е Через годы и Мой акцен - это книга на Аmazon и

 
                Алевтина Игнатьева 
               
            
                --- ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ---



   
         Для тех, кто заглянул на эту страницу.
     Сейчас я приготовила для издания мою книгу
     в Москве,и соединила свои две книги вместе:
     "Через годы, через расстояния" и "Мой акцент".
     В Прозе они рассположены по главам, чтобы легче читать


     P.S.
              Ответ читателю, который посоветывал перехать мне в другую
              страну. Многие мои читатели оцениваю мою повесть,мои размышления,
              сопоставляя  настоящее время в 2023 год и время, в котором я жила
              еще в СССР - это 1936-1977годы.Большая разница.Новое поколение

     Мой ответ читателю.

        Спасибо, что заглянули. Спасибо за совет. Но вы, наверно, не всю повесть
        прочитали и что-то не поняли. В 1978 году я эмигрировала.46 лет я живу в
        штатах. Уже мой поезд пришел и последняя остановка. Уже у меня здесь три
        могилы. У меня два внука. У меня обеспеченая старость. Здесь мой дом.
        Я объездила пол мира. Это была причина-мечта почему я эмигрировала.
         Много раз летала в Питер и в Москву. Мне 88 лет. Я русская и очень
        переживаю за Россию.
          А вам всего доброго и здоровья.



 
                ПЕРВАЯ КНИГА
               

      Оглавление.               
    
     1. От автора
     2. Все о Леве
     3. Переселенцы- мы эмигранты 1978г. 
     4. Это было до войны 1934-1941 годы (1 часть)
     5. Шурочка и Иосиф
     6. Марш веселых. Годы репрессий.
     7. Последний мирный день.
     8. 22 июня ровно в 4 часа.
     9. Тревога нарастала.
     10. Блокада 1 и 2 части
     11. Победа над Германией была еще впереди.
     12. Победа 1945 год. Пришла мирная жизнь.
     13. Что-то из детства.
     14. Детские воспаменания о войне.
     15. Школьные годы.
     16. Аттестат зрелости. Любовь с первого взгляда.
     17. Наивная девичья любовь.
     18. Роман окончен.               
     19. Как она вышла замуж.
     20. Борис купил автомобиль.
     21. У них родолся сын.
     22. Женя, Женчка.
     23. В Москву!В Москву! 1968-1978 г.г.(в трех частях)
               
           МОЙ АКЦЕНТ.

            ВТОРАЯ  КНИГА

     1.Москва-Вена и далее везде...       
     2.И вот мы уже заграницей.
     3.Римские каникулы.
     4.Мой адрес:НЬЮ-ЙОРК,США.
     5.Три волны эмиграции плюс четвертая волна
     6.Заселение «русскими» большого Нью-Йорка 
     7."I will survive, I will survive"
     8. Толстовский фонд.               
     9. Моя первая работа в Америке.            
     10.“English – second language”   
     11.Борис Сичкин в Америке.               
     12.Наша серебреная свадьба на Брайтон Бич 1982г.               
     13.Они домовладельцы          
     14.Отдых, Флорида               
     15.Борис Супер работает у Сэма Кислина 1979-1982г.г.
     16.Открываем магазин в Манхэттене 1982 г.            
     17.Мама
     18.Америка. Ее достоинства и недостатки               
     19.Американские школы и колледжи
     20.Насколько опасно быть студентом в США.
     21.Мои внуки: Джошуа и Оливер Супер.
     22.Что происходит в Америке?             
     23.Парад гордости   
     24 Уроки истории. Рабство и крепостничество
     25.Дональд Трамп               
               
              РАССКАЗЫ
               
     1. Венский  вальс               
     2. Повесть Виктория               
     3. Неожиданность               
     4. Деревенская свадьба
     5. Внебрачная дочь Бориса
     6. Как она изменила мужу.
     7. Знакомтесь Сергей Довлатов
        Жизнь Сергея Довлатова в Таллине.               
     8. Константин Кузьминский 
     9.  Тоска желаний
     10. Приключение Пуговицы               
     11. Путешествие Джошуа и Оливера            
     12. I love New York 
     13. Памяти WTC
     14. Памятник «Скорби»               
     15. Что означает имя Алевтина            
     16. Отзывы о моей книге    
    

             СТИХИ.
 
    1. В любой поре бывает смысл жизни.
    2. Ландшафт.
    3. Сонет.
    4. Моцарта концерт.
    5. Искусство
    6. Для моего каталога.
    7. Бывает все ж пробел.
    8. Полная корзина ошибок в жизни.
    9. Снимки в альбоме.
    10.Растеренность.
    11.Ода на открытие Невского моста в 1967г.   


                               
     Это помещается на первой страниц книги «Через годы, через расстояния».

   АНАТАЦИЯ

В этой повести рассказывается о семье, эмигрировавшей из СССР в 1978 году в США. Крутые повороты судьбы, о поисках себя в новом мире, вокруг себя и  пропущенный через себя. Рассказано откровенно, и держат читателя в напряжении до последней страницы. К тому же это очень теплая , очень личная история любви. Книга написана в легкой , простой манере.
В этой книге я поместила  также  отдельные рассказы, стихотворения.  Оформление книги, фотографии, рисунки в книге  выполнены    автором.
 




                Мой дар убог,
                И голос  мой   негромок.               
                Но я живу, и на земле,
                Мое, кому-нибудь любезно, бытие. 
                Баратынский Е.







                Дни не уходят сами по себе.
                У каждого есть память и надежда,
                И каждый примеряет на тебе
                От Вечности нетленные одежды.
 
                И каждому обязана ты взглянуть
                В лицо, в котором видишь отраженье
                Всех дел твоих, и в этом только суть
                Твоих земных побед и порожений.

                Но если и бывает все ж пробел
                В календаре твоих грехов,страданий,
                То это видно каждого удел --
                Пройти сквозь гроз волнений и ожиданий.

                Алевтина Игнатьева 2020 год


                --- ОТ АВТОРА ---   

 


        Эту книгу я посвещаю своему сыну Евгению Суперу и
         моим внукам Джошуа и Оливеру Супер.

        К концу пути - длинною в жизнь,
        Моя судьба уже раскрыта.
        Еще,что ждет нас впереди? 
        Туда идем мы со своей ношей.
        Мне по судьбе выпало хоронить сына.
        Так не должно было быть.
        Казалось бы на оборот.
        Мне 88 лет. Ему было 55 лет.
        Молодой энергичный, полный желаний.
        И вдруг Сердечный приступ.
        Он любил своих сыновей и мечтал дать им все возможное.
        Он учил их труду, спорту, дружбе.
        Я с болью в сердце думаю о моих внуках,
        когда им сейчас так будет необходим отец-наставник. 

      Вот и все. Написана книга. Прочитана книга. События охватывают почти век.
      И у меня за плечами почти век.

      Оглядываюсь назад и думаю: я все таки авантюристка, ищущая приключений.
       Жила бы спокойно. Ан нет.

       Родилась в прекрасном городе Ленинграде - С.Петербурге, в 32 года я с
       мужем уехали в Москву, через 10 лет (1978 г.) рванули, аж в другую страну
     — Америка. Мы были полны энтузиазма, прошли через трудности и много
       добились. Америка каждому дает возможность. Вот уже 46 лет прошло. Сейчас
       в пенсионном возрасте — все имею: полная медицинская страховка и пенсия
       от государства.
            Вы прочитали обо всем в моей книге. Но жизнь есть жизнь — и есть
    приобретения, и есть потери.
         Вот как распорядилась моя судьба — я осталась одна. Похоронила мужа,
    затем встретила прекрасного человека — второго мужа и тоже пришлось мне его
   хоронить. И теперь похоронила сына. Ему было 55 лет. Внезапная смерть. Апноэ
  (сильный храп)— остановка дыхания во сне и остановка сердца. Единственный сын.
   Он добился всего сам и очень преуспел в жизни. Окончив колледж, он успешно
   занимался недвижимостью (real estate). К своим годам он сделал большое
   состояние: доходные дома, свой дом, яхта, машины. Два сына учатся в хорошей
   школе.
      Очень тяжело осозновать: осталась одна. Я стараюсь много работать - пишу
    картины, книги. И только радость — чаще видеть своих внуков. Увидеть как они
    закончат школу, колледж. Как об этом мечтал мой сын!

      ОКОНЧЕН мой рассказ. Книги писала с 2002 по 2023 год.

          
                --- ПРЕДИСЛОВИЕ---
               
Вы уверены, что написали  прекрасную повесть.
Но как доказать? Совсем нелегкая задача привлечь к своему детищу внимание читателей, чтобы книга не лежала на полках. Человек что-то накапливает в своей жизни и что-то внутри нас заставляет  выплеснуть это наружу. Книга вынашивалась  у меня долго, в памяти сохранилось так много пережитого, а в сердце столько чувств – вот я и решила об этом рассказать всем.   Время, в которое выпало мне жить, было мое время, моя судьба – маленькая частица  этой эпохи – это судьба поколения прожившего в  Союзе,  складывалась из наших судеб, и о мироощущении пропущенное через себя. Жизнь моих родителей - это тяжелые годы войны, блокады, послевоенные годы и далее – это трагедия досталась многим, и, конечно, для нас с вами.   Моя повесть, где есть много лирических страниц, драматических и трагических. В книге идет  не хронология событий, а у меня была идея взять реальные события и сделать из этого художественную повесть, где очень личное, очень душевное описание прожитого. Я старалась не обобщать, а как свидетель сообщать. Повествование идет от третьего лица, и  изменены некоторые имена.
  Дорогу к успеху книги прокладывать надо самой.  «Дорогу  осилит – идущий».  Да,  это суровая реальность.
    Время идет, подумала, что не успею, и пропадут мои записи, мои думы. И вот что вышло, то вышло – вам судить.
В 2006 году была издана на русском моя первая книга «Через годы, через расстояния» в «Liberty Publishing House” в Нью-Йорке. Я выражаю свою благодарность, кто прочитал мою книгу и дал свои отзывы: Илья Штемлер (российский писатель), Григорий Гуревич (русско-американский художник, артист, педагог), Владимир Андреев (русско-американский артист, фотограф, создатель интернационального творческого союза художников и фотографов «Искусство вдохновения» организатор выставок), Илья Левков (американский издатель, политолог). Их мнение было оценкой моего литературного труда. Спасибо. Многие читатели также высказались о повести очень положительно, что она легко читается и с интересом, о событиях,  которые я описала. «Хотелось книгу дочитать, не прерываясь, уже  начав», - говорили они.    «Надо продолжение. Как вы устроились  в Америке», –  добавляли другие
Перед вами продолжение: «Мой акцент», где я повествую уже, о том, как мы стали американцами.    
Это очень личная, честная книга, о поисках себя, о любви,   и исторически ценная,  так как моя жизнь переплелась  с событиями в Союзе и в Америке. Прожив  в Штатах 45 года, я проросла   в эту прекрасную землю, полюбила эту прекрасную страну. И когда я, выезжая куда-либо – в Россию, в Европу, то я хочу вернуться к себе домой. Мой дом - Америка.
Рисунки в книге и оформление книги сделаны  мною - автором.
  За это время много произошло в моей жизни. Мой муж Борис Супер умер в феврале 2012 года, после шести лет болезни Альцгеймера. Ему было 79 лет. «Пусть земля ему будет пухом». О нем много описано в первой моей книге: «Через годы, через расстояния».
Мой сын Евгений Супер, а после получения гражданства, он теперь Gene Super,   успешный бизнесмен. Растут два любимых внука Джошуа и Оливер. (Joshua Super(2006) and Oliver Super (2008).
Продолжая свое увлечение, еще со школы,  я решила серьезно заниматься живописью.  Пишу картины в стиле реализма, примитивизма, графики. Участвовала более чем в 50 выставках в Jersey City, New York, Washington, Moscow, St. Petersburg. Были четыре  персональные выставки. Двенадцать работ было продано. Являюсь активным членом объединения художников “The Hudson Artists of Jersey City”,  and  “Art of Inspiration with Vladimir Andreyev and His Friends”. Хорошо известный коллекционер Роберт Ротшильд приобрел мои четыре картины. Мои художественные произведения помещены в каталоги: «Art of Inspiration” и “Fine Art The Robert Harris Rothschild Collection”.

         Великие мыслители, авторитеты прошлого, которые жили в разные времена и были другие нравы. Их любят цитировать, многие, когда самим нечего сказать. Прожив, уже достаточно большую жизнь, имею свой взгляд и убеждение – я вывела  свою формулу жизни: "Человеколюбие, Справедливость, Логичность". А.И.
               
         Просматривая свои записи, дневники, письма, я поняла, что это почти готовая книга. Классик, как известно, сказал, что одну книгу — о своей жизни — может написать каждый. Может? Я решила попробовать, а что из этого получилось... Как и вы, я свидетель своего времени. Перед вами история моей жизни. Может, она покажется банальной. Но я должна ее написать ради сына и ради внуков.
Я хочу рассказать им, как мы жили в России и почему оттуда уехали. Мне жаль, что мой сын, которого мы привезли в Штаты, когда ему было одиннадцать лет, почти ничего не помнит и почти ничего не знает о нас, о нашей семье, о своих предках. 

Многие мои друзья говорили мне, что я должна сделать перевод моей повести на английский. И я согласна, к тому же я хотела это сделать для моих внуков, которые не говорят по-русски: Джошуа и Оливера.
         И вот моя первая книга "Через годы, через расстояния" переведена с русского и  вышла на английском в 2020 году.   Я осуществила свое желание. И огромное спасибо  моему второму супругу Льву Харитону. Он успел почти перевести мою повесть, но, внезапно жизнь оборвалась. «Царство ему небесное». Это было так неожиданно. Он должен еще было жить, но внезапно – удар «strock».  В госпитале 18 ноября 2019 году он умер. Мы с ним были вместе  10 лет. Лева удивительный человек. Ниже читайте о нем мой рассказ "Все о Леве".


 
 
                --- ВСЕ О ЛЕВЕ---

         
 Лев Харитон. Лев Давыдович Харитон Московский русский интеллигент! Этим все сказано. Таких людей уже трудно найти.   В наше время уже не рождаются подобные. Много образованных людей, можно закончить  несколько учебных заведений, но это не значит, что человек стал интеллигентом.  Лева удивительный человек. Порядочность,  скромность, доброта, вежливость, дружелюбие,   приобретается в хорошей, в доброй семье, где уважают друг друга и других людей – это и есть интеллигентность. Родители  были образованные люди: мама Бина Львовна Каплан-Харитон составитель словарей малых народов Российской Федерацией и его папа Давид Харитон - адвокат. Брат - Борис Харитон - адвокат.

       Лева закончил Институт иностранных языков им. Мориса Торез(английский и   
французский языки). Работал  учителем и переводчиком.Занимался переводами для журналов «Советский Союз» и «Спорт в СССР». А так же его увлечение с детства шахматами  стало его второй профессией, и он стал шахматным журналистом и учителем по шахматам.  Встречаясь со знаменитыми великими шахматистами чемпионами Ботвинником, Талям, Смысловым, Петросяном, Корчным, Карповым, Каспаровым и многими другими он описал в своей книге "Мой шахматный мир". Лева перевел на русский книгу Роберта Фишера "Мои 60 памятных партий". Перевел на английский книгу Гарри Каспарова: «Каспаров учит шахматам».
Лев родился в Москве на Арбате, на улице Малая Молчановка 24 февраля 1945 году, в знаменитом роддоме Грауэрмана, который находится прямо напротив дома, где жила их семья. (Кстати,  сказать, в этом роддоме родилось много знаменитых людей). У Левы была удивительная жизнь, нелегкая судьба, он прожил  четыре жизни: в Москве, в Израиле, в Париже, в Нью-Йорке.  Лева кое-что описал  в своих книгах. Уже в преклонном возрасте у Левы вдруг раскрылось поэтический дар. Он выпустил три сборника стихотворений.  Еще изданы четыре книги прекрасных рассказов. На Левины стихи, два брата Виталий и Анатолий Бухманы написали 14 песен.
P.S. Кстате хочу добавить,что Юлий Борисович Харитон (1904-1996)академик ядерной физики и руководитель Всероссийского НИИ ядерного центра в Сарове ("Арзамас-16") был двоюродным братом отца Львы - Давида Харитона.
Мы встретились в феврале 2010, в русском книжном магазине в Манхеттене, где была  презентация Левиной книги "Шопен без выгод", о его дяде знаменитом пианисте  Арнольде Каплане. После выступления я подошла к нему  поблагодарила за интересное выступление и вечер, предложила обменяться  нам книгами. Я подписала свою книгу "Через годы, через расстояния", и вложила свою визитную карточку. Лева подписал свою книгу. Через несколько дней Лева позвонил и сказал, что прочитал мою книгу, и она ему понравилась.  И так началось наше знакомство. Мы стали встречаться. Я познакомилась с его дочерью и сыном, он с моим сыном и внуками.
Лева рассказывал о себе. Меня многое  потрясло в его жизнеописание. Оказалось, Лева жил в Америке нелегально с 1999 года. Когда  он жил с семьей в Париже,  его жена настояла уехать из Франции и переехать в Америку, не понимая,  что их ждет без визы в штатах. Столько   проблем! Работы легально не было: это случайные заработки: сиделкой с беспомощными стариками в госпитале,  или дома, развозить ночами на велосипеде газеты, и прочие. Надо содержать семью, двое маленьких детей. Квартирные условия были ужасные.  И затем развод: жена решила развестись и выйти замуж за гражданина США, что бы получить гражданство.  Лева потерялся. Как  решить эти проблемы? Он не знал, что ему делать. Мне было очень жалко Леву. Хотелось ему помочь. Только женитьба на американской гражданке – был выход из  его положения. И я сделала  ему  предложение: «Давай поженимся». Я была уже вдовой.

 

Судьба мне преподнесла встречу с Левой и общение с таким изумительным, интересным, интеллигентным человеком.
Нам было вмести хорошо –  мы чувствовали друг друга. У нас была   такое родство, такая близость, такое понимание, о которой я мечтала всю жизнь. Встретились мы, к сожалению, поздно,  в конце    жизненного пути. Нас сближало искусство, поэзия, особенно музыка –  классическая, лирические мелодии. Моцарт, Шопен, Шуберт – наши любимые композиторы, мы могли слушать их  именно вместе, и чувство любви проникало в наши сердца. Часто любили слушать французскую певицу Патриссию Каас, Джо Джостена. Лева знал французский прекрасно. Как ни как он прожил в Париже 10 лет. Я помню, в первый наш вечер Лев читал мне наизусть стихи   Бориса Пастернака. Много своих стихов он посвятил мне.   
               
                Я по тебе сверяю время.
                Я по тебе сверяю жизнь.
                И каждый день, который прожит,
                Зову я именем твоим.
                И снег, который с неба сыплет,
                И дождь льет, как из ведра -
                Они, как добрый знак мой - знаю,
                Что счастье нас с тобою ждет.
                И в просветленье просыпаюсь,
                И засыпаю в тишине.
                К твоим коленям припадаю:
                Спасибо. Ты  явилась мне.
               
Сейчас, я осталась одна, дома все мне напоминает Леву, я чувствую боль, и понимаю,  что потеря невосполнима. Мне очень волнительно  слушать какие-либо мелодии, особенно нам близкие,   видеть его книги, его фотографии – на меня накатывается волна тоски и сердце замирает, и слезы.   Я потеряла любимого человека.  Не с кем  поделиться, поговорить, и я не услышу Левины восторженные слова и его нежное проявление чувств ко мне. Очень трудно описать все, что я переживаю. Потеря невосполнима. Я потеряла любимого человека. Любовь - это потребность касаться человека, положить голову на плечо, взять руку. Просто хочется и всё! И возраст не имеет никакого значения.  Но она – любовь вдохновляет.  Я была счастлива.
       Пустая комната и пустое кресло.
       Так тяжело вынести еще один день.
       Вещи вокруг меня, которые я вижу,
       Напоминают мне о прошлом, о тебе
       И о том, как все это было.

       Я живу от воспоминания к воспоминанию,
       Прошедшими днями,
       Когда наши сердца могли все отдать.
       Я живу от воспоминания к воспоминанию
       Мечтами, которые ты оставил позади,
       Которые продолжают крутиться у меня в голове.
               
       Никогда больше не будет никто таким, как ты.
       Ни с одним я не разделю того, что было у нас.
       А сейчас пришло одиночество,
       Чтобы занять твое место.
       Я закрываю глаза и вижу твое лицо.

"Безысходность — это когда на 40-й день  ты стоишь у могилы и понимаешь, что это не страшный сон, что теперь ты и будешь жить так дальше, только без этого дорогого человека. Ты ничего не можешь изменить, выбор сделан свыше. Вот что такое БЕЗЫСХОДНОСТЬ.
             Это книги, которые  Лев Харитон  написал.
     1. Шопен без выгод
     2. Мой шахматный мир               
     3. Время, которое не вернуть               
     4. И только будущее знает
     5. Визит королевы               
     6. Акцент судьбы
     7. Сонеты.
  И вот   моя первая книга "ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНИЯ"переведена с русского и  вышла на английском в 2020 году.   Я осуществила свое желание. И огромное спасибо  моему второму супругу Льву Харитону. Он успел почти перевести мою повесть, но, внезапно жизнь оборвалась. Это было так неожиданно. Он должен еще было жить, но внезапно – удар «strock».Это инсульт.  В госпитале 18 ноября 2019 году он умер. Мы с ним были вместе  10 лет. Лева удивительный человек."Царство ему небесное"



P.S.
Это ответ на рецензию одного читателя. Ему не понравились эти слова:"Московский Русский интеллигент" Вот его рецензия:

  " Начал читать:
"Московский русский интеллигент! Этим все сказано. Таких людей уже трудно найти. В наше время уже не рождаются подобные."
Это что ж? В холопьей стране, порядками которой были возмущены даже дворяне времён Пушкина, которые нестерпев, устроили декабрьское восстание 1825 года со всеми последующими событиями? Где в 1863 произошло польское восстание, в 1905 кровавое воскресенье, в этой тюрьме народов в какой-то теплице выросло это чудо "московский русский интеллигент"?
Не буду о конкретном человеке, но что она вообще дала России эта интеллигенция? И современное плачевное состояние тоже результат её присутствия в этой стране?"

Мой  ответ:
Уважаемый, вы далеко капнули. В стране социализма,в которой за 75 лет образовался "гомосоветикус" - это какое-то новообразование - общество, где   чтобы выжить - надо изворачиваться, защищаться, добывать свое место под солнцем, - появились рвачи, толкачи и жлобы. Это характеристика нашего советского человека и они еще остались, еще живут,  и в России, и в бывших респбликах, и приезжают за рубеж. Слово "жлоб" не перевести на иностранные языки. Обьясните иностранцу или даже своему ребенку: "что это?" Надо пожить в этом обществе.

      Так вот Лев Харитон - не был жлобам. Встречались еще ^порядочные люди. Но вы много таких встречали в своей жизни? Я встретила. Очень интересная и в тоже время трудная выпала ему судьба. Почитайте в интернете о нем и его книги. В моих рассказах я написала о нем. Спасибо за вашу заметку. Будьте здоровы.










                ---РЕЦЕНЗИЯ ПИСАТЕЛЯ ИЛЬИ ШТЕМЛЕРА.---

  Алевтину я знаю давно, по Ленинграду, наверно с 1959 года. Жизнерадостная, энергичная, миниатюрная женщина. Посмотришь на нее и кажется, что все у нее хорошо и легко. Одни страдают, так что все должны страдать, а вот глядя на Алевтину, никогда бы не подумал, что у нее бывают трудности.
Еще прежде  Алевтина попросила меня прочитать несколько страниц из своей книги.
- Ну что, у тебя неплохо получается – пиши дальше. Попробуй издать книгу. Только это тяжелое испытание, надо быть готовой к этому.
Она ответила: «Я должна выпустить мою книгу, а то она меня мучает, что лежит в рукописи. Не сделаешь – плохо, сделаешь тоже нехорошо. Может быть. Попробую».
  Прочитал уже изданную книгу и обрадовался – книга  замечательная. Ей-ей, богу. Получилась книга. С чем я тебя Алевтина, и поздравляю. Читается с интересом, легко. Просто и лаконично и без ненужной размазни написана повесть. Душевная книга, я сказал бы очень личная. И хороший язык – грамотный. Каждый читатель найдет в ней что-то созвучное себе. Лирический рассказ.
Желаю удачи Алевтине и ее книге «Через годы, через расстояния». Прочтите друзья, не пожалеете.

           Илья Штемлер      Июль 2006 года. Нью-Йорк.

             P.S.
         В 2021 году вышла вторая книги “Мой акцент»,продолжение первой книги.

              Она перед вами.
 
               
        ---ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ - МЫ ЭМИГРАНТЫ (1987)---   


        Остался еще один день – последний, и они уезжают навсегда. Все эти дни, как только пришел вызов и они стали собираться, она ходила как во сне, продолжая делать все по инерции, в том состоянии беспокойства неотвратимости, не осознавая своего положения, в котором она находилось все эти дни. Аля с ужасом представляла минуты прощания  с матерью. Больше всего она боялась этой встречи. Как она посмотрит в ее добрые, милые глаза? Она мучительно чувствовала, сколько страданий принесет мамочке их отъезд, отъезд любимого, единственного внука в далекую Америку. Все остальное ценное: кооперативная квартира, машина, вещи, которые они нажили, и что они бросают, ей казалось мелочью.               
Завтра они улетают в Вену, а сегодня мама, отчим и сын приезжают поездом из Ленинграда в Москву. В начале декабря они Женю отправили к родителям, чтобы не мешал их хлопотам. В школе как раз начались зимние каникулы.
 Борис в 5 утра уехал в Шереметьево сдавать багаж, который полетит с ними в Вену, поэтому она должна ехать встречать поезд одна. «Красная стрела» прибывала в Москву 8.45 утра.
Зима в этом году стояла морозная и снежная. В городе были огромные сугробы, и уборочные машины не успевали убирать снежные заносы. Проезжая часть была сужена для проезда автомашин. Люди шли по вытоптанным дорожкам, расходящимися лучами и зигзагами, прыгая через сугробы, натыкаясь друг на друга и машины.
До Ленинградского вокзала Аля поехала электричкой, это было быстрее и удобнее, так как она жила в Северянино  и сразу приезжала на Ярославский вокзал, который граничил с Ленинградским. Она вошла в утреннюю переполненную электричку и стояла в проходе, ничего не замечая вокруг, ничего не чувствуя, только внутри все сжималось, и какая-то тоска охватывала ее, мысли метались, и было трудно сосредоточиться. «Боже! Все это я вижу в последний раз. В последний раз я еду в этой электричке, в последний раз вижу это дома, это улицы. Все эти люди, что вокруг меня, не знают, что я уезжаю из Москвы, из России, на всегда."В последний раз, в последний раз, в последний раз...»,  – стучало у нее в голове. А вокруг было все обычно, все были заняты повседневностью. Электричка остановилась. Люди заспешили, обгоняя друг друга, никому ни до кого не было дела.
Она приехала на вокзал почти  перед самым прибытием «Красной стрелы» и, уже идя по платформе, сразу увидела приближающийся поезд. Она пошла быстрее навстречу составу, но вдруг  остановилась, как бы задохнулась, ей стало трудно идти дальше. Мимо нее медленно проплывали вагоны. Вокруг засуетились, затолкались, послышались окрики носильщиков. Поезд встал.  Из вагонов начали выходить нетерпеливые пассажиры. Аля шла вдоль поезда, вглядываясь в номера вагонов.
  – Посторони-и-сь!  – сзади раздался хриплый окрик носильщика, и ее больно подтолкнула тележка.
  – Мама! Мамочка! Мы здесь! Мы здесь! – пронзительный голос Женечки окончательно вывел Алю из ее состояния.
Она увидела веселую рожицу сына в опущеном окне. Извиняясь, стала проталкиваться сквозь пассажиров, пытаясь пройти в вагон. Войдя в купе, первое, что увидела,  – милые, такие родные мамочкины  глаза. В них было все: любовь и боль. Они как бы спрашивали: «Ну, как ты доченька? Ведь переживаешь? Я вижу. Не жалеешь, что надумала?» Мать понимала дочь сердцем? Как ей сейчас тяжело! Внешне мама была спокойна, и Аля была ей благодарна. Боясь, что не выдержит и расплачется, она обняла мамочку и поцеловала ее. Сердце защемило еще сильнее, к горлу подступил комок. «Только бы не разрыдаться. Нет-нет! Боже мой, что я наделала! Сколько я принесла ей страданий!"
 – Ну как вы доехали?  – спросила Аля.
Женечка прыгал и теребил ее за рукав, рассказывая о чем-то. Поцеловав сынишку, она подумала: «А он-то не понимает, что происходит, и весел – ребенок. Ему даже интересно – они завтра улетают в какую-то «заграницу». Он не пойдет в школу, и ребята будут ему завидовать».
Вещей у них было мало: чемоданчик с Жениными вещами, сумка с игрушками и коньками. Они вышли из теплого вагона последними. Людей почти уже не было. По перрону ветер гнал поземку. Их сразу обдало морозцем. Аля взяла маму под руку, придерживая ее. Она была такая маленькая, хотелось ее защитить от порыва ветра.
  – Женечка был очень возбужден все эти дни. Он такое нам рассказывал, такое нес, – начала мама, когда они приостановились, чтобы подозвать носильщика. – Мы боялись, чтобы он чего-нибудь не ляпнул, когда заходили знакомые
  – Он нас просто замучил. Мы устали от него. Он у вас такому научился, наслушался крамольных разговоров во взрослых компаниях, рассказывал анекдоты про Брежнева,   – вставил свое отчим.
  – Да, последнее время он часто бывал со взрослыми и у нас дома, и у Марии Григорьевны, когда мы ездили к ней читать Люсины письма «оттуда»,  – пояснила Аля шагая поодаль от носильщика.
Еще в поезде Аля сообщила, что  Борис рано утром уехал в аэропорт, вернется часам к 12 домой, а вечером придут друзья и сослуживцы на проводы, и надо приготовить какую-нибудь закуску к их приходу.
        Они вошли в квартиру уже пустую. Еще остался диван, Женина кровать, раскладушка, кое-какая посуда. Им еще надо переспать одну ночь, а завтра соседи заберут остальные вещи, и они оставят эту квартиру. Как было жутко видеть пустые комнаты. А совсем недавно, пять лет назад, она мечтала о своей квартире. Как радовалась, когда они переехал в эту прекрасную трехкомнатную квартиру с балконом и лоджией на одиннадцатом этаже, с видом на ВДНХ с одной стороны и на Лосиноостровский лесопарк – с другой. С какой любовью обставляли они с  Борисом свою квартиру, продумывая каждую мелочь при покупке мебели, портьер, картин, светильников и разных прочих вещей. Особой гордостью Али была кухня  –она декорировала ее в русском народном стиле, и все, кто приходил к ним , восхищались и говорили комплименты.
          Когда их кооперативный дом построили, это часть Северянино была уже благоустроена: детский сад, школа напротив дома, и рядом торговый центр и дом бытовых услуг. Но самым привлекательным в этом районе был Лосиноостровский заповедник. Если посмотреть с их балкона, с одиннадцатого этажа, было видно, что лесопарк уходит за горизонт. Круглый год они ходили в лес гулять, занимались спортом. Зимой прямо у парадной вставали на лыжи и направлялись в  Лосинки. Однажды Аля с Женей пошли на лыжах, и дошли до Сокольников. Это 6 -7 км. Не заметили, как далеко ушли.  Когда возвращались, стало темнеть. Кое-где на пересечениях дорог мелькал свет от фонарей, и огромные тени. Они бежали  по узкой лыжне, и им казалось, что кто-то рядом бежит между высоких деревьев и следит за ними. Скрип от лыж усиливался в ушах. Вокруг никого. Страшновато. Наконец они увидели огни окон высотных домов. Обрадовались. Вернулись домой усталые  и возбужденно рассказывали об этом приключении.
Весной в лесу собирали первые подснежники, затем появлялись фиалки, одуванчики. А какой воздух от молодой листвы! Аромат весны! Сколько прилетало певчих птиц! Лес оживал, приглашая в свои хоромы.
Осенью лес расцвечивался ярками красками листвы. Они собирали охапками разноцветные листья, которые шуршали под ногами, и забрасывали ими друг друга, валялись в листьях. Женьке очень нравились  эти прогулки по лесу. Домой приносили яркие листья клена, ясеня и раскладывали их по толстым книгам между страницами и ставили в вазы осенние букеты
И вдруг  закрутилось, завертелось, какая-то сила подхватила ее и  Бориса в общем хаосе отъезжающих. Началась беспокойная жизнь, полная волнений и сомнений. Обычный порядок нарушился. Правда, Аля  пыталась для сына поддерживать режим и дисциплину  – проверяла уроки, пыталась усадить его за пианино.
Александра Михайловна, как только сняла пальто,  взялась по-хозяйски готовить прощальный ужин. Отчим стал осматривать пустые комнаты, балкон, лоджию. Женя побежал к соседям, где жила его сверстница Галя.
         Начав кухарничать, Александра Михайловна, как бы бессознательно вся отдалась этой работе, и, глядя на нее со стороны, нельзя было заметить ее страданий, она все делала быстро и ловко, как будто это был обычный день рождения или другой праздник. Аля взглянула на маму и подумала: «Какая она у меня мужественная, сколько ей пришлось перенести в жизни. И вот теперь я опять заставляю ее страдать». У Али опять защемило, и сознание того, что ничего невозможно сделать, исправить и облегчить эти страдания, от всего этого стало мучительнее, невыносимее. «Милая моя мамочка! Как же я перед тобой виновата!»
Вот-вот вернется  Борис из аэропорта Шереметьево, где он сдавал багаж, который должен пройти особую проверку и полететь с ними в Вену. Когда раздался телефонный звонок, Аля взяла трубку, думая что это звонит Борис, но женский голос сообщил, что звонят из кассы Аэрофлота, и рейс, на который у них имеется билет, меняется на другой, так как нет мест для такого большого багажа, поэтому багаж надо переоформить. «Что еще? В чем дело?» Она растерялась  – и надо же такому случиться в последнюю минуту… И вот теперь «они» устраивают еще одно препятствие. Аля в отчаянии. Ехать в аэропорт! Это на такси туда и обратно  – займет около трех часов. Но что делать? Надо ехать. Борис, может, даже не знает, что поменяли рейс. Ведь он звонил, сказал, что он был первый. Верно, он уже уехал домой.
В такси она осталась опять одна со своими переживаниями, угнетенная. Кто-то злой специально создавал весь этот месяц им трудности. Какая-то вредная и злая сила была заложена во всем и во всех, в этой системе. Все, с кем они сталкивалась по ходу дела – в жилищной конторе, в правлении кооператива, в кассе Аэрофлота,  в ОВИР-е, в таможне, – в порядке проявления служебного сверх рвения, сверх бдительности делали все со злостью, ненавистью, мстительностью, понимая, что мы зависим от них. А мы, сжав зубы, должны молчать и терпеть.
Надо было пересечь всю Москву, чтобы попасть в Шереметьево, и когда она приехала, было уже около трех часов дня. В справочном Алю отослали в таможню. Она решительно подошла к таможеннику.
      – Скажите, пожалуйста, у вас таможенный досмотр Борис Супер прошел? Он был утром первый здесь. Но вдруг позвонили из кассы Аэрофлота и сказали, что надо наш багаж переоформить на другой рейс.
Таможенник пронзил ее холодным взглядом.
       – Супер? Он давно прошел, я его помню. Спросите вон там, в кассе. Он заплатил за багаж?
Кассирша, пышная блондинка лет пятидесяти, занимала всю кабинку кассы, сидела подбочась смотрела безразлично на Алю. Все слыша, она все же переспросила:   – А! Да. Мужчина в сером ратиновом пальто, средних лет?.. Ну как же, помню, помню. Он уже давно расплатился и уехал. Да. Давно уехал.    – И обратилась к соседке:  – Помнишь, который предлагал 100 рублей.   – зачем-то во всеуслышание сказало кассирша.
«А вы, конечно отказались. Или  вам нельзя брать?»   – хотелось спросить.
В это время вышел грузчик, и, услышав разговор, вставил: «Я уже весь груз отправил и ваш тоже. Все будет в порядке». Как -то по-доброму сказал он.
– Спасибо вам на добром слове,  – Аля поблагодарила его и покинула таможню, а  выходя, увидела в зале ожидания группу людей, сидящих на скамейках, и вокруг них огромное количество чемоданов, узлов. Они явно отличались от всех. Это отъезжающие.
Такси мчит ее обратно уже по вечерней Москве. На улицах народу полно, все куда-то всегда спеша. Все как и прежде. Толпы людей .у входа в метро, очереди на автобусных остановках. Зажглись огни, Засверкали мириадами звездочек заиндевевшие деревья, заиграли рекламные вывески. Вот промелькнули Лужники, пересекли Садовое кольцо, слева ВДНХ, мелькнул веселый каток, ярко освещенный прожекторами, там концентрическими кругами двигались катающиеся. Она с сыном здесь бывала не раз. Мимо все мелькало и убегало назад. Опять мысль: все это в последний раз. Все остается, а меня здесь уже не будет. А что будет завтра, но уже за границей? Все обратную дорогу она не расставалась с тяжелым чувством вины перед мамой. И с мыслями об утрате, хоть и тяжелой, но все- таки жизни, в которой она многого добилась, несмотря на трудности. С этими мыслями она подъехала  к дому. Уже стемнело.
Никакой отмены рейса не было. Борис багаж сдал, заплатил за него и вернулся домой. Кто-то и зачем-то на зло пошутил над ними  – даже  в последние часы.  Уже пришли на проводы друзья. Тяжело прощаться, когда знаешь, что  навсегда. Прощайте! Не поминайте лихом.
 
 
 
   1-ая часть           ---ЭТО БЫЛО ДО ВОЙНЫ. 1934 -1941 годы---   


           Жизнь Александры  Михайловны, как у многих, делилась на довоенные и послевоенные годы. Довоенные годы   – это были годы молодости. Тогда ее звали Шурочкой. Прожила она всю жизнь в Ленинграде, в доме, что стоит до сих пор у железнодорожного моста на Московском проспекте, не считая первых двух лет, когда их семья жила в доме на территории фабрики «Скороход» за Московской заставой. Прежде это была Забалканская застава, позже Московское шоссе, затем Международный проспект, который после смерти Сталина переименовали в проспект Сталина, когда Хрущев разоблачил культ Сталина, снова переименовали  – уже   в Московский проспект. Этот проспект идет прямо на Пулковской меридиан, и   дорога на Москву.
Михаил Тимофеевич Тимофеев был комендантом обувной фабрики «Скороход», прожив несколько лет на ее территории,  ему предоставили трехкомнатную квартиру на 4-ом этаже, в бывшем доходном доме С. Н. Еремеева, (1907-1914 годы постройки) недалеко от фабрики, куда их семья переехала.
Рабочий район – рядом заводы: «Электросила», «Вагоностроительный», «Пролетарская победа» и другие.
Михаил Тимофеев родом из Копорья, мальчиком был привезен в Петербург и отдан в подмастерье сапожнику. Подростком стал работать на фабрике «Скороход». Служил в царской армии. После революции вступил в большевистскую партию, был избран депутатом от Совета рабочих, а в Гражданскую войну стал комиссаром. Воевал на юге России, в Одессе. Был награжден именным револьвером. Вернулся на фабрику, и его назначили комендантом, где он проработал до 1930 года.   Михаил Тимофеевич пользовался большим уважением   – многим помогал в голодные, послереволюционные годы, устраивал на работу, находил жилплощадь, реагировал на все человеческие просьбы. Шуре было 20 лет, когда от рака желудка, в 51 год умер ее отец.  Хоронить вышла вся Московская застава, гроб несли на руках до самого Новодевичьего кладбища, у Новодевичьего монастыря. Остались они: мать  – Аделия Иовановна, Шура, брат Николай, младше ее на три года.
Все, что положено в молодые годы девушке   – подружки, ухажеры   – у Шуры было предостаточно.  Шурочка была веселая, добрая, легкая в общении. Маленький курносый носик, большие серо-голубые глаза, густые, слегка вьющиеся волосы. А когда она улыбалась, на щеках появлялись две прелестные ямочки, отчего личико девушки  становилось еще милее. Ее вполне можно было назвать красивой. Единственное, что Шурочку немножко огорчало – она была небольшого роста. Но, взглянув на нее, сразу было понятно, что она хохотушка, любимица компании и не один парень потерял из-за нее голову. Она это знала и уже привыкла. Ухажеров у нее действительно было много, ее любили, и она была влюблена.  А что надо молодой красивой  девушке, как не внимание парней. Зная себе цену, Шурочка умела достойно себя вести с ними.
Сегодня у Шурочки было два свидания: с Вавакой Вербицким и с Иосифом Игнатьевым. Вавка был ее ровесник. Они знали друг друга с детства, ходили в одну школу, на одни и те же вечеринки, ездили вместе с друзьями за город на пикники.  Жил он в трех кварталах от Шуры. Вавка выделил ее среди других девчат и стал ухаживать за ней. Шурочка приняла это как должное   – он был ее парень, всегда рядом.
С Иосифом она познакомилась в Доме культуры,  когда был новогодний вечер для молодежи их района. Шурочке импонировало его настойчивое ухаживание, самостоятельность. Он был старше ее. Интересный мужчина: спортивная фигура, крупная голова, с зачесанными на косой пробор гладкими волосами, открытое лицо и серые серьезные глаза.  Иосиф, будучи  родом из Риги, одевался элегантно и выглядел по заграничному, походил на иностранца. Много девушек хотели с ним быть поближе и ходить.
Шурочка заканчивала последний курс в Техникуме обувной промышленности. Был конец апреля. В Ленинград пришла буйная весна. Стояли солнечные дни. Днем ходили без пальто. На солнечной стороне было даже жарко. Студенты в переменку выходили на улицу. Парни солидно курили, а девчата, прохаживаясь и поглядывая на парней, заливались звонким смехом. Кто-то вычертил на тротуаре мелом классики, и девчонки скакали, вспоминая.детство.
После занятий, когда Шурочка и ее близкая подруга Рая пошли домой, их, как обычно поджидал Вавка. По дороге он рассмешил их, рассказывая о студенте Мишке Коротышке.
  – Химичка вызывает сегодня Коротышку. Он поднимается на помост кафедры, а его совсем не видно, торчат только всклоченные волосы. Химичка пошла в конец класса, встала у стенки и говорит:   – Студент Каратышев, выходите из-за кафедры. Вас класс не видет. Встаньте в стороне от нее.
Мишка медленно выходит и встает справа от кафедры. Сидящие слева кричат:   – А нам  не видно. Мишку!
В классе поднялся шум, смех, кто-то предложил поставить его на кафедру. Мишка, красный, спускается с помоста и встает перед ним.
  – Чего на меня глазеть-то? Я могу громко говорить.
– Ну, говорите. Мы вас слушаем. А всех прошу успокоиться.
– Да ну вас. Вот теперь все забыл. Они все ржут. Не могу я отвечать в такой обстановке,   – басит Мишка.
– Дайте, пожалуйста, студент Каратышев, вашу зачетку.
– Зачем?
  – Поставить  вам «неуд».
Они посмеялись и уже подошли к дому.
– Ну, иди. Мы с Раей постоим еще,   – попросила  Шурочка Вавку, когда они остановились у ее дома.
  – Так я зайду за тобой в шесть. Сегодня вечер начинается в семь. Ты будешь уже готова?
  – Ой, это рано.  Да вообще-то я с Раей приду в клуб, не заходи,  – поспешно сказала она.
Вавка удивлено смотрит.
– Я же мимо твоего дома иду, почему мне с тобой не пойти?
– Почему-почему? Да потому. Может я задержусь.
– Может, мы хотим придти сами по себе, без ухажеров, – вставила Рая.
  – Так-так. Ух, ты какие они самостоятельные! «Сами по себе»,  – передразнил Вавка Раю. – Значит, я приду тоже сам по себе, так? Хорошо. Все секреты какие-то, – и взглянув  на Шуру, мягко набросил на ее плечи пальто, которое он нес от техникума, повернулся и медленно пошел, обдумывая, чтобы это все могло значить.
Когда Вавка отошел, Шурочка вдруг сообщила Рае:
  – Знаешь, сегодня придет к нам Иосиф, знакомиться с мамой и Николаем. Помнишь, когда я была на новогоднем вечере, и он меня пригласил танцевать? Весь вечер мы  были вместе. С тех пор мы стали встречаться.
  – Ты что? Серьезно?  Он же старше тебя. Я слышала, у него есть женщина.
  – Это все сплетни. Может кто-то у него и был,  – возразила Шура.
  – Ну, знаешь, Шура… Ты прежде говорила, что тебе он не очень понравился. Ах, ты, хитрая! Все молчала. А в тихую -  с ним встречалась. Что ты смотришь на меня?  – тормошила ее Рая.
  – Господи, да я и сама не знаю, что делаю. Понимаешь? Он, конечно, взрослый. Но я чувству к нему такое, такое… Понимаешь, да? Он не валяет дурачка, как наши мальчишки - клоуны. Он как-то по-настоящему, по серьезному. От него исходит, что-то… и боюсь этого в то же время. Когда он берет меня за руку, обнимает за плечи, я вся сжимаюсь и становлюсь такой маленькой… Его глаза, его взгляд, я замираю и чувствую, что подвластно ему. Что мне делать? И Вавка нравится мне… Мы давно с ним дружим.
  – Ой, Шура!  Как же ты теперь? Вавка тебя так любит!  Такой парень! Красавчик! Все девчонки тебе завидуют. Таким парнями не бросаются. Что ты ему скажешь?
  – Не знаю. Я ничего не знаю. Вавку я люблю, но как-то по- другому. Уже привыкла, что он около меня и все у нас хорошо, как положено. Как ему сказать об Иосифе?
  – Ой, подружка! Потеряла голову! Ты влюбилась в этого Иосифа. А что это за имя Иосиф?
– Он полу поляк. Мать его полячка, отец русский. По-польски он Юзеф, а полное имя Иосиф.
  – А я все слышал. Все слышал. О чем вы тут секретничаете? А?   – вдруг незаметно подошел Николай и закричал в самое ухо сестре, стиснув двух подружек так крепко, что они больно ударились лбами.
  – Колька! Идиот! Отстань! Колька! Сумасшедший! Николай, отпусти! Отпусти! Ты что, спятил, – кричали обе девушки, стараясь вырваться  из объятий Николая.
Когда Николай освободил подруг, они набросились на него и стали дубасить его кулаками.
– Все! Ну, все! Все! Не буду! Убьете бедного человека! Хватит! А то я вас сейчас двоих как возьму за шиворот, и унесу,  – отбиваясь от девчонок, Николай,   наконец, вывернулся.
Николай был хоть и небольшого роста, но крепкий паренек. Он был похож на сестру – белозубая улыбка, лукавый взгляд голубых глаз. А как он играл на гитаре! Как пел! Все девчата с ума сходили. И Рая, кстати, была в него влюблена. Окончив семилетку, он пошел работать на завод. И стал токарем высокой квалификации. Руки у него были золотые.  И его портрет висел на Доске Почета на заводе.
Николай взял сестру под руку и потащил ее домой.
– Хватит сплетничать! Болтушки!

 

                ---ШУРОЧКА И ИОСИФ.---   

       В этот день должен был прийти Иосиф  знакомиться с матерью и братом, Николаем. Шурочка волновалась. На звонок, сама пошла открывать дверь, и провела Иосифа в гостиную.  Разрумянившееся ее лицо привело в волнение и его. Хотя внешне он казался спокойным. После первых минут, представившихся друг другу, когда выпили вина за знакомство, Аделия Иовановна заговорила с  Иосифом по-польски. Шурочка и Николай не знали польского. Они пили чай с пирогами, вареньем и слушали, не понимая разговора. Шурочка нервничала, к тому же тон, которым говорила мать, казался ей резким и сухим. Иосиф отвечал, похоже, с каким-то напряжением.
  – Можно говорить по-русски. Мы не посторонние, между прочим, – вмешалась Шурочка и взяла чашку Иосифа, чтобы налить чаю.
  – Спасибо,  – Иосиф рукой показал,  – не надо  больше.
  – Вот, не с кем поговорить на родном языке. Узнала от Иосифа, откуда он родом, кто его родители, чем занимается. А вы Иосиф, пожалуйста, пейте чай, берите еще пирог,  – обратилась Аделия Иовановна.
Иосиф достал папиросы и, извинившись, вышел в коридор. Он нервничал. Шурочка вышла за ним. Она почувствовала  – и это было видно по его лицу,  – ему не понравился разговор с матерью.
«Спросить или нет, о чем они говорили?»  – подумала она.
  – Ну, что курносик? Может, в кино пойдем? Идет новая картина в клубе, «Веселые ребята». Любовь Орлова и Утесов в главных ролях,   – ласково спросил он.
Она не ожидала, что Иосиф сегодня пригласит ее, так как он работал эту неделю в вечернюю смену. А она с Раей идут на вечеринку, где будет вся их компания. «Что же мне сказать ему?»
С Иосифом она встречалась уже год, встречи были не очень частые. Иногда они не виделись неделями. То Иосиф  уезжал на продразверстку в деревню почти на месяц, потом у него были какие-то партийные дела на заводе, а вечером он учился в Институте иностранных языков на восточном отделении.     Поскольку его мать была полячка и он родился в Риге, то он знал  латышский, польский и немецкий. И вот теперь он стал учить китайский и английский. Почему он выбрал восточное отделение? Он шутливо объяснял: стипендия больше, чем в других институтах, а девушкам надо дарить цветы и конфеты. И вообще Иосиф выделялся элегантностью.
Иосиф видел, какой успех имеет у парней Шурочка. Он так же знал про Вавку. Бывал и в их компании. Но ни разу, не задал ей вопрос: есть ли у нее серьезные отношения с кем-нибудь?  Иосиф всегда появлялся неожиданно. Приглашал ее, то в кино, то в выходной за город, то в свою компанию. Он был уверен, что она ему не откажет. Он это почувствовал, когда он с ней стал встречаться.
  – Иосиф, я собиралась идти сегодня на вечеринку нашего курса,  – она взглянула ему в глаза, запнулась от его взгляда, в котором была такая нежность.
  – С Вавкой?   – быстро спросил  Иосиф.
– И он тоже будет. Там будут все. Прости, но ты же мне не сказал, что у тебя сегодня свободный вечер.
  – Ты уже собралась. Тебя там ждут, иди,  – твердо  настаивал он.
  – Да нет же. Я пойду…Но… Пойдем со мной…
– Не стоит. Раз ты обещала молодому человеку  – обманывать нехорошо. Ты права. Я должен был заранее тебя пригласить. Значит, в следующий раз. Надо установит расписание: сегодня с одним, а завтра с другим,  – съехидничал он.
Ей стало не по себе, с Вавкой куда легче  – быстро бы отшила. А с Иосифом? Он пожалела себя за то, что попала в не ловкое положение, но в то же время последнее замечание разозлило ее.
– А может, и вправду по расписанию мне встречаться с вами?  – заявила   Шурочка.
  – Ну вот и хорошо… Иди, курносик,  на вечеринку, веселись, а мне, впрочем, надо курсовые подготовить. Много работы. Значит, когда у меня с тобой свидание? По расписанию?
  – Иосиф, да будет тебе. Никому я ничего не обещала. Ты знаешь – это вечеринка нашего курса. Серьезно. Я тебя приглашаю, пошли со мной.
– Я тоже вполне серьезно. Спасибо. Но право, настроение у меня чертовское, я испорчу его другим.
  – Тебе что-то сказала моя мама. Да?
  – Сейчас не об этом,   – он наклонился к ней,   – мне хотелось побыть с тобой вдвоем,   – и нежно поцеловал ее в щечку.
Затем зашел в гостиную, попрощался с Аделией Иовановной, с Николаем, быстро вышел и, подойдя к Шуре, подняло ее головку, пристально посмотрел в глаза, поцеловал ее, выпрямился и сказал.
– Ты иди. Иди на вечеринку.  Я приду к тебе в следующую субботу, и тогда поговорим очень серьезно. Запомни  – серьезно,  –и ушел.
Шурочка вбежала в свою комнату и, упав на кровать, зарыдала в подушку, что бы не слышала мать. «Боже, мой! Боже, что я делаю? Как мне быть? Я его люблю. Зачем я не пошла с ним?»  – Шурочка плакала и кусала губы, чтобы не вырвались рыдания.
– Ты что? Никак плачешь, дуреха? И чего плачешь? Влюбилась, что ли в него? Перестань реветь. Вот что я тебе скажу. Он тебе не пара. Сейчас мы с ним поговорили. Я вижу , что это так. У тебя столько ребят! Закончи учебу, а потом выбирай и выходи замуж.  Если  уж выбирать кого в женихи, так это Григория. Как его величают? Григорий Федорович. Это кавалер! Очень приятный и внимательный.
– Мама, ну что ты? Кому он приятный? Тебе?   – прервала Шура мать, перестав плакать.
  – Да что говорить – капитан корабля! Деньги имеет хорошие. Какая квартира на улице Марата. Его сестра Катерина, мне сказала, что ты ему очень нравишься. Он хочет найти приличную девушку и жениться. Ведь не зря он стал к нам часто захаживать. И не забывает каждый раз подарочек мне принести: то цветы, то конфеты. Сразу видно, что за человек. А с этого беспорточного студента чего взять? Когда он на ноги встанет? Мой тебе совет  –как матери, мне видней – лучшая партия для тебя в мужья – это  Григорий.
Вошла Рая.
– Здравствуйте, Аделия Иовановна. Шура, идешь? Да ты еще не готова! Вот тебе раз!   – вскричала Рая.
– Рая.  Вот и хорошо, что ты пришла к Шуре. Собирайтесь, идите, погуляйте.
Подруга увидела, что у Шурочки заплаканные глаза. Обняла ее и зашептала на ухо: «Лучшее средство от всех неприятностей  –это танцы».
– Быстро собирайся, одевайся, девонька! – скомандовала Рая.
     Действительно, оставаться дома не хотелось, охи-вздохи, да взгляды матери ее только бы раздражали. Лучше к ребятам и девчатам!
         Пришла весна. Безудержное обновление природы не дает никому спокойно и безразлично жить. Весенние солнышко разогревает камни и сердца. Ленинград весь залит солнцем. Яркая зелень распускающейся листвы, запах сирени, черемухи дурманят голову, и, право хочется петь, писать стихи, хочется  влюбляться и радоваться, быть беспечной, как шумная стайка воробьев, которые такой поднимают крик, перелетая с одного дерева на другое, что останавливаешься и смотришь: «Что такое у них случилось?» Да они радуются  весне. Весне дорогу!
     И Шурочка радовалась: экзамены позади, через неделю зашита диплома. А еще она влюблена и дала согласие на предложение Иосифа. Договорились – регистрация и свадьбу отнести на конец лета. Шура после защиты диплома, хотела поехать в деревню Подмышье  – это около Копорья, на родину ее отца, к Седелкинам – ее многочисленной родне: теткам, дядькам, двоюродным сестрам, братьям. Она давно с ними не виделась. Хотелось вместе с деревенской молодежью погулять, сходить по грибы да по ягоды. Малины, земляники было так много на лесных опушках, на склонах холмов и на полянках, что собирали ее впрок, на всю зиму. Как здорово купаться в холодной ключевой речке, что течет на дне оврага. А съездить на сенокос! Рано поутру мужики выходят дружно в поля косить, выстраиваясь в ряд и широко размахивая от плеча косами, врезаясь в сочную траву, покрытую росой, и слышан веселый звон металла: дзинь-дзинь-дзинь-дзинь. В полдень поднявшееся солнце уже успеет подсушить траву, бабы и молодежь начинают переворачивать граблями сено, а после полудня все идут в тенек на обед. Развязывают узелки или вынимают  из корзинок  простую деревенскую снедь: кринки с молоком или квасом, караван домашнего хлеба, огурцы, помидоры, головки лука, рассыпчатую картошку, шмат сала, и с аппетитом пообедав и передохнув, идут  ворошить сено. А уже к пяти часам вечера, когда сено подсушилось  на солнце, надо его собирать в стожки. Затем мужики подъезжают и грузят на подводы сено в огромные стога. Возвращались поздно вечером, почти ночью. Девчата, забравшись на вершину стога и проваливаясь в сене, поют песни  и озорные частушки. Глядя в звездное небо на таинственную луну, которая освещает весь путь длинной цепочки подвод, нагруженных огромными стогами, представляется, что плывешь вместе с луной по небу. Наконец подводы останавливаются  у амбара, молодежь с шумом скатывается со стогов и, смеясь, взбегает в избу, усаживаясь за стол, где тетя Нюша ставит на длинный стол глиняные кринки холодного молока и сметаны, плошки меда, достает из печи еще теплые, пышные, и такие вкусные сметанные лепешки, вкуснее ничего на свете нет. А после этой дружной трапезы все валились на перины, что стелили на полу по всей избе, и засыпали крепким, беззаботным сном.
Какой сад был у Седелкиных! Тянулся до леса почти с версту. Какие созревали яблоки: белый налив, антоновка! Там были деревья вишни, сливы, между ними стояли улья. К самому дому был пристроен огромный амбар для запасов продовольствия – это домашние заготовки: засаливали огурцы, квашенную капусту, солили свинину, коптили колбасу, делали запасы картофеля и других овощей, фруктов и ягод, так же для  фуража. И это был обширный хлев для коров, лошадей, овец, свиней, не говоря уже о курах и гусей. Хозяйство было огромное, а как же – семья-то большая: десять человек, работы хватало каждому круглый год.
     Семью Седелкиных знали как дружную, работящую. Их хозяйство было примером многим в округе.  Недалеко от Подмышья, в другой деревне, Игорощи, жили другие родственники: Тимофеевы и Громовы. Родни было много, поэтому, когда собирались на праздники  – Пасху, Рождество, свадьбы, на пристольные праздники,  – сбивали специально и ставили в саду столы, лавки  – человек на сто и более. Приезжали  родственники и гости из соседних деревень из Питера. Они любили семейные трапезы, когда за столом собирались вся родня, друзья и ведутся беседы и общение и пели песни.
       Это лето оказалось последним,когда она приехала в  Подмышье повидаться с родней и отдохнуть на свежом воздухе, пособирать грибы и покупаться в речке, что текла в овраге, отведать деревенскую еду из русской печки, погулять с друзьями.

      Казалось, налаженная жизнь в деревне не может быть чем-то нарушена, но страшная сила катилась и сметала тысячи крестьян с их насиженных, родных мест, с земли, которую они любили, которую они лелеяли, на которой они трудились, передовая свою любовь к земле от поколения к поколению. Трагическую, кровавую, коллективизацию, разрушившую жизнь крестьянина, затеял Сталин его соратники в деревне.
      Темной ночью подъехали две подводы к дому Седельников, ворвались в дом с криком и бранью человек двадцать вооруженных людей и приказали быстро собираться взять только теплые вещи и увезли всех. Сослали их на север, за Полярный круг, в Североморск, где они все погибли от холода и голода. Дядя Гриша и тетя Нюша Седелкины, их сыновья Алексей, Петр, Николай с женой  Еленой, Борис с женой Ольгой и двумя маленькими детьми, дочери Надежда, Анастасия, Любовь, Лидия. Остались только дочери Анна и Антонина. Они в это время жили в Ленинграде и учились в медицинском училище. Дом Седелкиных отдали под колхозное управление, большую часть сада срубили, остальное вымерзла и засохла.

       Во время Отечественной войны эти теретории были окуппированы немцами почти три года. Когда они отступали, то угнали население со скотом в прибалтику, в Германию и сожгли все деревни. Когда война окончилась, многие люди вернулись на пепелища.

        После войны -это 1947-50 годы,  Шура отправляла  Алю на все лето к троюродной сестре Елизавете и ее мужу Степану Липортовым. Единственные, кто остались в живых   из ее родствеников и вернулись в деревню Игорощи. Деревни были все сожжены, остались пепелище, обгоревшие дома, и вернушие в них поселились, как могли приводили в порядок себе жилье. Люди обзаводились скотом и выращивали на огородах овощи. Иногда ездили в город продавать кое-что из урожая на рынке.  Снабжение деревень было ужасное. Магазин был только на станции (где ничего не было) или надо ехать в город. И когда Шура отправляла дочь на лето, то везли все что нужно было: сахар, крупы, макароны,селедку, подсолнечное масло,конфеты (подушечки) и так далее, вплоть до соли.
       Колхозникам платили ни деньгами, за их тяжелый труд, а трудоднями. И еще были поборы с каждого подсобного хозяйства и если  колхозник имел какую-то скатину, то надо было отдавать государству в год - сколько-то молока, яиц, овечий шерсти. Просто узаконенное, советской властью - крепостничество. Паспорта у них не было и вырваться из клохоза было не возможно. Парни, отсужив армию, могли найти работу в городе на стройке,или девушки выйтий замуж. Колхозное хозяйство восстанавливалось,но прежнего населения не было. Сколько погибло за эти годы войны и репрессии!


       Шурочка с Иосифом зарегистрировались осенью 1934 года. У Шуры в квартире собралась не большая компания друзей. Николай с другом Сергеем играли на гитаре и на мандолине. Все пели, танцевали, поздравляли молодых. Аделия Иовановна наготовила много вкусных блюд, напекла пироги, накрыла стол. Она посидела немного и пошла к соседке, оставив молодежь веселиться.  И все-таки Аделия Иовановна была недовольна, что дочь  вышла замуж за Иосифа.
Иосиф жил со своей матерью в коммунальной квартире, и конечно, Шурочка не собиралась жить в его комнате, в тесноте. Теперь он переехал к Шуре в их большую трехкомнатную квартиру. Просторная гостиная, две спальни, огромная кухня с большим итальянским окном, выходящим во двор, маленькое окошечко выходило на Московский райсовет и на проспект. Да еще огромный коридор. Место хватало всем. У молодых была своя комната.
        Шурочка после окончания  техникума, пошла работать на Фабрику «Скороход» технологом в цех раскройки. Иосиф уйдя с восточного отделения, так как нужны были деньги для их маленькой семьи, работал теперь полной рабочий день на Вагоностроительном заводе имени Егорова механиком, а учился на вечернем факультете Финансово-экономического  института.
Иосиф приходил поздно, после ужина он еще занимался, иногда за полночь, а Шурочка лежала в кровати, смотрела на широкие плечи мужа и тихо засыпала.
Общая столовая и кухня были местом встречи всех в выходные дни. Шурочка готовила обед и накрывала стол. Иосиф  всегда приглашал тещу на обед, но она вежливо благодарила и уходила в другую комнату или к соседке. Отношения между Иосифом и тещей были прохладными.
Иосиф очень много и серьезно занимался.  Он видел, как скучает его малышка, когда он, уткнувшись в конспекты или чертил на доске, сидел до 2-3 часов ночи. Как-то вечером зашла Рая.  Подружки шушукались о чем-то у окна. Иосиф вдруг говорит:
  – Пошли бы погулять или в кино. У меня экзамены по сопромату.
Девочки как ждали. Ойкнули и упорхнули. Спускаясь по лестнице, Рая загадочно говорит:
  – Кое-кто о тебе спрашивал.
Шурочка догадывалась, но спросила: «Кто?»
  – А то не знаешь?
Как-то зайдя на почту, она столкнулась перед вертящейся дверью с Вавкой. Прошло больше месяца, как она вышла замуж, но ни разу не встречала   Вавку, даже не вспоминала о нем.
  – Здравствуй Шурочка. Давно не виделись. С законным браком тебя, Желаю тебе счастья,  – и нагнувшись, поцеловал ее в щечку.
  – Спасибо.
Они стояли на проходе, мешая входящим и выходящим,  не зная, о чем говорить. Вавка взял  Шурочку за руку, и они отошли в сторону. Она молчала, взглянула на него и поняла – он еще любит ее.
Вавка произнес: – Знаешь, я все думаю о тебе. Другой раз оглянусь, кажется, ты где-то рядом.
– Напрасно. Я слышала, что ты с Нинкой Михеевой ходишь. Она рада-радешенька.  Вот и женись. Хорошая девушка.
  – Насмехаешься. А ты изменила мне. Не могу я сейчас жениться, все сравниваю с тобой.
Кто-то ее толкнул при входе, она спохватилась.
  – Извини, мне надо на почту – скоро закроется. –  Вадик, я очень счастлива. У меня все хорошо. Я тебе не давала слово. И желаю тебе счастья. До свидания, –  высвободила руку из его руки и быстро пошла в почтовый зал.
Тем временем у Иосифа подошел день защиты диплома в Финансово-экономический институт. После работы он шел готовить чертежи в проектный отдел завода. В конце июня, после защиты Иосиф уже должен приступит к работе в механическом цехе старшим инженером.
Шурочка с увлечением работала на фабрике в отделе моделирования обуви. Одна из ее моделей женских туфлей для лета была принята к выпуску уже этой  весной. Пройдя проходную и быстро шагая по фабричному двору, Шурочка увидела начальника смены Иван Федоровича Дыряева, идущего к административному зданию.  Она удивилась,  – «Странно, еще и восьми часов нет». Утренние пятиминутки обычно в девять часов. В цеху ее встретила Галина Матвеевна и почему-то взволнованно, и очень громко сказала:
  – Александра Михайловна, срочно в партком. Все мастера смены и итээровцы вызваны на экстренное собрание.
Шурочка, не раздеваясь, пошла к выходу. В зале уже было много народу. Все молча рассаживались, только иногда почти беззвучно приветствовали друг друга. Секретарша Верочка вынесла графин с водой, поставил на стол и, в ожидании, села с блокнотом  чуть с боку за стол президиума. Чувствовалось какое-то напряжение. Быстро вышел на сцену полноватый мужчина в сером костюме с плохо завязанным галстуком. Это был секретарь партийной организации фабрики «Скороход» Николай Васильевич Зубов. Он не сел за стол, а остался стоять, показав рукой секретарше приготовиться конспектировать.
  – Товарищи! – поперхнулся и еще раз повторил: – Товарищи! Как вы уже слышали, наша партия во главе с нашим великим вождем товарищем Сталиным и всю политбюро призвали весь советский народ быть бдительным и разоблачать притаившихся врагов народа, которые мешают нам жить и строить социализм в нашей стране. Они затаились среди нас, пытаются пропагандировать свои грязные идеи. Мы не позволим этого никому! И со всей твердостью я заявляю и призываю всех вас поддержать это заявление. Я лично беру всю ответственность на себя, что не усмотрел в лице гражданина Сметанина тайного врага нашего народа, который скрывался под именем коммуниста, а сам вел недопустимые разговоры и имел связь с некоторыми, теперь уже бывшими коммунистами. Это классово-чуждые и враждебные элементы. Им не место среди нас – преданных делу Ленина и Сталина. Прошу проголосовать за исключение из рядов Коммунистической партии Константина Ивановича Сметанина.   Кто – за?
Медленно вверх потянулись руки присутствующих.
  – Кто  против?  Никого! Единогласно! Собрание окончено. Можете возвращаться  к своим рабочим местам.
Товарищ Зубов быстро вышел. Верочка с бумагами  последовала за ним.
Люди не глядя друг на друга, старались быстрее выбраться из зала. Шура прижавшись к стене, быстро нырнула в дверь, побежала в свой цех. Она понимала, что случилось нечто страшное для ее крестного  – дяди Кости Сметанина, для его семьи. Тетя Агаша последнее время серьезно  болела, часто жаловалась на боли в сердце. И вот теперь это. Каково ей теперь?
«Не может этого быть. Это ошибка. Дядя Костя – старый большевик, еще с 1917 года. Он обвинен как враг народа? Что же это такое происходит? Вместе с моим отцом они, участники Гражданской войны, Били контрреволюционеров в Крыму, Одессе, Прибалтике. Он, убежденный коммунист, бывало, обрывал своих друзей и близких, когда кто-то вел разговор в защиту оппортунистов-троцкистов или допускали выпады против Советской власти»,  – так думала Шура, когда после работы бежала к  Сметанинам. Они жили напротив фабрики, через дорогу. На звонок дверь открыла домработница, дальняя родственница  из деревни.
  – Кто это, Дуняша?   – послышался слабый голос тетм Агаши.
Шура вошла в спальню, где лежала тетя Агаша. Ее бледное лицо, на котором застыло выражение большого горя, поразило  Шурочку, и она еще больше испугалась  за нее.
  – Шурочка, крестница, зря ты к нам пришла.
– Что вы говорите, тетя Агаша,  – прервала ее Шурочка.
– Спасибо, милая. Но… тебе не следует к нам  ходить. Сейчас такое время, что неизвестно, кого еще они могут заподозрить, тем более близких. Гриша пытается помочь отцу, ищет связи. А ты иди домой, и пусть пока никто не приходит к нам, ради бога. Передай это всеми кланяйся матери и Николаю, а также мужу. Он-то понимает,  – сказала тетя Агаша,  – Прощай, дорогая.
Шурочка поцеловала тетю в щеку, шмыгая носом, сказал:
– А может, через Иосифа можно что-то узнать, он же в партийном комитете райкома состоит.
– Прошу, очень прошу, не надо, – прервала тетя Агаша,  – дай бог, может они выпустят его. Выяснят все и выпустят.  А если что, Гриша вам сообщит, – и добавила: – Твой отец не дожил до этого позора.
Дома Шурочка все рассказала матери и брату.
  – Это ошибка. Какой же Костя враг народа? Вместе с Михаилом боролся за советскую власть. Конечно, они проверят, и он скоро будет дома,  – заметила мать.
Когда муж пришел домой, Шурочка все рассказала ему.
  – Иосиф, что же это происходит? Аресты? Почему все люди молчат? Почему бояться?
Заговорил он не сразу. Сидел задумавшись и как бы рассуждая сам с собой, сказал:
  – Да, все боятся. Черт возьми, и я боюсь! Я хочу тебя  попросить, чтобы ты ни с кем об этом не говорила. В рядах нашей партии идет раскол. Кто возьмет верх – трудно сказать. Но пока арестовывают, можно сказать, самых лучших и преданных. Кому-то это нужно! И тебя, курносик, прошу не ходить к Седелкинам. Я ничего не могу сделать, для твоего крестного, а у нас могут быть неприятности.
Днем солнце припекало, хотя ночью еще были заморозки. Стоял солнечный апрельский день, и запахи весны, свежести поднимали настроение. На деревьях и кустах набухли почки. Уже прилетели грачи и хлопотали в скверах и везде, где пробивалась яркая зелень и желтели головки мать-мачехи. На улицах тетки продавали букетики фиалок. Иосиф купил Шурочке букетик, и она приколола  к борту жакета, что очень гармонировало с ее темно-лиловым беретом и голубыми  глазами. Они спешили на торжественное  вручение дипломов в Финансово-экономический институт. Сегодня Иосиф получал диплом.
В это лето 1935 года они сняли дачу по Финляндской дороге в Териокках. Дом стоял среди соснового леса, около озера. На выходные дни к ним часто приезжали друзья. Ходили погибы да ягоды, купались, танцевали под патефон, пели песни. Очень популярным был джаз Утесова. «У самовара я и моя Маша, а на дворе совсем уже темно», – слышалось изо всех окон и дворов.
Шурочка уже несколько недель чувствовала себя как-то странно. Сначала она подумала, что у нее задержка. Но нет, теперь уже без всяких сомнений  – она забеременела.
Однажды ей приснился сон, что она бежит по лесу, и впереди нее что-то летит воздушное, в белой накидке, мелькая между деревьев, приостанавливаясь, но когда она уже хочет дотянуться рукой, это что-то опять быстро отдаляется. Она уже выбилась из сил и вот-вот упадет, но кто-то ее подхватывает, и она вдруг видит: под белым покрывалам маленькое дитя, которое протягивает ей ручки. Она тянется изо всех сил, тянется … и просыпается. Открывает глаза. Рядом на кровати сидит Иосиф. Шурочка смотрит на мужа и улыбается.
– Кисуля, что тебе приснилось? Ты говорила во сне и улыбалась,  – целуя жену, спросил он.
– Я видела нашего ребенка. Он протягивал мне ручку.
– Ну и к чему этот сон?  И почему это наш ребенок?
  – Да-да, я это так чувствовала. Мне так было хорошо, – Шура взяла руку мужа и продолжала, – я хотела тебе сказать: у нас будет ребенок.
  – Киска, ты что говоришь? У нас будет ребенок? Моя маленькая женушка беременна, – Иосиф обнял ее.
  – Знаешь, я только не поняла: кто это был – мальчик или девочка,  – произнесла Шурочка.
  – Посмотрим. Когда будешь рожать?  – спросил Иосиф.
  – В начале нового года,  –  ответила Шурочка.
            В феврале 1936 года у них родилась  дочка.



 
                ---МАРШ ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ. ГОДЫ РЕПРЕССИЙ.---
               
 
      Казалось, в молодом государстве, в Советском Союзе, идет нормальная жизнь. Страна строит новое социалистическое общество. В городах люди прилично одеты, из репродукторов звучат бодрые марши и веселые песни, передовицы газет и радио дают сводки с заводов и колхозных полей о великих достижениях в народном хозяйстве.
На Красной площади в Москве, на Дворцовой площади в Ленинграде, в других городах Советского Союза проходят праздничные парады трудящихся, передовых рабочих, крестьян и интеллигенции.  Маршируют трудящиеся твердом шагом под марши и песни, сочиненные  талантливыми композиторами и поэтами  новой социалистической эпохи. Композитор  Исаак Дунаевский и поэт Василий Лебедев-Кумач  написали «Марш энтузиастов», «Широка страна моя родная». Вышли первые звуковые, музыкальные жизнерадостные кинофильмы: «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Цирк», с музыкой Дунаевского. С афиш, расклеенных по городам и селам, улыбается красавица Любовь Орлова и веселый Леонид Утесов. Вся страна, все люди распевают  песни из этих фильмов.



Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда.
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города.

Нам песня строить и жить помогает,
Она, как друг, и зовет и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и не где не пропадет.

     Затем появились фильмы «Свинарка и пастух», «Трактористы», «Светлый путь» с очаровательной Мариной Ладыниной и Николаем Крючковым. После выхода фильма «Путевка в жизнь», «Семеро смелых» стал всеобщим любимцем Петр Алейников.
На переполненных стадионах  трудящиеся болели за свои любимые футбольные команды  – «Спартак» и «Динамо». 
     Великие стройки этих лет: Днепрогэс, первые линии метро в столице, Беломорско-Балтийский канал, стахановское  движение, освоение Северного полюса и знаменитые  полярники-челюскинцы, выдающийся летчик Валерий Чкалов вместе с Г. Байдуковым и     А. Беляковым впервые совершили беспосадочный перелет  Москва  – США.  Органы агитации и пропаганды на примерах великого героизма и энтузиазма поднимали дух молодых людей, трудящихся и восхваляли «великие дела»  Страны Советов во всем мире. « Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Казалось в стране праздник, люди пели, танцевали, ходили в театры, в кино, занимались спортом, гуляли. Социалистический уклад стал безраздельно господствующей силой во всем народном хозяйстве. Стали говорить о морально-политическом единстве народа, дружбе народов, советском патриотизме. «Социализм победил  в отдельно взятой стране»  –  провозгласила на очередном съезде коммунистическая партия.
 
Но была и друга жизнь. Страх людей перед другой, скрытой жизнью, зловещей, роковой, которая уносит людей в неизвестность, в которой никто не был защищен от произвола. По ночам в дома врывались агенты. Агенты «тайной полиции» – КГБ. Каждый боялся и вздрагивал: «Не за мной ли пришли?» Арестовывали и обвиняли людей необоснованно в заговоре против правительства, против Коммунистической партии и против советского народа, как врагов народа. Арестовывали лучших, талантливых людей, ссылали в Сибирь, в ГУЛАГ. Откуда в стране вдруг появилось столько врагов народа? Где они были раньше? Многие старались не задавать себе лишних вопросов. Они боялись. Начались доносы, что бы спастись самим.
С  1929 по 1933 годы под руководством Мудрого Сталина  коммунистическая партия проводит в деревне коллективизацию, то есть объединение частного крестьянского хозяйства в колхозы. В результате этой политики было ликвидировано крестьянство, которое до революции снабжало хлебом, мясом, молочными продуктами не только население Российской Империю, но и всю Европу. Самые трудолюбивые, и, стало быть, зажиточные крестьяне, «кулаки», которые не желали сдавать свое хозяйство  в колхозы, были раскулачены, сосланы в трудовые лагеря (на север, в Сибирь) или расстреляны.     А сколько умерло людей во время голода в Поволжье, и на Украине в 1932  – 1933 годах? Примерная цифра около семи миллионов. Действия сталинской политики  –уничтожение неугодного населения.

      5 декабря 1936 года была принята конституция СССР, победившего социализм. И.В. Сталин руководил ее разработкой и ее назвали Сталинской.  И он же разработал и стал осуществлять свой страшный замысел: уничтожать своих  противников. Он стал сажать и казнить  реальных и воображаемых врагов. Наступили страшные годы  – годы чисток, годы репрессий.
К услугам «лучшего друга детей», «великого вождя», «отца, учителя всех народов» был прекрасно организованный карательный аппарат. Это страшная сила хотела согнуть людей. Сталин особенно боялся старой большевистской «петроградской гвардии». Сначала в 1927 году сняли руководителя партийной организации Ленинграда Григория Зиновьева, ближайшего соратника Ленина.   А затем появился новый энергичный руководитель, Сергей Киров, завоевавший сердца ленинградцев и поддержку членов ЦК на выборах, получив в них больше голосов, чем Сталин. Вероятно, это напугала Сталина. И вот в декабре 1934 года в Смольном Киров был убит  – якобы психически ненормальным молодым человеком. Это событие навлекло на Ленинград чудовищный террор. Тысячи людей были арестованы, их расстреливали или ссылали в трудовые лагеря.  А страна Советов жила в страхе.

      Но И.В. Сталин провозгласил: "Жизнь стала лучше, жизнь стала веселей".

    И вот прошло чуть больше полугода, как Шура проводила свою задушевную подругу Раечку Белкину. Да, Шура вроде бы и слышала время от времени об ночных арестах, но когда это происходило с близкими, она приходила в смятение, она не понимала и не могла понять, что происходит. Кто это делает? Честнейших людей, преданных большевиков, готовых отдать жизнь за идеи революции, арестовывают, и объявляют врагами народа. Неведомая сила искала свои жертвы.
Наум Абрамович Белкин, отец Раи, революционер, подпольщик, преданный коммунист с 1918 года, не раз выполнял секретные задания партии. В 1937 году, в начале  марта, он, депутат рабочих от города Ленинграда, был арестован. Затем уволили его старшего сына, Якова Наумовича, профессора Ленинградского механико-инженерного института. Всю семью Белкиных попросили освободить ведомственную квартиру, а затем высали в Хабаровский край, как семью врага народа.
Шура решилась и пришла на вокзал проводить свою подругу
  – Знаешь, Раечка, я думаю, разберутся. И вы вернетесь, –горячо шептала Шура, обнимая Раю.
  – Да-да. Они разберутся,  – сдерживая слезы, произнесла Рая,   – Прощай, Шурочка,  –  вошла в вагон, не обернувшись.


         В остальном все было, как обычно: советские трудящиеся утром шли организовано на заводы и фабрики, колхозники трудились на полях, интеллигенция изучала, творила, писала, создавала.   
     А между тем продолжались показательные процессы:  над Бухариным, Зиновьевым, Рыковым, Каменевым и другими. Они составлявшие  оппозицию Сталину  – старые большевики, должны быть уничтожены. Поэтому Сталин  стал разоблачать их, как правых оппортунистов, как врагов  ленинизма. В газетах появились письма трудящихся с гневными требованиями  расстреливать обвиняемых на этих процессах – «судилищах».
1937  – 1938  – это годы страшных репрессий. Сплошной террор залил кровью всю страну Советов.

Широка  страна моя родная.
Много в ней полей, морей и рек.
Я другой такой страны  не знаю,
Где так вольно дышит человек.

   P.S. Я пишу, но сейчас на дворе 2022 год. Многое изменилось? И да и нет.




               --- ПОСЛЕДНИЙ МИРНЫЙ ДЕНЬ ЛЕНИНГРАДА.---
 
    

      В июне 1941 года погода в Ленинграде долго не становилась по настоящему летней. Только к началу двадцатых чисел столбик термометра, наконец преодолел отметку в двадцать градусов, в парках расцвела сирень и женщины надели летние платья. В субботу 21 июня во всех школах города прошли выпускные вечера. Мальчики и девочки 1923-1924 годов рождения готовились вступить в взрослую жизнь. Они еще не знали, что через четыре года из этих мальчиков в живых останется только три процента. А пока на улицах играли духовые оркестры, и продавалось мороженое.
         В этот день на страницах «Ленинградской правды» городские предприятия рапортовали о выполнении полугодового плана третьей пятилетки. Газета сообщала о том, что курсанты и командиры военных училищ на днях отправятся на Кавказ, где будут сдавать нормы на значок туриста. Под фотографией тюленя рассказывалось, что Исследовательский институт рыбного хозяйства проводит рейд по Ладожскому озеру для выявления мест скоплений этих животных. Большой интерес вызывал у читателей репортаж о археологических раскопках в Средней Азии — в мавзолее Гур-Эмир ученые вскрыли могилу Тамерлана и исследовали его останки. Потом многие вспомнят старинную легенду про «проклятие Тамерлана», согласно которой в могиле великого завоевателя ждала своего часа страшная война.
     Большая заметка в «Ленинградской правде» за 21 июня была посвящена отдыху горожан на пляжах в окрестностях Терриоки (название Зеленогорск появится лишь через несколько лет): «Дорога на Терриоки стала теперь чуть ли не одной из самых оживленных дорог под Ленинградом. Каждый выходной день сюда устремляются автомобили, автобусы, велосипедисты, пешеходы. Сами Терриоки расположены очень живописно. Особенно красива часть Терриок, известная под названием Ривьеры". Надо отметить, что до 1940 г. это была территория Финляндии и июнь 1941 стал первым опытом массового пляжного отдыха в нашем городе. Для очень и очень многих горожан эта первая в их жизни поездка на побережье Финского залива окажется последней.
      Вечером 21 июня в Мариинском театре (тогда он назывался Театр оперы и балета им. С.М.Кирова) давали вагнеровского Лоэнгрина. Это был второй премьерный показ оперного спектакля. Постановки вагнеровских опер начались в СССР вскоре после подписания пакта Молотова-Риббентропа по личному распоряжению Сталина в качестве дружеского жеста в адрес Германии. Спектакль закончился поздно и расходившиеся по домам зрители встречали на своем пути многочисленные компании выпускников, идущих к Неве на развод мостов.
         А в это время пилоты Люфтваффе уже прогревали моторы своих самолетов.
    Чем интереснее и примечательные мирные дни перед войной, тем ужаснее
осознание этой человеческой трагедии!
         Война застала в врасплох СССР.
   
 
   
        ---22 ИЮНЯ,РОВНО В 4 УТРА, НАМ ОБЪЯВИЛИ,ЧТО НАЧАЛАСЯ ВОЙНА... ---   


      Воскресное утро 22 июня. Безоблачное голубое небо, утренние солнце светит в окно. Шурочка нежится в постели. В квартире тихо. Дочку с матерью в начале июня они отправили в Копорье к родственникам. Брат с женой и сынишкой уехали в Вырицу, к другу на дачу.
  – Киска! Ты спишь?  – Иосиф наклоняется и целует жену. Шурочка с закрытыми глазами обнимает мужа и шепчет:
 – Мне так хорошо. Я тебя очень люблю.
Иосиф в ответ целует ее, поднимает на руки и несет к распахнутому окну.
  – Смотри, какое утро! Может поедим в Петергоф? Сегодня откроют фонтаны, – предлагает муж.
– Ой, как хорошо!  – Шура потягивается, и обнимает Иосифа.
Ей не хотелось спешить сегодня. Они редко бывали дома одни. Приготавливая завтрак, поглядывая в окна, она думала о том, что они через неделю поедут в Москву. Там открылась Выставка достижения народного хозяйства (ВДНХ). О ней так много говорят. И вообще, она никогда не ездила дальше Ленинграда. Это будет первая поездка. Как замечательно! Билеты на поезд «Красная стрела» лежат на письменном столе. Два костюма, для нее и мужа, из серого шевиота в мелкую клеточку, сшитые по этому случаю в ателье, висят в шкафу.
А сегодня, Шура решила, раз едем в Петергоф, надеть новое крепдешиновое платье. Она стояла перед зеркалом, любуясь собой. Как ей к лицу была расцветка: желтое поле и по нему разбросаны букетики белых ромашек.
Кто-то позвонил в дверь. Шура слышала, как Иосиф пошел открывать. С кем-то говорил.
  – Шура!
Она медленно поворачивает голову к вошедшему мужу.
  – Посмотри милый, тебе нравится мое платье?
Но почему Иосиф так странно на нее смотрит?
  – Шурочка! Война! Немцы перешли границу.
Она бежит в гостиную, включает репродуктор. Играет марш. Вдруг твердый голос произносит» «Внимание!.. Внимание!.. С рассветом, 22 июня 1941 года, регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийских до Черного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной армии»
Сердце дрогнуло. Шурочка подошла к Иосифу, очень тихо сказала: «Война… Что же будет?» Она прижалась к нему.
Солнце заливало всю комнату. Занавески мягко раздувались в окне. Мирно тикали часы. Шурочка с Иосифом стояли посередине комнаты. Он увидел в зеркале их отражение. Шурочка в новом платье, такую маленькую, беззащитную. Иосиф прижал ее и сказал:
  – Какая ты у меня красивая в новом платье. Ты его наденешь, когда война кончится.
Люди на улицах, в магазинах, на заводах, дома с настороженным вниманием слушали речь Молотова. Он говорил спокойно, в обычной, сдержанной манере:
«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление. Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города  – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие…  Нападение на нашу страну  произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Правительство призывает вас, граждане и гражданки  Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашего советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

Многие удивлялись, почему Молотов, а не Сталин говорил с народом. После выступления Молотова на всех предприятиях состоялись митинги, люди объединились в патриотическом порыве. Добровольцы толпами осаждали военкоматы. Мобилизация в регулярную армию в Ленинграде шла успешно. Иосиф на другой день был мобилизован и причислен к Ленинградскому  военному округу.

Первые дни вызвали массу волнений, слухов, никто представить себе не мог, что принесет им война, сколько она продлится. Многие кинулись в продовольственные магазины, покупали все что можно, покупали все подряд, в сберегательных кассах выстроились длинные очереди.  Поступали сообщения о быстром продвижении немецких войск  в глубь страны. Люди начали осознавать, что началась война.
     ВОЙНА! Страшное слово.
 
    

                ---ТРЕВОГА  НАРАСТАЛА---


   В начале июня Алю с бабушкой отправили в Копорье, в   деревню Подмышье. Здесь жила родня Шуры по отцу, прежде они с братом отдыхали тут каждое лето, но у Седелкиних, до раскулачивания, теперь дачу сняли у Липортовых — троюродной сестры Шуры Елизаветы и ее мужа Степана. У них было не большое хозяйство: огород, своя корова, поросенок, куры. Их замужние дочери жили в Ленинграде.
Лето вступило в своп нрава. Ребята уже вовсю купались в речке Систе, собирали душистую землянику. Аля была самая младшая среди ребят, ей было пять лет, но поспевала за ними везде. Она уже загорела и была искусана комарами. Вечером ее трудно было загнать домой.
      Однажды утром на всю деревню раздался звон. Кто-то бил о чугунный рельс, что висел у дома председателя колхоза. Обычно это было в случае пожара или какой либо тревоги. Люди пошли в сторону сельсовета. Пошел и Степан, а вернувшись, сообщил, что началась война: немцы перешли границу. Дальнейшие распоряжения будут позже, на общем собрании. Через три дня Аделия Иовановна получила телеграмму от Шуры: «Срочно выезжайте домой».
«Как же так? Только приехали, трех недель не прошло. Да война скоро кончится. Красная армия разобьет немцев. Не дадут же они немцам дойти до Ленинграда», — говорила Аделия Иовановна Степану и Елизавете.
     На общем собрании сообщили, что наша армия сдерживает напор противника, и призывали население не поддаваться панике и экономить продовольствие. В деревне уже демобилизовали всех мужиков. Остались старики да инвалиды. Степан был инвалид еще с Первой мировой войны.
      Степан и Елизавета помогли Аделии Иовановне собраться, погрузили вещи на подводу, и рано утром Степан повез ее с внучкой на станцию в Копорье. Ехать надо было четыре километра. На станции народу видимо-невидимо. В основном дачники: женщины с детьми. Чувствовались возбуждение, нервозность — поезда не было уже сутки. По расписанию следующий поезд должен быть через час. От людей она узнала, что касса закрыта. Начальник станции сообщил, что не знает, когда прибудет поезд. Аделия Иовановна поняла, что не будет никакой возможности сесть в поезд, даже если он придет. Говорили, что многие пошли в Керново — там узловая станция, до которой всего-то 8 км. Надо, не теряя времени, ехать. Степан взял в свою подводу еще людей: женщину с годовалой девочкой и сыном трех лет, пожилую пару с внучкой. По дороге в сторону города Керново шли много людей с чемоданами, узлами, были и нагруженные подводы. Часа через четыре они почти подъехали к вокзальной площади станции Керново, но дальше двигаться было невозможно. Толпа стала настолько плотной, что шагу не шагнешь. Аделия Иовановна и Степан стали расспрашивать о ситуации с поездом. Толком никто ничего не знал. Говорили разное. Какой-то гражданин сообщил, что готовиться железнодорожный состав и в первую очередь будут сажать с маленькими детьми. Степан не мог оставить подводу без присмотра, поэтому Аделия Иовановна поблагодарила его, попрощалась и, крепко держа Алю за руку, с чемоданом в другой руке, стала пробираться ко входу вокзала. Две женщины в железнодорожной форме и два милиционера руководили проходом людей на перрон, где стоял сборный состав. Толкотня началась неимоверная. Крик, ругань, плач детей. Аделия Иовановна ужасно волновалась, она боялась потерять Алю. Их стиснули со всех сторон. Вдруг сзади поднажали и вынесли их прямо к дверям вагона. Она поставила Алю на площадку, а сама с чемоданом вскарабкалась за ней. «Ну теперь то мы в ваго­не. Слава богу!» Вагон уже был полный, люди стояли по всему проходу, а ее все еще пихали в спину, и, протискиваясь через людей, она все таки пристроила Алю, усадив ее между двумя ребятишками, сама позже села на самый краешек скамейки. Было ужасно жарко, душно и тесно. Все обмахивались и вытирались платками. Вдруг поезд дернулся, еще, еще раз. «Господи, поехали», — перекрестилась Аделия Иовановна. В окнах замелькали люди, оставшиеся на перроне. «Когда они, бедные, уедут?» — подумала она.
Прорвался ветерок из открытых окон с двух сторон вагона. Стало легче дышать. Ехали они долго, так как поезд двигался очень медленно или подолгу стоял. Прибыли в Ленинград под утро.
Дома Аделия Иовановна узнала, что Шуру отправили рыть окопы под Толмачево — для оборонительных сооружений вокруг Ленинграда. Иосиф мобилизован и находится в штабе Ленинградского военного округа на Моховой. А сын Николай с семьей   эвакуируется  в Казань со своим военным заводом.
         Город менялся на глазах. Многие здания, памятники замаскировывали — их обкладывали мешками с песком, натягивали маскировочные сети, обрызганные серой, зеленой, коричневой красками, обстраивали камуфляжными домами из досок и фанеры. Витрины магазинов, окна первых этажей закрывали мешками или заколачивали досками. Все окна в домах заклеены крест накрест газетными полосами. Повсюду висели плакаты: «Ты вступил в народное ополчение?» В небе зависли аэростаты, преграждая путь немецким самолетам. Дежурные МПВО в касках стоят у подъездов, на крышах, глядя в небо. На крыше дома, где живет их семья, расположен наблюдательный пункт. Когда начиналась тревога, дежурная выходила на площадку и крутила сирену, похожую на кофейную мельницу с длинной ручкой. Из окна  весь день Аделия Иовановна могла видеть, как у Московского райсовета, у дверей военкомата, собирались мужчины, некоторых увозили грузовики, другие строем маршировали по Московскому шоссе в сторону Пулково.
      По окружной железной дороге, что проходила через мост, рядом с их домом, идут платформы с машинами, частями машин, станками, укрытые березами, еловыми веткам. По степени свежести ветвей можно судить о времени, проведенном поездом в пути. За платформами — теплушки с семьями рабочих. Это вывозят ленинградские заводы. Началась эвакуация предприятий, научных учреждений, музеев, населения, и главная задача была — как можно больше вывести из города детей.
     Фронт приближался к Ленинграду. Немцы рвались вперед. Вдоль железных дорог, по шоссе, лесными тропинками, напрямик по болотам возвращались ленинградцы домой с оборонных работ, и вперемешку с ними в Ленинград тянулся поток беженцев: женщины с потухшими глазами, с плачущими детьми на руках, дети постарше с узлами тащились по разбитой дороге. Бросив родные места, уходили они от врага целыми семьями. Измученные, запыленные, шагали они, понурив головы, в Ленинград, надеясь там найти защиту и кров. В другую сторону, навстречу немцам, двигались воинские части и отряды народного ополчения. Фашистские самолеты то и дело появлялись в воздухе, сбрасывая бомбы на дороги и поливая свинцом толпы беженцев. Услышав нарастающий гул самолетов, люди кидались в лес, ложились в канавы и снова шли вперед, как только самолеты скрывались. Уже были раненые и убитые.
      Шурочка вместе с другими женщинами шагала по пыльной проселочной дороге. Старый грузовик, который их привез на рытье окопов, сломался. Бригадир, пожилой мужик, пнув ногой по колесу, выругался и приказал: «А ну-ка, девчата, ноги в руки и марш домой!»
  К вечеру лесными тропками они вышли на шоссе. По нагретому асфальту, в полной темноте, шли молча женщины в город, все время ускоряя шаг. И когда они увидели трамвай, который стоял на остановке, побежали что было сил. На трамвае   Шурочка доехала до дома. Она уже не застала брата — Николай с женой Клавой и трехлетним сынишкой Олегом отбыли в Казань.
    У нее отлегло от сердца — Аделия Иовановна с Алей вернулись домой. Дома было тоскливо. Она ходила по пустой, залитой солнцем квартире, смотрела на мебель, книжные полки, фарфор, на старинные, из черного мрамора с бронзой часы — хрупкое хозяйство. Куда это все теперь? Зачем?
      Несколько раз Шура ездила повидаться с Иосифом. Последний раз он попросил привести Алю, очень соскучился. Днем, как обычно, было несколько воздушных тревог. Но все происходило где-то там, за горизонтом. В городе тихо, даже зениток не слышно. В этот день Шура решилась и взяла Алю с собой. На третьем номере трамвая они доехали до Лебяжьей канавки, где их встретил Иосиф. Он взял дочку на руки, и они пошли в Летний сад. Удивительная, редкая была осень. Такой теплой осени ленинградцы не помнили. В сухом и тихом тепле деревья желтеют сохранно, не теряя листьев. Так и стоят — пурпурные, янтарные, лимонно-желтые. Они прошлись по аллее, завороженные тишиной и красотой. Война? Нет. Нет войны! Как-то странно сделалось на душе. Они вдруг оторвались от всего на свете, сидя на скамейке под кроной вяза.
— Паночка, а тебе можно пойти домой, если ты очень попросишься?
— Сейчас я не могу, моя дочурка. Я военный. Фашистов разобьем, и я приду домой.
Шурочка положила голову на плечо мужа.
— Они уже близко. Когда наши начнут наступать? — тихо спросила она. Он прижал ее крепко к себе, не сразу ответил:
— Ждем приказа.
Аля собрала букет из ярких листьев.
— Вот приедешь домой, положи листья в толстую книгу, между страниц — это будет на память о сегодняшнем дне,нежно погладив дочь по голове, сказал Иосиф.
Иосиф проводил их до остановки. Подошел трамвай. Он поднял Алю, поцеловал, потом поцеловал жену. Аля села у окна и махала ручкой папе, пока трамвай не повернул на Садовую. Так она и запомнила отца — в гимнастерке, перетянутой крест накрест кожаными ремнями, и в пилотке. Домой Аля возвращалась с пакетиком, который ей дал папа. Там было печенье и несколько кусочков сахара.
        В тот момент, когда Шура с дочкой подъезжали к дому, завыли серены, все побежали в разных направлениях. Улица превратилась в разворошенный муравейник. Люди бежали кто в ближайший подъезд, кто в бомбоубежище. Они тоже побежали в убежище. После отбоя все вышли наружу, уже стемнело. Синий вечерний свет мешался с красноватыми отблесками, алые сполохи скользили по стенам домов, никто даже сразу не понял, в чем дело. Но внезапно взорам открылись черные клубящиеся горы дыма, подсвеченные снизу пламенем. Все это громоздилось в небе, взбухало, пускало чудовищные завитки и ответвления. Кто-то глухо сказал: «Немец бомбы бросил и поджег Бадаевские склады».
      Шура оглянулась, увидела лица людей в этом страшном освещении, бледные и смятенные, в ужасе. Это был первый большой налет на Ленинград.
Когда они вернулись домой, то застали у открытого окна Аделию Иовановну и еще двух соседок. Шура и Аля подошли к ним, и они долго стояли и смотрели на этот пожар — горели продовольственные склады — кладовая Ленинграда. Зловещий дым, жирный и тяжелый, закрывал небо — это были горящий сахар, мука, масло... Оглушительно захлопали зенитки. Они стояли притихшие, и неистребимая тревога вселилась в их сердца.



  Здесь должно быть фото:Это порцая 125 грамм хлеба в сутки для служащих, иждивенцов и детей

                --- БЛОКАДА  ЛЕНИНГРАДА(первая часть)---
               
   Вспоминать о блокаде - очень тяжело. Длилась блокада с 8 сентября 1941 года по 27 января 1943 года,когда разорвали кольцо немецкой армии. Ленинград оставался в блокаде 872 дня (почти 900).Что стоило жизни, почти миллиону с половиной (1,5 млн.) населения. Никто в точности не знал, а советские источники лгали, во много раз занижая число погибших. Немалая правда в том, что 90% населения погибло от голода, а 10% от бомбежек.

                БЛОКАДА - КАК ПРЕСТУПЛЕНИЕ!!!
 Блокада Ленинграда - крупнейшая гуманитарная катастрофа ХХ века. Это не природное бедствие, подобно землетрясению или цунами.
     И думая о прекрасном Ленинграде, выжившие лениградцы, вспоминая те ужасные блокадные дни, годы, задаю вопрос: кто это сотворил и бросил - город, население - врагу и оставил его на  гибель?  Гибель стольких людей! Возникал вопрос, насколько были правильными решения властей, все ли сделано, чтобы избавить город от невероятных испытаний. Страдания ленинградцев, людей брошенных собственным правительством на произвол судьбы.Никогда мир не видел столь массового уничтожения гражданского населения, таких человеческих страданий и лишений, какие выпали на долю ленинградцев! «Мрут как мух», – равнодушно высказался о людях Жданов, «ленинградский хозяин», владыка города. Она была спланирована и реализована людьми, стоящими во главе города, командующим войсками и страной. И нужна историческая достоверность событий, происходивших в Ленинграде в 1941- 1944 годах (и не только, а вообще в СССР).
  Неудачные планы и просчеты Сталина, его генералитета и партии, которые решали судьбу народа, привели к тому,что Ленинград подвергся тяжелому испытанию. В советское время пропагандировалась устоявшийся стереотип: замалчивание о правдивых событиях - страшной блокаде. Но Ленинград не вписывался в ту картину войны, которую изображала пропаганда - в этом уникальность города - интеллигента!
 Ленинград победил! Ленинград выстоял! Город выжил! Но какой достается дорогой ценой, равной которой не было в современной мировой истории. Дух великого города, жителей, ведущую смертельную борьбу, являл пример невиданной отваги и массового героизма.
Фанатизм и ненависть могут стать причиной войн и гуманитарных катастроф, а равнодушие и безразличие к страданиям других людей может привести к тому, что  это станет нормой.

        8 сентября 1941 года. Ленинград окружили враги: все дороги перерезаны и выхода из города, иначе как по воздуху, нет.  Немцы стали испытывать разные приемы: бросали воющие, свистящие бомбы, мины–ловушки в форме детских игрушек, авторучек, зажигалок. Разбрасывали фальшивые деньги и продовольственные карточки, листовки с обращением к населению – сдаваться. Немцы все больше пытались внедрять шпионов и диверсантов. В каждом районе, внутри города проверяют документы. При въезде в город установлены заставы и КПП.
Шура получила из районной комиссии по эвакуации извещение – явиться и получить посадочный талон на поезд на себя, мать и Алю.
В городе уже перебои с продовольствием – ввели карточную систему. На рынке цены на хлеб, картофель, масло, крупу, росли с каждым часом. В городе паника и волнение. Слухи, кругом ползли слухи. «Нас хотят задушить», - говорили в народе. Еще говорили, что предатели есть среди населения, и они ночью подают сигналы немцам – ракетами или фонариками. И немцы отлично знают, куда целиться, - по наиважнейшим объектам.
Накануне ночь была до ужаса тиха, казалось, город не дышит, лежит во тьме и ждет. А утром началось. Бомбежки следовали одна за другой с не большими перерывами. Особенно жестокий налет начался следующий ночью. В два часа ночи опять тревога. Шура хватает сонную Алю, закутанную в одеяло, Аделия Иовановна берет сумку с документами, подушку, и они бегут через улицу в бомбоубежище. Прямо над головой гудят моторы немецких самолетов. Зенитки не умолкают. Лучи прожекторов, перекрещиваясь, шарят по небу. Красные вспышки разрывов освещают горизонт несколько раз подряд. Убежище находится в подвале Московского Райсовета.
 Аля на всю жизнь запомнила звук метронома, звучавший целый день из репродуктора она запомнила сигнал тревоги, невероятно громкий, отвратительный по звуковой гамме –  вой сирены – знак начала очередного налета немецких бомбардировщиков и несущийся из черного репродуктора громовой мужской голос, от которого становится жутко: «Воздушная тревога! Воздушная тревога!». Сирена воет, голос громыхает, люди сломя голову несутся в бомбоубежище.

 Бомбоубежище тесное, плотно набито человеческими телами. Душно. Пахнет сырым бетоном, мочой. Много детей и стариков. Полутемно. Потом все затихают – слушают, что происходит там, наверху. Четко стучит метроном из репродуктора. Тишина в бомбоубежище прерывается то детским плачем, то чьим-то стоном или шепотом. Слышен нарастающий гул и стрельба. Где-то громыхает. Иногда совсем близко, так, что мы чувствуем сотрясение земли. Время тянется тревожно и долго.… Сколько? Не знаю. И вот все стихает. Что значит эта тишина наверху? Налет закончен или это просто перерыв перед новой волной атаки? Томительное ожидание.… Наконец тот же мужской голос, уже другим, не страшным тоном, извещает: «Отбой воздушной тревоги! Отбой воздушной тревоги!..». Люди с облегчением от страха пережитого расходятся по квартирам, чтобы вскоре, иногда через час, снова услышать жуткий вой сирены и голос: «Воздушная тревога!..». В некоторые дни тревога объявлялась пять, шесть, восемь, а то и десять раз. В разных концах города гремело и рушилось. От зажигательных бомб загорелись больница Куйбышевская, Александровская и еще два военных госпиталя. Разрушены дома на Сенной площади, на Московском проспекте. На Петроградской стороне бомба попала в Зоосад: ранило слониху, перебиты обезьяны. Это гитлеровцы метили в химический завод. Немецкая авиация нещадно бомбит рабочие районы.
Московское шоссе дом № 1, тут живет Шура с дочкой и матерью. Здесь перед их домом находится первый контрольно-пропускной пункт – КПП. Все проживающие в этом доме имеют пропуск, так как дальше за насыпью, за мостом окружной железной дороги, начинается прифронтовая полоса, где уже стоят войска 42-й армии, защищающей район Лигово –  Пулково – Пушкин.  Поперек проспекта все заставлено железобетонными надолбами и стальными ежами. Сразу за КПП по обе стороны раскинулась завода «Электросила», рядом с их домом территория  Вагоностроительного завода, далее фабрика «Скороход» и много различных промышленных предприятий. Это как раз те мишени, по которым бомбят немцы. И всего-то в пяти километрах от вражеского рубежа находится их дом и КПП.
Одна мысль, один вопрос задавали себе жители города: «Устоит ли Ленинград?» Слухи, что Ленинград собираются разрушить, разнеслись по городу. Все только об этом и говорили. Ждали все. Ждали сигнала – взорвать город. Сигнала не было. Если бы немцы ворвались бы в город – Ленинград был бы разрушен – уничтожить каждое крупное здание, каждый мост, каждый завод. Все было заминировано.  Взрывать город! Таков был план властей города – чтобы немцу он не достался. Немцы уже заняли город Пушкин и Пулково.Пулковские высоты – здесь находится обсерватория, отсюда открывается широкая панорама города. Пулковской меридиан, прямая как стрела, проходит по Московскому шоссе, по проспекту и выходит прямо на шпиль Петропавловского собора. Немецкое командование рассматривало Пулковские высоты как трамплин для прыжка на город.
В секретной директиве немецко-фашистского командования от 29 сентября 1941 года сказано: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. Путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять город с землей. С нашей стороны нет заинтересованности в сохранении хотя бы части этого большого города».
Продолжается эвакуация из Ленинграда. В основном – детей. Сначала вывозили недалеко, за город, потом на Урал и в Сибирь. Все думали: всего недели на две-три. Большинство ленинградцев считало отъезд чем-то неприличным, почти трусостью
Шуре второй раз пришла эвакуационная бумага на дочь из райсовета, но Шура ни под каким  видом и не думала отправлять ее одну, и сама не собиралась уезжать из Ленинграда.
Тяжелые бои уже велись на подступах  к Ленинграду.   Все заводы, предприятия, большие магазины превратились в огневые укрепления, укрытые мешками с песком. Все парки в городе  были изрыты щелями для укрытия от воздушных налетов Город стал похож на крепость. Ситуация действительно страшна – город готовился к уличным боям. Создавались отряды, чтобы защищать город. Из-за нехватки оружия раздавали финские ножи. В Ленинграде было объявлено военное положение. Запретили ходить на улицу без специального пропуска с 10 часов вечера до 5 часов утра.
 Ночь с 16 на 17 августа1941 года была очень тревожной, особенно в южных районах, где совсем шли ожесточенные бои. 30 августа немцы разбомбили маленькую станцию Мга, прервав железнодорожную связь  между Ленинградом и остальной территорией страны. Немцы перерезали шоссе между Ленинградом и Москвой, а затем все прочие шоссейные дороги. Они пробились в Шлиссельбург, крепость на Неве, поставив под контроль исток Невы, и 8 сентября германское железное кольцо сомкнулось вокруг Ленинграда,  блокировав город с суши, а с севера Ленинград блокировали финские войска. Силы немецких войск намного превосходили силы Красной Армии. Первые недели сентября были кризисными: только большими потерями удалось остановить врага на подступах к городу. Начались страшные и невыносимые дни в жизни ленинградцев, которые продолжали сопротивляться врагу.
Час испытания приближался, над городом нависла смертельная опасность. Вновь и вновь люди повторяли: «Кто же мог подумать, что враг будет так близко от Ленинграда?»
     Последний раз Шура виделась с Иосифом в конце октября, когда его перевели в село Мурино, она ездила к нему на трамвае, пересаживалась на автобус от завода «Светлана» - прямо до воинской части. В начале ноября его часть отправили в  Молотов, на курсы младших лейтенантов. И пошли короткие письма-открырки,  с дороги.

22. 12.41
Здравствуйте, мои дорогие, любимые Шурочка и Аличка! Я нахожусь в движении, так что дать какой-либо адрес не могу. Когда доберусь до места назначения, сказать трудно. Места, по которым идет наш поезд, очень красивые. Зима относительно мягкая и но очень сежная. Поэтому иногда продвигаемся с затруднениями не только пешком, но и транспортом. Я жив и здоров. Шурочка, как ты живешь? Что ты надумала с отъездом? Оставайтесь пока на месте и не куда не двигайтесь. Эвакуация – это очень тяжелое мероприятие, особенно зимой. Очень трудно в пути, тем более с детьми. Не советую, а то замерзните по дороге. Пропадешь. Целую крепко, моя кукочка, а также поцелуй дочурку.  Очень скучаю.
Твой Юзик.
 
 Три месяца с начала войны, а город уже голодал. Введена карточная система. Еще в августе рабочие получали по 600 г. хлеба, служащие – 400 г., иждивенцы и дети по 300 г.  С 20 ноября норму сократили до 300 г. для рабочих, а служащие, иждивенцы и дети стали получать по 125 г хлеба в сутки. Почти ничего, кроме хлеба, по карточкам уже не выдавали, не было. Целыми днями люди выстаивали бесконечные, безнадежные очереди. Силы у людей таяли с каждым днем, они худели на глазах. У многих уже не было сил подняться, не то, что  выйти из дома. Угасала вера в чудо, угасала всякая надежда. Настроение в городе становилось все более мрачным. Люди ожесточались. Власти обратились с призывом к населению: перебираться в более безопасные районы.
Шура решила переселиться на Петроградскую сторону, к тетке, которая жила на Кировском проспекте. Там не было поблизости заводов и не было линии фронта. Шуре было предоставлено выбрать любую освободившуюся комнату и даже квартиру, со всей мебелью, откуда люди эвакуировались или умерли. Она выбрала маленькую и теплую комнату на первом этаже с голландской печкой в углу, чтобы ближе бежать в бомбоубежище.
После теплых осенних дней пришла необыкновенно холодная зима. Наступило время, когда на Ленинград надвинулись союзники фашистов: холод, голод, страх. В городе уже не было света и водоснабжения. Люди вспомнили о печках-буржуйках и устанавливали в комнатах. Жгли мебель, книги, чтобы согреться, что-то сготовить, вскипятить воду. В городе ломали и сжигали все деревянное: заборы, дома, рубили деревья, кресты на кладбищах.
Шура уже не работала на фабрике «Скороход». На ее руках были пожилая мать и дочь. Днем она  в поисках продуктов бегала по магазинам. Очереди стояли такими длинными, что войти в магазин было невозможно, и часто уходила с пустыми руками. Голодна, замерзшая, ослабевшая возвращалась Шура домой, где ждали ее голодные мать и дочь. Как иждивенцы, они получали по 125 граммов хлеба. Свой рацион – 375 граммов хлеба  на троих – они старались растянуть как можно дольше, на весь длинный день. У нее было достаточно денег, которые она получала в военкомате  по аттестату за мужа, однако купить продукты было негде, их просто в городе не было. На черном рынке у спекулянтов можно было только обменять одежду или драгоценности на хлеб, крупу, папиросы, водку и прочие. Иногда ей удавалось обменять то новый костюм мужа на стакан отрубей, то что-нибудь из антиквариата  на кусочек черного как уголь хлеба с опилками. Однажды, когда уже нечего было есть, Шура обменяла золотое кольцо на дуранду – жмых, отходы от семечек подсолнуха или хлопковых семян, когда из них уже выжато масло и остается черная плотная масса их шелухи, которая обычно шла на корм скоту или для сжигания в корабельных топках. Жмых есть нельзя, поскольку он содержит вредные вещества. Принесла Шура этот страшный, черный, с грязью комок и положила его в кастрюлю с водой, чтобы размочить. Она вышла на какое-то время. Аля осталась одна, вытащила эту страшную массу из кастрюли и всю съела. Шура вернулась домой и увидела Алю всю перемазанную в черной грязи – лицо, руки, а живот невероятно раздутый. Как она испугалась, что у Али будет завороток кишок, и она умрет. Весь вечер отпаивала ее водой, Слава Богу! Все обошлось.
Не прекращались воздушные налеты и артобстрелы Ленинграда. После того, как в их квартире, от  разорвавшийся фугаски осколком выбило стекла (осколок потом они нашли на подоконнике), пришлось окно заложить подушками, оставили только в верхнем углу, стекло, чтобы хоть немного проходил свет.
Зима 1941-42 года. Первая блокадная зима была лютая. Морозы доходили до минус 35-40 градусов. Город замерзал. Снега выпало необычно много. Снежные горы возвышались на улицах, никто не убирал. Тут и там стоят разбитые трамваи, троллейбусы, автобусы, неподвижно застывшие в снегу. Было холодно и темно. Ужасно холодно! Мороз сковал Неву и каналы. Все трубы замерзли. Кто жил рядом с рекой прорубали проруби и носили воду домой или оттаивал снег. Положение в Ленинграде ухудшалось. Отупевшие, замерзшие, ослабевшие, часто на в состоянии держаться на ногах, люди понимали, что, если им не доставят хлеба, если не прорвут блокаду, они погибнут.
В комнате, в которой теперь они жили втроем, была двуспальная кровать, и вместо стола стояло дамское, изящное бюро из красного дерева с маленьким ящичком, закрывающийся ключиком. В ящике лежал весь их запас хлеба. Больше всех страда от голода Аля. Однажды она съела всю норму хлеба, что был на троих.  Пятилетняя Аля сообразила, как ножом открыть ящик. Когда Шура возвращалась домой и входила в комнату, она видела огромные, голодные глаза дочери, устремленные на нее.  Аля выглядела маленькой старушкой. Она сидела за столом, упершись локтями и запустив руки в густые волосы. Шура иногда покупала на рынке игрушки, но они  девочку не интересовали. Она не могла видеть, как Аля страдает от голода, иногда она думала: может, лучше будет, если уж дочь умрет – не будет страдать.  Во время еды, когда делили хлеб, Аля жадно следила, как Шура разрезает кусочки, и зло повторяла: «Почему, ты бабушке дала больше кусок, чем мне?» Затем пальчиком подбирала все крошечки со стола и строго выговаривала: «Сталин сказал, что надо каждую крошку беречь».
Однажды Шура стояла в длинной очереди за хлебом, когда  подошла ее очередь, она протянула хлебные карточки, продавщица отрезала ножницами талончики и взвесила положенные 375 г хлеба. Шура взяла осторожно кусок хлеба с маленьким довеском, чтобы положить в приготовленный мешочек, как вдруг стоящий рядом мальчишка схватил этот довесочек и запихнул себе в рот. Шура с яростью попыталась вырвать этот довесок изо рта мальчишки, но он уже  проглотил его. Она в отчаянии, горько плача, пошла домой.
Третий день в городе нет хлеба. Шура стоит у магазина с ночи, весь день, и уходит ни с чем. «Боже, как она пойдет домой! Там ее ждут голодные мать и дочь». У соседа, который работал на хлебозаводе, она обменяла столовое серебро на два стакана отрубей и сварила похлебку. Через три  дня в город доставили хлеб. Шура по карточке получила целую буханку. У них был маленький праздник. Сосед, узнав, что Але в феврале исполнится шесть лет, принес ей в подарок на день рождения галеты и брикетики клюквенного киселя.
Шура и Аделия Иовановна старались поддерживать чистоту. Они приносили в ведрах снег, кипятили его в самоваре и мылись перед печкой, прожигали лучиной швы в белье – от вшей. Спали они вместе в одной кровати, одетые. Вся остальная огромная квартира была пустая, холодная, темная, как пещера. Запас дров, что был в сарае, давно кончился. Они уже сожгли столовый дубовый стол, стулья, этажерку, антресоли в коридоре, шкафчики на кухне.
Во многих квартирах уже не осталось людей. Люди умирали в постелях, засыпал и не просыпались. Хорошо, если кто-то заходил к ним. Обычно это были женщины из медэпидем отряда,  которые ходили по квартирам, чтобы кого-нибудь еще спасти. Иногда они находили детей, лежавших рядом с умершими матерями. Вымирали целые семьи. Люди не замечали смерть. Люди ходили медленно, еле-еле передвигая ноги, говорили чуть слышно, растягивая слова. Это были дистрофики. Им было уже все безразлично. Идет человек, вдруг прислонится к стене, тихо сползает на землю и уже не в силах подняться. Его обходят, и никто не поможет, потому что сами, ослабев, могли упасть так же. Многие страшно опустились, у них не было  сил что-то делать, воли о чем-то думать – только  о еде, о хлебе.
Однажды Шура зашла к Сметанинам. Дядю Костю Сметанина, крестного Шуры, арестовали еще в 1935 году. И с тех пор никто не знал, что с ним. Сын Гриша был на фронте. Она знала, что тетя Агаша осталась одна с домработницей Дуней. Шура еле поднялась на второй этаж, постучала, но тут заметила, что дверь открыта. Она вошла в холодную квартиру – гробовая тишина и темнота, стала звать тетю Агашу и ходить по комнатам. Вдруг Шура услышала какой-то шорох, присмотрелась и увидела, что на кровати кто-то шевелится, она подошла ближе.
  –  Кто здесь? Тетя Агаша? – спросила Шура.
  –  Я, Дуня… Тетя Агаша умерла. А кто вы? -  чуть слышный голос
 –   Шура Тимофеева… Давно она умерла?
  –  Не  помню. Кто-то пришел. Ее унесли.
  – Вот вам сухарик. - И она положила рядом на кровать черный, как уголь хлеб.
 –  Мне не нужно. Я сегодня умру,  – еле слышно прошептала Дуня.
   Шура с трудом нашла ее руку в тряпье и сунула в нее сухарь.
  –  Прощайте. Да благословит вас Господь, – и ушла.
Позже Шура узнает: Дуня тоже умерла. Где они похоронены: тетя Агаша,  Дуня? Хоронить было некому.
     Единственным видом транспорта в городе стали детские санки. Они вдруг появились в первую блокадную зиму повсюду  на улицах Ленинграда. Люди в темной одежде, закутанные в платки, шарфы, тащат санки по ледяным тротуарам, перетаскивая их через мостовую, по намерзшим ухабам. Бесконечный скрип полозьев –громче  артиллерийской канонады. На детских саночках перевозили дрова, мебель, ведра с водой, больных, умирающих и мертвых. Родственники тащили санки с покойниками на кладбище, выбиваясь из последних сил, выполняя свой долг. Гробов уже не делали, покойников просто зашивали в простыню и прикручивали веревками к саням. Но потом и санок не стало, видно, сожгли в печурках для обогрева.  Трупы, завернутые в простыни, одеяла, коврики, еще во что-то, тащили  на кладбище по снегу волоком. Копать могилу было некому, и помолиться за покойника некому., Тело просто бросали, и нередко те, кто тащил санки с трупом, падали рядом и умирали. Ни крика, ни стона. Смерть ходила по  Ленинграду. Весь город был завален трупами, они тысячами лежали на улицах, в снежных сугробах, вмерзшие в лед, в квартирах, во дворах и подвалах. У живых не было сил хоронить своих близких. Ленинградцы уже привыкли к смерти.
    Конечно, предпринимались  какие-то попытки переброски самолетами несколько тонн продуктов в день – это были крохи, в основном для поддержки войск, но этого не хватало для гражданского населения. К тому же немецкая артиллерия постоянно обстреливала советские самолеты. И вот возник план, смелое решение – создание  и открытие дороги по льду Ладожского озера, которую так и назвали – «Дорога жизни».  Длина трассы – 30-50 километров.   22 ноября ночью первая колона  грузовиков прибыла за продовольствием за западный берег, а 23  ноября в Ленинград доставили 23 тонны  муки – первые тонны продовольствия  прибыли по ледовой дороге. Открылась Дорога жизни! На 83-й день блокады! Увеличили норму хлеба – на 100 грамм для рабочих и на 75 грамм всем остальным – крохотный кусочек.
С наступлением весны наступала угроза эпидемий. Городские власти отдали распоряжение выйти на очистку Ленинграда. Это было нужно всем.
Первая блокадная весна. В середине марта десятки тысяч истощенных ленинградцев высыпали на улицы, площади, набережные города – на расчистку города. Они, с трудом двигаясь, долбили снег и лед, тащили глыбы  и сбрасывали в каналы, в Неву. Расчищали от снега трамвайные   пути, дворы, подвалы. Убрали дома от нечистот. Люди работали с энтузиазмом. Они не хотели сдаваться врагу. Солнце пригревало. Люди подставляли свои истощенные лица, наслаждаясь теплом. На улицах появилось больше народа. Ленинград снова ожил. Появилась надежда выжить. 15 апреля 1942 года ленинградцы увидели, как по городу пошли трамваи! Это было чудо!
 
     Вопреки всему, казалось, неописуемым ужасом блокадных дней,Ленинград пытался жить культурной жизнью.
     В Ленинградской филармонии 9 августа 1942 года была исполнена 7-я симфония Шостаковича, посвященная – великому городу Ленинграду.  Но для этого надо было набрать  полный состав оркестра, музыкантов искали в городе, кто еще остался жив, и отзывали с Ленинградского фронта. В день исполнения, на весь город из репродукторов транслировали   героическую симфонию. Ее транслировали все радиостанции Советского Союза. Когда эти звуки долетели до немецкой стороны фронта, то немцы поняли, что город не победить.
Это был дух города: Мы   будем в городе поддерживать жизнь, нормальную жизнь и показывать людям, что она продолжается и даже в таком виде, если мы не будем давать людям надежду на победу, то город просто не выживет. Ленинградцы это прекрасно понимают. Были организованы  артистические бригады, которые ездили по фронтам Ленинграда с концертами для солдат, это было отдохновением, для подъема духа бойцов.
  Духовные ценности, составляющие стержень личности, часто оказываются сильнее телесно-материальных трудностей; внимание и сострадание к другим, милосердие и взаимопомощь помогают выживать в самых нечеловеческих условиях. По свидетельству Д.А. Гранена: «те, кто спасал других, чаще выживали, чем те, кто просто лежал, ожидая какого-то ухода за собой или потеряв надежду на жизнь».
  Только совместными усилиями, объединившись и сплотившись, люди могут противостоять злу. Единение ленинградцев позволило не только отстоять город, но и спасти культурные ценности, обеспечивать работу военных заводов, учреждений культуры, науки, бытового обслуживания и пр.


                Был уже март, стало теплее на улице, но снег еще не растаял. Шура посадила Алю на санки, и по очереди с матерью потащили их через весь город, с Петроградской стороны к Московскому райсовету. Они хотели вернуться в свою квартиру.               
   Весной ленинградцы засадили огородами все сады, парки, скверы, даже железнодорожные насыпи. Собирали молодую крапиву, варили витаминные щи. Страдая цингой, ели молодые побеги у елок и у сосен. Сажая картофель, люди для экономии вырезали в клубнях глазки с кусочками мякоти, которые закапывали в землю.
Шура с матерью выкопали  две грядки в садике напротив их дома и высадили картофель, капусту и морковь. Семена она выменяла на рынке на костюм мужа. Все это лето они ухаживали за своим огородом. Аля очень старалась, она помогала выдергивать  сорняки и радовалась, видя, как растут все выше и выше  побеги. К осени, когда созрел  урожай, они вместе с соседями дежурили по очереди, чтобы не украли овощи с грядок.
Впереди еще была вторая холодная и голодная зима, которую предстояло пережить ленинградцем.  Сколько еще их умрет голодной смертью, погибнет от бомбежек? Не сумев взять Ленинград штурмом, гитлеровское командование решило подавить сопротивление города  бомбардировками с воздуха, артиллерийскими  обстрелами, голодом. 250 тысяч снарядов и бомб было сброшено на город.
Шура каждый месяц получала по аттестату  деньги от Иосифа.
    Денег было много, а купить  на них ничего нельзя – магазины пустые, они закрыты. Только можно было обменять какие-то ценные вещи, драгоценности, которые еще сохранились дома, на хлеб, отруби, на дуранду.
   Иосиф находился на курсах повышения командиров в Челябинске, и оттуда шли письма, открытки, денежные переводы и посылками с книгами.
   
   
           3. 9. 42
                Здравствуй, дорогая моя Шурочка!
      Пишу тебе третье письмо, как прибыл на  место. Послал деньги переводом и
      аттестат. Но от тебя давно не получал писем. Я беспокоюсь. Как вы там в
      Ленинграде? Фашисты озверели. У вас сильные бомбежки и артобстрелы. Как вы
      живы-здоровы? Пошли телеграмму.  Что у вас? Я жду от тебя давно ответа.
       Целую, мои родные Шурочка и Аличка. Привет матери.
                Юзик


               

  20. 9. 42
       Здравствуй, дорогая, милая Шурочка и моя дочурка Аличка!
       Целую вас обеих крепко-прикрепко. Очень по вам соскучился, твои и Алины
       фотографии я получил, часто смотрю на них, что доставляет мне большое
       удовольствие и радость, так как я имею возможность вас видеть, хоть на
       карточке. Аличка выросла и очень красивая девочка. Ты пишешь, что мать
       собирается  ехать к Николаю. Пусть едет, но одна. И, ни в коем случае, не
       отправляй с ней Алю. Я категорически это запрещаю. Аличку ни с кеми
       никуда   
       не отправляй и то себя не отрывай. Я написал тебе уже много открыток,
       писем и послал деньги по аттестату. Ты получила? Сообщи об этом.
       Скоро заканчиваю курсы, нас назначат в часть и выезжаем на фронт. Адрес
       сообщу. Целую тебя, моя кукочка и Аличку.               
                Твой Юзик.

      На этой странице помещены фронтовые открытки от Иосифа.


      28. 1. 43
Привет с дороги, дорогая Щурочка!
      Восьмые сутки уже в дороге и едем все дальше и дальше на юг. Все степи, да
      степи, населенные пункты очень редко встречаются. Еще сколько проедем,
      сказать трудно. Как только прибудем на место, и будет более и менее
      постоянный адрес, я сообщу. Получила ли ты деньги, 250 руб., мои письма с
      моей фотографией и посылку с книгами, набор марок? Я еще посылал это их
      Челябинска. Пусть Аличка собирает марки. Купи ей альбом. Спасибо, дорогая
      моя, за стихотворение Константина Симонова «Жди меня и я вернусь». Мои
      товарищи все его переписали и тебя благодарят и кланяются. Крепко целую
      вас, мои дорогие.
                Твой Юзик.

   
       Город опустел. Мерзлый ноябрьский ветер гонялся за редкими прохожими по городу. Опасности подстерегали людей, лишения не кончались, и был страх, что в любой момент непрочная связь с Большой землей может оборваться.
Шура, закутанная по самые глаза пледом, направилась в больницу им. Коняшина, где врачом-хирургом работала ее двоюродная сестра Аня Седелкина. На днях Аня зашла к ним и пригласила  Шуру прийти в больницу, обещав ей помочь. Сестра накормила Шуру чечевичной кашей и еще дала ей тарелку каши, чтобы она отнесла матери и Але. Но самое главное, она сказала Шуре: «Шура, тебе нужно к ноябрьским праздникам сделать прически женам секретарей райкома и женам комсостава  при Московском райсовете. Им нужен парикмахер. Я им рассказала про тебя».
Кто мог представить, что кому-то в блокадном городе нужно делать прически и маникюр. Не все, оказываются, голодали. И Шура всем сделала такие замечательные прически к 7 ноября, что в райкоме ей предложили постоянную работу парикмахера, но   оформили ее в столовую как официантку.  Теперь Шура была сама сыта и могла накормить дочь и мать.
             После прорыва блокады 19 февраля 1943 года, когда стали подвозить продовольствие в Ленинград, по замерзшему Ладожскому озеру - "Дорога жизни". Была увеличена норма хлеба, и по карточкам можно было получать и другие продукты. Но люди были истощены и обессилены, многие продолжали умирать от дистрофии.
          В марте 1943 года Аделия Иовановна умерла, сердце не выдержало – дистрофия третьей степени. На работе Шуре помогли похоронить  мать. Но как быть с Алей? Не с кем оставить. Шура работала с шести утра и возвращалась домой очень поздно, а дочь оставлять одну боялась. После смерти бабушки некоторое время с Алей сидела тетя Сима, их знакомая, которую Александра Михайловна однажды увидела  на улице еле-еле передвигавшую ноги, и взяла ее к себе домой, откормила и та жила у них дома. Мало-помалу стали открываться детские сады. В райсовете Шуре дали направление в круглосуточный детский сад, который находился довольно далеко от их дома, на Смоленской улице, в большом многоэтажном сером доме, возвышавшемся среди небольших построек. Называли этот дом почему-то Порт-Артур. Только на воскресенье она могла брать Алю домой.
         Аля была в садике третий день, как мама привела ее туда. В восемь вечера детский садик укладывали спать. Воспитательницы, нянечки,  медсестры, также ребята постарше, все принимали участие в приготовлении ребятишек ко сну. Начиналась суматоха. В самой большой комнате, где обычно дети обедали и играли, сдвигались столы в сторону,  к окнам, а стульчики выдвигались на середину зала и из них делали подобие кроваток, повернув  восемь стульчиков сидениями к друг к другу, на которые укладывали матрасики, стелили простыни и затем клали подушки и одеяла. Двери всех комнат были открыты на распашку. Многие ребятишки толпились в просторной прихожей, где вдоль стен стояли маленькие шкафчики для каждого ребенка, куда они вешали свои пальтишки, шарфики, шапочки, ставили ботики, валенки. Але очень не понравилось в дет-садике. Мальчишки дразнились, дергали за косы, кто-то запрятал ее передник с вишенками на кармашке, который сшила мама, а воспитательница дела ей другой – рваный и маленький, стягивающий ее под мышками. Иногда ей хотелось заплакать – она очень скучала по маме, по дому. И вот, когда настал вечер, и все отвлеклись к приготовлению ко сну, Аля решила уйти домой. Никому ничего не сказала, да еще прихватила четырехлетнею Надю Гусеву – дочь их соседки по квартире. Она подошла к ней и сказала: « «Хочешь домой? Одевайся». Девочка согласилась. Аля нашла ее шкафчик, помогла одеться: натянула рейтузы, одела ботики, застегнула пальто на пуговицы и даже завязала ей шарфик. Затем оделась сама, и они вышли на улицу. Никто и не заметил в общей суете, что ушли две девочки.
   На улице уже было темно. Александра Михайловна шло домой после работы. Пешеходы торопились. Холодный северный ветер  продувал со всех сторон, забирался за воротник, в рукава. Хотелось скорее добраться до дома после двенадцатичасового рабочего дня. И вдруг она прямо перед собой увидела свою дочь, которая держала за руку соседскую девочку. Рядом с ними шел мужчина в ватнике, кирзовых сапогах, на голове кепочка. Шура остолбенела, но в следующую секунду решительно схватила дочь за руку.
        – Почему вы не в садике? Что случилось?
        –  Это ваши дети?   – спросил  мужчина.
       – Да. Это моя дочь. А вам что надо? Кто вы такой? Что вы пристаете  к
  детям?
        –  Вот я давно иду от Обводного канала, смотрю – две крошки   в такой поздний час. Удивился. Заговорил с ними. Спросил, куда они идут и почему одни, без взрослых? Что постарше, ответила, что знает, куда идет, и знает, где ее дом,   –  пояснил спокойно мужчина.
       – Ну, хорошо. Идите себе. Прощайте. Я  разберусь,  – строго сказала Александра Михайловна.
        Она взяла детей за руки, и они пошли домой. Трамваи почти не ходили, а им идти кварталов шесть. Было очень темно – улицы не освещались, так как немцы еще обстреливали Ленинград.
        Дома Александра Михайловна и соседка Вера, мама Нади, отогрели, накормили и расспросили  девочек обо всем, удивляясь тому, как они самостоятельно оделись и ушли никем не замеченные. В детском садике спохватились, когда увидели, что две постели пустые: нет Али – из старшей группы и Нади – из младшей. Кинулись искать кругом. Смотрят – а в шкафчиках-то нет одежды, во дворе – никого. Отправили воспитательниц по улицам искать, а одну отправили к девочкам домой. Девочки  уже спали, когда поздно вечером к ним пришла взволнованная  воспитательница.  Слава Богу! Все благополучно окончилось. Могло бы случиться плохое. А сколько слухов распространялось в голодном городе!  Говорили о похищении детей, о людоедстве. Родители не пускали детей одних на улицу. В такое время все возможно. Вот и мужик какой-то прицепился к девочкам. Александра Михайловна была очень расстроена, и укладывая дочку спать, спросила, почему она решила уйти из садика. Аля все рассказала: про мальчишек, про передничек, который потерялся.
       – Мамочка, мамочка, милая. Можно мне не ходить в садик? Я буду тебя слушаться. Буду тебе помогать. Буду читать книжки. Мамочка, пожалуйста, не отводи меня в садик,  – Аля обнимала, целовала мамочку, и горько плакала.
       – Аличка, милая моя. Я на работе целый день, и тебя оставлять одну не могу, поэтому ты должна ходить  в садик. Подружись с кем-нибудь, и станет веселее, постепенно привыкнешь к ребятам. А себя надо уметь защищать и давать сдачи, кто тебя обижает. Мне тоже тяжело. Будь умницей, дочурка,  – сама  чуть не плача, уговаривала она дочь и прижимала к  себе.
         Утром Алю и Надю отвели в детский садик. Эта история –побег из детского садика двух девочек – очень взволновала всех ребят. Такое происшествие! Аля стала просто героем. Мальчишки Алю больше не обижали. И у нее появилось много подружек. Летом детский садик вывезли на дачу по Финляндской дороге в Юкки.

11.3.43
                Здравствуй, дорогая Шурочка!
Целую тебя крепко-прикрепко, всю-всю! Шурочка, как я по тебе соскучился.
        Я очень беспокоюсь, ты теперь почти одна: мать умерла, меня нет рядом с
        тобой. Одна наша дочурка осталась у тебя. Не надо себя так уж винить в
        смерти матери. Выживают в это  военное  время не каждый. Скоро наступит
        опять лето – это второе лето, как мы друг без друга, так далеко.
        Шурочка, я все время думаю о тебе, как ты справляешься. Как твоя жизнь?
        Что делаешь, что у тебя за работа? Как наша дочурка Аличка? Как ваше
        здоровье и как вы питаетесь? Чем занимается Аля? Ходит она в школу? Она
        уже умеет читать? Я выслал посылку с книгами. А что насчет пианино и
        музыкальных занятий? Я писал тебе, чтобы ты купила пианино. Я очень хочу,
        чтобы Аличка была всесторонне образованной.  Целую тебя и Аличку.

                Твой Юзик.

Это я пишу для Алички.
Здравствуй, дорогая дочурка моя Аличка! Привет тебе с далекого юга. У вас
        зима. Сейчас здесь весна и уже тепло, можно ходить в одной гимнастерке. Я
        получил твое письмо и твои рисунки. Мне очень приятно, что ты умная
        девочка. Как ты живешь, что делаешь? Школу уже открыли в вашем районе? Ты
       ходишь в школу? У тебя, кажется, есть двухколесный велосипед? Катаешься ли
        ты на нем? Напиши мне. Получила ли ты книжки и марки от меня? Есть у тебя
        альбом для марок? Попроси маму какую-нибудь тетрадь и разложи марки. Я
         приеду , мы вместе будем их коллекционировать.  Слушайся маму, ей сейчас
        очень трудно.
Целую тебя и обнимаю, твой папа.
Поцелую за меня нашу мамочку.


      18.3.43
                Здравствуй дорогая Шурочка!
      Сегодня и завтра – двигаюсь дальше на запад. Здесь сейчас большой разлив
      рек, и затопляет целые пространства. Дон разливается километров на семь.
      Восстанавливают разрушенные железнодорожные пути. Пошел первый поезд на
      Ростов. Было все взорвано, разрушено и сожжено. Шурочка, скоро увидимся, я
      с нетерпением жду этого дня, этого часа, когда мы с тобой встретимся. Как
      жизнь в Ленинграде? Много ли народу осталось после прорыва блокады? Как вы
      питаетесь? Проклятые фашисты – все бомбят и обстреливают город. Я очень
      беспокоюсь: от тебя еще не разу не получил письма, как уехал из Челябинска.
      Но ты, наверно, все мои письма получаешь? Как ты живешь? Хотя бы одно
      письмо получить и привет от тебя, что ты жива и здорова. Мой новый адрес
      смотри на конверте. Еще несколько ударов – и немца проклятого разобьем, он
       уже чувствует, что скоро ему конец. Обнимаю и целую тебя и доченьку.
                Твой Юзик



21.3.43
                Здравствуй, дорогая и  миленькая моя Шурочка!
      Целую тебя крепко-прикрепко и очень скучаю без тебя. Ты не можешь себе
      представить, как мне хочется видеть и целовать и обнимать тебя, как прежде.
      Помнишь? Я вспоминаю теперь все наши ласки, эти незабываемые минуты.
      Кукочка, я вспоминаю, как я уехал из Ленинграда и как я с тобой последний
      раз простился. Помнишь ночью? С тех пор ты как была, так осталась для меня
      единственной женщиной – любимой женой, и до сих пор я не только не имел
      каких-либо знакомств, но даже, когда и говорил с женщинами, не влечет меня
      больше – ни к кому,  кроме тебя. Как долго уже я не имею от тебя писем,
      ужасно беспокоюсь о тебе, как ты там поживаешь?  У вас, наверно, бомбежки и
      обстрелы продолжаются до сих пор? Аличка, моя дочурка, как чувствует себя,
      жива-здорова, бегает, играет? Есть  у нее друзья? Как твое здоровье и
      самочувствие? Как ты теперь одна с дочкой живешь? О своей солдатской жизни
      писать сейчас много не приходится, ибо я, так же как все командиры, с утра
      до позднего вечера занят делами, даже времени нет поспать, не говоря о чем-
      либо другом. Я сейчас нахожусь на юге, недалеко от Ростова, и  служу в
       гвардейской части, командного стрелкового взвода. Тут дыхание войны
       чувствуется вовсю и страшные следы пребывания немцев на нашей земле. Как
      увидимся, так расскажу обо всем более подробно, и поговорим тогда вдоволь.
      Шурочка, я тебе посылаю много денег: денежные переводы. Одна на сумму
      840 руб., другой – 500 руб. Кроме того, выслал новый аттестат по 500 руб.
      ежемесячно, начиная с 1 мая 1943г. по 1 мая 1944 г., то есть на год.
           Кукочка, напиши, все ли ты получила?
      Целую тебя крепко, бесконечно. Твой навсегда Юзик. Поцелую и обними мою
      дочурку за меня. Юзик


    16.7.43
          Здравствуйте, мои дорогие. Любимые Шурочка и Аличка!
      Идем снова  в бой,  снова в наступление, на прорыв, громить немецких гадов,
     истреблять их, как бешеных собак. Сейчас садимся на машины и в наступление,
     на прорыв. Целую тебя крепко-прикрепко, бесконечно и мою дочку Аличку. Твой
     Юзик. Береги себя т дочку. Обо мне не беспокойся. Жди меня, и я вернусь. Жду
      твоего письма в бою. Твой Юзик.


          Это было последняя открытка от Иосифа, за три дня до его гибели. А её
 открытка, которую она послала мужу 21 июля 1943-го года, вернулась обратно. Не
 лицевой стороне открытки, наискось было написано от руки: «Адрес неизвестен», а
 также пустое письмо-треугольник, в котором Иосиф еще не успел написать. От руки
 кем-то было написано: «Вкладыша не оказалось».  Еще ничего не зная, Шурочка
 сразу почувствовала, что Юзика нет в живых. И еще через день пришло извещение из войсковой части:

Извещение:
       «Ваш муж, Гвардии младший лейтенант Рогожевич-Игнатьев Иосиф Степанович,
       уроженец города Рига, в бою за Социалистическую Родину, верной воинской
       присяге, проявив геройства и мужество, был убит 19.7.43г.
       Похоронен в саду на восточной окрайне села Дмитриевка,Сталинской области.
Настоящее извещение является документом для ходатайства о пенсии".


Шурочка не хотела верить, она не могла осознать, что Иосиф убит, что она
       одна, теперь, уже совсем одна. Она вдова. На руках у нее маленькая дочь.
        Пришло письмо от фронтого друга:

      6.8.43
       "Письмо от неизвестного вам Иванова Николая Матвеевича.
        Здравствуйте, Шура! С приветом к вам Иванов Н.М. Шлю вам боевой горячий
        привет. Шура, хочу вам сообщить, что ваш муж Юзик убит 19.7.43г. в боях
        за нашу Родину. С горячей ненавистью он бил гадов немецких. Клянусь
        отомстить  за вашего мужа. Писал письмо его друг Иванов Николай М."



           В октябре детский садик вернулся в Ленинград. Когда Шура привезла Алю
    домой, она посадила ее рядом с собой и сказала:
      – Послушай, моя доченька, наш папа погиб на войне. Мы остались теперь вдвоем, Шура прижала дочь к себе. Аля заплакала.             
 – Вот его письма с фронта, и книги, что он тебе присылал,  – это память о папе. Мы всегда будем помнить нашего папу. Ты уже большая девочка. Скоро тебе в школу. Будешь хорошо учиться и мне помогать.  – Шура горько вздохнула, отвернулась к окну, выступившие слезы заволокли все туманом.
            Шура уже почти год работала в Московском райсовете, ее оформили при столовой, но обслуживала работников  райсовета и их жен, как парикмахер: делала им прически и маникюр. Как пригодились теперь курсы парикмахеров,  которые она окончила перед войной, когда Юзик занимался в институте, получал стипендию и ее маленькой зарплаты техника не хватало.
             Так как город еще постоянно подвергался обстрелу, не было топлива, электричества, продовольствия, и школы не были подготовлены, и невозможно было их открыть. Детей в городе осталось очень мало. Когда зимой проложили Дорогу Жизни через Ладожское озеро, много людей и детей отправили на Большую землю. Шура ни за что не хотела эвакуироваться или отправлять дочь, и Аля опять пошла в детский сад, хотя ей уже шел восьмой год.
     В связи с бомбежками, артобстрелами власти просили жильцов переехать с верхних этажей на нижние, в более безопасные свободные квартиры, так как многие жильцы эвакуировались или погибли. Шура перебралась этажом ниже, к тому же их квартира была разрушена и отапливать ее не было возможности. Комната, где они стали жить, была большая и теплая. В этой квартире еще жила одна жиличка Вера, с маленькой дочкой Надей.
        Однажды Шуру  кто-то окликнул на улице. Перед ней стояла высокая, тощая, страшная старуха.
  – Шура. Ты не узнала меня? Шурочка, это я, Эмилия Сигизмундовна, мама Владика.
Шура только теперь, приглядевшись, узнала в ней прежнюю красавицу Эмилию Сигизмундовну Вирбицкую.
  – Господи! Господи! Это вы?   – воскликнула она, подошла и обняла ее. И в это время Эмилия Сигизмундовна стала медленно оседать. Шура попыталась ее поднять, но если бы не подоспевший прохожий, едва ли справилась.
  –  Пойдемте ко мне. Мы здесь рядом.
Шура с трудом поднялась с ней на третий этаж, помогла ей раздеться, накормила и оставила у себя ночевать. Эмилия стала жить у Шуры, немного ожила. Когда Шура ставила перед ней сковородку с гречневой или чечевичной кашей, Эмилия Сигизмундовна с жадностью ела, никак не могла наесться и говорила: «Милые мои, Шурочка и Аличка, как мне стыдно, что я такая голодная и не могу наесться. Аличка смотрит на меня и пугается, думает: «Что это за старуха, баба-яга, тут у вас поселилась и так много ест».
Но они подружились. Аля стала ее называть бабушкой.
Потом Шура узнала, что произошло с семьей  Эмилии Сигизмунтовой. Первое время, с начала войны, она жила вместе с семьей Владека: его с женой Ниной и двумя детьим-погодками двух и трех лет. Владек работал в райкоме, у них были льготы, но когда его отправили на фронт,  им никто не помогал. Муж Станислав Владимирович умер еще в первую блокадную зиму. Нина с детьми эвакуировалась по ледяной дороге за Урал. И вот Эмилия Сигизмундовна осталась одна. Обменивала все, что можно было из ценного, и несла на рынок, чтобы выжить.
  – Шурочка, я бы умерла, если б не ты. Да воздастся тебе и Аличке за ваше доброе сердце, за приют, который вы мне дали.
         Приближался новый 1944 год. Впервые после начала войны решили у Шуры встретить Новый год. Собрались одни женщины: Шура, две ее знакомые, соседка Вера, Эмилия Сигизмундовна и две девочки Аля и Надя.
      По карточкам уже можно было получить крупу, сахар, масло, яичный порошок, порошковое и соевое молоко. Поэтому они могли устроить пиршество: приготовили котлеты с кашей, пирог с рыбой, картошка, американская тушенка, соседка принесла бутылку водки, был даже шоколад и мандарины, которые выдали к празднику.
Выпили за 1944 год, за скорое окончание войны, за победу!
   Ленинградцы ждали. Ждали сообщений. Когда окончательно снимут блокаду? Когда начнется наступление наших войск?
И утром 15 января 1944 началось. Воздух гудел, и все содрогалось от множество орудий. Грохот стоял страшный. Залп за залпом:  все батареи Ленинградского фронта били по врагу.
                Это – за ЛЕНИНГРАД!
     27 января 1944 года, по радио, торжественный голос Левитана сообщил о полном освобождение Ленинграда от блокады. Вечером над городом грянул салют из орудий, установленных на набережной Невы и на Марсовом поле. Люди вышли на улицы и смотрели на вспыхнувший каскад золотых, красных, синих разрывающихся ракет в темном небе. У многих на глазах были слезы. Радость и гордость в душе  каждого ленинградца вызвал этот грохот орудий, салютующий Ленинграду! Ленинград выстоял! Ленинград победил! Город выжил. Но дорогой ценой, равной которой не было в современной мировой истории. Дух великого города, ведущего смертельную борьбу, являл пример невиданной отваги и массового героизма.

         Девятисотдневная (900) оборона Ленинграда – пример стойкости и мужества
         населения и воинов, защищавших город.
         
         Полная победа над Германией была еще  впереди.


       P.S. Фронтовые письма от моего отца Иосифа Игнатьева, моя мама сохранила.
            Их около ста.  Позднее,я взяла эту шкатулку с собой в Америку.
   
    

               ---ПОЛНАЯ  ПОБЕДА НАД ГЕРМАНИЕЙ БЫЛА ЕЩЕ ВПЕРЕДИ.---   
            


         Однажды Эмилия Сигизмундовна  получила письмо от Владека – он ранен, но ничего страшного, и ему после госпиталя дадут отпуск в Ленинград.  А так как в огромной холодной квартире Эмилии Сигизмундовны невозможно было находиться, она продолжала жить у Шуры, и для них обеих конечно это было удобно.
Как-то в конце ноября, когда Шура только вернулась с работы, раздался звонок, она открыла дверь – в офицерской шинели, в чине капитана, с палочкой в руке и с рюкзаком за спиной вошел Вавка. Шура растерялась.
  – Шура, родная, здравствуй,  – он  наклонился и, крепко обняв,  поцеловал ее.  – Извини, что я прямо к тебе. Но вот так получилось – с фронта я пришел к тебе.
Шура, взволнованная, обнимая Вавку, заплакала.
  – Проходи, проходи в комнату, там твоя мама.
       Какая была радость  для Эмилии  Сигизмундовны –  вернулся сын.
Сели за стол. Вавка вытащил из рюкзака  американские продукты, тушенку, печенье, шоколад и, конечно бутылку водки. Выпили за погибших, за живых, выпили за победу. Сколько пережито горя, потеря близких. «Надо помянуть Иосифа, выпьем за него»,  – предложил Вавка. Шурочка взглянула на него с благодарностью.
Из-за ранения в ногу Вавка немного прихрамывал и ходил с палочкой. Неожиданно он получил назначение в Ленинградский горком партии. Он стал приводить в порядок свою квартиру. Эмилия Сигизмундовна уже могла переезжать к себе, но решили, что она останется до теплых дней у Шуры.   
     Ленинград и ленинградцы приходили в себя.   Несмотря на то, что продолжали рваться снаряды и падали бомбы, несмотря на нехватку продовольствия, несмотря на все ужасы блокады, город был организован и чист, он был абсолютно собран и жил по очень четкому распорядку. Люди, измученные голодом, холодными зимами, проявляли высочайшую сознательность, мужество  во спасение себя и города. Общее горе, единство духа сплачивали народ. И люди в Ленинграде сыграли более важную роль, чем партия и руководство.
 
    Теперь, когда Владек стал работать в горкоме, у него появились разные льготы, и он помогал матери и Шуре.  Его помощь была нужна: то достать дрова, то что-то из  продовольствия, то талоны для получения американских посылок.
Приближался 1945 год. Владек пригласил Шуру на новогодний бал, который устроили в актовом зале  Смольного. Нарядные женщины с красивыми прическами, мужчины, в основном в военной форме,  с боевыми орденами на гимнастерках заполняли старинный зал. Великолепно убранная, в электрических гирляндах елка, большой праздничный концерт, затем банкет с таким изобилием, что подумалось: как же так, ведь идет война. Люди еще страдают и погибают. Бал длился всю ночь. Джаз-оркестр играл много из репертуара Утесова и американские мелодии. Публика танцевала с удовольствием и вдохновением. Люди хотели все забыть и найти частицу счастья и мира в эту новогоднюю ночь.
Танцуя с Вавкой, Шура чувствовала его сильные руки, которые прижимали ее к пахнущей кожей новой портупее, склоняясь к ней, Вавка прошептал:
  – Шурочка, мы опять вместе. С Новым Годом! Моя дорогая. Скоро кончится война. Новый год принесет нам новое счастье.
Под утро его шофер отвез ее домой, а Владеку надо было быть на роботе.
Ленинград возвращался к жизни. В городе уже работали дома культуры, где театры давали свои представления, Филармония, Театр оперетты. Те артисты, кто не эвакуировался, и выжили в блокаду, стали организовывать различные актерские труппы. И буквально восставшие из мертвых, люди потянулись к искусству. Владек приносил билеты в театры, на концерты.
  – Ты завтра  работаешь? - спросил Владек Шуру, когда пришел к ней вечером, - Тебе надо отдохнуть. Я купил билеты на «Сильву». За тобой заедет машина.   
  – Конечно, сходите на «Сильву». После расскажете мне, кто сейчас поет,  – сказала Эмилия Сигизмундовна.
– С удовольствием. Только я должна забрать Алю из садика домой,-вставила Шура.

Аля продолжала ходила в круглосуточный садик, а на выходные ее брали домой.
  – Я скажу шоферу, он тебя подбросит в детский садик.
В тот же вечер, после спектакля. Вавка с Шурой, его сослуживец с девушкой  поехали к нему домой. Вавка сел за фортепиано, и они дружно пели песни: «Любимый город», «Темню ночь», «Катюшу».  Друг рассказывал анекдоты. Один очень популярный:
             "Задают вопрос Гитлеру, Сталину, Черчиллю,Рузвельту:
              Почему вы воюете?
              Гитлер: – Нам требуется жизненное пространство.
              Сталин: – Потому что на нас напали.
              Черчилль: – А кто сказал, что мы воюем?
              А что делает Америка?
              Рузвельт: – А мы ждем: куда будет перевес и кто победит."

  Пора было спать. Вавка устроил пару в соседней комнате, а вернувшись, подсел к Шуре на диван.
  – Шурочка, родная, отчего ты меня все время избегаешь? Пожалуйста, будь ко мне чуточку теплее.
  – Ты же видишь: утром рано ухожу на работу и возвращаюсь поздно,  – отозвалась Шура.
Вавка обнял ее за плечи.
  – Я все вижу,  родная. Почему бы нам не быть поближе? Я люблю тебя,  – и повернув ее к себе, стал Шурочку целовать в шею, в губы.
Шура чуть отодвинулась, но Вавка крепко держал ее в своих объятиях, и она вдруг поддалась его порыву и уже не сопротивлялась.
Что ж? Многие думали: война – все спишет. И мужчины и женщины, оказавшись где-то в определенных обстоятельствах, брали, как говориться, от жизни все. А завтра, кто знает – будем ли живы? И будет ли завтра? Шура иногда тихонько плакала, жалея себя, что она такая молодая, а вдова, уже два года, как осталась одна без мужа, теперь жизнь для нее кончилась.  Казалось бы, она имеет право встречаться с Вавкой. Вавка – ее первая любовь,со школьной скамьи, а с его появлением в ней пробудились прежние чувства к нему. Ведь можно ее понять. Но одно очень важное обстоятельство было препятствием – его жена Нина и их двое детей, которые были эвакуированы в Пермь. Вавка через два года, после того как Шура вышла замуж, женился на Нине Михеевой.
Эмилия Сигизмундовна догадывалась об их отношениях. Несколько раз она хотела поговорить с сыном.
  – Тебе надо уже вызывать свою семью домой, – начала как- то она.
– Еще опасно. Я не хочу торопиться. Мамочка, я все помню. Я очень люблю своих детей и их не оставлю, – Владек решил успокоить ее.
– Шура очень добрая, порядочная женщина. Я так благодарна ей, она спасла меня, и я надеюсь, что она… Я надеюсь, что скоро встречусь со своими внуками,   – опять  о том же пыталась говорить Эмилия Сигизмундовна.
  – Мамочка, ты обязательно встретишься с Юрочкой и с Юлечкой, – успокаивал Владек мать,  – и я  Шуре очень благодарен за тебя. Ты хочешь меня спросить о ней, о наших отношениях? Я понимаю тебя.
  – Ты  взрослый человек, обдумай, что у тебя с Шурой, –сказал она.   – И еще, Владек, я могу переехать к себе домой? А то уже неприлично оставаться у нее жиличкой. Ты сказал, что привел нашу квартиру в порядок.
– Конечно, мамуля. Попрошу своего шофера, и он перевезет тебя.
Через несколько дней Эмилию Сигизмундовну перевезли домой. Шура понимала причину столь внезапного переезда. Они очень тепло попрощались.
– Шура, если тебе нужна моя помощь  – посидеть с Алей, обращайся в любое время,   – обнимая, Шуру, сказала Эмилия Сигизмундовна.  – Спасибо тебе за приют и тепло, которое ты мне дала. Дай Бог тебе счастья.
Встречи с Вавкой стали постоянными. Он приезжал к ней с работы, оставался у нее ночевать.
Однажды Аля спросила Вавку: «Дядя Вава, ты теперь будешь моим новым папой?»
Валадек смотрит на Шуру. Они в замешательстве. Что сказать ребенку?
– Алечка, для тебя дядя Вава, – дядя Вава, – ответила Шура осторожно.
  – А для тебя  он кто?   – не унималась дочь.
  – Для меня  – друг.
Владек многозначительно смотрит на Шуру.
  – Любимый?   – спрашивает он.
  – Да,   – коротко ответила она.
Вечером, когда Аля уже спала, Владек спросил:
  – Так я  не понял   – любимый друг я или как?
  – Любимый, добрый друг,  – заключила Шура, крепко обняв Владека.
  – Жаль, что ты меня считаешь другом, а я хотел бы большего…
Каждый день сводки с фронта приносили радостные, вдохновляющие новости. Советские войска вели напряженные сражения и наступление по всей линии фронта. Фашистов гнали и гнали с нашей земли. Наши войска, освободили Польшу, продвигались по территории Германии, полностью очистили от немецко-фашистских войск Венгрию, действовали на берлинском направлении для окончательного разгрома противника. Конец войны был близок. В мае наши войска вошли в Берлин. Гитлеровские отборные части яростно сопротивлялись, но, несмотря на это, советские войска брали квартал за кварталом. Сражение за Берлин шло не на жизнь, а на смерть. 3 мая был взят Рейхстаг, а советские войска полностью овладели столицей  Германии городом Берлином. 7 МАЯ  немцы капитулировали.

    В ночную тишину спящей квартиры радио ворвалось звуками марша. Вавка, Шура с Алей выглянули в коридор. Вышла соседка Вера с дочкой. Зажгли свет в коридоре и в комнатах.
  – Неужели война кончилась?  – произнесла Шура.
    Музыка вдруг прервалась, и затем твердым, торжественным голосом Левитан сказал, что в 0 часов 43 минуты 9 мая 1945 года подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии.
          ПОБЕДА! УРА! Долгожданная победа! Полный разгром фашистской Германии! Закончилась кровопролитная война. Победа стоила миллионы жизней.
С улицы послышались выстрелы и крики. Кто-то с криком бежал по лестнице. Шура открыла дверь, и они, как были в ночных рубашках, выскочили на лестничную площадку. Из квартир вышли соседи. Все кричали: «Ура! Победа! Победа! Мы победили!» Люди обнимались, смеялись, плакали, танцевали. Сосед принес бутылку водки, разлили по стаканам, кружкам, выпили: «За Победу! За оставшихся в живых, и за тех, кто не дожил до этого победного дня".  Сколько ждали этого дня! Сколько радости и счастья!


 
                ---ПОБЕДА - 1945 ГОД. ПРИШЛА МИРНАЯ ЖИЗНЬ.---

         
      Пришла мирная жизнь.  Возвращались солдаты с фронта. Какое счастье, когда вернулись с фронта отец, сын, муж, жена, мать. Но сколько горя! Сколько не вернулось с фронта домой солдат! Шура все еще думала: «А вдруг Иосиф вернется. А что если это ошибка? Может он тяжело  ранен, попал в госпиталь или пропал без вести? Или в плен? Сколько бывало таких случаев? Возвращались». Но из мертвых не возвращаются.
        Возвращались люди домой  из эвакуации.  Вернулся брат Шуры  Николай из эвакуации, из Казани.
  – Владек, ты уже вызвал свою семью? –  как-то спросила Шура, когда он пришел к ней,  и они сели обедать.
Аля в это время играла с соседской девочкой в коридоре.
  – Я подготовил бумаги, – проговорил он. – Шурочка,  –   и запнувшись, продолжал, – если  ты скажешь «да», я разведусь, и мы будем вместе.
Шура встала и принялась убирать со стола.
– Подожди, подожди,   – Владек взял ее за руку.   – Сядь. Скажи же что-нибудь.
Она продолжала стоять перед ним. Он,  потянув ее,  посадил Шуру к себе на колени и обнял ее.
  – Я люблю тебя.  Разве я могу жить с одной, а любить другу?  Это нечестно. Я обманываю и Нину, и себя.
Она давно ждала этого разговора и не раз думала, что надо расстаться с Владеком   – у него семья. А подруга говорила: «Посмотри, сколько баб без мужиков! Хватают любого. Ты хочешь тянуть лямку одна всю жизнь. У тебя дочка растет. Вы же любите друг друга. Бери счастье свое. Ой, тяжело быть бабе одной!»
«Да, быть одной и дочку растить будет тяжело,  – думала Шура в это время. – Расставаться тяжело. Вавка  – моя первая любовь». И медленно проговорила:
  – На  чужом несчастье, счастье не построишь. Милый мой, ты пойми, твои дети останутся без отца. И я буду этому причиной. Я прошу тебя, вывози свою семью. Мы должны  расстаться.
  – Шурочка, не говори так,  – он нежно стал ее целовать и, заглянув в глаза, опять спросил:  – Мы  же любим друг друга? Ну скажи?
  – Владек, не будем мучить друг друга. Дорогой мой, у меня разрывается сердце. Так уж вышло – это  наша судьба,  –  она его поцеловала и, высвободившись из его рук, встала. В глазах у нее были слезы.
  – Мне надо дочь укладывать спать, а тебе пора домой.
  Владек встал, и медленно одеваясь, подошел к Шуре, обнял ее. Она проводила его до дверей, поцеловала.
– Вавка, так лучше для всех. До свидания. Будь счастлив.
Прошло несколько дней. Однажды раздались три звонка в квартире  – это к Шуре.
  – Вера, если это Вавка  – меня нет дома,  – попросила Шура соседку и быстро ушла в свою комнату, прикрыв дверь.
Вера  пошла открывать, действительно, это был Владек.
  – Шуры нет дома, – сообщила соседка.
И тут же рядом стоит Аля, смотрит на дядю Ваву. Затем бежит к своей комнате, открывает дверь и громко сообщает:
– Мамочка, не выходи! Дядя Вава здесь.
Шура в ужасе машет на дочь руками и прижимает палец к губам и шопытом говорит: «Ши-Ши-и . Молчи».
  – Передайте, пожалуйста, Шуре, что больше не буду ее беспокоить. Всего хорошего.   – проговорил Владек и ушел.
Шура пожурила дочь, и они с Верой посмеялись над наивностью Али.  Сама же Шура кляла себя за трусость, за нерешительность и переживала, что поставила Вавку и себя в неловкое положение. « Дурно. Обидела его». Она конечно, очень переживала разлуку, но надо смириться. Прошло время. Шура долго не видела Владека, и вот однажды они встретились на улице. Поздоровались, поцеловались.
– Как поживаешь, родная? Как Аля?
– Все так же. Работаю много и с дочкой вечерами делаю домашние задания. Слышала, твои вернулись. Как Нина, дети?
  – Спасибо. Я так рад, что они дома. Юлечка и Юрочка такие большие  – просто не узнать. Юля пошла в первый класс. А Юра дома с бабушкой. Она души в них не чает,  – сообщил Владек, – Она тебя вспоминает часто. И я, тебя помню.  Да, то случай,   Шурочка! Так мне было стыдно  перед твоей дочкой и соседкой. Когда я пришел, а ты не вышла и Аля выдала тебя, я, признаться, был готов сквозь землю провалиться. Стою   – дурак, дураком.
– Извини, Владек. Глупо все вышло. Я боялась опять тебя увидеть. Что надо было сделать? Как решиться? Расстаться с тобой. Я не знала. Струсила. Я себя ругала после. Прости, родной.
     Ясно, ничего изменить нельзя: их жизнь продолжалась  по разным дорогам.
Послевоенные годы. Нехватка всего. Еще все продукты по карточкам. На рынке спекулянты продают в три дорого. Шура теперь работает кассиром в столовой, зарплата была маленькая, но, по крайне мере, она могла там питаться и домой кое-что приносить для дочери.
Их бывшая большая трех комнатная квартира была разгромлена, стекала в окнах были выбиты, она была превращена в хранения стройматериала, и требовала капитального ремонта. Конечно, это было ни под силу Шуре. Жили они теперь в маленькой комнате длиной и узкой, как трамвай, в квартире,  куда вернулись из эвакуации бывшие жильцы и заняли одну из комнат, ранее принадлежащей им всей квартиры. А  теперь в ней жили три семьи, а всего восемь человек   – коммунальная квартира.
Вернулся из эвакуации брат Николай с семьей. В Казани у них родилась дочь Надежда, а сыну Олегу было уже семь лет. Николаю Шура помогла через фабрику «Скороход» получить комнату в общежитии. Конечно, брат был в обиде, что сестра потеряла квартиру, в которой они жили до войны.  А их квартиру получил начальник автобазы. Он  отремонтировал ее, ему это было под силам.
Очень теплые и душевные были вечеринки и праздники в эти трудные, послевоенные дни. Люди тянулись к друг к другу.  Многие потеряли своих близких  – хотелось семейного тепла. Как-то Шура была в гостях у двоюродной сестры Лидии. Лидин сын пригласил в гости друга-фронтовика Ивана Ильича, вместе воевали, и представил его Шуре. Они познакомились. Иван потерял свою семью, жену и дочь, в блокаду. Сам он прошел всю войну и вернулся израненный и больной. Жил один. После нескольких встреч Иван переехал к Шуре, хотя у него была комната, в четырех кварталах  от Шуры. Регистрироваться пока не стали. Иван вернулся на  свою прежнюю работу в газету «Ленинградская Правда». Он был фотокопировщик и гравер.   Шуре стало жить полегче.
Так у Али появился отчим. Но Аля не могла смириться с новым отцом.  Аля часто с грустью думала о своем папе. Есть счастливые ребята и девочки, у которых есть папы, а у нее нет папы.  Вот если бы он был жив, как бы он ее любил, как бы она его любила и гордилась им. Он бы к ней хорошо относился, они ходили бы гулять, и он держал бы ее за руку, он провожал бы ее в школу. По рассказам мамы об отце Аля представляла папу сильным, красивым, умным, любящим маму и  дочурку. По фотографиям отец выглядел красивым и элегантно одетым. Она часто смотрела его книги, конспекты и чертежи. Отец ей казался совершенством   – идеалом всего. Воспоминания о нем были для Али священным.
С отчимом Аля не могла смириться. Он был мелочной, часто придирался к ней, любил надо не надо приврать, что особенно возмущало Алю. Она высказывала свое мнение, и часто возникали из-за этого ссоры. Александра Михайловна  была между двух огней. Аля считала, что мама предала ее отца. Ей было 10 лет. Она не понимала мать.
Но прошли годы, когда Аля уже взрослая, поняла маму. Но что говорить – Александра Михайловна осталась без мужа с дочкой, надо было ее поднимать. Время послевоенное тяжелое, много вдов  осталось с детьми, без кормильцев. Сколько не вернулось мужиков с войны! Мужики нарасхват. Многие женщины завидовали Шуре. Еще бы, отхватила  мужика.
  Александра Михайловна прожила с Иваном около 40 лет.
А  с отчимом  Аля уже была в хороших отношениях.


 
 
                ---ЧТО-ТО ИЗ ДЕТСТВА---
 
      В памяти моей, как  сувениры из далеких лет, что-то запомнилось из самого-самого раннего детства?
        Это было так давно -аж в 1939 -1941 годах.
Наша квартира: большая залитая солнцем гостиная, распахнутые окна и  раздувающиеся занавески. По широкому коридору Аля гоняет на трехколесном велосипеде. Просторная кухня с итальянским окном, где весит клетка  с  канарейкой. На кухне стоит огромная чугунная  плита для  приготовления пищи – ее топят дровами.
    Аля помнит отца, когда он приходил домой,  она бежала ему навстречу.   Он подхватывал ее на руки, прижимал к себе, целовал, и она  ощущала   папин кусачий  свитер и его щетинистые щеки, которые щекотали ее шею, она заливалась смехом. На ее день рождения он посылал ей заказные открытки с картинками, и несколько раз в течение дня приходил почтальон, звонил в колокольчик и когда ему открывали дверь, спрашивал: «Здесь живет девчонка Аля?» Аля подходила к почтальону. «Вот  тебе поздравление», — почтальон протягивал ей открытку с картинками.
       Еще: вкус сливочных разноцветных леденцов, похожие на пуговки. Почти рядом с их домом был  ларек, куда Аля бегала покупать эти чудесные конфетки, когда ей давали какую-то мелочь. Она помнит, как около дверей их квартиры стояли бутылки  молока, которое им оставлял разносчик.
      Однажды мама купила материала, чтобы Але сшить платье.    Прямо на материале, была вычерчена выкройка этого платья. Надо было только все вырезать и прострочить по швам. На этом патроне была нарисована  фигурка девочки в платье из этого материала – так должно это выглядеть в готовом виде. Мама сказала Але: «Когда я сошью платье, я вырежу эту картинку и дам тебе».  Але не терпелось иметь эту фигурку девочки. И вот утром, когда все  еще спали, Аля вошла в гостиную, взяла этот купон, вынула ножницы из ящика, залезла под стол и вырезала эту картинку с  девочкой в красивом платье, как уж пришлось, то есть искромсала весь кусок материала.  Скоро все проснулись: мама, папа, бабушка, дядя Коля. Мама спросила: "Где Аля? Кто-нибудь ее видел?" Али не видно и не слышно.   Ее стали искать в коридоре, на кухне, в уборной, под кроватями, в шкафах; может она куда-то залезла и уснула. Зовут  ее: "Аля, выходи! Где ты?" Наконец взрослые решили заглянуть под стол в гостиной. Мама приподнимает край скатерти, спускающейся до  пола, и все видят: Аля сидит, притихшая, испуганная, а вокруг нее искромсанные куски материи.
- Чего же ты молчишь?  Зовем тебя, зовем.   Мы все обыскали.  Вылезай!
Аля вылезла, подбежала к маме, уткнулась в нее и зарыдала. Когда  собрали изрезанный материал, мама посмотрела на все это безобразие и сказала: -  «Платья тебе уже не выйдет. Из этих кусочков только для куклы разве можно  сшить платье».
Аля все еще плакала, а бабушка сказала: «Может быть, Аля вырастет и станет портнихой».
               На лето многие ленинградцы выезжали за город - снимали дачи. Летом Аля с бабушкой жили на даче под Лугой. Какое было чудесное время! Дом, где они жили летом, был на берегу озера, где водилось  много рыбы. Аля помнит, как к берегу подплывает  рыбацкая лодка, и из нее выпрыгивают мужики и тянут сети, в которой бьется рыба. Все кто на берегу бегут в воду, и тоже хватаются за сети и тяну, пытаясь помочь.  Ребята прыгают, толкаются, падают, снова выпрыгивают. Смех и веселье!  Аля тоже среди  ребят. Она была меньше всех - ей было 4 года.
Кто-то запевает популярную в то время песню: «У рыбалки, у реки тянут сети рыбаки»  из кино фильма.
    Много было дачников и в выходные дни приезжали родители. В деревне было весело. Подростки вечером устраивали  гулянки на берегу, пели, танцевали и под гармошку, под гитару, под балалайку. Аля крутилась среди молодежи. Иногда они ее просили  спеть: «Кукарача, давай спой-ка для нас: «Дайте в руки мне гармонь». Она выходила вперед и, разводя руками, ходили по кругу, и пела, не выговаривая некоторые слава: «Дайте в руки мне  «гавнёнь», золотые планки. Ой! Парень девушку домой провожал с гулянки. Ой!». И все смеются  над  маленькой девчонкой.
 Она и вправду была похожа на маленького забавного тараканьчика: загорелая до черноты, с густой каштановой шапкой волос на голове, к тому же прыгала, бегала, стараясь везде  успевать за старшими.
В это время в кинотеатрах шел испанский фильм «Кукарача». О веселой девчонке, которую прозвали Кукарача и все пели вокруг песню: «Кукарача, Кукарача, а я черный таракан». Когда ее мама приезжала на дачу к Але и шла от вокзала до дома, попадавшиеся ей навстречу парни и девчонки весело кричали: «Смотри! Мама Кукарачи идет!»
    Какие были хорошие летние, дачные  денечки!И вот на этом кончилась мирная жизнь девочки Али.
          А дальше была война.

                ---ДЕТСКИЕ ВОСПАМЕНАНИЯ О ВОЙНЕ---

 
            Война. Война навсегда  врезалась в память  Али. Огромная, пустая квартира. Их трое: бабушка, мама и она. Они теперь живут в самой маленькой комнате. Эта комната самая теплая в ней стоит большая голландская печь. Вместе с мамой и бабушкой Аля смотрит из окна на проспект и видит - где-то за домами большой пожар, очень красивое, яркое пламя. Пронзительный звук сирены – это звук  воздушной тревоги, все бегут в бомбоубежище. Они тоже сбегают с четвертого этажа, бегут по улице  в  соседнее здание райсовета, где находится бомбоубежище, там полутемно и много людей. Аля очень боялась. Она спрашивает у матери: "Скоро немцы улетят?"
            Блокада. В комнате холодно, верхняя часть окна застеклена, а остальное  заткнули подушками. Непрерывный звук метронома из репродуктора, который висит над дверью и отстукивает  промежутки между бомбежками.  Вой сирены, пронзая все вокруг – это воздушная тревога. Этот звук остался навсегда. Многое сохранила детская память.
Холодно. Много-много снега, огромные  сугробы снега.  Стоят вдоль улицы трамваи, автобусы, замершие, занесенные снегом.  В комнате очень холодно.  Мама и бабушка  топят печь. Они греют воду в самоваре. Очень хочется есть.
   Весна. Яркое солнце. Снег тает, кругом бежит вода. Аля с бабушкой и мамой греются во дворе дома.  На солнце  даже жарко. На всю улицу звонко звенят трамваи. Аля с мамой идет в большой красивый дом, где им дают  продукты: сгущенку, шоколад, мандарины, печенье. У них сегодня праздник. Мама говорит, что это прислали американцы. Вот они идут по улице, мимо проезжает грузовик, кузов слегка прикрыт брезентом, вдруг он надувается от ветра, Аля видит что-то страшное, отвратительное — это скрюченные голые трупы людей, наваленные друг на друга.
     Напротив их дома в скверике, у них есть огород. Бабушка вытаскивает морковку, вытерает о передник и дает Але. Морковка сладкая- пресладкая и хрустит. Мама приносит Але подарок на новый год – это посылка из Америки, в ней хорошенькие туфельки с ремешком и серый шерстяной свитер.
             Наверное осенью 44-го. Блокада уже прорвана. Аля с мальчиком катаются на самокате по площади перед зданием Московского райсовета. Мама Али и мама мальчика работали в столовой при исполкоме. Был теплый солнечный день. И вдруг начался авионалет, воздушная тревога. Люди бросились во все стороны. Аля и мальчик бросили самокаты и спрятались в нишу окна первого этажа. Совсем рядом падает снаряд, на то место, где они только что  катались и  где шли люди.  Мама подбегает к Але, хватает ее и мальчика и уводит. А на площади образовалась воронка, вокруг валяются убитые. Это были последние обстрелы города.
   

       Сентябрь 1945 год. Люди возвращались после эвакуации. Люди возвращались к жизни. Первый год, когда во всех районах Ленинграда открылись школы. Открылись полностью, начиная с первого класса. Для старшеклассников еще год назад кое-где проходили занятия, но в блокадном Ленинграде было еще очень мало детей.
И вот начался учебный год — первые и вторые классы были переполнены — но 40-45 человек. Многие дети не учились в войну, поэтому в классах были переростки: кому восемь, а кому и десять лет. Женская школа, большое четырехэтажное здание, дореволюционной постройки, находилась на Заставской улице, в глубине двора. Аля помнит свою первую учительницу Ксению Ильиничну — очень маленькая, сухонькая, уже пожилая женщина, с седыми, гладко зачесанными волосами, сзади закрученными в тугой пучок. Вся она была такая аккуратненькая:  синий сатиновый халат с белым кружевным воротничком надет поверх длинной черной юбки и белой кофточки, черные высокие ботиночки, наподобие мальчиковых, начищены до блеска. На носу пенсне. Еще при царской власти она училась в гимназии, а после в Смольном институте для благородных девиц. Четыре года Ксения Ильинична была Алиным классным руководителем.
   В классах было холодно. В углу стояли огромные круглые финские печки, которые не могли протопить большие классные помещения. Ученицы сидели в пальто. Трудные послевоенные годы: еще существовала карточная система. В школе — бесплатные обеды. Учебники выдавали бесплатно, но не всем хватало, и иногда давали один на двоих. Очень нуждающимся детям выдавали талоны на обувь и одежду.
       Александра Михаиловна уходила на работу очень рано, в семь часов утра она поднимала Алю, одевала, расчесывала ее густые волосы и заплетала в тугие косички, завязывала бантики, кормила и уходила на работу, оставляя ее одну. Аля ждала, когда на часах будет восемь, и выходила из дому, шла в школу к девяти часам. Возвращалась она домой после продленного дня, в пять часов вечера. Александра Михайловна, придя с работы, проверяла, как дочь приготовила уроки.
— Аля, иди-ка сюда. Что это ты здесь нарисовала в тетрадке по чистописанию? Это ведь не рисование. Что это такое? Скажи мне.
Аля медленно подходила к маме. В тетрадке, где должны быть по строчкам в косую линеечку написаны буквы, Аля дорисовала к буквам ручки, ножки, головки, и получались человечки.
— Это человечки. Они живут здесь, чтобы мне не было скучно, — тихо говорит Аля, — я с ними разговариваю.
— Вот бери новую тетрадь и пиши еще раз. Пока не напишешь все задание аккуратно, не ляжешь спать. Поняла? — строго говорила мама. — А эту тетрадь оставь для своих фантазий и рисуй человечков.
       Аля сидела и выводила буквы с наклоном и нажимом, ручкой с металлическим перышком №86, макая в чернильницу с фиолетовыми чернилами.
Помня желание Иосифа дать дочери музыкальное образование, Александра Михаиловна привела Алю в музыкальную школу. Ей было уже девять лет, ее приняли в класс виолончели (инструмент выдали в музыкальной школе), поскольку у них дома не было пианино, а на скрипке начинают обычно учить с пяти шести лет. Аля прозанималась три года, и ей надоело таскать огромный инструмент и играть этюды и пьески вроде «Повадился журавель, журавель, на болото канапель...». Она перестала делать домашние задания. Тогда учитель вызвал Александру Михайловну и в ее присутствии спросил Алю: «Ты хочешь дальше заниматься музыкой?» Аля ответила: «Не хочу».
На этом   музыкальные занятия прекратились.
    Соседкой по парте была Гета Мельникова. Как-то она предложила Але ходить вместе с ней в хореографичский кружок в Дом пионеров и школьников. Больше всего Але удавались характерные, народные танцы: русский, лявониха, лезгинка, венгерский, цыганочка. Когда в школе начинались праздники, каждый класс готовил какой-нибудь номер. Аля  активно принимала участие в различных праздничных представлениях — она танцевала на концертах русский танец, лезгинку, краковяк и даже поставила в их классе народный танец в стиле ансамбля «Березка». Девочки сшили длинные сарафаны на широких лямках, надели на головы косыночки, взяли в руки цветные ленты и под песню: «Во поле березонька стояла» медленно, семеня на цыпочках, плавно выходи ли из-за кулис цепочкой на сцену, водя хороводы и распевая. Аля с удовольствием посещала этот кружок несколько лет.
Отец Геты Мельниковой от работы получил квартиру, и их семья переехала на улицу Рылеева, но дружить девочки продолжали и ездили друг к другу. Гета теперь занималась хореографией во Дворце пионеров, а вскоре ее приняли в Хореографическое училище  на улице Росси. Гета была стройная, худенькая, с длинными, красивыми ногами, с высоким подъемом и большим широким шагом — это отметили, когда был просмотр в училище.
А вот другая подруга, Татьяна, все удивлялась и под смеивалась над Алей:
— Алька, ты у нас такая активистка, общественная девушка. Чем ты только не занимаешься?
 Аля была очень активной: она оформляла классные, школьные газеты и была избрана главным редактором школьной газеты. Учитель рисования посоветовал ей ходить в изокружок. А когда в седьмом классе ее приняли в комсомол, ей предложили стать пионервожатой в четвертом классе. Але очень нравилось возиться с детьми, любила их, и дети отвечали ей тем же. Когда Аля во время переменки приходила к своим подопечным в класс, девочки обступали ее, и каждая хотела что-нибудь рассказать ей.
— Алечка, когда вы к нам придете читать книгу «Тимур и его команда»?
— А мы пойдем в зоосад?
— Алечка, посмотрите дневник нашего отряда. За эту неделю у нас не было не одного опоздания и не одной тройки, — протягивая тетрадку, говорила Регина Коляда, староста класса и отличница.
— Вы молодцы. Значит, вымпел «Лучший класс» останется опять у вас, в 4 Б.
— Вы обещали, что мы пойдем на кондитерскую фабрику.
— Я знаю, знаю, что вы сладкоежки. Скоро пойдем.

       Апрель, апрель, веселая капель! Началась весна. Снег таял повсюду и по улицам журчали ручьи. Прохожие весело перепрыгивали через них, иногда обрызгивая друг друга. Солнышко уже по весеннему светило в окна, и все радовались. В школах в апреле идет прием в пионеры — ко дню рождения В.И. Ленина, 22 апреля.
— Девочки, осталось пять дней. Сегодня мы повторим пионерскую клятву. А что мы подготовили к концерту? Песню «Наш отряд». — Аля листала записную книжку и просматривала записи. — Сегодня репетиция под музыку.
— Мы с Риммой читаем стихи, — сказала девочка с большими бантами в косичках, закрученных колечками над ушами.
 — Я читаю про пионерский галстук, а вместе с Верой мы читаем «Мой додыр».
— А я играю на фортепьяно пьесу Майкопара, -  тянет руку Люда с первой парты. Она ходит в музыкальную школу.
— Хорошо, очень хорошо. Сейчас мы строимся и спускаемся в актовый зал.
— А у нас еще один урок, — раздались голоса.
— Урок этот отменяется, и мне разрешили взять вас на репетицию.
— Ура! У нас отменили урок, — закричали девчонки.
— Тихо. Ни одного звука. Парами выходим и идем тихонько в актовый зал — в других классах уроки, — обратилась Аля к классу.
    Аля действительно с увлечением занималась с девочками. Классный руководитель четвертого класса однажды сказала Але: «Тебе надо идти в педагогический. Дети тебя любят».
       Самое яркое воспоминание о школьных годах — учительница русского языка и литературы, классный руководитель в старших классах Наталья Николаевна  Веленская. Она была удивительно красива: высокая, с гордо посаженной головой, волосы уже тронуты сединой, уложенные вокруг головы, но гладкая кожа и красивые серые глаза с живым блеском делали ее молодой. И одевалась она по сравнению с другими учителями элегантно. Английский костюм подчеркивали ее сторойную  фигуру, туфли  лодачки на высоком каблуке  — стройность ног. Как только она входила в класс, все девочки затихали и с восхищением слушали ее удивительный голос, глубокий и чистый. Она рассказывала о писателях классиках,и изучая великую русскую дитературу,отступая от обычной школьной программы. Свою любовь к поэзии, к книгам она передала ученицам. Иногда она рассказывала, еще в прежднии времена,  когда она училась в пансионе, девочек учили вести себя в обществе, в гостях, за столом, с почтением относится к старшим, уступать место, разговаривать спокойным голосом, быть выдержанными и вежливыми. Наталья Николаевна хотела привить девочкам правила хорошего тона. Конечно, каждый учитель, помимо своего предмета, будь то математика, химия, история или литература, всегда при случае должен преподать ученикам уроки общеповеденческих правил, достоинства и уважения, любви к ближнему, к старшим.
   Начались зимние каникулы. Зима была снежная и морозная. Пруды в парках хорошо замерзли, и Аля с подругами бегали на каток. Школа организовала походы в театры.   А тут через два дня Новый год. Где отмечать? С родителями? Они идут к знакомым. Не очень хотелось идти во взрослую компанию. Но вдруг одно обстоятельство изменило все. Гета Мельникова пригласила Алю встречать Новый год к себе домой. У них собирается компания из десяти человек: пять мальчиков — ее брат Лева и его друзья одноклассники из девятого класса — и четыре девочки из Хореографического училища. Дора Владимировна, мама Геты, организовала эту вечеринку и приготовила праздничный стол. Было очень весело, танцевали под патефон, пели песни, в 12 часов ночи открыли бутылку шампанского, подняли бокалы и выпили за Новый 1953 год.



   — Шура, прибавь громкость. Что-то там говорят важное, — сказал отчим и сам же подошел и повернул ручку радиоприемника. — Тихо, тихо.  Сообщение ТАСС! Слушайте!
   «В ночь на второе марта, — раздался драматический голос Левитана, — у Иосифа Виссарионовича Сталина произошло кровоизлияние в мозг, в его левое полушарие, на почве гипертонической болезни и артериосклероза. В рзультате этого наступил паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания», — продолжал зачитывать диктор.
      — Плохо. Это очень плохо, — сказал отчим.
Они втроем стояли у приемника, уставившись на него, и не могли сдвинуться с места. Стало не по себе. А голос все говорил и говорил: — «...дыхание стало приобретать временами угрожающий характер...»
— А что теперь будет? — спросила Аля.
— Это плохо. Кто теперь заменит его? — повторил отчим.
По радио целый день звучала траурная музыка: Бетховен, Шопен, Шестая симфония Чайковского. Было очень тревожно. Аля шла но улице в школу и видела плачущих люден. В школе стояла необычная тишина. Все быстро расходились по классам и рассаживались по своим местам. Сидели молча, кто-то всхлипывал. Аля уткнула лицо в ладони. Вошла учительница стенографии Лидия Васильевна, показала классу рукой, что можно не вставать, молча села за стол. На ее плечи накинута большая белая косынка с длинными кистями, она сидела, съежившись, руками стиснув косынку под подбородком, как от холода, и молчала. Потом приглушенным голосом произнесла:
— Это большая трагедия для нас, для нашей страны. Я была на съезде, в Кремле. Меня вместе с другими стенографистками пригласили стенографировать выступающих депутатов и в том числе выступление И.В. Сталина. Я так счастлива и горда, что видела самого Сталина, — она замолкла, ио ее щекам текли слезы. Затем встала, взяла свой портфель, сказала: — Можете идти домой, сегодня занятий не будет, — и вышла из класса.
         5 марта 1953 года, в 21 час 50 минут И.В. Сталин скончался.
         Страна была в ожидании, каких-то перемен.

      Але исполнилось семнадцать лет.  Она училась в 9-ом классе. Александра Михайловна никогда не покупала одежду для дочери в магазине и шила все сама, из экономии, перешивая из своих или бабушкиных вещей, поэтому Аля выделялась среди учениц  - всегда сшитой ио фигуре школьной формой, платьями, пальто, нарядом для катка, перешитом из шинели отчима и перекрашенном в черный цвет, отороченным белым кроличьим мехом. Это, между прочим, часто обсуждалось в школе среди учителей, считавших, что Алина мать слишком много уделяет внимания одежде дочери.
    — Подхожу к школе и вижу — идет  Игнатьева. Никого не видит. Берет фик-фок на один бок. Проходит мимо меня,не поздоровалась, — говорит Нина Гавриловна, входя в класс и подходя к столу.
В самом деле, «рембрандтовский» берет, который сшила Александра Михайловна, очень шел Але: из светло-синего драпа и сзади с белой вставкой виде стрелы и длинная белая кисточка.
— Итак, сейчас посмотрим, как класс приготовился к алгебре.  Игнатьева, иди к доске и возьми свою тетрадь с домашней работой и дневник.
— Слушай, вот стервоза, прицепилась к тебе, — шепчет Татьяна, пока Аля достает из портфеля свою тетрадь. Аля чувствовала неприязнь математички.
    Нина Гавриловна была самая молодая учительница, всего второй год, как она после окончания института пришла в школу.  Она сама любила одеваться модно, на ней были всегда очень дорогие и красивые вещи. Говорили, что она замужем за полковником, который служит в Германии. И почему она придает значение тому, как одеваются ученицы?
     Однажды в мужской школе девятиклассники устраивали вечер совместно с девятым классом их женской школы. А четыре девочки: Аля, Таня, Галя и Люся, ученицы восьмого класса, пошли на вечер в мужскую школу без приглашения.   Подружкам восьмиклассницам нравились некоторые мальчишки из этой школы. Но учительница, которая сопровождала учениц, их заметила на вечеринке и на другой день девочек вызвали в учительскую и сделали им разнос. На что Аля сказала: «Конечно, у сильного всегда бессильный виноват. Это несправедливо».  После этой фразы Мария Павловна Гуревич, учитель истории и секретарь партийной организации, повела Алю к директору школы в кабинет, и там ее отчитали за крамольные слова, не достойные комсомолки, и вызвали родителей в школу. А всех четверых еще отчитали  на школьной линейке: за самовольство, нарушение дисциплины, и постановили поставить за дисциплину отметку «четыре».
    После занятий, когда подруги шли домой, Аля рассказала,что было у директрисы.
— Что ты скажешь матери?
— Я маме все расскажу, но попрошу, чтобы она не ходила в школу. Они начнут ей читать нотации, и она расстроиться. Я сама за себя буду отвечать. А что мы такого сделали? Подумаешь. Сходили в мужскою школу — спросила Аля. —   Кому мы помешали? Какой-то пансион, а не школа.
— Наши классные дамы хотят на нашем примере показать всем, какие порядки должны быть в женском монастыре, — вставила Татьяна.
— Они все старые девы, старомодные мымры и ханжи. Кабанихи.
— А математичка теперь уж точно будет к нам цепляться.
— Вечер то был хороший. Все таки я станцевала с Ленечкой Серовым, — не утерпела Татка. — Знаешь, что он спросил? — обратилась она к Але. — Твоя подруга не хочет дружить с Геной?
— Что ты ему сказала?
— Пусть твой Геночка пригласит ее танцевать и сам спросит.
— Да, он подошел к нам — мы с Галкой стояли у окна. Я подумала, что он хочет кого-то пригласить. А он стоял, стоял, в окно смотрел, смотрел, так и не решился. Он такой хорошенький, но уж очень маленький, как пятиклассник. Не зря мы его прозвали «Малышок». Не хочу.
— Алька, ты сама то малышка! — заметила Галка.
— Да. Ну и что? Представляешь, со стороны посмотреть — мы идем вместе, ну два лилипута. Три «ха-ха-ха». Как смешно, — засмеялась Аля. — Вы же знаете, что мне нравится друой мальчик. Такой симпатяга! Он мне каждое утро попадается навстречу, когда я иду в школу. Я думала, он будет на этом вечере. Из-за него и пошла.
— А мне понравился «барон», — сказала Люся. — Помните, на концерте? Парень здорово играл барона Мюнхгаузена, он и сам похож на барона, такой же смешной.

      Что и говорить, это было время, когда девчонкам хотелось влюбляться. И девчонки были, хотя бы заочно, в кого-то влюблены. Только одна Татьяна дружила с Леней Серовым, или, как они его прозвали, «Серенький».
   В последние дни Аля много занималась и подтянула алгебру и геометрию. За контрольные работы Аля получила пятерки, чему Нина Гавриловна была удивлена.
Приближались весенние каникулы. Уже март, а весны не видно, и они все весенние каникулы ходят на каток. Там весело — друзья, музыка. Кроме того, подруги сходили на несколько спектаклей. В Пушкинском драматическом театре смотрели «Дворянское гнездо», в главной роли был Николай Симонов. Какой замечательный актер! Его игра потрясает. В театре Ленинского комсомола смотрели «Свадьбу с приданым» — чудно играли Лобанов и Курочкина.
        Был последний день каникул, подруги опять пошли на каток.
— Аля, знаешь, с кем я сейчас столкнулась в раздевалке? С «Сереньким» и с ним — твой "Симпатяга".
— Ой! Да? Они что, дружат? Я каждое утро очень волнуюсь, когда иду в школу и он идет мне навстречу. Я не знаю, как его зовут. Смотри Таня,чуть сзади стоит мой верный рыцарь «Малышок». Он все время катается за мной и даже осмелел, и сказал мне: «Здравствуйте». И я ему только кивнула. Он, наверно, хочет со мной заговорить.
     В это время выкатываются на лед «Серенький» с другом.
— Давай поехали. Чего стоять. — Аля потянула Татьяну за рукав, и они заскользили под музыку. Когда они проехали круг, вдруг Ленька- «Серинький» их догнал и подхватил под локти.
— Здрасьте, наше вам. Чего убегаете?
Они втроем продолжали кататься по кругу. А его друг "Симпатяга" катался  чуть в стороне. После несколько кругов все остановились у скамейки, так как у Татьяны развязался шнурок. Пока она его завязывала, подъехал этот парень и вдруг спросил: «Кажется, вы у нас в школе были на вечере?» - «Да. За этот вечер нас здорово отчитали», - сказала Таня. - «За что?» — спросили мальчишки в один голос. - "Да мы пришли на этот вечер без приглашения",- ответила Аля. - "Ну, и порядки у вас!" Все засмеялись и покатили по кругу. 
  — Не страдай, Аля. Я спросила у Серенького, как зовут твоего «Симпатягу». Рудик, Рудольф - его зовут. Будь счастлива. И скажи мне спасибо.

     Надо сказать, в последнее время весь их класс разбился на группы. Учителя недовольны: «Отбились от рук, ничего не хотят делать в классе. Хуже стали учиться». Вот и их четверка тоже образовала свою Ко., и называется она — ГАЛТ (первые буквы от их имен: Галя, Аля, Люда, Таня). Они даже пошли в салон и сфотографировались вчетвером, запечатлели себя вместе — на память. Девочки все время собираются у кого-нибудь дома — разговоры о мальчиках, нарядах, прическах, кто как выглядит. В выходные вместе ходили в кино, театр,ездили гулять на «брод», на Невский проспект.
       Молодежь выбрала Невский, как место: себя показать и других посмотреть.
 И все ходят обычно, от канала Грибоедова до Аничкова моста и обратно — здесь и проходил главный «брод». Ходят туда-сюда, пересекаются, переговариваются, перешучиваются, разглядывают друг друга. Подруги заходили в кафе мороженое или пирожковую, что рядом с Пассажем. Иногда ходили в кино. Везде всегда много народу. Попробуй достань билеты!
   Знаменитый Невский проспект.Сколько можно было увидеть здесть модно одетых людей! Появились "стиляги" — молодые парни, одетые в очень узкие брюки ярких цветов: желтых, голубых, красных; пиджаки тоже яркие, клетчатые, с огромными подложными плечами; ботинки на толстой, гофрированной подошве; яркие галстуки с экзотическими рисунками — попугаями, пальмами или девушками в купальных костюмах; завершало все это прическа: высокий кок, намазанный бриолином, сбоку гладко зачесанные виски. А девчата "стиляги" носили очень узкие юбки со множеством пуговиц вдоль разреза и тоже огромные плечи. Это выглядело карикатурно. Обычно "стиляги" стояли у ярко освещенных витрин по два, три или более человек так, чтобы их можно хорошо разглядеть, или они фланировали по проспекту, иногда замедляя шаг, и их надо было обходить. Все оборачивались — кто смеялся, а кто осуждающее качал головой. К ним подходили дружинники, разговаривали с ними и уводили порой в милицейский участок. Их осуждали в газетах, журнале «Крокодил», на студенческих, комсомольских собраниях. Слово «стиляга» стало нарицательным.
       Наступили каникулы. На лето все старались вывезти школьников из Ленинграда на свежий воздух: в пионерский лагерь, на дачу, в деревню или подальше — в Прибалтику, на Украину, на юг, на море — поесть свежих молочных продуктов, овощей, фруктов. Александра Михайловна собрала группу из  пяти подростков, детей своих знакомых: Лиду, Нину и Валю Ширяевых, Гету Мельникову и свою дочь, и отправились они на поезде в Винницу — кто-то им дал адрес. Билеты достать на поезд сложно — надо было рано вставать в очередь в железнодорожную кассу под Думой, что на Невском проспекте. Поезд Ленинград — Одесса набит битком. Ехали они в плацкартном вагоне почти сутки. На вокзале в Виннице наняли подводу и приехали в село. Возница подвез их к небольшой выбеленной хате. Хозяйка — моложавая статная украинка в вышитой белой длинной рубашке, поверх которой надет передник, голова повязана цветной косынкой — вышла их встречать. Она стояла подбоченясь и гордо смотрела вокруг. Увидя подъезжающую подводу, громко сказала: «Шо ви будете до мэня? Ви с Ленинграду? Ну, здоровеньки булы». Вся компания соскочила с подводы. «Ну, давайте знакомиться, — и протягивая каждому руку, всякий раз повторяла свое имя: Василиса Никифоровна».
Жила Василиса Никифоровна одна. Муж ее разбился, когда чинили церковную колокольню: сорвалась плохо привязанная люлька. Два сына уехали из села и жили уже своими семьями. Увидев Гету, Василиса Никифоровна сказала: «До чего же дивчина худая. Она, наверно, больная. Ничего, мы ее откормим, и она поправится». И хозяйка старалась все время подкармливать Гету: то пирожками, то варениками, то салом. Гета благодарила и, смеясь, говорила, что ей нельзя много есть, что она балерина и должна быть худенькой.
  — Да как же ты будешь танцевать, ты ж упадешь. А какой же хлопец на тебе женится, когда у тебя и титек нема?
    Они купались в речке, загорали. Ходили в сельский клуб, там — танцы, кино. Местные парни познакомились с ними и заходили,спровождая девушек.

    У хозяйки Александра Михайловна покупала молоко и яйца. А на рынок ходили  все вместе, где покупали всё свежее, уже поспевшие фрукты, овощи. Даже наварили вишневое варенье. Ходили прямо на бахчу и там покупали арбузы. Василиса Никифоровна им готовила украинский борщ с пампушками. А когда настало время уезжать, она насобирала им меда и большую корзину яблок.

    Аля вернулась после летних каникул. Последний 10-ый класс. Как обычно, идя      по дороге в школу, надеясь встретить Рудика,и волновалась. Однако прошел день, другой, а его не было видно. Как-то Татьяна, придя в школу, говорит: «Знаешь, я узнала,  от «Серенького», что  у Рудика, отец — военный летчик, и его перевели в город Пушкин. Если ты хочешь с ним дружить, «Серенький» ему скажет. Рудик приезжает к нему иногда в гости.
— Нет, что ты! Нет, ни в коем случае. Ничего не говори. Я не хочу.
— Ну и глупо. Чего ты?  Боишся? Сама влюбилась в него.
— А если он не захочет со мной встречаться и дружить? Если я не нравлюсь ему? Как я буду выглядеть? Мне стыдно. Татка, пожалуйста, не говори ничего «Серенькому» обо мне. Ладно?
   -Ну, как хочешь. Я бы познакомилась.- сказала Татка
    Аля продолжала страдать и вздыхать по Рудику.

     Кончалось лето, наступал последний выпускной год, выпускные экзамены.
     Кончалось детство, уходило отрочество — ей исполнилось восемнадцать лет.
     Ведь что-то должно произойти в ее жизни.


 
         ---АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ. ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА.---      
 
       

      Начались выпускные экзамены в десятых классах. Письменные по русскому и по математике уже были сданы. Три подружки с утра засели зубрить химию у Али дома. Часам к шести головы у них разбухли от формул, и казалось, что ничегошеньки нельзя больше запомнить Все! Баста! Больше нет сил. Все эти карбонаты, сульфаты, ангидриты — к черту! «Давайте пойдем прогуляемся, продолжим завтра», — решили подружки. Сначала они проводили Татьяну до дому, затем Аля пошла с Галей до ее дома. Галя жила у Парка Победы.
Начало июня. Стояли теплые вечера и теплые белые ночи. Гуляющих было полно, особенно в парке. Они пошли по аллее вдоль разросшихся тополей. Когда снова вышли на проспект, с ними поравнялись два молодых офицера в военно-морской форме.
— Девчата, нам с вами, кажется, по пути, — сказал один из них.
— Навряд ли, — пробормотала Галя, прибавляя шаг и потянув Алю.
Но офицеры не хотели отставать и шагали рядом — им, видно, хотелось разговорить девчат.
— В такой вечер прогуляться с хорошенькими девушками одно удовольствие, — продолжал все тот же разговорчивый.
— Петр, ты не очень, а то еще подумают, что вот, мол, какие нахалы, пристают на улице к порядочным девушкам,- вставил другой. — Кстати, меня зовут Олег, а этот нахал, что пристает, мой друг Петр. А как вас звать? — Он протянул руку Гале, затем Але. Все приостановились. Девчата, смущаясь, пожимая руки Олегу и Петру, назвали себя. Для них, вообще то, это было первое знакомство с такими, как им казалось, взрослыми мужчинами. Они очень смущались, краснели, не зная, о чем говорить, был страх от одной мысли, что это неприлично. Проучившись десять лет в женской школе, девочки даже не знали, как вести себя с мужчинами. Это были 17-ти 18-летние девушки, которые ни разу не ходили на свидания, ни разу не влюблялись, ни разу не обменивались записочками с мальчиками, и уж тем более ни разу не целовались. Какое это было неразумное решение: раздельное обучение в школах, принятое после войны в некоторых крупных городах. Они проучились десять лет «в женском монастыре», как они сами называли свою школу, и вышли в жизнь с изуродованной психикой и душой. Потом это сказалось на их личной жизни.
И вот теперь две подружки шли рядом с мужчинами. Петр продолжал говорить:
— Вы в этом районе живете? Где здесь поблизости аптека?
— Одну аптеку вы прошли. Другая будет дальше. Надо пройти еще три квартала и перейти на другую сторону, — пояснила Аля.
— Так видите, нам с вами по пути, — повторил Петр,- Вот только мы зайдем в этот гастроном. Устали как собаки после практики. Купим чего-нибудь закусить и выпить. Вы нас подождете? Мы могли бы, если вы нас пригласите к себе, отметить наше знакомство и наш первый день практики в роддоме, — предложил Олег.
Подруги оторопели.
— Нет-нет. Мы не можем, — ответила Галя, дергая Алю за руку, как более устойчивая и примерная девочка.
— До свидания. Нам пора, — подтвердила Аля. И они повернули к переходу.
— А жаль, — услышали они в ответ.
— Вот нахалы, — говорила Галя на ходу. — Ужас! Он еще нам сообщает, где у них практика, представляешь, в роддоме? Я тебя провожу до дома, а там сяду на трамвай.
— Знаешь, если бы не экзамены, можно бы было с ним познакомиться, — вставила Аля.
Признаться, втайне Але очень этого хотелось. Это были не какие-то мальчишки, с глупыми шутками, а офицеры. Одна морская форма чего стоит. Когда они шли по проспекту, Аля не без гордости замечала завистливые взгляды девушек. Это ей очень понравилось. Но признаться и сказать об этом Гале -она стеснялась.
Когда подруги подходили к трамвайной остановке, которая была как раз напротив Алиного дома, они увидели, что, пересекая проспект, к ним снова подходят Петр и Олег.
— Ну что, вы скажете? Судьба,девчонки - это судьба, — сказал Олег, смеясь вместе с Петром. — Пути наши дважды пересеклись. Значит, так тому и быть, дорогие мои девчонки. Никуда вы от нас не уйдете.
— Ну как? — и Петр взял их под ручки. — Приглашаете?
— Послезавтра у нас экзамен по химии, мы сейчас занимаемся, — начала Галя робко.
—  Если после экзаменов,возможно, — решилась сказать Аля. Так не хотелось ей упускать этот шанс.
Подошел трамвай, Галя попрощалась и сказала Але:
— До завтра. Утром приеду заниматься.
— Тогда разрешите мы вас проводим? Где ваш дом? — спросил Петр Алю.
— А вот мой дом. Мы уже стоим около него.
— Уже пришли? А так хотелось прогуляться с Алечкой. Ну что ж, мы понимаем у вас экзамены, тем более выпускные. Это серьезно.
— Когда вы нас пригласите в гости? — теперь спросил Олег.
Аля покраснела.
— Приходите послезавтра, — ответила она.
— Что ты скажешь, Петр? Придем? После практики, часа в четыре.  Подружку Галочку позовите, — напомнил Олег.
Экзамен по химии сдан, обе получили по четверке. Аля рассказала Гале, что Олег и Петр придут к ней домой. Но Галя сразу заявила, что не сможет, так как ей надо сидеть дома с младшей сестренкой.
Аля очень волновалась, ожидая гостей. Она надела свое любимое платье: синее в белый горошек с белым воротничком и коротенькими рукавчиками. Это платье ей очень шло. Завязала сбоку синий бант, две толстые косы спускались по спине.
Аля жила в коммунальной квартире, на Московском проспекте, а мать с отчимом недалеко, на Волковской улице. У Али с отчимом не складывались отношения, часто возникали споры, и обычно это происходило за обедом. Отчим любил хвастать и врать. Аля терпеть не могла этого и высказывала все ему. Он, конечно, взрывался и хотел однажды ее ударить. Аля кричала ему: «Ты мне не отец! Ты не имеешь права на меня кричать и поднимать руку!» Кончалось все скандалом. Мама пыталась их как-то примирить, но ничего не получалось. Она просила дочь не обращать внимания на замечания отчима и лишний раз промолчать, хотя бы ради нее. Аля бросала ей в лицо:
— Нет. Я его терпеть не могу. Как ты его терпишь? Ты его любишь? Вот скажи? Ты предала моего отца. А Иван мне никто. Я его терпеть не могу.
Александра Михайловна расстроилась. Что-то надо было делать. Вот и решила разделить дочь и отчима, благо у Ивана была своя комната, доставшаяся после раздела жилплощади с братом, когда он вернулся с фронта. Так и стали жить: Александра Михаиловна и Иван Иванович перебрались в комнату отчима на Волковскую. Аля с восьмого класса стала жить одна в комнате, которая принадлежала ей с матерью. После школы Аля заходила пообедать на Волковскую, потом шла на Московский проспект, где была предоставлена самой себе. Правда, не совсем — мать приходила к ней и иногда оставалась ночевать, обычно но выходным дням, на всякий случай.
Аля ничего не сказала матери о своих гостях. Три звонка — это к ним. Она в большом волнении пошла открывать дверь. Это пришли Олег и Петр. Проводила их в комнату, предложила сесть.
— Где же Галочка? — спросил Олег.
Аля объяснила, почему та не придет.
— Очень жаль, — сказал он, осматривая комнату, подошел к книжным полкам. — О, у вас большая библиотека. И стал рассматривать книги. — Петр, ты хотел бы все это прочесть?
— О да! Вот по этой причине я буду приезжать за книгами к Аличке, пока не прочитаю все. А сейчас я с удовольствием бы выпил. И посему, предлагаю и вам, — и с этим словами, Петр поставил на стол бутылку красного вина «Узбекистан» и коробку конфет. — Где у вас рюмочки-стаканчики? — потирая руки, засуетился он.
Аля показала на буфет, где стоял хрусталь, и он стал хозяйничать. Сама же поставила тарелку с бутербродами. Петр болтал без умолку. Он Але сразу не понравился. Во-первых, он небольшого роста, а ей не нравились парни маленького роста, широкое прыщеватое лицо с маленьким глазками, редкие рыжие волосенки. Даже морская форма не украшала его.
Олег был высокий, с тонкими чертами лица, нос с маленькой горбинкой, открытый лоб, красивые голубые глаза, чувственные губы, которые все время прятали какую-то усмешку в уголках рта, и ямочка на подбородке. А то, что он был блондин с вьющимися волосами, еще и придавало ему сходство с известным актером, тоже по имени Олег.В таких влюбляются все девушки, и Аля была одна из них: она влюбилась в него с первого взгляда. Олег был неотразим.
 Петр открыл вино, разлил по бокалам. Выпили за успешные Алины экзамены, за практику друзей, за знакомство.Затем ребята стали рассказывать о своих занятиях и о практике в роддоме, что вгоняло Алю в краску.   
Она заметила, что Петр все время суетится около нее, ухаживает за ней, уделяет ей больше внимание, чем Олег, который с каким то отвлеченным видом смотрит на все, что происходит. Она вдруг поняла, что у них роли распределены: она — для Петра, а Галя — для Олега. Тем более Олег настойчиво расспрашивал о Гале. Аля еще раз пояснила, что родители никуда ее не пускают. И сама, злясь на Петра, довольно нелюбезно ему все время отвечала.
Решили пройтись погулять. На улице Петр взял Алю под руку. Она резко высвободилась и пошла рядом с Олегом. Пройдя несколько кварталов, зашли в садик. Петр вдруг сказал,видно понял,что он торопится, у него дела: «А вы гуляйте». Попрощался и ушел. Аля и Олег прошли по аллее в глубь сада, сели на скамейку, которая стояла в тени кустов. Некоторое время они сидели молча. Аля была в ужасном волнении и боялась даже взглянуть на Олега. Он подвинулся ближе, взял ее руку и спросил: «Тебе не нравится Петр?» «Не нравится», — тихо ответила она, не поднимая головы. Она готова была расплакаться. Он почувствовал это и, обняв ее за плечи, сказал: «Посмотри на меня. Ну-ка? Вот так». Аля подняла голову и посмотрела ему в глаза. Его необыкновенный, нежный взгляд гипнотизировал. «Ты влюбилась в меня?» Она кивнула головой, и слезы потекли по щекам. Он достал носовой платок, вытер ей слезы: «Ты удивительная девчонка! Когда вот такие девчонки влюбляются, они очень страдают». Затем наклонился, приподнял ее голову за под бородок и нежно поцеловал в губы.
Александра Михайловна видела состояние дочери. И ничего не могла поделать: «Возьми себя в руки. Сдай экзамены и гуляй».
Наконец Аля сдала последний экзамен. Александра Михайловна вздохнула с облегчением.
Иногда Олег, когда шел с практики, заходил к Але. Она ждала его с трепетом. Волнующее и до боли щемящее чувство охватывало ее всю, когда он входил в комнату. Они сидели на диване и целовались, целовались. Аля уже перестала стесняться Олега, как было вначале. Она его обнимала и ласкала — то нежно, чуть касаясь губами, целовала его глаза, губы, то запускала руки в его густые русые волосы, то обвивала его руками и прижималась к нему. Он перехватывал ее полуоткрытый рот, в страстном порыве целовал податливые мягкие губы, голова ее кружилась, она обмякала в его объятиях, а он целовал ее, и ласковые руки нащупывали ее упругую грудь, сжимая ее, а затем, освободив груди из-под кофточки, губами дотрагивался до девичьих сосков, она вздрагивала, издавая легкий стон. Олег жарко дышал и шептал: «Девочка моя. Девочка моя». Эти пылкие поцелуи, ласки продолжались и становились все более страстными. Но однажды он сказал, что больше так не может, после таких встреч он чувствует себя разбитым, не в силах сдерживать себя, когда они вместе, и это может далеко зайти. Несколько дней они не встречались. Аля не могла ни о чем больше думать. Она не могла ничем заниматься. Совсем потеряла голову: она влюбилась в Олега без памяти.
Оставалось несколько дней до выпускного школьного бала. У всех школьниц сейчас была одна забота — приготовить к вечеру платье, туфли, прическу. Аля зашла к Татьяне посмотреть ее платье, которое ей сшили в ателье. Татьяна только принесла его домой, как ей уже хотелось это платье переделать. Татке всегда кажется все не так. Но на самом деле крепдешиновое платье персикового цвета было очень ей к лицу. С не глубоким овальным вырезом, сшитое по косой, оно мягко облегало стройную фигуру.
— Аленька, только посмотри, что они сделали? Я просила вырез узкий, они его выхватили вон куда, все мои кости напоказ. Пройма очень широкая. Почему мне так не везет? Халтурщики чертовы! Посоветуй. Скажи, что можно сделать? — вертясь перед зеркалом и подругой, вопрошала Татьяна.
Але не впервой выслушивать подобное: подруга всегда была чем-нпбудь недовольна, то волосы плохо лежат, то нос большой, то еще что-нибудь.
— Татка, спокойно. Пройму — это просто. Ушить в швах. По мне так и вырез как раз, что надо.  И вечно ты со своими костями придумываешь. Если тебе не нравиться вырез, я сюда цветы бы пристегнула. Вот смотри, как это смотрится. По-моему неплохо, — прикрепляя цветы, успокаивала подругу Аля.
— Ты настоящая подруга. А что делать с головой? У тебя все ясно. Косы уложишь наверх. А я решила: к черту мои крысиные хвостики, сделаю стрижку. Ведь надо что-то сделать в честь окончания этой чертовой школы. А ты не хочешь состричь свои косы? Представляешь? Все ахнут, когда увидят тебя. Нет-нет, тебе этого не надо. Такие шикарные волосы. Представляешь, я не дотянула до «золотой». И все из-за этой мымры, злая на меня, поставила четверку по алгебре. Какую ты мне советуешь сделать стрижку? — продолжая крутиться перед зеркалом, Татьяна вдруг повернулась к Але.
— Ой, Аленька, родная моя, я то дура, все о себе. Прости, ради Бога. Что у тебя с этим офицером? Знаешь? А ты изменилась, — взглянув на Алю, продолжала она. — Что-то в тебе произошло. Да-да. Я вижу. — Она села рядом, обняла иодругу и, поцеловав в щеку, зашептала:
— Ой, Алька, Аленька, ты влюбилась. Скажи? Ты влюбилась в него? Ну скажи же мне!
В ответ Аля обняла подругу и тихо заплакала.
— Ой, какая ты счастливая! Чего ты плачешь? Ты просто счастливая, Аленька. Это прекрасно! От любви — плакать. Вы уже целовались? Да? Он здорово целуется? Только смотри, не позволяй ему больше. Эти моряки... офицеры... Знаешь, какие?! Поматросят, да и бросят. Потом, помедлив, произнесла:
— А мне не в кого влюбиться. Женька и Толька — два идиота. Вечно кривляются. Паяцы несчастные. Ты приглашаешь своего офицера на вечер? Как его, кстати, зовут? Сколько ему лет?
— Олег. Олежка. Ему двадцать три. Да, я думаю, что приглашу его, — ответила Аля.
— И думать нечего. Приглашай обязательно. Пусть наши старые девы сдохнут от злости. Я представляю их физиономии, когда они увидят, что ты придешь не с кем-нибудь, а с офицерами Военно медицинской академии, особенно у Серафимы и у этой психологичкп. Помнишь, как она сказала, когда мы пришли на вечер в мужскую школу без приглашения: «Мы думаем о вашей нравственности. В девушке ценится скромность». А сама такая блатная. Вечно перед богатенькими родителями лебезит. И этой дуре Белке всегда завышает отметки. Потому что у нее папочка какой-то начальник, а мамашка в комиссионном работает,вещички импортные достает. Говорю тебе приглашай. Мальчишек вообще не будет. Так хоть ты придешь с офицером, — возбужденно тараторила Татьяна.
— Я если приглашу Олега, то и его друга Петра приглашу.
— Давай! Давай! Можешь все академию пригласить. Ведь директриса обещала пригласить курсантов из Военно технического училища. И никого!
— Поздно стали договариваться. Говорят в РОНО не разрешили. Да ханжи все эти училки. РОНО это — тоже говно. Прости мою душу грешную. Но хорошо рифмуется,
     - высказала Аля. Подружки разразились смехом.
— Я вообще то хочу их всех послать на три буквы, — вставила Татка.
— Они нам испортили все. Знаешь? Никто не хочет делать им подарки. Девчонки злы на них.
Платье у Али готово. Александра Михайловна сшила дочери из жатого шифона кремового оттенка платье, с глубоким декольте,юбка — широкая, с нижней пышной юбкой, а маленький рукав фонарик придает всему нежность и юношеское очарование. Были заказаны модные цветы из шелка и бархата. И букетик в виде крупных анютиных глазок был прикреплен чуть ниже плеча. Белые туфли лодочки на высоких каблуках. Тяжелые две косы уложили высоко на затылке, обвязав их белой лентой и завязав бант чуть сбоку. Крупные завитки каштановых волос оттеняли девичье лицо.
Аля пригласила на бал Олега, Петра и свою подругу Гету Мельникову, которая училась в хореографическом училище. К пяти часам Олег и Петр зашли за Алей домой. Гета должна была прийти прямо в школу.
В сопровождении двух офицеров в парадной военно- морской форме, с кортиками на боку, Аля в нарядном платье поднялась по широкой лестнице на второй этаж к актовому залу. У входа в фойе встречали гостей директриса, завуч и еще несколько учителей. Увидев двух офицеров при параде, все замерли от неожиданности. По тут Олег протянул букет директрисе и галантно представился: «Рябов Олег. Мой друг — Плотников Петр».
Серафима Ивановна была польщена таким вниманием.
— Пожалуйста, проходите в зал. Мы рады вас видеть в нашей школе. У нас как раз мало кавалеров, — пригласила она.
Все педагоги мило улыбались Але и сопровождающим ее офицерам и дружно все вместе кивали головами, как болванчики. «Какие они все сегодня милые», — подумала Аля.
В актовом зале было уже полно народу. В первых рядах рассаживались нарядные выпускницы, а родители и гости садились в задних рядах. Когда Аля вошла в зал со своими кавалерами, все повернулись в их сторону и с интересом начали разглядывать. Она прошла вперед и села рядом с Татьяной и Галей.
— Алька, ты произвела фурор. Наших училок поразила наповал. Бедненькие. Они никогда не видели мужиков, кроме нашего учителя рисования Иннокентия Валентиновича и завхоза. Слушай, твои Олег такой красивый, что у меня где то екнуло, — выпалила Татьяна.
Началась торжественная часть. На сцене расселись все учителя старших классов. Серафима Ивановна Кузьмина, директор школы, поздравила выпускниц с окончанием сред ней школы. Мария Павловна Гуревич, учитель истории и секретарь партийной организации школы, вручала аттестаты зрелости.
Девочки, взволнованные, в нарядных белых платьях, поднимались на сцену, преподносили цветы, а Мария Павловна пожимала руки выпускницам и поздравляла каждую. Присутствующие горячо аплодировали.
Когда Аля поднялась на сцену, Мария Павловна протянула ей аттестат и так, чтобы было слышно только Але, сказала: «Ты меня удивила. Подходящие у тебя кавалеры...»
Наконец аттестаты всем были вручены. Убрали стулья из центра зала, чтобы начать танцы. Динамики захрипели, послышалось шипение вместо музыки. Все стояли у стенки в недоумевали. Раздались голоса:
— Звук! Где музыка! Это они нам устроили выпускной вечер!
— Как я ненавижу эту школу, — высказалась Татьяна стоявшей рядом Але.
Олег, Петр и Гета подошли к ним.
— Кажется, надо исправлять эту бандуру. Где это все находится? — спросил Олег. Аля повела его и Петра прямо к директорскому кабинету.
— Она все держит у себя в кабинете и сама выбирает для нас музыку, чтобы никаких неприличных танцев. Ни боже мой! Польку-бабочку — пожалуйста!
— Сейчас мы наведем порядок. Пошли Петр.
Олег громко постучал в кабинет, и они вошли.
— Разрешите мне посмотреть проигрыватель? — спросил он.
Серафима Ивановна и все, кто там был, радостно стали восклицать:
— О, пожалуйста! Вы, конечно, разбираетесь в технике? Вы так любезны. Мы так признательны.
Олег попросил отвертку, и не прошло пяти минут, как все было исправлено. Затем он взял микрофон и громко произнес:
— Всех девчат поздравляю с окончанием женского «пансиона»! А зрелость получайте уже в другом месте! Сейчас танцуем! Приглашаем всех! Танцуйте друг с другом!
Он взял коробку с пластинками, и вместе с Петром они отобрали хорошие танцевальные мелодии, а остальное положили под стол.
— Это можно выбросить на свалку истории, — посоветовал Олег.
Дамы училки были в восторге. Офицеры вышли из кабинета, не посрамив своего звания. Из динамиков полились звуки первого вальса.
Олег пригласил Алю, Петр — Гету. Несколько пар вышли танцевать — девочка с девочкой. Остальные стоят грустные — нет мальчиков. Как жалко. Как печально это видеть. Некоторые разошлись по пустым классам. По коридорам разносились песни:
                Ты плыви наша лодка плыви,
                Сердцу хочется ласковой песни
                И хорошей большой любви.

         Три подружки: Татьяна, Галя, Люда сидели рядышком, обнявшись, и от
  тоски пели.
— Девчонки, пошли отсюда вон! — предложила Татьяна.
       — За окнами белые ночи. Пошли на Неву.
   Они спускались по лестнице и нарочно громко запели:
              А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер,
              Веселый ветер, веселый ветер!
              Моря и горы ты обшарил все на свете...
По улицам уже много школьников шли в сторону центра, к Неве. Старая прекрасная традиция: выпускники школ, вузов в конце июня, после выпускных вечеров, идут гулять по набережным реки Невы, как раз в это время в городе самые длинные белые ночи.
Аля и Гета в сопровождении двух молодых офицеров смешались с гуляющими по городу.
В 356-й женской школе Московского района, что на Заставской улице, почти 150 девушек получили аттестат зрелости в 1955 году. Это был последний женский выпуск. Во всех институтах был колоссальный конкурс, и многие девочки решили подавать документы в техникумы. Для Татьяны этот вопрос был решен, так как ее отец преподавал в Технологическом институте. Ее брат уже год учился там.
Аля, вообще то, хотела идти на моделирование одежды в Институт легкой промышленности, да конкурс туда был тридцать человек на одно место. У нее в аттестате были всякие отметки, но пятерки в меньшинстве, только - по географии, по психологии и логике и по рисованию. Аля раздумывала, куда подавать документы.

 Помогла Дора Владимировна, мама Геты, когда узнала от Александры Михайловны Алину ситуацию. Она переговорила с мужем Семеном Владимировичем Мельниковым, он был главным механиком на Вагоностроительном заводе имени Егорова, и он взял Алю к себе в отдел главного механика ученицей чертежника. Заводская территория простиралась до самого дома, где жила Аля, а проходная завода находилась в двух кварталах, идти всего пять минут.
Все складывалось как нельзя лучше. Во-первых, теперь у нее будут свои деньги — зарплата 550 руб., во-вторых, хорошая чистая работа, среди инженеров, у которых она может учиться в дальнейшем. В сентябре Аля вышла на работу.
      
 А вскоре после ее выпускного бала, в конце нюля, Олег пригласил Алю на свой вечер, курсантов Военномедицинской академии,по случаю окончания четвертого курса и посвящения в звание офицера.
     Накануне, Петр зашел к Але и принес четыре билета, сказав, что Олег не смог прийти, так как занят на репетиции оркестра, Олег играл на гитаре. Аля огорчилась.
— Аленька, не обижайся, но я хочу тебя предупредить, что у Олега много девчонок, готовых на все. Ты еще неопытная девчонка. Зачем ему ты? Или ты с ним должна жить, или он тебя бросит. А тебе нужен серьезный парень и надежный. Вот я.Ты мне очень нравишься. Выходи за меня замуж. Подумай об этом, — вполне серьезно объяснился Петр.
Аля вспылила, услышав это.
— И ты еще его другом называешься? Ты предатель. Как ты смог такое сказать про него? А я еще замуж не собираюсь, тем более за тебя.
— Глупенькая. Ты сейчас меня не слышишь. Это и понятно. Я вижу — ты влюбилась в него и ты наделаешь глупости. Везет же Олегу на таких хороших девчонок, — с грустью проговорил Петр. — Между прочим, у него сейчас есть девчонка, с которой он живет, — добавил Петр.
— Я тебе не верю. Какой же ты ужасный. Уходи, — она разозлилась на Петра и не могла этого скрыть.
       Вечер должен был состояться в помещении бывшего коммерческого банка. Это старинное здание рядом с Пушкинским театром. У входа Петр встречал Алю с под- ругами. Он провел их по великолепной широкой мраморной лестнице в зал. Все напоминало дворец: высокие потол­ки, огромные окна, драпированные французскими шторами, по потолку ленка, позолота, хрустальные люстры, зер­кала. В зале уже рассаживался народ. До начала концерта для курсантов академии оставалось несколько минут. Петр посадил Алю и ее подруг, а на вопрос Али, пришел ли Олег, ответил:
— Сейчас будет выступление нашего оркестра, и ты его увидишь.
На сцене стали рассаживаться музыканты. Начался концерт, но Олега среди них не оказалось. Где же он? Аля приш­ла в такое сильное волнение, что в течение всего концерта, на котором выступали с разными номерами курсанты, не видела ничего вокруг и не слышала. «Где же Олег? Что с ним случилось? Он не пришел. Я так и чувствовала. Его не будет. Почему его нет? Я сейчас уйду».
Как только концерт кончился, к ней подошел Петр и, взяв ее под руку, сказал:
— Прошу тебя, не волнуйся. Он только-только пришел. Его отчитают за опоздание, и он поднимется сюда.
Уже освободили зал для танцев. Заиграл приглашенный джаз оркестр. Петр пригласил Алю на вальс.
— Не хочу. Не хочу я танцевать, — резко ответила она и побежала к выходу.
В этот самый момент в зал вошел Олег и перехватил ее на бегу, беря за руку.
— Ты куда?
— Я думала, ты не придешь.
— Прости, Алюся, — он ее обнял и поцеловал. — Я сегодня кругом виноват. Проспал. После тренировки я адски устал, прилег на минуточку, просыпаюсь — ровно пять. Прости. Я знаю, что ты единственная, кто меня не будет ругать. Правда? Ты любишь меня? — Олег привлек Алю к себе, крепко сжал ее за плечи, посмотрел ей в глаза таким пленительным взглядом, от которого у нее закружилась го­лова и часто забилось сердце. Испепеляющее чувство за­хлестнуло ее всю.
Весь вечер Олег был с ней. Весь вечер они танцевали. Это было так изумительно! Джаз оркестр исполнял танго, фокстрот, лирические песни — эти мелодии волновали и увлекали. Она была опьянена любовью. Она действитель­но никого и ничего не видела. Она только чувствовала. Чувствовала, что Олежка рядом с ней, она в его объятиях. Эта близость, тепло его тела, рук, что-то неповторимое. Он крепче прижимает ее к себе, горячо шепчет: «Какая ты чудесная девчонка!» А она в ответ смеялась счастливым смехом. Она была так счастлива! Она была где-то на небесах. О, этот волшебный вечер!
Где-то уже к концу вечера молодые офицеры с девушками собрались в буфете, чтобы отметить окончание четвертого курса. На столах появилась водка, вино, закуска в виде бутербродов с колбасой, с сыром, апельсины, конфеты.
Молодость, влюбленность вместе с вином дает такой за­ряд, такую силу, с которой, кажется, преодолеваются все преграды. Опьяненные, влюбленные, веселой толпой вышли они на Невский проспект и пошли к Неве.
                Зари розоватый багрянец
                Окрасил родную Неву,
                Я счастлив, что я ленинградец,
                Что в городе славном живу.
А в городе весна! В городе в белые ночи воздух пропи­тан любовным напитком.
Мой любимый город на Неве, мой любимый Ленинград! Город романтики, город иллюзий, город моих мечтаний, го­род поэзии, город музыки, город молодости, город моей любви! Волшебные белые ночи взяли в свои объятия весь город.
Олег с Алей, потерявшись от всех, вышли по Лебяжьей канавке к Летнему саду. Вдруг Олег остановил такси, и они помчались к нему домой, на Подольскую улицу, где он сни­мал комнату с другим курсантом.


            В конце сентября Аля вышла на работу. И что интересно, ее трудовая деятельность началась на том же заводе, где тридцать лет назад ее отец работал в механическом цехе — сначала простым рабочим, после инженером; и она будет работать чертежником в отделе главного механика. В не­большом помещении перпендикулярно к окнам стояли три кульмана, за которыми работали инженеры механики, две женщины лет пятидесяти и один мужчина постарше. На противоположной стороне были столы для чертежников. С приходом Али их стало четверо. Але все нравилось — и люди, которые ее встретили очень приветливо, и работа, которой ее стали обучать. Ей было легко, потому что черчение и рисование были ее любимыми предметами в школе. Может, это передалось от отца, который великолепно чертил и рисовал в стиле моментального шаржа. Его рисунки и чертежи сохранились дома, и Аля любила их рассматривать. Одна из чертежниц, Нонна Волкова, была девушка ее возраста. Она работала уже два года в отделе и вводила Алю в курс событий на заводе: рассказывала про вечера и танцы в клубе, про походы за город, познакомила с некоторыми ребятами и девчатами. Але все было интересно. Короче, они очень подружились и друг другу рассказывали о своих сердечных де­лах. Аля рассказала о своей любви, о своих страданиях. Прошло почти пять месяцев, как Аля с Олегом расстались. Она не может его забыть. До сих нор она не может прийти в себя...
                С любимыми не расставайтесь!
                С любимыми не расставайтесь!
                С любимыми не расставайтесь!
                Всей кровью прорастайте в них,
                И каждый раз навек прощайтесь!
                И каждый раз навек прощайтесь!
                И каждый раз навек прощайтесь!
                Когда уходите на миг!

                В жизни каждой женщины наступает пора, когда она созревает для любви, беспечная юность отступает перед расцветом молодости. Воображение рисует идеальные образы, о которых девушка мечтает, но которым часто не дано воплотиться в явь. Наивное девичье сердце!

   
 
                ---НАИВНАЯ ДЕВИЧЬЯ ЛЮБОВЬ.---      
 
   
            Она все время думала о нем. Иногда нестерпимо хотелось его видеть. Она просыпалась ночью и опять вспоминала о встречах с Олежкой и о том незабываемом курсовом вечере в Военномедицинском морском училище, и как они поехали к нему. Невероятные, волшебные белые ночи! Они мчались по пустынным, светлым улицам и целовались, не стесняясь таксиста. Такси остановилось у подъезда. Олег подхватил Алю на руки и понес ее на третий этаж. У дверей она высвободилась, пока он открывал дверь, он опять взял ее на руки, внес в комнату, посадил на кровать. Быстро скинув форму, сел рядом и, повернув ее к себе, стал целовать в губы, сомкнутые веки, шею, и не в силах более сдерживать себя снял с нее платье, шелковую комбинацию, спустил с ее плеча бретельку от лифчика, но ей пришлось ему помочь и расстегнуть. Она чувствовала, как его ладони, ласково поглаживая ее спину, перешли на живот, мягко опрокинув ее на постель, он продолжая целовать ее то в ямочку под шеей, то груди, нежно дотрагиваясь до них губами, он почувствовал, как они напряглись. Осторожно рукой он стал пробираться к бедрам, спуская трусики, поглаживая чувствительный бугорочек, и далее. А а-а! Аля вздрогнула, по телу прошла пугливая дрожь.
— Олежка, милый, я боюсь. — Она обвила его за шею дрожащими руками. Она вся трепетала. Она, казалось, была не в силах бороться. Он, ошеломленный неодолимой тягой и желанием, перевернулся на нее. Аля крепко обняла Олежку и застонала. Он тяжело дышал, судорожно глотнул, затем чуть привстав, резко отодвинулся и лег рядом.
— Не бойся. Мы полежим, вот так рядышком.
Аля повернулась, прижавшись к нему всем телом, тихо прошептала :
— Олежка, милый, мой любимый. Прости...
После той страстной ночи, когда Аля чуть не отдалась, Олег стал вести себя сдержанно. Теперь они дома не встречались, а ходили в кино или гуляли в парке. Как-то он пришел к ней. Она не слышала звонка, и ему кто-то открыл дверь. Аля вернулась после пляжа, она ездила загорать к Петропавловской крепости. Немного утомленная, она прилегла на кушетку и заснула. Проснулась от поцелуя Олега. Она приподнялась, обняла его, простыня соскользнула с ее плеч.
— Подожди. Не одевайся, — попросил Олег. — Ты прелесть! Как тебе едет загар. У тебя такая попка и грудки. Он крепкими ладонями нежно обводил по Алиному телу.
— Ты вся такая мягкая и после солнца горячая. — Олег любовался ее миниатюрной фигуркой, а она стояла перед ним нагая и смотрела, смотрела в его пленительные глаза, которые так любила, от которых сходила с ума. Он притянул ее к себе. Сладостные поцелуи, горячие объятия до сих пор приводят ее в трепет, когда она вспоминает об этом
— Нет! Я не железный. Невозможно так каждый раз, я, как в белой горячке. Просто так встречаться и целоваться я не могу. Ты хочешь со мной жить? Ты хочешь со мной встречаться, но отдаться боишься. Я тоже боюсь. Я не смею этого сделать с тобой. Ты еще девочка, только кончила школу, только начинаешь жить и должна учиться. Я не могу сейчас жениться. Чтобы не сделать глупость, нам надо расстаться. И ушел.
Она не могла прийти в себя. Она не могла спать. Она постоянно думала о нем. Неужели он никогда не вернется к ней? Она вся извелась. Через несколько дней Аля не выдержала и поехала к нему. Там она застала его друга Юрия. На вопрос: «Где Олег? Когда он вернется?» Юрий сообщил, что к нему приехала жена и они куда-то ушли. Кровь ударила ей в голову. Она будто оглохла и не могла двинуться. Юрий посадил ее на стул и дал выпить воды. Когда она пришла немного в себя и встала, чтобы уйти, он предложил ее проводить.
—  Не надо. Спасибо. Все нормально.
          Почему Олег ей не сказал об этом прежде? Он женат?..

       Оглядываясь назад, Аля сожалеет и спрашивает себя: «Почему я не отдалась тогда Олегу, после того вечера?» Когда он ее ласкал, она вся пылала от страсти и, возбужденная, была готова получить наслаждение от слияния с любимым, почему она не отдалась силе чувств? Она была так влюблена! Аля испытывала тогда к Олегу такие сильные чувства, которые, кажется, уже не повторятся. А после она всю жизнь все ждала, ждала этого чувства. Выйдя замуж, она жила в ожидании, когда же почувствует сладостную истому. Муж был мужик сильный и с большими возможностями, но, к сожалению, как говорится: силы много — ума не надо. А когда, спустя много позднее получилось, то все не так, как ей хотелось бы: не то время и не то место. Не было романтики. Аля была наивная мечтательница.
Это было поколение 50-ых и 60-ых годов.   


 
                ---РОМАН ОКОНЧЕН ---
 
 

       Школа осталась позади. Из их класса в институт поступили только четверо. Аля редко встречала кого-нпбудь из девочек. Как-то зашла Галя Богданова. Она уже работала на авиационном заводе. Ее устроили по знакомству. А как же без этого? На такие предприятия, номерные, закрытые военные заводы, обычно их называли просто «ящиками», принимали только хорошо проверенных людей, с хорошей характеристикой, с чистой анкетой, чтобы ни-ни, чтобы нигде не было темных пятен в биографии.  И потому поступить на работу на такой завод было почти так же трудно, как и в институт. Но Галя подходила по всем статьям.
К Татьяне Аля заходила несколько раз. У Татки было все замечательно. Она, конечно, поступила в Техноложку,а как же папочка профессор в институте. У нее вовсю кипела студенческая жизнь. К тому же она вернулась после отдыха вся влюбленная. Отдыхала она в Гурзуфе, где познакомилась с Геночкой Назаровым из Театрального института. Татка не умолкая рассказывала подруге о нем: «Какой он красавчик! Как он целуется! Девчонки бегали за ним, ну просто вешались ему на шею. Одна, ну совсем чокнутая, бросилась на него и стала его целовать. Он никак не мог ее оторвать. Еле-еле отцепил: «Слушай, тебе лечиться надо». Или еще. Представляешь? Сидим мы в кафе, и подсаживается одна чудачка и, не обращая на меня внимания, говорит ему: «Геночка, я вас люблю, я хочу вас сегодня пригласить на вечеринку». А он, представляешь? Достает записную книжку и так серьезно ей говорит: «Одну минуточку, я посмотрю свой список. О, я очень сожалею, но сегодня, простите — занят. Могу записать вас в порядке очереди. Вот на конец августа, пожалуй, если не уеду по срочным делам. Ну, например, в Париж. Простите, миледи, сейчас я вас не могу принять. Видите — со мной сидит прекрасная Татьяна». Эта девица вскочила, стул уронила и крикнула ему: «Фигляр!» А он только смеется. Воображает, конечно. Где бы я с ним ни появлялась, все девчонки на него пялятся, а меня так ненавидят. Однажды мы пошли к нему. Он с ребятами снимал комнату. Никого не было. Аленька я чуть не отдалась. Мы целовались, он стянул с меня все. Его колотило как в лихорадке. А что со мной? Я сама вся сжалась и говорю ему: «Не сейчас». Вскочила, оделась и убежала. Утром он встречает меня. Мне уже надо домой уезжать. Извинился. Поехал провожать до Симферополя на троллейбусе. Сидеть рядом не могли — так и тянуло нас к друг к другу. И опять всю дорогу целовались. Вернулись и встречаемся теперь то у меня, то у его друга. У него нельзя — дома бабушка и сестренка. Сейчас пошли зачеты. Надо заниматься. Неделю не виделись.   Геночка звонит каждый день.
— Ладно, когда покажешь своего красавчика? — спрашивает Аля.
— У нас будет вечер. Я тебя приглашу. Еще покажу тебе одного — за мной ходит всюду. У нас пересекаются лекции по органике, так он сидит всегда рядом и смотрит, смотрит на меня. Но пусть ходит.  А Геночку я люблю. Аленька, я ему отдамся. Как ты думаешь?
Да, это было похлже на Татьяну.


          Зима была в этот год мерзкая. То дождь, то снег с дождем. Аля после работы пошла с Нонной в кино и только вернулась домой, в дверь постучали: «Аля, к тебе пришли», — сказала соседка. Был поздний вечер и Аля удивилась: «Кто бы это мог быть?» Она вышла и, когда приоткрыла входную дверь квартиры на площадку, увидела — перед ней стоял Олег. От неожиданности она просто оцепенела, у нее перехватило дыхание, и Олег, видя ее состояние, придерживая дверь снаружи, сказал:
— Успокойся... Тихо... Успокойся... Ну все?... — и выпустил Алю на площадку. Она вышла, встала, прислонившись спиной к двери, не веря, что перед ней Олежка.
— Ну, здравствуй, — подойдя к Але вплатную, оперся руками на дверь, поцеловал ее. — Ты так взволнована, тебя трясет. - Он прижал ее к себе, -  Ты меня не ждала?
— Нет, — Аля покачала головой. Она глядела на него и никак не могла поверить, что это он, что он вдруг пришел к ней. Но что изменилось в нем? О, конечно, она видит его впервые в гражданском демисезонном темносером пальто, в кашне и нахлобученной кепке, а не в офицерской морской форме, которая так шла ему.
— Может, пройдемся,   — предложил он.
— Хорошо. Только  скажу маме.   Я сейчас выйду.
Они вышли прямо в снежную пургу. Ветер метнул им в лицо мокрый, колючий снег.
— Чертова погода! Поехали ко мне! Поехали!
Затем все произошло быстро. Олег перепрыгнул сугроб, выскочил на дорогу, остановил такси, и они помчались. Он ее обнял и опять спросил:
— Ты меня не ждала? Я, как ты видишь, больше не офицер. Морскую форму сменил на гражданскую. Некоторым не понравилось. А ты меня по-прежнему любишь?
— Олежка, я люблю тебя. Я все время о тебе думала и  хотела тебя увидеть. Заходила, где ты жил прежде. Мне твой товарищ сообщил, что у тебя неприятности, что тебя отчислили из академии и ты теперь учишься в Первом медицинском. Я даже хотела тебя найти в общежитии.
- Да, у меня были неприятности. Расскажу как-нибудь.
       Они приехали на улицу Марата, огромный серый дом, поднялись на лифте, дверь в квартиру не была закрыта, вошли в большую комнату, где был обычный студенческий беспорядок. За столом сидели четыре парня и три девушки, уже нетрезвые, мягко говоря. Познакомились. Придвинули два стула. На столе - черт знает что: грязная посуда с недоеденной едой, батарея бутылок, книги, тетради. Парень в майке неопределенного цвета взял стакан, посмотрел через него на свет, что-то сдул с него и поставил перед Алей.
— Не брезгуете, дорогая гостья? — спросил он и налил полстакана водки. — Водка все дезинфицирует. Так, Аличка?
— Спасибо. Хватит. Мне это очень много, — запротестовала Аля.
— Тю-тю-тю. Не говорите под руку. Водки много не бывает. Скажите, мои други и подруги, я прав? — подняв бутылку вверх, он обвел всех вдохновляющим взглядом.
— Сашок, ты, как всегда прав, — его дружно поддержали.
— А ты Олег, найди свой стакан, он у тебя здесь постоянно стоит. Бери, что найдешь, на закуску и себе, и твоей девушке. А вот и хорошая закуска — кислая капуста — и подать не стыдно, и сожрать не жалко. Олег, ты дома, — подытожил Сашок. Парень был, вероятно, за ведущего. Он поднял свой стакан.
— Давай поспевай. За здоровьице. За знакомство, — обратился веселый парень к Але.
Олег придвинулся к смущенной Але, обнял ее за плечи.
— Ты его не бойся — он ужасно добрый и веселый. А теперь выпей, и все будет путем. — Олег чокнулся об Алин стакан, дождался, когда она выпила до конца, и затем выпил сам.
— Вот и лады, — сказали все.
Все заговорили разом. Смеялись, шутили, острили, и уже на Алю и Олега никто не обращал внимания. Аля была охвачена такой силой чувств, что даже водка на нее не подействовала. Ей было хорошо, тепло, она опьянела от любви к Олежке. Он был рядом. Она забыла, что обещала матери прийти через час. Было далеко за полночь. Студенты стали расходиться, кто по своим комнатам, а кто остался в этой же, в которой было четыре кровати.
— Все, ребятишки, гасим свет. Сила вся в кефире, — высказался Сашок и погасил свет.
Олег с Алей пересели на кровать. Прижавшись к Олегу, Аля нежно гладила его по лицу и повторяла: «Олежка, милый». Они легли. Кровать была узкая, тонкий матрас лежал на железной продавленной сетке, которая ужасно скрипела при малейшем движении. Оставалось тихо лежать, прижавшись, в целоваться. Аля стеснялась присутствия посторонних в комнате.
— Олег, неудобно. Все слышно.
— Ни черта они не слышат. Уже давно дрыхнут, сукины дети. Я так по тебе соскучился, — и крепко прижал ее к себе, при этом просунув руку под кофточку, нежно поглаживая ее тело.
— Олежка, не надо, не здесь.
Олег заснул, положив Алину голову себе на грудь, а Аля так и не смогла заснуть.

        Дома мать устроила скандал, упрекала Алю, что она не думает о матери, которая всю ночь ждала ее и не спала. Аля отмалчивалась, только спокойно вставила:
— Мамочка, я такая счастливая.
— Смотри, не потеряй голову, девонька. Ты очень влюбчивая. Не показывай мужчине своих чувств. Не бросайся сразу ему на шею. Иначе он будет тобой играть. Ты должна держать его в напряжении. Он, видишь ли, полгода не появлялся, с кем-то был, а теперь, когда никому стал не нужен, остался одни, заявился к тебе, — наставляла она дочь.
— Мама, знаешь, у него были неприятности. Его отчислили из академии, и он теперь учится в медицинском институте.
— За что его отчислили?
— Олег сказал, что после все расскажет.
— Да. Очень странно. Так просто не отчисляют.
— Он обещал со мной о многом поговорить
— Тебе уже пора на работу. Выпей крепкого чая. Ты ведь тоже не спала.
        Как только Аля вошла в отдел, Нонна, взглянув на нее, поняла: с Алей что-то произошло.
— Ну-ка, иди сюда. Прямо вся светишься. Рассказывай.
— Знаешь, кто приходил ко мне вчера?
— Давай выкладывай. Не томи... Слушай... Неужели?.. Он?!
— Да, да... Он — Олег. Представляешь? Я, сумасшедшая, умчалась с ним и все на свете забыла. Я была в таком состоянии, что вези меня, куда хочешь. Мы были всю ночь у него. Мать меня встретила со скандалом. Нонночка! Я до сих пор в себя не пришла.
— Где же он был? Почему раньше не приходил? А жена его?
— У него такие перемены в жизни. Еще не успели обо всем поговорить. Насчет жены — это он все придумал, что бы отвязаться от всех девчонок, которые его разыскивали. И попросил своих друзей говорить, что он женился.
       Теперь Аля жила от встречи до встречи с Олегом. Днем он ходил на лекции, вечерами работал в службе «скорой помощи». Что бы иметь какие-то деньги. И когда был в графике свободный день, он приезжал к ней, что было нечасто. Мать стала приходить к Але ночевать почти каждый вечер. Аля понимала, что мать не хочет оставлять ее одну. Поэтому она ездила к Олегу в общежитие, где было всегда весело. Много пели под гитару, много пили под картошку с кислой капустой. Ходили на танцы в клуб при общежитии. Как-то Аля решилась, спросила:
— Олежка, почему тебя отчислили из академии? Я когда узнала, так за тебя переживала, хотелось тебе помочь, подбодрить, я уже собралась идти в мединститут — тебя искать. Я все время думала о тебе.
— Да? Вот я это почувствовал и пришел. Токи, биотоки витают вокруг нас, — он помолчал, затем стал рассказывать:
— Понимаешь. Одна девушка пришла в воинскую часть и заявила, что она ждет ребенка якобы от меня, а я отказываюсь на ней жениться. Вызвали меня, просят дать объяснения. А я действительно не знаю — от меня она забеременела или от другого. Уверен, что не от меня. Я так и написал: не признаю, что я виновник ее беременности и не соглашаюсь на ней жениться. Начальник учебной части говорит, что вы, мол, курсант Рябов, позорите честь и моральный кодекс морского офицера и прочее. Вы будете отчислены из Военномедицинской академии. Затем вызвали в воинскую часть, где на собрании еще раз меня спросили о моем решении. Вот вся моя история. Такой я нехороший мальчик.
Аля взяла его руку, прижалась к ней щекой, поцеловала ее. Ей хотелось его утешить. В то же время ее обидно кольнуло, что он в то время, когда встречался с ней, был с другой.
— Конечно, очень жаль, что ты не закончишь академию. Знаешь? А ты в форме морского офицера выглядел здорово.
— Вот так. Все вы одинаковые. Как я форму снял — все разбежались. И ты туда же, — вспылил Олег.
— Олежка, не обижайся. Ты мой любимый. Когда Юрий мне сообщил, что ты женат, и после, когда я узнала о твоих неприятностях, — он рассказал все, — я подумала: вдруг ты один и я тебе нужна.
— Нужна, конечно, нужна, — он обнял и посмотрел на нее ласковым взглядом, от которого она сходила с ума — и тогда, когда встретила его впервые, школьница, выпускинца, чуть не завалившая экзамен по хими, и теперь, когда их близость становилась все опаснее и вот -вот перейдет некие границы.
Мужчина, как обычно, уже после «этого» теряет всякий интерес к тебе и ищет другую. А ты потом будешь всю жизнь слышать упреки от мужа, что досталась ему не девственницей. Да, это было время, когда в их жизни было много ханжества, часто омрачавшего отношения между девушками и юношами, между мужчинами и женщинами. По общепринятой морали, девушка, выходя замуж, должна быть невинной, иначе ее все осуждают и прежде всего муж.
Олег вел себя осторожно, тем более что думал на ней жениться.
Как-то мама сказала: «Пригласи Олега на обед». Он пришел. За обедом Александра Михайловна стала его расспрашивать о родителях, о профессии врача, спросила, готов ли он уехать из Ленинграда по распределению куда-нпбудь в глушь.
— Я думаю до этого не дойдет. Надо жениться, чтобы остаться в Ленинграде.
— Да, может быть, это выход, но не всегда получается, — Александра Михаиловна посмотрела на Алю.
— Если Аля мне поможет... — Олег обнял Алю за плечи и спросил: — Ты бы согласилась со мной уехать по распределению?
—  А что я буду делать? Даже не знаю. Уколы? Клизмы? Ты меня научишь? — с улыбкой спросила Аля.
— Прежде, Аля должна идти учиться, получить диплом и профессию. Лучше ей жить в городе, — добавила Александра Михайловна.
 
        В отделе главного механика ей нравилась работа чертежника, она многому научилась за восемь месяцев, ей прибавили зарплату и иногда выдавали премии.
 Но мама все время настаивала, чтобы она шла учиться и подала бы документы на подготовительные курсы при институте. Олег ей предложил: «Иди учиться в медицинский техникум или на курсы медсестер. Это быстрее, а потом будешь мне помогать».
Но одно огорчало Алю в последнее время. Очень часто Олег приходил к ней на свидание выпивший, и ее раздражал запах перегара, настолько сильный, что это вызывало отвращение, когда он обнимал и целовал ее. Она ему сказала об этом. Он оправдывался, что так снимает усталость после ночных смен.
— Аленький, ты должна понять специфику работы на «скорой помощи». Ты бы видела окровавленные тела, эту грязь, когда заходишь в вонючие квартиры, таскаешь  обгаженних, облеванных мужиков и баб, когда умирает у тебя на руках ребенок. Все, особенно, кто работает на «скорой», пьют, чтобы снять стресс. Спирт всегда под рукой. Помогает.
— Олежка, я понимаю. Ужасно, что медикам приходиться видеть такое. А когда ты приходишь выпивший и усталый ко мне, и этот запах…  Даже пойти никуда не можем.
Однажды Олег пришел к ней утром, прямо с ночной смены, настолько пьяный, что его пришлось уложить на диван, где он проспал до вечера.
«Нет, нет. Не хочу его такого видеть. Что же будет дальше — он станет алкоголиком», — думала Аля.
Когда он наконец проснулся, по совету соседки, что ему надо опохмелиться, подавая бутылку пива. «Полегчает мужику», — сказала та,
— Все. Больше ко мне не приходи в таком состоянии, — с обидой сказала Аля. — Сегодня ночуй, но следующий раз не пущу. Я достаточно насмотрелась на пьяного отчима.
— Значит, вся любовь? — спросил обиженно Олег.
— Олежка, я тебя люблю, но только трезвого. Просто терпеть не могу пьяниц. Пойми меня.  Станет хуже, если ты не остановишся.
Олег не приезжал к ней уже недели две. Аля в глубине души сомневалась: правильно ли она поступила. Надо с ним поговорить более убедительно, серьезно. Но как? Как? Он себя губит. Не понимает, что и из мединститута отчислят. Мать вот с Иваном мучается. Говорит, - "Говорить с ним — одна говорильня,все бесполезно".
А тут майские праздники подошли. Олега — нет. Она одна. Никаких парней нет, только подруги. Первого мая она идет на демонстрацию от завода. Нонна пригласила ее к себе в гости, где будет ее парень и еще какие-то знакомые, ее родня.
Солнечный майский день вместе с музыкой врывался в комнату. С утра уже играли марши, где-то около завода «Электросила», глухие удары барабана призывно звали быстрее бежать на улицу и шагать рядом с оркестром. Аля выглянула в окно, которое выходило на Московский проспект, и увидела массу демонстрантов с флажками, цветами, транспарантами, еще неорганизованно толпящихся на проезжей части. Надо было уже торопиться и идти к заводу. Она пришла вовремя, нашла свой отдел, который занял одну шеренгу. Ее кто-то звал, кто-то сунул ей  чей-то портрет члена политбюро. Нонна махала ей флажком. Она пробралась и встала рядом с ней. Впереди заиграл оркестр марш: «Вперед, заре навстречу», и колонна тронулась вперед. Настроение было веселое, всю дорогу пели, танцевали. Колонны Московского района шли по Московскому проспекту, Садовой улице, Невскому и поворачивали на Дворцовую площадь, где с трибун уважаемые товарищи выкрикивали лозунги и все демонстранты орали «ура!», не разбирая, куда их призывают и кому они это кричат. Пройдя площадь, Аля с Нонной постарались скорее выбраться из толпы и найти какой-нпбудь транспорт, чтобы уехать домой. Только на Сенной площади они смогли сесть на трамвай.
Когда Аля подходила к дому, ей навстречу с букетом шел Олег. У Али опять затрепетало сердце: «Господи! Я его люблю. Какой же он красивый! И какой он элегантный в темносером плаще. Ну что я могу сделать с собой?»
— Аленька, с праздником. Держи. — Олег протянул ей букет, наклонился, заглядывая ей в глаза, обнял и нежно поцеловал.
— Спасибо.
Они поднялись к ней домой. Соседка тут же пригласила их к праздничному столу. У нее были гости. А вечером они поехали к Нонне, зайдя в гастроном на углу Заставской, купили торт, бутылку вина.
У Олега начинались зачеты, а через месяц он уезжал на практику в Петрозаводск, на все лето. До его отъезда они еще встретились раза три.
Как-то он пошел ее провожать, зашли в скверик. Олег привлек Алю к себе, она смотрела в его глаза и опять тонула в них, завороженная, счастливая. Он наклонился, прикоснулся к ее зовущим губам, и она, отвечая ему, сливаясь с ним в страстном жарком поцелуе, обвила его за шею и, трепеща, прижалась к нему всем телом. Майские белые ночи, молодая зелень, запах сирени, хмельное ощущение любви. Они шли, держась за руки, им было хорошо. Олег вдруг остановился и произнес:
— Аленький, мой цветочек, выходи за меня замуж.
Аля смотрела на Олега влажно блестевшими глазами и молчала. Затем, прижавшись к нему, прошептала:
— Олеженька, ты мне делаешь предложение? Я согласна.
Она вернулась домой взволнованная и не могла уснуть. На другой день она сказала матери, что Олег сделал ей предложение, но в июне он уезжает на практику, а когда вернется, они запишутся.
— Когда он вернется? — только и спросила Александра Михаиловна.
— Через два месяца.
Перед отъездом Олег был у нее дома. Он уже собирался уходить, как пришла мать, и вдруг Олег официально обратился к Александре Михаиловне:
— Александра Михаиловна, я люблю Алю и прошу руки вашей дочери.
Але засмеялась:
— Ну прямо кино. Как в романах.
— Олег, что вам сказать. Конечно, Аля очень молода, ей надо идти учиться. Запретить вам я не могу. Хотелось, чтобы вы не спешили.  Я хочу счастья дочери. Вы подумали, как вы будете обеспечивать свою семью? Вы еще учитесь.
— В следующем году я заканчиваю институт и буду работать.
— Вернетесь после практики, и мы еще поговорим, — сухо сказала мать.
В начале июня Олег уехал. Аля пришла провожать его на вокзал, и, прощаясь, он обнял ее, сказав:
— Аленький, готовься. Свадьба наша будет в ноябре. Шей себе платье.
В августе по графику у Али первый отпуск. Олег прислал письмо, приглашал приехать к нему и провести отпуск у него.
— Не в коем случае, — строго сказала мать,  -- Поезжай  с нами.
Отпуск Аля провела в Луге. Туда их — мать, отчима и ее — пригласили знакомые.

       Олег вернулся с практики. И появился у нее, в первое же их свидание после разлуки — пьяный, но с цветами.
— Аленький, я так соскучился. Извини меня, что пришел выпивший, но ребята тащат бутылку за бутылкой. Все возвращаются в общежитие, кто из дома, кто с практики. — Олег сел рядом с Алей на диван. Привлек к себе ее и стал целовать. Аля слегка отстранилась. До чего же она не могла переносить этот противный запах.
— Аленький, ну что с тобой? Посмотри на меня, — в его голосе прозвучала просьба.
Они посмотрели друг другу в глаза. Олежкины глаза — в них был какой-то магнетизм, от которого она пьянела.
— Милый, Олежка. Милый мой! — она поцеловала его глаза. — Ну что же делать? Ты просто спиваешься. Ты же будущий врач. Возьми себя в руки, Олежка, брось пьянку.
Возобновился старый разговор. Олег ссылался на друзей, на компании в общежитии.  Она себя спрашивала: «Я что, хочу жить так, как мать? Нет. Нет. Нет. Не хочу выходить замуж за пьяницу! Еще уехать из Ленинграда...  Я сказажу ему все об этом. Чтобы он понял».
В конце сентября Олег пригласил Алю на свой день рождения. Она приехала в общежитие. В комнате собрались его сокурсники. На столе полно бутылок водки и вина. Он не сдержался и опять напился, вел себя развязно. Без ее согласия, вдруг сообщил всем, что Аля поедет с ним по распределению, куда он захочет. И в присутствии всех обидел ее, сказав: «Если, конечно, ты меня любишь. А? Аленький, что то ты изменилась, пока я был на практике, может, кто-то у тебя есть».
— Олежка, прекрати. Что ты говоришь?
Ей было досадно и стыдно и за Олега, и за себя. Когда все разошлись и оставили их одних, он опять ее спросил:
— У тебя кто-то есть? Ты не любишь меня, — он грубо схватил ее. — Поцелуй меня.
— Олег, отпусти. Мне больно. Ты крепко держишь мою руку. — Аля пыталась высвободить руку. — И вообще, в присутствии ребят ты вел себя  ужасно, развязно. Просто противно.  Почему ты за меня решаешь, поеду я с тобой или нет? Я еще ничего не решила. Нам надо   поговорить и разобраться во всем. Ты обещал, что не будешь пить, — раздражаясь, высказалась Аля.
— У тебя кто-то есть. Я же вижу, как ты ко мне изменилась. — Олег продолжал крепко держать ее и подвел к кровати. Она пыталась высвободить руки.
— У меня никого нет. Мне никого не надо. А ты просто пьян. Мы поговорим, но только не сегодня. Отпусти же меня, — морщась от боли, взмолилась Аля.
Олег повалил ее на постель и с какой-то злостью пытался взять ее силой.
— Я  хочу тебя. Сейчас! Если ты меня любишь. Хочу чтобы ты стала сейчас моей женой. Через месяц наша свадьба.
 Она вырвалась и ушла. Это был конец. Он стал ей противен. Страсть угасла, ее влюбленность или любовь стала проходить. Да и он: любил ли ее? Он вернулся к ней, потому что знал, что она в него влюблена, что она — последняя зацепка для него, так как все прежние девицы разбежались.
Так они расстались. Олег после окончания мединститута попал по распределению в Псковскую область, в районную больницу. Вскоре там же он женился на медсестре.
       


                --- КАК ОНА ВЫШЛА ЗАМУЖ.1957год.--- 
 
          

          Джаз-оркестр под управлением Сперанского в Мраморном дворце, на Выборгской стороне, был одним из лучших, и сюда со всех концов Ленинграда приезжали любители потанцевать. В самый разгар вечера, во втором отделении, когда Аля с Нинкой Сорокиной стояли у танцплощадки, к ним вдруг через весь зал   направился коренастый парень и пригласил Алю. Признаться, Аля с нетерпением ждала, что кто-нибудь пригласит ее, но внешний вид этого парня ее смутил. На нем были широченные матросские брюки, куртка «москвичка» с молнией, расстегнутая до половины, надетая на голое тело, рукава завернуты выше локтя. Видочек — еще тот! Первое — хотелось ему отказать, но побоялась, и, чуть помедлив, Аля пошла. Парень, сразу крепко прижав ее к себе, уверенно повел под музыку. Про себя она отметила, что он хорошо танцует.
— Вы часто ходите в Мраморный? — спросил он, и от него пахнуло перегаром.
— Нет, не часто, — Аля отстранилась от него, но он продолжал крепко держать ее.
— Вы легко танцуете, — заметил он и закрутил ее среди танцующих.
Воркующие звуки саксофонов, волнующее танго «Колыбельная птичьего острова» — это была ее любимая мелодия и ее любимый танец танго. Один танец следовал за другим. Фокстрот, вальс сменялись вальсом бостоном, полькой бабочкой, гавотом, краковяком, танго и еще чем-то. А он ее не отпускал. Объявили последний прощальный вальс. Они его оттанцевали, парень поблагодарил и, придерживая Алю за локоть, повел через весь зал на место.
— Спасибо. До свидания, — чуть наклонив голову, произнесла Аля в ответ и ускорила шаг, давая понять, что на этом все закончилось. Нинка ее ждала и хихикала, понимая, что этот простецкий парень не в Алином вкусе.
В раздевалке толпился народ. Получив пальто и одеваясь, они увидели, что этот парень идет к ним. Аля сделала вид, что не заметила его, и потащила Нинку скорее к выходу. Но он уже шел рядом.
«Купите нам апельсин», — смеясь, мимоходом сказала Нинка, как раз проходя в это время около стойки буфета,  и сами быстро шмыгнули к выходу, думая, что, может, он отцепится от них. Подружки вышли на улицу и постарались смешаться с выходящим ребятами и девчатами. С двух сторон дорожки, идущей от клуба, возвышались сугробы снега, и пройти быстро было невозможно. Кутаясь в зимние пальтишки и курточки, мороз был градусов под двадцать или больше, выдыхая клубы пара, толпа двигалась к остановкам трамвая, троллейбуса и автобуса. Вдруг, обгоняя всех, парень догнал девчат и, поравнявшись с ними, протянул им два апельсина. Удивлению не было предела! Аля и Нинка засмеялись и взяли апельсины."Спасибо, спасибо".
   - Слушай, он и вправду купил. Ненормальный какой-то», — шепчет Аля Нинке. Действительно, кто бы мог подумать, что какой-то незнакомый парень поймет все на полном серьезе и купит им апельсины.
     На танцульки по районным клубам ходила обычно рабочая молодежь, приблатненные парни и девчата, ищущие легких знакомств. Случайные встречи, случайные знакомства. Если девчата еще мечтали встретить хорошего парня и познакомиться для серьезных отношений, то парни думали иначе: познакомиться с девчонкой — и «на хату», прихватив бутылочку. А так, чтобы просто тратиться ни с того ни с сего,с первого раза, не было принято. Такое было время.
Считалось — знакомиться на танцах, в районных клубах — неприлично. Но что делать, когда так хочется танцевать? Она так любила танцевать! Тем более в это время у Али не было парня. Она уже более пяти месяцев, как рассталась с Олегом.

        Аля обожала танцевальные вечера, особенно в военно-морских училищах, а туда нужно было специальное приглашение, и не всегда удавалось его достать. Поэтому иногда она и бегала с подругами по разным клубам.
        Сколько их было в городе? Трудно сейчас перечислить все: Дворец культуры имени Кирова, известный как Мраморный, Дом культуры имени Первой пятилетки, Дом культуры имени Горького, Дом культуры имени Капранова, Дом культуры имена Газа, Дом моряков, Дом офицеров,Дом учителя (сюда ходила публика постарше), Дом архитектора, а летом различные парки по районам, ЦПКО и Сад отдыха на Невском. И надо заметить, что в клубах, на танцах, играли великолепные профессиональные джаз-оркестры, под управлением музыкальных руководителей, великолепных джазистов: Иосифа Брайнштейна, Олега Спиранского, Вепринского. Репертуар танцев:  обязательно по разрешенной программе - это бальные, вальс, танго, фокстрот, самба.
        Нина Сорокина — ее подруга по клубам. Нинка была очень хорошенькая девушка, блондинка с голубеньким глазками и, как говорят, губки бантиком. Партнеров по танцам у нее было много, но парни у нее долго не задерживались — не более двух трех встреч. С Нинкой Аля училась до седьмого класса. Затем Нинка, окончив училище, пошла работать. Жила она с матерью и со старшей сестрой. В одной маленькой комнате в коммунальной квартире. Отец погиб на фронте. Жили очень бедно. Как тогда жили? Это послевоенные 50-е годы. Многие семьи еле-еле сводили концы с концами. Лишних денег на развлечения не было. Жили очень экономно. Каждый раз, собираясь в театр, кино, на танцы, Аля просила деньги у матери — всю зарплату она отдавала ей.

        А этот парень идет с ними до автобусной остановки. Пока ждали автобуса, он говорил без умолку. Рассказал, что плавает на корабле и сейчас они стоят на ремонте на Балтийском заводе (отсюда рядом), и он почти каждый день ходит в Мраморный.  -"Меня звать  Борис", — представился он, -"А вас?"
  Они  назавала  свои имена.
 - Когда бы мы могли встретиться? — спросил он Алю.
— Не знаю, — ответила Аля, пытаясь как-то отвязаться от парня.
— Может, в эту субботу или в воскресенье? — настаивал парень.
— Вы катаетесь на коньках? — спросила Аля.
— Конечно. Я здорово катаюсь. Я чемпион, — ответил он.
— Вот и отлично. Пойдем на каток. Приезжайте к трем часам в ЦПКО. На остановке, у входа в парк, — предложила Аля.
 Один раз в неделю она ездила на занятна по фигурному катанию — танцы на льду, вот и подумала, пусть будут и занятна, и свидание. Было это в конце февраля 1957 года.
В субботу Аля поехала в ЦПКО. Мороз жуткий, около 20*. В трамвае была холодина, ехать надо полтора часа, через весь город — с Московского района на Петроградскую сторону. «Узнаю ли я его?» — думала она. Когда же вышла из трамвая,  Борис шагнул ей навстречу. На нем было демисезоное пальто и шапка ушанка. "Привет. Холод четров". Он взял ее сумку с коньками, и они побежали в парк, так как оба замерзли.
        Уже включили электричество, и засверкали гирлянды огней вдоль дорожек, миллионы огоньков вспыхнули, заиграли на снежном покрове на деревьях, кустах, сугробах. Музыка разносилась по всему парку через репродукторы. На прудах, превращенных в каток, было много катающихся. Слышался смех, возгласы, скрип от коньков. От всего этого Але стало радостно, и начало сильно биться сердце. «Пошли быстрее», — позвала она  Бориса.
В раздевалке надо было взять коньки напрокат для  Бориса и переодеться. Когда Борис вышел на лед, он увидел Алю, одетую в черное,суконое платыце, обрамленное белым мехом по краю короткой юбочки, по вороту и манжетам, на голове белая шапочка с помпоном, в белые фигурных коньках. Она катилась по кругу и махала рукой, приглашая его. Он вдруг как-то странно выкатился на лед, расставив руки широко в стороны и переставляя прямыми ногами, вдруг быстро побежал по льду, по направлению к ней. Когда он был уже близко от нее, она чуть отъехала в сторону, уступая ему дорогу, и он влетел прямо в сугроб. «С приземлением», — заливаясь смехом и усаживаясь на сугробе рядом с  Борисом, сказала она: «Кто-то, кажется, говорил, что катается на коньках, что он чемпион?» — «Я говорил? Не может быть. Надо заменить коньки. Все дело в них. Вот!Смотрите. Тогда я покажу класс не хуже вас». Он решительно встал, схватил Алю за руку и смело покатил по льду. Между прочим, ни разу не упав.
  Борис работал в Ленинградском морском пароходстве, плавал на буксире «Литейщик» и там же жил на всем готовом, так как прописки в Ленинграде у него не было. Три года назад радиотехническое отделение Бакинского мореходного училища было переведено в Ленинградское мореходное училище. Тридцать курсантов второго курса, из них только трое азербайджанцев, разместили в общежитии на проспекте Обуховской обороны, там же где и училище.
Два года пролетели. Учеба шла своим чередом, а основное у морячков курсантов, конечно, были девочки, которые не заставляли себя ждать и всегда толпились у входа в училище, особенно когда были вечера. Моряки очень популярны у девушек. Морская форма играла немаловажную роль. Как она ладно сидит, особого морского покроя, из черного сукна, расклешенные к низу брюки, плотно обтягивающие бедра. Роба-рубашка из темно-синего сукна, и сверху лежит, спадающий по спине, голубой прямоугольный воротник с белыми полосками по краю. В вырезе ворота робы всегда видна полосатая бело-синяя тельняшка. Любой парень в морской форме кажется красивым. Моряки это знают и чувствуют свое превосходство. Когда по городу идут моряки — стройные, подтянутые, особой морской походкой, немножко вразвалочку, — это так притягивает взгляды всех, особенно девушек.
В училище шли дипломные экзамены. Борис сдавал все «на отлично». Остался последний — военно-морская подготовка. В это же время шло распределение выпускников по морским портам Союза. Надо было выбрать предлагаемые места и подписать договор. Конечно, предлагали Крайний север, где очень суровый климат и тяжелые условия и где надо прослужить четыре года. Такие порты, как Ленинград, Одесса, Баку, на Черном море, на Балтике не предлагали. Глеб выбрал порт Находка, на Дальнем Востоке. Это был самый суровый край, но после двух лет службы там, он мог выбрать любое место проживания на карте Советского Союза. Туда было только два места. Его вызвали в учебную часть и сообщили, что ему не могут предоставить Находку и он должен выбрать что-то другое.  Борис отказался еще что-то выбирать, а чтобы никуда не ехать вообще и остаться в Ленинграде, он решил завалить экзамен по военно-морской подготовке. Таким образом, он оказался без диплома, и ему пришлось искать работу. Борис быстро нашел в Ленинградском морском порту должность радиста на буксире «Литейщик».
В это время он как раз познакомился с Алей. Когда Борис увидел ее на танцах, она ему сразу приглянулась. Миниатюрная девушка, одетая в черную широкую юбку с зашнурованным корсажем, подчеркивающим ее тонкую талию, и белую прозрачную кофточку с маленьким воротничком, с бархоткой, рукавчик-фонарик. Каштановые волосы, заплетенные в две тугие косы, скользящие по спине ниже талии, а на нежном, чуть смугловатом лице, очень выразительные огромные серые глаза и красиво очерченные губы. Борис очень напористый парень. Стал ухаживать за Алей, назначал ей свидания.Они ходили то на танцы, то на Невском в кафе «Север», то в популярное кафе «Лягушатник»,то в кино,где они садились на последний ряд и целовались, не видя, что происходило на экране.
Однажды, когда у них было свидание на Невском проспекте, у кинотеатра «Нева», Борис вдруг сказал: «Мы едем к нам в училище, у нас выпускной вечер сегодня и банкет». Это было неожиданно. Борис даже не предупредил Алю заранее. Училище находилось на проспекте Обуховской обороны. Ехать далеко - на травмае. Как только они пришли в училище, курсанты приветствовали Бориса со всех сторон. Подходили пожимали руку, хлопали по плечу. Видно, что он очень популярен. В столовой стояли в несколько рядов столы, накрытые для банкета.  Борис с Алей сели за один из столов. Многие курсанты были со своими девушками.  Борис знакомил Алю со своими друзьями. Аля чувствовала себе стесненной. Ей казалось, что ее   разглядывают. А Бориса все спрашивали: «Борис, где пропадал? Где ты устроился?» Але было странно это слышать, она еще ничего не знала о нем. Кто-то, видимо, не заметив, что  пришел с Алей, спросил: «Борис, ты что один? А где Вера?» Аля поняла, что у  Бориса до нее была другая девушка, и ее все знали. Алю они видели в первый раз. После банкета начались танцы в большом круглом зале. Свет притушили, под потолком крутился зеркальный шар, от которого отражались и мелькали цветные зайчики по потолку, по стенам, во все стороны. Обстановка создалась — что надо! — интимная. Зал заполнился парами. Курсанты морячки, прижав своих партнерш, танцевали под музыку Миллера, Эллингтона, Гершвина и других западных композиторов. Оркестр, настоящий джаз-банд, состоял из курсантов. Саксофоны, тромбоны играли в унисон, кларнет завораживающе ворковал.  Борис был отменный танцор, и Аля радовалась тому, как здорово с ним танцевать.
В перерыве он повел Алю в какую-то аудиторию, якобы показать класс. Было полутемно. Борис сел в мягкое кресло, посадил Алю к себе на колени. Они целовались, и вдруг Борис приподнял ее юбку, Аля вздрогнула и, испугавшись, прошептала: «Борис, не надо».Они вернулись в зал. Борис крепко обнял ее и они стали танцевать в ритме медленного танца. Аля положила обе руки на плечи Бориса, касаясь его щеки своей, она испытывала приятное состояние от потрясающей музыки и мужской силы, которая исходила от Бориса. Вечер закончился под утро. Борис отправил Алю на такси домой, а сам поехал в порт.
      Вскоре, когда они опять пришли в Мраморный и танцевали,Борис вдруг остановился и с ходу сказал: «Выходи за меня замуж». Но он так много любил говорить, что среди его болтовни трудно было понять, что серьезно, а что нет. Она была в замешательстве. «Это несерьезно», — со смехом ответила Аля. Борис поехал ее провожать. Они ехали в полу пустом трамвае и всю дорогу целовались. Подъезжая к Алиному дому,  Борис опять повторил: «Выходи за меня замуж». — «Борис, мы только познакомились». — «Ну и что? Ты мне очень понравилась». — «Я о тебе ничего не знаю». — «Вот я весь. Смотри. Я тебе рассказывал о себе. Аленька, ты девчонка, которая должна быть моей женой». Они стояли в подъезде Алиного дома. «Мне пора. Уже поздно», — тихо выговорила она. «Нет. Постой. — Борис обхватил Алю крепкими руками и опять повторил: — Выходи за меня замуж». — «Ты сумашедший». — «Да, я сумасшедший, и поэтому я хочу, чтобы ты была моей женой». Борис не отпуская ее, целовал и повторял: «Аленька, я жду ответа». — «Хорошо. Приходи завтра к заводу, к часу дня. В обеденный перерыв мы пойдем в ЗАГС. Это рядом с моим домом и работой», — поддалась Аля его натиску.
Войдя в комнату, она с облегчением вздохнула: «Хорошо, что мать не пришла сегодня, осталась у отчима». Сейчас ей хотелось побыть одной. Всю ночь она не спала. «Что я наделала? Что со мной? Зачем я согласилась? Нет, нет, нет... Куда я спешу? Я матери не сказала. Надо познакомить его с родителями. Я его совсем не знаю. Как я согласилась? Он меня уговорил. Да, я ему завтра так и скажу: зачем торопиться? Давай подождем и узнаем друг друга получше. Так прямо завтра ему и скажу — передумала».
Утром в кошмарном состоянии она пришла на работу. Ни с кем не разговаривая, Аля еле-еле доработала до обеденного перерыва и только вышла из проходной, как увидела  Бориса и еще какого-то мужчину с букетом цветов. Она была в таком нервном напряжении, что стучало в висках.
 Борис подошел к Але, поцеловал ее в щеку.
— Это Виктор — наш боцман. Он будет нашим свидетелем.
Виктор поцеловал протянутую Алину руку и сказал:
— Очень приятно. — Они медленно двинулись в сторону ЗАГСа.
— Ты взяла паспорт? — спросил Борис.
— Нет, — твердо ответила Аля.
— Почему?
— Я передумала. Мы неправильно делаем. Я даже не сказала маме, не познакомила тебя с родителями.
И затем обращаясь к Виктору, он был постарше, ища у него поддержки.
— Мы же познакомились совсем недавно. Месяца два. Надо узнать друг друга. Я вчера согласилась, а потом всю ночь не спала, думала и вот... Ну куда торопиться? — выговорилась наконец Аля.
— Действительно, Борис. Подожди, не торопись. Девушка права. Ты на нее напираешь. Погуляйте еще. Узнайте побольше друг друга. Я ему, между прочим, то же самое говорил, — поддержал Виктор Алю и отдал ей цветы.
Затем они проводили ее до дома. Борис был расстроен и, даже не попрощавшись, резко повернулся, пошел прочь. Виктор попрощался и последовал за ним.
Аля, как ни странно, сразу пришла в себя и успокойлась. Теперь она могла все взвесить и обдумать: «Да, я поторопилась». По существу, ей хотелось вырваться из тисков матери. Выйти замуж и быть самостоятельной. Но надо все таки познакомить  Бориса с родителями.
      "Придет ли Борис теперь к ней — он так обиделся", - крутилось у нее в голове.
        Прошло несколько дней, и вдруг Борис буквально врывается к ней домой и требует немедленно одеваться: «Едем в ресторан, такси ждет внизу». Аля, ошеломленная таким напором Бориса, подчиняется, одевается — и вот они мчатся. Подкатывают к ресторану гостиницы «Европейская». Один из лучших в Ленинграде.  Она еще никогда не была в ресторане. Поднимаются на второй этаж. Борис проводит Алю через шикарный зал к столику, где сидит его друг, старший помощник капитана Саша Акопян, с девушкой. На столе уже графин водки, коньяк, разнообразная закуска: икра паюсная, кетовая, салат оливье, грибы, сыр, мясное ассорти. Позднее приносят цыплят табака, шашлык. Саша Акопян сразу взял инициативу за столом на себя, рассказывал анекдоты, произносил тосты, а затем, обращаясь к Борису сказал:
— Ну и история вышла у тебя. Послушай, дорогой, спешка нужна при ловле, ну? Ты сам все знаешь — блох. Молодец. А в любви делай все с чувством, с толком, с расстановкой. Прочувствованно! Аленька, я правильно говорю? Он вас схватил, потащил. Какой грубый юноша! Как тебе, Борис, не ай яй яй! Ты такой здоровый мужик, а она — посмотри, какая девушка! Изящная, нежная. А какие глаза! Значит, так. Надо дать девушке подумать, прочувствовать. Я правильно говорю? — Саша приостановился, посмотрел в сторону Али и, подняв бокал, предложил: — Выпьем за вас, ребята, и за любовь. Вперед!
Вечер был чудесный — музыка, богатый стол, элегантные официанты. Они много смеялись, танцевали. Борис был внимателен. Ласково посмотрев ей в глаза, он вдруг сказал: «Аленька, ты такая сегодня красивая».
После ресторана взяли такси, поехали все вместе, поскольку Акопяну и Але было по дороге. Подъехали к Алиному дому. Борис собирается выходить и говорит: «Я иду к тебе». — Но Аля заявила: «Нет нет, ко мне нельзя». Выскочила из такси и быстро побежала к дому, оставив Бориса в машине в дурацком положении — его не взяли, оставили с носом, тогда как Акопян вез свою девицу к себе «на хату». Аля не могла взять к себе парня на ночь: чем могло все кончиться?
Вот уже несколько дней Аля не разговаривала с матерью, упрямо молчала и уходила из дома, не сообщая, куда идет. Упреки матери ей изрядно надоели. «Ты живешь на всем готовом. Я тебя кормлю, одеваю, на всем экономлю, чтобы тебе купить туфли, платье, а ты, бессовестная, грубишь матери и еще полполучки истратила. Выйдешь замуж, тогда делай что хочешь. И можешь жить, как хочешь», — раздраженно заявила Александра Михайловна дочери. «Надоело мне все это каждый раз выслушивать. Действительно, выйду замуж.  Борис сделал мне предложение», — размышляла Аля о своих отношениях с матерью.
      Прошло недели две, и все это время Аля думала о Борисе, у нее было желание увидеть его, быть с ним. Он был привлекательный малый, веселый и легкий в общении. Смеющиеся жгуче черные глаза с длинными ресницами, на зависть всем девушкам, курчавая шевелюра непослушных каштиповых волос и, что особенно делало симпатичным его лицо, — ямочки. В нем  Аля сразу почувствовала мужскую силу, уверенность и надежность. Первое время она перебирала в памяти все, что произошло у нее с Борисом: «Отказала ему пойти  замуж, не пригласила к себе домой  после ресторана.  Борис теперь точно не придет. Он обиделся. Что же делать? Может, поехать в Мраморный?»
         Она приехала пораньше. Вышла, не доезжая двух остановок до клуба, чтобы пройтись, собраться. «Правильно ли я делаю? Ищу с ним встречи первая».
Стоял апрель. Вечер еще не наступил. Она медленно шла по пустой улице в сторону клуба, и ее все больше охватывало волнение. И вдруг Аля увидела — по другой стороне идет  Борис.
— Борис!
— Аля?! Ты куда идешь?
Он перешел улицу и подошел к ней.
— Я хотела тебя увидеть, — она смело взглянула ему в глаза. — Я приехала на танцы.
— Пошли.
Когда они пришли в клуб, оркестр уже играл. Они танцевали и молчали, только  Борис прижимал ее к себе и все кружил, кружил по залу. Аля почувствовала, или ей показалось, что он взволнован и как-то напряжен. Не закончив танец, он схватил ее за руку и, пробираясь сквозь танцующих, повел в небольшую гостиную, затем остановился, прижав Алю к стенке, спросил: «Скажи мне, ты выходишь за меня замуж?» — «Да», — ответила она.
     На другой день они пришли в ЗАГС и подали заявление. Но поскольку парам дают на раздумье время, им назначили регистрацию через месяц — в мае. Бориса это не устраивало — он хотел скорее, к тому же он заметил: «Месяц май — значит маяться»,  и попросил работницу ЗАГСа, перенести все на апрель, а что бы она была посговорчивее, положил ей под бумаги деньги. И все — договорились: через пять дней регистрация. Аля пришла к матери и отчиму и сказала, что она выходит замуж за  Бориса и они уже подали заявление в ЗАГС, на 27 апреля 1957 года.
Как снег на голову было сообщение дочери о замужестве для Александры Михайловны. Они даже ни разу не видели Бориса и ничего не знали о нем. Аля привела  Бориса к родителям, чтобы познакомить их с женихом. Организовать свадьбу в такой короткий срок было невозможно. Александра Михайловна предложила сделать свадьбу через месяц, пригласить родителей  Бориса. Его отец  и его мачеха жили в Кировабаде. Отец служил военным врачом в госпитале, и там же работала мачеха. Младший брат Юрий учился в Москве.  Борис дал телеграмму родителям о женитьбе и приглашал их на свадьбу.
      А за день до их регистрации  Борис приехал за Алей: «Едем в магазин — покупать тебе обручальное кольцо». — «А тебе?» — «Я обойдусь. Все равно потеряю», — ответил  Борис.
Александра Михайловна очень расстроилась, у нее все валилось из рук. Надо сделать хотя бы обед.В день регистрации Аля пригласила подруг: Гету, Татьяну, Нонну и Галю. Они подошли к ЗАГСу с цветами. Когда все пришли домой к Але, Александра Михайловна встретила молодых по старинному обычаю: вынесла на полотенце хлеб и соль и осыпала их ржаным зерном. Сели за стол, выпили за молодых, прокричали «Горько!», пожелали счастья молодым. Они поцеловались. Вот и все. Все разошлись. Александра Михайловна с мужем отправились домой. Они еще не пришли в себя и не могли понять, понравился ли им  Борис. «Дай Бог ей счастья!» — произнесла Александра Михайловна вслух, когда они вышли из дома, где осталась ее дочь с молодым мужем.
                ...нас одной судьбы оковы
                Связали навсегда...
                Ошибкой может быть;
                Не мне и не тебе судить.

           Аля стала его женой. Она стала ему принадлежать. Она, возможно, была счастлива и чувствовала к нему любовь, которая проявлялась все больше и больше. Она старалась прочувствовать все, чего он желал. Она делала все, что он хотел. Аля хотела быть хорошей женой. Борис старался выразить к своей Аленушке всю нежность и силу своих мужских возможностей.
          Первое время они жили на Московском проспекте — в комнате Александры Михайловны и Али. Затем поменялись с родителями, и молодые переехали на Волковскую. Там была совсем маленькая комната — десять квадратных метров. Но они были в ней счастливы. Они были молоды. Начинали все с нуля.
          Поскольку  Борис не получил диплома, завалив экзамен по военно-морской подготовке, он решил, что надо сдать этот предмет. Ему разрешили, и он, сдав экзамен летом, получил диплом радиотехника и радиооператора второго класса.
 Борис все время искал возможность заработать деньги — их двух зарплат не хватало. Хорошо разбираясь в радио технике и электронике, он чинил телевизоры, даже стал собирать их, покупая все детали в магазине «Пионер», изучая телесхемы. И у него здорово получалось. Появились клиенты, покупатели. Когда  Борис занимался сбором телевизора, паял, что-то закручивал, Аля, забравшись с ногами на диван, читала что-нибудь и испытывала чувство радости от его присутствия. Отрываясь от книги, она смотрела на мужа с любовью, тихонько подходила, обнимала его. Он, целуя ее, говорил: «Алена, осторожно, а то обожгу».
        Конечно, приходилось поначалу во многом притираться и уступать. А вот здесь — кто кому уступает, кто упрямее и сильнее. И стоило ей заглянуть в его черные жгучие глаза и почувствовать его крепкие, обнимавшие ее руки, — она уступала молодому мужу и соглашалась с ним. Она сделала первый аборт. Он сказал: «Нам сейчас не нужен ребенок. Еще рано».
Аборты делали без обезболивающих уколов, по живому. Трудно представить. Как она орала от боли! Как она могла выдержать? «Удовольствие получала, — сказала акушерка, — теперь терпи».


                --- БОРИС КУПИЛ АВТОМОБИЛЬ---
 
   
         Борис загорелся купить себе машину. Год как только мы поженились -зто был 1958-59 годы. Он ходил по улицам и с завистью смотрел на каждую проезжающую машину или подходил к стоящей у тротуара, заглядывал внутрь, обходил ее вокруг и расспрашивал владельца.  В те годы были только отечественные автомобили: «Москвич», «Победа», «Волга». Последния очень дорогая, не по карману простому советскому трудящемуся, в основном ими владели директора предприятий, заслуженные люди труда,  искусства, или те, кто заработал деньги на Дальнем Севере, рыбаки, моряки дальнего плавания,  кто выезжал заграницу.
И вообще, личных машин у граждан, было еще не так много.Тоже дорого.
 Борис стал экономить,  требовать того же от жены, тем более он был на всем готовом, плавая на буксире. Он искал, где и как заработать деньги. Чем он только не занимался! Связался с дельцами, перекупщиками, перепродавал колеса, покрышки и разные детали для машин. И вот через два года они купили свой первый, не новый автомобиль «Москвич 401». Через несколько месяцев  Борис продал его, и купили другой, тоже поддержанный, но уже новой модели — «Москвич 407».
           И вот первый раз в отпуск на юг, из Лениграда в Сочи, они поехали на своей машине. Борис стал подготавливать машину. Аля приготовила все в дорогу: закупила необходимые продукты, собрала постель, сшила себе сарафан и купила югославский купальник для себя и плавки для  Бориса.
          Выехали утром рано, в пять часов. Первый день должны сделать самый большой бросок, 725 км до Москвы.  Ехать с утра — одно удовольствие, дорога почти пустая. Прохлада бодрит, утреннее летнее солнце еще нежное. Низко над землей стелется легкий туман, то накрывая полностью деревушку, то паря над лугами, и молочным облаком, плывя над речкой. Они мчались по шоссе с ветерком, предвкушая что-то радостное впереди, такое чувство бывает у путешественника, открывателя невиданных стран — что там за горизонтом? В Москве они переночевали у родственников и утром уже выехали на Курскую дорогу — Тула, Орел, Курск. Затем второй день — Харьков, Ростов на Дону, третий — через Краснодар до Новороссийска. На четвертый день дорога уже идет вдоль Черного моря до Сочи, Сухуми, Батуми и далее.
          Дорога двух сторонняя,местами разбитая. Удобств по дороге никаких: ни гостиниц, ни туалетов, а столовые, если и попадались, лучше уж туда не заходить. Готовили сами при помощи паяльной лампы.  Борис смастерил подставку на четырех ножках, на две конфорки, чтобы готовить сразу и первое, и второе. Когда в полдень наступала жара и было невозможно ехать по огромным просторам, засеянным пшеницей, кукурузой или подсолнухами, они съезжали в лесочек или в лесозащитную полосу и там обедали, отдыхали, пока не спадет зной. По дороге они заезжали на местные рынки, где покупали все свежее: картошку, огурчики, помидоры, лучок, фрукты. А какая сметана, молоко! Все домашнее. После четырех часов они продолжали путь до темноты — до семи часов. Гаишники останавливали машины и предлагали остановиться на ночлег, чтобы не ехать ночью и не подвергаться опасности. Обычно машины съезжали с дороги к зеленым насаждениям и группировались. Шоферы, видя эту импровизированную стоянку, все время подъезжали. Здесь были и дальнобойщики — огромные грузовики с прицепами, и очень мало легковых машин. В 60-е годы немногие ездили отдыхать на машинах на юг, да не у многих были собственные машины. Как только начинало светать, машины, рыча моторами, срывались с места и мчались дальше, чтобы проделать большую часть пути до жары. Борис тоже просыпался, откидывал свое сиденье и ехал дальше, а Аля еще продолжала досыпать на своей половине.
           С утра летишь по шоссе, как птица. Только столбики мелькают на обочине, отсчитывают километры. И так они каждый год в отпуск летом ездили на Кавказ, в Крым, Украину, Карпаты, Прибалтику на машине. Отпуска были месяц и более. В Сочи они заезжали на 3-4 дня, снимали комнату. Здесь им хотелось развлечься: сходить на пляж Ривьера (в 1958—1961 год пляжи не были забиты загорающими), погулять по Курортному бульвару и вечером пойти в хороший ресторан или на эстрадный концерт. Обычно они выбирали места, как говорили, «дикие», малонаселенные, где и отдыхающих совсем мало: Дагомыс, Кудепста. Отдохнув несколько дней, ехали дальше — Адлер, Гагры, Пицунда, Гудаута, Сухуми, Очамчира. Всегда искали места, где море плещит  прямо у ног. Черное море — бирюзово-голубое, прозрачное, теплое и ласковое. В некоторых местах они ставили свою машину прямо на берегу моря и так, чтобы рядом была речка (пресная вода), впадающая в море. Спали в машине, так как брали с собой постель полностью — матрас, две подушки и одеяло с пододеяльником. Готовили на пляже на портативной плите. За продуктами выезжали на рынок. Загорали до черноты, с утра до вечера под солнцем и, конечно, купались в Черном море. Заезжали и на Красную поляну, и на горное озеро Рица, где была когда-то дача Сталина. Отдыхали в Пицунде, в чудесной роще, с редкими породами сосны.
             Вскоре  Борис опять поменял машину и купил теперь новый «Москвич-407». Машину эту он облюбовал в автомагазине в Апраксином дворе. Она, красавица, стояла на вращающемся стенде, Борис подводил Алю и, указывая на машину, восклицал: «Вот эту машину я хочу! Аленушка, я даю тебе слово, что скоро на ней прокачу тебя по Невскому проспекту».  И он сдержал свое слово, и вскоре прокатил Алю по Невскому. Эта выставочная машина,(на стенде надо было поменять машину), двухцветная, верх яркозеленый, низ белый, пожалуй, была такая единственная (почти) в городе и очень приметная.  Борис вовсю гонял на ней по городу. А чего это ему стоило! Существовала очередь на покупку машины. Очередь эта была на несколько лет вперед. Надо было приходить, отмечаться, а если ты пропускал этот день, то был безжалостно вычеркнут из списка. Как попасть в эту очередь? Ждать? «Нет. Надо-ж дать», — говорили  Борису его знакомые. Они-то и помогли  Борису достать эту машину и оформить документы.
          Да связи — это великое дело! У Бориса была невероятная способность знакомиться с нужными людьми — директорами магазинов и продуктовых баз, администраторами театров, клубов, продавщицами во всех магазинах. Он мог достать все что угодно: любые продукты, если вам нужно для праздника; билеты на самолет, на поезд, в любой театр, на концерт, достать мебель, холодильник. Да мало чего вам захочется. У Бориса появились знакомые участковые, гаишники, следователи, даже прокурор. Да потому что - все люди, и все хотят вкусно и сытно поесть, сходить повеселиться в театр и съездить отдохнуть на Кавказ, в Крым, в Прибалтику, в любое место Союза. Одним словом —  Борис был нужный человек. «Не подмажешь — не проедешь. Ты мне — я тебе». Эту способность он приобрел в молодые годы, когда жил в Средней Азии и позднее в Азербайджане, на Кавказе.
         В стране был дефицит - всего не хватало и надо было обойти много магазинов, стоять в длиных очередях, чтобы купить продукты , одежду, обувь и прочие, прочие. Или иметь знакомых, которые вам все достанут.
        В молодости, когда Борис жил в Айзербаджане с родителями, которые работали в госпитале, а он должен был все покупать  для дома - ходить на рынок, в магазин за  продуктами, за  керосином — и он умел все добывал, и приносил домой. Жители этих мест умеют торговаться, перепродавать и договариваться. И  Борис это усвоил.
          Так  Борис и прошел свои «университеты».


 
         
                ---ДЕТСТВО БОРИСА ---


     Маленький мальчик тоскливо осматривается. Огромное, унылое помещение, стены выкрашены серой краской, высокий потолок, с которого на длинных проводах спускаются металлические тарелки, по три в двух рядах — это лампы. В одном углу нагромождены железные, полуржавые кровати. У одной из стен стоят две больничные койки, у другой, что ближе к дверям, — стол, несколько стульев, рядом стеклянные шкафчики с какими-то баночками и коробочками. Большие, широкие три окна с грязными стеклами, через которые солнце  проникает в  помещение, но, несмотря на это, в нем неприятно, неприветливо, и мальчику страшно. А главное — он не понимает, зачем его забрали от тети Ани и тети Фани и привезли сюда. Он так любит тетю Аню. Ему хочется плакать.
—  Борюшка, просыпайся. Смотри, какие я приготовила галушки. Тебе со сметаной или с медом? — спрашивает тетя Аня мягким, певучим голосом и, наклонясь, целует  Борюшку, треплет его белые кудри. — Ты мой родненький. Глянь-ка, как солнышко весело светит на дворе. Дружок твой Ленька прибегал, спрашивал, когда ты пойдешь играть с ним.
 Боря сразу вскочил с кровати и натягивая штаны и рубашку, бежит к столу.
— Я сейчас, мигом. Тетя Аня сегодня все идут на речку купаться.
— Ан нет. Сначала иди умойся. Иди, иди. А затем за стол садись. Никуда они не уйдут без тебя. Ленька еще прибежит за тобой.
 Боря подошел к умывальнику, два раза плеснул себе в лицо водой, кое-как обтерся и быстро приступил к еде, поглощая галушки.
Как хорошо, привольно было у тети Анн и тети Фани — родных сестер отца, которые жили в Горловке. Отец учился в медицинском институте, в Днепропетровске, и привез сына к сестрам, когда  Борису было три года, после смерти деда Емельяна — отца его матери Марии Коваль, на которой  отец был женат. Черноглазая красавица Мария, в которую влюбился Моисей — и она ему ответила, — привлекала внимание многих хлопцев в селе. Братья Марии были против этого знакомства — Моисей был еврей. Они предупредили Моисея, что бы он не встречался с Марией.
И однажды, когда он, проводив девушку, возвращался домой, в него кто-то выстрелил. К счастью, пуля прострелила рукав пиджака, чуть царапнув руку. Моисей и Мария решили пожениться, невзирая на несогласие отца и матери, и уехали из села в Макеевку. Моисей работал оптиком, Мария после окончания медицинских курсов работала медсестрой в больнице.
1933 год — на Украине свирепствовал голод. Умирали тысячи, миллионы людей. В 1933 году 5 мая Мария родила сына и от потери крови через сутки умерла. В больнице не было запаса крови. Ей был 21 год. Моисей, 24 летний вдовец, остался с младенцем на руках. Приехала Анна Даниловна, мать Марии, забрала внука и цинковый гроб в село Васильковка, где и похоронили Марию.  Горе, какое горе! Через год, не пережив смерти дочери, Анна Даниловна умерла, и внук остался с дедом Емельяном, который после тяжелой болезни вскоре тоже умер.   
 Боря теперь живет у теток, сестер Моисея. Они незамужние, с радостью взяли племянника, много уделяют ему внимания, много занимаются с ним, читают книги и учат грамоте, а главное — любят его.
После окончания медицинского института  отец женился на своей сокурснице Евгении. Получив работу в больнице в Свердловке, они временно жили в помещении больницы, пока подыскивали себе квартиру. Теперь отец решил забралть сына к себе.
— Боря, мы уходим на работу. Тебе нельзя никуда выходить. На столе я тебе оставил молоко, хлеб, яблоко, — говорил сухо и  сдержанно отец, а рядом стояла молодая миловидная женщина. Отец сказал, что это его новая мама.
— А когда я поеду к тете Ане?
— Теперь ты будешь жить с нами. Скоро мы переедем на квартиру.
Отец похлопал сына но плечу, и они ушли.  Боря слышал, как по коридору гулко раздавались шаги, скрипнула дверь, и все стихло. Он сел на кровать. Покачался, затем подошел к окну. Большие пыльные деревья вдоль пыльной дороги, по которой две собаки гоняются друг за другом, за забором кирпичный двухэтажный дом. Открылась калитка, и стали выходить мужчины и женщины в белых халатах. Глеб отходит от окна и тяжело вздыхает. Время тянется бесконечно долго. Он прилег на кровать, глаза его бездумно блуждают по стене, по потолку, и он засыпает с яблоком в руке.
Прошел год.  Борису уже семь лет, и он ходит в школу. Их семья живет в частном доме, и у Бориса есть теперь братик Юра. Отец и мачеха работают в больнице. К ним домой приходит девушка, которая нянчится с братиком и следит за домом. Глеб учится в одном классе с соседским мальчиком Саней, и после занятий они гоняют в футбол на пустыре около кладбища, где собираются ребята.
Когда  Борис закончил первый класс «на отлично», отец пообещал купить ему велосипед, а на каникулы отправить к тете Ане.
Утром, как обычно, после завтрака отец ушел на работу, мачеха с домработницей занялись домашними делами.
Солнце заливало весь поселок. Начало лета, зелень еще не поблекла, не было пыли на дорогах, скворцы хлопотали, перелетая с дерева на дерево.  Борис побежал к  Сане, который обещал дать ему покататься на велосипеде.
— Поехали к школе, там асфальт — можно разогнаться.
— А я завтра еду в Горловку, к теткам, на все лето, — сообщил  Борис другу.
— Жаль. Я думал — мы поедем вместе на рыбалку. Помнишь, мой батя собирался нас взять?
Но не поехал  Борис к тетушкам, и не поехал  Саня с отцом на рыбалку. Так как началась война. Германия напала на Советский Союз.
Фронт приближался быстро, и всех срочно эвакуировали.
Мачеха, погрузив в машину, которую дали в больнице, вещи, полуторагодовалого Юру и Бориса, они поехали на вокзал. Про Моисея она знала, что он работает круглосуточно в военкомате, связаться с ним она не могла. На станции надо было пробиться к поезду, к которому она была предписана, таща весь багаж через пути. Она держала Юру на руках, и вместе с Борисом они небольшими перебежками перетаскивали вещи. И вдруг в этой толчее они столкнулись с отцом, которому дали приказ эвакуироваться с больницей. Бывает же такое — они встретились в этой жуткой обстановке, в последние страшные минуты перед отправкой поезда в эвакуацию.
Так они прибыли в Татарчи, в Узбекистан. Отец работал в госпитале, куда прибывали на поправку с фронта раненые, а мачеха работала в больнице и ездила по поселкам. Конечно, вся забота — следить за Юрой и по хозяйству — была на  Борисе. Вскоре отца отправили на фронт.

      После войны, в 1945 году, отец служил в госпитале в Тбилиси, а позднее в Кировабаде. Когда их семья переехала в Кировабад,  Борису было 14 лет. Опять на него легли обязанности — купить продукты, керосин, а надо сказать, в те годы было непросто отстаивать длиннющие очереди и бегать по городу искать, где что "выбросили" - продается.  Борис научился проникать в магазины, минуя очередь, появились подозрительные знакомые среди шпаны и жуликов. Учеба ему давалась легко, но поведение и частые пропуски уроков давали повод вызывать отца в школу. Отец часто бил  Бориса ремнем. Начались конфликты, и  Борис ушел из дома. Приютил его Зураб, киномеханик из кинотеатра.  Борис помогал ему крутить кино в клубе. И он стал жить в кинобудке. Зураб платил Борису, на это он мог купить лепешки и зелени — вот и весь его обед. Через некоторое время отец нашел  Бориса и велел вернуться домой. Причина тому была: в военном госпитале, где работал отец, узнали о  Борисе и приказали Моисею вернуть сына домой.  Борис вернулся. Через два года он закончил школу рабочей молодежи и уехал в Баку. Поскольку у него не было денег, а отца он просить не стал, то ехал на крыше поезда. В Баку он устроился учеником электромеханика на танкер «Валерии Чкалов» и плавал по Каспию.
Однажды на Каспийском море случился сильный шторм, от танкера оторвало трос, который тянул катер. Капитан обратился к команде — найдутся ли добровольцы, чтобы поймать трос в штормящем, сумасшедшем море, когда волны захлестывают танкер. Бориси еще один матрос  вызвались ловить трос. Их обвязали веревкой, они прыгнул, выбиваясь из сил, вытащили трос, и закрепили его на танкере. Борису было 18 лет.
 Борис подал документы в Бакинское мореходное училище. Он успел сдать один экзамен — сочинение, когда его вызвал начальник Касптанкера и попросил сходить в плаванье — заменить заболевшего электрика. « А как же экзамены?» — спросил  Борис. «Я все устрою, когда вернемся. Начальник училища — мой друг», — ответил  капитан. Когда танкер вернулся в порт, в училище уже начались занятия — ни о каких экзаменах не могло быть и речи. Но начальник Касптанкера сдержал свое слово — он позвонил своему другу, и Борис стал курсантом Бакинского мореходного училища, радиотехнического отделения.
С детства  Борис был обделен материнской любовью, домашним теплом, вниманием отца. Будучи взрослым, Борис редко вспоминал детство. Жизнь заставляла его думать о других вещах.
         

    
                ---У НИХ РОДИЛСЯ СЫН.---
             
 
          Аля продолжала работать в Мостоотряде на Гончарной улице. Вскоре она на работе получила повышение, с должности техника ее перевели на освободившую должность инженера.
        В 1965 году они вступили в кооператив, купили однокомнатную квартиру —  решили, что хватит жить в коммунальной квартире.
Казалось, все хорошо устраивалось, но все в один голос говорили: «Живете пустоцветами. Пора заводить детей».
Она понимала, что пора, действительно, годы идут, хотя  Борис по прежнему об этом молчал. Еще тяжелые были воспоминания о его похождениях. Душевная боль не много проходила. Но ей хотелось семейного счастья, и конечно,она хотела ребенка.  Ей казалось, ребенок будет скрепляющим. Борис был искренен и вроде раскаялся. Теперь ей надо поверить, что он не будет больше ее обижать. Она ему простила.
       — Борис, нельзя так долго откладывать нам с ребенком. Ведь без детей совершенно бессмысленно жить. (Уже прошло пять лет, когда у нее родилась мертвая девочка).
     Борис наконец уступил Але. Беременность у нее проходила, как и прежняя, тяжело, но теперь она работала, что отвлекало ее от тошноты, которая была почти до декретного отпуска.
      Чтобы не повторилась трагедия, как с первыми родами, Аля заранее выбрала самый лучший роддом № 6 — "Снегиревку". Обычно роженица идет по месту проживания в районный роддом. Но рисковать она боялась, и как только пришло время и Аля почувствовала, что пора, сразу отправилась в "Снегиревку" вместе с матерью на такси, из Московского района. Это было далеко от дома, в центре, улица Маяковского. Ей пришлось пойти на хитрость, сказав, что она, мол, была в гостях поблизости от больницы, когда почувствовала схватки. Ее приняли около одиннадцати вечера. Роды были опять трудные и долгие.  Борис примчался в роддом и ждал в приемной.

           19 декабря 1966 года, в 11 часов дня, Аля родила сына.
  Борис прислал записку:
        «Аленка! Молодец! Поздравляю! Сын! То, что надо! Как чувствуешь себя? Что принести? Напиши. Что надо — я все сделаю сейчас же. Целую, твой Борис».

        О как Аля была счастлива! Сынишка, любимый. Когда его приносили к ней кормить, она не могла налюбоваться его пухленьким личиком с ямачками на щеках, как у  Бориса, а розовые губки так сладко чмокали, когда она подносила ему свою грудь.  И не было на свете ничего более приятного, сладостного, чем кормить грудью свое дитя.
         Борис был счастлив, тем более, что родился сын. В нем проснулось наконец-то чувство отцовства.

         «Аленушка, здравствуй! Получил твою записку. Ты не волнуйся. Дома все в порядке. Кроватку сегодня привезут, чешскую. Коляску куплю, я хотел ее купить вместе с тобой. Принес кое-что тебе поесть. Напиши, что ты хочешь? Какие ты предлагаешь имена — не звучат. Мы еще подумаем. Главное, чтобы имя было звонкое. А что если Женя, Евгений, а? Все. что ты пишешь, будет сделано. Как ты себя чувствуешь?  Целую. Борис»

         «Аленка, все письма твои прочитал и все запомнил. Завтра приедет мамаша, чтобы подготовить все дома к твоему возвращению. Аленушка, я уже жду не дождусь тебя с сынишкой. Все будет нормально. Вчера обмывали сына всем ателье. Упились все как черти, но обмыли. Хуже всех упился Главный. Его нашла уборщица в его кабинете спящим. Буду вечером часов в 5-7. Напиши, что хочешь, и все будет. Целую.  Твой Борис»

        «Алена! Очень хорошо, что у вас все в порядке.
 Завтра встречаем тебя с сыном. Вчера поставили елку. Были родители. Мать приготовила обед. Ждем тебя. До завтра. Целую,  Борис»

       Аля вернулась с сыном сразу в новую кооперативную квартиру в Купчино, которую они купили незадолго до рождения Женечки. Сын уже не будет знать, что такое коммунальная квартира.   И слава богу!

      Борис души не чаял в сыне. Он так нежно, так бережно держал сына на руках, когда ходил по комнате, как могут это делать только мужчины. Аля смотрела на него и радовалось. А с каким удовольствием он купал и пеленал сынишку или кормил из ложечки кашкой, протертыми овощами, фруктами. И в его лице было отцовское счастье — это моя кровинка, это мое продолжение.
      После девятимесячного декретного отпуска Аля вышла на работу. Семь месяцев после родов она была с ребенком дома. Конечно, уставала, недосыпала. Да еще Женечка заболел коклюшем, когда ему было пять месяцев. Врач из детской районной поликлиники пришла по вызову к ним домой и, осмотрев ребенка, поставила диагноз: бронхит, воспаление легких: «Ребенка нужно отправить в больницу. В домашних условия вы не справитесь», — заключила она.
      Борис категорически не согласился. У него на работе сотрудница порекомендовала детского доктора. Это была очень старенькая женщина, на пенсии, много лет проработавшая детским врачом. Борис привез ее на машине. Пока она раздевалась в прихожей и мыла руки, Женечка закашлялся.
Она подошла к кроватке, осмотрела ребенка, послушала и сказала:
       — Мама и папа, у вашего сына коклюш и воспаление легких. Трудность в том, что при коклюше нужен прохладный воздух, и много воздуха, а при воспалении — тепло, чтобы не простудить. Но что хорошо и облегчает ваше положение — это, что он еще маленький, не будет капризничать, когда закашляет. Второе: сейчас май, весна, большая влажность. Мой совет — надо с ним как можно больше гулять, хорошо около воды, у водоемов. Тепло одевать и гулять.
       — Доктор, говорят, что при коклюше, надо с ребенком подняться  на самолете. Это помогает? — спросил Глеб. — У меня есть знакомые летчики. Я могу их попросить.
        — Попробуйте. Да, это помогает. Я свою дочь поднимала на "кукурузнике",
когда работала в селе.
    (Самолет Ан-2, разговорный, -Кукурузник, Аннушка -советский легкий транспортный самолет, с поршневым двигателем, биплан с расчалочным крылом, часто использовали в сельском хозяйстве).
   
      В первое майское воскресенье с утра в город ворвался такой ослепительно солнечный день, как бывает только в Северной Пальмире, после долгих холодных, дождливых дней. Всем сразу, одновременно, захотелось выбраться из промерзлых квартир, уехать куда-то. У всех радость и ожидание чего-то хорошего от весны от природы. Трамваи, автобусы, электрички переполнены, все без всякой подготовки вдруг поехали в парки, за город. С утра  Борис, как обычно, чтобы дать жене поспать, ходил гулять с сыном, одев его тепло и уложив в коляску. Он ходил около прудов, недалеко от дома.  Через час  Борис вернулся:
       — Алена, давай собирайся, возьми, что надо для Жени, поедем сейчас в аэропорт. Найду кого-нибудь из знакомых летчиков и попрошу поднять сына на самолете. Хорошо бы встретить Алябьева.
        Аля быстро собралась, и они помчались в аэропорт. Поехали на городском автобусе, поскольку жили в Купчино, близко от аэропорта, и остановка была рядом с домом. Минут через двадцать они уже были в аэропорту.
      — Сиди пока здесь, я сейчас все узнаю, — быстро на ходу прокричал  Борис, оставив Алю с сыном.
        Все происходило быстро, как по плану.  Борис вернулся.
      — Ну повезло. Представляешь? Иван Алябьев сейчас летит в Москву. Он сказал, что возьмет меня с сыном в самолет. Давай мне Женю. А ты сиди, жди нас. Мы туда и обратно, вернемся часа через два.
          Борис забрал сына и сумку с бутылочками и пеленками и быстро ушел. Аля осталась сидеть с коляской в зале ожидания. Не прошло и пяти минут, как Борис вернулся.
       — Слушай, Алябьев сейчас летит. Говорит, бери жену. Давай быстро пошли. Надо только пристроить коляску. Я попрошу Мишу и Гришу оставить у них в парикмахерской.
        Так и сделали. Миша и Гриша не возражали, и  Борис оставил у них  детскую коляску.
        Перед выходом из здания аэропорта, на взлетном поле была низкая, металлическая ограда, около которой стояла девушка в летной форме. Это все, что отделяло пассажиров от самолетов, которые стояли чуть поодаль.
Когда Борис с Женей на руках и Аля подошли к ограде, служащая уже была в курсе.
        — Вы подождите. Сейчас стюардесса придет.
         К ним подошла стюардесса и сказала:
           — Пойдемте со мной.
       Девушка подняла планку и открыла калиточку, и они пошли вслед за ней по
 полю к самолету, стоящему в ста метрах. Поднялись по трапу. Самолет был пустой
 — посадки еще не было. Стюардесса провела их в кабину к летчикам.
     — Сидите пока здесь. Как всех рассадим, я вас посажу на свободные места.

 Забегая вперед, в нынешний 2004 год, когда я пишу это строки, удивляешься, что такое было возможно: ни досмотра, ни охраны, ни проверки металлодетектором.

       Было это в мае 1967 года, в городе Ленинграде.

       Летчики повернулись, когда  Борис и Аля  вошли в кабину и поздоровались.
    — Вообще то, надо бы вас поднять не на реактивном самолете, а на обычном — тогда, чувствуется перепад давления, но мы постараемся несколько раз качнуть самолет, чтобы создать перепад в салоне. Мы тоже берем своих детей с коклюшем, но на открытые самолеты, и помогает.
          Пришла стюардесса и пересадила их в салон на передний ряд, где на стенке была сетка в виде люльки. Аля нервничала, боясь что сын закашляет и все узнают, что у него коклюш, но Женечка мирно спал.

       Через 45 минут самолет прилетел в Москву, в Шереметьево.

     — Слушай,  Иван, раз мы уже в Москве, может, нам махнуть к родителям. Покажем нашего Женьку. Мать врач, посмотрит его. Когда они смогут его увидеть? Когда мы прилетим в Москву? А? — возбужденно  спросил  Борис  Алябьева.
      — Давай поезжайте к родителям, а я скажу летчикам, и они тебя привезут обратно, когда вернешся — сказал Алябьев.

       Погода и в Москве стояла совершенно летняя, градусов + 25. Они сели в автобус-экспресс, который привозил пассажиров в центр Москвы, Охотный Ряд. И вот автобус вырулил с Манежной площади и медленно въехал между гостиницей «Москва» и Историческим музеем, люди встали и пошли на выход. Борис и Аля с сыном на руках сидели в конце автобуса, поджидая, когда все выйдут. Аля смотрела через окно в сторону гостиницы и вдруг увидела, как по тротуару, не спеша, идут отец и мачеха  Бориса.
     —  Борис, смотри, смотри! Твои родители! Смотри они идут! Надо скорее выйти! — закричала Аля от неожиданности.
   Борис извиняясь, стал пробираться к выходу, быстро выскачил на улицу.
    Он догнал отца и мать, когда они входили в гостиницу «Москва».
    В это время подошла Аля с сыном.Такая неожиданной встреча! Какое потрясающее стечение обстоятельств! Где-то минута — и они разминулись бы. А если бы Аля не увидела родителей и они поехали бы на электричке в Мытищи? Родители, обычно всегда сидевшие дома, в этот день решили поехать на экскурсию в Москву.
      — Как вы тут оказались? Откуда? А мы собрались пообедать в ресторане. Ну раз такое дело и пошли все вместе, — предложил отец.
 
      Уселись за столик. Сделали заказ. Обед был, как обед. Отец никаких чувств не проявля, как будто они только вчера виделись. И внук не произвел на дедушку   впечатление. От него нельзя было ожидать теплых чувств.
      Конечно, с младенцем на руках в ресторане было неудобно: Аля должна была перепеленать сына на соседнем столе и затем покормить из бутылочки.
      «Могли бы взять такси и поехать к ним домой. Все таки домашняя
 обстановка», — только и подумала Аля.
      - На кого он похож? Вообще, хороший возраст три-пять лет, когда они начинают говорить, а он еще очень маленький, — высказался без эмоций отец  Бориса.
      Пообедов, спустились на улицу, где стояли автобусы, идущие в аэропорт.
       Попрощались, помахали из окна рукой родителям и уехали.

      Вернулись в Ленинград вечером так же, на самолете. Наверно, летали не зря  — Женечка кашлял, но без надрыва, и постепенно все прошло.

     Алиной матери, Александре Михайловне по возрасту подошло время идти на пенсию — 55 лет. Она могла еще поработать, но ради дочери, которая вышла на работу, пришлось оформить пенсию и сидеть с любимым внуком.

    P.S.
          Все Бориса записки,письма я сохранила.

          Знаменитая "Снегировка" это старейший роддом №6 в С.Петербурге,
           построенный в 1771 году по указу Екатерины II .

 

                ---ЖЕНЯ, ЖЕНЕЧКА.--- 


            Женя был поздним ребенком и поэтому долгожданным сыноми внуком. Все внимание, вся любовь— для него. Он был красивым малышом:большие голубые глаза, курносый носик,пухлые губки, на щеках играют очаровательные ямочки — на него всегда и везде обращали внимание. «Ой какой красивый мальчик!Ой какая лапонька!» — повторяли вокруг.Женька был подвижный как ртуть, все время куда-то бежал, торопился, как будто пытался вырваться в пространство, где ничто бы не стесняло и не ущемляло его свободы. Только вперед! С детской непосредственностью он считал,что весь мир создан только для него.Он всегда привлекал к себе внимание и отличался от многих детей энергией и желанием быть первым. Со стороны окружающих он вызывал к себе противоречивое отношение — одним нравился, а у других вызывал неприязнь, зависть, раздражение — из-за того, что оттесняет других детей. Он был нарушителем всех правил — он не был паинька мальчик, который спокойно стоит около маминой юбки и никому не мешает. Нет, Женька не давал покоя с момента, как только открывал глаза и выскакивал из постели. Отдохнуть от него можно было, лишь, когда он засыпал после передачи «Спокойной ночи, малыши». Все в семье с удовольствием наблюдали за его развитием. Он был к тому же смелый — не боялся высоты, темноты, лазил подеревьям, заборам, бегал по крышам сараев, гаражей, с разбегу нырял в холодную воду. Родителям приходилось постоянно объяснять Женьке, что это опасно, и надо быть осторожным. Женька никогда не плакал, не капризничал, Он любил смеяться, заливался таким звонким смехом, что вокруг все радовались. С одной стороны, им нравилась его кипучая энергия — таким и должен расти ребенок,вот такой в жизни не пропадет, из таких вырастают настоящие мужчины, но с другой — хлопот с ним был полный рот. Сын требовал большого внимания. Дома все делалось по заведенному распорядку, и чтобы он правильно развивался — покупали игрушки с таким расчетом, чтобы развиватьу него усидчивость, сообразительность,полезные навыки, и конечно, книги —читали ему все, у кого было время, кто входил в квартиру. Женечка тащил книгуи просил: «Потитай! Потитай!» Он еще не выговаривал некоторые буквы. Многие стихи, и поговорки он знал наизусть. Еще не умея читать, он открывал книгу и,переворачивая странички, глядя на картинки, по памяти сам себе читал вслух. Женю определили в детский сад, когда ему исполнилось три года. «Сделали подарок ко дню рождения», — сказал Глеб.Ходил Женя в детский сад с удовольствием — он любил общаться с детьми. Наступал Новый, 1970 год, для Жени — первая в жизни новогодняя елка в детском саду. Красиво убранная зеленая елочка стоит в центре зала. Родители усаживаются у стенки на стульчиках. Воспитательница вдохновенно играет на фортепьяно. Нарядные ребятишки ходят хороводом и поют песенку: «Весело,весело встретим Новый год!» Затем встали парами — девочки с мальчиками — и стали танцевать. Девочки кружились, а мальчики,подбоченясь, притопывали ножкой. Женечка,увидев Алю, направился прямо к ней и,встав перед ней, топал ножкой - он хотел,чтобы мама его видела. «Женечка, иди к девочке. Ты с ней должен танцевать».Девчушка с большим бантом в курчавых волосах подошла к Жене, взяла его заруку и потянула за собой в круг. Все смеются и хлопают ребятам. Аля растрогалась — на глазах слезы умиления.
   Поезд «Красная стрела» — Москва — Ленингради и обратно — стал персональным поездом для Жени. Случилось, что Женю после гриппа, когда он, пробыв дома неделю,надо было вести в детский сад, но воспитательница предупредила о карантине в садике после скарлатины, а это значит,еще две-три недели Жене быть дома. Алене удобно брать еще раз больничный, уже по случаю болезни и карантина в садике. Созвонились с мамой. «Конечно, присылайте. Завтра утром мы встречаем Женю». И Женю сажают на ночной поезд — 23.55, просят проводницу присмотреть за ним, а также соседей покупе. Аля одевает Женю в пижаму, стелит ему постель, дает напутствие — чтобы утром помылся, почистил зубы, взял себе чаю — «Вот тебе деньги», — поцеловав сына, Аля с Глебом выходят, и с перрона посылают воздушные поцелуи, в ответ Женя делает то же самое. Утром бабушка с дедушкой уже встречают внука в Ленинграде. Поезд приходит в восемь утра. Для них-то какая радость! Дома бабушка усаживает Женю за завтрак — она приготовила его любимые блинчики,и он макает их в растопленное масло со сметаной. Женька ест с аппетитом, а бабушка с дедушкой сидят напротив и любуются, как внук отправляет в рот очередной блин.
   — А сахар у вас сладкий? — спрашивает Женя очень серьезно. — В Москве сахар кубинский, не сладкий.
      — А это — смотря, в какую сторону ты мешаешь ложечкой. Ты в какую сторону мешаешь дома чай? — спрашивает дед.
     — Я? Я мешаю... — Женька в растерянности. Он мешает ложечкой и смотрят в чашку и на деда. — В какую сторону я мешаю? Не знаю.
     —Так вот, надо знать. Если направо, то чай сладкий, а если налево — не сладкий.
    Женяначинает сильно мешать ложечкой вправо.
     —Вот теперь попробуй.
     Женя  пьет чай и говорит: —Сладкий.
     —Вот и хорошо. Пей, внучек.
     —Наш Женечка — лучше всех, — говорил Алин отчим, занимаясь с внуком.
       Бабушка и дедушка во внуке души не чаяли. Когда дочь с зятем переехали в Москву, Жене было полтора года, и начались теперь поездки то в Москву, то в Ленинград. Александра Михайловна была счастлива теми заботами, что появлялись у нее с приездом внука. Дедушка занимался с ним, что-то мастерил и давал Жене тоже попробовать что-нибудь прибить, строгать. Бабушка,отправляясь гулять с внуком, заходила по дороге в ателье, где она проработала десять лет, до пенсии. В мастерской работали одни женщины. Они таскали Женьку по цеху, тискали, целовали, непереставая восхищаться его огромными глазами, ямочками, и только
  требовали:«Женечка, улыбнись». Женечка улыбался,появлялись глубокие ямочки, а он не обращал ни на кого внимания, только глаза блестели от любопытства и были сосредоточены на швейных машинах. Ему разрешали включить мотор, покрутить ручку, и всем за это он расточал улыбки. Женька уходил, задаренный шпульками,  конфетами и кусками материала.Девчата говорили счастливой бабушке, на которую внук был очень похож: «Шура, у тебя мировой внук».
      АлександраМихайловна шила для внука много красивых вещей, так же как когда-то для Али. Она сшила из кусочков материала, что давали мастерицы, Жене бархатный костюм и белую шелковую рубашку, с жабо. Когда он ходил на детские спектакли, на новогоднюю елку, в гости, то надевали еще лаковые черные туфли и белые колготки. Бабушка водила внука в театры, музеи, в цирк, доставая билеты через знакомых. Женя очень любил театр. За ним было очень интересно наблюдать,как он переживал за происходящим на сцене. Посещая разные музеи, соборы, крепости, несмотря на то, что Жене был еще маленький, он очень любил вместе с взрослыми ходить за экскурсоводом и очень серьезно, и внимательно слушал его рассказы.
     — Какой удивительныймальчик, ходит за мной по пятам и неотстает. Такой маленький, а очень интересуется всем.
      Каждое лето ониснимали дачи, — то под Ленинградом — Вырица, Луга, то под Москвой — Купавна, Мамонтовка. Летние сезоны, когда все стараются вывозить детей за город, были замечательным временем и для детей, и взрослых. Дети получали свободу — бегать, купаться, играть со своими сверстниками целыми днями. Взрослые приезжали на выходные дни нагруженные, навьюченные продуктами и радовались отдыху от города, работы, видя, своих детишек счастливых, загорелых. Собирались дачники вместе на верандах или в саду под тенью деревьев, жарили шашлыки, приготовляли закуску, выпивали, и сидели до поздна, рассуждая о житье бытье и хлебе насущном. Когда пришло время Жене идти в школу, Александра Михайловна переехала с отчимом, в Москву, чтобы первое время встречать Женю со школы и помочь Але — иначе ей пришлось бы брать отпуск за свой счет, на это время, пока Женя ходил в первый класс.


                --- В  МОСКВУ! В  МОСКВУ! часть I ----


      -Народищу! Толпа! Bсe так и снуют.С мешками, с корзинами.Толкаются. Слушай, Москва — это большая деревня, большой вокзал. Кого ни спроси: Как пройти? Куда идти? — никто ничего не знает. Мы приехали в Москву на Ленинградский вокзал,с родственниками разминулись и нам пришлось добираться самим до их дома. Взяли такси, так шофер перепутал район и нас же обругал, — говорила Валя в отделе, когда Аля вернулась на работу после поездки в Москву.
        — Собственно говоря, я люблю гулять по старой древней Москве. Это старые домики, особники  создают впечатление о пршлом.  Хотя последнее время туда съезжается масса народа. Отсюда и хамство, и грязь, и толкотня, — вторила Лида.
        — Девочки, знаете? Мой  Борис надумал переезжать в Москву, — произнесла вдруг Аля.
        — Да уж. Надумал. Я бы в жизни не променяла наш Ленинград на Москву , - подойдя к Але, сказала Валя.
        — Неужели ты согласишься? — спросила Оля.
        — Борис что надумает, то и сделает, — вздохнула Аля.
        — Жена, как нитка за иголкой. Куда она денется? — сказанула Наталья.

       Надо сказать, что Первопрестольная ревновала к Петербургу, когда он был столицей. Но теперь они поменялись местами: Ленинград стал второй столицей и проявляет оппозиционный дух в отношении Москвы. Какой город лучше? Попробуйте переубедить ленинградца, теперь петербуржца, — не получится.
         Борис уже давно заболел Москвой. В ней было просторнее, и он чувствовал себя здесь свободнее. Они с Алей часто ездили в Москву в гости, на праздники или просто погулять. Юрий,брат Бориса учился в Энергетическом институте, женился на москвичке; отец с мачехой после демобилизации переехали из Кировабада в Мытищи, рядом с Москвой, где купили кооперативную квартиру.
       И вот  Борис начал осуществлять свою мечту. Дома постоянные разговоры, он пытается и Алю убедить переехать в столицу. Но как может она, рожденная в Ленинграде, где все так связывает ее с любимым городом, уехать? А теперь и сын родился в Ленинграде — ленинградец. Мать была недовольна, ей было обидно, что дочь поддается неугомонному зятю, и она сразу заявила:
      — Что твоему Борису неймется? Ты ведь коренная ленинградка. Ну что там хорошего в Москве? Сколько трудностей с переездом! Ведь надо найти обмен, потом работу.
          Борис часто стал ездить в Москву — то по работе от телевизионного ателье, то по обмену опытом в соцсоренованиях, и упорно искал возможность прописаться в столице. Обмен квартиры не получался. Перевестись по работе в Москву невозможно, только на высоком уровне, например, через министерства или государственные организации, куда якобы требовался необходимый специалист. Но кто ищет, тот всегда найдет.  Борис нашел. Не таков был  Борис. Только надо было произвести несколько манипуляций, возможно,не то чтоб незаконных,но хлопотливых. Для этого, предварительно разведясь с Алей, он фиктивно женился в Москве на родственнице брата жены, затем прописался у нее, конечно, за деньги. К этому времени Аля обменяла в Ленинграде  их кооперативную квартиру на маленькую комнату, которую она  просто бросила, получила деньги и уехала в Москву с сыном.  Борис снял на первых порах квартиру, он уже работал в телевизионном ателье. Через год он развелся. А они купили однокомнатную квартиру и снова зарегистрировались Теперь уже все трое стали москвичами.

              Але казалось, что она никогда не привыкнет к Москве.
Она скучала по Ленинграду, по отделу, по работе, по девочкам, с которыми так сдружилась. Все ей казалось чужим. После года, просидев дома с сыном и определив его в детский сад,Аля нашла работу в Управлении промышленного строительства при
 Мосгорисполкоме — старшим техником. Она долго искала работу. Аля хотела работать по своему профилю — в мостостроении. Обратилась в Мостострой и в трест по строительству мостов и туннелей — не требуются. Нашла в Москве Мостоотряд №4, но там только пообещали — зайдите месяца через два-три. К тому же это было в Лужниках — от Кузьминок часа полтора, со многими пересадками и перебежками. Стала искать в строительных организациях, и случай представился. Аля обычно обходила отделы кадров,но там все как сговорились, твердят: «Нет, не требуются». Аля поняла, что это все бесполезно — можно устроиться только по знакомству. И вот как-то, зайдя в отдел кадров и получив отказ, уже идя по коридору, она увидела на дверях табличку: «Начальник управления». Аля решила идти прямо к начальнику в кабинет. «Зайду. Попытка — не пытка», — подумала она. Было боязно, но преодолев страх, постучала в дверь. Услышав ответ, вошла. В какой-то момент поняла, что нужно понравиться. Аля сосредоточилась и постаралась произвести впечатление. Шагнув вперед, она улыбнулась и тихо произнесла:
       — Разрешите?
       Просторный кабинет, с правой стороны высокие окна, в глубине, за письменным столом, сидит мужчина средних лет, одетый в темно серый костюм. Руками он придерживает развернутый лист ватмана и что-то разглядывает. Доброжелательно взглянув на Алю, сказал:
       — Да-да. Входите.
       — Здравствуйте, — она опять улыбнулась, — Простите, увидела ваш кабинет и решила обратиться к вам. Я ищу работу. Только что была в отделе кадров, но мне сказали, что техники не требуются.
        — Какая у вас профессия? Где вы работали?
  Аля, стараясь быть краткой, все о себе рассказала.
        — Все понял. Ваше имя отчество?
     Аля ответила.
       — Пройдемте Алевтина Иосифовна. — Затем он встал, и они пошли по длинному коридору. В один из кабинетов, где размещался производственный отдел, он открыл дверь, пропуская Алю.
      — Здравствуйте, Арнольд Александрович. Предлагаю вам в отдел нового старшего техника. Алевтина Иосифовна приступит к работе завтра.


     Так Аля нашла свою первую работу в Москве. В отделе, между прочим, подумали, что Аля протеже начальника управления Владимира Ивановича Беляева. Управление находилось на улице 25 Октября, в самом центре Москвы. Здесь всегда многолюдно и празднично. Не раз прогуливаясь в обед вдоль ГУМа или по Красной площади и любуясь Кремлем, Аля вспоминала, как она впервые увидела Москву и Кремль во всем его величин.
 
       Это было  пятнадцать лет назад — в 1954 году; она училась в девятом классе. Аля была председателем географического кружка и предложила: на зимные каникулы съездить в Москву. Она помогла учительнице Анне Сергеевне в осуществлении этой поездки. Через РОНО списались с одной московской мужской школой. Родительский комитет и активисты этой московской школы подготовили для них обширную недельную программу: Большой театр — балет «Дон Кихот», МХАТ, Музей революции — и музей-подарки Сталину, Московский государственный университет на Ленинских горах, экскурсия по Москве, каток. Двенадцать девушек старшеклассниц приехали из Ленинграда в Москву. Такая экскурсия была тогда, пожалуй, первая — еще никто из школьников не ездил на экскурсии, в частности, из Ленинграда в Москву. Как только их разместили в одном из классов школы, где стояли раскладушки, девочки поставили свои чемоданы и они отправились гулять по Москве. Завтра они идут на новогоднюю елку в Кремль.

        Впервые, через год после смерти Сталина, в 1954 году устроили елку для детей в Кремле и открыли его для посещения публики. Девушки поднялись по парадной лестнице в Георгиевский зал, где стояла огромная, нарядная елка. Зал заполнен ребятишками. Веселая, праздничная музыка, смех, песни, затейники в костюмах различных зверюшек и сказочных героев.И, конечно, Дед Мороз, Снегурочка  водят хороводы и развлекают ребят.
        «Красота то какая! Может, пройтись и посмотреть дворец. Не ходить же нам цепочкой вокруг елки, с малышами». Девочки восхищались, прогуливаясь по дворцовому паркету, напоминающему узорчатый ковер, обходя беломраморный, с позолотой, Георгиевский зал Кремлевского дворца и разглядывая мраморные таблички, на которых золотом бы ли высечены имена Георгиевских кавалеров. Когда-то при царе здесь происходило много исторических событий, торжественных приемов, церемоний, и теперь, при советской власти, приглашают военачальников, Героев войны и Героев Социалистического Труда и знаменитостей: писателей, артистов, спортсменов.
           В Большом Кремлевском дворце все было открыто и доступно для ребят. Старшеклассницам, действительно, было неловко играть в детские игры около елки.  Они ходили по царским хоромам со сводчатыми потолками, разрисованными узорами или выложенными изразцами, с решетчатыми окнами, восторгались увиденным, проходя через анфилады комнат, предназначенных для императора и его семьи: столовая, гостиная, будуар, царская опочивальня, украшенная золотом и драгоценными камнями, перламутром и бронзой; фарфор, мрамор, хрусталь, люстры, камины из малахита, портьеры, огромные зеркала — ощущение величия и сказки.

      Когда они вышли после елки на улицу, на Красную площадь, был уже вечер, их взору предстала изумительная картина: на темносинем небе ярко горели рубиновые звезды на башнях древнего Кремля, шел легкий снежок,сверкающий в лучах прожекторов. Все вокруг было похоже на сказку. Это первое впечатление осталось на всю жизнь. А на спуске к реке перед ними предстала величавая Москва, стоящая на семи холмах. Вниз уходили лучами улицы, сверкающие огнями фонарей. Какое впечатление от размаха площадей и проспектов!

                Москва... как много в этом звуке,
                Для сердца русского слилось!
                Как много в нем отозвалось!
 

 
                --- В  МОСКВУ! В МОСКВУ! часть II---
 


        Работая в Управлении промышленного строительства при Мосгорстрои, Аля ездила по различным строительным организациям, собирая сведения о подготовке и ходе строительства объектов, составляла графики (почти «от фонаря»), затем вычерчивала эти графики. Однажды она поехала на Малую Якиманку, в только что вновь организованный трест Мосфундаментспецстрой. Когда она увидела этот облупленный трех этажный дом, ужасно удивилась — настолько он был запущен, разрушен, окна выбиты или забиты досками, явно нежилой. Она засомневалась: «Этот то ли дом? И чтобы в центре Москвы, всего в пятнадцати минутах от Кремля?» Аля, удивляясь, обходила его с четырех сторон и не могла найти вход в трест — нигде ни единой вывески. Наконец она увидела дверь, на которой был прикреплен кнопками листок с названием треста. Она открыла дверь — на нее пахнуло пожаром и затхлостью. Аля поднялась на второй этаж и, открыв еще одну дверь, вошла в помещение. Стены тут были оклеены белой бумагой, прикрывая грязную поверхность, там же было три двери с названиями отделов.
В одной из комнат, найдя сметный отдел, получив нужные бумаги и уже выходя, Аля увидела на дверях с надписью «Отдел кадров» объявление, что в трест требуются  специалисты. Решила войти и узнать: «Я по поводу объявления». Приятная, еще довольно молодая женщина, с короткой стрижкой черных как смоль волос очень доброжелательно спросила: «А вы какой должностью интересуетесь?» —
          — Там в объявлении требуется - инженер, на 120 рублей.
          — Тогда пишите заявление, я вам предлагаю должность старшего инженера
      с окладом 150 рублей.
          — Это возможно?
          — Возможно. В какой отдел вас определить? Там в коридоре стоят два начальника — производственного отдела и лаборатории, вот и поговорите с ними, кто вас возьмет.
     Действительно, Аля увидела двух молодых парней:один высокий, худой, а другой —  низенький, плотный. Она подошла к ним и объяснила свое предложение.
       Ребята были с юмором.
        — Ну что, Альберт Павлович, тебе нужна девушка? — спросил высокий.
        — А тебе, Николай Николаевич, разве не нужна девушка? — спросил
  низенький.
       — Давай спросим девушку — кто ей больше нравится? -- опять предложил высокий.
      — Вот так — выбирайте, дорогая. К кому вы пойдете? Кто вам больше
       нравится?
      Аля была в замешательстве, она даже покраснела. И тогда  низенький, видя ее расстеренность,чтобы не мучить Алю, сказал:
        — Хватит пытать девушку. Хорошо. Я беру вас к себе в производственный отдел. Вы согласны?
          Так Аля нашла работу в новом тресте Мосфундаменттрестстрой. В отделе были все молодые, не старше тридцати пяти лет: пять женщин, один мужчина, и совсем молодой начальник — Альберт Павлович Девятов.
   низенкий

         Ордынка, Большая Полянка, Хамовники, Сухаревка, Солянка, Охотный ряд, Варварка, Китай город, Малая и Большая Якиманка — все эти названия районов ассоциируются со старой Москвой.
          Здание, в котором разместился трест, было историческим и являлось постройкой XVII века. Когда-то на Якиманке был рынок, и в этом доме был постоялый двор, куда приезжали на подводах крестьяне и ремесленники, привозили разнообразный товар в Москву. Заезжая на двор, прибывшие люди могли поставить здесь подводы и получить ночлег. Селился здесь подозрительный люд: воры, бандиты, беглые каторжники, проститутки, бродяги. Рядом Хитров рынок с лабиринтами грязных и опасных переходов, подозрительными притонами, окруженными грязными двух- и трехэтажными домами, где ютились десятки тысяч этих опустившихся, несчастных, — зрелище жуткое. Эти страшные трущобы наводили ужас на москвичей. Только при советской власти, в 1923 году, расчистили всю эту площадь. Одни дома снесли, и на их месте построили новые, многоэтажные, другие отремонтировали и поселили в них рабочих и служащих.
         И вот теперь, спустя три века, этот, еще оставшийся дом, должен был идти на слом. Уже давно выселили жильцов, и он стоял, ждал своей участи. Но Марк Наумович Бараш — заместитель начальника треста — уговорил горсовет разрешить занять часть дома под вновь созданный трест — все таки центр Москвы; до этого им предлагали место где-то в новостройках, у черта на куличках. Трест своими силами более менее отремонтировал в одном флигеле несколько комнат на первом и втором этажах. Два отдела — производственный и лаборатория — разместились на первом этаже. Это отделы были молодежные — все веселые, находчивые, рабочая обстановка самая дружеская — полная совместимость всех сотрудников. Постоянные хохмы, анекдоты, по любому поводу собирались что-нибудь отмечать: праздники, дни рождений. Как говорят строители: «Рожденный строить — не пить не может». Поэтому собирались и выпивали по любому поводу. Расходиться не хотелось, и часто ехали продолжать вечеринку к кому-нпбудь домой.


           Трест Мосфундаментсиецстрой был создан для передвижения зданий.
Предполагалось передвинуть, например, музей Щусева, что в начале проспекта Калинина. Помните, как у Агнии Барто в стихотворении «Дом переехал».
                Захотим —
                И дом подвинем,
                Если нам мешает дом!

            Идея, на первый взгляд, шальная, но вполне осуществимая и для москвичей отнюдь не новая. В старину на Руси передвигали на катках или на бревнах церкви и рубленые дома — раскатывали по бревнышкам и собирали на новом месте. Что же касается каменных зданий, то очень долго к ним даже боялись подступиться.

          В 1898 году инженер Министерства путей сообщении О.М. Федорович по собственной инициативе, взяв за основу методику американцев и проведя все расчеты, сумел перекатить дом на целых сто метров! Это был двухэтажный кирпичный особняк у Николаевского вокзала, вдоль Каланчевской улицы. К сожалению, о блестящем опыте поговорили, написали хвалебные статьи в газетах, а потом забыли — почти на четыре десятка лет. Первый толчок к передвижке домов дала прокладка Московского метрополитена в 1935 году. Теперь о ней не просто заговорили, ее приняли на вооружение. Был создан специальный трест. Необходимые расчеты выполнял главный инженер треста Э. Гендаль. Всего за три года передвинули 11 каменных и 23 деревянных дома. Больше всего домов передвигалось в ходе реконструкции улицы Горького, которая представляла собой узкую и извилистую щель. Ее расширение было самой насущной необходимостью. В далекий путь, аж на 13 метров, собралось и самое известное, самое важное здание на улице — Моссовет, который далеко выступал на Тверскую (улица Горького), и надо было его сдвинуть, чтобы подравнять со всеми домами по улице. Вот тут-то и пригодился накопленный москвичами «передвижниками» опыт. Плавно и беззвучно, без особых трудов здание Моссовета заняло свое новое место — то самое, где стоит сейчас, но его достроили — к трем этажам добавили еще два. Вот теперь всем стало ясно, что
при желании и сноровке с домами можно делать что угодно. В сущности, приемы остались те же — катки, рельсы, лебедки, домкраты, балки. В общем, чтобы катать дома взад вперед, в конечном счете все упирается в экокомическую эффективность — в нее то уперлись и предлагаемые к перемещению дома. Это главная проблема. В среднем перемещение дома обходится в 75-80% от его стоимости, иногда равняется или даже превышает ее. И все таки игра стоит свеч.

            Надо было вспомнить и изучить, как передвигали здания,вообще, какие имеются по этому поводу материалы. От производственного отдела Алю направили в  Главное управление узнать, кто этим занимался, с чего начать. Ей пришлось рыться и искать в архивах все о передвижках зданий.
            А пока их трест выполнял все работы нулевого цикла — отрыть котлован, забить сваи, соорудить фундамент, подвести коммуникации для зданий. Аля вычерчивала на планах фундаментов зданий -- ход копра, передвижение подъемного крана, размещение на площадке свай, балок, строительного материала, а затем утверждать эти черчежи-проекты и ездить по различным управлениям,  включая дорожный, ГАИ и по планировке города в Мосгорсовет.
         Весна в этот год была дождливая. Уже май, а тепла нет. Плащ,зонтик — надоело их таскать,к тому же в такую погоду ехать на объект совсем не хочется,а  сегодня она решила отправиться с утра на объект прямо из дома. По дороге
 вспомнила, что ее резиновые сапоги в отделе. Выйдя из автобуса, еле-еле добралась до бытовки, по разбитому тротуару, но пройти на строительную площадку, было невозможно — грязь такая, что можно утонуть. Как замеры делать по периметру и внутри площадки? Попросила прораба дать ей рабочего, чтобы помог.
— Федя, ты чего болтаешься? Вот помоги девушке. Что скажет, то и делай, — обратился прораб к вошедшему в это время парню,  -- осторожно идите по доскам,  -- еще добавил он.
     Вышли из душной бытовки. Аля достала рулетку и показала, куда надо пройти. Федя — здоровенный парень, посмотрел на Алины туфельки и, подхватив ее на руки, понес по проложенным доскам. Наконец они дошли до нужного места, и Федя поставил Алю на доску, доска покачнулась и... перевернулась. Аля, махая руками, с криком, упала в грязь.
       --Ой, Господи! Японский городовой! Ну посмотри, посмотри. Что ты со мной сделал? Как я поеду? Ужас какой-то! Ну, Федя, ты и есть Федя. Смотри, что со мной. Сказать тебе покрепче? - Аля почти кричала
       --Извените. --   Пришлось Феде нести Алю в бытовку всю в грязи.
       — Сказал же тебе: осторожно! Я тебя просил помогать девушке, а ты что сделал? Эх, Федя, Федя, — сокрушенно сказал прораб. — Теперь помоги ей почиститься.
       — Извиняюсь. Так там доски оказались поломанные. Сейчас  помогу. Вы уж извините, что я не подхватил вас, когда вы падали. Как вам помочь? --в растереность говорил парень.
        — Вот, если бы я могла схватить тебя, чтоб упасть вместе, — засмеялась Аля, — чтобы ты в следующий раз был аккуратнее. А то поставили меня, черт знает куда!
         — А вы, Алевтина Иосифовна, можете в душевой помыться. Правда, у нас только холодная вода.
       Отмыться от липучей глины было невозможно, а в таком грязном виде просто стыдно ехать в городском транспорте.
        — Как я поеду в таком виде?
        — Вот,я попрошу вон того шофера, что приехал на грузовике, отвести вас прямо к дому. Сейчас путевку закрою и езжайте.


         Москва — как другая планета, другой мир. Уехать из Ленинграда было тяжело — родной город,выжила в блокаду, где училась, любила, страдала, оставить маму, друзей, работу. Но постепенно она почувствовала, что Москва отличается от Ленинграда своей простотой в общении — между сотрудниками, начальством и подчиненными. Это можно ощутить, когда поживешь и близко пообщаешься с людьми и с городом в целом. Как-то легче, проще жить в Москве. Москва хлебосольна и любит вкусно поесть, она всегда наряжается, всегда веселится. Это надо почувствовать. Аля узнавала город все больше и полюбила его. Теперь у нее было два любимых города. Стараясь ходить пешком, особенно в центре, где еще есть тихие, узкие, кривые улицы, переулочки старой Москвы, Аля изучала Москву историческую, литературную и театральную. Театр, кино — нет — без них она не могла существовать. У нее портилось настроение, она становилась раздражительной, если что-то пропустила, не увидела вовремя спектакль в театре или кино. И сидит в ней, как заноза, желание идти на премьеру, на любимого артиста.  Борис помогал Але доставать билеты в театр, отпускал ее на спектакли, оставаясь с сыном дома, иногда они ходили в театр вместе.
          Борис вначале устроился в телевизионное ателье в Темирязевском районе, проработал там год и вскоре перешел в Метрополитен — на должность старшего радиоинженера. В Москве у него появились друзья. Их мужская компания обычно собиралась утром около гостиницы «Националь», выпить чашечку кофе и обсудить разные дела и проблемы. Это был своеобразный клуб деловых мужчин. Как купить или продать машину, как ее зарегистрировать, где найти детали для машины, где продают немецкий мебельный гарнитур, холодильник, попутно поговорить о спорте, женщинах...
         За небольшой срок  Борис опять поменял работу и теперь служил на Октябрьский железной дороге, где вводилась специальная установка, проверяющая температуру рельс и букс,следящая за скоростными поездами, идущими из Москвы в Ленинград и обратно, — прототип компьютера — огромные ящики, занимающие половину комнаты от пола до самого потолка.
        Как только  Борис начал работать на Октябрьской железной  дороге, они сразу же вступили от дистанции в кооператив для получения трехкомнатной квартиры. Она была готова очень быстро — через год они переехали в Северянино, рядом с Лосиноостровским лесопарком.
         В Москве, что особенно характерно, все делается быстро и вообще больше возможностей. Они еще не въехали в дом, а уже вывесили объявления: «Желающие иметь телефон могут в управлении кооператива сделать заявку». Район  быстро застраивался -- детский сад, школа, торговый центр, бюро бытовых услуг -- все что нужно — рядом.
          Казалось бы, все хорошо устраивалось у Али с  Борисом в Москве.
      
   

               
                --- В Москву! В Москву! часть III ---
 

      В июне 1975 года в Москве стояла изнурительная жара, завеса дыма заслоняла солнце, пахло гарью, ломило в глазах, першило в горле — горели торфяные болота под Москвой. Гарь и копоть лежали на деревьях, траве, машинах, водных поверхностях. В это время строительные организации объявляют аврал — в субботу и воскресенье все должны выйти на работу, включая служащих в трестах и конторах. По существу, в тресте делать нечего, и в обычные дни они не перерабатываются, а здесь, в выходные, когда все хотят за город, на дачи, к своим детям, отдохнуть от жары, они вынуждены сидеть на работе.
        — Просто зла не хватает. Сиди здесь. без толку. За чем?
        — Я понимаю — там, на стройке, рабочие что-то сделают — кладку, сваи забивают. А мы для чего вышли на работу?
         — Могли бы хоть женщин отпустить домой. Целую неделю не видела Женьку.
         — Ведь есть же профсоюз? Должны же они защищать право трудящихся на отдых! Какой субботник! Придумали.
         — И права женщин. У кого детишки. И неразумно нас держать в выходной. Просто сидеть и ждать конца дня сложа руки.
         Все возмущены и продолжают говорить о детях, которые ждут их, об ужасной жаре и о несправедливости со стороны глупого начальства
         — Может, позвонить в профсоюз? — спросила вдруг Аля.
         — Действительно. Надо позвонить. Для чего профсоюзы?
       Все сидят. Никто не решается. Аля, видет, что теперь все смотрят на нее, и это подстегивало, она не задумалась о последствиях. Но взялся за гуж — не говори, что не дюж. Еще ни разу не было, чтобы она  коллектив не поддержала.
Нашли телефон профсоюза. Аля набрала номер, ей быстро ответили. Она рассказала обо всем.
       — Какой это трест? Кто со мной говорит? — спросил на другом конце приятный женский голос, — я все доложу, и мы выясним, — заключила женщина.
 И все — коротко и ясно. Тут то Аля поняла, что за свою смелость она будет отвечать.
        Когда в понедельник все вышли на работу, Альберт, проходя в свой кабинет, строгим голосом сказал:
        — Алевтина Иосифовна,  зайдите ко мне.
   «Никогда он прежде меня не называл по имени и отчеству. Мы с ним на «ты»», — удивилась Аля.
       — Закройте пожалуйста, за собой дверь.
Аля вошла, пытаясь закрыть дверь, которую надо было рвать с силой, так как она была перекошена и ни разу не закрывалась.
       — Алевтина Иосифовна, вы не могли попросить меня лично отпустить вас к сыну на выходные? Для этого не надо было звонить в профсоюз. Меня сейчас вызвал начальник и отчитал за вас. В следующий раз не занимайтесь самодеятельностью.


     Вот так. К чему это привело? Глупо. Только на свою голову неприятности, ее теперь будут считать несознательной. Конечно, она не могла отпроситься в этот день, в любой другой день, а не тогда, когда все обязаны выйти на работу, без   исключения. Аля всегда за справедливость и дружбу в коллективе


      Раз в неделю Але приходилось ездить с начальником треста на разные объекты, где проходили совещания всех подрядчиков.Так называемые пятиминутки, растянутые на час. Сначала обходили стройплощадку, а затем каждый подрядчик должен был отчитаться и доложить о ходе работ. Аля конспектировала совещания и   оказывалась свидетелем неразберихи и разгильдяйства в строительных трестах. Курирующий из управления делал всем разнос — кричал, матерился (не смущаясь, что присутствуют женщины) на взрослых, здоровенных мужиков, начальников объектов, инженеров, как на мальчишек в коротких штанишках. Все сидели, понурясь, и боялись возражать. Объекты как всегда надо было сдавать к какому-то празднику и гнать, гнать, превышая сроки сдачи, и сдавали недостроенные, недоделанные, сдавали государственной комиссии, лишь бы отчитаться, лишь бы получить премию, а потом еще год доделывали. В газетах же появлялись хвалебные статьи о сдаче раньше срока к такой-то годовщине Октябрьской революции или ко дню рождения В.И. Ленина и еще какой нпбудь подобной дате.
        Аля задумывалась над некоторыми вещами,к происходящему в жизни, которые были  вокруг нее: лицимерие, вранье. Последнее время ее раздражали какие-то стороны жизни и возмущали несоответствие пропаганды и того,  какие были  недостатки в реальности и проявлялись в быту, на работе, в детском саду, школе, всего не хватало или вообще не было в магазинах. А все время твердили, о превосходстве советской системы над капиталистической и о счастливом будущем. После разоблачения Сталина в докладе Хрущева на XX съезде партии, в 1956 году, жестокость и масштабы террора при Сталине и его соратников - коммунистов оказались чудовищными,у многих поколебалась вера в советскую систему, многие очутились на распутье — вера в партию и ее обещания оказались ложью.
 
       Никита Хрущев пообещал, что поведет народ к лучшей жизни и «нынешнее поколение будет жить при коммунизме». Он ослабил немного зажим. Шестидесятые — свежий воздух свободы проник в жизнь советских людей и началась «оттепель». Люди опять поверили в перемены к лучшему. Откровением прозвучали на страницах журнала «Новый мир» произведения Дудинцева «Не хлебом единым» и Солженицына «Один день Ивана Денисовича». «Железный занавес» чуть приподняли. Стали приезжать из-за рубежа театры, артисты и деятели искусств. Ездили на гастроли и советские театры: Большой и Кировский прославляли советский балет. Теперь люди узнавали больше о другом мире. Запад был загадкой, он был закрыт, как, впрочем, и СССР для Запада. Для советских людей Запад представлялся и привлекательным, и пугающим.
        Успехи СССР в освоении космоса поднимали энтузиазм и патриотизм у советских людей. Первый человек в космосе — Юрий Гагарин.

                Зато мы делаем ракеты
                И перекрыли Енисей,
                А также в области балета
                Мы впереди планеты всей.

       Как-то в отдел зашел Сережа Шувалов, парнишка из соседнего отдела, поставил на стол проигрыватель, нажал кнопку.

                Там за стеной, за стеночкою,
                За перегородочкой
                Соседушка с соседочкою
                Баловались водочкой.
                Здесь на зуб зуб не попадал,
                Не грела телогреечка,
                Здесь я доподлинно узнал,
                Почем она — копеечка.
                В те времена укромные,
                Теперь — почти былинные,
                Когда срока огромные
                Брели в этапы длинные.
                Их брали в ночь зачатия,
                А многих даже ранее,
                А вот живет же братия,
                Моя честна компания.


          Кто это? Кто это поет с таким яростным надрывом? Все замерли в восторженном изумлении. Слушали и еще раз просили перекрутить пленку на начало, и хотелось еще раз и еще раз услышать. Содержание потрясало смелостью и простотой — это так нам знакомо, это про нас — мы все это знаем, это мы так же говорим. Про эту нашу жизнь ОН поет нам — Владимир Высоцкий.

                Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся.
                Я рубь заначил, — слышь, Сергей? — опохмелимся.
                И все же, брат, трудна у нас дорога.
                Эх, бедолага, ну спи, Серега.


         Песни Высоцкого, они звучали почти в каждой квартире. Все переписывали. Слушали, слушали, и невозможно было оторваться. Притяжение его хриплого голоса и свойского обращения к каждому пленяли. И ждали его новых несен — он нам рассказывал всю нашу историю, историю болезни нашей страны.

                Он по жизни шагал над болотом,
                По канату, по канату
                Натянутому, как нерв.


         После хрущевской «оттепели» настала брежневская эпоха застоя. Пришло разочарование и потеря веры. Советская система ограничивала свободу и вынуждала людей поступать против собственных убеждений. Люди и общество делают вид, что критикуют буржуазный образ жизни, а сами только и мечтают о нем, и ценят товары и блага Запада. Выявился разительный контраст между двумя системами.
В стране был огромный дефицит — длинные очереди тянулись в магазины за любым товаром. А когда произошли пражские события, в обществе появились люди, которые не хотели молчать и не побоялись выступить против системы, — это были диссиденты. А Аля с Борисом были далеки от этого, ничего не знали об этом. Они уткнулись в свою личную жизнь.
       Семидесятые годы, при Брежневе — застой в Союзе, что стало толчком для большой еврейской эмиграции.
        Когда из Черновцов к ним в гости приехал Леня, двоюродный брат  Бориса, и рассказал об Израиле, о Шестидневной войне, о том, что он готов уехать на свою историческую родину и защищать ее от врагов — вот только дочь с зятем закончат медицинский институт, и они подадут документы, —  Борис с Алей возмутились, они не поняли его: как можно бросить все и уехать в Израиль. О какой родине он говорит?
   Их родина — это Советский Союз.


      В отделе Аля сблизилась с Люсей Литвиновой, хотя с ней нелегко было дружить — она была очень резкая и самолюбивая. Внешне она не была привлекательной: среднего роста, выпуклые глаза, крупный рот, неровные зубы,смуглая кожа, гладко зачесанные волосы. Но она была очень умная и остроумная. Вместе с парнями выходила курить - вид такой свойский, свободный от предрасутков. У нее были знакомые в среде московской интеллигенции, и они, часто собираясь, выражали свои мысли и критиковали советскую систему. Когда Люся пришла в отдел, в ее жизни был кризис: от нее ушел муж к молодой девушке, студентке, которая училась в техникуме, где он преподавал. Люся очень переживала — она любила бывшего мужа.

       Часто и в отделе заходили разговоры: «А вот у "них там" жизнь лучше, товары лучшего качества, и нет проблем купить машину, мебель, холодильник, красивую одежду,обувь — все, что нужно для нормальной, достойной жизни". Кто-то приносил заграничные журналы, они подолгу разглядовали их. Восхищались американскими спортсменами, джазистами, американской литературой, американскими вестернами, фильмыми, американскими художниками, машинами, домами, развитой техникой и возмущались убожеством социализма. Аля слушала эти разговоры в отделе и удивлялась суждениями и ироническим замечаниям о  нашей жизни своих коллег. Они преклонялись перед Западом. Люсина мать не раз летала в Нью-Йорк к старшему брату, который 19-летним возрасте после революции, уехал из России за границу.  Ее мать привозила очень красивые вещи и массу впечатлений об Америке.Люся знала о западной жизни.

   А потом. Что стало дальше? О, дальше! Когда Аля, вернувшись из отпуска, пришла в отдел, спросила: «Где Люся?» — «А ты разве не знаешь? Она уволилась», — ответили ей, и недоверчиво посмотрели на нее. «Как уволилась?» — «Ты что, и в самом деле не знаешь? Ты вроде ближе всех была с ней,дружила. Она разве не говорила тебе, что собирается в Израиль?»
      Вот это новость! В Израиль? Аля знала, что по матери Люся еврейка, а отец  русский, сидел когда-то в ГУЛАГ-е, но она никогда даже не намекала о желании уехать. Да, они вреде дружили, покрайне мере Люся в отделе была ближе к Але.

      Прошло несколько дней, Люся позвонила Але и сказала, что надо встретиться.  Аля хотела спросить ее об отъезде, но Люся прервала ее: «Это не телефонный разговор. Приеду и обо всем расскажу. И пожалйуста, попроси   Бориса, достать  мне в дорогу банку растворимого кофе и колбасу твердого копчения».

       После Люсиных проводов Аля с  Борисом стали ездить к ее матери Марии Григорьевне,на чаяпитие с пирогами, где познакомились с людьми, интересующиеся или  собирающиеся уезжать из Союза, эмигрировать в Израиль,где читали письма приходящии от Люси из Италии, а затем из Америки.

        Москва набита слухами: кто уехал, а кто в отказниках, а кому-то разрешили, кто-то надумал, кто-то передумал.
        Зачем едут?
 
       Москва 1968-1978 годы.



 
 
 
 
 
         
                ---МОСКВА-ВЕНА И ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ...---    

            
            Квартира опустела, в ней холодно и сиротливо.  Завтра они улетают, а сегодня проводы.  «Давай снимай дверь, получится хороший, большой стол»,  – предложил Альберт  Борису. Они напряглись и сняли дверь с петель, положив один конец на подоконник, а другой на тумбочку, оставшуюся еще на балконе,  – вот и стол.  «Главное  – есть куда поставить бутылки», заключил, подоспевший вовремя огромный Вадим, начальник дистанции Октябрьской железной дороги, где работал  Борис. Вадим привез с собой еще сотрудников. «Не струсили. Приехали. Молодцы»,- подумал  Борис.
А народу пришло много, хотя Аля и сомневалась. Во-первых, пришел Альберт, Алин бывший начальник, Мосфундаментспецстрой, откуда она год, как уволилась – ей не хотелось продолжать работать, где ее осуждали, а многие перестали разговаривать; и тем не менее из производственного отдела пришли все девочки, которых она пригласила.  Пришла близкая подруга Алла Панасенко, которая, работала начальником отдела кадров в строительном тресте № 9,  не побоялась взять Алю в сметный отдел, когда Аля уволилась с предыдущей работы. Зашли соседи, Народ еще подходил и подходил. Дверь не закрывалась. Пришли знакомые, которые были в отказе   – ждали вызова из ОВИР-а. Позже всех пришел отец  Бориса – захотел все-таки попрощаться. «Видно понял, что уезжаем навсегда». А ведь не хотел давать согласия  на их отъезд. Пришлось несколько раз ездить к нему и объяснять, что уже все решено: они эмигрируют, все бумаги готовы  – нужна только его подпись. Наконец подписал с припиской, что он никаких материальных претензий не имеет и согласен дать разрешение сыну уехать. Не пришел только брат с женой,  Юра и Оля. Они боялись, так как работали на номерном предприятии, если узнают, могут уволить с работы.
Мамочка суетилась и подносила салат, баночки с маринованными и солеными  грибами своего приготовления, различную закуску, она даже испекла пирожки. Все ели с аппетитом и хвалили маму. Водки было полно. Пили за наш отъезд. Все желали успеха и счастья в далекой, чужой стране. Вадим рассказывал много анекдотов и острил.  « Борис, может и я приеду. Опишешь обстановку», – сказал Вадим, как бы, между прочим. Борис был, как всегда, весел, бодр, шутил и все время повторял: «Живы будем  – не помрем. Прорвемся». Все было вроде, как на обычной вечеринке – шумно  и весело. Аля ходила между всеми, обнималась,  и ей все желали: счастья и удачи. Но она видела в некоторых глазах и сожаление, и удивление, и непонимание.
Люди разошлись уже за полночь. Обнимались, целовались, прощались: Бог знает, свидимся ли когда-нибудь? Алла Панасенко обняла свою подругу, заплакала: «Родная моя, неужели мы не увидимся? Как мне будет тебя не хватать. С кем мне теперь поделиться? С кем ходить в театр?» Аля крепко обняла подругу: «Аллочка, милая, я буду тебе писать, я тоже буду скучать по тебе, моя родная». Разрывается сердце. Осталось несколько часов до вылета. На пять утра было вызвано такси. Спали всего три-четыре часа, если спали. Аля проснулась первая, стали быстро собираться. Надо зайти к соседям, попрощаться.
– Присядь на минутку, передохни.  Как мама?  – спрашивает соседка Мария Ивановна.
Аля присела, Но разве могла она передохнуть?
– Мама  молодец. Держится. Помогает мне.
– Да, девонька, выглядишь ты плохо. Вот чего надумала! Уехать в Америку! Закрутила все, и теперь назад уже дороги нет. Ведь сама еще не понимаешь, что сделала. Ох, девонька, девонька. Что уже теперь говорить. Говори, не говори. Дай Бог тебе удачи. Давай пошли. Что надо взять?
– Диван, раскладушку, еще кой-какая посуда, цветы…
Аля за этот месяц, что им дали на сборы, так похудела, что юбка крутилась на ней. Все было на нервах. Она была настолько напряжена, что казалось, уже все силы на исходе. Прощались уже наспех. Сосед Алексей обещал отвести их на своей машине в аэропорт, так как все не помещались в одно такси.
Темной зимней, очень холодной ночью, 15 Января 1978 года, они выехали в Шереметьево. На шоссе не было ни одной машины. Казалось, что они в каком-то фантастическом сне мчатся в никуда. Мелькают замерзшие перелески. Фары машин пронизывают завесу летящего навстречу густого снега.  Она мысленно прощалась  – они уезжают навсегда.
В аэропорту все прошли в зал, где проверяют документы и багаж, у них были две сумки с продуктами и коробка с фотографиями, музыкальные кассеты, которые не успели просмотреть таможенники накануне, когда Глеб сдавал багаж – четырнадцать мест.
Таможенник стал торопить:
– Посторонних прошу отойти. А вы должны пройти на проверку.
И вот наступил момент прощания. Еще несколько шагов, и они уже там, за неведомой чертой, отделяющих их от родных, и от родины. Назад уже не повернешь. Неожиданно пришел Юра, невзирая на страх увольнения. Мама и отчим стояли рядом – на случай, если что-то не пропустят  – забрать. Таможенник рылся в сумках, вытаскивая все на стол. Сыр и копченую колбасу не пропустил. Пропустил красную икру в большой банке и пакет гречневой крупы. Почему? А кто их знает? Отдали все маме. Все сумки вывернули, и снова пришлось укладывать. Коробки с кассетами, фотографиями и фронтовые письма почему-то не стал проверять. Только спросил: «Антисоветских и крамольных записей нет?» Абсурд! Кого это интересует «там»  заграницей?
  Аля,  Борис и Женечка стали быстро прощаться. Мамочка обняла Алю:  «Я вас уже не увижу. Прощайте, мои родные. Да сохранит вас Господь», –перекрестила их.
Поднялись на второй этаж. Проходя по балкону, где они в последний раз могли посмотреть вниз и увидеть маму, отчима и всех провожающих. Борис и Женечка помахали рукой, послали воздушный поцелуй и бросили монетки вниз в зал: может, вернемся когда-нибудь. Аля не в силах сдерживать слезы начала рыдать так, что не могла подойти к перилам.  Борис пытался успокоить ее. Наконец, собравшись,она подошла к перилам, улыбнулась, послала всем воздушный поцелуй. Надо еще пройти  визовой контроль. В зале, где уже собирались отлетающие за кордон, опять проверяли их сумки. Вдруг к Але подошла женщина в серой форме таможенника и громко сказала: «Пройдемте со мной». Аля последовала за ней. Женя ни на шаг не отставая от Али, пошел тоже за ней. «А тебе не надо», – таможенница отстранила его рукой. Ведя Алю, по  дороге, она спросила у встречного милиционера: «Врач пришел?»  «Нет. Еще не пришел»,  – ответил тот.
А нужен был врач-гинеколог для осмотра – может, спрятала золотишко кое-где?  Она подвела Алю к зашторенной кабинке, наподобие примерочной, и они  туда вошли. В кабине было тесно, они оказались так близко к друг другу, что Аля почувствовала резкий запах пота и лука из за рта этой толстой тетки, туго обтянутой форменным костюмом, застегнутым на пуговицы золотого  цвета.
– Снимай дубленку. Раздевайся, – приказал она, и как лезвия, блеснули ее металлические зубы. Безцеремонно стала специальным щупом проводить по всему телу, велела раздвинуть ноги и провела между ними. Затем еще раз прошла по телу уже только руками. Стала мять дубленку и у меховой шапки отодрала подкладку – нет ли где драгоценного металла. -Покажи, какие у тебя золотые вещи?
Аля вытянула руки и растопырила пальцы перед ее носом. Два золотых колечка, одно обручальное, другое с аметистом, и золотые сережки  – это все, что разрешается взять с собой.
– Одевайся. Можешь идти на посадку, – скомандовала она, взглянув ненавидящим взглядом.
«Неужели ей не противно все это делать?»  – подумала Аля.
Этот досмотр напомнил ей сцену из фильма, в котором, в тюрьму на свидание с сыном, молодым революционером, приходит мать, и надсмотрщица с бесстрастным, холодным лицом, полным презрения, заставляет почтенную даму раздеться до нижнего белья, ощупывает ее тело руками, шаря в ее вещах. Возмутительно! Как она хотела унизить эту женщину, попрать ее достоинство и показать свою силу. Как они обе  – та и эта  – похожи! "Сказать бы ей об этом», – подумала Аля в этот момент. Но надо молчать, иначе нечаянное слово – и все пропало: никуда они уже не полетят. Когда Аля вышла из кабинки, ее ждал Женя
– Мамочка, тебя всю обшарили?  – так громко спросил он, что проходящие люди засмеялись непосредственности мальчика.
Аля крепко сжала руку сына.  Борис поджидал их чуть поодаль, и они поспешили на посадку.
Уже сидя в самолете, Аля, наконец, перевела дух. Она подумала, что ей жалко только маму, которая осталась одна.  Ей опять представилась ее маленькая милая мама, стоявшая внизу под балконом, которая подняв голову, смотрела на них глазами, полными слез. Она вздохнула.  Остальное – о чем жалеть? Они уезжают от унижений,хамства и страха.Прощай,бедная моя родина Россия!Прощай Москва,прощайте мои родные...
– Господи! Все, мы взлетели! Улетаем от этих надсмотрщиков, гэбэшников.  – Алю все еще трясло, – Все! Слава Богу! Все позади, – сказала она  Борису.
– Подожди, подожди. Мы находимся в самолете -это территория СССР. Вот когда прилетим и пройдем таможню в Вене, тогда будет все – ты свободная гражданка, – заключил  Борис.


 
                --- И ВОТ ОНИ УЖЕ ЗА ГРАНИЦЕЙ.---   

 
       Приземлились в Вене в 12 часов дня. Всего прилетели 14 эмигрантов. Было воскресенье.  Всех встречал представитель Сохнута (международная еврейское агентство занимается репатриацией в Израиль).  Четверо эмигрантов выбрали Израиль: их “земля обетованная». Остальные хотели ехать в Америку или может в другие страны.  Борис сразу заявил представителю, что они хотят ехать в США и так как, он по матери украинец, отец еврей, жена русская (в таком случае их не отправят в Израиль). Все прошли  через таможенный контроль,  и вышли в просторный зал. Пока они ждали свой багаж, тихонько осматривались и стояли, потрясенные ярко освещенным, праздничным помещением аэровокзала. Чистота и даже уют удивляли. Не было толкотни, суеты, не видно грязных, неопрятных людей, огромных мешков, тюков. В зале было много мест, где можно посидеть: стулья и скамейки. Рядом, где они присели, было кафе, откуда распространялся  одурманивающий аромат кофе. За столиками сидят приличные, хорошо одетые люди и  не спеша  пьют из маленьких чашечек кофе или из высоких стаканов соки. На буфетной стойке, на блюдах лежат аппетитные бутерброды, пышные булочки, кроссаны, изумительные пирожные. А сколько вокруг киосков и бутиков! Продают разнообразный товар, чтобы увидеть, объять это – не хватало даже воображения, все сливалось перед их взором. Конечно, они и не могли подумать, что-то купить, на деньги, которые им обменяли,  – сущие  гроши ($200), и они не могут сейчас  их тратить. Еще все у них будет впереди.
      Борис с Женей вернулись из туалета и возбужденно зашептали Але: «Иди в туалет, посмотри». Она пошла в туалет. Ничего похожего она даже представить не могла.  Все помещение  сверкает, белый мраморный пол, стены облицованы узорчатым кафелем, белизна раковин, блестящие краны, все это отражается в зеркалах. Жидкое мыло в бутылочках, цветы в вазах, картины-пейзажи и, что удивляло, –приятный ароматный запах.  Нет ужасающей вони! Как же они могут поддерживать такую чистоту?! А в Союзе, в России – нет. Можно сказать: любая страна начинается с туалета. В Советском Союзе нет понимания важности такой «мелочи», – а ведь отсюда и начинается уважение к человеку. Жить достойно по-человечески!
      Наконец грузчики покатили багаж, и всех повели к выходу. На улице поджидало несколько машин. Четверых увезли в замок Шейну, за город, оттуда их отправят на другой день в Израиль. Остальных рассадили  по   машинам и повезли в пансион всем известной мадам Беттины. Кто ее не знает?  Вся эмиграция 70-80-х годов прошла через нее.Она расселяла русских-евреев,которых ей поставлял ХИАС, (благотворительная еврейская организация  в США содействия иммигрантам)  и делала хорошие деньги, как говорили.
     Разглядывая через окно машины чистые улицы Вены, мелькающие витрины магазинов, яркие рекламные щиты, блестящие машины всевозможных марок, они были просто ошарашены, они как будто спустились с другой планеты. Завороженные «заграницей», капиталистическим миром, они еще не осознали, что им в этом новом мире–жить!
Такси остановилось около пансиона «Zum Turken». Когда они вошли в полуподвальное помещение – это был холл, им ударил  в нос запах общаги, коммунальной кухни, туалета. Видение в аэропорту исчезло. В проеме дверей, куда вели несколько  ступенек вверх, мелькали люди с кастрюлями, бегали дети. Шум и гам, плач. Тех, кого привезли  раньше, уже разместили в пансионе. А для двух семей места не нашлось. И вот Борис, Аля и Женя и вторая  семья, тоже из Москвы: мама, папа с девочкой того же  возраста, что  и Женя, сидят уже  несколько часов в ожидании, измученные в конец. Дети нудят. У Али в голове: "Что же с нами будет? Когда и куда они нас определят? Куда мы попали? Кто о нас позаботится". Парень за конторкой успокаивает их, мол, он ищет для нас место где-то в гостинице. Здесь места нет. "Но когда же?" Прошло уже 4-5 часов! Аля и женщина, понимая состояние друг друга, с тоской смотрят на детей и на мужей. Женщина произносит: «Я хочу домой!  В Москву!»,  – «Я тоже», – отвечает Аля.  Наконец нашли места в гостинице и их отвезли. И как оказалось,  слава богу, что в пансионе у Беттины, для них не было мест.
    Номер в гостинице - это  была  маленькая чистая комната с холодильником, кофеваркой и  две кровати с белоснежным бельем. И вот после  нервотрепки  и переживаний за эти длиные сутки, как они улетели из Москвы, усталые и измученные - они   ожили.
Перекусив хлебом (буханку им дала мадам, так как магазины вечером были уже закрыты) с красной икрой, что пропустили в аэропорту и, запив  чаем, они заснули крепким сном на чистых пуховых перинах. Утром проснулись совсем бодрыми. Они позавтракали в холле: кофе, апельсиновый сок, сырок, ветчина и сдобные булочки. Все было красиво и вкусно. Завтрак в гостинице бесплатно.               
Но надо было спешить  – к 9 часам они должны быть в ХИАС-е, на улице Брамса. Поднялись на второй этаж. Узкий, длинный коридор, забитый людьми. Они встали в очередь. Все с начала идут в Сохнут, которая  занимается репатриацией в Израиль. Аля разглядывает публику. Это, наверно, на 90% советские евреи со всех краев Советского Союза. Спасибо еврейскому народу и тем, кто придумал эту эмиграцию, за то, что их семья смогла уехать из Союза.
– Тебе повезло, что ты вышла за меня замуж. Вот и пригодилось, что я по паспорту еврей,  – смеясь, говорил Борис.
    А ведь они даже не думали об эмиграции и не слышали об этом. Из отдела,где работала Аля,вдруг неожиданно эмигрировала Люда Литвинова. После ее отъезда Аля с Глебом стали ездить к ее маме читать письма, приходящие из Рима, из США. У Марии Григорьевны собиралось много народу. Все что-то рассказывали, обменивались новостями по поводу эмиграции. В эту пору много уезжало людей. И у них закралась мысль: «А что, если и мы?..»  Жили они в последнее время благоустроенно.
И вот зародившаяся мысль  – уехать  – окрепла. Что теряем? Квартиру, машину. Это все доступно в Америке. К тому же они увидят весь мир: Париж, Рим, Нью-Йорк, Рио-де-Жанейро  и далее везде…  Теперь только получить вызов с Израиля. Сообщили Люде в Рим все данные Бориса, Али, Жени. И надо сказать, они не ожидали, что все произойдет так быстро.
Как-то, открыв почтовый ящик, Аля  вынула большой конверт с красной лентой и сургучной печатью. На конверте обратный адрес: Израиль. Она испугалась. Дома они открыли конверт – в нем был вызов  на их имя. Их охватила тревога. «Все! Мы теперь на учете КГБ, и за ними будет слежка». Всю ночь не спали и думали, что же делать? Может, выбросить это вызов?» На другой день они поехали к Марии Григорьевне, у нее как всегда кто-то был из гостей,  показали всем Израильский вызов.
  – Ну, что. Надо собираться. Лед тронулся.  Борис, ты не пропадешь. У тебя голова на месте и руки мастеровые, – подбадривал народ. – Откроешь мастерскую по ремонту ТВ и разной электроники или по ремонту машин. В Америке, если человек работает, имеет все. Все, что надо, чтобы жить по-человечески – квартиру, машину, шмотки. Не надо стоять в очереди и записываться в списке за мебелью, холодильником, за телефоном, за билетами в театр, на поезд, все без взяток, без блата. Нужно только найти работу, – говорили все, когда обсуждали: ехать или не ехать.
  – Но там, в больших городах много негров. Большинство из них преступники, бандиты. Их угнетали столетиями, а теперь им дали свободу. Вот они и пользуются демократией, свободой. Это несчастье Америки. Вам жить среди них,  – уведомляли более осведомленные.
– А язык?  Английский надо учить. Ох, как трудно будет без языка!  – вставлял кто-нибудь.
  – Вот-вот, я и говорю  – язык надо брать. Не  тащите барахло, а учите английский. С одним чемоданом. Там все купите.
  – Да приедешь, и на месте, в американской среде, возьмешь язык быстрее.
  – В Америке можно достигнуть всего, если повезет. Вот Женьке вашему будет очень хорошо. Во-первых, в армию его не заберут. Получит образование, по-английски будет говорить лучше, чем по-русски. Станет американцем. Ему будет, легче, чем вам.  – Вот такой разговор.  Сколько людей  – столько мнений.

  Теперь надо было подготовить маму. Мама сначала расстроилась. Даже сказала: – Что ты там будешь делать? Здесь ты инженер, работаешь по своей специальности. А там кто ты? С собачками гулять и за старухами ухаживать? Хорошо, если найдешь эту работу. На днях я видела по ТВ, что в Америке большая безработица. Показывали, как на улице нищие попрошайничают.  А у вас чудесная кооперативная квартира, машина. Вы хорошо устроены. Все уже есть. А там все надо заново. И когда вы освоите язык.
  – Мамочка, Люда пишет, что если я даже буду гулять с собачками, то буду больше получать, чем простой советский инженер. В газетах полно объявлений: предлагают разную работу. А у Бориса много специальностей. Он-то найдет работу. Снять любую квартиру и купить машину не стоит труда.
  – Я вижу, вы уже собрались. Уже настроены уехать. Мы с отцом   много говорим о вас. Я вот все думаю? Сколько лет нам все обещают хорошую жизнь, изобилие, что скоро будем жить при коммунизме. Никогда этого не будет  – утопия.  Наверно, вы правильно решили уехать, хоть мир посмотрите.   Так дала добро моя умная мамочка, все предвидела.
       И вот  в Вене. Они открывают дверь с надписью «Сохнут». Здесь уже знали, что произошло в аэропорту, когда они заявили, что лишь наполовину евреи.  После приема в «Сохнуте», долго не разговаривая, их  направили в Джойнт (Американское еврейское объединение для помощи евреям), которые направили их как, русскую семью в «Толстовский фонд», там-то их и взяли опекать. Главой отделения был поляк пан Рогайский. Он объяснил их права, рассказал об этом фонде, что через него они получат разрешение на эмиграцию в США, а для этого им предстояло ехать в Италию и ждать американскую визу. Им выдали деньги, которые вполне  хватила на еду.
У них было десять дней, чтобы посмотреть и хотя бы слегка, познакомиться с первым западным городом. Развернуться они не могли, но была возможность, гуляя по улицам, паркам, любоваться элегантной Веной. Их поражала чистота, налаженный порядок и, конечно, магазины. Изобилие продуктов. Сколько продуктов! Никаких очередей! Какие витрины! Предлагается любой товар. Красивая одежда, обувь, прочее. А каково это было увидеть готический Домский собор, пройти по торговой улице Кернтнерштрассе до знаменитого Венского оперного театра. Грандиозные дворцы императоров напоминали о былом величии Австро-Венгерском империи. Кругом множество кафе, ресторанов. Конечно, они не могли себе отказать в удовольствии заказать по чашечке кофе с венскими пирожными в одном из кафе, а сыну мороженое. Когда они сидели и наслаждались, попивая кофе, Аля обратила Женино внимание на пришедших мальчиков, с ранцами на спине. Их было четверо, лет 11- 12, такого же возраста, как и он. Они, вероятно, после школы зашли перекусить, заказали себе еду. Было очень приятно на них смотреть. Они вели себя спокойно, культурно.
– Женя, смотри какие воспитанные мальчики, как они красиво себя ведут.
И Аля с Борисом увидели, как их сын даже спинку выпрямил, подтянулся, он хотел быть похожим на этих ребят. Вот как влияет на детей окружающая среда, общество.
И вот настал день отъезда. Их привезли на венский вокзал Сюдбанхоф, откуда они отправились поездом в Италию. Ехать надо было всего одну ночь. Последние четыре вагона, в котором едут евреи – эмигранты, охраняются австрийскими полицейскими с автоматами и с собаками – от арабских террористов. Их семье досталось последнее двухместное купе. Ночью  Борис разбудил Алю.
  – Алена, проснись, мы в Альпах. Пересекаем горы. Какая красота!
Аля прильнула к окну. Поезд стоял на какой-то крошечной станции. Ночь. Тишина. Медленно поезд трогается. За окном поплыли домики, кое-где мелькали огоньки, затем темные горы, а где-то выше – снежные склоны и вершины. Красота! Вот они какие   – Альпы!
        С целью безопасности, не доезжая до Рима, всех пересадили в автобусы и привезли в малоприятную гостиницу, недалеко от железнодорожного вокзала, в центре Рима.  Как говорится, все дороги ведут в Рим.
Так начался их римский период – римские-эмигрантские каникулы.
        Это был  21 января 1978 год.
 



 
                ---РИМСКИЕ КАНИКУЛЫ----
   
         Поначалу они сняли «appartomento» в Риме, не хотелось уезжать за город. Точнее, это была комната в пансионе у сеньоры Паулины, улица  Чезарио Бальбо, в центре, и откуда, можно было дойти пешком до всех достопримечательностей. Они с утра, после завтрака выходили, совершая длительные прогулки, и любовались  Вечным городом – Рим.  Но через месяц они  уехали в Остию, пригород в тридцати минутах езды на электричке от Рима. Синьора повысила плату за «appartomento», и к тому же у нее было слишком много «нельзя». Готовить можно было только по расписанию, так как днем и вечером она  кормила своих постояльцев. На воду было ограничение – надо экономить воду:  принять душ или постирать,  им приходилось украдкой. Особенно доставалось Жене - он бегал по темному, длинному коридору, натыкаясь на разные вещи и жильцов, прыгал в комнате   и на кровати. Женьке было скучно, когда Аля с Глебом уходили на курсы английского и по разным делам. Хотя они давали сыну домашние задание по учебникам, которые они взяли с собой.
  – Bambino pazzo! Salto! Bomb! Bomb! О, Mama Mio! – каждый раз говорила синьора при встрече с ними.
  – Слушай, Глеб, надо от нее уезжать. Вредная и с каким презрением она на нас смотрит, будто мы люди ниже ее уровня.   – Алю эта синьора стала доставать.  Они для нее были какие-то эмигранты.
В основном все эмигранты  селились в Ладисполи и в Остии, пригороды Рима. Глеб поехал в Остию  и там, на площади у почты, где собирались наши эмигранты, нашел комнату  – эмигрантская семья уезжала уже в Америку. Но они просили им заплатить, так называемые «маклерские», ссылаясь  на то, что они, так же, платили предыдущим съемщикам 50.00 долларов.  Кто придумал эти «маклерские»? Только наши, советские граждане, могли придумать. На какие только хитрости не идут наши «Остапы Бендыры». Говорили, что одесситы горазды на такие выдумки. Ну, что молодцы!
И вот они поселились на берегу Средиземного моря, в курортном городе Остия. Был февраль – город полупустой, время было не летние. Летом в свои квартиры приедут хозяева, или квартиры сдадут внаем, уже по другой цене. Комната, в которой им предстояла жить, маленькая, где стояла огромная кровать, занимающая всю площадь, в ней спали они троем. Да и температура была низкая - от мраморного пола идет холод, летние квартиры не отапливаются. Хорошо, Аля предусмотрела, взяла электрогрелку. В соседней комнате жила молодая женщина с мальчиком лет пяти, эмигрантка из Баку.
     По выходным дням в Риме открывался  «Американо», блошиный рынок. Зрелище необыкновенное.  Борис, Аля, Женя с удовольствием посещали рынок, который занимал огромную площадь в несколько кварталов. Изумительные антикварные, редкие вещи продавали итальянцы. Шумно и весело предлагали они свой товар. Вот и «наши» эмигранты торгуют вовсю. «Наших» увидишь сразу.  На столах рядами выстроились, как на параде: матрешки, сервизы Ломоносовского завода, хохлома, гжель, палехские шкатулки, бутылки водки, баночки икры, янтарные изделия, и, возвышаясь, над всем этим разнообразием, стоят, как богатыри, пузатые самовары. Разложены стопки льняного постельного и столового белья, очень популярное, и в цене. Некоторые эмигранты стояли в проходах, обвешанные фотоаппаратами «Зенит», бусами, цветными шалями, и держали в руках расчески, на которых наматывали коралловые бусы. «Кораллы натуралы», – вызывающе выкрикивали они.
 Борис принес на рынок почти весь, «наш набор»  и отдал перекупщикам, чтобы сразу избавиться. И теперь на вырученные деньги они поехали по Италии, на юг и на север.  Такие  туристические поездки для эмигрантов организовали наши же люди, или как их называли «израильские возвращенцы», то-есть, те, кто сразу поехал в Израиль, но не захотели жить на Земле обетованной и выехали всеми правдами-неправдами в Италию, где им пришлось долго ждать разрешения на визу,эмиграцию в США.
  – Господа! Наш автобус повезет вас на север Италии. Вы увидите Флоренцию, Сиену, Пизу, Венецию,  – обратился симпатичный молодой человек через микрофон к «господам», заполнявшим большой комфортабельный автобус.
Господа! Кто бы мог подумать, что судьба предоставит нам такой праздник! Живя в Союзе, разве можно было поехать простому советскому смертному  за границу?
Хотя Аля побывала в 1968 году за границей, когда закончили возведение  Невского моста, и все строители, принимавшие в этом участие, и в том числе   Мостоотряд №11, получили премию в размере трех окладов. В профсоюзе висело объявление, что имеются путевки в социалистические страны, и Аля решила купить путевку в Болгарию. А как говорили: «Курица не птица, а Болгария   – не заграница».
А вот теперь вам, господа, врагам народа, евреям-эмигрантам, которые ждут приглашения от американского правительства, предоставили отдых в Италии  – римские каникулы. И  большое   спасибо за это, господа! Кто это организовал.
– Борис, ты когда-нибудь думал, что мы будем гулять по Риму, по Италии и увидим такие города, такие красоты, Колизей, падающую башню в Пизе, Венецию, Ватикан, Сикстинскую каппелу, «Пьету»  Микеланджело и еще чего многое,  – спрашивала Аля, и себя тоже.
      И ничего, что у них мало денег, (фонд выдавал им только-только на питание)и они не могут позволить себе кусок пиццы, кусок хорошего мяса. Они совсем не сетуют, что на Круглом рынке в Риме они покупают куриные потроха для супа и варят каждый день овсяную кашу и макароны. Но фрукты (какие фрукты!) - по доступной цене.
– Я скоро буду кукарекать, а ты нести яйца,  – смеется  Борис каждый раз, когда опять Аля подает на обед тарелку куриного супа.
Они с удовольствием посещают этот красочный «Круглый» римский рынок и, где в изобилии разложены овощи, фрукты, сыры, окорока, дичь и прочие …
–  Чао синьора! Кванто коста, синьора! Кванто коста, помодоро, синьора! Грацие, синьора! Чао! Чао! –  заговаривает  Борис уже по-итальянски с продавцами.
– Тре кило миле лира! Тре кило миле лира! – торговки кричат наперебой, предлагая каждая свое. Можно и поторговаться, что любит делать  Борис.
       Дух древности и вечности исходит от Рима – Вечный город. Они исходили Рим вдоль и поперек, зная, как выйти к Колизею, к Пантеону, к Ватикану. Они без путеводителя, шагали по каким-то via и piazzas и выходили то к фонтану Треви, то к пьяцце Навона, то к собору  Св. Марии Маджоре, то к мосту и замку Св. Ангела, то к вилле Боргезе, то к набережным Тибра. Они полюбили Рим и считали его своим. Им очень нравились шумные, веселые итальянцы. По залитым солнцем площадям, узким улицам разбегаются машины, мопеды, мотоциклы, оглушая треском моторов и гудков. Пронзительные сирены полицейских машин раздаются во всех концах Рима. Ежеминутно где-то что-то опять случилось в Риме.
Гуляя по Риму, они часто видели многочисленные, шумные демонстрации и наблюдали, как итальянский пролетариат, шествовал с транспарантами, размахивая красными знаменами, и через громкоговорители выкрикивали свои реаолюционые требования. Чему Аля с  Борисом очень удивлялись. В Италии коммунисты, в 60 -70-е годы,  получили большую поддержку в парламенте.
Однажды, в это время,(это был 1978 год, 16 февраля), когда они были в центре Рима, двенадцать террористов совершили нападение на нового премьер-министра, президента Христианско-демократической партии Италии Альдо Моро. Расстреляв пять телохранителей, они увезли его в неизвестном направлении. Ответственность за похищение взяли на себя террористическая марксистская организация «Красные бригады» (Бригадо Россо). Они же выпустили заявление о том, что Альдо Моро предстал перед судом «Народного трибунала» и его приговорили к смерти. Через три месяца, 9 мая, в Риме, в багажнике автомашины, брошенной на улице между штаб-квартирами коммунистической и Христианско-демократической партий Италии, было найдено тело убитого Альдо Моро.
На всех дорогах карабинеры проверяли машины и автобусы.
– Господа, мы едем на юг Италии. Вы увидите Помпеи, Неаполь, Салерно, Сорренто, Капри. Господа, вы мечтали побывать в этих местах? Нет, даже не мечтали. Может только могли увидеть в клубе кино путешественника по ТВ или во сне. Вот теперь, господа, это наяву,  – молодой приятный экскурсовод так обращается к эмигрантам,  которые полностью заполнили комфортабельный автобус.
А мы – господа, эмигранты любуемся и восхищаемся Италией. Спасибо тем, кто придумал эмиграцию для евреев. Опять евреям повезло, как в старом анекдоте.
Шофер автобуса красивый, с жгучими глазами,с черной шевелюрой итальянец, каждый раз, когда выходят и входят в автобус путешествующие эмигранты, с иронической улыбкой приветствует их: «Чао, Чао «Бригадо Руссо». А в это время у всех на устах были террористы «Бригадо Россо»(Крассные бригады), а мы Руссо -значит "Красные русские".
Они побывали и на севере Италии. Это Флоренция, Сиена, Пиза, Верона, Венеция. Впечатлений  от старины, архитектуры, картин и скульптур, осталось на всю жизнь. (Уже живя в Америке, мы  побывали в Италии еще два раза).
      Римские каникулы растянулись на пять месяцев! Борис, Аля и Женя уже были на собеседовании в американском посольстве, и им разрешили  въезд в США.
– Чего вы торопитесь?  Наступает летний сезон. Отдыхайте на море. Наработаетесь еще в Америке,  – предложила им сотрудница Толстовского фонда.
– Надоело бездельничать. Отправляйте нас. Спасибо вам и Толстовскому фонду,  – настаивали они.
Как раз в Штаты, под патронажем ХИАСа, отправлялась большая группа эмигрантов, и  их присоединили к ним.
Как огромный динозавр, «Боинг-747» компании Alitalia потрясал своим видом. Женька был в восторге, что они полетят на «Боинге». В самолете во время полета, когда они прогуливались по проходу к кабине, где сидят летчики, один из них пригласил Женю, а затем и  Бориса с Алей пройти к ним и посмотреть на приборы и на вид из окна кабины. Женьке был в восторге!Это так интересно! И вообще, им нравилось все: предупредительные, приятные стюардессы и стюарды, комфорт и обслуживание большого лайнера, либеральное, радушное отношение летчиков – это было необычно для эмигрантов из Союза.
Через восемь часов  самолет, пролетев через Атлантический океан, стал снижаться. Они прильнули к окнам. Внизу расстилался на обширной территории огромный город.
      Это был Нью-Йорк! Welcome to America!   
        Это было 11 мая 1978 года.


                ---МОЙ АДРЕС: НЬЮ-ЙОРК, США.---



           Они прилетели в Америку. Это было 11 мая 1978 года. Их   встретил представитель Толстовского фонда, провел через таможню и оставил с багажом на тротуаре. В полутемном туннеле при выходе из аэропорта они стояли оглушен ные, ошарашенные. Вокруг двигался разнообразный люд. Огромные чернокожие носильщики толкали нагруженные тележки. Подъезжали машины, такси, автобусы. Стоял страшный шум, гул от двигателей. Запах выхлопных газов забивал нос, першило в горле. Подкатило желтое такси. Здоровый, высоченный полицейский подошел к таксисту и стал показывать жестами, чтобы он уезжал. Выскочил шофер и стал пререкаться с полицейским, все время повторяя: «Why! What!» Аля почему-то показалось, что это «наш» человек, из Союза.
— Слушай, Борис, этот таксист — русский.
 Борис без промедления:
— Эй, парень! Ты русский?
— Я? А вы что, прилетели из Италии? Эмигранты? Что, ждете? А а. Да да. Вам автобус подадут. Слушай, дорогой, мне нельзя здесь стоять. Этот полицейский меня гонит. Я скажу, что должен вас забрать и пошел за багажом, — с ходу предложил таксист и быстро скрылся в дверях.
       —  Ну «наши» уже здесь вовсю шуруют, — с восхищением воскликнул  Борис.
       В это время служащий, который встречал эмигрантов, пригласил садиться в автобус. Сначала автобус медленно продвигался по разъездам, а затем вошел в поток машин, который вился и несся огненной змеей, и, казалось, уже никуда не выскочить из него, надо только влиться и ощутить эту скорость, почувствовать ее, чтобы остаться в этом потоке, иначе тебя выбросит вон. И вот автобус мчится в Нью-Йорк, в город больших возможностей и исполнения желаний.
    Привезли их на Манхэттен в гостиницу Graham — 28-я стрит и Пятая авеню. Номер: две комнаты и место для при готовления нищи с портативной электроплитой.
Впереди два выходных дня — они были предоставлены самим себе. Утром Аля пошла в магазин купить что-нибудь к завтраку. У портье она спросила, где ближайший магазин. Вышла на улицу. Холодно. Пусто. Она посмотрела направо, налево — ни души. Быстро, прибавляя шаг, Аля пошла вдоль улицы. Высокие серые дома сжимали пространство. Ветер продувал улицу, как в вытяжной трубе, кружил газетные листы, гремел пустыми банками и, завихряя, гнал мусор за угол. Она вдруг отпрянула в испуге: в нише подъезда кто-то лежал на картоне, закутанный в тряпье. Это существо зашевелилось, и показалась чем-то обернутая голова. По пути ей еще попалась пара несчастных, грязных бездомных.
      «Боже! Вот этот огромный, холодный город — город, где никому нет дела до маленького человека и до тебя. Кому мы нужны здесь? Вот это капитализм, — ежась от ветра, думала Аля. — Что с нами будет?» Ей стало страшно.
Еще в аэропорту им выдали деньги, а в понедельник они должны идти в Толстовский фонд, который помогает в устройстве эмигрантов в начале их пути на американской земле.
После полудня они вышли из гостиницы на Пятую авеню. Погода изменялась, засветило солнце — Нью-Йорк повеселел, приглашая их на свои улицы, изумляя красотой, присущей только ему. Ввысь, к небу, тянулись небоскребы, поражая величием и мощью. Они смотрели на них, задрав головы, как завороженные и не могли поверить, что стоят здесь, в самом центре Нью-Йорка, таком когда-то далеком и недостижимом, а теперь, вот он — Нью-Йорк — реальный.

                Взлетая с грохотом и звоном
                Над опрокинутым Гудзоном,
                Манхэттен вижу я в упор,
                Огромных зданий силуэты —
                Они грядущего приметы
                или былому приговор?
                Они врастают в поднебесье
                И чудятся безумной смесью
                Грез ангельских, бесовских снов...

           Утром в понедельник они втроем пешком отправились в Толстовский фонд, который находился на 57-й стрит и углу Бродвея. Их провели в кабинет, где молодой человек беседовал с ними около двух часов, заполняя бумаги и рассказы вая, что на первых норах им будут помогать: подыщут квартиру, уже есть договоренность с одной организацией в Джерси Сити, устроят на курсы английского языка, помогут найти работу, и если понадобится, предоставят медицинскую помощь, решат прочие житейские проблемы, возникающие у эмигрантов; получать они будут в  неделю $45 на семью. Он также сказал, что работу надо искать побыстрее, так как долго их содержать не будут.
Единственные знакомые в Штатах у Али и Бориса была семья Гуревич, которая уехала из Ленинграда на год раньше и поселились в Джорси Сити (Jersey City).  Евгения Самуиловна Гуревич работала в Ленинграде вместе с ее мамой в женском ателье.
У Али был номер ее телефона, и как только они поселились в гостинице,позвонили Гуревичам. Евгения Самуиловна пригласила их. Даня ее сын объяснил, как ехать к ним в город Джерси Сити на метро. Как радостно было встретить знакомых, далеко от дома, почувствовать хоть какую-то поддержку, узнать, как устраиваются люди в чужой стране. И надо же было такому случиться, что  их поселили в том же самом городе, рядом с семьей Гуревич. И живут они уже здесь по сей день, 45 лет.
После двух недель проживания в гостинице в Нью-Йорке их семью перевез на своей машине в Джерси Сити Лев Найман, тоже эмигрант, бывший ленинградец; он работал в организации - CASE, которая помогала вновь прибывшим эмигрантам адаптироваться в США.
Джерси Сити — город, расположенный на противоположном берегу Гудзона, прямо напротив Нью-Йорка. Нырнули в туннель, и, проехав минут десять, вы уже на другом берегу, это другой штат New Jersey. Подъехали к домикам, словно приросшим к друг к другу, вытянувшись линией с двух сторон Мерсер стрит. Машина остановилась у одного из них. Лев Найман помог поднять багаж на второй этаж и открыл дверь в квартиру. Вот их первое жилье в Америке. Квартира вытянутая, словно пенал — от окон, выходящих на улицу, до окон, выходящих во двор. Дом шириной в три окна. Комнаты пустые,грязный палас, стены и потолок покрашены, видимо, по старому слою краски,в гостиной в углу, стоят четыре старые настольные лампы разных фасонов, в спальне прямо на полу лежат разных размеров, бывшие в употреблении матрасы. Следующая за спальней — ванная с туалетом, не очень приятного вида. И затем довольно большая кухня — есть плита, стол, стулья и холодильник. Окна из кухни выходили в малюсенький дворик.  Квартира запущенная. Надо делать большую уборку. Дом старый, возможно, ему лет сто. Ну что ж, и то ничего — жилье есть — будем жить!
         И так было угодно судьбе, что они связали свою жизнь с этим городом, рядышком с Нью-Йорком, у него под мышкой. Им сказали, что в предоставленной квартире они будут жить временно, а потом им дадут новую квартиру в доме, где заканчивается капитальный ремонт.
В доме на Мерсер-стрит поселили еще четыре семьи эмигрантов, которые шли через Толстовский фонд. Организация, взявшая над ними опеку, определила их на курсы английского, а Женю — в школу, хотя до конца учебного года оставался всего месяц. По утрам Аля с Борисом стали ходить на занятия. Во второй половине дня они были свободны.
 Борис тосковал по работе и еще очень хотел иметь машину. Он останавливался около автомастерских и подолгу смотрел, как работают люди. «Вот взяли бы они меня на работу, на любую зарплату», — повторял  Борис каждый раз, когда они проходили мимо мастерской. Но как спросить?
 Организация CASE ни чего не могла им подыскать, кроме работы грузчика. Борис хотел работать, но просил найти ему работу авто или радиомеханика, или электрика.
   Аля предложила: «Знаешь надо найти синагогу, может, американские евреи примут участие и помогут нам найти работу».
Однажды, гуляя по городу, они вышли на Кеннеди бульвар и увидели большую, красивую синагогу. На дверях были указаны часы ее работы. В пятницу Аля и Борис пришли к шести часам вечера, когда служба уже шла. При входе в зал их встретил пожилой человек. Он дал им по книжке — это была Тора, а Борису надел на голову кипу, затем провел в зал и усадил. Все стали оборачиваться и с любопытством смотреть на них. В зале стояли рядами стулья, народу было много, перед сидящими стоял раввин с открытой книжкой и монотонно, нараспев, читал, вероятно, молитву. Аля и Борис раскрыли Тору и стали ее листать. Кто-то обернулся к ним и показал пальцем строчку, где надо читать. Они, конечно, ничего не понимали — написано по английски. Кончилась служба. Все поднялись, подошли к ним и стали с интересом их расспрашивать: «Кто такие? Откуда?» Аля и Борис отвечали.
«О, Russian! Russian!» — стали все повторять вокруг. На них смотрели доброжелательные приятные лица.
— Welcome to America! Good luck!
   Кто-то стал звать: «Мг. Temkin, мг. Temkin! Не speaks Russian». К ним подошел симпатичный, пожилой мужчина и действительно заговорил с ними по русски, правда, с акцентом. Мистер Темкин приехал в Америку десятилетним ребенком из «Минска Пинска» (так обычно говорят американские евреи, которые эмигрировали из царской России в начале XX века). Он стал им переводить. Затем в середине зала раздвинулась стена-гармошка, за ней, оказывается, стоял длинный стол, где на подносах были пирожные, печенье, соки, кофе, чай, в вазах — фрукты. Алю и  Бориса пригласили пройти в зал. Так они познакомились с коренными американцами-евреями. Стали ходить по пятницам в синагогу. И,к стати, одна пара пригласила приходить к ним домой, заниматься английским.

    А Лев Найман дурил головы всем эмигрантам, которых он якобы курировал и был связующим между ними и CASE. Он врал, что квартиру они получат в новом доме, который будет вот-вот готов: «Только в том случае, если вы будете работать». Все это было неправдой. Надо сказать, что наши соотечественники оказались, мягко говоря, нечестными и пытающимися нажиться на своих. Оказывается, Лев Найман, рассчитывал на взятку — тогда бы он помог вам поскорее вселиться в этот дом.   
Такие дома,как раз и были предназначены для малоимущих американцев и тем, кто законно приехал в США,которым федеральное правительство дает право вселяться. 
И не Найманы решают, кто будет жить в таких домах. К тому же все «наши» эмигранты очень ревниво следили чтобы кто-нибудь из соотечественников не вырвался вперед и не устроился быстрее. Они не хотели этого. Они боялись сообщить какую либо новую информацию, чтобы кто-то не воспользовался ею раньше их. Даня и его приятель Миша были в приятельских отношениях с «товарищем Найманом» и знали, где находятся эти новые дома. Они уже посмотрели, какие там квартиры. А вдруг лучше, чем те, где живут они сейчас? Надо самим первыми вселиться в эти дома. И когда Аля с  Борисом спрашивали: «А где эти дома? Посмотреть бы». Даня и его приятель отвечали, что понятия не имеют.
Прошло уже недели три, как их привезли в этот город. «Товарищ Найман» выжидает и говорит, что дома не готовы. Аля по отрывочным разговорам у Гуревичей поняла, что дом находится где-то недалеко, рядом с большим магазином. Она подошла к прохожему на улице и спросила: «Where is big food store here?» Ей показали. Подойдя к магазину Shop Rite, она увидела строительную площадку и направилась туда. «I like to rent the apartment»(Я хочу снять квартиру), — сказала Аля рабочему, и тот посоветовал ехать в офис и дал адрес.
И вот Аля с еще одной эмигранткой в этом офисе. Их очень тепло встретили. Молодая худощавая американка задала вопросы и заполнила документы. Все произошло быстро. Согласно доходу, а они получали на данный момент $45 в неделю от Толстовского фонда, им насчитали квартплату всего $47 в месяц. Они не могли поверить и несколько раз переспрашивали. Но все так и было. В офисе им сказали: «Поезжайте в дом и попросите управляющего (superintendent)  показать вам квартиры. Выбирайте, какая вам понравится, скажете суперу, он даст вам ключи и можете переезжать».
Они стали первыми, кто получил квартиру в этих домах, на улице с голландским названием Van Wagenen Avenue. Для них было удивительно, что так все просто. Вот так — выбирай любую квартиру! Они обошли несколько квартир. Аля выбрала на третьем этаже — трехкомнатную, окна выходили на тихую улицу. Большая гостиная и две спальни, ванная с окном и много встроенных шкафов. Кухня вся оборудована: холодильник, посудомоечная машина, большая газовая плита, шкафчики на стенах. В этот же день они перетащили свои  чемоданы. Это было недалеко. Когда «товарищ Найман» узнал, что без него они нашли офис и даже переехали, он был вне себя. К тому же его разоблачили.
Однажды, придя в синагогу, Борис подошел к мистеру Темкину и попросил найти ему работу. Вскоре мистер Темкин нашел  Борису работу в автосалоне "Toyota", владельцем которого был итальянец Мистер Де ФИО. Борис должен был устанавливать в новые машины радио, кондиционеры, по желанию покупателя. И вот первый чек за неделю — $130. А тут и следующая мечта осуществилась — через месяц  Борис купил машину, японскую, «Toyota Corolla» - совсем недорого — $2000, машина почти новая (всего три месяца, как была куплена), но кто-то после аварии (помято левое крыло) решил ее продать, чтобы не возиться. Некоторые люди могут себе такое позволить.
 Борис работал очень усердно. Он устанавливал по пять - по семь приемников в день. А его напарники, один «латинос», другой чернокожий, дай бог, одну установку в день. Они забирались в машину и спали. Уволить их не могли, так как профсоюз защищает права рабочих.

   В 70-е и в начале 80-х все эмигранты, приехавшие в Америку, были в одинаковом положении, все стояли на одной стартовой линии. Все начинали с нуля, а  кто-то вырвался вперед и добился своей мечты. Америка дает такую возможность каждому и проверяет, кто на что способен. Америка — страна неограниченных возможностей. «Если повезет», — добавляют обычно. Так было и так есть. Надо очень тяжело работать, чтобы достичь своей мечты.
                Аля привезла с собой почтовую открытку, сохранившуюся от отца.
Она датирована 5 августа 1927 года и прислана из Чикаго его матери от племянника Романа:
          США, Чикаго 5/8/27
         Уважаемая Софья Павловна!
         Привет Вам и Вашему сыну из далеких американских стран,
         где все сгорают в упорном труде, и все возрождается этим же трудом.
         До скорого свидания.
         Уважающий Вас Роман.

      Более  века прошло, а все это так и осталось.
Надо сказать, эмигранты из Союза, добиваются успехов быстрее, чем эмигранты из других стран. Расселяли их по всем штатам. Кого привозили в Нью-Йорк, расселяли в разных районах: в Бруклин, Квинс, некоторых в Бронкс. Бруклин заселялся в основном около океана на Брайтон Бич. Стали открываться русские магазины, рестораны, салоны, где эмигранты встречались и обменивались новостями. Хотели быть ближе к своим.

 
   




 
 
                --- ТРИ ВОЛНЫ ЭМИГРАЦИИ
                ПЛЮС ЧЕТВЕРТАЯ ВОЛНА----   
 
          
       Третья волна эмиграции из СССР, в период 1970-1989,"время застоя".  Она  была самой многочисленной после 1917 года. Среди эмигрантов этой волны значительную часть составляла интеллигенция. В этот период в стране появились совершенно новые процессы – движением инакомыслящих – аресты,диссидентство, андеграунда и насильственное лишение гражданства. Так, лишь, в начале 70-х гг. за рубеж из СССР выехало более 50 тыс. представителей интеллигенции. Это социально новое культурное  явление эмиграции. По мнению ряда исследователей, в ее основе лежали национальный, религиозный и социально-политический факторы. Первый фактор национальный – это были лица еврейской национальности – к русским не имел отношения. Израиль потребовал у Советского Союза: «Отпусти народ мой!» А второй и третий факторы действительно воздействовали на увеличение количества желающих уехать из СССР. В западной печати фигурируют разноречивые данные о численности, покинувших СССР в «годы застоя». Наиболее часто встречаются цифры: 170-180 тыс. человек за 1971-1979гг.  и 300 тыс. человек за 1979-1989гг. Окончательное разрешение на выезд в каждом конкретном случае относилось к международному имиджу СССР: массовые протесты еврейских общин у посольств, петиции, ноты протеста западных политиков, обращения Нобелевских лауреатов к Брежневу, срывы гастролей советских артистов.  Американский конгресс принимает знаменитую поправку    Джексона-Вэника, которая ограничивает торговлю со странами, препятствующими эмиграции и нарушающими права человека. Если в 1970 году по израильским визам выезжает из СССР    около тысяча человек, то в 1973-м — уже больше 34 тысяч.
  Абсолютное большинство уезжало по израильским визам, как сейчас говорят, люди еврейской национальности – это была единственная возможность выехать из СССР, но  многие поехали не в Израиль, а в США, в Канаду и другие страны. Среди диссидентов были и русские, как  члены еврейских семей. В ту пору даже бытовала шутка: «лучшее средство передвижения – еврейская жена». Культурная, научная, писательская и журналистская интеллигенция выезжала из Советской России, сформировавшей их особое советское мировоззрение. Начиная с середины 1970-х гг. СССР покинули А. Солженицын,Иосиф Бродский, Юз Алешковский, Сергей Довлатов,Василий Аксенов, Г. Владимов, В. Войнович, Н. Коржавин, Э. Лимонов, Виктор Некрасов,   Саша Соколов,   А Синявский, Эфраим Севела и много других. Причиной их выезда в большинстве случаев стали политические факторы. Стали невозвращенцами Михаил Барышников, Рудольф Нуриев, Наталья Макарова, Александр Годунова. Из СССР выслали Станислава Растроповича вместе с Галиной Вишневской. Художника Михаила Шемякина. Скульптор Эрнест Неизвестный.  И много других.
«Очень образно написал об эмигрантах третьей волны журналист А. Нежный: «Уезжали и уезжают не от России – от нее вообще невозможно уехать. Бегут от государства, грузная туша которого закрывает небеса; бегут от власти, у которой нет ничего святого; бегут от домоуправления, райкома, обкома, радиовещания, от сексотов, лагерей, очередей, от бесстыдной лжи и холодной жестокости, от чудовищного бескультурья и победоносного хамства – бегут, чтобы спасти от монстра свои смертные тела и бессмертные души, бегут, проклиная и плача».


Первая волна – 1917-1920 г.г.,когда гражданская война и красный террор выплеснул из страны сотни беженцев, осевших на чужих берегах. Это была " белая эмиграция": дворянство, купечество, солдаты Белой армии во главе с офицерами.  Это была русская культурная интеллигенции - Бунин, Набоков, Цветаева, Куприн, Федор Шаляпин, Сергей Рахманинов, Джордж Баланчин, Александр Вертинский,Михаил Чехов (племяник) и много других.   
Вот кстати, анекдот об эмиграции первой волны во время революционных лет:
- Почему Рахманинов покинул Россию и уехал в Америку?  -  Он не понял значения Октябрьской  Революции.
-  А почему Хейфиц уехал в Америку?
-  Он понял значения Октябрьской Революции.

Вторая волна – 1941-1947 г.г., -  это  эмиграция перемещенных лиц , то-есть советские граждане, попавшие в плен и оставшиеся вовремя войны и после военных годов за границей и не пожелавшие вернуться на Родину.  Это эмиграция прошла не заметно и состояла из простых людей. Вторая волна не без основания увидела в третьей волне нежелательных конкурентов в области советологии, носителей еще более свежей информации о Советской России, да к тому же и не бесталанных. Левые круги Запада, сторонники мирного сосуществования с после сталинской Россией, также не захотели сближаться с этой эмиграцией, само наличие которой опровергало их благие надежды.

 
Первая и вторая волны эмиграции отнеслись к третьей волне с антипатией довольно  неприязненно, каждая по своим причинам и не хотели с ними сливаться.

Четвертая волна – это 90-ые и далее нулевые, «перестроечная» волна сменила третью волну эмиграции, национально- политическую, покидающих навсегда русскую Родину:  70-х, начала 80-х гг., и о возращении  и не было возможности.  Их называли:  «враги народа»
  Четвертую волну чаще всего называют "экономической эмиграцией" или «колбасной». Союз рухнул, производство остановилось, люди потеряли работу,полки пустые, рубль обесценен, и «железная занавес» поднялась, можно ехать в любую страну, искать работу  и можно возвращаться. Вы продали свою квартиру или нет, но вы можете  брать с собой деньги. Тем не менее, мотивы покидающих ныне Россию, эмиграцию, условно принято делить на производственную и сугубо экономическую. Вымывается интеллектуальный - лучший потенциал страны,  уезжают самые активные, умные и мобильные. "Утечка мозгов".

     Человек должен всегда находиться в настоящем моменте жизни, где он хочет, где ему хорошо. Ведь хочется наслаждаться жизнью.

     И слава Богу, мы уже здесь. 

            

                --- ЭМИГРАЦИЯ ИЛИ ЗАСЕЛЕНИЯ "РУССКИМИ"
                БОЛЬШОГО НЬЮ-ЙОРКА.ТРЕТЬЯ ВОЛНА.--- 


1970 – 1988 гг. В Италии, в городах Ладиспали и в Остии, в 40 и 30 минутах от Рима, в поисках дешевых квартир или комнат, стали селиться эмигранты из СССР.  Организации: ХИАС,( принемал лица еврейской национальности)и Толстовский Фонд (принимал лица других национальностей и смешанные браки) находились в Риме. Эти организации выдавали положенную сумму денег на семью в лирах: чтобы снять комнату и на питание.Наша семья  из Рима перебрались в Остию. На большой центральной площади около здания почты собирались эмигранты из Советского Союза и общались. Здесь на стенках или колоннах вывешивались разные объявления, предложения (на русском языке). Вновь  приехавшие   здесь могли найти комнату, узнавали новости, обсуждали главный вопрос: Куда ехать? – в Штаты, в Канаду, Австралию, или даже в Новую Зеландию... Как долго  ждать приглашение на собеседование в Американское посольство? Что спрашивают? Как продать вещи, которые привезли с собой, чтобы потом поехать путешествовать по Италии? Да и просто знакомились друг c другом. Это были «Римские каникулы», у кого 3-4 месяца, а у кого и до года.
Эмиграция – это как и на войне – она легко сближает даже совершенно разных и еще совсем незнакомых людей.
– Слушайте, мужчина, вам нужна квартира? Есть замечательная квартира, у моря, две спальни. И в электрическом счетчике уже стоит «жучок». Вы не будете платить за электричество! Сколько я хочу? Обыкновенные маклерские – сто процентов от ренты.   Шо? Я уезжаю? Ну и шо, шо уезжаю? Я же могу передать эту квартиру не только вам! Вы видите, сколько приехало народу?! За один месяц – две тысячи человек! Ну, так вы будете  брать, или мне забыть вас навсегда? Не хотите! Ну, смотрите! Я только свистну…
– Вы уже были в Неаполе – за столиками? Не были? А как же вы поедете в Америку?  В Неаполе сервировочные инкрустированные столики стоят пятьдесят миль, а в Штатах – двести долларов! Разница?! Поняли? Все везут. Продадите.
– Везите золото!  Мне написали из Нью-Йорка. Здесь золото самое дешевое, а там – самое дорогое…
– Оптику покупаю! Покупаю оптику!.. Покупайте оптику, и обувь…
– Куртки кожаные надо покупать. Кожа в Италии лучшая.
– Ха! Представляю. Все мы будем, как чекисты. Так строем в кожаных куртках пойдем в Америку.
– Не  знаю, как вам, но по мне, Италия – это какой-то ужас! Вы посмотрите: у них же мусор валяется по улицам! Это даже хуже, чем в Одессе!
– Ой, после Вены, тут, аж брезгую ходить по тротуарам! А вот Вена – да! Ой, как мне нравилось в Вене! Вене – это таки да, заграница! А тут!
–  Вы думаете, зачем нас выкупили американские евреи? За наши политические взгляды? Да они ж на нас такие деньги делают! Взять Италию. А вот тут Остия! Это же был мертвый город! А теперь – зимой! – тут на квартиры цены как летом! А в магазинах? Мы приехали. У них идет такая торговля! Что? Да ладно! Пусть наши воруют. Ну!? Один-два процента. Но итальянцы все равно имеют нагар…
– Не знаю, как вас, а меня по утрам охватывает какая-то радость, что я уже добрался сюда, что я здесь, а не там. И пускай я не говорю еще на их языке, и пускай я не знаю, как войти в магазин и что сказать, когда он бежит к тебе с вопросом «Чем могу вам служить?», но все равно – я просто сам себе не верю, что мне так повезло! Я просыпаюсь, осматриваюсь, и верю-не-верю: «Не сон ли это?» И когда слышу, как смеются мои дети в соседней комнате, я верю: Нет, это наяву, это не сон.
– Подожди, еще! Говорят, что Италия просто нищая страна по сравнению с Америкой!.. Улыбайтесь... а вдруг завтра будет еще хуже... Кто знает…
- Да тьфу на вас! Шо вы такое говорите…Не хочу вас расстраивать, но у меня будет все хорошо!
–  А куда деться? Едем в Америку. Посмотрим, что там нам предложат…
Вот такие примерно разговоры происходили между «нашими», такие сцены возникали на площади у почты.
Борис  и Аля нашли у почты в Остии,  себе  комнату,  у "наших", которые  уже получили разрешение лететь в США, заплатив им маклерские 50.00 долларов. Эти, так называемые маклерские, придумали, как говорили одесситы.   Шустрые ребята – на всем сделают бабки.
Здесь же на площади организовывались поездки-экскурсии по Италии. Сюда приезжали представители ХИСА, и из христианских баптистских организаций.
Однажды к почте подъехала машина, оттуда вышли мужчина и женщина, оказались «наши», муж с женой, которые эмигрировали в ФРГ, и они предлагали эмигрантам, желающим перевезти их на своей машине в Германию за 500 долларов. Они рассказали, что сначала вы   приезжаете в специальный лагерь для перемещенных лиц, подаете прошение, и через месяц вам дают разрешение и предоставляют право для проживания в ФРГ, и кроме того, всякие льготы, квартиру, пособия, право на работу и учебу. В общем, как они сказали: «Никаких проблем. Бояться не надо».
Глеба заинтересовало это предложение.  «Представляешь, мы остаемся в Европе, все же ближе к России – к тому же, я знаю более или менее немецкий». Но Аля категорически сказала: «Нет. Это может быть афера. Сейчас мы под опекой Толстовского фонда, нам дают деньги,  и мы не на улице. А вдруг это мошенники? А какие у нас есть документы для въезда в Германию? Вдруг нас арестуют?»
Аля представила на минутку: как они переезжают границу между Италией и Германией, документов у них нет, они абсолютно нелегальные. Нас арестовывают, сажают в тюрьму или вдруг нас эти люди бросают где-то, и мы с ребенком на улице. Если бы мы были одни, но рисковать с ребенком мы не можем. Конечно, Аля  не знала, что в Европе нет границы и пограничников  в том понимании, какое она имела представление, живя в Союзе, и можно  переезжать из одной европейской страны в другую, и никто не спросит документы. Езжай куда хочешь. Но главное: с немцами она не хочет жить. Война с Германией – слишком много пережили люди в Союзе, миллионы погибших, она видела, что немцы-фашисты сделали. Ее семья пережила блокаду в Ленинграде, умерла бабушка. Она осталась без отца, он был убит в 1943 году на Украине. Концлагеря. Она это знает и помнит. И еще она не любит немецкий язык. Грубый, резкий окрик.  Нет. Они не поеду!..
А пока они гуляют по Риму, путешествуют по Италии –  у них «римские каникулы». Когда они улетят в Америку? Они не знали. Ждут, когда их вызовут в Американское посольство для собеседования.
Приехав на запад, они не имели представления о жизни в других странах. Многие не знали, что их ждет. Они знали, что "там" - капитализм. Что капиталисты – эксплуататоры. Что придется трудиться, учиться, трудиться, учиться. Надо начинать жить сначала. Придётся работать на низкооплачиваемой работе, так как нет языка. Человек ищет, где ему лучше и спокойнее, но это не всегда получается. Сначала надо вытащить рыбку из пруда. Много приехало образованных, трудолюбивых людей. Многие понимают, даже если вы имеете высшее образование и в прошлой жизни занимали высокое положение, надо переступить через свое самолюбие и может надо переучиваться, получить другую  профессию. Вы не поняли эту страну, вы не успели въехать в эту страну, вы плохо устроены – вы будите всегда не удовлетворены и кого-то винить. И как оправдать свой образ жизни? Надо преодолеть нерешительность и лень, самолюбие. У каждого своя линия жизни. Время все определяет. Но надо трудиться.  Наша эмиграция преуспела в США по сравнению с эмигрантами из других стран. И, Слава Богу!

   

  Третья волна русской-еврейской эмиграции в период 1970 –1990 годов была самой многочисленной после 1917 года. Среди эмигрантов этой волны значительную часть составляла интеллигенция. В этот период в стране появились совершенно новые процессы - диссиденты и принудительно лишенные гражданства, кто получал приглашение из Израиля.  Так, за границу выехало более 50 тысяч представителей интеллигенции. Это социально новый культурный феномен эмиграции. Началась оккупация «русскими» большого Нью-Йорка. Выходцы из СССР, хлынула в Америку. Её называли: еврейская волна.  В Нью-Йорке  эмигранты селились в Бруклине, в Квинсе,  в Бронксе, также в близких городах штатов New Jersey, Connecticut, Pennsylvania.   Ехали в Калифорнию, в Бостон, Чикаго и другие места США.
Бруклин стал русским районом, особенно его южная часть –  Брайтон Бич. Соседство с океаном, с песчаным пляжем, яркое приморское солнце, все это придает Брайтону вид курортного города, напоминает Одессу, Черное море. Может поэтому здесь стали селиться одесситы и с юга России. На картах Нью-Йорка это район назвали "Little Odessa". И,  наверно,  прежде всего этот район, запущенный, пришедший в упадок, обязан им, одесским эмигрантам, их жизнестойкости,    предприимчивости, энергии, находчивости и главное - они с чувством юмора. Побродите по Брайтону, и вы увидите русские магазины, рестораны, аптеки и надписи на русском языке. Хотя это еврейская эмиграция, но наш язык русский и нас в Америке называют русскими. В Союзе мы были евреи, а здесь стали русскими. И вы идете ,а кругом говорят на русском. Вот даже шутка появилась:
         «Как там Америка? - спрашивает один из "наших" другого 
          - А мы не знаем – мы туда не ходим».
Магазин «Sam Kislin Electronics»,  в 70-80 годы был один единственный в центре Нью-Йорке, в Манхеттене, на Пятой авеню и между 23-ей и 24-ой стрит, где говорили по-русски. И получилось так, что магазин стал местом встреч, куда заходили эмигранты не только купать телевизор, но и поговорить, и услышать от людей, что-нибудь нужное, полезное, узнать новости.  Люди рассказывали, где и какие имеются работы, как заработать, чтобы прокормить  семью, где снять  квартиру, где безопаснее район, где хорошие школы.  Люди искали помощи, совета, они были растеряны. Ведь большая часть эмигрантов были образованные молодые, средних лет, еще работящие люди, им хотелось скорее приложить свои силы и знания. Но… в начале – надо ходить на курсы, учить английский. – “second language». И не гнушаться любой работой.
Человек в какой-либо стране  определяет свое сознание во многом, от того, какие средства массовой информации (газеты, радио, ТВ), и о чем они сообщают, какая пропаганда исходит от них. В это время в Нью-Йорке издавалась одна единственная газета на русском языке: «Новое Русское Слово». Газета была основана  в 1910 году, еще «первой эмиграцией». Редактор газеты был Андрей Седых.
С утра мы бежали в киоск, в русский магазин и покупали газету за 0.35 центов. Откуда узнавали новости: что происходит в Союзе, в Штатах, в Израиле? Что произошло в Конгрессе, в Белом Доме, в Нью-Йорке?  В газете много статей и комментарий на политическую тему, различные советы,  объявления о продаже различных товаров, о съеме квартиры, об учебе, о курсах английского языка.
В 1980 году стала издаваться газета «Новый американец» - редактор   Сергей Довлатов. Сотрудники талантливые люди нашей эмиграции. Эта уже наша газета новых эмигрантов третьей волны. Это была наша история.
  Стали открываться  медицинские офисы, туристические агентства, юридические бюро, музыкальные школы, детские садики, танцевальные, спортивные классы, книжные магазины, мебели, одежды, мехов, детский мир и даже русская баня «Сандуны». Все больше эмигрантов переселяется в Бруклин. И не случайно на карте нью-йоркского сабвея (subway), Брайтон называют “Little Odessa” (“Маленькая Одесса”). На Брайтоне рестораны росли как грибы. Особого труда не стоило открыть ресторан – умеешь готовить, купи нужные продукты, поставь всех своих родственников на кухне и в зале – готовь щи-борщи, котлеты, салат оливье, шашлыки, блины с икрой и повидлом и прочее, прочее. А сам или сама сядь за кассу. И, конечно, нужна музыка, русская музыка. Много приехало профессиональных музыкантов, которые рвались хоть где-то работать и зарабатывать. Открылся один из первых Ресторан «Садко», «Одесса», «Кавказский», «Golden Palace», «Приморский», «Paradise», «National» «Распутин» и пошли открываться другие. В каждом ресторане вечером играл оркестр из  пяти-шести музыкантов и, обязательно, нужны:  солист или солистка. Запела Любовь Успенская, Миша Шифутинский, запел Миша Боцман, знаменитый Михаил Гулько, Анатолий Днепров, Анатолий Могилевский, и наконец, Вилли Токарев и его знаменитая аккомпаниаторша Ирина Титова-Ола. Рестораны были полны народа, особенно в пятницу, в субботу, в воскресенье. Отмечали дни рождения, свадьбы, Bat Mitzvah, разные юбилеи, праздники. Веселился народ – ели, пили, пели, танцевали от души. Тогда еще артисты не приезжали на гастроли из Союза, они не могли приехать, вы понимаете почему – это были 1975-1988 годы, а мы были врагами народа, предатели. Русских кино и видеокассет тоже не было. А людям хотелось собираться вместе – веселиться, танцевать, петь и просто встретиться с друзьям. Южная часть Бруклина, Брайтон Бич уже прочно закрепилась за русскими. Открыты просветительные центры, концертные залы, книжные магазины, газеты, радио и теле-станции. Был снят первый русско-американский сериал в 2003 году «ПМЖ» – «Постоянное место жительства» режиссер Георгий Гаврилов и где снялись наши знаменитые актеры Елена Соловей и Борис Сичкин.
Каждая нация хочет группироваться и жить в своей общине вместе. Бруклин – стал центр русскоязычной общины, где после большой, в основном еврейской эмиграции - в 80-ые и затем распада Советского Союза в 90-ые годы, она  способствовала расцвету этого района. Бруклин   –  наш!

 P.S.
       И вот 2023 год. Прошло почти пол века. Уже нет Советского Союза, а есть Российская Федерация. Изменился мир. Измиенилось население в Бруклине. Теперь идет эмиграция  из бывших советских республик, много из азиатских республик. Они открыли свои бизнесы. 
           "У нас теперь не "Little Odessa" (Маленькая Одесса), а "Большой Ташкент". Говорят на Брайтоне.


 
Анекдот.
Где-то далеки 70-ые. Одесса.
Рабинович проходит по улице Бабеля мимо здания КГБ. На дверях табличка: «Посторонним вход запрещен».
Рабинович: «О! Смотри!  А то, если бы они написали:
«Добро пожаловать» - Я бы туда  зашел!!!






                ---I WILL SURVIVE! WE WILL SURVIVE!---

Прилетели мы из Италии в США на самолете Alitali в аэропорт имени Кеннеди в Нью-Йорк (JFK), 11 мая 1978 году поздно вечером. Нашу семью привезли из аэропорта   в гостиницу   "Graham"  - 28 street and 5 Avenue. Центр Нью-Йорка. Номер из двух комнат, с телевизором, не большой закуточек с  электроплитой, холодильник и самая необходимая посуда. Условия проживания нормальные.          
Еще в аэропорту  нам дали  конверт с деньгами.  На другой день нашли магазин, купили продукты. В номере  позавтракали и пообедали. Было воскресенье, а  в понедельник мы пойдем в Толстовский фонд.

                Из сухожильев сплетены мосты,
                Повисли над водою нервной глыбой,
                И небоскребы, как на суше рыбы,
                Хватают воздух высоты.         
                Толпа гуляет – уличный сквозняк –
                В беседах и коротких остановках.
                В рекламах город, как в татуировках,
                Веселый,  разбитной моряк.

  Вышли в город – огромный, незнакомый, таинственный, зовущий в свои улицы - ущелья,  обрамленные небоскребами. Вышли прямо на 5-ую авеню.  Прохладно, мы в добротных демисезонных пальто, которые были сшиты в Москве, в ателье. Видим книжный магазин и заходим. На одной полке   множество словарей, разных иностранных языков. Пока мы разглядывали словари, мы потеряли из вида нашего сына. А он стоит у окна, где на подоконнике разложены какие-то  журналы. Я подхожу к нему и заглядываю, что он смотрит. И в ужасе вырываю из его рук журнал, где на развернутой странице,  во всей красе  лежит в обнаженной позе девица. Это был журнал "Play Boy". Наш 11-летний сын с первых шагов в Нью-Йорке увидел: О, ужас! Порно.  Я и сама никогда не видела «такое». Вот так, вдруг, уже в детстве, что-то случайно, может быть повлиять на всю вашу жизнь. Может быть!?
В гостинице мы прожили  две недели. Днем мы гуляли по  Нью-Йорку, вечером смотрели ТВ, слушали музыку.   В это время была очень популярная   песня "I Will Survive" в исполнении замечательной певицы Gloria Gaynor.   Она звучала везде: у нас в номере, в холле, в магазинах. Музыка ритмичная, трогательная и запоминающаяся. Голос певицы очень высокий и приятный. Тогда мы не знали, ни имени этой певицы и не понимали  содержание этой песни и, что значит слово: "Survive".   Эта первая мелодия,  которую я услышала в Нью-Йорке, мне запомнилась   навсегда.  Позднее я узнала, что значит это слово в переводе  и  содержание песни. Песня стала как бы пророческой в нашей жизни в Америке:
            "I Will Survive!" - "Я выживу!" "Выжить!"  «Надо выжить!»
  И мы действительно выжили!  Да я живу! Живу! Я выжила!

Мы – эмигранты. Нас трое. Мой муж - Борис, мой сын - Евгений и я - Алевтина. Мы проходили по Толстовскому Фонду. Нас определили еще в Вене, как смешанная семья: Борис по матери - украинец, по отцу - еврей. Я, вообще, полу-русская - полу-полька. А Женя, так он из всего этого, имеет всё по четвертинке. По всему этому, нас в Вене еврейская организация ХИАС не взял к себе. Нас взял Толстовский фонд. Так мы выехали из Союза на Бориса еврейской половинке – это нам помогло оформить Израильский вызов. Когда пришел вызов из Израиля, якобы от Бориса тетушки по еврейской линии отца, и мы стали оформлять документы для воссоединения с семей, на выезд, на землю Обетованную в Израиль. А визу нам прислала моя сослуживица по работе в тресте Мосфундаментспецстрой Людмила Литвинова, когда она уже была в Риме.  Однажды, когда я после выходного, пришла на работу, мой начальник, с которым мы были в дружеских отношениях,  спрашивает меня: - «А,что, Литвинова уезжает в Израиль?» Я посмотрела на него с удивлением.  – «Ты, что и вправду не знала?» - недоверчиво спрашивает он. – «Да. Не знала. Первый раз слышу от тебя». Неожиданно для всех. Во время своего отпуска, Люда подала документы в трест, что она  эмигрирует в Израиль, и уже не выходила на рабору. Признаться, я была, прямо сказать, ошарашена. Мы были близки, часто говорили на очень откровенные темы, которые бывают между близким подругами. Со всем недавно она гостила у нас на даче. И не одного слова, ни намека, вообще, о каком - то Израиле. А тут!? Сразу: раз - и уже уезжает! И не сказала! Все держала в тайне. На работе все откровенно молчали, в течение этого дня сосредоточенно работали, уткнувшись, носами в свои столы. Вот это новость!  А через год и я  уехала.
И так один этап вашей жизни пройден. Вы вдруг решились на трудный шаг –  порываете резко связь c прошлым и  вы лицом к лицу с неизвестным будущим.  Вы в другом полушарии. Это Америка. И все здесь другое... Не огладываясь на прошлое, назад – учимся, познаем.  Толстовский фонд в Нью-Йорке нас передал в организацию  в городе Jersey City C.A.S.E (Комитет ассимиляции эмигрантов из Советского Союза). Они нам  помогли  в первое время, с квартирой, с медициной, со школой, с курсами английского. Что сразу я поняла – Америка очень доброжелательная страна. Мы встретили много добрых людей.
Через два месяца я уже работала. Женщина, которая нашла себе работу, уже «получше»,  передала мне свою работу уборщицы в большом офисе. И я была очень рада и  благодарна. Меня это работа не смущала. Я теперь  стала называется «cleaner ladies”. В Москве я была инженером. Но это ведь начало, и я имею уже зарплату. Хоть и небольшую.  И вот спустя два месяца, мы могли купить телевизор. Первая покупка – телевизор. В первую очередь эмигранту нужно учить английский   и слушать, слушать и слушать английский! И конечно, все покупали сразу –  ни мебель, ни матрас, ни одежду - а телевизор!   А также, в начале надо ходить на курсы  – “second language».  Учить английский.
 

                ---ТОЛСТОВСКИЙ ФОНД---
 
           Tolstoy Foundation — благотворительный фонд был основан в 1939 году в США, младшей дочерью писателя Льва Толстого - Александрой Толстой, с целью помощи русским эмигрантам, а так же оказывая помощь беженцам, перемещённым лицам, сиротам, финансировал образовательные программы.
    Были приложены титанические усилия. Графиня Толстая связалась с Международным Красным Крестом, с Госдепартаментом США, с Всемирной организацией церьквей. Фонд был зарегистрированным в штате Нью-Йорк 15 апреля 1939 год. Среди учредителей и спонсоров были: Сикорский Игорь Иванович, Рахманинов Сергей Васильевич, Татьяна Шауфус-Раппопор (подруга Александры), бывший посол России Бахметьев Борис Александрович и один из лучших русских лётчиков Сергиевский Борис Васильевич. Тогдашний президент США Гувер Герберт Кларк был избран первым почетным председателем  Фонда и прослужил на этой должности до своей смерти в l964 году. В 1941 году частный спосор мистер Яроу, которому Толстая  спасла жизнь в Турецкой Ар­ме­нии, дал возможность Фонду приобрести ферму -70 акров земли, в 30 милях на север от Нью-Йорка в г. Вэлли Коттедж.
    На скром­ные средс­тва, дочь Льва Тол­сто­го, Александра, вмес­те со сво­ими
по­мощ­ни­ка­ми ос­ва­ива­ет фер­му, где в случае необходимости, пожилые  люди могли провести  остатоки своей жизни при надлежащем уходе.   
    Толстовская ферма стала центром переселения для более чем 30 000 беженцев,на ней был организован дом престарелых для эмигрантов.
   
   
       Летом 1971 года президент США   Р. Никсон  прочитал доклад о положении и деятельности этнических меньшинств в США. В нём говорилось о 32 этнических группах. Никсон воскликнул: «А где же русские?». Русские в докладе не упоминались, так как единой организации американцев русского происхождения тогда не было. После этого из Белого дома позвонили профессору-геологу и антикоммунистическому активисту Е.А. Александрову и сообщили, что президент
заинтересован в создании такой организации. В результате в 1973 году был создан
   "Конгресс русских американцев".
 
   ПРЕЗИДЕНТЫ ТОЛСТОВСКОГО ФОНДА

Александра Львовна Толстая графиня (1939—1976)
Татьяна Алексеевна Шауфус (1976—1986)
Теймураз Константинович Багратион князь(1986—1992)
Борис Андреевич Ванадзин -князь (1992—1996)
В 1996 году пост президента фонда был упразднён.

Офис Толстовского Фонда находился на 57th Street Manhattan, New York, и принемал беженцев из разных европейских стран: русских, поляков, украинцев, румын, армян,грузин и т.д.

   ПРЕДСЕДАТЕЛИ   
 Платон Малоземов
Константин Сидамон-Эристов (Эристави)
Eugenia Jahnke
Борис Андреевич Ванадзин (1992—2009)

   ИЗВЕСТНЫЕ ПОДОПЕЧНЫЕ ФОТДА
         
Её Высочество Княжна Вера Константиновна
Николай Орлов — танцовщик
Ольга Александровна Спесивцева - балерина
Наталия Петровна Врангель-Базилевская
Роман Николаевич Верховский
Вячеслав Григорьевич Науменко
Владимир Иванович Юрасов
Dr Alexander Elder
Елена Александровна Извольская -писатель
ВИЛЛИ ТОКАРЕВ - композитор,певец

 За что и наша семья (наполовину русская), которая эмигрировала в 1978 году в США,благодарна Толстовскому Фонду за помощь оказаную нам.


        P.S.  ИНТЕРЕСТНЫЙ ФАКТ
 
Фонд с аналогичным названием существовал в Нью-Йорке с 1892 года и был создан переводчицей Изабел Хэпгуд с целью сбора средств для голодающих крестьян России; все собранные средства пересылались Л. Н. ТОЛСТОМУ.
   

               
                --- МОЯ ПЕРВАЯ РАБОТА---


Стоит ли говорить, какое  значение имела для эмиграции, в 70-ые    одна-единственная русская газета «Новое русское слово». Однажды Аля  увидела в этой газете объявление: требуется  расчетчик и графический дизайнер в «Grossman Steel Company». Она позвонила в офис, и ее пригласили приехать на Nassau street, недалеко от мэрии, City Hall, Manhattan.    
Первое интервью в Америке, Аля очень волнуется. Она вспомнила, как искала работу в Москве. И сейчас она понимала, что надо произвести впечатление, что излишняя скромность ни к чему, наоборот, этакая расслабленность, свобода в манере говорить, улыбка и открытый прямой взгляд.  Американцы – независимы, ведут себя просто и  никаких комплексов. Из пяти претендентов, мистер Джакоб Гроссман выбрал Алю.  Она была единственной, кто прошел собеседование, и вычертила все задание.  Оказалось,  Mr. Jacob Grossman знал русский язык, учил его в университете, и что бы общаться – брал на работу русских, размещая объявления в русской газете. Аля была счастлива – найти работу, да еще по своей  специальности!  Ее первая работа в Америке! Работа ей была знакома – расчеты узлов, несущих конструкций  металлических балок – швеллеров и двухтавров, расчет в узлах соединений, заклепок, болтов. А черчение у нее было превосходное. Как не как, она имела диплом инженера мостовика и  стаж.  Но вначале, ей пришлось переучиваться с метрической системы на инчи, футы, дюймы.  Однажды к ней подошел  мистер Гроссман, и протянул  тетрадь,  на которой  было написано по-русски: «Записки чертежника» (по аналогии: «Записки охотника» И.С. Тургенева).
– Это для ваших заметок, - сказал он, - для изучения и пересчета англо-американской системы измерений, а также для   различных американских идиом».
Вместе с  мистером Гроссманом работал его партнер мистер Давид Честер. Правда, какое-то время Аля чувствовала себя довольно напряженной, так как, помимо самой работы, ей приходилось прислушиваться и понимать английский. Она живет всего год в Америке. Хотя оба джентльмена очень корректно помогали и поправляли Алю и в работе и с английским. Нижний Манхэттен - это деловая часть  New York, где  Wall-Street, WTC  (Всемирный торговый центр), City Hall – мэрия, множество крупных банков и офисов. В обеденное время Аля обычно  выходила на улицу Нассау (Nassau Street). Это узкая улица-променад, с двух сторон расположены кафе, магазины, и прогуливаясь, среди служащих, она чувствовала себя частью этой толпы, причастность к ньюйоркцам, и они ей очень нравились – уверенные, приветливые, общительные, весело и шумно болтающие, вовлеченные в дружеские беседы друг с другом. Аля наслаждалась этой атмосферой, и завидовала им. «Когда я смогу так легко  и свободно общаться с ними.  Я хочу быть похожей на них»,  – думала она про  себя.   
  Эскиз расчета двутавровых балок.
Чертежи  с ее подписью  находятся в архивах построенного
29- этажного здания на Восьмой стрит.
    

                --- “ENGLISH - SECOND LANGAUNGE"---
 
Она опоздала к началу занятий минут на пять. Когда она постучала  в класс, вошла, - все разом повернулись  в ее сторону.
- Excuse me, - смущаясь, сказала  Аля, стоя в дверях.
- Come in. Hi! It is here, your place, - сказал молодой худощавый мужчина, одетый в темно-зеленый вельветовый пиджак, шарфом на шеи. Он стоял в центре классной комнаты, вокруг него сидели полукругом люди на стульях с широкими подлокотниками, где лежали тетради и книги.  Аля увидела свободный стул, прошла к нему. Быстро сняла тяжелую дубленку, повесила на спинку стула, села, достала тетрадь и ручку.
- Hi! I am your teacher. My name is Steve. What is your name?
- My name is  Alevtina .
- It is beautiful name.
Это были курсы: «Английский» - как  «Second Language», для вновь прибывших эмигрантов. На курсы ходили люди из разных стран, в  основном из Мексики, Колумбии, Пуэрто-Рико, Вьетнама и других стран и, конечно, много из бывшего Советского Союза. Занятия начинались с азов, так как люди были разного уровня образования.  В школе и в институте  Аля учила английский, но  в основном упор был на грамматику, а разговорного  почти не было и запас слов чуть-чуть. Учитель давал студентам тему для беседы. Например: рассказать про себя, про свою семью, про страну, от куда приехали, рассказать, как провели выходной день, что смотрели по ТВ, какой  видели последний  кинофильм.
  Аля как год,  жила в штатах и недавно нашла работу в Нью-Йорке, в проектном бюро «Grossmen Steel Company», чертежник - расчетчик.  Три раза в неделю, она после работы спешила на курсы к шести часам.  Курсы находились на 32-ой улице и 6-ой авеню. Не далеко от большого магазина  Macy’s. И что удобно -  рядом был вход в метро.
Аля заметила, что Стив выделил ее из группы студентов и, введя урок, все время как бы обращался только к ней.  Когда он входил в класс, то сразу устремлял взгляд на нее. Сначала, как бы само собой, это была игра, игра взглядов между ней и ним. Встретившись глазами, они как бы говорили: «Я рад  тебя видеть». Они безмолвно понимали друг друга. В классе даже заметили, что Стив  уделяет ей внимание. Кто-то из студентов сказал ей, что   Аля  нравится учителю. Она  хотела думать, что  внимание   Стива к ней,   просто это такое свободное  американское общение педагога со студентами. Но она ждала  каждое занятие с нетерпением.      
  Действительно Стив был красивый молодой человек, высокий, с темно-русыми волосами, обаятельный, лет 35. Он был типичный образ американского мужчины, вот таким, каким она представляла их по фильмам.  Аля шла на курсы с желанием увидеть Стива,  встретить его взгляд, устремленный на нее.
Был февраль.  У  Али 13 февраля день рождения, но в этот день не было занятий. А 14 февраля,  в Америке есть прекрасный праздник – это день Валентина – день влюбленных. И все мужчины дарят девушкам, женщинам, своим любимым  красивые открытки, цветы, приглашают на свиданья, ходят в рестораны. В этот день Аля принесла коробку шоколада -   решила угостить весь класс, по случаю своего день рождения. Ее  поздравили, спели, конечно, песню: «Happy Birthday to  you!»  И вдруг после первого часа занятий, Стив предлагает пойти всем в кафе, что через дорогу и отметить  ее день рождения. Это был для  неё сюрприз. Кто-то пошел домой, а несколько человек пошли в кафе. Она признаться, как приехала, еще не разу не была    в американских  ресторанчиках. Расселись за большой стол. Все что-то заказали себе. Стив принес  для  неё и себе на подносе кофе, слоеные булочки и  сел рядом с Алей.  Постепенно все разошлись. Аля была взволнована этим  положением. Они остались вдвоем.    Аля очень смущалась, так как  английский у неё – никакой. Стив ее расспрашивал об   эмиграции, о семье, о России, чем она занимается, о том, как они устроились и еще о чем-то. Она кое-как пыталась строить фразы, и ей  было очень неудобно. Что это за беседа? Ужасная! А ей хотелось бы ему рассказать обо всем более внятно, на красивом английском языке. Но, увы и ах!  «Что он обо мне думает? Надо учить, учить язык!» 
После занятий Стив проводил  Алю до станции на 33-ей стрит, откуда идут поезда PATH в Jersey City. Уходя, он наклонился и поцеловал ее в щечку. Она сидела в вагоне и думала о Стиве. Нахлынувшее чувство пришло неожиданно  и как бы, не вовремя, не кстати, завладело ею так сильно, что она и боялась этого, и радовалась. Ей очень нравится Стив.
Как-то, во время занятий, Стив вдруг быстро вышел из класса. Все терпеливо сидели и ждали педагога.   Аля решила выйти  и узнать, что случилось. В приоткрытую дверь другой аудитории, она увидела Стива, который  сидел на подоконнике. Она вошла, подошла к нему. “What is happening?”- спросил Аля. Он выглядел больным. “You are sick”, - заключила  Аля и коснулась рукой  его лба - лоб был горячий. «I have a headache».    «I have  medication”, - сказала  Аля. Стив спросил, что это за лекарство, узнав, что это русское, отказался принимать.   - “ Maybe you go home?” -  “Yes, you’re right, I’ll probably go. Tell everyone that, I feel bad".  Он взял её за плечи и посмотрел в её глаза.  "Thank you for your attention". На следующие занятия Стив уже пришел. “Hello, everyone. I'm alright. I am well. Thanks”.
Уже несколько раз Стив приглашал  Алю в   кафе. Он рассказал, что живет один, снимает квартиру в Quince. Родители и младший брат живут в Long Island.  А вообще, он режиссер постановщик. Но сейчас нет работы в театре. Временно он нашел работу, преподавать английский на этих курсах.   
-  Are you interested in theater? I hope to be offered a job soon. They promised. I would like to show you the theater. Have you been to the theater on Broadway?
 – No. I’m afraid. I will not understand.
            Аля  еще не успела сходить в театр, так как не знала английского. Хотя в Метрополитен опера  Аля посушила оперу «Травиата» и посмотрела балет «Дон Кихот».
- I will invite you to the show. I have friends there. What day could you go with me? Они договорились, что  Аля подумает, когда у нее будет возможность  пойти в театр.
Иногда они после занятий ходили по улицам и доходили до Time Square. Однажды  Стив пригласил  Алю в кино. Шел фильм “The Rose” (Bette Milder).
  В почти пустом зале, от  силу, человек 20, они сели в центре. Аля, конечно, не понимала, о чем говорят, только могла уловить содержание по действию героев. Стив весь сеанс держал  Алину руку. Она была в рассеянности. «Что это?» А когда окончился сеанс, он спросил: - "Everything is fine? Do you understand something? ” - "Almost nothing", - с грустью  ответела  она.  Он засмеялся. "OK! Everything will be fine".
Они дошли до станции метро. Стив  крепко пожал ее руку и поцеловал в щеку. - "I'll see you soon. Yes?". - "Yes. Of course. Goodbye. "- ответила  Аля.
 
Но произошли непредвиденные события, о которых  она не могла даже представить. В Нью-Йорке профсоюз Метрополитена (МТА) объявил забастовку – весь транспорт остановился. Это было 1-ого апреля 1980 года. Не работали  многие бизнесы, театры, рестораны, школы, колледжи. Курсы английского тоже. Некоторые добирались до работы - кто как мог, многие шли пешком. Аля   из Jersey City могла приезжать в офис  на PATH train до WTC. С утра по Бруклинскому мосту со стороны Бруклина в сторону Манхэттена шел огромный поток людей. Однажды к ним присоединился, в знак солидарности, мэр города Эдд Коч. Продолжалось эта забастовка до 9-ого апреля. Наконец транспорт  пошел.
Все эти дни она  думала  о Стиве. Она ждала встречи с ним. Его взгляд,  его ухаживание - волновало ее.  Наконец начались занятия.  Аля поднимается на второй этаж и прямо врывается в класс. Сейчас она его увидит! Но, что – это?  В классе нет Стива. Она осматривается вокруг, садится на место. Где Стив? 
- Hello. 
Аля поворачивается на голос и видит маленькую, страшненькую женщину, одетую в какой-то  серый  балахон до пола, с длинными седыми космами, но просто баба-яга. Что это - насмешка? Где Стив? Ничего не соображая,  Аля хватает сумку, пальто и выбегает из класса. Она проста была убита.  И стоя в коридоре,  не понимала - что произошло. Она была в замешательстве. Нет! Нет! Она не хочет больше заниматься здесь. Она хочет видеть только Стива.  Аля ринулась в офис. Надо узнать, где Стив?
В офисе ей ответили, что Стив  уволился. 
  А как же она теперь будет без Стива? У нее трепетало все внутри. «Я  хочу его видеть. Я больше не приду сюда». И тут она вспомнила, что у нее   книга  по английскому языку, которую он ей подарил, для занятий. Решение приходит мгновенно.  Аля идет в офис. В руках она держит книгу.
-  I am sorry. Steve gave me the book. I have to return it. Please.  Are you giving me his telephone?
И очень приятная и любезная девушка, представьте себе, написала ей телефон и протянула с улыбкой:  -  «Please».
Она возвращалась домой уже окрыленная. Но как ему позвонить? Несколько раз она продумывала, что ему сказать. Наконец она решилась и позвонила. Длинный гудок в телефонной трубке.   
      - Hello! – Ответил женский голос.
      - Could  I ask Steve? –  с волнением спросила  Аля.
      - He does not live any more here.
 Аля растерялась и не могла сразу сообразить: что сказать?
      - Please, tell me. Where is Steve leaving?
      - Steve leaves on Long Island to his parents. Who is asking him?
      - His student  Alevtina
      - OK! I will say him.  В трубке  раздался отбой.




                ---БОРИС СИЧКИН В АМЕРИКЕ ---

               
                “Друзья! Я не умру от горя –
                Со мной всегда, повсюду Боря!»
                М. Светлов
Наш знаменитый киноактер Борис Сичкин. Вы же знаете его по фильмам «Неуловимые мстители», «Приключения неуловимых мстителей», «Интервенция» и другие? Он эмигрировал в Америку в 1979 году, и теперь Борис Сичкин – наш, свой. Лучшего рассказчика, шутника, чем Борис Сичкин, я в своей, жизни не встречала. Каскад остроумия – это природный дар.
«Я убежден, что юмор спокойно может бороться с ностальгией, депрессией, инфляцией, девальвацией, с безденежьем и другими недугами. Если юмор здоровый – он обязательно поможет». Это слова Бориса Сичкина.
Возьмите себе на заметку.
      Борис Сичкин организовал концерт, посвящённый 25-летию его артистической деятельности в кино и на эстраде. (Это были 80-ые годы, когда из СССР не приезжали артисты с концертами – для нас эмигрантов).  Концерт был в актовом зале Lincoln Public School, Brooklyn. Зал переполнен. Пора  начинать, а в зале – скандал.   Оказалось, что у людей куплены билеты  на одно и тоже место. «Безобразие! Только «наши» могут так организовывать!» - раздавались возмущённые голоса. Борису Сичкину пришлось спуститься в зал, и лично пытаться выяснять и рассаживать публику. «Господа! Господа! Дамы! Я очень рад и польщен, что вы проявили большой интерес к моему концерту. Но, проявляя вашу смекалку по подделки билетов, продавая фальшивые, вы льстите мне еще больше, моему самолюбию. Значат сюда приехали «наши люди». Смекалка работает – они не пропадут. Прошу успокоиться. Сейчас принесут дополнительные стулья. Прошу извинения. Концерт начнется с опозданием. В концерте - очень много желающих выступить перед вами артистов и они согласны  даже бесплатно». Борис Сичкин вел конферанс, шутил, пел, танцевал, вместе со своей женой Галиной Рыбак. (Они познакомились во время войны, когда были артистами Ансамбля Советской Армии.) В концерте выступил сын Бориса Сичкина – Емельян Сичкин со своими музыкальными произведениями. Он пианист, композитор. Желающих артистов было очень много: певцы, танцоры, фокусники, музыкальные ансамбли, рассказчики. Борис предупредил всех артистов: «Выступить только с одним номером». Но  артистам хотелось показать два или три номера.  Борису приходилось прямо уговаривать и вытаскивать  артистов со сцены.  А где наши артисты могли выступить в 80-ые годы, в Нью-Йорке? Даже бесплатно! Вот они и дорвались до сцены. Они соскучились по зрителям. «Друзья, когда же мы закончим концерт?! За полночь!? ОК!  Вы господа не волнуйтесь! Придётся просить Римму Мелик, владелицу ресторана «Кавказский», обеспечит нас едой. «No problem!»  Еду завезут, сколько понадобится. Римма, мы с тобой договоримся», - шутил Борис Сичкин.
Всю программу, все репризы Борис подготовил сам. Он танцевал, спел куплеты Бубы Косторского из фильма «Неуловимые мстители», после которого, он в Союзе особенно стал популярным.
«Здравствуйте, уважаемые предатели Родины!» - так   начинался  один из номеров: «Монолог проститутки», которая «работает в публичном доме, т.е., простите, в «публичной библиотеке», где она  принимает клиентов всех «трех волн». Правда  «первая волна» не ходит: они вообще уже не ходят. Вторая приходит по инерции, все больше поболтать. Держимся мы на «третьей волне» эмиграции, как и вся русскоязычная пресса и бизнес»…  Этот монолог он прочитал под оглушительный смех всего зала.      
Борис Сичкин представил гостя  из солнечного Узбекистана из далекого аула: «Господин Сулейманов».
Вышел на сцену человек, одетый в узбекский полосатый халат, в тюбетейке, с домброй и заговорил с азиатским акцентом. «Салам Аллейкам! Всем здесь. Здравствуйте товарищи! Ну, мы же товарищи по эмиграции. Извините за мой акцент, но я, конечно, не еврей, за что извиняюсь (смех в зале). Я приехал по другой линии из Узбекистана. У меня еще четвероюродный брат сюда убежал от Будённого. Давно. Он тогда уже понял, что такое Советская власть. И я приехал в Америку, убегая от советской власти, которые притесняли меня, как и вас, так и нас. Сын женился на еврейке. Понимаешь? Она меня вывезла с женой и детьми. ОК? Я поселился в «Свинсе» (он так произносит Quince). У меня большая хорошая семья. Меня все время, почему-то тянет на Брайтон Бич. Вот пришел сюда сказать приветствие вам, всему населению, что я очень рад вас видеть, я рад, что здесь живу-поживаю. Я вот здесь купил журнальчик «Петух» называется. Я по-русски плохо понимаю, но картинки посмотреть можно? Да? Очень мне они понравилось. Главное меня секс интересует. В этом журнале есть пояснения. Понимаете? Здесь, понимаете, получается комбинация: эмиграция с импотенцией. Мне очень интересно: что куда и кто кого? Они здесь разбираются. Один  мой товарищ – не женатый. Я его спрашиваю: «Почему не женишься?» - «Меня укачивает от этого». Я ему журнальчик «Петух»: - «Вот будешь читать. Моему соседу помог и тебе поможет».  Я вот работу ищу. Деньги надо тебе и мне? «Мани» они здесь называются. Но мани – но хани. Так получается. Один еврей, мой друг, он живет рядом со мной, говорит: «Поезжай в Махнатый  (Манхеттен)  или в Брюквин (Brooklyn) будишь искать работу. Да? Будишь спрашивать по-английски. ОК? Здесь все говорят: "ОК!". И дал мне бумажку, как спросить. Прихожу я в контору и спрашиваю человека. Он говорит: «*** ю?» (How are you?) Я  говорю.- «Ай, люкинг фор жоп.» (I am looking for job) - «Вот ю ток ибаут? (What are you talk about?) Каких жоп?» - «Любых жоп», – отвечаю. –  «Нам гомосексуалисты не нужны». - «А я никогда не был гомосоциалистом, - отвечаю, - Я бежал от них». Зал лежал от смеха. Эту роль разыграл Вадим Консон – писатель, журналист.   Он издавал в то время юмористический, не много порнографический  журнал "Петух"  и  был очень популярный среди наших.
Последним в концерте выступали Вилли Токарев и его аккомпаниаторша Ирина Ола-Титова-Красовицкая (позднее, когда она получала гражданство, взяла фамилию Ола). Вилли спел свои знаменитые песни: «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой», «Таксист», «Рыбак» и другие. Зал аплодировал, просили повторить, многие услышали в первый раз эти песни. Вилли с Ирой выглядели  в паре прекрасно. Ира произвела впечатление. На ней было красивое розовое пышное платье, сама она была пышечка, очень хорошенькая блондинка с голубыми глазами.  Ира играла на электро-пианино замечательно, весело, с экспрессией. Они понравились публике. Их вызывали на бис.
Концерт прошел замечательно, зрители были довольны. После концерта Борис Сичкин сделал вечеринку на квартире своих друзей, пригласил и нас.  Он опять развлекал всех – прирожденный тамада, шутник, комик, балагур.
С Борисом Сичкином мы познакомились  в Нью-Йорке в магазине «Кислен электроник»  на 5-ой авеню и 23-ей стрит. В 80-ые годы сюда приходили многие эмигранты, это  было место, как клуб встреч. Узнать новости, где найти работу, квартиру, какая нужна машина, как сдавать на водительские права. Да мало чего, когда многому надо учиться заново, в Америке.  Мы были вырваны с корнем с одной земли и выброшены на другой берег. Надо было приживаться.
Борис Супер работал у Сэма в магазине, делал доставки  разной электроники эмигрантам по всем пяти бора и другие штаты. В основном развозил самые большие телевизоры «Зенит» - панорама.
В этом магазине два Бориса подружились. Борис Сичкин и Борис Супер. Однажды  в магазин пришел какой-то человек, грузинской национальности. Кто только не приходил сюда. Сюда же часто приходил и   советские дипломаты, работники консулата, из ООН, привозили разных работников на автобусах аж из Вашингтона. Приходили дипломаты и из других демократических стран. Они все  покупали электронику. Магазин электроники был единственный в Иью-Йорке, где  владелец русский, где говорят по-русски. Так вот этот грузин предложил Борису Сичкину купить фильм «Приключения неуловимых», на больших бобинах, которые обычно крутят в кинотеатрах. 
Естественно Сичкин загорелся: пробрести этот фильм, где он играет Бубу Косторского.  Денег у него нет. Он живет с женой Галей и с сыном Емельяном  на государственном пособии. Борис Сичкин обратился к Сему Кислину одолжить ему денег $5000.00. Он хотел прокрутить это фильм в кинотеатрах, где проживает русскоязычная публика, в разных городах, кое-что заработать. И к тому же – иметь у себя   этот фильм. Это была его мечта. Сэм Кислин и не отказывал, и однако,  все тянет с деньгами. А  грузин, говорит, что он найдет другого покупателя. Вот  другой Борис по фамилии Супер, вообще добрый человек, и очень симпатизирует артисту, решает помочь Борису Сичкину и дает в долг эту сумму. Аля сомневалась, у них у самих еще   немного денег (они только начинал жить) и всегда рискованно: даешь деньги и не знаешь: отдадут тебе твои деньги? Но рискнули. Скажу сразу Борис Сичкин был порядочный человек и отдал нам свой долг. Спасибо.
               
  Хотя хочется рассказать, как прошел показ популярного фильма. В то время  в кинотеатре «Ocean», что на Briton Beach,   время от времени показывали Советские  фильмы, объявляя об этом в газете «Новое Русское Слово». Кто же это, вдруг решил наслаждать нас, эмигрантов – «врагов народа», нашими любимыми фильмами, нашими любимыми артистами? Железный занавес! Никто не подозревал: негласный договор между редактором газеты Андреем Седых  и работниками Советского посольства в Вашингтоне, что можно ещё заработать,прежде чем, эти бобины сжечь (обычно их сжигали) – не вести же   их обратно в Союз,вот и прокручивал фильмы для эмигрантов,привезенные для советского персонала.
Борис Сичкин пошел к администратору кинотеатра “Ocean”, договориться о времени показа своего фильма, ему отказали, сказав, что у них договор показа фильмов, только с русской газетой. Борис Сичкин  нашел другой кинотеатр на Coney Island. Он дает объявление в нашей русской газете: день, время сеансов и, что перед показом фильма он сам выступит.  Но  газета «Новое Русское Слово»   вдруг дает объявление, точно, в этот же день просмотр   нового Советского фильма в кино-театре «Ocean».
Это что? Кто-то специально делает такую «бяку», для Борис Сичкина? Не хотят они, что бы Сичкин заработал. Жалко что ли? Вот так всегда. Навредить! Собака на сене.
 И что получилось: зал, где показывали «Приключения неуловимых» -  почти пустой,  пришло в кинотеатр, человек 50. 
Проехав по другим городам, показав фильм, где живут «наши»,   Борис Сичкин кое-что заработал, но расходы большие, и долг надо отдать. Вот что сказать таким вредным «нашим» и владельцу газеты? Зависть,  жадность, вредность. Человеческий фактор.

"Многие родители оставляют своим детям в наследство нефтяные вышки, фабрики, большие деньги. Это, безусловно, хорошо, но не менее важно оставить детям в наследство чувство юмора. Конечно, при чувстве юмора одна нефтяная вышка не помешает. Пусть качает нефть для смеха".
Борис Сичкин, "Я из Одессы! Здрасьте!"

О себе Борис Сичкин говорит с юмором: «Я по натуре очаровательный человек. Я добрый, веселый – богаче всех этих богатых людей. Они скучные, а я веселый. Я без денег – в полном порядке. А они с деньгами – в полном хг-хг-хг…хговне. Ой! Не дай Бог!»             Вот такой Борис Сичкин.
 

                Анекдот.
  Встречаются два пожилых одессита и один другому говорит:
– Сема, если выбирать между Паркинсоном и Альцгеймером,  я выбрал бы
  Паркинсон.
–  Почему?
– Потому что, лучше пролить на себя не много водки, чем забыть, где ты
  забыл, целую бутылку.



 
               --- НАША СЕРЕБРЕНАЯ СВАДЬБА НА БРАЙТОН БИЧ 1982 г.---


В 1982 году у нас – серебреная свадьба – 25 лет. Мы решили отметить этот юбилей в ресторане «Кавказ», пригласить друзей. Собралось около 30 человек. Ресторан находился на  Bright Beach, владелица Римма Мелик  согласилась для нас закрыть его. Не большой оркестр  играл  для нас весь вечер. Борис Сичкин был у нас тамада. Конечно, он сделал нашу свадьбу веселой. Всю программу Борис подготовил специально для нас. Наши гости смеялись до истерики, когда он предстал в образе генсека Леонида Брежнева. Мы записали наш юбилей  на аудио кассету. Вот что он говорил.
 
   «Внимание! Работаю все радиостанции Советского Союза и Соединенных Штатов
   Америки!
  Речь  Второго Ильича!

Дорогие товарищи, друзья мои, евреи! Сегодня огромное событие на нашей планете, оно затмило, такие события, как  Московские новости, Афганистан, Сальвадор, Никарагу…,тьфу, Никарагугугуга, Никарагуагуа … в связи с  серебряной свадьбой. Верховный Совет СССР и Центральный Комитет Коммунистической Партии вынес решение:   Аллочка жила в Ленинграде, а потому переименовать Аничкин мост в Аллочкин бридж.   Don’t worry, Аллочка! И Царь-колокол в Москве, в честь Бориса, от ныне, называть Супер-колокол. (У нас фамилия Супер) 
С большим благоговением, в связи с празднованием серебреной свадьбы в ресторане «Кавказ», хочу поздравить Аллочку-с и Боричку-сис и пожелать им счастья, А так же им присвоить  звание имени товарища Кислина (владелиц магазина “Kislin Electronics”, где работал Борис).  Это равносильно званию Героя Советского Союза.
В связи с этим праздником, мне хотелось бы коснуться международных событий. Многие злопыхатели на западе критикуют наши сррраны т.е. “sorry”страны, социалистические сррраны, тьфу, - страны. И говорят, что евреи, дчжус (Jews) в Советском Союзе живут плох. Мне хотелось бы ответить этим злопыхателям,  и задать им встречный вопрос: «А что русские живут лучше?» Некоторые говорят, что Брежнев устроил какой-то культ личности. Это неверно. Если говорить откровенно, по партийному, я давно заслужил   быть этим –  Генералисси-си-си-си-усуом, тьфу, (повторяет несколько раз это слово, у  Брежнева была проблема с челюстью). Короче, если бы я мог выговорить это слово: генералисис-си-сиси-су-мом, я давно им был бы, а так я всего Маршал.
Недавно у меня вышло две книги: «Малая земля» и «Война и мир». Нет, я что-то путаю. «Война и мир» написал Константин Симонов. А-а я вспомнил, моя книга «Возрождение». Эти две книги были сразу переведены на русский язык одним евреем (Каджубей). Все газеты и журналы, ничего не боясь, хвалили эти две книги. А чего бояться? У нас свобода печати. Находились отдельные  индивиду-ду-ду-мыми, которые писали лично мне, «to me», и в своих письмах говорили, что мои книги, это полное гх-гх-гх… гавно…, а подписи и адреса не поставили. Странно… Не хотят переписываться с моим редактором Юрой, да-да, с Юрой Андроповым. Сейчас эти две книги: «Малая земля» и «Раздражение»  изучается на всех предприятиях  нашей необъятной Родины в рабочие время, в отрыве от производства, а так же,  мои эти две  книги  «Малая земля» и «Возбуждение» переведены  на иврит. Это большой подарок еврейскому народу. Сейчас я работаю над новой книгой «Что делать?»  Да…Что делать, что делать?.....  Тьфу! Ёб…об этом кто-то написал, кажется
Дорогие друзья! Русскоязычная пресса любит заниматься сплетнями, что якобы Генсек, товарищ Брежнев, которому 75 лет,   женился на молодой стюардессе Ольге, которой 23 года. Кому какое дело! Я хочу привести цитату из талмуда (говорит на иврите). « Kiss my «тухос». Здесь среди вас  –  кто-то  переведет это?   
В последнее время меня спрашивают: не собираюсь я эмигрировать в Америку через Израиль?» Отвечаю: «Я лично никогда бы не эмигрировал, если бы не дети… Детей жалко».
От себя поздравляю Аллочку и Боричку с юбилеем и желаю чтобы они переехали в Квинс, в Асторию. Мне легче им будет оказывать материальную помощь. (В этом районе Борис Сичкин жил.) Thank you very “ мат”  (much).»
               
Смех, аплодисменты.  Вот такую речь  произнес Борис Сичкин у нас на серебреной свадьбе. Большое ему спасибо.
У меня есть аудио кассеты, с его выступлениями  на концертах, и в Линкольн школе, посвященные 10-летию освоения русскими Бруклина. Есть видео кассета,  его 70-летие в ресторане «Париж», в Бруклине. Борис блещет юмором,  от которого люди  в восторге, люди смеются. Мы любим Бориса Сичкина.



                ---ОНИ — ДОМОВЛАДЕЛЬЦЫ.---

Аля с Женей постоянно убеждали  Бориса, что пора уходить от Сени Кислина, надо начинать свой бизнес и не быть зависимым от кого-либо — в Америке надо добиваться «большего», своего. С чего начать? Купить дом? Или открыть бизнес? К этому времени они успели поднакопить немного денег. Когда они ездили по Нью-Йорку, то, приглядывались к рекламе, к вывескам. Однажды, проезжая по Church street, на углу East 3rd street (Brooklyn) увидели на доме, объявление: «Building sale” и номер телефона. Четырехэтажный кирпичный дом на десять квартир. Семь квартир занимали китайцы, одну  квартиру – американка итальянского происхождения, одну квартиру – еврейка американского происхождения, одну – пуэрториканская молодая семейная пара с двумя маленькими детьми, они жили на четвертом этаже.  На первом этаже — два магазина.
Дом стоил $70 тысяч, а первый взнос — $ 20 тысяч, и $ 50 тысяч  надо выплачивать в течение 20 лет банку. Недолго думая, купили дом в августе 1981 года. Сколько сделали ошибок? Теперь-то опыт есть, можно давать советы. А тогда, без языка, без знания законов страны и как покупать недвижимость и своих прав, они как в омут с головой нырнули, познавая жизнь  домовладельца. Вот,  мы теперь капиталисты! Вы думаете, что домовладельцы собирают деньги с жильцов и несут их в банк. О, нет! Ох, нелегкая началась у них жизнь! Покупая дом, они ни с кем не посоветовались — ни с инженером, ни с адвокатом — надо было реально оценить дом, осмотреть его состояние от подвала до крыши. Они купили дом осенью, а лучше покупать дом весной или летом, когда еще не надо думать об отоплении дома — это первая ошибка — урок на будущее себе и другим. Дом был очень старый — 1910 года, вероятно, никогда не ремонтировался. Подъезд, лестница, квартиры были грязные, запущены, и, что характерно, жильцы даже и не хотели сами мало-мальски убрать, привести в порядок свое жилье, соблюдать чистоту.
Надо сказать, «наши» эмигранты, въезжая в снимаемую квартиру, старались сделать основательную уборку, и даже капитальный ремонт, своими силами. Владельцу дома крупно повезло, если к нему поселялся «наш брат эмигрант». Потому что люди собирались жить в этой квартире долго и делали за свой счет полностью капитальный ремонт: стелили паркет, вместо вонючего паласа-ковра, меняли на кухне плиту, мебель, холодильник, в ванной комнате меняли все: унитаз, раковину, ванну, кафельную плитку. Красили потолок, стены, обклеивали обоями, обставляли комнаты итальянской мебелью.
Ну, вот мы что купили, то купили. Настала зима. Однажды раздался поздно вечером звонко от жильца дома, и сообщили,  что в квартирах холод — отопление не работает. Борис помчался из Jersey City NJ to Brooklyn on Church Street.  И вот первый удар! — сломался бойлер. Специалист назвал цифру 3000.00 долларов. Как снег на голову — неожиданный расход. Вот вторая ошибка: не проверили бойлер, когда покупали дом. На улице декабрь, минусовая температура, в доме нет тепла, нет горячей воды. Нашли компанию, срочно установили новый бойлер — за три дня. Жильцы дома, а всего в доме десять квартир, бедные люди, квартплата маленькая. Пять квартир субсидированные, то есть, часть квартплаты, доплачивает домовладельцу  государство,      который, когда приходит время платить налог за дом, то платит меньше на ту сумму, что не доплатили жильцы за квартиру. Ежемесячно нам приходиться обходить квартиры и собирать чеки с жильцов. Это пренеприятное дело, я вам скажу: звонить, стучать и выпрашивать квартплату. Часто жилец просит, что заплатит позднее: «Нет денег». Еще раз приходить! Жили в доме три престарелые американки. В шести квартирах жили китайские семьи, и очень трудно было установить: сколько там реально проживает людей. Вот открывается дверь и оттуда высовывается китаец: «Tomorrow, tomorrow». И так каждый раз. Одну квартиру, на четвертом этаже, занимала пуэрто-риканская семья. Вот это семейка не давала им покоя. Сколько было неприятностей от них! Молодой парень, 23-х лет, по фамилии Ривьера, отец трех малолетних детей, нигде не работал, жил на «welfare» и еще чем-то промышлял (?). Каждый раз, когда приходило время квартплаты — он не хотел платить, и еще требовал что-то ему починить. Глеб все ему чинил сам. Заменил газовую плиту, починил краны на кухне и в ванне, покрасил квартиру.
Однажды  Борис застал Ривьеру в подвале, где он пытался вскрыть электросчетчик, чтобы скрутить показатели. Причем он сломал замок на дверях подвала. Увидев  Бориса, он моментально выскочил. Начались другие поломки, то есть он просто стал вредить. Разбил лампочки в подъезде и на лестничных площадках, и не раз, ломал замок во входной двери дома. Как-то  Борис опять застал его в подвале, опять он поломал висячий замок.  Борис успел даже схватить его за руку, но Ривьера вырвался и убежал.  Борис помчался за ним и увидел его на улице спокойно стоящего у подъезда. Он сказал ему, что вызовет  полицию и скажет про его хулиганство, на что Ривьера нагло заявил: «А ты меня поймай».
Поломки в квартирах были постоянно — дом-то старый. С водопроводом были большие проблемы. Вызвать водопроводчика дорого, что-то около $500.00 плюс материал. Поэтому Борис сам делал весь требуемый ремонт. Когда он пришел первый раз в одну из квартир, то ахнул. Трубы так поржавели, что рассыпались в руках и    сделать сварку или нарезку, как-то соединить трубы — невозможно. Пришлось соединить их при помощи особой ленты и клея. Конечно,  Борис понимал, что по большому счету, надо менять водопроводную систему во всем доме. Но, "how much"? Это, какие же расходы! А дом надо как-то содержать. Покрасили сами весь лестничный пролёт, подъезд и парадную дверь. Несколько раз мы мыли лестницу.  Борис приезжал с утра, перед работой, или после работы выносил баки с мусором к тротуару, подметал, зимой убирал снег вокруг дома, посыпал тротуар солью.
А вот этот Ривьера опять придумал новую пакость для нас. Однажды  Борис увидел его с полностью загипсованной правой ногой и с костылем. Через несколько дней пришло письмо от адвоката Ривьеры с требованием выплаты $20000.00 ему за поломанную ногу, которую он, якобы, поломал на лестнице в доме. Когда  Борис спросил его, в каком месте это случилось, то он указал на ступеньку на четвертом этаже. Борис присмотрелся и увидел, что скол  ступеньки свежий, то есть  Борис приехал   в дом днем и видит,  как этот мерзавец скачет по лестнице через несколько ступенек с загипсованной ногой, и без костыля. Ну, теперь все стало ясно, что, как говорится и требовалось доказать.  Борис с Алей поехали в свою страховую компанию и все рассказали. Показали фотографию разбитой ступеньки. Агент сказал, что они всё примут к сведенью и сообщат в полицию и своему адвокату,  против Ривьеры. Потом выяснилось, что нога у Ривьеры вовсе не сломана, а гипсовая накладка была съемная. Это надо же было додуматься? Кто-то ему загипсовал ногу. 
Конечно, мы хотел бы избавиться от Ривьеры – и могли бы выселить его через суд. Может быть, это следовало сделать? Но хождение по судам, трата еще денег, (неизвестно сколько?), и хлопоты по дому – стали невмоготу, не хватало терпения. И к тому же – дом дохода не давал. А в магазине Кислена все стали говорить: «Слушай. Продавай  ты этот дом. Не справиться тебе с ним. Смотри сколько хлопот».
Тем временем приближалась  опять зима, что и подтолкнула  нас продать дом. Дом быстро продали через агентство. Заработали 20000 долларов, что тоже неплохо. Между прочим,  Борис купил дом, когда еще ни Кислен, ни Тимур Сапир, ни Бадрий не купили себе дома, а снимали квартиры. 
Прошли годы, проезжая иногда по Church  avenue,   они говорят: «Вот это был наш дом». Теперь этот дом очень подорожал. Да все дорожает. Уже через два года, как они продали дом –  он стоил уже $ 250000. Сейчас, (2000 год) наверно, миллион! Может, действительно надо было еще потерпеть?



                ---ОТДЫХ.ФЛОРИДА ---

В выходные  Борис, Аля и Женя уезжали за город. Знакомились  со штатами Нью-Джерси, Нью-Йорка, Пенсильвании, Коннектикут. Ездили по старинным, не большим ухоженным городам и поселкам. И все время удивлялись: Какая красота! Чистота! Порядок! Полная цивилизация даже далеко от большого города. Нет затруднений – что-то купить, где-то перекусить и пообедать или найти отель. Масса магазинов, кафе, ресторанов, отелей, галерей, салоны красоты, аттракционы. Любой сервис, и удобства. Любую вещь, что тебе нужно: вещи первой необходимости, одежду, книги, цветы до мебели. Или вам надо рояль? Или машина, любой марки?  Пожалуйста! Ты все найдешь. Каждый штат, город сохраняет свою самобытность, свои исторические места, и гордиться ими, предлагает туристические экскурсии по интересным местам природы и истории.  Они удивлялись, как американцы берегут свою историю, свою природу, и любят ее, и гордятся этим. Еще мы заметили, что американцы любят свой флаг. У многих на домах они вывешены не только на праздник, а в обычный день и это не какой-то показной патриотизм, это благодарность стране, которая дала им свободу выбора.
Они познакомились с соседом по гаражу с поляком Питером, который показал им много мест, где можно отдохнуть в часу езды от  дома. «Представляешь? Всего около часа и мы в горах, а в России нам надо было пилить до гор, на Кавказ 3-4 дня, как минимум»,– восхищался  Борис.
Какое чудесное место Seven Likes! Road 17 North, в Кастильских горах. Вода в озерах чистейшая, прямо лечебная –  купаться одно наслаждение, а воздух, как говориться, можно пить. Песчаные пляжи, чистые и благоустроенные  раздевалками, с душевыми, с туалетами. Под  тенью деревьев места для пикников, где стоят столы с лавками, и гриль для барбекю, жарки мяса, шашлыков  и прочие. На пляже, специальные вышки, где сидят «bodyguard» - спасатель-охранник, следящий за безопасностью купающихся. Одно из озер было только для рыбалки, здесь купаться нельзя. У Питера было разрешение на рыбалку (он должен был зарегистрироваться). Мы не раз ловили вместе с ним рыбу и затем варили уху.
Первый раз, когда мы решили снять дачу на летние каникулы для Жени, поехали на побережье Нью-Джерси  на Атлантическом океане. Прибрежный городок Брэдли Бич Парк. Сняли комнату с кухней, со всеми удобствами, городского типа на втором этаже. На первом этаже жили хозяева. Перейти улицу и океан, длинная песчаная полоса пляжа, вдоль пляжа построен деревянный настил – променаж “boardwalk”. Можно прогуливаться, или посидеть на скамейке, любоваться океаном, дышать морским воздухом. По выходным дням на специальной площадке,   были концерты, играли джаз-банд. В основном это были люди преклонного   возраста – пенсионеры. Одетые все в белые, голубые,  розовые брюки, юбки, кофточки, шляпки.  У всех женщин укладки, как после парикмахерской. А как они танцуют и поют? Это очень замечательно! Это надо видеть! Она даже позавидовала американским пенсионерам: они имеют возможность достойно жить в свои преклонные годы и не зависеть от своих детей.
А вы помните наших бабушек, сидящих у подъездах? В косыночках, в халатах, тапочках. Сидят, сплетничают и осматривают всех входящих и выходящих. И все обо всех знают.
Хозяева, где мы сняли комнату, были очень любезные и не раз приглашали Алю и Женю подвести в магазин, или на большой «shopping mall», или покатать по округе, показать достопримечательности. Глеб приезжал на выходные. Вдоль океана, с севера на юг идет Garden State Parkway –  это платная дорога, четыре-пять рядов в одну сторону и также в обратную сторону. До Брэдли Бич ехать надо до Exit 110, 1час 30 минут.
 Борис уже почти год, как работал у Кислина. Пришло лето, и мы стали думать об отпуске. Очень хотелось поехать куда-то на машине на отдых, например во Флориду. Попробовать, как это делается в Америке? И какая разница – ехать отдыхать  на машине в Союзе и в США?
В «Triples A» (AAA) Аля заказала карту и маршрут от  дома до Флориды. Это был май, 1980 год. Выехали рано утром и покатили по дороге – Road 95 South, на японской машине Toyota Corolla,  их первая  машина.
 Об американских дорогах надо писать оды, поэмы. Highway, Freeway – это скоростные дороги (скорость 55-65 миль), которые переплели всю Америку, как вены. Жизнедеятельность Америки зависит от этих дорог и их состояния. Каждый раз, до сих пор, выезжая на дорогу, восхищаюсь, и приклоняюсь перед американскими строителями многорядных дорог, развязок, мостов и туннелей. Я  же мостостроитель.
Вдоль всей дороги стоят огромные рекламные щиты, которые предлагают вам  заехать и посмотреть  достопримечательности  города, штата и, конечно, посетить местные рестораны и отдохнуть в гостинице. Или вы хотите купить, например, участок или дом, машину, пианино. Все найдете – только захотите и покупай.
Мы съезжаем на «rest aria» (место для отдыха), где находиться  газ-станция, сервис для машины, бюро информации и  для желающих перекусить: кафетерии, Макдональд, Берген Кинг, пиццерия, туалет, киоски сувениров, одежда, обувь, рюкзаки и многое другое. На стендах разложены  местные карты, реклама (бесплатно), сувениры и все что вам нужно в дороге.
Останавливаться на обочине, где попало нельзя, только если испортилась машина.
      Ехать по дорогом в Америке – одно удовольствие. Иногда я подменяла Бориса, когда он уставал. Права я получила В Америке.
 
   "Во! Май вайф драйвид каа", -  вот  именно так Борис произносил по-английский, сидя рядом  и повторяя много-много  раз: мы возвращались после ресторана, вечеринки или гостей,  он сидел рядом   пьяненький , а я управляла нашей машиной.     То-есть:  “My wife drived  car”  -  «Моя жена управляет машиной».
«Здорово! Вот  я тебя научил «драйвить»  и могу выпить, а ты везешь меня».
60-70-80-ые годы. В Союзе у нас была машина, но мне даже в голову не приходило сесть за руль. В основном в Союзе шоферы были мужчины.
Во-первых, опасно, дороги были плохие, а за городом двустороннее, встречное движение,  часто были аварии, машины сталкивались в лоб в лоб. Мы ездили в отпуск на юг из Ленинграда, из Москвы и часто видели -  столько аварий!  К тому же дороги разбитые — жутко! Сервиса никого. А шоферы грубые, могли вам подрезать, не уступить и покрыть таким трехэтажным матом. Нет, это не для меня, это для мужа.
Как только я приехали в Америку и увидела, что  за рулем сидят - от мало до велико, и много женщин: и совсем молодые девушки, и очень старые женщины, которые выходя из машины, еле-еле передвигают ноги.   «Что я не смогу? - спросила я себе, -  Надо  сдать экзамены на получения водительских прав». Муж стал меня учить  водить  машину. Теперь я заправский водитель: 44 года стаж. Как только я начала ездить — я почувствовала  свободу. Особенно это здорово для женщины  -  чувство независимости и уверенности.
          С  мужем мы ездили по многим штатам Америки. Это Флорида, Вашингтон-столица, Пенсильвания, Вермонт, Мэйин, Кентукки, Массачусетс, Атлантик Сити, другие и Канада. Дороги, конечно, первоклассные и  сервис отличный. Водители соблюдают правила движения. И особенно корректны к женщинам: уступят, пропустят.  Аварии, конечно, везде происходят.
 

      К часам шести вечера, мы решили уже выбрать гостиницу. Пока мы оформляли номер в мотеле, Женя уже кричит нам из бассейна: «Мама! Не хочу обедать!» Ну, как вытащить сына? Он всю дорогу говорил, что бы мы сняли гостиницу с бассейном. А здесь других и нет. Мы решили тоже освежиться и покупаться.
Ну, конечно, такого удовольствия и удобства в Союзе – не было! Страшно вспомнить! Это была жуть! Когда мы вынуждены были останавливаться на ночь, по дороге, если мы и встречали, то может одну или две  гостиницы.  С ужасным запахом, все удобства в коридоре, металлические, скрипучие кровати, с провисшими сетками, с комкаными грязными  ватными матрасами.  Поэтому с собой мы брали постель и стелили свои матрасы и простыни. Но не стоит на этом сейчас останавливаться. Поехали дальше по Америке.
На второй день мы доехали до Майями. В мотеле на берегу сняли чудесный номер со всеми удобствами, с двумя огромными кроватями, с  электроплитой, холодильником, кофеваркой.  Но рядом есть чудесный ресторанчик, где мы предпочли завтракать, обедать на воздухе и смотреть на океан. Мы наслаждались купанием в голубой и теплой океанской воде. Вечером в мотеле на открытой веранде играл оркестр и развлекал отдыхающих. А когда музыканты узнали, что мы из России, то сыграли  «Подмосковные вечера», и я с Борисом  подпевали. Заиграли «Очи  черные» -  нам пришлось станцевать цыганочку, под аплодисменты присутствующих.
Флорида, где вечное лето. Хорошо бы купить  бело-розово-кремовый домик с бассейном, с пальмами, олеандрами, с цветами и наслаждаться жизнью. Чудесный климат! Города, поселки, утопающие в тропической зелени, вызвали восторг. Но пока мы можем мечтать. Мечты, мечты! А кто нам запретит мечтать и путешествовать? Мы обогнули весь полуостров, были в резервации индейцев, побывали в Disney Word, мыс Канаверал, откуда запускают ракеты, шатал в космос. После этого путешествия на машине, которое заняло у нас на дорогу два дня в одну сторону, два дня обратно, мы решили – лучше летать на самолете и потратить эти дни на отдых.
  Увидеть мир, увидеть другие страны – мы мечтали, покидая Союз, и мы осуществили свои мечты. Почти всю Европу объездили: Франция, Англия, Италия, Швейцария, Скандинавские страны, Венгрия, Германия, Испания, Португалия, Израиль, Турция, Марокко, Мексика, Аргентина, Бразилия, Венесуэла, и  сколько  Караибских островов..


              Анекдот.
Встречаются две одесситки.
– Софочка, вы таки сегодня на пляже произвели фурор. Но я вам таки,  имею что сказать. Стринги нужно одевать узкой полосой назад.

 
    
                --- БОРИС СУПЕР РАБОТАЕТ У СЕМА КИСЛИНА. ---   
 

 
            Что самое первое покупал наш брат-эмигрант? Не кровать, не сервант, а «телик» с самым большим экраном: SONY или ZENIT — 27 ничей — панорама. Все говорили: «Будем учить английский, поэтому надо смотреть и слушать телевизор». В первую очередь — английский, а потом все остальное. Ох уж этот английский! А пока спали на полу, положив матрасы, подобранные на улице или подаренные добрыми людьми.
— Борис, вот объявление в газете: в Нью Йорке открылся русский магазин, Kislin’s Electronics, там продают телевизоры, проигрыватели, — Аля показала  Борису газету «Новое русское слово».
В субботу они поехали в Манхэттен на 23-ю улицу на углу с Бродвеем и заказали телевизор ZENIT. Приехали во второй раз, когда их телевизор уже доставили в магазин.
— Борис, посмотри на этого парня. Тебе не кажется, что мы его видели в аэропорту, когда прилетели из Италии? — Аля указала на черноволосого парня, который разговаривал с покупателем.
— Да. Ты нрава. Точно, это он.
Борис направился к этому парню.
— Привет. Слушай, ты работал на такси? Ты был первый, кого мы встретили в Америке. Помнишь — в аэропорту? Ты ругался с полицейским и сказал ему, что пошел за нашим багажом.
Парень взглянул на Бориса, на Алю.
— А,а... Да, да. Помню, помню. Вы стояли такие расте­рянные. Ну как дела? Телевизор уже покупаете? Молодцы, — парень протянул  Борису руку, — будем знакомы — Тимур. Я теперь работаю вместе с Семеном. Давай адрес, тебе доставят телевизор сегодня вечером.
— Да я сам довезу его.
— У тебя какая машина? «Corolla”. Нет не влезит. Смотри, какая большая коробка.
Но Борис втиснул коробку через заднюю дверцу в свою машину-пикап. Владелец магазина Семен Кислин и Тимур Сапир - его напарник, удивились и предложили Борису доставлять телевизоры по­купателям. Теперь по выходным дням  Борис стал подраба­тывать — за каждую доставку ему платили $20 наличными. Неплохо иметь дополнительный заработок.
А в автомагазине  Борису прибавили сущие копейки, какие-то $10. Он получал в неделю чек на $140. Менеджер был доволен и хвалил  Бориса — он оборудовал в день десять машин, и вся работа была выполнена хорошо.  Борис хотел один обслуживать все машины — только пусть ему приба­вят зарплату. На это менеджер ответил, что прибавку к зарплате дает профсоюз раз в год, а других работников он не может перевести или уволить.
«Я тебе говорила, — повторяла Аля, — сколько ни работай — не прибавят, зарплата будет все та же. Тоже мне — стахановец-гагановец! В Америке нет стахановского движения, пере­довиков производства. Работай не спеша, как твои напар­ники», — она хотела доказать Борису, что его старание и рвение на работе напрасны.
— Да ты там копейки зарабатываешь, — сказал однаж­ды Семен. — Сколько ты получаешь чеком? Давай работай у нас постоянно.
 Борис прикинул и согласился. И пошло-поехало. Доста­вок было много. В те годы поток эмигрантов был большой. Кто тогда мог заработать столько?  Борис в день делал по 10 - 15 доставок. Вот и считайте: 200 - 300 долларов в день. Неплохо, правда?
И стал он развозить электротовары по "Большому Яблоку", заодно изучать «стриты», «авеню», все пять боро этого за­мечательного города Нью-Йорк.
Днем  Борис ездил по складам за товаром для магазина и обычно на­чинал развозить телевизоры клиентам вечером после пяти часов. Когда увеличилось число доставок, он купил себе небольшой подержанный грузовик. Загрузив свой грузовичок фургончик, подбирая по адресам квитанции,  Борис отправлялся по разным районам Нью-Йорка — Бруклин, Квинс, реже Бронкс, Лонг Айленд, а иногда приходилось ехать и по дальше, в штат Нью Джерси или штат Коннектикут. Он еще не знал города — ни улиц, ни дорог — правда, купил карту, но и карта не всегда помога­ла, приходилось часто останавливаться и спрашивать, как проехать. Английский был на нуле, кой-какие слова.
— Сэр, экскьюз ми. Брум-стрит. Хау? Вот? Дыз? Стрэйт? О.К. А дальше? Тьфу, черт. Не понимает идиот не х... Уэес! О.К! Сэй, сэй, Сэр. О, Уэес? О.К! Я поеду на райт. О.К? Ай гоу направо. О.К! Тьфу. Гоу, гоу райт, ол райт, сэр. Зэньку, фэньку. Ай гоу! Ай гоу!» -- В так, примерно, изъяснался Борис с абаригенами. И ехал до следующей улицы, светофора.
Он развозил товар иммигрантам до поздней ночи. А они ждали и радовались, встречая  Бориса, как родного.
Возвращался он домой за полночь. Уставал, что и гово­рить, но зато появились деньги: можно было заплатить за частную школу сына, снять дачу на лето и кое что положить в банк.
«Правильно ли я сделал, что ушел из автосервиса италь­янца Де Фио? — раздумывал  Борис. — Работал бы в амери­канской среде, учил язык, были льготы на всю семью, ме­дицинская страховка, повышение зарплаты раз в год. А я польстился на то, что мне сразу будут платить больше, и еще наличными. Это хорошо — все себе в карман, да и легче — среди своих, русских. Уговорили».
Однажды Борис делал доставку в Бронкс, на Роуздейл- авеню, в район, где тоже селились русские. Это была по­следняя доставка в этот день. Он позвонил людям, сказал, что у него много доставок  и он приедет к ним поздно. «Будете ждать или приехать завтра?» — «Будем. Будем ждать». А время уже к двенадцати ночи. Ехал  Борис из Бруклина в Бронкс через Манхэттен и выскочил не на ту улицу. Ищет, кого бы спросить — ни магазинов, ни бензоколонки, ни души. Райончик, надо сказать, пренеприятнейший. Вдруг на углу, у бара, — черные парни, их трое. Борис приостанавливает машину, открывает окно и спрашивает их, как проехать. Парни подходят к машине и объясняют что-то, размахи­вая руками.  Борис что понял, что не понял. Переспрашива­ет. Вдруг один парень открывает дверцу с другой стороны, садится рядом и говорит: «Lets go, men», — показав рукой вперед. Они поехали. Парень махал руками, указывая куда ехать. До нужного адреса доехали быстро. У дома стояла вся семья, человек шесть, старшие и дети. «Меня ждете?» — «Вас ждем. Видите, как на параде. Дети спать не хотят». Борис и черный парень выскочили из машины.
— Ты что, этого черненького с собой возишь? — спросил мужик.
— Да, вот он помог найти вашу улицу.
— Не боишься?
— А я, если надо — партийным словом и оружием пролетариата, — со смехом сказал  Борис и вытащил из-под си­денья тяжелую монтировку. — Ты лучше скажи, лифт в доме есть? Нет. Так. Значит, нужна рабочая сила. Вот он и пригодился. —  Борис кивнул на черного.
— Эй, мэн ю хелп ми? ТВ—ап! Фор флор.ОК? (Ей, мужик, не поможишь мне? ТВ
                -поднять!4-ый этаж. ОК?)
— Five dollars. О.К? (5 доллоров)
— О.К! — договорился  Борис с парнем.
— Он сказал: «О.К.» Поможет нам поднять телевизор.
— Ты уже по-английски говоришь? — позавидовал мужик.
— О, Уейсе, сэр, — гордо ответил  Борис. — Ему дашь пять долларов. О.К?
— О.К, — ответил мужик.
Лестница была узкая. Тащили огромную коробку втроем, с передышками на этажах. Внесли в комнату.  Борис обязан был открыть коробку, вытащить телевизор и включить его, показать, как пользоваться и, что все в полном порядке. Мужик дал черному $5   и  Борису на чай $10.
— Слушай, давай с нами ужинать. Смотри, на столе все стоит. Выпить хочешь? И черненького давай пригласим.
— Ух, устал как черт. Ну, давай! Налей водочки. Хотя я на машине. Мне далеко ехать. Взбодрюсь, а то засну за рулем.
— Сит даун плиз. Водка. Лайк? О.К! Сит, сит, —  Борис подтолкнул парня. Черный широко скалил свои белые зу­бы: «Oh,Vodka. Good. I like it».
Все дружно сели, налили, выпили, закусили салатом, тушеной картошкой с мясом.
— Ну, надо ехать. Часа полтора пилить в Джерси Сити. Спасибо. Сеньку вери мат, — это была такая шутка: вместо much, он произносил слово: «мат», как у Райкина.
   
        Борис очень любил рассказывать одну историю, проис­шедшую с ним,
       когда он работал у Сэма Кислина.
«Работал я по 14 часов. Чтобы так работать — целый день за рулем и таскать огромные коробки, — я иногда для бодрости выпивал. Не много.  Еду я по Манхэттену и чувствую, что засыпаю. Подъехал к бару, выпил 100 г — и дальше. Осталось проскочить Холланд туннель — и я дома. При въезде в туннель знак висит: минимальная скорость — 25 майелс, максимальная — 35. Я решил не нарушать и еду медленно на сво­ем неказистом траке непонятного цвета. А ночью в тунне­ле никто скорость не соблюдает, машин мало, мчатся, и мне водители начали сигналить — чтобы ехал быстрее. Я не реагирую. При выезде из туннеля меня уже ждут полицейские. Ос­танавливают. Один подходит, спрашивает документы. Я си­дел в траке высоко и совсем не ожидал, что полицейский рывком откроет дверь, — ну и выпал из трака прямо на него. Сбил с ног и лежу на нем. Поднимается он, поднима­юсь я.
— You drunk, — закричал полицейский на меня и вызвал полицейскую машину.
Отвезли меня рядом в участок, посадили в клетку. Начали спрашивать, составлять бумагу.
— You drunk, — заключил полицейский.
— Not at all. No nothing. Sir
Принесли прибор, чтобы я в него дыхнул, но он не вклю­чается. Туда-сюда, не работает. Я, как радиоинженер, решил помочь им включить. Взял, нажимаю, что-то щелкнуло, и, чтобы проверить прибор, я как дыхнул в него, гляжу — заклинило. Возвращая им прибор, говорю: «Not work. Fix it». Они так и не смогли его включить.
В общем, написали, что у меня опьянение 20%, и дали «тикет». Полицейский позвонил жене, чтобы она приехала и забрала меня. Я подумал — такая малая доза. Придя в суд, я узнал, что 30% опьянения — это уже мертвый. А я ведь был еще ничего. В суде я им это и доказал, хотя пришлось приложить кой-какие усилия хитрость.
По это уже другая история. Next time»...
          Это было в 1979 году. Not internet, not Mobil, not GPS.


 
                ---ОТКРЫВАЕМ МАГАЗИН В МАНХЭТТЕНЕ.1982год.---
 
   
               
     Борис продолжает работать у Семена Кислена в магазине “Kislin Electronics”      и развозит телевизоры, разную бытовую   электронику по всем пяти "бора" и в ближайшие штаты. Так же он ездил за товаром на разные базы, где по оптовой цене продавали электронику, и развозил по другим магазинам, с которыми  у Сени шла  торговля.  Борис купил маленький грузовичок. Доставок   было много, для наших эмигрантов-покупателей.  И он  зарабатывает на житье-питьё  и иногда им можно съездить  отдохнуть на Карибы  (Карибские острава).
"Надо открывать свой бизнес. Надо работать на себя",  – Аля и Женя постоянно повторяют  Борису. Поскольку он имел уже опыт, и он знал  много мест, где достать товар. Вот наконец, они  решили открыть электроник - магазин. Стали искать хорошее место.  Однажды они увидели вывеску в витрине жилого дома: сдается помещение. Это было на 23 стрит и угол 8 авеню, Манхеттен. Superintendent - оказался наш эмигрант Анатолий Непомнящий, который сходил с нами к менеджеру и помог оформить   аренду помещения.
Первый  год аренда ("rent") -  $ 850.00,  второй год $ 1000.00, и т.д.  Им дали   один месяц   бесплатно.  Они сами сделали ремонт и  все  переоборудование помещения. Купили  прилавки, полки и, конечно, купили товар - электронику: телевизоры, видео проигрыватели, радиоприемники, различные кассеты,  вообще,  разную мелочь нужную для электроники. Выставили на витрину товар, заказали вывеску над магазином: "BORIS SUPER ELECTRONIC", дали объявление в русской газете.  Пригласили друзей на  открытие магазина. Это был апрель 1982.
 
Торговля шла еле-еле.  Борис и Аля работали каждый день, без выходных. Приезжали в магазин к 10 утра и закрывали  в 7  вечера.  Работали  вдвоем, а в праздники и в выходные  им помогал Женя, так как продавца не могли взять. Напечатали листовки и Аля обходила ближайшие улицы, где в домах, в подъездах раскладывала  эти листовки, или стояла на углу улицы 23 и 8 авеню раздавала прохожим. Торговля оживала обычно перед праздниками Thanksgiving Day, Christmas, New  Year, Valentine Day, Easter и другие. Все что оставалось после уплаты за аренду магазина, налог, страховку, только хватало на оплату квартиры, учебу сына в колледже   и поесть-попить. Но это не то, что  вам хотелось бы, открывая свой бизнес, - получать прибыль, отложить что-то в банк и в дальнейшим  купить дом или квартиру,  помочь сыну, а в преклонном возрасте - жить без бедно.  Бизнес шел, как говориться не шибко - не валко.  Конкуренция была большая. Бум на электронику, в начале 80-ых прошел. Начали открываться множество магазинов электроники в Манхеттене, в Нью-Йорке, почти на каждом углу. Это были индусы, израильтяне, корейцы, китайцы, они сидели в своих магазинах по 24/7 и могли питаться одним рисом.  Четыре     года   они продержались и ушли из  бизнеса.   Бум на электронику закончился.               

     Как в Америке принято объяснять  успех человека: надо оказаться «в нужное время, в нужном месте». Но «этим местом», стало не чистое поле, посреди которого из земли вдруг забила нефть, а скромный магазинчик бытовой электроники на Пятой авеню и 24-й стрит. Это был 1978 год.Самый пик эмиграции из СССР. Магазин Сема Кислина стал известен благодаря  не только количеству, но и качеству покупателей. В эпоху бума потребность на «телики» и «видики», помимо нашего брата-иммигранта, была так же у советских дипломатов, избранных деятелей культуры, спортсменов, шпионов, журналистов, и ученых и прочих.  В магазине отоваривались Андрей Громыко, Евгений Примаков, Георгий Арбатов, заглянул  и Эдуард Шеварднадзе, и, не считая, сошек  помельче. Подвозили на автобусах советских граждан, которые работали в посольстве или  в  консулатах
Развал СССР. В девяностые годы Союз приказал долго жить. А предприимчивые и смелые стали шуровать, искать, на чем можно заработать в бывшем СССР. “У нас теперь будет капитализм», - говорили в Союзе. Бывшие директора заводов, предприятий, секретари парткомов, райкомов, комсомольские руководители  - они первые прибрали в свои руки – заводы, фабрики, разные предприятия, нефтяные скважины, добычу нефти, газа и всякие полезные ископаемые - чем богата матушка Россия! Они стали сразу владельцами всех богатств Советского Союза. То-есть все досталось случайным людям за три копейки. Вот и появились олигархи, новые русские и просто бандити.
        Как только  открыли “железный занавесь», им на помощи   полетели наши эмигранты, тоже находчивые и предприимчивые, они искали:  на чем можно заработать. Быть бизнесменом –  это своего рода такой талант. Таким вот был Семен Кислин, Тимур Сапир. Кого заинтересуют эти имена  «наших» бывших эмигрантов – миллионеров, может даже миллиардеров, прибывшие в Америку в 70-80 годы и затем, заработавшие на развалинах Союза, найдите   на интернете.
Сэм Кислин разделился со своими партнерами Тимуром и Бадрий. Они уже заработали себе на квартиры, дома и на прочие. Магазин «Электроник» остался Тимуру, стал называться «У Тимура». Со временем он стал первым миллиардером среди евреев-иммигрантов, «брежневской волны» из Союза. Сэм Кислин открыл свою компанию «Trade Commoditize Co.», которая находилась в Empire State Building  на  45-ом этаже и успешно торгует с бывшим Советским Союзом.

      Новые предприниматели  стали искать: где, что купить подешевле, а продать подороже. Ввозили в "бывший" электронику, а вывозили - таскали уголь, сахар  из Украины, нефть из Баку, из Сибири вывозили лес, ценные металлы: алюминий, медь, цинк.  Искали какую-то мочевину (urea), уран, ртуть. "Широка страна моя родная и очень богатая". Разворовывали все вмести и бывшие директора заводов, партийные секретари, председатели республик и всякие члены правительства. А куда пропали большие деньги КПСС?
       И наши эмигранты "бывшие враги народа Советского Союза" тоже хотели успеть ухватить кусок.
Что бы быть успешным бизнесменом, надо тоже иметь особый талант, чутьё и уметь рисковать. Появились отечественные Олигархи.
      Это были «крутые» 90-ые  годы.  В это время крутились такие дела!
        Борис хоть и работал в этом бизнесе и крутился там, но не сумел схватить птицу за хвост.  Борис, закрыв магазин, продолжал  ходить к Семену Кислину в контору, выполняя различные поручения, иногда, сопровождал Семена Кислена, в проездки в Москву, на Украину, в Сибирь и  в другие места,  бывшего Советского Союза и, видел, как разворовывают бедную Россию. Какие сделки заключали новые капиталисты!  У Семена Кислина были открыты конторы в Москве, в Одессе. У него появились «нужные люди» в Москве (например, Иосиф Кобзон) и на Украине, в Сибири.  Он стал миллионером. Как–то он сказал: «хватит для моих внуков и для правнуков».
       Бориса вдруг нашел его племянник  Саша Супер, который жил в Ростове и позвонил   Борису  домой в Америку. Так вот Саше, какие-то военные  из воинской части в Ростове,  предложили прицелы для винтовок, образца военных лет.  30 ящиков. Бывшие офицеры, чины повыше, тоже хотели заработать.
    Когда они встретились в Москве, договорились, и Саша прислал весь  груз   в Нью-Йорк, JFK аэропорт.   Тогда было легко, без всяких проверок,   проволочек, и  Борис получил эти ящики с прицелами, привез прямо домой. Теперь надо искать  – где можно  продать, кому предложить, эти прицелы?  Женя, наш сын,  нашел магазины по продажи оружия, где этими  прицелами очень заинтересовались. Оказалось, эти прицелы военных лет чуть ли не реликвии. Мы все продали. Сказать, что здорово заработали – то нет.Цен мы не знали. Потом выяснилось, что можно было продать на много дороже. Ну что. Что сделано, то сделано.
 
    Тогда в России можно было купить чуть ли не танки, ракеты, вертолеты, любое оружие. Все было бесхозным. Вот и воспользовались некоторые шустрые. Разбогатели!!! Будь здоров!!!

 


                ---МАМА--- 


Я моментально проснулась  от резкого телефонного звонка и побежала в столовую. На часах  было три ночи.
-  Алло!  Алло!
-  Алечка! Алечка!
-  Мамочка, мамочка, милая, я слушаю.
- Алечка, это Элла Петровна. Родная, мамочка умерла позавчера. Сегодня мы её хороним. Сейчас уже едим на кладбище.
Ноги подкосились,  я села на диван. Как это может быть? Мамочка умерла? Я не могу  понять этого, что мамочка умерла. Нет, этого не должно быть. Я ее ждала  еще увидеть в Америке.
- Элла Петровна, дорогая, как это произошло?
Подошел  Борис и Женечка.  Я плакала и не могла говорить. Борис взял трубку. Элла Петровна рассказала, что мама с Иваном были на даче в Лисьем Носу. Иван поругался с соседями на даче из-за какой-то мелочи. Он всегда цепляеться, и возникает скандал.   Мамочка расстроилась из-за него  и вышла в парк с соседкой. Вдруг ей стало плохо, она присела под дерево, схватилась за сердце и умерла. Нитроглицерина с собой не было – забыла. Отец спохватился, побежал за лекарством, но уже было поздно. Его тоже увезли в больницу.
- Где будут хоронить?
- На  Волковом кладбище. Я с большим трудом достала разрешение на похороны, так как здесь  почти нет мест – это старое кладбище. Вы же знаете, что у нас  «надо ж дать». И тогда нашли место. Мамина знакомая Люся, у себя дома сделает поминки.  Иван совсем беспомощный, все время плачет. Я взяла у него ваш телефон и решила позвонить тебе. Мы все тебе соболезнуем. Помним Шурочку. Держись дорога.
Вечером ко мне пришли знакомые помянуть мою мамочку.
Как  грустно. Всем сердцем  я хотела бы быть там, и проститься с мамочкой. Но для  меня это было не возможно.   «Гуманная» советская власть не разрешила    мне поехать в Россию на похороны матери, для  меня закрыта эта страна.  Я – враг народа, я предательница Родины. Это был 1983 год. И только когда развалился Советский Союз, изменилась политика, «железный занавесь»  открылся, и тогда эмигрантам, наконец, разрешили   посетить Родину. Наконец,  я смогла в 1998 году с  туристической американской группой прилететь в Ленинград и посетить могилу матери.
Днем за днем,  я хожу, двигаюсь, что-то делаю, а мама все время передо мной.  Не успела я вызвать мою маму в Америку. Надо было нам сразу  ехать вместе, а теперь жалею.
На долю мамочки выпала  тяжелая жизнь, как и у всех, в Союзе, в России. Моя мамочка, как могла пыталась  выжить…
В первой книге «Через годы, через расстояния» я много написала  об этих годах, о маме,  Александры Михайловне (Тимофеевой) Рогожевич-Игнатьевой.  Читайте мою первую книгу.       
                Сон о маме.
Где-то на открытой веранде, освещенной ярким солнцем, я и еще две женщины сидим за круглым столом. Очень много солнца. Все залито вокруг, слепит глаза. И вдруг прямо перед мной стоит мама. Сзади ее белая стена, такие обычно бывают на открытых верандах. Я вижу маму так ясно, так отчетливо, до мельчайших черт на ее лице: ее большие голубые глаза, внимательно на меня смотрящие, ее маленький носик, еле заметную родинку, ближе к правой брови (настолько она мне родимая мила), короткую стрижку, покрашенных в каштановый цвет волос, но уже у корней  видна седина. Одета она в светло  сиреневое  платье, с маленькими пуговицами, с отложным воротничком. Мы смотрим друг на друга в глаза. Я в радостном замирании не возможного чуда, что вижу мамочку живой. И не веря, я говорю: «Вы так похожи на мою маму! Поразительно!» У меня появляется желание подойти к ней и поцеловать. Она улыбается широко, и  как-то особенно выделяются ее белые зубы. Я пытаюсь встать, но она вдруг уходит, вернее исчезает. Я опять говорю в недоумении: «Она так похожа на мою маму. Это – она».
Просыпаюсь…Господи, как я ее отчетлива, видела. «Спасибо, тебе, Господи! Что дал мне возможность увидеть мою мамочку, хотя бы во сне». Я открыла глаза и увидела перед собой, освещенную солнцем стену моей комнаты. Это было 4 сентября 1983года, спустя 3 месяца.
  Что происходит с отчимом? Я не знаю. Он или не может, или не хочет общаться  не по телефону, не отвечает на письма. Через знакомых мамы, переписываюсь, и я узнала, что он спился, приходят чужие люди и все разворовывают из квартиры. Я совершено беспомощна. Я далеко.
                Второй сон.
Мне опять приснился сон. Как будто я, нахожусь в темной комнате, а в проеме дверей, стоит моя мамочка, и  сзади, она освещена ярким светом. Она что-то говорит, она что-то просит у меня, вижу ее печальное лицо, и вижу ее открывающий рот, но не слышу о чем она меня просит.  Я посыпаюсь. У меня очень тревожное ощущение на сердце. О чем она меня просила? Что за сон? У меня какое-то,  предчувствии. Неприятное. Говорят,  есть вещие сны. Решила зайти к своей соседке. Рассказала ей сон. Она мне говорит: «Твоей матери, что-то мешает в могиле, давит. Может твой отчим умер».  Я позвонила в Ленинград Элле Петровне. И она сообщает: «Иван умер неделю тому назад. Мы его кремировали и подзахоронили к Шуре».  Вот что тревожит   мою мамочку в могиле. Он ее отправил на тот свет, он ее обижал, и теперь давит на нее опять. Так есть вещие сны или нет?  Что-то есть.
Все вещи, фотографии,  что- то ценное для  меня   о маме – все пропало. Заходили чужие люди и брали что хотели. Я была далеко. Квартира перешла государству.
   
                Последнее фото. Александра Михайловна (в центре, в первом ряду) 1982 год. Гастроном на Заставской ул. и угол Московский проспект.




                ---МОЯ АМЕРИКА.ЕЕ ДОСТОИНСТВА И НЕДОСТАТКИ.---

 
               
                В жизни  всегда проблемы, но выбора два:
                Либо ты ноешь, либо ты решаешь их.
               

        В Америке или надо родиться, или долго жить, чтобы понять эту страну и окончательно привыкнуть. Понять здешнюю жизнь, должно быть, очень трудно. Конечно, как и в каждой стране существуют проблемы. Но когда вы смотрите на количество американских флагов на  домах,  убеждаешься в том, что люди чтят, любят свою страну и относятся к ней уважительно, а это очень важно - уважать свою страну и ее символику. У людей в эмиграции оголяются те чувства, что были закамуфлированы в Союзе. Отношения становятся требовательными к друг к другу. И к себе тоже. Я стала более уверенная, смелая, почти без комплексов и в то же время снисходительна к другим.(Моя семья уехала из СССР в 1978 году).
Поражает в Америке - отзывчивость - люди желают тебе помочь, разобраться. Если и есть где-то бюрократия, то она оправдана, заведенными правилами, логичностью. Честность служащих в конторах, в магазинах - это основная черта американцев. Не надо давать взяток, когда тебе потребовалась какая-то бумажка, никакого тебе блата, что бы достать билеты в театр, на стадион, на самолет или купить холодильник и прочие. Не надо подкупать преподавателя при поступлении   в любое учебное заведение - надо только проявить способности, талант, сильное желание добиться цели. Некоторые вузы  платные. Чтобы оплатить учебу,  можно взять стипендию (scholarship) и в банке заем и, когда начнешь работать - будешь выплачивать. Есть бесплатная  государственная школа Public School и общественный колледж Community College –  очень минимальная плата за учебу.      
  "По блату"  - в  Штатах не знают, что это такое. Нет блата и при поступлении на работу: имеешь хорошие знания, желание работать   - тебя оценят. Надо знать свою работу, быть способным,  с амбициями, агрессивным, проявить себя, чтобы добиться продвижения по работе, и ты приносишь для компании развитие и прибыль. В Америке надо здорово трудиться, чтобы жить достойно, по-человечески. Вот говорят: Америка – это трудовая колония с усиленным режимом питания. Ирония!!

          Но есть коррупция на высоком уровне, когда большие компании пытаются протолкнуть свой бизнес, обойдя конкурентов.  Для этого существует в Капитолии лобби – это легальная форма подкупа, торговли влиянием на должностные лица исполнительных органов или вымогательство, подкупая  сенаторов, конгрессменов. Это медицинское лобби, фармацевтическое лобби, страховые, строительные компании и другие.
Но зато, какой сервис! Обслуживание, или как говорят сервис, в магазине, в гостинице, больнице, в офисе – на высшем уровне. Соблюдается чистота, порядок, продуманы все удобства для клиентов. Все улыбаются, вежливы, и спокойно говорят без раздражения. Меня это настолько восхищает до сих пор.
  Особенно  меня восхищают, как мостостроителя: дороги, мосты, коммуникации! Большие дома, небоскребы строят быстро, и надежно, аккуратно. На строительных площадках все  лежит на своих местах. Рабочие  имеют все средства защиты,  и никто не пьет на рабочем месте. Работы распределены четко по подрядчикам и мастерам.
              Есть недостатки.
     Домостроительная технология в Америке - торжество идиотизма (см. сказку “Три поросёнка”, часть 1). Это "одноэтажная" Америка – частные дома в 1, в 2 этажа. Ими застроена вся  страна. Стены и перекрытия - из фанеры толщиной в   ладонь, набитый на каркас в виде реечек-палочек, и между ними уложен изоляционный материал,  видя ваты, упакованный в фольгу. Можно разговаривать с собеседником через два этажа. Забивается гвоздей без меры, штук 100 на кв. м, поэтому, естественно, через 5 лет всё скрипит, все дверные блоки расшатываются. И  очень часто пожары, дома сгорают как спички. Это строят разовые дома.  На чем держится дом? Дома строят без фундамента. От сильного ветра, не говоря, от урагана,  ничего не остается  от вашего домика – реечки сложились и разлетелись.
Посмотрите ТВ - как ветер подует - сотни домов лежат в руинах. Это какая-то бутафория: реечки, палочки, картонка. Если строить дома на фундаменте, на сваях, то дома не будут рухнуть от каждого урагана.  А стены делать по уму: из бруса и несущие колонны заливать бетоном, то можно сократить расходы на отопление и кондиционирование в 10 раз. И американская технология окон тоже желает  лучшего. Въезжая в дом, где вся бытовая техника американского производства, которая рассчитана примерно на три – пять лет  и надо будет ремонтировать или менять. А если хочешь продать дом по дороже, надо потратить деньги на модернизацию (upgrade), на ремонт несколько тысяч. Это собственно капиталистическая система, в которой формула: нажить поскорее барыши. А строительные компании – контакторы, в основном  в руках итальянской мафии и они избрали дешевый и быстрый способ строительства. Они не допускают другие строительные компании. Разовое потребление продукции –  можно так сказать, несколько лет пожили – покупай новый дом или трать на ремонт.
     К слову - одноразовый товар.

       Здравоохранение. Это очень трудный вопрос и уже  много лет решается в США. Хотя медицина достигла большого развития, по сложнейшим операциям.  Фармацевтика имеет лучшие разработки лекарств. Но стоимость лечения, посещения врача, операции – все дорого. Страховки очень дорогие. Работающему человеку болеть, лучше не надо. И уже много лет правительство не может решить эти проблемы.
       Хотя есть группа людей: пожилые, кто не выработал определенное количество дней и инвалиды – они получают медицину бесплатно. Слава Богу!

        Феминизм.  Вот еще один феномен в американской жизни. Феминистки! Американские женщины добились и добиваются равноправия с мужчинами. Феминизм – вирус, который убивает любовь. Мужчины сдают свои позиции - уступая слабому полу. И женщина начала верховодить. А ведь сама страдает от этого. Нельзя женщине сказать комплимент, нельзя уступить место, помочь поднести тяжелый предмет открыть дверь и пропустить ее вперед. А как же  мне не пококетничать перед мужчиной, привлечь внимание к себе? Хотя теперь девицы одеваются настолько вызывающи, вульгарно: ягодицы, груди, обнажены «до нельзя». Спрашивается: для чего? Привлечь взгляд парней, мужиков? Конечно. А когда ее обглядывают, она может вызвать полицию: «Караул харазмент!» (harassment - оскорбление, сексуальные домогательства).

        В октябре 2017-го, в США началась массовая кампания против сексуального насилия и домогательств  возникло движение MeToo (Меня Тоже) и призывает женщин рассказать о пережитых домогательствах. “Если бы все женщины, подвергшиеся сексуальному домогательству или нападению, также написали MeToo  в своём статусе, мы могли бы дать людям понять масштабы этой проблемы”. Конечно, да.
           Но во время этой компании  сотни влиятельных мужчин были обвинены в злоупотреблении властью и сексуальном насилии, многие из них ушли в отставку или прекратили публичную деятельность; жесткой критике подвергали и тех, кто пытался за них вступиться. Критики движения считают несправедливым обвинение в том, что происходило много лет назад: из-за недоказанных обвинений в харазменте многие мужчины столкнулись с проблемами на работе и в личной жизни. Многие люди устали от потока подобных историй от женщин, желающих их рассказать и обвинять бездоказательно.
        Женщины в Америке –  это хищницы расчетливые, агрессивные и холодные. Они развращены тем, что можно обвинить знаменитостей, известных людей, получая выгоду, если он еще и богатенький. Вдруг такая особа впоминает,спустя 20-25 лет, что он ее трогал или даже изнасиловал. Почему она сразу не сообщила?  И вдруг:     «Подам на этого мерзавца в суд, да еще получу деньги. Он посмотрел на мою грудь, слишком внимательно. Он сказал, что я хорошенькая и сексуальная». Но она оделась так, что только в постель ее тащи.  И получается: сама зовет, а не дает. А куда деться мужику? Вот и теперь, он бояться подойти к женщине, посмотреть на нее и сказать, как она хорошо выглядит,или даже уступить место, помочь поднести что-то. Мужики становятся импотентами и в тихоря занимаются мастурбацией. А хуже,когда какой-то падонок нападает где-то на женщину, не выдержив.Сколько сообщают в новостях об изнасиловании.  Женщины  берегите Мужчин!
         
      Девушки, вам разве не хочется услышать,   приятные слова, комплименты, и чтобы он посмотрел  вам в глаза и сказали: «Ты самая, самая красивая». Меня как женщину, оскорбило бы невнимание мужчин.  Конечно,если действительно он ведет вызывающе – я  бы дала ему пощечину.
      В Америке мужчины стали выбирать себе в жены азиаток, европейских, русских. Они женственны, мягкие, сговорчивые, ухаживают за мужем, детьми, содержат в порядке дом.  Это ведь предназначение женщины. Не так ли?   Умная женщина, она и в семье будет главная, и дом содержать, и мужем управлять.   К тому же и на работе достигает высокого положения и двигается по карьере.

        Американка скорее может заказать по телефону: аж «breakfast» (завтрак), чем приготовить самой дома. Она вообще ничего уже не хочет делать. Вот пойти  в салон,это да.
            Сколько американка тратит время на выращивание или приклеивание  ногтей? И потом ходит с растопыренными пальцами. Сколько времени и денег американка тратит в салонах? Преческа на голове, а в голове пустота. А о чем они говорят? Вы поговорите с ними. Хотя может теперь и русские девушки уже не те. Хотят подрожать западу. Конечно девушка, женщина, в любом возрасте, должна следить за собой и быть всегда привлекательная.   
           Голливуд «заголливудело». Вот появилось – движение "ME TOO".
Бабы взбеленились. Они хотят получить хорошую роль и не гнушаются ничем, что бы перехватить её у соперниц. Шекспир сказал: «О, женщина предательство вам имя». Разыгрывая из себя недотрогу, а сами, они готовы договориться с продюсером   через секс. Теперь девушки со школьной скамьи, в большинстве,  имеет очень рано секс - терять нечего. И она думает: "Ну и что? Это такой пустяк. От меня ничего не убудет". Поддалась продюсеру – за то роль в кино получила."Мое тело, что хочу, то и делаю". Ладно, ладно. Ах, ты возмущена моими рассуждениями. Но это правда. Да искусство требует жертв и в киноиндустрии тоже. Было так и будет. Не ты, так другая. Так что ты сейчас возмущаешься? - Но это твоя роль.


    Об американской еде: отсутствие вкуса - страшнее не встретишь. Порции подают огромные (где диета?): кусок мяса, или рыбы,  или вот гамбургер с котлетой,  с сыром  между двух кусков булки, жареная соломкой картошка, кукуруза, салат -  съесть все не возможно и остается много на тарелке. Все идет в мусор.
      Есть в штатых, конечно, шикарные, изысканные  рестораны: французские, итальянские, восточные и русские там можно наслаждаться едой.
 Good App;tit!

                Анекдот
         По поводу объединения европейских стран.
         Швейцарец ответил на вопрос:
– Почему вы не в Евросоюзе?
– Чтобы они нас учили, как сыр делать? Не надо. Нет.

   


                --- АМЕРИКАНСКИЕ ШКОЛЫ И КОЛЛЕДЖИ.---
 

     Do are you know black girls hit Gene?  - поравнявшись со мной  сообщил  Гога, соседский мальчик.
Дома я спрашиваю Женю. В чем дело?
-  Ничего, -  отвечает Женя и молчит.
Через день Гога опять встречает меня и говорит,  что черные девчонки   бьют Женю.
Я на другой день иду к школе в ланч, когда  большой перерыв, около часа, и все школьник выходят из школы. День был дождливый, пришлось взять зонтик. Иду к школе, стою напротив выхода на другой стороне улицы. Улица не широкая, закрытая для движения машин.  Дети выскакивают из дверей как мячики. Шумно, вприпрыжку, разбегаются  в разные стороны. Замечаю, две черные девчонки остановились у выхода. Жду, когда появится Женя. Вот, наконец, и он выходит, на плече рюкзак. Идет один. И вдруг,  две черные подбегают сзади к  Жене и бьют его сзади по спине, аж у него голова назад отскакивает. Он идет не поворачиваться.  Я срываюсь с места, в руках у меня зонтик, внутри все кипит, а уже была готова ударить этих черных  девок зонтиком. Но в голове проноситься: «Нельзя их трогать. О, это «детишки». (“They are kids”) Меня арестуют. Суд». Рука с зонтиком застыла. Я кричу: «What are you doing?»  Они срываются и убегают.
Какой-то черненький мальчонка, тут же стоит и говорит: «I am his friend». То же мне «friend»! Дома я рассказала все мужу, и на другой день идем  к директору школы. Директор черный. Тогда еще не употребляли афро-американец. Все рассказываем. Он по микрофону вызывает учительницу. Директор говорит: «Может они заигрывают с вашим сыном?» Хорошенькое дело: бьют со всей силы по голове, и это называется «заигрывают». (Надо сказать: Женя красивый мальчик, темно русые  волосы,  голубые глаза, ямочки на щеках). Директор говорит учительнице, что бы  она привела девиц к нему  в кабинет, и он с ними поговорит.
Но вообще, мы были очень разочарованы  школой. Три месяца прошло и никого внимания на ученика со стороны учителей. В классе у Жени украли очки, все время ломали или раскидывают карандаши. Женя имел отлично только по математике. (Знания по математике, что он получил в Советской школе, ему хватило и на колледж). Английский на нуле.  Конечно, он  вольется в среду и заговорит на английском. Дети быстрее осваивают языки, чем взрослые. Но что делать сейчас?  Мы живем в Jersey City, и по закону штата New Jersey,  Женя должен ходить именно в эту школу, что рядом с домом. Встречаю  Тамару Честных, их семья живет в том же доме, что и мы. У нее две дочки, они ездят в русскую частную гимназию при православной церкви в Манхеттен на 92 стрит и Парк авеню. Она посоветовала нам эту гимназию. Мы решили, что оставшиеся  полугодие, Женя больше не  ходит в нашу районную школу, и занимается дома по русским и английским учебникам. С нового учебного года, мы его оформляем в  русскую гимназию, и  Женя стал ездить с  тремя  пересадками   из Jersey City  в  New York на 92 street. Гимназия не дорогая. В гимназии все предметы на английском, а на русском – это   русская литература, история и закон божий.  Два года, 7-ой  и 8-ой классы, он  учился в гимназии. И  когда ему надо было идти в High school, в старшие классы, 9-ый – 12-ый, мы его  перевели  в  частную,  платную школу Bergen School в нашем городе. Жене дали «scholarship».  Учеников в школе было очень мало – в классе 9-10 человек и всего одна девочка. Общественной жизни в школе не было. Женя уже говорил по-английски.  У него появился друг Джо, который жил в соседнем городе Хобокин (Hobokin), на берегу Гудзона. (В дальнейшим  Женю судьба связала на долго с этим городом). Это было время  дискотек «Discko» и Женя вместе с Джо вечерами ходили в  «dancing club». Появилась девушка Барбара.   
Конечно, я не могу судить о школьной программе в американских  школах. Просмотрела учебники – они красивые, очень огромные, тяжелые, тащить в рюкзаке – надорвешься. Программа, методика: по английскому, математике,  природоведенье, истории и другие предметы, разработаны – отлично. Но за учебный год, проходят половину учебника. Стараются не перегружать учеников. Домашние задания минимальные. Очень вольная дисциплина: все ходят по классу, иногда просто игнорируют учителя. Не воспитывают уважение к старшим, к учителю.
После окончания школы Женя поступает в Rider  Collage  in Lawrenceville штата New Jersey на отделение Business Administration.  От дома в коллеж ехать более  часа на машине.
Вот тут надо отдать должное –  в Штатах  можно поступить в любой институт, в учебное заведение, выбирай любой, без нервотрепки, без конкурса, как это  было  в бывшем Союзе и теперь в России.
Во-первых, можно выбрать  любой колледж, и поступить без всякого конкурса.  Плата за обучение в колледжи разная. Имеются каталоги всех американских учебных заведений любого штата. Сейчас все можно найти на интернете. Выбирай  и посылай документы и отметки за экзамены, одновременно в разные учебные заведения и тебе пришлют приглашение. Конечно, надо иметь   определенное количество очков после окончания школы, которые позволят студенту поступить в соответствующий колледж, университет.  Есть, так называемые частные университеты «плюща», Ivy League Universities: всем известные Колумбийский в Нью-Йорке, Принстонский  и Ельненский, Гарвортский и так далее.  Это частные,  дорогие университеты.  Что бы учится в этих университетах, надо платить  от 25 тысяч за полугодие и более. Родители могут, значат –  платят. Если ты вундеркинд, если отлично занимался,   тебя возьмут и помогут оплатить учебу. Университеты дадут тебе scholarship и ты можешь найти «спонсоров»,  и взять заем в банке. Когда начнешь работать - будешь выплачивать. Есть бесплатная государственная школа (Public School), и общественный колледж Community College ( 2-4 года)  –  очень минимальная плата за учебу. И опять же можно взять заем в банке.   
  Но как распределилась судьба, когда Женя выбирал колледж. Было несколько приглашений из разных мест. Женя остановился на Rider Collage и послал документы.   Нам пришло приглашение: приехать на день открытых  дверей и познакомиться с учебным заведением.  Мы поехали втроем. Для группы родителей и абитуриентов – устроили экскурсию. В качестве экскурсовода был  студент. Он  показал территорию, где расположены корпуса  аудиторий, спортивный комплекс, олимпийский бассейн, кафетерия  и корпуса общежитий (campus). Все это расположено на территории парка, с озером, где плавают утки и лебеди. Ну, проста сказка! Учись! Мы с мужем говорим друг другу: «Я бы здесь училась  всю жизнь». На ночь нас разместили в одном из корпусов общежития, принесли пиццу и кока-колу.  Утром мы позавтракали в студенческом кафетерии, погуляли по парку и вернулись домой.
Парень, который нас водил по территории, он посвящал наших детей в студенческую жизнь. И надо же такому случиться: сам он  был членом, в так называемой студенческой организации – братство («Fraternity»). И с агитировал! В этом содружестве студентов, братстве –  взаимоотношение родства, как между братьями и они объединены общими интересами внеаудиторными делами, помимо занятий. Каждое братство имеет свое название – обычно оно состоит из трёх букв древнегреческого алфавита, например, "Phi, Beta, Q-X, Kappa").  Их называют «греки». И живут они в отдельных корпусах, отдельно от других студентов.
Начался учебный год. Привезли Женины вещи на кампус (campus). У каждого своя комната. Двух этажное здание, перед  домом большой паркинг, для каждого студента свой. Мы увидели на этом паркинге, какие у «бедных» студентов машины – «будь здоров»! –  в хорошей цене. Мы купили Жене подержанную машину, когда он закончил школу.  Пришлось купить еще «бедному» студенту в общежитие: телевизор, аудио  и видео-проигрыватель. К стоимости обучения прибавляется  проживание и питание.  Мы оформили “scholarship”  и взяли заём в банке.  За  год мы платили             $ 3000.00.  Иногда Женя приезжал на выходные домой. Несколько раз мы приезжали к Жене. В основном  у американских студентов, у молодежи,  как они говорят: главное – это «have a fun», веселиться, дурачиться и пить пиво и покрепче.  Занятия – так, между прочим. Не будем обобщать. Конечно, есть студенты, которые серьёзно занимаются, они не подвержены дурному влиянию.
Но Женя окунулся в студенческую жизнь, в эти забавы – иметь «фан»,  с головой. В этих кампусах они предоставлены сами себе, где пьют алкоголь, пиво (заказывают целые баррели пиво) и, конечно, курят «травку» и пробуют  разнообразные наркотики.  Мы с мужем ничего этого не знали, и не предполагал – такого кошмара. «Наш сыночек в колледже и он должен учиться». Когда однажды, мы приехали  и увидели, что там творится, я забеспокоилась. Муж  отругал сына и пригрозил забрать его из колледжа. Я позвонила в администрацию,  и спросила: почему они не смотрят за  студентами, что творится в общежитие.  Мне ответили, что это не их дело, что студенты делают в свободное  время. Этим все и кончилось.
         Кончился первый учебный год и только тогда, мы узнаем, что Женя, оказывается, с легкой руки того студента, который нам провел экскурсию, вступил в студенческое  братство  «Fraternity». Что это такое? Теперь мы знаем.


           ---НАСКОЛЬКО ОПАСНО ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ БЫТЬ СТУДЕНТОМ В США.---

 
      О так называемых студенческих братствах, существующих в Америке, в колледжах, университете  для парней и девчат. Фратёрните  (Fraternity) – братство (Brotherhood) для парней и сорорити (Sorority) - сестричество для девушек.  Откуда пошла традиция, в чем плюсы и минусы таких братств?  В основном, все Fraternity названы двумя-тремя греческими буквами. Начнем с того, что первый  Fraternit;  – (франц. "братство") появился в Америке в 1775 году.  Это сообщество было задумано по типу масонского – новичкам при вступлении, необходимо выдержать испытания, пройдя которые они приглашались на торжественную церемонию посвящения. У всех членов братств есть свои тайные знаки, по которым они узнают друг друга (например, как в фильме "Блондинка в законе" отличительный знак на кольце и колье). Основная идея братств: помощь и взаимовыручка в стенах университета и после него на протяжении всей жизни. Сейчас фратерните и сорорити существуют в каждом уважающем себе колледже и университете в США. Поскольку «греки» (как они себя также называют) нередко устраивают вечеринки в голливудском стиле, то у них есть свои кассы, каждый вступивший должен оплатить членский взнос.   В колледже студенты этого братства (их называют «греки») считаются привилегированными. Они живут в отдельных  корпусах.            
     Почему же иногда бывает так опасно вступать в ряды "грекиов" и какие
 в этом плюсы?
     Плюсы:
           1.Моральная поддержка,"принадлежность к  элите".
      Социальная принадлежность к братству позволяет студенту почувствовать себя в безопасности. В случае чего - есть к кому обратиться. Легче найти нужные связи. Почти вся американская элита состояла во “fraternity” и “sorority”: половина президентов, в том числе Билл Клинтон, Джордж Буш младший и старший, Рональд Рейган, а также судьи из Верховного Суда США, большинство членов Конгресса (всеми горячо любимая Джен Псаки) и руководители крупнейших корпораций.
          2. Профессиональные возможности. В многих братствах есть обширные организации выпускников, которые могут поделиться опытом или дать совет по поводу будущей профессии. Братства – отличный шанс проявить свои лидерские качества, а соответственно и пополнить свое резюме.
          3. Веселая насыщенная студенческая жизнь. Много праздников, вечеринок,  много знакомых. Чтобы, как говорится, было, что рассказать внукам. (Вопрос?)  Вот только до этих внуков доживают, как показывает практика, не все члены братства.
             Минусы:
        1. Жестокие испытания перед вступлением. Американские умы студентов изобретательны, и для новичков они придумывают непростые испытания. Каждый год история “fraternity” пополняется смертельными случаями. Опишем один случай: в 2017 году во время таких испытаний в калифорнийском университете погиб студент по имени Andrew. На вечеринке он не мог отказаться от виски, который в него вливали бутылками. После пары бутылок он упал, его положили на диван. "Друзья" не сразу заметили, что Andrew умер, а когда заметили, то начали сначала обзванивать "своих", а уже потом позвонили в 911. “Fraternity” в этом университете официально запретили, 9 участников той вечеринки арестовали, но человека уже не вернешь. И время от времени можно увидеть сообщение по  телевизору о трагической гибели студента, который попал в братство FRATERNITY.
        2. Адская неделя - финишная неделя перед посвящением, знаменующая конец вступительных испытаний. Время, когда новичков проверяют на прочность в прямом смысле слова. Они могут не спать по трое-четверо суток подряд, не мыться, питаться несъедобными продуктами, подвергаться пыткам, издевательствам, как «дедовщина» и еще бог знает чему. Женя весь год мыл пол у главного этого братства. И в последнюю ночь стоял на чердаке. А когда уже посвящали  в братство, то сбрили усы. Все это я узнала спустя годы.

Spring-brake Time -- Время весених каникул:
        Еще одна традиция американских студентов.
В начале марта в самом теплом месте Америки, во Флориде, начинается настоящая вакханалия: тысячи студентов съезжаются сюда со всей страны, чтобы отрываться по полной. Это — начало «spring-brake» - спринг-брейка, весенних каникул в колледжах. С приходом весны тут начинается время безумных вечеринок. Эта вакханалия уже стала частью здешней культуры: сюжеты про студенческие вечеринки на каникулах не раз появлялись в голливудских фильмах и телепрограммах.  Много печальных происшествий,  инцидентов, безобразное поведение девушек, которые настолько потерявшие сознания, реальность, что не помнят с кем они спали и куда их таскали.
В курортный город Форт-Лодердейл, к примеру, приехали в 2017  году, около 100 тысяч студентов. В отелях, помещения, как после    погрома, все было разбито и разрушено. По улицам ходили толпы  полуголых девиц и парней.    Некоторые местные жители эвакуируются на несколько недель: безудержное веселье здесь продолжается до середины апреля, алкоголь льется рекой, а нетрезвые студенты становятся участниками самых разных инцидентов, обычно малоприятных для местных жителей и семейных туристов. Традиции этой, к слову, более 70 лет!
“Ты же знаешь, какова главная цель любой студенческой вечеринки? Правильно – побыстрей напиться!” Так рассуждает это молодежь.
Рассказ  девушки из «наших». Очень хорошо помню, как я впервые попала на американскую вечеринку. Меня пригласил приятель. Это было примерно так: « Что ты делаешь в четверг? У моего друга день рождения, хочешь пойти?» Я согласилась – интересно же. В тот день было много дел, не успела даже пообедать, ну и подумала – ладно, все равно, я ведь на день рождения иду, там перекушу. И вот я выхожу из метро. У приятеля в руках – бутылка вина. Я говорю: слушай, я же без подарка! Он смеется: я уже купил, и показывает на бутылку. Поднимаемся. Вечеринка уже в разгаре. Разумеется, никакого классического дня рождения – ни тебе стола, полного еды, ни подарков, ни тостов. Каждый принес с собой выпивку – и все пьют. Пьют много и как-то бестолково, как по мне. Помню, когда выбрались на крышу посмотреть на огни Манхэттена, одна из девушек (!) взяла с собой бутылку водки и попивала ее прямо из горлышка, смакуя, будто это изысканный коктейль. Брррр… Я очень хотела есть. Пару раз хозяин разносил среди толпы «такосы» – но они разлетались в секунду «Как вы можете столько пить и ничего не есть, и главное – зачем?», – удивленно вопрошала я, запихивая в себя спасительный слайс пиццы. «Привычка, – смеясь, ответил он, – мы же все молодые, вот когда будем уже с семьями, с детьми, тогда, конечно, праздники будут с едой и всем прочим, а сейчас – зачем такие сложности? А ты же знаешь, какова главная цель любой студенческой вечеринки? Правильно – по быстрей напиться! Ну, какая же тут еда, а?» Have a fun!
Вот в такой обстановке, а мы и не знали, Женя занимался в колледже. Вечеринки и пьянки и употребление наркотиков. Надо же нам попался тот студент, который был экскурсоводом и сагитировал нашего сына, и связал его будущее  с Fraternity.
             Проучившись в Rider Colledge 4 года на факультете Business administration, Женя  пытается  в течение года найти работу. Наконец  он устраивается в Broker Company   на Wall Street. Но надо иметь лицензию, чтобы  работать stock-broker-ом. После 2-х месяцев, просидев над толстыми книгами, сдает  экзамен, получает лицензию, и начинает работать. Он менял несколько раз эти конторы. Последняя Broker Company, где работал Женя, находилась в первой башне WTC, на 48 этаже. И вот в тот день 11 сентября 2001 года (9/11), Женя должен был прийти на работу позднее, террористы захватили два пассажирских самолета и, направили их в башни – через 30 минут они рухнули. Погибло 3000 человек.  Господи,  спасибо тебе! Ты спас  моего сына. Трагедия ужаснула, потрясла Америку и весь мир. С нашего балкона мы видели весь этот ужас, на наших глазах рухнули две башни.
Проработав stock-broker-ом лет 20, Женя стал заниматься продажей недвижимостью (realtor). Во общем бизнесмен, энергичный, деловой парень. Купил себе дом в Hoboken.   Женился и вот уже два сына растут. Переехал в Livingston,  это хороший район, и где лучшие школы для сыновей. Купил яхту и все лето проводит с семьей, плавает по  побережью Атлантического океана в штате New Jersey, Long Island. Много проводит время с сыновьями: он ходит с ними в походы, они катаются на горных лыжах, занимаются подводным плаваньем, путешествует по штатам. Он берет их с собой, учит их навыкам работать при ремонте квартир. Сын хочет,  оторвать сыновей от интернета.

         P.S.
Евгений Супер  в документах его записали: Eugene Super и произноситься Юджин. Почему-то в Америке спелингуют имя Евгений – Eugene, а не Yevgenie. Опера «Eugene Onegin» произносится  «Юджин Онегин», меня от этого коробит.  Женя, когда получал гражданство, изменил имя на Gene (Джин). Оказывается, в  фильме про американскую школу «Grease» («Смазка»),  есть один герой с именем Юджин – Eugene, он тупица,  и над ним насмехаются. В жизни тоже имя Юджин вызывает насмешку.  И поэтому Женя изменил имя на Gene – Gene Super.


          

                ---МОИ ВНУКИ ДЖОШУА И ОЛИВЕР СУПЕР---
 

-   Baba, how are old   you?  -
-  Oh! Oliverchik.  I am very old.
-  Baba, say  you number, please.
Господи, я в замешательстве. Если я  произнесу  ему такой большой “ my
        number” – «мое число»,  то есть,  77,   то  он  может понять, что это?
       - Babushka, I am 4 years old and you?
       - I am 77 years old, - произношу я наконец.
        - You are  very old.
        - Yes, my dear.
Я держу Оливера за ручку. Мы идем из детского садика домой. «Наверно, сегодня воспитательница  спрашивала у детей: “How are old you?” (Сколько тебе лет?), а  дети отвечали», – подумала я.
   Когда старшем внуку Джошуа исполнилось 6 лет и ему  пора идти в школу, мой сын Женя продал дом в Hoboken  и купил в Livingston, это пригород штата New Jersey.  Место  это просто замечательное: гористое в  лесах, все участки имеют вокруг особняков  свой ландшафт.  Он долго, вместе со своей женой искали место в хорошем районе нашего штата, где есть хорошая школа.  В таких районах дорогие дома, здесь живет зажиточное население, и которые не хотят жить  в   опасных районов, и не хотят влияние  плохих ребят.  Вы знаете о таких ужасных районах, где продают наркотики, где грабят, насилуют, где стреляют, убивают. А школы так, просто опасные – выживешь или нет. Вот и делайте вывод.  Школы, где Женя стал жить,  без платные, но зато “tax” на землю – высокий.
Мне приходиться теперь ездить к своим внукам, Джошуа и Оливеру, из  Jersey City, минут 30.
С первого  дня рождения, сначала Джошуа и потом Оливера, я нянчила внуков.
Как же я долго их ждала. Какое это счастье!

3 июля, 2006 год.
Скоро мы встретимся. Я с нетерпением жду тебя мой маленький мальчик, мой внучок. Ты еще там лежишь в животе у мамы, а мы уже  говорим о тебе. Осталось три дня.  Рождайся здоровым, умным и чтобы тебе всегда светила путеводная звезда, которая принесет тебе счастье.
  Начало тысячелетия, начало столетия. Что тебя ждет?  Сколько интересного  и нового ждет тебя в жизни и, к сожалению опасного.
До скорой встречи! Я тебя люблю. Твоя бабушка.

6 июля, 2006 год.
Здравствуй мой внучек! Новый человечек!  Мой сладкий.  Вот мы и встретились. Будь здоров! Я самая счастливая бабушка на свете. Да, долго я ждала тебя. Я гляжу на тебя и не могу насмотреться. Ты такой маленький: ножки, ручки, носик, губки - все малюсенькое. Волоски черные и длинные. На кого похож? Трудно сказать. Но явно китайских черт я не вижу. Конечно, мне хотелось  чтобы наша русская порода больше проявилась. Но это не столь важно. Важно, что мы  тебя ждали и очень любим. Шагай в мир!

7 июля, 2006
Привет! Мой внучек! У тебя есть уже имя. Мама и папа назвали тебя:
Joshua Jay Super  и к тому же ты Super. Конечно Super-baby!
Мне, признаться, хотелось дать тебе другое имя, например Виктор,  Джозеф, Александр, Феликс, Макс, Патрик.  Но это не важно.
Джашуа. Джаши. Джаш. Так теперь я буду тебя звать.
Я люблю тебя. I love you!

Name of God – JOSHUA – ИЕШУА – означает «LORD saves»
Jesus is from the greek of the name JESHUA – JOSHUA – savior –  спаситель. Производное от имени JESUS – JESHUA – JOSHUA.


9 июля, 2006 год
Сегодня ты пришел уже домой. Вернее мама с папой принесли тебя из госпиталя домой. У тебя есть комната, чудесная кроватка и много разных красивых вещей и игрушек. И любящие тебя мама и папа, бабушка Аля.

         9 февраля, 2007 г.    Сегодня ты произнес:  «ОК»  и  букву «К», когда одевала. Все конечно ОК!
        12 февраля, 2007 г., 
 МАМАМАМАМАМ – когда укладывала спать. Стал переворачиваться.
        19 февраля, 2007 г.
 БАБАБАБАБА – повторял, играя на диване.
 15 февраля. 2007 г.
Показались нижние зубы.
 
В конце февраля, Джошуа стоит на ногах, при поддержке. А через неделю уже  держится и стоит. Джошуа  так нравится, что это он может  уже делать и, чувствуя свое достижение, смеется и кричит. Сделал первые три шага от дивана до кресла 7-11 июня. В конце июня стал подниматься на ножки и пытается ходить. На 12-ый месяц, к своему дню рождению пошел.

6 июля, 2007 года отметили на улице и на террасе первый ДЕНЬ РОЖДЕНИЕ, Джошуа Супер!
Было много народа. Было много  подарков, шариков.
Вынесли большой торт с одной свечкой и спели песню:
“Happy Birthday!”  Все веселились, и Джошуа был счастлив.
               
И маме и папе, и мне  хотелось дать мальчикам – всесторонние образование. Взяли учительницу русского языка. Она приезжала к нам домой. Приходили еще два мальчика.  Мне очень нравилась ей методика. Она, начиная урок, ставила кассету с классической музыкой: Моцарта, Чайковского. Например «Детский альбом». Учительница рассказывала: о чем эта музыка и при этом показывала разные картинки. Они  проходили буквы алфавита, и рисовали соответственно для каждой буквы картинку, и сочиняли рассказ. Однажды я  наблюдала, как Джошуа подводит другого мальчика к проигрывателю и сообщает, так по взрослому,  и с сознанием: «Слышишь. Это Чайковский». Очень трогательно. У них уже на всю жизнь   останется  в памяти это прекрасная музыка. Они  учили стихи  Агнии Барто, Корнея Чуковского, и Маяковского. Я сама занимались с ребятами: читала русские сказки и стихи. У меня сохранились альбомы с уроками, с рисунками. Через два года и три месяца родился Оливер, 2 октября 2008 года. Два братика Джошуа и Оливер не скучают  и  всегда вместе: строят ли модели, запускают адроны, катаются на велосипедах, на лыжах, плавают и ныряют с аквалангами в океане. Их папа молодец:  физическая закалка нужна мальчишкам и отрывает их от мобильных телефонов и интернета.               
В то время  семья жила в Хобокине (город, где родился Франк Сенатра, и родина бейсбола). Это очень уютный, хороший город напротив Нью-Йорка через Гудзон. Здесь находиться Stevens Institute of Technology (осн.1870 г.). В основном население – это студенты, молодые бизнесмены и много молодых семей, где по два, по три, а то и по четыре ребенка в семье. Поэтому много детских садиков.
Когда Джошуа исполнилось три года,  родители решили отдать его в детский садик. Вот в три часа, прихожу за внуком первый раз, и настолько была разочарована, увиденным, что я расстроилась. И сразу вспомнила садики в Союзе. Садик был в подвале, в  доме, который   был продолжением здания церкви,   Узкие окна лежат на тротуаре. Когда я вошла в помещение, то увидела, что оно разделено на секции, щитами, для каждой группы детей. Щиты высотой 1м.20, то есть сверх него можно посмотреть, что происходит в этой группе. С ребятами занимаются два или три педагога. Кормят их сухим пайком, все в маленьких упаковках: печенье, булочка, чипсы, яблоко,  апельсин, пакетик сока или молока. Кухни вообще никакой нет.  Все это от того, что не дай бог, у ребенка расстроится живот, рвота – родители будут судить. А страховку надо  будет платить детскому саду. Очень большую страховку. Кроваток нет, и  в тихий час расстелют резиновые маты  на полу, и дети ложатся, на принесенные простыни из дома. В пятницу уносят эту простынь домой, а в понедельник приносят чистую.
Какие занятия проходят в садике? Рисуют,  клеят аппликации, лепят из пластилина. Воспитательница читает книги. Что характерно: дети во основном сидят на полу. Дети учат алфавит и счет.   Соответственно,  учат спеллинг  слова, и произносят вслух на распев. Ни стихов, ни песен, в этом детском саду, куда ходили наши дети, не учили. Как я говорю: просто пасут детей, пока родители на работе. Ходят гулять, если есть свой кусочек двора или садика, а если нет, то ходят в какой-то  поблизости парк. Государственных детских садов в Америке нет. Детские садики платные. Помещение арендуют, где нашли подходящие место, это может быть частный дом, или в каком-то здание, где сдают в аренду. Сколько там будет ребятишек? Все зависит от разрешения   здравоохранения. Плата за посещение ребенка частного детского садика большая. Мой сын платил  за двоих в месяц $2400.00. Где-то может и дешевле – все зависит от района и состава населения.  Есть группы и для грудничков. Молодые семьи, где и мама, и папа, учиться, или работают, и живут далеко от бабушек и дедушек, вынуждены приносить двухмесячных. Да и вообще, американские бабушки не очень-то нянчится со своими внуками. Они  или еще работают, или на пенсии, но хотят отдыхать, путешествовать.
  Вы хотите чтобы ваши дети развивались всесторонне: музыкой, шахматами, искусством,  и спортом. Эти кружки частные и не профессиональные. Кто захотел, решился – тот и открывает этот бизнес.  Обычно, часто эти занятия находиться не рядом с  домом, надо ездить на машине и к тому же расписание не подходить вам. А у вас два ребенка. Нужно или самим подстраиваться, или иметь человека, который будет возить ваших детей, конечно, за плату. Я как бабушка возила моих внуков на эти занятия. Они занимались музыкой, русским языком, teak-woon-doo, футболом. Урок по музыке продолжительностью 30 минут или 45 минут, один раз в неделю. Что могут дать эти занятия? К сожалении,  наши дети не проявили ни желания, ни способностей. Столько потрачено время, денег! Иногда все зависит от родителей. А ни мама,  ни папа  не имели время, настойчивости, и не могли помочь своим детям. Надо работать. На этом все закончилось.
Сейчас  Джошуа и Оливер ходят в Public School (в городе  Livingston), в  10-ый и в 7-ой классы. В связи с пандемией Corona-19, ребята занимаются «online». А  что они  получают от этих занятий, по учебной программе?  К тому же нет общения со своими сверстниками. Может быть с нового года они будут ходить уже в школу.
В школах, в колледжах  преподаватели с промытыми мозгами промывают студентам мозги социалистическими идеями.  Лучшая форма социализма – это тоже форма рабства. Все идет к этому в Америке, по этому пути. Вот и думаешь: что ты сможешь сделать, что бы изменить мировоззрение у своих детей? Ничего.  Живы, здоровы вот и хорошо.
    Все, идет, как по  писанному правилу: дети  закончат школу, затем колледж, затем работа и  женитьба. Все опять повторится сначала.  Чтобы только не было войны.



              Отступление

               Для моих внуков.
 
          Обычно спрашивают:
         -  "Когда ты родился?»
         -  « Где ты родился?"
        А вот ваша бабушка спрашивает вас: 
        "Зачем ты родился?” - Вот вопрос!  Правда?  На которой ты подумай и сам 
        себя спроси:             
"Зачем я родился?"   
         Какой ответ? Зачем ты родился? Отвечай».

       И запомните:
    Чтобы вы с возрастом не пожалели об упущенных возможностях в молодые годы.
    Три вещи никогда не возвращаются обратно:               
      «ВРЕМЯ,  СЛОВО, ВОЗМОЖНОСТЬ».

      Поэтому:      Не теряй ВРЕМЯ,
                выбирай СЛОВА,
                не упускай ВОЗМОЖНОСТЬ.
 

            

   

                ---ЧТО ПРОИСХОДИТ В АМЕРИКЕ? ---
 
               
Годы! Годы! Как быстро пролетают. Повседневность, становится историей. Вот и 2021 год. Оглядываясь, на прожитые годы, трудно осознать, что это прошла твоя жизнь. Сколько лет  минуло. Она как бы и твоя или  не твоя. Сколько прошло значительных событий в   жизни –  это целая эпоха,  написанная история в учебниках: Вторая Мировая война 1941-45гг., блокада 1941-1943гг., трудные 50-тые послевоенные годы, и затем, 60 – 70-ые годы – учеба, замужество, рождение сына, переезд в Москву. 70-80-ые годы застоя и эмиграции. В 1978 году  мы стали гражданами США.   Рождения двух внуков в 2006 и в 2008. Похоронила в 2012 году  первого мужа Бориса. Прожили вместе 55 лет. 2015 – второе замужество. И   похороны Левы в 2019 году.
Помню, когда была девочкой, представляя себе предшествующие времена по учебникам: начало 20-ого века, годы рождения папы и мамы – 1903г. и 1911 г.  Годы революции 1917г.,  мамина и папина молодость 30-ые годы, казалось мне таким далеким, прошлым – это учебник истории. Вот, могла я представить  себе, что буду жить в 21 веке?  И  уже пришел 2023 год. Это История!
В России я прожила  42 года – это первая часть моей жизни. И вот перевернулась страница учебника, и другая история:  вторая жизнь, новая страна. Я в США – 45  лет. Две жизни!   И вот пишу об этом. Россия прекрасная красивая страна – великая история, культура, искусство, музыка, литература, наука, и образование. Мне печально сейчас,  все видеть, и осознавать, что происходило и происходит в России.
А теперь в Америке. Разбои, грабежи, поджоги, убийства! Не понятная ситуация. Революция? Во имя чего? Хотят изменить строй в США. Какой?   
    Боже, в какой ужасной стране мы сейчас   живем? Что происходит  в   Америке? Боже, вразуми Америку! Не дай ей пережить трагедию социализма! Мы выходцы  из СССР – знаем, чем это кончиться. Мы оттуда убежали 40 лет тому назад. От социализма! Вы подумайте – почему мы бросили свои родные края? Вы понимаете, что в 80-ые и 90-ые годы, около миллиона людей эмигрировали из СССР. Люди  верили идеям социализма, 70 лет строили социализм и произошел коллапс СССР.
    – Ты знаешь, почему наша семья в 1978 году эмигрировали из СССР  в    США,   
    - я спросила  внука Оливера.               
    – Нет. – ответил он.

Как объяснить 12-летниму мальчику, чтобы он понял. 
Рассказать про коммунальные квартиры, про очереди в магазинах, про дефицит, про алкоголь, про отсутствие туалетной бумаги, про взятки, про стукачество, про то, что мы боялись сказать что-то лишние, критиковать начальство, правительство – донесут.  Выйти с протестами  на улицу –арестуют.  Вы  боялись, что в любой момент вас могут арестовать,  или ночью за вами приедет «воронок».  И про много, много чего рассказать.  Вы добавите еще.
          Кстати анекдот,  Союз Социалистический распался, 90-годы, во времена, когда полки пустые.
Заходит гражданин в магазин.
– У вас рыбы нет? – спрашивает он.
- У нас нету мяса. А вот напротив рыбный магазин, там нет рыбы.

Но например, живя в СССР, мы хотели свободно выезжать за границу, увидеть мир, разные страны. Для граждан СССР  было все закрыто, они жили за «железным занавесом».  Хотя  наша семья, в последние годы – это 70-ые,   жила материально хорошо, по сравнению с другими, но мы все бросили в Москве, в новом благоустроенном районе в Северянине – трехкомнатную кооперативную квартиру в новом доме на 12 этаже. Под окнами детский сад, школа, торговый центр, лесопарк, машина, гараж. Мы имели прекрасную работу.  Борис работал инженером по наладке электроники на Октябрьской Ж.Д. дистанции, я – старшим  инженером в строительном управлении, у нас была хорошие зарплаты. Каждый год мы  ездили в отпуск на машине: на юг,  на Кавказ, в Крым, в Прибалтику, на Украину.    Все оставили, все бросили.  Уезжая из СССР, нам нельзя было взять наши  деньги от проданной кооперативной квартиры, машины, гаража, мебели, драгоценности  и разрешили только обменять   $200.00 на семью. Часть денег мы оставили маме, на остальные мы купили, так называемый эмигрантский набор,  для продажи, что бы попутешествовать по Италии: льняное постельное бельё, два фотоаппарата, готовальни, Ломоносовский фарфоровый сервиз, палех, гжель (это такая мелочь). Заплатили за три билета на самолет в Вену и заплатили  за то, что нас лишили Советского гражданства. И теперь мы стали врагами народа, предателями Родины.
  При  поддержки мирового сообщества и США, Израиль добился, что бы выпустили из СССР евреев. «Отпусти народ мой».
«Опять евреям повезло», -  говорилось в анекдоте.
Америка всегда привлекала людей из разных стран. Самая передовая и свободная страна в мире.  Но вот (2010-2023 г.г.), что происходит сейчас в США? Веет социализмом и коммунизмом.  Молодое поколение в Америке не знают истории, ни своей истории, ни мировой истории. Чему студентов учат в школе, в колледже? Учителя, профессора, с социалистическими идеями, которые промывают мозги молодежи. И что они хотят внести смуту в Соединенные Штаты? А какой лучший строй? Капиталистический, социалистический? Америке нужен социализм? Классовая борьба – это зависть: бедных к богатым. К успешным, трудолюбивым людям – зависть ленивых, которые хотят жить на иждивении, получать бенефисы от государства.  Люди не равны не по уму, не по развитию, и здоровью.
  Социализм – это осуществление принципов социальной справедливости, свободы и равенства, характеризуется общественным и государственным контролем над экономикой, средствами и распределением ресурсов.  Звучит заманчиво. Но мы из СССР, страны социализма – прочувствовали этот строй на своей шкуре, что это рабство в другом обличии, где номенклатура – это другая диктатура правит, используя принципы социализма.
«Ни бык, ни осёл не могут остановить прогресс социализма». – слова Эриха Хонеккера,  имея виду США. (Символы  республиканской партии и демократической).
В 90-ые годы появилось в США значение: «политкорректность» - это кандалы американской демократии. Не дай Бог, что-то скажешь, не  так: о женщине, о  расе, о религии, о секс меньшинствах,  то есть много что, и ты будешь осужден, тебя уволят с работы. Конечно, надо быть воспитанным, корректным, думать,  что  и как говорить  своему собеседнику. Это палка о двух концах.
  Вот появились: феминистки и их движение –  «ME TOO», черные лидеры и BLM, Антифа и другие группировки. Политкорректность – это тоже, как пандемия в США, хуже коммунизма. (Когда я пишу -  это время:  ноябрь 2020 – 2021 август). Белые   до чего напуганы, что встают на колени перед черными, просят прощение, за их рабство 200 лет назад, и готовы им жопу целовать, лишь бы их не злить и шагают вместе по улицам городов и кричать вместе и нести лозунги, за равенство, братство и  за жизнь черных.  А кто им не дает равенства? Я вижу много примеров: они имею работу и их нельзя уволить, если он не справляется с работой. Им дают льготы во все учебные заведения, даже если, он не сдал экзамен. А посмотреть вокруг везде, во всех учреждениях работают, наравне со всеми, черные и много других национальностей.  На телевиденье ведущих новости, шоуменов белых заменяют на черных.
2020 год запомнится  пандемией  на нашей Земле. Карантин. Смерть миллионов людей на планете. Выборы президента в США. Яростная борьба левых сил. Страна разделилась на два лагеря. Компьютерная система, подтасовывает число голосующих. СМИ пышут ложью, подтасовкой фактов, в политике  двойные стандарты, увольняют, если кто-то не в унисон с новыми  левыми. Общество сейчас очень агрессивно и  раздражено. Уровень дискуссии начинается сразу с проклятия и дискуссии даже в основном нету.  Агрессия!  И ты подавлен, разбит. Противоположная сторона имеют поддержку  новых демократов, левых.
Бунты, разбой, поджоги, убийства в городах. Погромщики.  Расизм  черных против белых. Быть белым  опасно. Лозунг: «Жизнь черного имеет значения».  Это расизм! Это уже против белых. Против других рас. Это позор!  Это напоминает нацистские высказывания в Германии в 30-ых годах прошлого века: «Арийская нация должна господствовать в мире, уничтожить   евреев, гомосексуалистов, черных, в первую очередь». Вам в школе уже стали  внушать   эти идеи? "Чувство вины белого". Это позор! Чёрные должны быть благодарны, что они  в Америке имеют всё на равнее, что имеют белые, а также как и белые они свободные граждане.
  Жизнь любая имеет значение – это   всегда считалась в цивилизованном, человеколюбивом обществе, в мире. Белые должны просить прощение у черных?  «?»   Я ставлю вопросительный знак. Как белым отмыться до черна? Это по аналогии русской пословицы: «Черного кабеля не отмоешь до бела».  Черные лидеры теперь, хотят, чтобы белые расплатились с ними за рабство. В Америке предъявляют претензии белым, что сюда привозили рабов из Африки рабовладельцы. В Америке рабовладельцами были не только белые, но были и черные рабовладельцы.  Но вы знаете, что рабство существовало в разных странах? Рабами владели в очень древние времена разные народы. Во время воин, когда захватывали в плен побежденных и превращали их в своих рабов.  Опять скажу: вспомните историю. Человечество  развивалось по этапам: первобытное,  рабовладельческое, крепостное,  капиталистическое. 
      Так мы убежали (не только мы) из России в Америку от социализма, который  строили  70 лет. И  к чему пришли? Развалился Советский Союз, и теперь в России пришли к капитализму, который принял уродливую форму, где капитализм плюс  коррупция, сращивается с  олигархами. Большой разрыв между богатыми и бедными.
Как создавалась цивилизация в мире?  В европейских   странах? Читайте Историю. Без прошлого – нет будущего.
Но всегда есть Надежда. А есть в  Америке разумные силы? Справиться она со своими трудностями? Слишком много противоречий. 

      
   
 

              ---ПАРАД "ГОРДОСТИ" В НЬЮ-ЙОРКЕ, 30 ИЮНЯ, 2019 г.---    
               

        Парад геив и лесбиянок парад «гордости» прошел от Greenwich Village throw Center Park. Количество участников в этом году 2019 увеличилось  в три и более раз. Это что, увеличивается население не традиционной ориентации?  Особенно много вышло на парад людей женского пола.  К чему это приведет наше существование на земле, если будут однополые браки, если не будут рожать детей. Все не так просто? Много женщин!  Бедные девушки, есть среди них молоденькие. Я смотрю на них и мне их жалко.   Они, что не  могут найти  парня, влюбиться? Они не хотят встречаться с парнями? Влюбиться. А прогулки при луне! Как прекрасно  прикосновение   друг другу, когда ток пробегает по телу, и бабочки трепещут  внутри. Представить, как две женщины лежат в постели, и чем они занимаются? Даже не хочу.
По ТВ идет пропаганда – показывают историю каких-то предыдущих парадов  геев в прошлые годы, и воспоминание старых гейев и лесбиянок (Ах, какая прелесть!) И  идет подготовка к параду.  Сам парад охватил  большое количество людей  в Нью-Йорке. Какие герои! Это празднование - просто пропаганда не традиционной сексуальной  связи,  однополых.  Когда я  вижу этих людей, невольно приходит мысль: чем и как? занимаются  мужик с мужиком    или женщина с женщиной? Меж мужским влечением, количество педиков – «голубых»  значительно возросло. Это противоестественно. Это аморально. «Простите…  Что вы говорите? Вы, что против  секс меньшинств? А свобода!» «Да пускай эти люди, как хотят: или этак, или так. Не ваше дело». Правильно – не мое. Но занимайтесь у себя за закрытыми дверями. Но почему, же  это надо выносить свою ориентацию на большой экран, на улицы.  Не насаждайте это,  как норму, живите, как хотите. Но зачем это пропаганда? Мы не должны идти на поводу секс меньшинств. И надо уберечь наших детей, которые могут быть подвержены влиянию этих обществ.
Гомо-сообщество имеют свои готовые ответы, которые они всеми способами пропагандируют.
А на самом деле в жизни происходят  яркие примеры, откуда это все исходит.
1.Совращение детей, молодых взрослыми гомосексуалистами. Термин "приобретенный гомосексуализм" относится к молодым людям, которые подверглись сексуальному насилию со стороны представителей своего пола. Это тренера, учителя, священники и другие. Накладывается факторы окружающей среды. Они убеждены, что они тоже представители этой гомосексуальной ориентации. (Расстройства сексуальной ориентации такого типа поддаются лечению.)
2. Неправильные семейные отношения.
3. Сексуальные домогательства, изнасилование, как следствие психологической травмы, полученной от близких, внушавшие доверия.
 4.  Продолжительное пребывание молодых людей в закрытой мужской среде: училища,  детские дома, спортивные лагеря, исправительные учреждения, армия, тюрьмы и прочее.
5. Неудачное отношение с женщинами. Мужчина, которого много раз бросали,  разочаровавшись в любви, страдают от комплексов и низкой самооценки - что может подтолкнуть их искать признание представителем собственного пола. 
6. Физические отклонения при рождении.  Недоразвитые гениталии.
В последние годы появились  фильмы,  сериалы с сюжетами про гомосексуалов, где  показывают их     поцелуи, объятия во весь экран, свадьбы и они с гордостью сообщают, показывают своих «мужей» или «жен», и как они  адаптируют  детей. Теперь это  кого-нибудь   смущает? Знаменитости, артисты, журналисты, сенаторы говорят, что да, они другие, и  принимают это все,   в порядке вещей. А кто возразит. « – Фу, какой ты не толерантный». Да еще обвинят тебя в  ненависти к секс меньшинствам.  Да я их в упор видеть не хочу.
И вот итог: Верховный суд узаконил однополые браки. Что интересно: меньшинство побеждают  большинство. Это меньшинство слишком – крикливое. Как их утихомирить? Но если вы будите фальшивить, лицемерить, необъективны, потакать им, то меньшинство будет возноситься, и возомнит о себе, и они будут думать, что им можно все, им все прощают и сядет вам на шею. Идеология гейев и лесбиянок более разрушительная, чем коммунизм для общества. 
Мужеложство – существовало в древности, в разных странах и считалось большим грехом. Прочитайте – Десять Заповедей. Но нормальные люди хотят жить в цивилизованном мире, где  нормальные отношения между мужчиной и женщиной. Кто это все насаждает в нормальную человеческую жизнь? Почему нам надо идти на поводу идиотизма, меньшинства? Свобода! 
А вот еще образовался новый подвид: трансгендары. Что нас ожидает? Уже в правительстве появился это подвид: Health Secretary - Rachel Levine. Мужик переделался в женщину! Тьфу!
Надеюсь разум в Америке – победит.
    
 
               

                ---УРОКИ ИСТОРИИ.РАБСТВО. КРЕПОСТНИЧЕСТВО.---
 

Сколько  лет прошло, как в Америку привозили на кораблях рабов? Около 400 лет. Впервые африканские невольники были завезены на континент Америка, в британскую Вирджинию английскими колонистами в 1619 году.   Однако после дела Сомореста в Англии (1772), Французской революции и начала войны с Наполеоном в 1807 году, Британский парламент воспользовался моментом, чтобы сначала запретить кораблям доставку  рабов во французские колонии. Затем аболиционисты   добились распространения этого запрета и на другие страны, в том же году Королевский флот начал борьбу с работорговлей на побережье Западной Африки, что остановило поставку живого товара  через океан.
В Америке среди «белых рабов» преобладали ирландцы, захваченные англичанами в ходе покорения Ирландии в 1649—1651 годах. Промежуточное положение между ссыльными и свободными колонистами занимали «проданные в услужение»   — когда люди продавали свободу за право переехать в колонии и там снова «отработать» её.
Причины возникновения рабовладения.  Труд рабов широко использовался в плантационном хозяйстве. Поскольку колонии на американском континенте в основном привлекали свободными сельскохозяйственными землями, для их обработки требовалась рабочая сила, которую и поставляли европейские работорговцы. За период с XVI века по XIX век в страны Америки было завезено около 12 миллионов африканцев, из них около 645 тыс. — на территорию современных США. В первой половине XIX века национальное богатство Соединённых Штатов в значительной степени было основано на эксплуатации рабского труда.
Следует отметить, что со временем внутри США назрело глубокое противоречие, выражавшееся в том, что на севере рабства не было, а на юге оно существовало, причем в больших масштабах.
  Рабство было отменено после завершения Гражданской войны 1861—1865 годов и принятия Тринадцатой поправки к конституции США в декабре 1865 года. Последним штатом, ратифицировавшим эту поправку, был Миссисипи в 2013 году.
  Сейчас 21 век. В США живут большинство эмигрировавших людей,  которые вообще не имеют никакого отношения к рабовладельцам, к рабству. Какое отношение имеют русские к рабству и к черным? Мы  не продавали рабов и не эксплуатировали.
Белых, заставлять вставать на колени!  До чего дожили! Позор! Никогда,   я не встану на колени! Хоть убей меня.  Это насилие над личностью. Где вторая поправка США? Вы нас превращаете то же в рабов. Русские и все  национальности  из бывшего Советского  Союза, которые эмигрировали  в Америку, никакого отношения не имеют к рабству в Америке. У нас были свои проблемы в России, у нас своя история. В России было крепостное право.
Может это для кого-то повторения истории, а  кому-то это стоит прочитать.  А вы знаете, что в царской России было крепостное право? Крепостничество на Руси называли рабством.  На Руси с древних времен земля принадлежала царю, помещикам, дворянам, которые имели права на землю и на крестьян, которые заселяли это земли. В зависимости от ранга, звания помещика, каждый из них имел определенный надел на землю и количество крестьян.
               
                Помещики торгуются и обменивают крестьян на  собак.
Одни помещики-дворяне  имели тысячу крестьян, другие сотню и менее. Приближенные дворяне к царю, князья, графы было наделены большими землями (с лесами, реками, озерами) и были очень богатые. В России, где русские закрепостили русских, свои же граждане (белые) закрепостили свое население  (белых)? «Белыми рабами»  называли русских крепостных крестьян, они были безвольными. Русский  Царь монарх – деспот, а народ –  раб – невольник на своей земле. Право помещика на крестьян, как на собственность, как на скот – лошадь, корову, собаку.   Их могли продать, обменять, проиграть в карты, отдать в качестве приданого, другому помещику, отобрать детей, выпороть, отдать на службу в царскую армию, сослать на каторгу, убить. Право владения крепостными становилось монополией дворянства, помещиков. Власть помещика была всесильна. Крепостные крестьяне не имели собственности, лишены всех гражданских и человеческих прав. Крепостные работали на хозяина-помещика – по дому, как прислуга, на сельскохозяйственных работах, на скотных дворах выполняли любую работу, что прикажет помещик. В царской России было,    примерно, 60 млн. человек населения, 23 млн. крепостных крестьян, 29 млн.  государственных крестьян, принадлежащих императорской семье. Это  продолжалось несколько веков, и только в 19 февраля в 1864 году царь отменил крепостное право. Был издан указ: «Манифест о земле и воле». Напомню еще раз, рабство в Америке отменили в 1865 году.
Вот что писал царю Николаю I шеф жандармов граф Бенкендорф: «В России только народ – победитель – русские крестьяне – находятся в рабстве. Все остальные: финны, татары,  эстонцы, латыши, мордва, чуваши  и т.д. – свободные».   
Всего на территории России 162 разных малых народов.
Когда еще в России был царизм, монархия, а в европейских странах уже было парламентское  правление, и не было подневольных.
В 1917 году, когда в России произошло свержения царизма, переворот, революция большевиков, к власти пришли коммунисты.  И 73 года в СССР строили Социализм с человеческим лицом, а нам промывали мозги: что это  лучший строй.  И вот в 1990 году развалился  Союз.
Из России убегали в Европу, в Америку в конце 19-ого и в начале 20-ого века евреи, от погромов. Затем  в революцию 1917-20 годы убегали из России интеллигенция, аристократия, военные царской армии  от разбоя революционеров. Во время II-ой Мировой войны 1941-1945 годов убегали из плена и от голодной жизни, люди бежали искать лучшую жизнь  в Америку, где, если трудиться и проявить свои способности, то можно добиться: достойную человека жизнь. Люди приехали  в прекрасную Америку  за свободой, они убежали от угнетателей в своих   странах, в уже образованное федеративное государство – США, где   каждый имеет возможность начать свою счастливую жизнь.

Состоялся многочисленный митинг в Нью-Йорке у Trump Tower, на 5-й  Avenue. Вы не представляете, сколько было красных знамен, сколько рядом с развевающимся кумачом было лозунгов, вроде "Долой империализм!", "Позор Америке!", "Богатые должны платить!" и прочее. Это в наше время, в 2020 год! И сколько просветленных лиц, уверенных, что будущее нашей планеты - социализм. Я не оговорилась: именно социализм, от которого все еще не может опомниться 1/6 часть земной суши – Россия. Это есть «замечательное будущее» США в головах тех, кто стоял сегодня на 5 авеню, размахивая красными флагами?  В этих демонстрациях участвует большинство белых, которые проповедуют «чувство вины белых»  (???).

Да, они против фашизма, нацизма, белого супрематизма, Ку-Клукс-Клана и прочей нечисти. Как вы и я.  И они за социалистические идеи, то есть за бедность по труду, воинствующий атеизм, тотальную ложь, отсутствие прав, уничтожение десятков миллионов несогласных и общество всеобщей нищеты, о чем, не зная истории, молодые не догадываются. А мы то жили в этом социализме и убежали!!! – от него. Они так яростно хотят разрушить капиталистический мир насилья до основания, что становится не по себе. К несчастью, мы об этом новом - их мире - все прекрасно знаем. И эта агрессивная Америка, под красными знаменами, меня пугает не меньше, чем неонацистские нелюди. Боже, сохрани Америку!

  А последние годы в Америке «политкоррекшен»,  изобретенная демократической партией, стали как кандалы для Америке: меньшинства (разных мастей: лезбеянки, геи, трансгендары, мусульманы, цветные) стали верховодить над большинством и вы белые встаете на колени перед         этим меньшинствам. В России было свое рабство - это крепостное право. У нас не привозили рабов из других стран, а несколько веков в России: царь, богатые дворяне, бояре, захватившие ранние земли  поработили,  закабалили свой же русский народ (белая раса) это еще пострашнее, чем рабы в Америке, и   России эксплуатировали крестьян, аж до 1864 год.
Вот в России надо просить   репатриацию за крепостное право, за антисемитизм, за уничтожение интеллигенции, крестьянства, за гибель людей в ГУЛАГ -е и во время войны.
А  лицемерные  лица демократов  - я их видеть не  могу, вызывают  отвращение. А на вас либералов, мы смотрим с сожалением и думаем: как же вам промыли мозги демократы и учителя в школах, колледжах и, СМИ, и прочие. Мне очень жаль, что Америка изменилась  с тех пор как я приехала и жаль новое поколение и моих внуков. Мне очень жаль, что вы Американцы не поняли Трампа. Он хотел изжить  бюрократию и коррупцию, он хотел высушить болото на Капитолийском холме. Он хотел вернуть бизнес из Китая в Америку. Он   хотел сделать Америку великой. Он любит Америку. А вы не поняли.  Мне очень  жаль. К сожалению  Республиканская партия меня разочаровала, Почему они стали такие  пассивные?  Что  они сделали, что бы помочь Трампу? Что они делают сейчас, чтобы найти нового кандидата  в президенты? Что они делают в противостоянии к демократам, что бы было большинство в Сенате и в  Конгрессе?
Через неделю, а США выборы президента –  3 ноября.
Трамп или Байден? От этого зависит, как дальше будут жизнь в Америке и в мире. Демократы всеми силами пытаются уничтожить Трампа. Весь его срок они не давали ему работать. Три раза демократы устраивали в конгрессе судилище – импичменты президенту. Ничего не подтвердилось. Миллионы долларов потрачено на это. И не взирая ни на что, он продолжал работать и много чего добился.
На улицах  в разных штатах разъярённая толпа, устраивают погромы. Они – демократы называют это протестами.  Протестами против чего? Против Трампа? Кто их настраивает? Америка разделена на два лагеря. 
А вирус,  Corona-19 проник в Америку и во все страны. Мы живем сейчас в страшное время. Какое-то проклятие нависло над миром.  ПАНДАМИЯ!

               АНЕКДОТ
                Друзья! В эти непростые времена мы с вами должны
                держаться подальше друг от друга.






                --- ДОНАЛЬД ТРАМП.---   
               Идет крестовый поход против Трампа.---
            
            
Дональд Трамп не стандартный президент
Дональд Трамп, человек – новатор, бизнесмен, работяга,  бескомпромиссный. К тому же он симпатичный, высокий, умный, успешный, богатый и еще белый человек. (Сейчас белым быть вредно.) Любит красиво жить, любит красивых женщин, семья дружная, дети красивые, успешные. Он, искренне желает возродить былое величие Америки. Он – патриот Америки.
Непреходящая ненависть демократов и знаменитостей (celebrities) и других богатых, миллионеров   к  Дональду Трампу, разделили Америку. 
Почему ненавидят Трампа? Журналист русского радио  Сева Каплан   развивает свою теорию.  «Он - безмозглая, рыжая скотина, оранжевый клоун, фашистская гадина, от этой твари ничего хорошего не жди, он аферист», и еще такие слова, которые на радио нельзя произносить: «Трамп наебалово людей, словопонос»  (я списала его слова).
Не оставили и детей, жену Трампа: что они уроды, а  Меланья безмозглая дура. И еще, что он лижет жопу Путину.
Надо сказать все это прощают Джо Байдену.
Идет крестовый поход против Трампа. Ему мешают работать СМИ, демократы, в том числе. Они не хотят ему простить за свое поражение на выборах, (с минимальным перевесом обошел Хилари) и никакие переговоры они не хотят проводить, чтобы утихомириться и работать вмести во благо Америки. Никак не приемлют ДональдаТрампа. Америка разделена.     
На всех социальных сетях идет истерия  по любому поводу против Трампа. Хотят его декретировать, только не дать бы ему работать, затормозить все его  начинания,  как можно скорее его сбросить. Каждый день они выискивают оплошности у Трампа и такие шоумены как Стефан Колберт (Stephen Colbert), Алекс Болдвин, и СМИ из CBS, CNN, создают образ Трампа в негативном свете: чудаком, хамом, расистом, фашистом сексистом и  « white supremacists”. Все это нацелено на то, чтобы вытеснить Трампа из офиса, дискредитировать правых, используя подлоги, ложь, угрозы. Такие выходки, как Kathy Griffin, других шоуменов подрывают сам институт  президента США. Omarosa написала книгу "Unhinged" – это значит не уравновешенный, сумасбродный, сорвавшийся с петель - это о Трампе. Боюсь, что они не дадут ему работать все 4 года. Полный саботаж. СМИ дает информацию часто ложную "fake". Как работает СМИ? Хотят расследовать любое его высказывание, хотят отдать его под суд. Нашли связь с Россией, с Украиной. Пытались устроить два импичмента в сенате и все это провалилось – никаких доказательств не нашли. Ненависть к Трампу надо прировнять, как расовая ненависть, любая ненависть. Но хотя в Америке это осуждается, но это относится ко всем гражданам, кроме Трампа. Угрозу национальной безопасности создает пресса. 
Изменить, перевернуть, сломать ситуацию, убрать коррумпированию власть, и лоббистов –  вот что Трамп хочет сделать. Трамп,    увидев, что происходит в Конгрессе, назвал это: "Вашингтонское болото". И предлагал избирать в сенат на два срока, а не до гробовой доски. Конгрессмены, сенаторы испугались, что Трамп начнет трясти их, и они полетят со своих мест, на которых сидят до смерти, лишиться многих привилегий.  Ненависть к Трампу.Зависть.
Трамп предан стране, он  хочет возродить Америку. Он увидел, что за последние годы Америка снижает свой авторитет в мире, безработица растет, многие города разрушаются и пустеют. Заводы, бизнесы уехали в Китай, нелегальные иммигранты перенаселили страну. Надо встряхнуть Америку от спячки, от усталости, разочарования, поэтому надо было выбрать такого  президента как Дональд Трамп.
43 года я живу в Америке, видела, как Трамп поднимался в своем строительном бизнесе. Он достоин восхищения, надо  чтобы сильные люди строили Америку. Мой муж Борис Супер, мой сын Джин, и я,  мы тоже пытались добиться «Американской мечты»,  и сделали.
Кто-то обвиняет Трампа, что он не имеет опыта в работе президента. А что Обама имел опыт или другие? «Я бы в президенты пошел –  пусть меня научат». На президента не учат в колледжах.  А кто не грешный? Нельзя назвать ни одного из предыдущих Президентов США непогрешимыми, не имевших тяжких просчетов в политике. Управлять такой многонациональной и свободолюбивой нацией, состоящей из иммигрантов со всего мира, кто может? Никто не был рожден президентом. Кто только ни управлял Америкой – генералы, алкоголики, болтуны, прожигатели жизни, развратники, реформаторы и либералы. Президенты всегда далеки от идеала. Публичного человека всегда критикуют
Уметь управлять великой страной, зависит от личности человека и его способностей, правильно принимать решения,  имеющий рациональное мышление, и честно служить стране и его народу. А Дональд Трамп как бизнесмен  умело руководил своим строительным бизнесом. Он требовал от своих служащих, рабочих четко, быстро  выполнять задание, проявлять инициативность, он ценил талант. Не способных, ленивых, не выполняющих его требования он увольнял. You fair! Вспомните  телевизионную игру: “Apprentice”.
СМИ манипулирует – пропаганда и анти пропаганда, политики промывают  мозги, особенно  молодежи. Я голосовала за Трампа и никогда не хотела, что бы семья Клинтонов была опять в Белом Доме. Еще, когда впервые они появились на экранах ТВ, когда Билл Клинтон шёл на президента, его и  Хилари физиономии не вызвали симпатии и доверия.  Это растленная, криминальная семейка.
«Если Хилари Клинтон не может удовлетворить мужа, то  думаешь:    а что она может удовлетворить Америку?» Сказал Трамп, когда  Хилари была кандидатом  в президенты.
 
Это было 13-е сентября 2001-го года:  “Ground Zero”. Тогда Дональд Трамп даже не думает о том, что станет Президентом Великой страны! Он просто нанимает больше сотни спасателей для поиска людей под развалинами рухнувших зданий! Теперь они называют его врагом Америки!
Все 4 года поливают грязью этого человека, его семью, друзей, придумывают обвинения, таскают по судам! И всё это только для того, чтобы мешать ему  выполнять свою работу, и выгнать из Белого Дома. Очевидно, что его план сделать Америку вновь Великой, категорически не нравится левым радикалам! Он мешает им превращать страну в коррупционную кормушку! Отсюда и вся эта грязь: он расист, фашист, антисемит, противник свободы, друг Путина. Само собой, подкрепить эти обвинения какими-либо доказательствами они даже не пытаются, только ложь и клевета! Спросите у любого левака: за что он ненавидит Трампа! Вы никогда не получите вразумительного ответа, слово «аргументы» там не живут!   Сами себе ответьте, почему вы хотите помочь преступникам разрушить нашу страну!   Кстати для справки, Обама за 8 лет стал мультимиллионером, в то время как Трамп за 4 года опустился на 16 позиций вниз в списке Форбс? Для всех разумных людей ситуация очевидна, если леваки победят, то и вы, и мы окажемся на одной и той же помойке. 
Бывший госсекретарь Генри Киссинджеру сейчас 97 лет. Он говорит:
«Дональд Трамп – явление, которого не мы, не зарубежные страны еще не видели! Трамп ставит Америку и её народ на первое место. Вот почему люди  любят его. С ним будет все в порядке, и людям только нужно открыть глаза. Когда он хвастается, что у него «красная кнопка побольше», чем у Ким Чен Ына, он преодолевает мучительную риторику прошлого, возвращая тем самым новое (после долгого отсутствия) признание американской мощи".
  Таким образом, Трамп навязывает новый расчет с новой силой, стоящей за американские интересы.
Но, как смело заявил Киссинджер:
«Трамп - единственный настоящий лидер в мировых делах, и он добивается изменений в политике, которые ставят Америку на первое место!»
Это наиболее точное заявление о том, чего американские граждане, живущие   за пределами "болота", хотят и ожидают от своего правительства.
  Вот список вещей, которых я хочу, как  гражданин Америки! Трамп, по крайней мере, говорит о проблемах, которые беспокоят большинство американцев!!!

 1. Вернуть "БОГА" в Америку!
2. Привлечь Хилари к ответственности за её предыдущие ошибки! И так же   
         Бадена с его сыном. (Украина, Китай)
3. Здравоохранение для всех
4.Конгрессу: те же пенсионные планы и планы здравоохранения, что и у всех.
5. Конгресс: должен соблюдать свои законы.
6. Ограничение сроков в сенате и в конгрессе.
7. Бюджет: должен быть  сбалансирован.
8. Язык: английский.
9. Образование.
10. Культура.
11. Конституция и Билль о правах.
12. Границы: закрытые или тщательно охраняемые.
13. Лечение  наркоманов: обязательный скрининг 
14. Контроль над оружием.
15. Прекратите давать  наши деньги зарубежным странам.
16. «УВАЖАЙТЕ НАШ АМЕРИКАНСКИЙ ФЛАГ
           НАШЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО!

А я восхищаюсь Дональдом Трампом. Он настоящий бизнесмен и борец в жизни.  Он создал свой бизнес. Теперь он хочет возродить Америку. Мой сын тоже бизнесмен, занимается “real estate”. Когда приехали, мы твердо поняли, что в Америке, надо терзать, искать, трудиться и не сдаваться.
Сейчас, те, кто был близок к Трампу, работал у него,    кто принимал участие в телевизионной игре «Apprentice» (Подмостерье), пишут толстые книги (надо поспешить, чтобы заработать деньги).  Они выливают злость от зависти. Вот теперь даже его племянница, тоже написала книгу против своего дяди.  Семейные разборки. Что это племянница болтает – Чушь! В каждой семье могут быть между родственниками распри и обиженные. Да, что об этом говорить.  Кто умный – тот все правильно понимает. Публичный человек должен быть готов, что будет много врагов, которые попытаются его лягнуть. Копнуть этих завистников, такое обнаружим. А журналисты все ангажированы,  СМИ – это доказывает, все фальсификации против Трампа. 
Уже 6 ноября 2020. Мы до сих пор не знаем – кто будет обитатель Белого Дома –  президент не избран. Ожидаемая победа  у Дональда Трампа за пост президента -  не получилась. Заговор демократов против Трампа на лицо.  Они устроили голосование по почте и теперь легко  искажают подсчёт  голосов (фальсифицируют). Это демократия по-американски?  Бардак в любой стране грозит обвалом.
И вот после неразберихи в подсчетах голосов,  конгресс утвердил: Следующие четыре года 46-ым президентом в США будет Джо Байден. Ему 76 лет!   Теперь будут править Байден и демократическая партия.
 
Стихотворение шестидесятилетней давности, написанное Владимиром Уфляндом, звучит, как информация, поступившая сегодня из Вашингтона. Он увидел вдруг современную Америку и все другое. Вот что такое пророчество. Теперь это стихотворение "not politically correct".

                Меняется страна Америка…
                Придут в ней скоро Негры к власти.
                Свободу, что стоит у берега,
                Под негритянку перекрасят.

                Начнут посмеиваться бедные
                Над всякими миллионерами,
                А некоторые будут Белые
                Пытаться притвориться неграми.

                И уважаться будут Негры,
                А самый Черный будет славиться,
                И каждый Белый будет первым
                При встрече с Негром – Негру кланяться.

                1958 г.         
 P.S.
    Не успеваешь за временем. Вот уже и 2023 год. США опять разрывает мир.
 Подталкивает на войну.
               

 
 
                --- РАССКАЗЫ---

 
                ---ВЕНСКИЙ ВАЛЬС,---
               
Анна и Андрей встречаются уже пять лет. Анна привлекательная девушка, среднего роста, стройная; темно-русая  копна волос обрамляет ее немного выпуклый лоб, сзади мягкими волнами лежит на плечах; серые глаза в окружении темных ресниц выделяются на ее чуть смуглом лице. При улыбке обнажается белый ряд зубов. Она обладала обаянием женственности, общительна. Всегда одета со вкусом. Ей было 32.
Андрей хорошо сложен, высокий, хотя немножко полноватый. Мужественное лицо, крупный нос, немного вьющиеся каштановые волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и жгучие, карие глаза. Чувственный рот с легкой улыбочкой особенно нравился девушкам. Отношения, сложившиеся между ними, по понятию: что-то, вроде, надо иметь себе друга, чтобы не быть одной, не быть одному. Они познакомились на вечеринке у знакомых, понравились друг другу и стали встречаться. Вначале Анне казалось, что она влюбилась. Он был старше ее на 10 лет. У неё не была никакого парня в это время. Андрей был веселым, с ним было легко. Он был  компанейским, у него было много друзей, и это, как ни странно, мешало их взаимоотношениям. Встречи в ресторанах, походы по барам, вечеринки, застолья, где Андрей любил выпить и повеселиться с друзьями, казалось, забывал о том, что он пришел с подружкой и всячески показывал, что ему никто не указ: что хочет – то и делает.   И эта его грубость. Может, в этом сказывалась его долгая холостяцкая жизнь. Анна не раз  уходила одна, обиженная. А на другой день Андрей, как ни в чем небывало звонил ей.
- Анюта, ну, ты что? Ушла, даже не сказала? Ты обиделась? Напрасно. Пойми меня - выпили, разговор с  мужиками завязался острый. Ты же знаешь, я  люблю тебя. Но когда ты куда-то тянешь меня от друзей, а я не желаю уходить, не мешай. Сядь в сторонке и с кем-нибудь поболтай. Ладно, будет на меня сердиться. Я, конечно, плохой. А в общем-то, хороший парень. Я приеду к тебе. Давай пойдем куда-нибудь!
 Андрей приезжал, обнимал, целовал ее, дурачился.
- Ну, не сердись. Такой уж я есть. Но, даю слово исправиться. Лады? I love you.  И все. Она опять ему прощала.
Свадьба намечалась на осень. А тут появились свободные дни и они решили поехать в отпуск.
Десятидневная туристическая поездка по Австрии и Швейцарии. Большой комфортабельный автобус. Группа - 38 человек, из разных стран, более всего из США
Третий день, как они прилетели в Вену. Конец мая. Весна в Вене солнечная, нарядная. Обрамленная зелеными парками, вдоль крепостных валов и по берегам Дуная, самая красивая улица Рингштрассе, заполненная публикой, придает Вене праздничное настроение. И у Анны настроение приподнятое. Сколько Анна мечтала о Вене - родина Штрауса, родина вальса! Сами собой возникают волшебные мелодии и Анна все время их напевает. “Голубой Дунай”, “Венский лес”. Её мечта - пойти на бал, где танцуют вальс.
- Андрюша, у нас есть выбор: поездка по Дунаю. В соборе - камерный концерт – Моцарт. И еще:  Хоффберг, в манеже, где проходит весенний фестиваль “Венский Вальс”, танцевальные вечера,  - Анна протягивает программку.
- О’кей! Давай бери билеты на вальс. Идем! - согласился Андрей. - Да, ты же платье себе сшила.
Но как только Андрей выпьет, то меняется и ведет себя по-хамски. Кричит, грубо обрывает ее, если, что-то было не по нему. К тому же, он связался в автобусе с канадцем Эддом (молодой здоровяк, чуть по моложе Андрея). Поскольку их места оказались рядом, они познакомились. Эдд едет с женой. Чуть ли не на каждой остановке, Андрей и Эдд выпивают. Переживая свою ситуацию, когда, находясь в автобусе, среди незнакомых людей, Анна пытается делать вид, что все в порядке, идет на компромисс, чтобы не злить Андрея, чтобы не было скандала. Хотя никто не понимает по-русски, но по взглядам людей она видит их сострадание и осуждение. Ей стыдно за Андрея, что он некрасиво себя ведет. Анна чувствует себя униженной. Она попробовала сказать Андрею, что бы он вел себя прилично, не кричал, а то люди обращают на них внимание.
- Да пошли они все ... - был его ответ. - Ты, что боишься?
- Да мне просто стыдно за нас. Скажут: вот это русские,  - с горечью ответила Анна.
Они так и не пошли на вечер вальса. Андрей напился и проспал. Анна поплакала и что бы успокоиться,  решила погулять по улицам, а потом сидела в холле.  Утром Андрей, как ни в чем, ни бывало, проснулся и сказал: «Ну прости. Вечером сходим в ресторан, и ты, оденешь свое платье».
На другой день, после общей экскурсии по Вене - у них свободное время. Через три часа все должны вернуться в автобус и ехать дальше. Она предложила Андрею пройтись по улочкам старой Вены, посидеть за столиком и выпить чашечку кофе. Они сели за столик под ярко-желтым зонтиком. Анна наслаждалась, попивая ароматный кофе с вкусными венскими пирожными, наблюдая,  за проходящими. А этот жирный канадец Эдд опять прицепился к ним и, усевшись за их стол, заказал пиво себе и Андрею. Анна пытается отговорить Андрея. Надо купить ещё что-нибудь для мамы, для сестры. Андрей махнул рукой.
- Иди, купи сама, что хочешь. ОК ?
Она с горечью оставляет их в баре. Ну, что делать? Прошла по магазинам. Купила шелковую косыночку для мамы и прелестную статуэтку для сестры. Когда она подошла к кафе, где она оставила Андрея и Эдда, они уже выходили. Андрей был пьян. Пошли к автобусу. Все уже сидели. Их места были в конце автобуса. Анна прошла, села на свое место. Андрей, проходя по проходу, кого-то задел, кто-то возмутился. Он даже не извинился. Тяжело шлепнулся рядом с ней, наваливаясь  всем телом. Она пыталась отпихнуть его, он нарочно сильнее наваливался на нее и полез под юбку. “Ты же знаешь, я тебя люблю. Дай поцелую”. Она с трудом оттолкнула его. Он ударился головой об поручень, больно схватил её за руку. ”Брось жаться”. Громко засмеялся, дыша на нее перегаром.
- Отстань! Дай мне пройти. Ты мне противен. - Она вырвалась, встала, чтобы пересесть. Он сильно пихнул ее ногой. Анна упала в проходе. “Сучка, -  прошипел он, - ну и иди отсюда”. Она поднялась и выскочила в открытую  дверь. Все произошло быстро. Анна бежала по улице, путаясь среди людей. Остановилась на перекрестке. Оглянулась. Автобус стоял уже в конце улицы на красном светофоре. Она опомнилась и побежала что было сил к автобусу.
К тротуару подъехала машина, шофер открыл дверцу и высокий господин вышел из машины, направляясь к подъезду. В этот момент на него наскакивает девушка и, спотыкаясь, падает, сумка ее отлетает в сторону, в ней что-то звякнуло.
- Pardon, - говорит господин и пытается ей помочь.
- Черт! - воскликнула Анна, морщась от боли.
- О, вы русская девушка!
- Да, я русская девушка.
- Разрешите мне вам помочь? Я очень сожалею. Вам больно? Вы поранили ногу? Простите.
Господин помогает ей подняться, поднимает ее сумочку.
- О’кей! Спасибо. - Прихрамывая, она идет прочь.
 Господин берет ее под руку.
- Простите, вам надо промыть рану и привести себя в порядок. Я предлагаю вам подъехать ко мне, и вам сделают, все что надо.
Анна только сейчас увидела, что из раны на коленке течет кровь, на локтях ссадины, юбка грязная, разорвана по шву. Анна в замешательстве.
- Разрешите представиться, - он протянул руку, - если угодно, доктор Фон Рейзвих, Виктор`. - Он говорил по-русски, но с акцентом.
- Аня... Анна, - запнулась и затем поправилась.
- Очень приятно. Мою мать тоже звали Анной. Может, вам надо куда-то сообщить? Вы так спешили. Мой телефон к вашим услугам.
 
- Я уже никуда не спешу. Мой автобус теперь далеко. Ту-ту! Едет дальше и дальше от меня. Это туристическая поездка.
- Вы из России приехали?
- О, нет! Я из Америки, из штатов, - Анна приостановилась, - Что же мне делать? – задумываясь, как бы спрашивая, сама себя.
- Я вам предлагаю, еще раз, у меня дома мы решим все ваши проблемы.
Он бережно берет ее под руку, подводит к машине. Шофер открывает перед  ней дверцу, и она садятся в прохладную машину, на мягкие сидения. Они куда-то едут. Виктор достает из шкафчика салфетку, прикладывает к ее колену.
- Спасибо, - Анна чувствует себя стесненно, вдруг оказавшись в таких обстоятельствах. Шикарная машина и этот элегантный господин Виктор, столь любезен с ней. Она тихонько его разглядывает. Сухощавое лицо, нос с небольшой  горбинкой, светло-пепельные волосы зачесаны на косой пробор, чуть тронуты сединой вески. Пристальный взгляд, очень красивых серых глаз. Ему лет 45 - 50.
Машина остановилась. Шофер открывает дверцу и помогает ей выйти. Виктор ведет Анну к красивому дому  в стиле модерн. Он нажимает кнопку. Перед ними открывается парадная дверь, и они входят в фойе, напоминающие ей что-то из старинной жизни, которую она могла видеть лишь в кино. Их встретила средних лет женщина, одетая в строгий, светло-серый костюм.
- Фрау Эльза, моя секретарша, - Виктор представил их друг другу и добавил, что фрау проводит ее наверх, и поможет ей привести себя в порядок.
Анна, поднимаясь за фрау по лестнице, удивляясь великолепию, богатству, которое она видит в доме доктора фон Рейзвих. В зеркалах отражались картины в позолоченных рамках, люстры, паркетные полы играли бликами света, мягкие ковры, расстилались на пути. Фрау Эльза открыла дверь в конце зала и сказала по-английски: ”Follow me.” Они вошли в хорошенькую комнату, обставленную в светлых тонах. Мебель – цвета слоновой кости, обивка и шторы на окнах светло-желтые. Туалетный столик, в виде трельяжа, уставленный разными флакончиками, коробочками с косметикой и фотографиями. Она подошла ближе и взяла фотографию, на которой были совсем молодые Виктор и хорошенькая девушка. Он держал ее за талию, а она счастливая склонила свою голову к его плечу.
- Это Виктор и Лили после свадьбы, когда они поехали на юг Франции, - объяснила фрау.
- Где же его жена?
 
- Ужасная трагедия произошла семь лет тому назад. В автомобильной катастрофе погибли жена и шестилетний сын Виктора, - с печалью сообщила фрау Эльза.
Анна ужаснулась, поставила фотографию рядом с другой, где было трое: Виктор держит на руках пухлого, в светлых кудряшках бэби, с голубыми глазами, а Лили сидит рядом и смотрит на них. Они такие счастливые.
Фрау пошла в ванную и Анна услышала, как зашумела вода.
- Мадам, пожалуйста, ванна готова,- предложила фрау.
 Она вошла, скинула свою одежду, шагнула под упругую струю. Стоя под теплой водой, она постепенно расслаблялась. Все, что произошло в автобус - не хотелось об этом  думать. Выйдя из-под душа, накинула полотенце  и сев на мягкий пуфик, взглянула в зеркало, увидела себя и спросила: “Ну, что голубушка, что-то надо делать? Может на этом поставить точку между мной и Андреем”.
Постучалась фрау Эльза.
- Да, войдите.
- Я приготовила для вас кое-что из гардероба. Думаю, что вам подойдет, - это ваш размер. Все найдете в комнате на вешалках. Когда будете готовы, пройдите в гостиную.
 
Анна нашла несколько пар юбок, брюк, кофточек и даже совсем новое нижнее белье. Все было видно из дорогих магазинов. Она выбрала шелковые, серо-голубого оттенка брюки и белую хлопчатую кофточку в английском стиле, свои легкие летние туфли, она не хотела менять. Расчесала свои вьющиеся пышные волосы, немного подкрасила ресницы и губы, взглянула  в зеркало. ”Вроде ничего”, - решила про себя Анна.
Она вошла в зал. На встречу ей, поднялся Виктор.
- Как вы себя чувствуете? Как ваша рана на ноге?
- Спасибо, вам за все. Нога в порядке, ничего страшного. Я заклеила ранку пластырем.
- Я рад. Теперь можно и пообедать.
Виктор распахнул двухстворчатые двери перед ней, они вошли в гостиную, с огромными окнами и стеклянной дверью, которая выходила на террасу. Большой стол, человек на 12, был накрыт на двоих. Он подвел Анну к столу, отодвинув стул перед ней. Появился молодой человек, одетый в белую курточку. Виктор сказал ему что-то по-немецки.
-   Какого вы  желаете вина? Сухого? Белого? Красного? - спросил Виктор Анну.
- Пожалуйста, красное, сухое. - Анна ужасно смущалась.
Молодой человек подошел к ней, показал ей этикетку на бутылке, Анна кивнула, в знак согласия, хотя в винах была профан. Он разлил вино по хрустальным бокалам - ей и Виктору. Предложил положить на тарелку закуску: салат, рыбное ассорти, паштет, сыр.
 
- За здоровье, - поднял бокал Виктор.
- За здоровье, - Анна подняла свой бокал. Выпила.
  Официант бесшумно обслуживал их: подливал соки, вино, менял тарелки, разливал бульон, положил на тарелочку булочки, затем принес мясо с овощами, на десерт - фруктовое желе с мороженым. После обеда Виктор поднялся и сказал:
- Перейдемте на террасу. Чашечка кофе, я думаю, не помешает теперь решить все ваши проблемы.
Терраса была под навесом, вся утопала в зелени, обставлена летней, плетеной мебелью. Диваны, кресла покрыты мягкими большими подушками и еще множество маленьких подушечек были разложены на них. Анна выбрала кресло между диваном и высокой бронзовой скульптуры прелестной Дианы, которая стояла на одной ножке, откинув одну ручку, а в другой держала лампу виде цветка-лилии. Красивая, просто шикарная обстановка, внимание со стороны Виктора и его людей, немного успокоили Анну.
- И так. Анна расскажите, что произошло с вами и чем я могу помочь?
- Я хотела бы сообщить в   тур-группу, что со мной все в порядке.
- Это просто. Скажите название тура, в какой город они едут и название гостиницы? Я сейчас узнаю телефон, позвоню туда. Вы хотите присоединиться к своей группе? - спросил Виктор, внимательно смотрел в глаза Анне, набирая телефон. - В какой город едет ваш автобус?
- В Зальцбург. Но после экскурсии по городу, группа поедет в другое место, в хотел, где остановится на одну ночь. Я не помню название города, где-то в горах, это хотел пенсион.
- Хорошо. Как называется туристическая компания ?
- Компания  “The World”. Одну минутку, - Анна вспомнила, - У меня в сумке карта и маршрут.
- Я должна взять сумку в комнате, где я переодевалась, - добавила Анна.
- Не беспокойтесь, - Виктор нажал кнопку на телефоном аппарате и что-то сказал. - Впрочем, я могу все узнать, позвонив в компанию ”The World”.
Вошла фрау Эльза и протянула Анне сумку, сказав:
-В вашей сумке, кажется что-то разбилось.
- Спасибо. О, да. Это подарок для сестры, - Анна открыла сумочку,  вынула  коробочку, потрясла около уха. - Теперь это надо выбросить. А вот маршрут, где все видно, - Анна протянула Виктору карту.
 - Отлично, - Виктор, посмотрев в карту, стал опять звонить.
 
- Скажите Анна, вашу фамилию, - говоря с кем-то, спросил Виктор.
- Кравцова Анна.
Он кончил говорить по телефону и повернулся к Анне.
- Ну, вот и все. Они перезвонят мне, как только автобус приедет в хотел. Я все объяснил, что с вами все в порядке. Представитель компании “The World” все сообщит по телефону в автобус вашему экскурсоводу.
- Большое вам спасибо, - Анна прижала руку к груди.
- Не стоит ...Все, как видите, просто. С большим удовольствием, я это делаю для такой милой девушки.  И чувствую себя виноватым.
- Это так любезно с вашей стороны. Я даже не представляю, что было бы, если бы...
- Если бы вы не налетели на меня, если бы мы не пересеклись. Как же получилось, что они уехали без вас, потеряли вас? Вы путешествовали с друзьями? Конечно, с молодым  человеком, так? Или с мужем?
- Да. То есть нет.
- Не очень подробно. И все же что-нибудь расскажите. Я понимаю вас, ваше затруднение, не стесняйтесь, - дружелюбно попросил Виктор.
- Да. Конечно. Я и мой друг, мы из Нью-Йорка поехали в тур - Австрия и Швейцария. Он меня обидел. Во время поездки, он все время обижал меня. Он напился. Понимаете? Как я выскочила из автобуса,  даже не соображала. Нет! Нет! Не  могу больше быть с ним, - она чуть замолкла, - Он меня унижает. Не могу больше... - Аня закрыла лицо руками и заплакала.
- Выпейте воды. Успокойтесь. - Виктор сел рядом и дал Анне стакан воды. Положил руку ей на плечо и, поглаживая по спине, продолжал ее успокаивать: - Вам сейчас очень плохо. Но вы сделали этот внезапный шаг, а это уже и есть решение ваших отношений с ним. Я понимаю, вам тяжело, а потом вы поймете, что все  вы сделали правильно.   
Она слушала его и успокаивалась от его необычного мягкого голоса.
- Спасибо, вам, - прошептала Анна с вздохом, и повернулась к нему с печальным лицом.
- Все будет хорошо, поверьте мне. Отдохните. И надо только обдумать, что вам делать дальше.  Простите. А вы давно в штатах живете?
- В 1975 году наша семья эмигрировала из Ленинграда.  Мне было 19 лет, - ответила Анна и спросила:
- Виктор, вы учили где-то русский?
- Мои предки обрусевшие немцы, поселились в Санкт-Петербурге, еще при Екатерины II. В России много живет обрусевших немцев. Мои родители, живя уже за границей, дома говорили по-русски. К тому же я ходил в русскую школу при церкви. Я говорю  на многих языках. Мне приходилось бывать и работать во многих странах мира. Есть такая международная организация: «врачи, не знающие границ». Вот я и лечу больных в разных странах – это «акт милосердия».
 
Когда произошла революция, то в 1918 году, мои  дедушка и бабушка, и мой отец уехали в Германию. Отцу было 23 год. Он закончил в Петербурге  железнодорожный институт. Был обручен с русской девушкой Анной. Она    не могла уехать, оставить мать и младшего брата, и осталась в России. Её отец ещё погиб в японскую войну. Во время  голода и тифа в 1920 году в Петербурге умирает ее мать и брат. Она тоже попала в больницу, но выздоровела. Когда вернулась домой, то их прекрасная квартира была занята. Она  поселилась у тети. А кузен, тетин сын, работал в каком-то комитете. Вот он то, понимая обстановку в России, помог  Анне уехать в Прагу к их родственникам. Это уже был 1921 год. Она пытается найти моего отца и только через год, они, наконец, встретились  и поженились. Какое-то время  мама и папа жили в Праге, затем  переехали в Германию, где жили  папины родители, в Стутгард, там я и родился в 1934 году. Отец работал инженером на железной дороге. Мама давала уроки музыки. Дедушка и бабушка умерли еще до войны. Во время войны, нам повезло, хотя отец был призван в немецкую армию, но на фронт так и не попал - он продолжал работать  в управлении на железной дороге. Война окончилась,  отец еще работал какое-то время. Родители так и жили в Стутгарде. Отец умер три года назад. Моей маме сейчас 87 лет.  Я  кончил медицинскую школу. Вот работаю в  госпитале.  Однажды в горах, на лыжном курорте, я познакомился с Лили. Спустя год, мы  поженились. Она была дочь известного врача-хирурга, из Вены. Я переехал  в Вену и стал работать в госпитале. У нас родился сын. Лили отец умер и  все ей завещал. Он был из знатного австрийского рода - она была единственная его наследница.
- Я видела  в ее комнате фотографию, где вы все вместе, и втроем, - решила вставить Анна, понимая, как трудно будет Виктору, дальше все пересказывать. - Фрау Эльза рассказала мне. Какая ужасная трагедия! Я от всей души соболезную  вам. Анна дотронулась до руки Виктора. Он сжал её руку, он был ей благодарен, за ее сердечность и понимание.
Виктор встал, прошелся, подошел к бару и налил себе коньяк, выпел. Они сидели и молчали. Анна была взволнована  этой историей.
- А у вас большая семья, Анна? -   прервав  молчания, спросил Виктор.
- Мама, папа, старшая сестра и я. Я живу отдельно.
- И чем вы занимаетесь?
- Окончила Fashion колледж. Сейчас работаю модельером  в компании по пошиву женской одежды. Вас интересует что-то ещё? - учтиво спросила Анна.
Вдруг зазвонил телефон. Виктор подошел к телефону.
 
- Hello! Yes. I listen you. Good day. Yes, Anna Kravczova is here. Just a moment. Anna, it is you.
Анна взяла трубку.
- Yes. Thank you. Everything is OK. No. Not. I will not. I don’t like to return to tour. I am stay  in Vienna. I don’t know. Please leave my luggage in hotel. OK?  Sorry.  I’ll pick up myself. OK. Thank you. Bye-Bye!
Анна положила трубку. Наступило молчание.
- Анна, вы твердо решили не возвращаться в свою группу?
- Да. Я  вернусь одна в Нью-Йорк. Вы только не беспокойтесь, я не буду вам в тягость. У меня есть кредитная карточка. Мне надо только узнать: какой транспорт идет в тот хотел, - торопясь сказала Анна.
- О, это я вам скажу. Хотя, я мог бы вас туда отвести. И хочу вам, Анна, сказать, чтоб вы не думали, что это ради вас. Мне надо ехать в Линз. Это не так далеко, от вашего отеля. Тем более, я вам показал бы такие места по дороге, которые вы не успели увидеть и даже больше.  И в компании с вами мне будет приятно. Ну, как, вам подходит такой вариант?
Он пристально смотрел на Анну, отчего она покраснела и, не зная, как ответить. Ей было неудобно, что этот совсем не знакомый человек, проявляет столько ей внимания.
Виктор встал, открыл раздвижную дверь на террасе. Был уже вечер, потянуло приятной свежестью, и доносились, чуть приглушенные звуки города.
-  Вы мне не ответили, Анна. Так что же? Вы решили?
- О, конечно, я согласна. Очень соблазнительно. Разве я могла подумать, продолжить путешествие?
- Вот и отлично. Сегодня у вас было много волнений, вы устали, пойдемте я вас провожу, вам пора отдохнуть.
Они прошли  к спальне
- Проходите, - Виктор открыл дверь, пропуская Анну, - и будьте, как дома.
 Анна поблагодарила Виктора. Они пожелали друг другу спокойной ночи.
Спальня была освещена притушенным светом, который распространялся от настольных ламп, стоящих на столиках около широкой кровати. На кровати лежало огромное белое облако. Это было легчайшее пуховое одеяло. Анна разделась и нырнула под него. Ее охватило чувство приятной истомы. Сначала  в голове поплыли какие-то моменты прошедшего дня. Она  вспомнила уходящий автобус, за которым она вдруг решила бежать, как она упала, наткнувшись, на  Виктора, и ей показалось, все, что произошло с ней сегодня - это судьба. Вероятно, ей надо разорвать все отношения с Андреем. И она уснула крепким сном.
 
Утром фрау Эльза пригласила Анну на террасу, куда был подан кофе, венские, свежие булочки. Они вместе позавтракали,  и фрау  Эльза сообщила, что Виктор встает обычно рано, занимается  делами и пьет кофе у себя в кабинете.
- Через час он выйдет. Если вам нужно что-то, вы можете мне все сказать,  и я вам помогу, - предложила фрау Эльза.
- Спасибо, вообще, пока могу обойтись, - подумав, ответила Анна, и про себя отметила:  фрау неплохо говорит по- английский. 
 Но не прошло и 15 минут, Виктор вошел быстрой походкой на террасу. Он был одет  по-спортивному, на плечах лежал синий свитер.
- Доброе утро! Как у вас, Анна, настроение? Вы завтракали? - быстро задавая вопросы, Виктор подошел к Анне и заглянул ей в глаза. Она заметила у него привычку очень пристально  и внимательно смотреть собеседнику  в глаза.
- Большое спасибо, вам Виктор. Все у меня в порядке, - слегка улыбаясь, ответила Анна.
- Вот у вас и улыбка появилась, и она вам к лицу, - заметил Виктор, - Вы готовы в дорогу?
- Конечно. У меня с собой вот только эта сумка.
- ОК. Поехали.
Они спустились вниз. Подошла фрау Эльза, протянула Анне пакет.
- Это ваши вещи, которые вы переодели.
- Danke seh, - поблагодарила Анна фрау Эльзу по-немецки и почему-то сделала книксен.
Виктор одобрительно улыбнулся и о чем-то заговорил со своей секретаршей. Затем они попрощались с ней, и вышли на улицу. У подъезда стояла спортивная машина Пижо. Виктор открыл перед Анной дверцу.
- Обычно я вожу машину за городом сам, - пояснил Виктор, поворачивая ключ в моторе.
Машина плавно двинулась. Перед ними разбегались венские улицы, площади, парки. Вот и фигура Иоганна Штрауса стоит среди зелени кустов и, в изящном изгибе, держит скрипку. Готическая колокольня Кафедрального собора  Св. Стефана четко вырисовывалась в  голубом небе. Объехали театр Венской оперы и по Ротендорнштрассе, далее пересекли мост через Дунай. Проехали Венский лес и вылетели на автобан. Перед восхищенным взором Анны проносились живописные пейзажи.
- Через полтора часа, после небольшой остановки, мы поедем, но не по скоростной дороге, а через горную местность, - пояснил Виктор и включил радио.  - Какую вы любите музыку?
 
- О, я люблю и классическую, и  современную, джаз. Люблю Моцарта, Шуберта, Штрауса - это из ваших композиторов. Да, конечно, Бетховена, Листа. А из наших, конечно Чайковского.
- Тогда послушаем Моцарта, - Виктор нажал клавишу.
Волшебная музыка полилась, унося стремительно вверх душу, оставляя все несущественное. Анна почувствовала какое магическое слияние музыки и чудного обзора природы за окном машины. Как прекрасно! Моцарт писал эту музыку в этих местах вдохновленный  красотой.
Когда прервалась музыка, Анна с сожалением очнулась от волшебства.
- Я понимаю вас, дорогая моя спутница, но мы делаем остановку, надо заправить машину, и отдохнуть от скорости. Вы не устали? - спросил Виктор.
- Ни, чуть. Я люблю быструю езду и часто превышаю скорость, когда вожу машину.
- А вы оказывается рискованная девушка. Это очень опасно, - заключил Виктор.
В это время машина плавно подъехала к бензоколонке. Здесь же были кафетерии, магазины, киоски, туалеты. Здесь люди могли отдохнуть.
После заправки машины, они в кафетерий выпили сока и, продолжая путь, поехали по живописной горной дороге, которая вьется серпантином по ущелью. При каждом повороте открываются пейзажи, достойные кисти художника. Они проезжали захватывающие дух места, вереницы гор,  бурные потоки, кипящие в ущельях  водопады, реки, струящие в долинах, голубые озера, светящиеся изумрудным блеском, в которых отражались снежные вершины гор и альпийские луга, покрытые цветами. Околдованная, сидела притихшая Анна. Ей хотелось впитать в себя все увиденное, побежать по лугам, упасть в траву и смотреть на эту красоту и дышать чистейшим воздухом. Виктор несколько раз останавливался, что бы Анна могла наглядеться на великолепие Альп. Они даже поднялась по склону, Анна нарвала букетик маргариток и полежала в траве.
Еще два часа езды и они приехали в  город Линз - это город на Дунае.
- У меня в госпитале будет консилиум. Я оставлю вас в ресторане. Закажите чего-нибудь. Вы хотите пройтись по городу? У вас время - часа два. К 4 часам встречаемся здесь же. Вот карточка с телефоном, по которому вы меня найдете, если будет нужно, - предложил Виктор.
Они подъехали к чудному ресторанчику, увитому зеленью. Под навесом, стояли столики накрытые скатертями в красную клетчатку. Внизу текли воды Дуная. Виктор уехал. Анна заказала стакан сока, посидела, полюбовалась прекрасным Дунаем, затем решила пройтись. Она ходила по очаровательным, узеньким улочкам, расположенными вокруг главной площади, в тени старинного причудливого Собора. Успела купить сувениры и себе шляпку с цветами на полях. Она не заметила, как прошло время, а когда подходила к ресторанчику, то увидела Виктора машину. Он сидел за столиком, просматривая газету.
- Виктор, извините, я заставила вас ждать, - сказала Анна, подходя.
- А вот и моя спутница. Анна, какая у вас чудная шляпка. Вам очень идет она. Садитесь, садитесь. Сначала надо пообедать.
После обеда Виктор обратился к Анне:
- Теперь можем ехать?  Чтобы  добраться до пансиона, где ваш чемодан, нам  надо примерно  час езды.
- Let’s go, Victor! - воскликнула она.
По дороге они говорили, где лучше: в Европе, в штатах, говорили о России. Виктор не раз бывал в Москве, в Ленинграде и даже в Новосибирске. Он  рассказал, как он приехал в Ленинград, как нашел дом на Фонтанке. На втором этаже этого дома, у его деда была квартира. Теперь там сделали две коммунальные квартиры, где живет много народу.
- Вот мы и подъезжаем  к долине, здесь расположен Зальцбург, но нам надо подняться выше, там находиться  пансион Швейгхофен,- сообщил Виктор. Прочитав  указатель над  дорогой, он свернул вправо и переключил скорость, так как дорога резко стала подниматься вверх, и они поехали по дороге, вьющейся между гор, по склонам расположились не большие поселки и во многих местах, на альпийских лугах паслись стада коров и овец. Это было похоже на сказочные  картинки из книжки, на идиллию.
- Вот и пансион, - Виктор вырулил на стоянку перед довольно большим деревянным двухэтажным домом. Они вошли в холл, где приятно пахло свежей древесиной, на стенах весело много фотографий знаменитых людей, которые вероятно посещали эту гостиницу, множество цветочных горшков в плетеных корзинках стояли перед окнами с кружевными  занавесками. Они подошли к конторке портье. Анна представилась девушке, кто она и что для нее должен быть оставлен чемодан. Девушка улыбнулась: ”O, yes. Come with me”, - Она провела её в кладовую, и Анна взяла свой чемодан и спортивную сумку.
- Ms.Kravczova, - обратилась девушка, - Some more. For you.  This letter. Young men left for you.  Please, - и протянула Анне письмо.
Анна поблагодарила, взяла письмо и, ни глядя, положила в сумку.
Виктор обратился к Анне, посмотрев на часы:
- Мы остановимся здесь, время позднее. Как вы думаете?
- Конечно. Мне нравиться. Очень симпатично.
 
Виктор попросил два номера, заполнил форму-бланк. Девушка обратилась к парню, которого она вызвала, что бы отнести их чемоданы. Они поднялись за ним на второй этаж. Парень открыл дверь в номер для Анны, внес ее вещи и отдал ей ключ.
- Спасибо, Виктор, - сказала Анна, входя в свой номер.
- Пожалуйста. Устраивайтесь. Что нужно - я к вашим услугам, - ответил Виктор.
Номер был небольшой, с выходом на балкон и с видом на горы. Она открыла балконную дверь и в комнату, раздувая легкую занавеску, влетел свежий ветерок. Анна увидела горы, освещенные заходящим солнцем, на фоне, которых белели домики под красной черепицей.
“Конечно, все это прекрасно, знакомство с Виктором, так неожиданно обернулось в приятное путешествие”, - думала Анна, вынимая свои вещи из чемодана, выбирая себе что-то одеть. ”Но, я ...я нахожусь в ситуации довольно деликатной»...  - она была в замешательстве.
Анна приняла душ, одела спортивный костюм, включила ТВ, чтобы посмотреть новости и,  садясь  в кресло, где лежала ее сумка, вспомнила про письмо. Вынула его, собираясь читать, как в дверь постучали. Анна быстро всунула письмо в карман и, пошла открыть дверь.
Перед ней стоял элегантный Виктор, одетый в темно-синий блейзер, и полосатая шёлковая косыночка под воротником.
- Анна, я приглашаю вас в бар. Вы не устали? - спросил он. - Конечно, если я вам не надоел?
- Ну, что вы. С  удовольствием. Спасибо.
Они спустились вниз. Холл приятно освещался светильниками, спрятанными по периметру потолка. Несколько человек сидели в креслах и смотрели ТВ. Рядом был еще один зал - там был ресторан и бар. Они прошли туда. Тихо звучала музыка. За баром на высоких стульях сидели парень с девушкой и еще двое мужчин. Анна и Виктор выбрали место с другой стороны стойки.
Бармен, подстриженный под  ежика, в белой рубашке, с красной бабочкой, ловко орудовал миксером и разливал в бокалы  напитки.
- Guten Abend! - приветствовал их бармен, - Moment mal!
- Guten Abend! - ответил Виктор и помог сесть Анне на высокий стул.
- Bitte! - обратился к ним бармен и поставил перед ними корзиночку сушек, с орешками.
Анна заказала мартини с содовой, Виктор водки.
  - Я люблю вечером выпить водки. Это снимает усталость. Одну рюмку, не больше, - сказал Виктор, поднимая рюмку. - И у меня есть тост. Во-первых, за наше знакомство, - он немного приблизился и заглянул ей ласково в глаза, - За ваши прекрасные глаза. И еще: перейдем на – ты. За твои прекрасные глаза! - повторил Виктор.
Анна тихо засмеялась и, как бы соглашаясь, в ответ подняла свой бокал, и чуть прикоснулась к его рюмки. Ей было приятно, и в то же время, как-то не по себе от его комплиментов.
  - Ты смущаешься, - заметил Виктор и, как угадал, - Знаешь? Это очень привлекает. Сейчас совсем не встретишь застенчивых девушек.
“ Он все замечает, - подумала она, - не зря же, он доктор”.
- А с вами надо быть осторожнее, - произнесла Анна вслух.
- Я сказал, что-то не приятное тебе? - изумился Виктор.
- О, нет. Что вы…  Ваше внимание ко мне... - Анна запнулась.
- Я вот смотрю и не пойму, как молодые парни не видят вот таких красивых и застенчивых девушек, не выберут их, и не хотят...
- Виктор, пожалуйста, не надо, - покраснев, перебила его Анна.
- Все-все. Больше не буду тебя смущать. “Тебя“, Анна, - мягко сказал он, выделяя слово “тебя”.
- О, Виктор, а может я вредная, несносная? Вы же меня не знаете. - Анна лукаво посмотрев на него, засмеялась. - О, пардон! Конечно, “ты”. Ты меня еще не знаешь.
Она допила свой мартини. Достала из кармана зеркальце, взглянув в него, поправила прическу и сказала насмешливо, не то себе, не то ему:
- И правда, я ничего... - Она опять засмеялась. Что-то милое было в ее звонком смехе, в ее непосредственности.
Когда они встали из-за бара, то Виктор увидел на полу белый конверт, он поднял и протянул его Анне.
- Это твое письмо? Ты выронила.
- О, да. Это письмо. Я не успела его прочитать, - сказала Анна и сунула его в карман. Она пошла вперед, направляясь к выходу, на улицу. Виктор вышел вслед за ней. Ночь была теплая, покойная,  небо в звездах.
- Пройдемся немного, - предложила она.
Они медленно пошли вдоль дороги. Пройдя метров сто, Анна остановилась.
- Ах, какая ночь! Какая тишина! - прошептала она, как будто боялась спугнуть эту тишину.
- Да. Ощущение вечного покоя, - прибавил он, стоя рядом с ней.
Уже была полночь. Они повернули к пансиону. В холле уже никого не было. Поднялись на второй этаж. Анна открыла свой номер и сказала:
- Gute Nacht!
- Gute Nacht!- ответил Виктор и поцеловал ей руку.
 
На следующее утро она проснулась рано. За окном сияла белизна снежных горных вершин. Вышла на балкон, вдохнула  хрустально чистый прохладный воздух, запах травы, покрытой расой, и потянулась. Сделала несколько наклонов. Выпрямилась и тихонько засмеялась, вероятно, своему ощущению молодости.
Собирая вещи, Анна вспомнила о письме.
  “ Анюта, во-первых, ты поставила меня в дурацкое положение. Бросила меня. Подъезжаем. Я проснулся. Тебя нет. Никто ничего не знает, никто не заметил, что тебя нет в автобусе. Экскурсовод очень забеспокоился, что ты исчезла.  Что произошло? Не понял. Когда ты выскочила? Ты стала такая раздражительная. Я что-то не так сделал? Не много выпил. Ну, что мне сказать - испортила себе и мне отпуск. Как ты теперь собираешься продолжить свой путь?  Компания могла бы тебя доставить. Мне наш гид сказал, что ты не хочешь возвращаться в тур. Почему? Где ты устроилась? Один чудак сказал мне, что ты сбежала от меня. А жена Эдда сказала, что я тебя обидел и толкнул. Не помню. Ну, если так, то прости. Я тебя люблю. Целую. Жду в Нью-Йорке. Твой Андрей”.
“Андрей ничего не понял. Он каким был - таким и будет. Значит чему быть - тому и быть”. Анна порвала письмо. “Надо сегодня позвонить домой, маме. Сказать ей, что у меня все в порядке”, - подумала она.
Она спустилась в холл, ей навстречу шел Виктор.
- Goten morgan.
- Goten morgan. А я признаться, не хотел тебя тревожить, думал ты спишь. Ну, хорошо. Мы поедим раньше. Вот нас приглашают на завтрак, - Виктор показал рукой в зал.
После завтрака они сразу отправились, теперь уже в Зальцбург.
Ехали молча. Каждый думал о своем. Анна смотрела на горные вершины, освещенные утренним солнцем, на домики, в дымке низких облаков. И казалось, что облака плывут за  машиной, которая тоже бесшумно скользила по дороге между лугов, холмов и в каком-то плавном, замедленном, синхронном движении, они все были подчинены, не видимому дирижеру и танцевали медленный вальс. Чудесным образом  звуки музыки рождались в этих местах. Ей слышались знакомые мелодии.
Они подъезжали  к поселку, расположенному в цветущей долине.
- Есть гостиница, всего в несколько минутах от Зальцбурга, - прервал молчание Виктор. - Здесь мы остановимся. У меня  два выходных  дня. Ты любишь музыку, а я люблю проводить время в обществе хорошеньких женщин,  и вместе будим наслаждаться музыкой, природой, гулять, отдыхать.
Поскольку в Зальцбурге проходил фестиваль классической музыки, посвященный Моцарту, то толпы туристов заполняли эти привлекательные места, и встала проблема найти номер. Необычайно уютная гостиница, которую предложил Виктор, была старинная, построена в 1874 году. К их счастью, они смогли снять два номера, но на разных этажах. Анна выбрала на втором этаже. Пока она разбирала вещи, Виктор позвонил ей по телефону и сообщил, что в вестибюле можно взять полное расписание мероприятий и надо решить: куда она желает пойти?
Действительно, Зальцбург очаровывал изумительной музыкальной атмосферой, которая, казалась, навивалась от камней, от мостовой, от домов старого города, где родился в 1756 году Вольфганг Амадеус Моцарт. Им удалось послушать несколько концертов камерной музыки: Моцарта, Гайдена, Листа, Бетховена.
- Извини меня, что я наблюдал за тобой во время концерта. Ты так чувствительна к музыке, в глазах у тебя дрожали слезы, когда ты слушала Моцарта. Удивительно! - заметил Виктор, когда они возвращались после концерта. - Ты должно быть училась музыке?
Он предложил ей свою руку и она оперлась на нее. Они медленно шли по аллее парка, где в ветвях густой листвы рассеивали свет фонарики и это свечение радужными кругами мерцало в воздухе. Легкое дуновение ветерка пролетало по верхушкам деревьев и их трепетание создавало впечатление аккомпанемента струнных в оркестре. Анна была под сильным воздействием от музыки. О, музыка!
- Моцарт всегда волнует меня, особенно его трагические мелодии. Музыка в душе моей. Да, я училась по классу виолончели, в музыкальной школе. Но поступила в университет на филологический. С музыкой никогда не расставалась. Дома иногда играю для настроения. В штатах я пошла в колледж и стала модельером. Вспомнила, что любила моделировать и рисовать в школьные годы.
С утра Виктор и Анна ходили на прогулку, поднимались по горным дорогам и любовались изумительными альпийскими пейзажами. Анна не раз останавливаясь, замирая от восторга, восклицала: “Сейчас бы взлететь! И парить над горами, как птица”.
Когда они появлялись на публике, то на них обращали внимание. Оба  красивые, стройные и загадочные: то ли супружеская пара, то ли любовники. Виктор красиво умел ухаживать, в общем, был на высоте, как галантный кавалер. Он и в самом деле, почувствовал к этой привлекательной, изумительно чувствительной, молодой женщине расположение. Он понимал свое положение -  довольно щекотливое.
К Анне вернулось состояние душевного спокойствия. Она еще не знала, как ей поступить, когда вернется  домой, но она пришла к решению: с Андреем все кончено и со свадьбой тоже. Лишь бы выйти замуж - нет лучше быть одной. Постоянно терпеть унижение, как было у неё с Андреем последнее время, она больше не желает этого.
Через три дня Анна с Виктором возвращались в Вену. Машина въехала на автобан и помчалась в общем потоке на большой скорости. За два часа, с одной остановкой, они проехали путь до Вены. Их встретила фрау Эльза, готовая исполнять любое их желание. Виктора ждала работа в клинике, и он рано уходил из дома.
У Анны было еще три дня. Утром фрау Эльза составляла ей компанию за завтраком. Днем она получала удовольствие от прогулок по городу. После 5 часов, когда Виктор возвращался домой, он приглашал ее в какое-нибудь кафе обедать и погулять.
- Завтра последний день у тебя в Вене. А сегодня мы идем на бал в парке Stadtpark в Kursalon.
Бал! Анна одела голубое платье с широкой юбкой, которое она взяла специально для бала. Она спустилась, к поджидавшему ее около машины, Виктору.
- О! Анна, ты сегодня неотразима, ты будешь королевой бала! - подавая руку, воскликнул он.
Зал в стиле барокко, с расписным потолком, был полон народу. Они пробрались к своему столику, который был чуть левее от оркестра и прямо у края большого круга, танцевальной площадки. Огромные люстры ярко освещали зал. Громкий говор, смех публики, звуки настраиваемых инструментов, волновали и поднимали настроение у Анны. Музыканты уже были готовы. И вот, под аплодисменты публики, появился дирижер со скрипкой в одной руке и со смычком в другой. Он раскланялся, встряхнул пышной шевелюрой, взмахнул смычком, и зазвучала мелодия вальса: “Голубой Дунай”.
- Разрешите, пригласить вас на вальс, дорогая Анна? - протягивая руку, галантно обратился Виктор к Анне.
-  Я давно мечтала об этом, - вставая, звонко засмеялась она и положила руку на его плечо.
Он крепко, держа Анну за талию, уверено закружил ее. Анна вскинула голову и легко, и свободно завращалась, чуть касаясь паркета. Казалась, она летит, охваченная очарованием пленительной музыкой Иоганна Штрауса. Один вальс сменял другой. У Анны блестели глаза от счастья. Анна хотела танцевать и танцевать.
 -  Кстати, - официант принес бутылку шампанского. Присядем, - предложил Виктор, когда объявили перерыв. - Ты закружилась?
- Но, но! Ничуть! “Я танцевать хочу, я танцевать хочу...” -  запела Анна. - Виктор, я благодарна тебе. Ты, как волшебник, появился и исполняешь мои желания.
- О, я чувствую себя молодым. Давно я не танцевал. Спасибо тебе, Анна, - он поднял бокал, - За что мы выпьем?
- За вальс! За Венский вальс! - воскликнула Анна.
Бал продолжался до ночи. Но, к сожалению, пора уходить - завтра она улетает в Нью-Йорк. Они вернулись в приятном настроении в дом, к Виктору. Виктор проводил Анну до спальни. Он взял ее руку, немного сжимая, задержал в своей,  и посмотрел  ей в глаза. Она смело встретила его взгляд. Эмоции захлестывали ее сполна. Виктор почувствовал и увидел ее растерянность. Она слегка потянула свою руку, но он не отпускал, затем приблизился к ней, обнял и крепко поцеловал ее в губы.
- Милая, Анна, прости. Анна, я очарован тобой. Спокойной ночи.  До завтра, - и пошел к себе.
Анна долго не могла  заснуть, возбужденная балом и поцелуем Виктора. Его пронизывающий взгляд... “У него такой взгляд! Мурашки бегают по спине. О, Господи! Очень странные вещи происходят со мной...” Она чувствовала к нему симпатию или что-то даже большее...
Рано утром фрау Эльза разбудила Анну, и сразу после завтрака  Виктор поехал ее провожать. Машина с шофером ждала их перед домом. В аэропорту Анна быстро сдала свой багаж.
- Есть еще не много время, - сказал Виктор и взял ее за руку, приостанавливаясь у большого стенда, - Надеюсь, Анна, ты не жалеешь, как провела время и согласилась на путешествие со мной?
- Какое было замечательное приключение! - Она обняла Виктора, чуть прижалась и поцеловала его в щёку, - Спасибо тебе. Я пожалуй пойду. Auf  Wiedersehen!
Анна вскинула спортивную сумку на плечо и пошла по широкому проходу, легкая и стройная. На ходу она обернулась:
- Bye! Bye! Виктор! Спасибо! Я  тебе позвоню, как прилечу, - и помахала ему рукой.
- Да. Да. Обязательно. Анна! Счастливого пути! - вдогонку крикнул Виктор.
В JFK Анну встретили мать и отец. Она сказал, что путешествие было чудесное, а с Андреем все кончено. Родители ее не расспрашивали. Слава Богу, они ее понимали.
- Все расскажу, но не сейчас. Что у нас дома? - спросила Анна очень спокойно.
Отпуск кончился,  и ей надо было приступать к большому проекту: она давно задумала коллекцию моделей вечернего женского платья  к осеннему конкурсу. Анна увлеченно, с большим подъемом приступила к своей работе. Конечно, она, как приехала, позвонила в Вену и еще раз поблагодарила Виктора. Она все время вспоминала это путешествие: горы, Вену, Венский вальс и Виктора, его ухаживание, его элегантность, его нежный, пристальный взгляд.
Приближалось Рождество. Однажды, когда Анна собиралась на работу, раздался телефонный звонок. Она подняла трубку.
-  Хелло!.. Кто? Виктор!?  Здравствуйте! О, как я рада вас слышать. Где? Где вы? Как? В Нью-Йорке? Plaza Hotel? ОК! Да. Сейчас я еду на работу, и буду свободна после шести, - растерянно произнесла она.
- Я хочу  пригласить тебя сегодня провести вечер со мной, - услышала Анна
- ОК! Хорошо. До встречи, - ответила она.
Приезд Виктора был для нее полной неожиданностью и приятным сюрпризом.
Вечером Виктор приехал за ней. Она спустилась вниз. Он встретил ее у подъезда, и они сели в ожидавший их лимузин. Машина медленно стала пробираться, стиснутая со всех сторон машинами, по авеню. Праздничный Нью-Йорк сверкал рождественскими огнями.
- Куда мы едим? - спросила Анна. - Вы внезапно появляетесь ...
- Анна, во-первых, - он поцеловал ее руку, - мы были на «ты». Я хочу пригласить тебя на ужин, в Plaza Hotel, где я остановился. Это будит встреча с моими коллегами. Ты будешь моя дама, которая должна меня сопровождать. Анна, ты согласна?
- Я? Ваша дама? В общем... почему и нет? Да! – засмеявшись, ответила  она,  – А вы надолго?
- Анна? На “ты”. Я приехал на симпозиум «Врачи без границ» по приглашению ООН. Затем поездка во Флориду, еще один симпозиум. Наверно на месяц. Как ты поживаешь, Анна?
- Все хорошо. Через неделю у меня показ моих моделей. Я приглашаю вас, то есть тебя.
- Отлично. С удовольствием. Мы поговорим еще обо всем. Ты сейчас одна?
- Я?.. В смысле... Да. Я одна, - твердо ответила Анна.
Виктор повернулся к ней, пристально посмотрел ей в глаза, и, не выпуская ее руки,  заговорил, волнуясь:
- Анна, все время я думал о тебе. Я ведь приехал сюда, чтоб увидеть тебя и сделать тебе предложение, быть не только моей дамой на вечер, но быть моей женой. Я люблю тебя. Ты принимаешь мое предложение? - спросил Виктор.
Анна повернулась к нему и тихо сказала: “Да”.

    НЬЮ-ЙОРК   1994 год
Под впечатлением путешествия в Швейцарию в 1989 год.
Сюжет и имена придуманы.               

 


 
 


© Copyright: Алевтина Игнатьева, 2021
Свидетельство о публикации №221122401703