Почтовый роман. На конкурс

      Почтовый роман. На Конкурс, по мотивам романа "Год Водолея".

         Рассказ.

                Предыстория

       В удивительное время мы живем – на стыке двух великих столетий.
 Необычность этой романтичной истории поразила меня своим финалом и воодушевила на создание романа «Год Водолея».
      Письма в конвертах - это бесконечные стаи настроений, переживаний, событийных известий и признаний, оставшиеся вещественные свидетельства чувств и философских открытий пролетевших эпох.
       И стопка таких писем легла на мой стол вместе с дневником удивительной шестнадцатилетней девочки из далеких восьмидесятых годов прошлого века.

                Часть 1.

     Было полнолуние. Серебро бесцветного неба с огромной нереальной луной в усеченном конусе прозрачных стенок, с редкими крапинами выгоревших звезд пролилось щедро на пыльную траву, асфальт, дорожки, и  заросли деревьев и кустов стали только таинственнее , загадочнее, проглотив этот лунный дождь.
      - Кто придумал эти проводы в армию? – спросила Злата. Валерка встал:
      - Злата, идея в принципе хорошая. Когда я уехал на учебу в институт, то мог в любое время вернуться домой. А завтра, нет, уже сегодня, через шесть часов я уеду из родных мест на целых полтора года. Хочу сейчас попрощаться с селом, с рекой, с нашим лесом. И луна светит как прожектор. Пойдешь со мной на это прощальное свидание?
      С полчаса посидели на теплых, стоптанных ступеньках парадного входа школы. Валерка несколько раз подтянулся на турнике школьного стадиона, потом свернули к реке.  На броде, Валерий, не говоря ни слова, подхватил растерявшуюся Злату и перенес ее на другой берег.
      Они успели на крутой берег вовремя, потому что на побледневшем востоке вдруг выскочил, опередив своих собратьев, самый нетерпеливый солнечный  луч.  Молча загадали желания.
      У калитки Валерка прижал Злату на секунду к себе, поправил челку:
     - Спасибо, Злата, что проводила меня в армию. Пиши мне письма обо всем, что будет интересного.
         Валерий писал редко и чаще ей, Злате, чем родителям. Письма были лаконичные, информационные, без особых эмоций. Но его обращения: «Здравствуй, дорогая Златочка!  Моя милая Злата!» заставляли ее чувствовать себя, как при нырянии с обрыва, когда набрала при глубоком вздохе побольше воздуха, долетела до дна, и несколько секунд видишь совсем другой, призрачный мир подводного царства с потревоженными, вьющимися по течению тонкими водорослями, растерявшимися от неожиданности мальками, и должна, не раздумывая, немедленно его покидать.
      Рано утром, купаясь в свежести просыпающегося дня, в письмах далекому другу в большом уральском городе она с нетерпением и откровенностью выплескивала свои суждения о прочитанных книгах, местные новости, забывая о разнице в возрасте. Страницы дневника оставались пустыми.
      Валерий почти всегда соглашался с ней в письмах, иногда кратко, но аргументированно возражал. Видимо, у него было еще меньше времени, чем у нее:
      - Злата, смотри, не отрезай свои косы! Ты – такая юная и прекрасная! Каждый день я   любуюсь тобой! И, наверное, нужно некоторое время, чтобы понять, что мой выбор тебя не случайный, а на всю жизнь!
        Он был рядом, смотрел на нее с фотографии, где застыл, приготовившись к отражению броска в футбольных воротах.

           Глава 2.

      Отец Златы был на заработках в Москве. Письмо от него пришло, когда мать с сестренками уехала к подруге в соседнее село.
      Лучше бы это письмо где-нибудь по дороге потерялось. Вывалилось бы из почтового мешка под колеса проходившего поезда, и только мелкие обрывки разлетелись бы по придорожным кустам, а они с матерью и сестренками жили бы спокойно, как раньше.
      Отец написал ровно и решительно, без всяких вывертов:
     «Дорогие Аня и девочки! Простите меня, если сможете,
но больше я ничего скрывать не хочу. У меня теперь другая семья. Месяц назад родился сын Володя, мой наследник, о котором я давно мечтал Я вас не брошу, буду помогать, присылать деньги, как раньше. Но мне нужен развод. Аня, ты меня всегда понимала. Не нужно мне было ехать на эти проклятые заработки, жил бы с вами, сохранилась семья. Простите, мои дорогие. Ваш папа».
       Когда мама прочитала письмо, она уронила листок на стол и   стала кружить по кухне от окна к двери, не проронив ни слова. Наверное, ей просто нужно было вырваться на простор,  взмахнуть от безысходности руками, словно крыльями, взлететь от обиды и увидеть эту начинающую выгорать степь, петляющую в зарослях камыша речку, свободное от тревог и беспомощности голубеющее небо.   
       Злата поняла, что никогда не сумеет простить отца именно за эти минуты, когда мать в отчаянии на ее глазах хотела улететь из этой кухни туда, где была счастлива, молода и любима.
       Валерий после учебки попал на како-то засекреченный объект. Письма перестали приходить. Злата послала три письма без ответа, и обиделась: «Она тоже замолчит!»
      И вдруг в конце сентября получила коротенькую записку в цивильном конверте:
     «Злата, я сейчас в госпитале. Немного обгорел на лесных пожарах. Моим – ни слова. Через две недели вернусь в часть, и надеюсь, что твои письма меня дождутся. Люблю тебя. Валерий».
       В этот день она забыла, как ее зовут. И, если бы в школе на другой день ее кто-нибудь из девчонок позвал, например, в библиотеку или столовую, - результат был бы нулевой. Испарилась шестнадцатилетняя девочка с этой грешной Земли, получив вызов с инопланетной станции в виде необычного пароля; «Люблю тебя».  И нет никаких восклицательных знаков, многоточий. Просто: «Люблю тебя».   
       В этих простых словах - легкая дрожь будущих поцелуев, тепло горячих рук, которые будут тебя поддерживать и подхватят, сберегут, бешеный стук у горла все понимающего сердца, сила уверенности в собственной незаменимости, шорох вечности у тебя за спиной.
       Что делать? Злата ждала следующего письма, надеясь, что Валерий проговорится еще раз, и признание в любви окончательно перевернет ее жизнь, потому что невозможное станет возможным.
        Но жизнь преподносит иногда такие непредсказуемые сюрпризы. Неожиданное знакомство с практикантом, будущим хирургом Дмитрием Ивановичем  в районной поликлинике, куда мама устроила Злату санитаркой на полставки после уроков, взаимный интерес, испугали Злату:
       «Беги! Ты предаешь Валерку, если тебя не пугает это властное притяжение незнакомого запаха мужской резкой воды, горечь сигаретного дыма и обволакивающий жар чужого нетерпеливого тела!»
       Дмитрий вернулся в город, а в канун новогоднего пришло сразу два письма. От Дмитрия:
      «Злата, представляешь, я – старомодный житель городского вертепа, - решил после своего возвращения, как это было модно в прошлых столетиях, завалить тебя письмами. Сел важно за письменный стол, и пауза. Разучились мы писать письма любимым, вернее, никогда и не умели.  Этот жаргон на все ставить «Класс!» обесценил наши чувства так, что поблекли и застыли в горле прекрасные слова любви. Честное слово, я хочу снова в вашу поликлинику, чтобы видеть тебя каждый день после работы, твой испуганный любопытный взгляд. Чтобы скорее наступил, наконец, тот момент, когда ты разрешишь мне расплести твои чудесные косы и увидеть тебя в облаке ослепительных золотисто-каштановых волос. Пока же наши жизни летят мимо друг друга по невидимым параллельным прямым, но, надеюсь, что, как в геометрии Лобачевского, наши параллельные обязательно где-то пересекутся. Улетаю на полгода в Германию на стажировку. И все это время буду для тебя далеким ветром, который тихими вечерами будет стучаться в твое маленькое окно. Вырастай скорее! Дмитрий».
        Валерий прислал в конверте опять короткую записку, и Злата поняла, что его часть находится где-то вдалеке от больших населенных пунктов и почтовых отделений. 
       «Злата, - писал он, - мы живем в такое непредсказуемое время, когда даже верховные руководители не знают, что будет завтра утром. Вас, в деревне, может быть, минуют все эти ветры перемен, но думаю, что армию они точно затронут. Жизнь постоянно строит нас , таких наивных, домашних мальчиков, которые витали в своих прекрасных мечтах, что мир крутится только вокруг нас, ради нашего благополучия, тщеславия. Все намного сложнее. И я рад, что у меня есть такой друг, как ты, который меня, я надеюсь, не забудет. Я тебя постоянно вспоминаю, как мы стояли на бугре над рекой, и я так тебя и не поцеловал. Но я загадал, что раз ты была со мной, мы всегда, на всю жизнь будем вместе. С Новым годом, Злата. Люблю тебя. Твой Валерий».
      В середине января,  в канун своего дня рождения, в морозный, какой-то звонкий час, когда после завывающей ночной метели, солнце, сбросив на полчаса замороженную накидку облаков, подмигнуло хитро, позолотив заметенные сугробами улицы, почтальон принес письмо:
      «Злата, привет! Наконец-то, в твои семнадцать лет могу признаться тебе в своей любви! Видишь, как легко на бумаге доказывать свое восхищение тобой! Если честно, твое с моей сестрой шушуканье, ваша вечная беготня меня совсем не трогали, пока однажды, в одиннадцатом классе, стоя у окна, я увидел тебя, входящую в нашу калитку. Ты была в осенней куртке, с распущенными косами, такая очаровательная, улыбающаяся. Твое удивительное лицо, прекрасные глаза, твои губы снятся мне во сне. Наш волкодав Кеша тогда бросился к тебе, чуть не сбил с ног, стал на задние лапы и начал так радостно облизывать твои щеки, и ты обнимала его как друга, и мне захотелось на минуту вдруг оказаться на его месте. Ты меня не видела, была искренней, неожиданной и желанной. С тех пор я стал незаметно наблюдать за тобой. Но в моем внимании ты не нуждалась, куда-то торопилась, летела, не смотря по сторонам.
       В юности, взрослея, как много внимания мы уделяем мелочам, словам, видим в случайных событиях какие-то пророческие намеки, предсказания будущего! Сейчас ты так далеко от меня! Но о тебе я думаю постоянно. У нас здесь, в лесу, нет увольнительных. Населенные пункты – в сотнях километров. Знай, я тебя никогда не предам! И ты будешь первой и единственной женщиной в моей жизни. Твой Валерий».
      Все пазлы встали на свои места.
      Но Злата вдруг ощутила необъяснимый страх, что в какую-то недобрую минуту произойдет сбой в четком размеренном течении ее такой недолгой жизни, и ее влюбленность, замешанная на уже привычной мечтательности, платонической  любви к Валерию, как по мановению волшебной палочки злой феи, растворится в замороженном сумраке бесконечной зимы. И сразу тогда исчезнут смысл существования, упоение устремленностью в неизвестность будущего, и останутся обыденность и суета приземленности прозябания на этой прекрасной планете. Она вспомнила последнее письмо отца, когда обычный листок бумаги, как ураган, унес покой и надежды вроде крепкой семьи.
       Написала кратко: «Можешь мне верить. Я тебя дождусь».
       Писем было много.

          Глава 3.
 
       Валерий выполнил свое обещание и приехал к Злате на выпускной вечер. И судьба подарила им две безумные ночи любви. Но Злата отказалась от официальной свадьбы.  Валерий уехал в Санкт-Петербург, в военное училище, а Злата – в Саратовский университет, на филологический факультет. Валерий промолчал, что не устоял в Москве перед чарами ослепительной красавицы Дарьи, с которой свел его Величество случай.
       И нарушение письменной клятвы Валерия о верности Злате закрутило такой клубок проблем, от которых  и Валерий, и Злата не могли освободиться всю оставшуюся жизнь. 
       На самолете Валерий пересечет почти половину страны, чтобы привезти отцу и матери дочь погибшей Дарьи – свою родную дочь Наташу.
       Встретившись с Валерием и уступив просьбам его родителей, Злата скажет:
      «Завтра мы подаем заявление в загс, просим ускорить процедуру регистрации брака и оформляем мое опекунство над девочкой. Наш брак будет фиктивным! И никаких свадеб! Как только будут оформлены документы, я уеду с Наташей в Волгоград к маме! Не знаю, может быть, когда-нибудь мы поймем, что не можем жить друг без друга, но пока, прости, я через себя перешагнуть не могу. А Наташеньку я воспитаю! У меня в жизни обязательно будет много детей!
      Вечером Злата написала короткое СМС доктору Дмитрию Ивановичу:
      «Доктор Давыдов! Мне плохо! У меня на руках – маленькая дочь, фиктивный муж. Увези меня, пожалуйста, от самой себя!
      Через три дня, решительно закрывая калитку, Дмитрий шепнул:
     - Держись, Снегурочка! Ты всегда была умницей! Все будет хорошо!
      Машина мчалась по знакомой дороге в областной центр, пробивая притяжение застоявшегося полуденного зноя, разметая километры бескрайней степи, выплескивающейся по далекой струящейся линии горизонта в зовущую выгоревшую синь бездонного неба.
      Через месяц стремительного сближения Злата переехала с дочкой к Дмитрию Ивановичу. Последние сомнения рассеялись в нежности и чувственности, бессловесной решительности и действенной помощи, когда ее тело стало откликаться интуитивно на малейшую ласку, а его голос тревожил и звал.
        Через год Злата подарила Дмитрию сына, будучи официально чужой женой.


   Рисунок Ананьевой Натальи (г.Санкт-Петербург).