Не отправленные письма... 7

Не отправленные письма / 7
(1971 – 2011)
(Из личного архива В. Леф)
________________________________

(1976)
______________________________________

31
(Листок-записка, не понятно к кому обращённая,  но, судя по содержанию, могла писаться только для Н.В. (от 06.06.76.)
Не знаю, писать ли о том, что я люблю тебя. А если только слова, и только горечь, боль?
Хорошо, когда ты есть. Любить тебя и быть любимой. Верить и видеть твою силу.
Я боюсь признаться себе, что ошибаюсь, и что «предмет» не достоин чувств.
Я действительно влюблена душой и телом, хотя не разумом.
И сердцем ли?
И разве когда-нибудь кто-нибудь знал, что такое любовь? И как она приходит, почему, и почему уходит так скоро?
Но чувство радости во мне жило три, пять, десять дней – и я благодарна за то.
И буду помнить, и буду ждать, и буду верить.
При встрече я перестану узнавать и замечать тебя.
Но ты не верь в моё бессердечие. Знай, там страдание, и ложная весёлость, и ложное счастье, - ложь.
Я люблю твоё красивое тело, губы, руки, улыбку. Как будто мне семнадцать, как будто вернулась юнь, как будто всю жизнь знала тебя.
О, кто виноват из нас?

Ты ли, изменивший,
разлюбивший,
обманувший ли?

Я, нежностью наскучившая,
и добром, и влюблённостью,
привязанностью?

Я люблю тебя –
и в этом чувствую силы,
в этом вижу отрадность,
в этом нахожу… несчастье.

Знать, что ты весел,
счастлив  с другою –
и больно и горько, и…
сладостно оттого, что
тебе хорошо.

Оттого, что всё, что делаю
и чувствую я, говорю
и слышу, - затем, чтобы
тебе было хорошо и счастливо.

Так пусть же будет так!
Ибо люблю не твоё сердце, не твой ум, - твоё тело, твои несчастья, беды, нерешительность, надежды, упования, - твою молодость, незрелость, неопытность и неразумие.  Чи – сто – ту…
Так будь же не со мною – так легче мне. Знать, что лучший ещё придёт когда-нибудь…   (Не дописано)
(06.06.1976.)

32
Добрый день, моя радость Нарик!
Очень ждала от тебя весточки – увы, нет ничего…
Очень интересно, как ты живёшь? Каковы настроения, мысли, помыслы, дела?
Я пока собираюсь на новое место, позже – устройство быта, первые дни работы. Волнуюсь, каковы-то они будут?
Очень скучаю по тебе, лучшему из мужчин.
Часто вспоминаю те немногие минуты и часы, которые проводили вместе.
Чаще я была счастлива с тобой. И потому трудно забыть это. Хочу, чтобы и ты иногда вспоминал добрым словом меня.
Но всё, кажется, было так давно, далеко, мой Нариман!..
Конечно, нетерпеливо буду ждать твоё письмо, ещё более желанно – возможность встречи. Но будет ли она когда-нибудь? Да разумом и разумею, что лучше, если бы более не было.
Вечерами и утрами мысленно говорю с тобою, или читаю возможное твоё письмо (хотя с трудом представляю, что бы ты мог написать), либо пишу тебе… Всё это, конечно, глупости, моё счастие…
Всё сентиментальщина, кою пора уже пережить.
Но я привязалась к тебе, и с горечью, тяжко ощущаю тот холод, который окутывает в разлуке с тобою. Наверное, всё это совсем не нужно писать здесь. Но память о недавнем счастье побеждает во мне. Просто, ты – это чуточку я пока ещё, и потому вспоминаю тебя каждый день.
Когда мы виделись в последний раз, ты, бедолажка, отказался пить воду, право же, твои икания были оттого, что я весь день и ночь думала о тебе и ждала, и в ту минуту, когда ты постучал в дверь, я мысленно писала тебе прощальную записку: «Моя радость, прощай. Я люблю тебя. Не знаю, может быть, более за твои недостатки, ибо именно они составляют твои достоинства. Я люблю тебя, мой юный огонёк, за твою доброту и благоразумие, чаще неожиданную для меня мудрость.
За то, что ты ещё совсем мальчик и, одновременно, умный, выдержанный мужчина. За то, что твои губы не говорили лишнего, а руки умели передать тепло сердца. Словом, боюсь, что я видела и вижу в тебе более, чем ты хотел дать мне. Но я люблю тебя, Нариман–философ. И день, когда мы почти случайно познакомились, один из самых лучших в моей памяти…»
Прости за многословие.
Пиши, если будет время и желание. Пиши о том, как живёшь и вспоминаешь ли меня, и кто твои друзья теперь?
Желаю всевозможных успехов, радостей поболее и удач.
Желаю всегда быть таким, каким я помню тебя, и намного лучше…
Прощай. В.
(Июль – 1976)

33
Ирина, здравствуй!
Твоё письмо получила, коротко пишу о себе: в редакции была вакансия, они меня приняли. Одновременно занимаюсь ремонтом квартиры, осталось выкрасить коридор и въеду.
Тебя – поздравляю с новосельем. У меня свои трудности: снова учу украинский язык, стараюсь даже говорить на нём.
А вообще-то своим новым положением довольна не очень. Но что делать? Хотя бы тепло и воздух родины меня радует.
Да, Сашу я с собой не взяла. С 19 июля у него отпуск, но я даже не пригласила его с собой или в гости. Он странно – молча – встретил меня, узнав о моём отъезде, только и произнёс: - А я?.. – А ты остаёшься здесь… - спокойненько произнесла я. И всё, никаких эмоций с его стороны. Что я должна была думать? И не писал в Москву последнее время, и здесь молчание. Я так и не знаю, собственно, о его отношении ко мне.
Конечно, чувство вины у меня есть. Ты это прекрасно знаешь (увлечение Нариком, это вообще самый сладкий период моего бытия. Внутри себя я, конечно, понимаю, как не справедливо это по отношению к С.: медовый месяц с Нариком, а супружество с Сашей?)
Саша, видимо, чувствовал мой загул, потому и не писал, а мне стыдно перед ним, как будто он вообще всё знает до последней мелочи. И я была, видимо, рада отсутствию объяснения с ним. Он же – ни на чём не настаивал (теперь понимаю, что зря), и не пришёл меня даже проводить.
В общем, обидела одного из достойнейших своих друзей, возможно, нередко ещё пожалею об этом. Ну, не умею я обращать усложнённые ситуации в свою пользу. Коли я не права – я поджимаю хвост, инстинкт.
Оправдала себя тогда вот чем: сколько можно насиловать себя? – сказала в тот момент, - то быть на работах, которые ни уму, ни сердцу, то жить в тошных общежитиях, а теперь ещё в собственную постель приводить тех, кто безразличен мне? Так я разорвала этот круг, и пусть будет, как будет.
Здесь уже сватается один мальчик; вообще, внимание уделяют только юнцы. Я их стесняюсь и, конечно, никогда не соглашусь на что-то подобное. Они мне скучны своею наивностью.
Как ты, Виктор? Я иногда задумываюсь над всем этим и, откровенно, ничего, кроме сожаления о прошедших московских днях, не нахожу. Моя кратковременная любовь – Н – и – н – не пишет. Оно бы и хорошо. А мне тоскливо (но выносимо тоскливо, и, видимо, именно потому выносимо, что не пишет, не дразнит никакими надеждами).
Чем у тебя закончилось всё это на работе? Если выговор – то это ведь не самое страшное? Но за те шесть месяцев мы так разленились и избаловали себя, что мне теперь втрое тяжелее приниматься за дело, чем во всех других случаях.
Сегодня утром моя Аня уехала в Калинин, два дня тому – Динка на Кавказ. Здесь съехались мои прежние подруги-одноклассницы, но ни с кем не вижусь, всё дела.
Пиши, что нового у тебя, как дочь – всё в Крыму? Пишут ли наши девчонки и как дела у них?
Была очень рада твоему письму. Пиши. Целую. В.
(Лето – 1976)

34
Здравствуйте, Гриша!
Наконец-то собралась Вам написать, хотя и не уверена, что Вы получите это письмо. Конечно, надежды девушку питают, иначе и не писала бы вовсе.
Итак, сегодня у меня первый трудовой день и оттого появилось некоторое желание  поговорить с кем-то (с Вами, то есть).
Прежде был душевный спад и сплошные разочарования, так что рука к перу не тянулась. Теперь – «тоска зелёная», и вот это желание писать, отвести душу.
Всё свершается, как и задумано. Отремонтировала квартиру, живу одна – привольно. Хотя скучновато. Ни музыки, ни телевизора у меня пока нет. Ни (почти) даже газет. Немного почитываю и бездельничаю (к чему за последние 6 -7 месяцев дипломной работы привыкла особенно).
Гриша, я, конечно, надеюсь на Ваш ответ, иначе – что за интерес Вам писать? Как Москва, как Вы, что нового у Вас и в мире кино, или на книжном рынке?
У меня пока что новостей нет. Кроме одной – скука. Месяц почти здесь бездельничала, не работала. А на море так и не съездила. Теперь уже три дня, как льют ливни и солнышко скрылось. Хотя стоит духота в ожидании новых ливней. Но это малоинтересно.
Ак-ка хотя и понастроила кое-чего в последние годы, но и захирела ещё более. Что называется «выйти» совершенно некуда. В кинотеатре – пустота, с десяток зрителей в будни, два-три – в выходные дни. Чаще (по сей причине) фильмы отменяются.
Для молодёжи, как и прежде, одна отрада – танцы по субботам. Всё это более чем ужасно. Можно потерять разум.  («Сон разума» - это точный диагноз).
А ведь хотела здесь через газету «трубить» о необходимости культурных преобразований и т.п. Боюсь, что никто здесь ничего не услышит, коли спячка привычнее.
Убожество духа ли в этом во всём, или это линия «гегемона», не знаю. Скорее, всё-таки, не случайно создаются кем-то такие условия для «землепашцев». Возможно, конечно, что дело только в лености ума у сидящих в креслах дядей, но дальше, как говорится, идти некуда.
Ребята молодые спиваются, не находя применения своим способностям.
Словом, хотелось бы бежать от всего этого, но куда?
Может, мне окажется по силам хоть что-то здесь изменить? Опыт Р-ска говорит, что моя родина всё же краше.
Впрочем, Вам, Гриша, скучно уже читать всё это. Заканчиваю. Жду Ваших кратких слов, отвечайте непременно.  Успехов Вам и удач. В.
01.08.1976.


Примечания В. Леф от 16 - 20.09.2019:
            _____________________   
* Вероятно, по «Введению в литературоведение», учебник которого мне показался неинтересным…
** Любопытно, что этот сценарий я таки осуществлю, но несколько позднее, в 80-81-м годах: выйду за странного и не похожего на других…


(Продолжение следует)