумаешь или вспомнишь, знай, Петрович завсегда на линии. Звони, не стесняйся, всегда буду рад твой голос услышать.

      Он залпом допил чай, пожал мне руку и выкатился за дверь. Я услышал только, как язычок замка щелкнул, и наступила тишина. А я спать завалился, устал что-то.

     Весь следующий день мы на заводе провели. С утра начальство совещание в кабинете директора устроила. Всех собрала, кто хоть какое малейшее отношение к производству продукта имел. Рабочих, естественно, не тронули, а вот ИТР и лаборантов всех пригласили.

     Т.В. на директорское кресло уселась и начала итоги подводить. Память у неё, надо отдать должное, я уж какой раз удивиться успел, понимаю, что остальные думали, кто первый раз на подобном разборе полётов оказался. Все крупные и даже мелкие огрехи припомнила, всех по именам назвала, кого отметить надумала. В общем, всё, как говорится, по полочкам разложила и закончила на вполне оптимистичной ноте:

     - Впереди у нас новый кровезаменитель. Иван Александрович рукава засучит и быстренько полупромышленный регламент докончит. Думаю, что через месяц-другой он снова сюда приедет и снова наступят бессонные ночи, - тут она улыбнулась, что на моей памяти по пальцам можно пересчитать и завершила совсем не так оптимистично:

     - О бдительности тоже попрошу не забывать.

     Вечером, когда мы уже ехали, я ей в красках, не красках, но достаточно подробно рассказал всё, что вчера после банкета произошло. Она молча слушала, лишь головой в конце покачала, затем со своей полки привстала, руку ко мне протянула и пару раз по голове погладила.