История с хорошим началом и концом

  Глава первая. Умелов философствует.

Умелов сидел вечером в пятницу за столом, в своем доме, и, опрокинув уже несколько стопочек, наконец, откис и расслабился.
- Жизнь, в общем-то, простая штука, - рассуждал расслабленный Умелов, - настолько она проста в своих законах, что даже странно, что я, Умелов, один из немногих людей, кто это самое понимает. Казалось бы, что тут вообще понимать? Всё итак понятно. Надо маслать. Трудиться с утра до ночи, тогда и результат произойдет. Но трудиться надо с умом. Потому что если будешь только кирпич класть, то результат тоже произойдет, но не очень желаемый. Грыжа произойдет или инфаркт. Трудиться с умом надо. Вкалывать и смекать. Вот и вся штука. Вкалывать и смекать.
Умелов замолк в себе на пару минут, отдавшись неге, оценил внутренне, что эта нега может быть и понежистей и налил себе еще в рюмку. Выпил, закусил бужениной, откинулся и уложил руки на живот.
- В чем человек заблуждается? – Продолжал Умелов свою философию, - В том, что все усложняет. Что? Всё! Любовь, для примеру взять. Какие тут сложности? Зачем страсти? К чему драматизм? Друг друга сперва заласкивают, извиняюсь, до дыр аж, словами хорошими сыплют, как конфеттёй из хлопушки. Избалуются этим всем, а потом начинается драма! Изводят ревностью, скандалят и всякое вроде того. И опять сыплют словами, только уже плохими, претензиями всякими. Ты то, я это. А то еще вот наоборот… Или она его ножичком чикнет, или он ее из окна. А все почему? Потому что усложняют. А тут, между прочим, все очень легко. Любовь и должна быть только на словах. Тогда и произносить легче, не защемит в груди и воздух не перехватит, и жить хорошо. Но, самое главное – никакой, значит, драмы или полетов в окно. «Дорогой, шубу! – Да, дорогая!». Вот и весь разговор. Краткость – мать гения. Так вроде говорят. Или вот еще «На, вот, любимая, тебе подарочный сертификат, сходи-ка ты завтра в спа». А сам в баню с девками. Тоже надо. Укрепляет, так сказать, супружескую связь. Ну а если и это не помогает (говорят, что бывает и так), то развелся и опять хорошо. Все довольны.
Умелов поймал себя на том, что говорит все вслух, и, хоть и признавал минуту назад, что разводиться ему не проблема, все же маленечко струхнул от мысли, что жена могла и услышать. Потому что, так сказать, в теории именно вот в такие моменты все усложняется, а жить надо проще. Он огляделся, наклонил голову ухом в сторону лестницы на второй этаж, где спальня и посидел тихонечко, опасаясь прилёта сверху. Вроде, все спокойно.
- Так о чем, значит, я? – Возвращал себя Умелов обратно к сбившейся на мгновенье мысли. - Ах да! Любовь! Тут вообще все ясно и легко. Пускать эту заразу в себя – гиблое дело. Сам-то я, Бог миловал, никогда оной не ощущал, но по другим видно, что одни глупости из-за любви. Вот случай, к примеру, вспомнился. То ли рассказывал кто, то ли по телевизору в ток-шоу мусолили, но – не суть. Влюбились, значит, оба. Но родители ихние, как бы, не в восторге, даже наоборот - против. Так вот она решила всех перехитрить и выпила снотворное, да не простое, а какое-то особое, что прям от мертвой не отличить. Так вот, парень еёный почему-то был не в теме этого замысла. Увидел ее мертвехонькой, огорчился нимало и покончил с собой, дурень, выпив не то стрихнина, не то мышьяку - Умелов точно не помнил, главное – отравился пацан. А она, эта девица, очнулась через период, и с ней та же истерика – возлюбленный-то того. Готов. Ну и она, недолго, так сказал, без оного. Зарезалась. Это что? Нормально вообще? А ведь могли б жить и жить, если б не любовь ихняя!
Умелов тяжело вздохнул, но не от печали по несчастным возлюбленным, а от полного живота, рыгнул маленько – полегчало - и продолжал:
- Так что любви кто избежал – тот и счастлив. Как я, например. Любовь – она дуракам в назиданье, мол, не трогайте, и будет порядок. Но нет, любопытство обуевает, лезут на рожон, вкушают запретного плода. Ну и черт с ними! Из-за таких вот, как эти, балбесов, ему, Умелову, - Умелов нередко, особенно в подпитье, размышлял о себе в третьем лице, - легче живется – потому как он умеет на чужих примерах учиться. Неспроста, между прочим, и фамилия у него говорящая. А всего-то и надо – глупость людей наблюдать и держаться от этой глупости подальше.
Но разве же только любовь – глупость? Нет! Все в жизни хоть и очень просто, но не настолько же. Вот еще она проблема на задницу – дружба. Что это еще за чепуха? Кому понадобилась, и зачем вообще вокруг ентой самой дружбы сопли разводить? Книги про нее, рассказы всякие, ох как хорошо там все представлено, ну обзавидуешься друзьям. Да только это все ложь и обманка – опять же для тех, кто понимать в этой жизни отказывается. Ведь дружба – это вообще, когда? А это когда у твоего приятеля радиатор потек, и надо ехать – тащить его на буксире. Зачем мне эта дружба? Если у меня радиатор потечет – я уж как-нибудь без друзей проблему решу. И куда эффективней! Когда друзей нет – и проблем никаких нет, и никого не жалко. Да вот, хотя бы, история, произошла вроде даже с чьим-то знакомым - дантистом, даже, как будто, что тут, недалеко. Друг на него какую-то клевету настрочил, потому как на его женщину глаз положил, а так как дело было еще в позднем сэсэсэре, то дантисту этому впаяли двадцатку. Ну, он четырнадцать лет отсидел, досрочно освободился. Такие они, друзья. Так что пример – что надо. И о дружбе, и о любви разом. Да что вообще за примерами к чужим обращаться? Недавно один на работе, наверное, тоже за дружбу качал. Пили вместе не раз. Делился всяким, мысли крамольные излагал. Босса критиковал. А Умелов его – того, сдал. От себя тож кой-чё добавил – для уверенности. Выгнали с волчьим билетом – теперь или грузчиком или баранку крутить. А был бы он на самом деле друг, что тогда? Еще бы домой с претензиями явился. Кому оно надо? Умелов и домой-то никого не зовет, от греха, чтоб не дай Бог, не подумал кто, что они друзья. А если пить в компании – так жена на что? У ней вон подруги, у тех мужья – вот и компания к ему под распитье. Дружба тут с его стороны не потребна – оно и хорошо.   
А что до того олуха, какого из-за его откровенностей выперли с работы – это ему в назидание от Умелова, так сказать, урок, потом еще спасибо скажет. Расслабляться – ни-ни. В дружбу верить, дорожить ею. Если бы не Умелов, потом еще не так бы аукнулось. Как с тем дантистом даже могло выйти или вообще похуже. А тут, глядишь, происшедшее охватит анализом – да и к участи грузчика применится да будет жить.
Это же мудрость, которую не всякому усвоить под силу: сам не оболжешь, тебя оболгут все равно. Так что надо торопиться. Смекать. С утра до ночи надо смекать. Кто тебе мешает, и кто полезен. А не влюбляться и драмы переживать, или таскать друзей на буксире. Идиоты. Тратят жизнь на пустое. Как будто у них десять их, этих жизней. Можно провлюбляться целую одну или даже две, и еще вот на друзей сколько-нибудь потратить, выручать их всех постоянно, делать вид, что переживаешь за них, слова подбирать, когда у того ребенок с простудой сляжет или, там, лоб расшибет. Нет, это все расточительность и незрелость. Это только в детстве дозволялось, по недоумству, так жизнь расточать. Целый день строишь из песка домик, с таким рвением тягаешь ведерком песочек из кучи, водичку прешь из колонки, что у соседской избы, а домик твой этот, на какой столько сил и старания, ночью кобели вперемежку метить начнут, да развалят. Но то дети! А иные взрослые, которые те же дети, никак не умеют взрослеть.
Смекать. Смекать. - Умелов клюнул было носом, успел увидеть образ того домика песчаного из далекого детства, своих дружков закадычных, что жили по соседству, даже как будто почуял что-то, ветерок по загривку, наполненный сельскими запахами, где и яблони, и свежая вечерняя хмарь. Еще вот пахнуло грязью из лужи, которую расковырял палкой зачем-то, и лошадь ржала в его мимолетном виденье… Всхрапнул, встрепенулся. Опять себе подлил. - Смекать! – Возобновился он с прерванного. – И с утра до ночи вкалывать. Всё ведь так просто, если ерундой не усложнять. Тогда и уставать будешь меньше морально. А если устанешь к концу недели – обязательно пить. Отдыхать надо. Вкалывать, пока шары на лоб не полезут, но как полезли – выпить, отдохнуть. Поесть от пуза. Женщину обласкать. Выспаться. На то выходные есть. Отпуск есть.
Послевкусие виденья из детства слегка озадачило и перенастроило Умелова на какой-то ему не очень свойственный лад, он напрягся всем телом и вздрогнул, будто, как та лошадь мух, хотел смахнуть с себя остатки невесть откуда пожаловавшего чувства. Решил, что прерванное рассуждение пойдет на пользу.
- Где еще люди все время себе проблему выдумывают? Деньги. Вечно жалуются, мало им, потом ночей не спят, какие-то курсы осваивают зачем-то. Да просто много хотят! И денег, и любовь с драмой, и с друзьями дружить. Выручать их все время. Таскать на буксире. Нет, так не бывает. Как и работы хреновой тоже не бывает, если ее с умом, так сказать, исполнять. А будешь с умом, то и сертификаты не понадобятся никакие, Вот. Вкалывай, себе, получается, с умом, пока, значит, шары на лоб, а потом отдохни. Можешь себе позволить. Ведь если вкалывал, то и заколотил. Деньгу, в смысле! В Турцию махни, попей там вдосталь, пузень отогрей.
- Так что, - продолжал наш герой после маленькой паузы, какая заполнилась подливанием себе в рюмочку, отпитием из нее половиночки и кусанием и жеванием, а также вздыханием и секундным всхрапыванием, еще жуя, - отдыхать тоже надо, смекаючи. А не искать что-то, чего и на свете нет. Так? Так! Или вот еще (придумают тоже) себя искать! Умелов себя не теряет, а потому и искать не приходится! Потому как, если избежишь любви этой треклятой, да дружбу не станешь водить, то и потерять себя шансов ноль. А если не потерялся, то и тратить годы на поиск обратный не нужно. Экономия жизни!
Однако, Умелов слабел. Морфей уже вовсю обретал над ним власть, и сознание Умелова, то ли как акт противления сну, то ли автоматически еще минут тридцать выдавало лишь три слова-команды: «Смекать!.. Вкалывать!.. Отдыхать!..» - когда в какой последовательности, а рот едва-едва слышно бормотал это вслух, и на ткани реальности явственно проступали образы и какие-то три лица, имеющие почему-то странные имена: одного звали Вкалывать, второго – Смекать, ну а третьего – сами знаете - Отдыхать. Они поочередно приближались, одобрительно похлопывая Умелова по плечу и затем менялись местами, а Умелов почтительно называл всякого из них каждый раз по имени…

  Глава вторая. Умелов запускает бизнес.

Читатель уже имел удовольствие убедиться мудрости нашего героя и его необычайному уму, и наверняка интересуется, кто он вообще таков, и чего вообще в жизни добился значимого, если так хорошо и здраво рассуждать горазд. Уж не миллионер ли часом? Или большой какой чин может быть.
Нет, герой наш пока что никакой еще не миллионер и тем более не чиновник высокого порядка, но не спешите, читатель, разочаровываться. Потому что он на этот пути уже значительную часть дороги осилил, возможно, что процентов семьдесят пять или вообще три четверти.
Было Умелову без малого пятьдесят, и больше пятнадцати лет он работал у Николая Петровича. В силу означенных им самим этих основных законов жизни дорос до первого заместителя. Вкалывал непрерывно. Соображал постоянно. А по вечерам пятницы жестко отдыхал. Последние лет пять, как следует освоившись в должности, стал он исповедовать стратегию крупной рыбы в пруду, задача которой сожрать всех помельче, пока они не успели дорасти до размеров, достаточных, чтобы если не сожрать его самого, то хотя бы неприятно куснуть. Все, у кого Умелов замечал растущие зубы и крепчающие челюсти, были им тотчас дискредитированы. Методика этого процесса являлась авторским изобретением его самого, чем он несказанно гордился.
Сводилась она к следующему: затевает кто-то с ним прения, он тотчас к шефу на прием. И ставит вопрос, дескать, ходатайствую, отец наш и покровитель, о сложении полномочий с зарвавшегося этого жулика. Николай Петрович сперва даже вопросов не задавал, вольную выписывал охотно. Но на каком-то этапе будто запнулся, ощутил какую-то в этом всем странную закономерность. Даже, поговаривают, будто напрямую высказал, де, дорогой мой зам, не достаточно ли уже чисток в строю? Но Умелов за словом в карман не лез. «Воры всё, - говорит, - взяточники, и прохиндеи, каких мало. Пользуют Ваше, шеф, необъятное сердце и доброту. А мне на такое невыносимо смотреть. Вот и хлопочу, значит, посему. Но не думайте, я всё разумею, и если Вы в моих суждениях сомневаетесь, то я готов сам, так сказать…» Ну вот и все. Опять вольные пошли без вопросов.
Только у меня к Вам, читатель, просьба большая.  Вы только, пожалуйста, Умеловскую эту методику не используйте (по крайней мере, чтоб явно) – потому как она все-таки уникальная. Кто знает, может, он ее даже запатентовал. Вы сделаете так, и,  не дай Бог, у вас будут с ним какие-то тяжбы. Я ж тогда буду и виноват, что не упредил.
В общем, вскоре и для Умелова надобность в таких мерах отпала, ведь всяк понимал, что возникать – себе дороже, и, кроме хвалы, ничего другого Умелов от коллег года три уж как не слыхал.
Но, как и всему приходит конец,  близился последний час и его в этом качестве.
Нет, нет, не извольте волноваться, никто нашего мудреца не подсидел, и среда вокруг него была ну ооочень слащаво-дружеской.
Все дело тут в том, что к этому времени сделался Умелов практически полновластным руководителем группы компаний. Никто ему был не указ, и поставщики – всё институтские кореша, и замы да помощники – сплошь одни лизоблюды. А что до Глыбина – так тот ему всё доверил, за исключением малости: прибыль все ж таки по своему усмотрению распределял. И себе брал сколько хотелось. В то время как Умелову жуть как противно было за каждый миллион, так сказать, представительских расходов отчет держать. Хотелось ему и этот последний рубеж к своей полноценной свободе снять.
Решение было только одно – настала пора выписать уже самому себе вольную.
Глыбин погоревал малость, да поставил себе нового зама, так что его роль в этой истории кончается, в то время как для Умелова как раз-таки начинается четвертая четверть его восхождения к миллионерству, с чем мы его спешим поздравить и заодно выражаем свою всяческую ему поддержку, ибо приятно, когда люди растут.
Вы сейчас, читатель, ясное дело, с уважением, даже, может, с теплом проговариваете вслух, мол, почему бы и нет, такой опыт руководящей работы, да с такой головой давно пора было свое дело. Вот только б начальный капитал еще надо. Наверно, уж и затеялись переживать за Умелова, потому как средств; на развитие – самое трудное. Но не извольте волноваться сверх меры, голова у Умелова действительно светла – он обо всем позаботился загодя и подкопил – дай Бог каждому.
Заблаговременно прикупил на тещу производственную базу и заимел пару франшиз на оформленную на сестру фирму. А предприятие его, так, между делом, давно уже затесалось в список ключевых поставщиков для производства Глыбина. Дело было за малым – запустить свое производство, да наладить сбыт.
Все это Умелову казалось делом уже чуть ли не свершенным, потому как сам за себя он знал, что пахарь. И что советчики ему не нужны – тоже знал. Он сам себе советчик. Так что на замов дармоедов лишнего тратить не придется. А значит и бизнес попрет. Да и вообще, в отличие от разных других богатеев, Умелов человек скромной души, ему многого не надо. Два-три миллиона долларов в год – он был бы доволен.
Конечно, он в прошлой должности по всей совокупности кумовства и фаворитизма зарабатывал и поболе, а ему, надо сказать, на все не вполне хватало. Но там же – другое дело, расходы были: склады, оборудование, техника. А теперь-то почти все это в наличии. Так что два (а лучше три) миллиона долларов в год – самое то.
Прошло несколько месяцев. Машины и оборудование были по большей части смонтированы, производство вскоре должно быть запущено на полную мощь, по сырью тоже существовали кой-какие договоренности. О сбыте еще говорить было рано, но ситуация Умелову очень нравилась. Он, как и прежде, материл подчиненных на планерках, величая дураками, и приписывал по случаю разные им национальные принадлежности. Чуть разрез глаз узковат – значит узбек, чуть ушлый – еврей, стало быть, а если слегка загорел – значит армянин. Ну а лысый если или шепелявил, то так и говорил, лысый да шепелявый. Ко всем непременно только так и обращался – по им самим назначенной национальности, добавляя перед обращением всегда одну и ту же характеристику – ёперный. Кроме шевелявых и лысых, конечно. Потому что не звучит. Однако, к этому добавилось теперь то, что это его самого звали теперь отцом, благодетелем и даже кормильцем.
- Где этот ёперный узбек? – Бывало раскричится Умелов, и все знали, что это он Алексеича разыскивает. Звали. А как тот приходил, Умелов его уж теперь прилюдно отчитывал. – Узбек ёперный, я тебе сколько раз говорил? – Ну, и так далее, как обычно и отчитывают подчиненных. Небось, итак знаете. Сталкивались. Отчитывали. Алексеич, которому уже шестьдесят в этом году стукнет, и у которого отец белорус, а мать русская, уходил, обыкновенно, ничего, нормально – до пенсии теперь опять было далеко, поэтому не принимал близко.
Да, Умелов, конечно, молодец. Все правильно сделал, уйдя на вольные хлеба. Там его, без сомнения, все слушались, не отнять, но по глазам было видно – все-таки не первым человеком воспринимали. А теперь каждый из его конторы ему в рот заглядывал. Еще бы – ведь он сам скоро будет миллионер. Не лояльный служака, которому за исправное услужение достается кусок пожирнее, но хозяин дела, сильный мира сего. Ведь кто теперь посмеет про него худое слово сказать? Когда человек такого добился? А уж Умелов это при всяком случае, так или иначе, подчеркивал. Слава Богу, поводов предоставлялось множество.
Даже тот факт, что первые месяцы фирма была сплошь на дотациях – ох как его самолюбию потакал. Умелов охотно вынимал из кармана и давал фирме «заем». Да так, чтоб видели – это ему сущие пустяки. Сколько? Миллион? Лови, бухгалтер, пересчитай. И шел домой к жене на душевном подъеме.
Но были у Умелова особенно любимые и дорогие его сердцу моменты – это планерки в день зарплаты. Приходят к нему все к девяти, он их отматерит вволю, отдышится, а потом, когда у каждого первого уже глаза блестят покорными слезами, спрашивает, что да как. Какие хлопоты? Рассказывают, боятся, жалуются друг на друга. Склока даже какая-нибудь произойдет. Приятно. Но это все так, цветочки, потому что знал Умелов – главное удовольствие впереди. И пора уже, собственно, к нему подбираться.
- Бухгалтер, какие у нас сегодня срочные платежи?
Бухгалтер вздрагивает от неожиданности, хотя уже целый час себя настраивал, ожидая про себя услыхать. Мнется, фальцетом отстреливает:
- Сегодня зарплата, Олег Фёдрыч.
- Ох, ё!  Опять зарплата! – Как бы удивлен Умелов. - Вам, дармоедам ёперным, только бы зарплату плати! И сколько там фонд?
- Полтора, Олег Фёдрыч… - Бухгалтер тянет голову в плечи и жмурится, будто его сейчас стукнут.
- Бездельники! Пользы от вас нет, кормлю только из доброты. Но ничего, доберусь и до вас, половину посокращаю, а второй половине поурежу оклады! Полтора. На двадцать человек – это мыслимо?
В эту секунду бухгалтера всякий раз брала дрожь, потому что знал, что в этих полутора – только у него (бухгалтера), у самого Умелова, да у двух его заместителей (один из которых по странному стечению обстоятельств тоже носил фамилию Умелов) получка была выше среднего.
- Пересчитай!
Умелов швырял в бухгалтера три пачки пятитысячных одну за одной. Тот, конечно, не славливался, ронял. Подбирал трясущейся ручкой, начинал судорожно пролистывать. Сбивался. Потел. Зрелище – любо-дорого глянуть. Хоть за вход на такую планерку оплату бери – таким эпичным все кажется.
Через минуты все разбегались по своим делам, а Умелов сидел за столом и мечтательно выкуривал одну за одной сигарету. «Как же хорошо! – Повторял себе он. - А то раньше Глыбин то, Глыбин сё. Умелов – теперь и то, и сё!..»

 Глава третья. Главное – газ.

Еще месяц был позади. И еще один. И третий. Начинались первые заморозки. Умелов не одну пачку денег швырнул через пространство, и как-то этот трюк стал для него терять былую яркость. Начинал раздражать. Да и что сказать, все труднее с каждым таким зашвыриванием было изображать, что Умелову это ничего не стоит. Он подсчитывал остатки на депозитах, и ситуация переходила в волнительную стадию. Сон стал пропадать. Появились запоры. Такими темпами ему что? скоро придется себя ограничивать? Это дело? Еще не хватало, чтоб Умелов на себе экономил. Он, между прочим, уже лет десять как позабыл, что это значит, на себе экономить.
Производство было запущено, но все как-то через одно место. Станки все время вставали, и процесс ну никак не отлаживался. Вроде, поставки сырья ритмичные, а вот с технологией что-то не то. И брака хватало, и простоев… Каждый друг на друга вину перекладывал, так что Умелов ввел в обиход обращение еще сколько-то национальностей (все, какие знал), а кому не хватило – звал просто хреном. Но и это не помогало. Умелов знал за себя, что, если дело касается организовать людей – он и только он настоящий гений. Никого не пощадит. Так что, когда все устаканится – начнет чистить и свой коллектив по полной программе. Оставит, само собой, одного зама (сына от первого брака) и бухгалтера. Уж больно тот трогательно трясется со страху.
Россказни всех в конторе про каждого и стукачество тоже едва ли придавали сил, ведь хорошо бы, если б они сопровождались финансовым результатом. А его все не было из-за нескончаемых переделок и отладок. Еще и газовую схему пришлось пересогласовывать… Все эти ёперные хрены!
Позвонил заместитель (который не сын):
- Олег Фёдрыч, надо поговорить. – Речитативом выпалил он.
- Тра-та-та, тра-та-та, - ругнулся на него Умелов. – Говори, не суетись.
- Встретиться надо.
- Эт ладно, встретимся… Потом… Что по газу? Пустил?
- Да вот, пускаю… - выдохнул зам.
- Сколько сегодня планируешь единиц произвести?
- Да тут вопросы кругом. Надо б в инспекцию доехать, там отметка неправильная, и еще целый ряд задач. Встретиться надо… Решение утвердить...
- Так утверждай. Ты ж целый зам! То твоя работа! Отметка. Ты… это… Пускай газ. Остальное потом.
- Нельзя потом, Олег Федрыч… Это важно.
- Ладно, настырный ты хрен лысый. К одиннадцати будь… И этому хрену очкастому скажи, пусть ко мне пол одиннадцатого зайдет. Впрочем, лучше не надо.
- Понял! – Ответил зам.
В одиннадцать Умелов встречал своего зама, уже вытаскивая куртку из гардероба, что как бы намекало, что времени тому дадут совсем чуть-чуть.
- Ну что там у тебя? – Рыкнул шеф, накинув пуховик на одно плечо, как гусар.
- Да вот, Олег Федрыч, ряд вопросов – обсудить.
- Ты что, свою должность не знаешь? За ответами ко мне приперся? Я тебе за решения деньги плачу нехилые, а ты что? – Он вперил в подшефного гневный взгляд и тот малость просел в коленках.
- Есть решения, но без Вашего затверждения не могу исполнять.
- Что с газом? – в который раз спросил Умелов.
- Пускаю… – Пожал зам плечами. – По отметке надо решение принять.
- Эт потом. – Отмахнулся шеф. – Что у тебя еще, а то мне через пять минут уезжать надо.
- Еще вот оборудование пришло негабаритное, ящик не влазит. Надо возврат и заново перезаказывать.
- Так позвони им, пусть делают быстрей!
Зам окинул взглядом обширный список вопросов, пытаясь отыскать пару самых животрепещущих. Пока пробегал, Умелов взял слово:
- Ящик, хрен с ним. Вот. Главное газ! Смотри: заморозки начинаются. Ни сегодня – завтра холода. А мы без газа. Газ надо пустить, остальное решим. Мы сейчас газ пустим, и все. Тут, там – ерунда все. Газ - это главное. Остальное – потом. Бумажки? Все решим. Это не проблема. Отметки, согласования – не вопрос. Газ – главное. Газ – вопрос. Без газа никуда. Природа! Зима скоро! Газ пустим, и все. Тогда уж и остальное будем решать. И согласования, и бумажки. Так что – газ! Газ, газ, газ…
Минуты таяли, а Умелов все никак не делал паузы, гоняя циклом всё те же самые тезисы. Его заместитель оглядел список еще раз, отыскивая уж теперь хотя бы один самый главный вопрос. Наконец, сумел вклиниться.
- Инспекция…
- Инспекция, там, сям, разрешения. Я тебе сказал - все решим! Газ! Всё, я поехал. У меня встреча.
Шеф отбыл, заместитель его еще какое-то время оставался стоять в полном недоумении, не понимая, куда ему дальше двигаться, и, главное, как. Наконец, вот светлая голова! нашел выход, который разрешил его это бремя – прыгнул в машину и умотал к любовнице. Раз кроме газа все может подождать. Дай Бог каждому такого зама, какой в любой ситуации решение сыщет.
Вот вы спросите меня, как же это, ни случилось ли чего, может, дома кто болеет, если Умелов, пахарь и умница, и вдруг – в важные вопросы вникать отказывается. Уехал.
А с чего вы вообще решили, что вопросы важные? Всякий раз в каждый пустяк погружаться – это что, хозяйское дело? На то специалисты есть. Вот хвост специалистам накрутить, застращать – это задача хозяина. А скоро зима. Холода. Сейчас газ пустят, и производство, уже, наконец, пойдет без перебоев. А у человека, встреча, вам же сказали…

  Глава четвертая. Самая темная ночь перед рассветом.

Время шло, вопросы решались. Пустили газ, согласовали отметку, оформили сертификат. Непрактично Умелов посчитал платить зарплату своему этому заместителя (который не родной), когда все согласования были позади, коли они сами, Умеловы, вполне себе справятся. Из доброты он сперва предложил тому уйти в неограниченный отпуск без содержания, намереваясь когда-нибудь найти тому задач, потому как что-то подсказывало, что не стоит на всякий терять специалиста. Но покумекал малость, собрал волю в кулак и обуздал свою к человеку привязанность. Перезвонил, уволил окончательно…
Появление бухгалтера с реестром платежей уже не просто не вызывало былого душевного подъема – что-то сжималось в груди, и кишки начинали трепыхаться, подгоняя волну туда, ниже. Самое обидное, что как не настраивал себя Умелов с утра на какую-то сумму, этот шельмец всегда подавал бумажку с итогом покрупнее. Раза в два, как отдать.
У Умелова порой даже возникали ностальгические настроения, что хорошо было тогда, раньше – приносили счета на оплату, Умелов ставил визу и еще приговаривал в приватной беседе с финансовым: «Что, мол, дрожишь? Все должно быть оплачено. Иначе – пеняй на себя!» - Но тут-то – своё! Кому попенять?
В день зарплаты тоже больше планерок не собирал, потому что приходилось отдавать частями – и это явно не внушало никому благоговейного трепета. А прошлый раз трясущейся рукой сильно не добросил до бухгалтера и одной жалкой пачки. Та плюхнулась, едва перелетев через стол, а этот дурак кинулся подбирать, да толкнул начальника цеха – тот своим грязным сапогом на пачку-то и наступил. Омерзительно! Кровные же!
Вот и сегодня Умелов потихоньку позвал бухгалтера, сняв загодя депозитные проценты с того резерва, ниже которого падать не мог.
- Ну что там? – Стараясь из последних сил демонстрировать властный тон, спросил Умелов. – Мы за прошлый месяц еще сколько должны зарплаты?
- Примерно половину, Олег Федрыч.
- На вот пятьсот. – Он положил пачку на стол. – Доотдай цеховикам. Остальные потерпят. И принеси-ка мне штатное расписание. С этим пора завязывать.
Бухгалтер как-то долго возился, но, наконец, вернулся с листочком.
- Тааак. – Умелов пробегал список раз за разом, соображал, что же делать. Как решить, кого увольнять? Вот если бы ему кто-то нахамил – тогда другое дело. А тут понять надо, полезный человек или не очень. – Саныч, у тебя помощница в штате, что она за тетка? – Переложил он проблему на бухгалтера, указывая пальцем в строку, где кассирша.
- Она мне не особо нужна, - обрадовался бухгалтер, на секунду закатив глаза. Перспектива самому распоряжаться наличностью давно ему снилась в радужных обеденных снах и фантазиях, которые он практиковал у себя в архиве. Потом спохватился, и изобразил, что трясется от страха, - Она, простите, довольно глупая. Ее зам Ваш рекомендовал, как будто. Эхем. Бывший. Это какая-то его знакомая. Они с ее мужем друзья… вроде.
- Уволить! Сегодня же!
- Хорошо. – Ответил бухгалтер, чуть не подпрыгнув. Взамен только дрыгнул ножкой. Потому что был довольно пухлый для прыжков.
- А это кто? Кадровик? Нам что, нужен кадровик? У нас двадцать пять человек в штате. Приказ в месяц написать целого специалиста держим. Куда ты смотрел? Небось, найдешь в месяц полчаса на эту мелочь!
- Ну… да... – Бухгалтер еще хлеще на вид затрусился. Пока Умелов водил пальцем дальше, бухгалтер придумывал себе плюсы от отсутствия кадровика. Но они как-то плохо придумывались. В трудовую инспекцию отчеты теперь ведь ему писать. Вот если бы… (замечтался бухгалтер). - Начальницу коммерческого отдела тоже Ваш бывший зам принимал… - Промямлил он едва слышно и на всякий случай зажмурился.
- Она на бонусной системе, да? Сколько у нее в среднем по месяцу?
- Сто двадцать… Будет… - Наврал бухгалтер, подменив премиальную выплату при плановом сбыте на среднюю, которая была вполовину меньше, и опять зажмурился. Нога дрыгалась с невообразимой частотой. Была, не была.
- Что? – Умелов жахнул карандашом по столу. – За простой обзвон? Тоже мне задача за такие деньжищи! Уволить! Я и сам буду обзванивать.
Бухгалтер подключил вторую ногу к дрожанию и потихоньку уже пританцовывал к двери, слегка раздосадованный, что продажи достались не ему. Но в голове всплыла картинка наличности в его руках и, как следствие новый ремонт в квартире, и он слегка просветлел.
- Погоди… - Придержал бухгалтера Умелов. Того тряхнула конвульсия от мысли, что шеф еще кого-то полезного уволит, и это добавит ему неоплачиваемых работ. – Ладно. Иди…
Бухгалтер бочком скользнул в дверь и побежал к туалету. От счастья подходил кипяток.

  Глава пятая. Со всех сторон позитивная

Наступили новые времена. Умелов в качестве эксперимента сделал пару звонков по сбыту сам, да так вдохновился своей продуктивностью, что уволил в итоге и ответственного за закуп. Еще через месяц та же участь постигла начальника производства, потому что выпуск в целом отладился и пошел, и как-то стало жалко платить целую зарплату за то, что итак работает. Вслед за ним сама уволилась главный технолог, ведь ей достались обязанности оного. Ленивая курица! Что там тех обязанностей, когда производство уже налажено?
Вдохновение Умелова относительно обзвонов, однако, не продлилось, потому что неожиданно закавыка вышла. Оказалось, что ответственный за закуп не только звонил и цены выяснял, как считал Умелов, он еще и мотался по базам, да рынкам, докупая всякую утварь. Эта часть его задач совсем была против шерсти Умелова, и он ее сбагрил бухгалтеру. А тот, будучи сообразительным малым, стал заодно подключаться к сбыту. Чему Умелов возражать не стал, потому что, во-первых, видел, что бухгалтер вкалывает и смекает, как некогда он сам делал, и это было отрадно, а во-вторых, что удивило, сбыт тоже не ограничивался звонками - приходилось всюду мотаться, уговаривать, для чего в том числе нередко встречаться с коммерческими директорами других компаний где-то в малолюдных местах дворах и отслюнявливать им проценты. А бухгалтер, он, как бы, сверхурочной работы не против. Тем более, вся касса ж теперь у него.
Неделя прошла, месяц, квартал, полгода. Производство теперь уже вовсю пёрло. Брака, правда, было многовато, и зачастили возвраты продукции, отчего, надо полагать, имидж тоже страдал. Но вопрос решался – на место уволенных главного технолога и начальника производства висела одна вакансия, на которую, почему-то, никто не соглашался. Даже бухгалтер, который к тому времени был, практически, как человек-оркестр, выполняя функционал трех или четырех отделов, под всеми предлогами отказывался взять эти мелкие хлопоты на себя.
То ли от нагрузок, то ли еще почему, но его ножка дрыгалась теперь и в спокойной обстановке. И все чаще подтягивалась к ней и вторая. Однако он приоделся в стильное, поменял старую недорогую машину на две новые дорогие, закончил в квартире ремонт и взял в ипотеку дом, который тоже стал ремонтировать стремительными темпами. От чего в редкие минуты, свободные от выполнения всех навалившихся на него рабочих задач часами искал в интернете новые люстры, двери и мебель. Об этом деле все знали, потому что от монитора интерьеры отражались в его огромных очках. А он не возражал – пусть знают, ведь, как говорится, неразделенное счастье хуже, чем горе.
Умелов был в целом доволен. Бухгалтер периодически стал заносить ему снятые какие-то деньжонки, что не могло не радовать. Ну и потом, бухгалтер за каждую копейку отчет держал. Всегда у него в кармане был измызганный весь листок, с по дюжине раз перечеркнутыми на нем цифрами, где тот все учитывал.  Не то, что бывший зам, от которого сводного отчета никогда не дождешься. И такой этот бухгалтер простофиля, даже прибавку себе ни разу не попросил.
Еще ходят слухи, но это не точно, что бухгалтер на подставных людей несколько фирм завел, через какие поставлял сырье, и это как-то экономило затраты. Правда, у самой конторы почему-то долги как на дрожжах выросли, и по зарплате задолженность подбиралась к двум месяцам. Но бухгалтер, все-таки, хороший человек. Он, как и все. Все без зарплаты, и он тоже. Причем, ему хуже, чем остальным – он-то, горемычный, больше четырех месяцев без получки.
Слава Богу, хоть дом вскоре отремонтировал и ипотеку закрыл, а то б тогда как же? Но больше шести месяцев долгов он не потянул – уволился, страдалец. Сказал, нашел другую работу. За границей вроде. Так что, когда проблемы начались, его и найти не смогли. Какие проблемы, спросите? Недоимки по налогам, блокировки счетов. Суды по возврату авансов.
Умелов хотел на бухгалтера уголовное дело завести, но выяснилось, что тот уже шесть месяцев, как не в штате. А отчетность уже год заверяется электронной подписью уволенного зама. Но вы не волнуйтесь за Умелова. Он кое-какую недвижимость продал, базу продал, оборудование. Расквитался с долгами. По-прежнему поставляет для производства Глыбина разное. Три миллиона долларов, правда, в месяц не поднимает, это по-прежнему в планах, так что пожелаем ему, как говорится, успехов.
Бухгалтер же, Саныч, потягивая через соломинку коктейль на пляже в Испании и созерцая закат, рассуждал: «Жизнь, в общем-то, простая штука». Отрадно, когда люди растут.
Эта история с хорошим концом…