Чисто белая перчатка

Давно это было... В самом дальнем углу загородного «Парка культуры и отдыха имени Горького» стояло здание бильярдной. Парк в том месте зарос высоченными клёнами, полумрак царил даже в яркий солнечный день. При бильярдной был ресторан.
События, о которых рассказываю, произошли в моём далёком детстве,  в шестидесятые годы, до «эпохи массовых холодильников». В те времена скоропортящиеся продукты хранили  в лЕднике (яма, заполненная зимой льдом и засыпанная опилками). Летом снимали крышку, откапывали опилки, разгребали ледяные глыбы, доставали куски мяса, рыбы, остальное засыпали льдом, опилками, закрывали крышку ледника;  продукты несли на кухню. В ресторане, судя по запахам,  готовили вкуснейшую еду.

В зале бильярдной были обычные бильярдные столы, кии стояли рядом с полками для шаров, стулья и  столики - по углам зала. Огромные окна давали мало света даже при раздвинутых шторах из основательно  засаленного бархата. Над игровыми столами низко висели яркогорящие лампы, но  проходы и стены покрывал таинственный сумрак.  В зале всегда было прохладно, накурено.

Нас, нескольких любопытных мальчишек или меня одного, пропускали «просто посмотреть». Наверное,  наши восхищённые взгляды льстили посетителям. Вели мы себя скромно, переговаривались шёпотом и наблюдали за всем, за игрой, игроками. Игроки в те годы были только мужчины.

Играющие платили деньги в кассу, получали право на игру, иногда тайно договаривались между собой о плате за проигрыш одного из них, и приступали к игре. Азарт был явным, поскольку сумма проигрыша была обычно велика.  Некоторые игроки постоянно играли «на деньги», поэтому новичка дурили, прикидывались слабыми, неумелыми, доводили глупыша до игрового экстаза  и потом общипывали  как курёнка. Деньги, наверняка, крутились огромные, поэтому постоянные, прожжённые игроки приходили в бильярдную как на работу. Куда тратили деньги нетрудно догадаться, если рядом ресторан, хорошие спиртные напитки, вкусная еда, смазливые доступные женщины…   Одевались игроки просто, неярко, серо, были общительны, почти все с хитрым прищуром глаз.

Привлекал моё внимание только один невысокого роста посетитель,  всегда подстриженный и причёсанный, подтянутый, чисто выбритый, пахнущий дорогим одеколоном, необычно на фоне остальных игроков одетый: постоянно на голове шикарная фетровая шляпа, слегка сдвинутая на сторону;  на шее длинный белый, несколько раз обёрнутый вокруг шеи шарф, с небрежно завязанным узлом; классический костюм, белоснежная рубашка, неброский, но красивый галстук; постоянно распахнутое пальто, замшевые белые, чистые перчатки, туфли всегда начищены до блеска. Цвет одежды (кроме шарфа, рубашки и перчаток) был коричневато-бежевый.  Все вещи неназойливо сообщали о своей исключительности, высоком качестве, дороговизне, заграничном производстве.

Вёл себя он скромно, садился за один и тот же столик, курил сигару, причём левую перчатку не снимал с руки, а на неё аккуратно, можно сказать благоговейно, опускал правую перчатку, издалека казалось, что эта правая перчатка принадлежала   изящной, прекрасной невидимке.

Негромко и неохотно общался, говорил мало, только в ответ.  Перед игрой снимал перчатки, шляпу, шарф, пальто. Играл редко, но хлёстко. Почти всегда выигрывал, равнодушно брал деньги за выигрыш или отдавал за проигрыш. После проведённой партии неспешно садился за свой столик. Никакого выражения радости или огорчения не было. Один в толпе. Задумчив, нетороплив, сосредоточен на себя. 

Выходил из бильярдной и  шёл по аллее один, ни с кем не общаясь, одет как всегда шикарно, курил сигару, на левой руке нёс правую перчатку, словно он вёл невесту и в его руке лежала рука возлюбленной…

Через двадцать лет я случайно проходил по аллее, ведущей к бильярдной. Начало осени, вечерело.  Кроны разросшихся клёнов сомкнулись в вышине, создавая   таинственный сумрак.

Асфальт на аллее постарел, покрылся  трещинами, похожими на старческие морщины. Шелест листьев, вокруг никого, впереди, вдалеке,  виднеется ветхое здание бильярдной и одинокая фигура прохожего.
 
Приблизившись, обращаю внимание на фетровую шляпу, надетую слегка набекрень, белый шарф, бежевое распахнутое пальто и белые перчатки. На левой руке в перчатке  лежит правая перчатка, под шляпой дымится сигара, и только потом обратил внимание на  лицо давнего незнакомца с неизменным выражением  бесстрастности.  Его облик почти не изменился, только чуть сгорбился,  одежда та же, только безжалостное время избороздило лицо морщинами, седина была слегка подкрашена.

Он не спеша прошёл мимо…   Запомнилась чисто белая перчатка, словно он вёл невесту и в его руке лежала рука возлюбленной…