В одном губернском городе

Несколько лет назад, кажется в 2013 году, я была на Рождество у родственников в одном губернском городе. С племянницей и двумя ее приятельницами мы пошли на ночную архиерейскую службу в Успенский кафедральный собор, что «на подоле», то есть у самых стен Кремля. До революции здесь был женский монастырь. Успенский собор – единственное, что от него осталось. В свое время собор был расписан Васнецовым, заново  освящен в 2009 г., а совсем недавно отреставрирован. Можно по-разному относиться к живописи Васнецова, но высокий уровень реставрации и росписи - порадовал. На душу это легло приятно-тяжелым основанием. Ясно, что команда реставраторов – выложилась.

На ночной архиерейской Рождественской службе в этом соборе я была только один раз, тогда, в 2013-м.  Служил митрополит Ферапонт. Пока он шел к своей кафедре для переоблачения, меня поразили два момента. Первое: удивительно красивый цвет его волос – это был очень светлый шатен. Он был чуть выше среднего роста, легок и моложав. Причем, «легок» настолько, что хотелось сказать: «Он что, вообще ничего не ест?». Второе впечатление: человек очень болен. Пока он шел к кафедре, все его тело дважды импульсивно и непроизвольно содрогнулось. Невольно я стала ждать, в чем это проявится еще.
 
Служба меня заняла, и от нездоровья митрополита я скоро отвлеклась. Чем мне нравятся губернские храмы – в праздничные дни они заполнены, но не переполнены, как в Москве. Здесь было как-то по-особенному хорошо. Может быть потому, что рядом не было никого из московских знакомых, и я чувствовала себя по-настоящему «наедине»? И от людей исходил удивительный покой: я не поймала ни одного беспокойного или раздражающего импульса.

…Все началось где-то около часа ночи, когда митрополит Ферапонт вышел для проповеди. Сразу ощутилось какое-то движение, как перед причастием. Только люди не старались подойти ближе к солее, чтобы лучше расслышать, а наоборот, с первых рядов уходили подальше… Но никто, в том числе и митрополит, этого даже не замечал. Он был глубоко в себе. Проповедь длилась где-то с час. Когда я поняла, что это надолго, то посмотрела на часы. После этого прошло 45 минут. Днем я отдохнула, голова была ясной, поэтому слушала я внимательно. Суть проповеди проще всего выразить так. Если Патриарх о Боговоплощении, собственно Рождестве Христа, сказал: «Сия тайна – велика есть!», то есть кратко и ёмко: тайна она и есть тайна… То митрополит Ферапонт взялся расшифровать  эту тайну. Он наверное разложил все богословскае трактаты на эту тему, углубляясь в каждый… Либо в тонкостях был изложен  один трактат…  По крайней мере цитаты из Святых отцов следовали одна за другой. А может быть это была одна из его лекций, которые он читает в  местной духовной семинарии.  Терминология была конечно специфичной, обычному человеку непонятной… «Языками» говорил. Но без толмача.  Он был невероятно увлечен и ничего вокруг себя не видел. Я же, слушая, стала даже упражняться: так, если и этот тезис он начнет развивать, это еще минут на пятнадцать… Потом, помню, мне стало даже страшно: что же он делает, этак ведь он всех распугает… как же он не боится? И вообще, как же люди это слушают?  Чтобы увидеть реакцию, осторожно стала рассматривать окружающих. Вот у решетки стоит очень пожилая прихожанка, вся в празднично-белом. Занята она была чем-то своим и митрополита  конечно не слушала. Но вид у нее был смиренно спокойный. И если бы спросить ее о впечатлении от проповеди, она наверное сказала бы: «Раз батюшке вольно так говорить, стало быть – так и надо…». Удивительный у нас все-таки народ!

Потом меня заняла следующая мысль, я стала напряженно ждать выхода священства из алтаря после проповеди. По их лицам я все пойму. Так я и думала: лица были напряженные. Говорило это о том, что каждый из них должен вторить митрополиту и начать говорить этим никому не понятным языком. Вспомнила, что поутру, когда мы с сестрой были в храме Святителя Алексия, священник говорил именно так: вроде бы и по-русски, а понять, что он говорит – нельзя… Наверное это и есть губерния, в Москве священники стремятся  быть доступными.

После проповеди с митрополитом произошла  разительная перемена. Выговорившись, он весь просветлел и пришел в какой-то неописуемый восторг. Теперь он все время улыбался, в том числе и причащая. С Крестом в конце службы он вышел, вернее вылетел, первым и все в том же восторге. А, будучи легким, просто перелетал от одной группы прихожан к другой, желая подать Крест каждому. И каждого поздравлял… В этот момент он был так неподдельно счастлив, так хотел поделиться этим счастьем, что богословскую лекцию с часу до двух ночи я ему простила.

После службы, уже выходя из храма, я спросила своих спутниц: «И что же… он всегда так говорит?» - «Мы были на его службе на Успение… Так же… Может быть –чуть короче… Да вы не расстраивайтесь, его же никто не слушает… Больной ведь человек… Его у нас жалеют». Удивительный у нас народ! Его даже богословской лекцией в час ночи не распугаешь. Больше в этот собор ходить я не решалась.
Январь 2015.