Старый тракт

Виктор Матюк

Старый тракт

Старый тракт усеян костями, невдалеке стоят старинные православные храмы,
А по сторонам видны кладбища, они словно городища, пожухлая трава и грязища,
Там воды по самые голенища солдатских кирзовым сапог,
Едва виден заоблачный плёс, где-то там находится бог,
Но не Он жизни наших родственников и друзей на небо унёс! Здесь мои родные края.
А вот там – почти непроходимая тайга, за ней прячутся сопки, сторожевые вышки и лагеря,
В них бесчинство творилось втихаря во все времена! Чуть свет, чуть заря и новый полпред
Поднимает лагеря на выход, слышится выкрик из толпы:
«Мы же не рабы, мы ничего никому не должны!»
Среди воровской шушеры и шпаны сидели приличные мужики,
А люди публичные не бросали в толпу фразы привычные,
Просто сторонились всех, единственный грех для них придумала жизнь,
Как их не сторонись, исполнится судьбы каприз, и жизнь потеряет всякий смысл!
Дорога началась сюда от отчего порога, по ней вела поезда огромная толпа,
У неё на устах имя глашатая, усы и голова косматая скрывали истинные черты,
Облако темноты, как бархат заката, сменила ущербная Луна, а человеческое стадо
Медленно ползло всем бедам назло по колено в грязи, боясь на три шага отойти от стези,
Что творилось у толпы в хилой и немощной груди, потомкам не понять,
Им опять приходится самих себя удивлять и былые времена опошлять!
Старый тракт воспринимался, как дорога в кромешный Ад, вывод поспешный,
Конечно же, не мог устоять на крутом вираже, можно только свободе говорить о доле и судьбе!
По тракту тому в былые времена ездил супостат, он воочию видел тьму и мрак,
Но не делал им навстречу шаг! С виду не дурак, он редко входил азарт
И никогда не оборачивался назад, ему плевать, что о нём люди говорят!
Пока под болезненными ногами шумит пожухлая листва, и вторит ей трава,
Значит, истина ещё не умерла и она нам качает свои глобальные права! О да!
Трещат в печи дрова, вся округа, считай, мертва, да и у тебя ни  кола, ни двора,
Только пожухлая трава! Душе не хватает тепла, и вот решила она со зла
Соперницам открыть глаза на всю житейскую смуту: близость и разлуку,
Но эти суки бичевой на тропе столбовой связали друг другу руки,
Обрекли на лишения и муки, нет ни групповухи, ни слышно причитаний повитухи,
Вокруг да около ходят слухи, что молодые шлюхи оказывают одиноким мужчинам мелкие услуги,
А за свои тяжкие труды пожинают приятные на вкус из страстей и чувств плоды!
Вот если бы их следы не смыли проливные дожди, тогда бы греха масштабы,
Не увидели бы никогда разухабистые бабы, им не больно надо в их суть вникать,
Они уже собрались когти рвать и бежать, не ведая куда, напевая: «Гренада, Гренада моя!»
Бабы местные несут муки крестные на себе, склонившись на больные колени в мольбе,
Они стучались во входную дверь, пытались снять её со скрипящих петель, мешал студёный ветер
Им в чужие пенаты войти без робости, иногда приходилось едва ли не ползком ползти,
Чтобы не умереть от жадности, а позади не видно не зги,
Не всем выпала честь заживо в могилу рядом с пустынным трактом лечь!
Мы когда-то мечтали о далёкой земле,  хотели мчаться на лихом скакуне по девственной целине,
И пока предрассветный свет дрожал в окне, мы свои думы хранили в себе, былые воспоминанья
Не успокоили желанья, вызвав вопли, крики и негодованья, лишь старинный  артефакт
Попытался исковеркать тот факт, что Московией правит дегенерат, ему вручили мандат,
Подписали с ним контракт,  чтобы  этот супостат ровно в колокол бил у братских могил,
Он же на полную громкость включил бой барабанов, слушает шаманов под звон стаканов
И не отступает от собственных планов! Он мягким голосом зовёт следовать за собой народ,
Он, оборачиваясь, выходит на старый тракт, нервы изрядно шалят, ему некуда бежать,
Остаётся одно – терпеливо ждать, куда под вечер подует промозглый северный ветер!
На обочине толпы нищих стоят и зрят на проходящих мимо солдат, им нечего терять,
Их память воскреснет из мёртвых в миг ненастья, когда несчастья в дома людей ворвутся,
И к каждому тотчас прикоснутся! Ветер форточку в деревянном окне тотчас отворил,
Он с истиной на её языке тихо заговорил, свою бдительность на краткий миг усыпил,
Но смог рассеять дым и смог, сойдя, как сон с необозримых высот, мысль прекратила свой полёт,
Наземь опустилась у забытого тракта, как-то она тоже исказила факты и, не дождавшись антракта
 После второго акта на чудовищном спектакле земного бытия, ушла сама в себя!
Нет дыма без огня, жизнь изредка меняет свои тусклые цвета, вот только  тлен и маета
Выходят на сцену жизни неспроста, вокруг одна пустота: ни куста, ни деревца,
Только сорная трава, её заросла проезжая тропа, гудят колокола вдали,
А люди на краю православной земли жгут костры для согрева замерзшего тела!
Бросишь взгляд налево, переведёшь глаза вправо и на тебе готова броситься любая орава,
Улыбнувшись лукаво, посмотрит устало на твоё изодранное до дыр спортивное трико,
Ты в её глазах – никто, о чём с тобой говорить, ты не смог для себя ничего в жизни добыть,
Теперь ты вынужден в ночи по безлюдному тракту ходить, подбирая факты, чтобы как-то
Жизнь себе и семье продлить и не наследить, надо бы рот закрыть и меньше говорить!
Тугой удар барабана подобен удару кулака уличного хулигана, из старого Орлеана,
И под воздействием всеобщего дурмана несуразицу твердить, а свои желания глушить!
Мне бы прежние ошибки не повторять, и все вопросы легко решать, япона мать,
Но как? Когда же людям станет скучно, судьба позволит им великодушно
Спокойно  прочитать старинный трактат и на свой лад написанное там трактовать!
Не страшась болотной тины, судьба затеяла интригу, отказавшись от самодисциплины
Подошла к краю горной стремнины, чтобы в миг единый избавиться от гордыни, она и поныне
Несёт свой крест в душе, но вовне – горе мне, по какой тропе пойду и что на ней найду:
Счастье, горе или беду, быть может, к своему стыду где-то в глухих дебрях отыщу новую судьбу?
Всё клонится к тому, о чём давно уже я постоянно речь веду!
Штормовой ветер бьётся об высокую корму, нет дела никому,
Почему я следом за попутным ветром бегу и не оборачиваюсь на ходу?
На лице испарина, здесь городская окраина, видна едва заметная проталина,
Нет хозяина в  стране, холод гуляет по спине, я же руки слегка потираю,
И старинную быль на досуге вспоминаю, не знаю точно я, какая ждёт меня судьба,
Горят деревни, веси и города, заброшен тракт древний, а мир дивный следит пассивно за,
Как долу падает моя горькая, но крупная слеза, не желаю зла я никому, целую святые образа,
Но боюсь я вновь жать на тормоза! Не велика обуза: быть членом творческого Союза!
Трудно на эту стезю вступить, ещё труднее новые тропы для творчества открыть!
Опа!  Пришло время всеобщего потопа, на перепутье четырёх троп  слышна барабанная дробь,
Там же стоит огромный неокрашенный столб, мимо него никто незамеченным пройти не смог!
Скуден мой гардероб, я весь до нитки промок, бьёт немощное тело жуткий озноб,
Неужто я на пустынной дороге занемог! Полёт моих строк был и вправду высок,
Видит бог, как его преданный холоп в миг роковой остановился на стезе столбовой,
Кому-то кивнул седой головой, сделал крутой поворот, чтоб не примять одинокий цветок,
Вывалившийся между обыденных строк! Звонят колокола вдали, шумят ручьи вблизи,
Трудна жизнь на краю земли, как головой по сторонам не крути, впереди не видно ни зги!
Лёжа или сидя, перед собой я вижу оговорок тьму, рука сама тянется к перу и топору,
Видать по всему, что всё это не к добру, пока живу, надеюсь, по законам старинного письма 
Судьба решает сама, куда идти и с кем общаться, а с кем предстоит навсегда распрощаться!
Унылая пора, очей очарованье, отступления от темы и горькое разочарованье,
Крики и восклицанья, слов порханье и чьё-то напоминанье, что грех  стенанья
Пройдёт стороной, видать по всему, ты не понял вещи простой, если ты - изгой,
Уйди с дороги столбовой, спрячься в тёмный уголок, чтоб тебе не нашёл даже рок!
Не зная и не видя, где же бесстыжая боль творческой души? Она прячется в глуши,
Во мраке вдохновенья, испытывает чужое терпение, неприхотливая и безунывная,
На вид грустная и малоактивная, она пристально смотрит на грешную натуру,
Глаза слегка прищурив, брови нахмурив, охмелев от творческой дури,
Не лезет в карман за словами, не машет ногами, не топает сапогами,
Тихо и скромно за письменным столом сидит и зрит куда-то вдаль и ввысь,
Ей кого-то жаль, или же её душу обуяла печаль? Я же долго не таю ни на кого обиду,
Не подаю виду, что личная придурь рушит пирамиду из стройных мыслей и фраз,
Так уже было не раз, я же без её помощи на вершину взойду, и к выводу приду,
Что можно и одному, преодолевая темноту, не вылететь однажды в трубу!
От волнения руки потираю, себя иногда презираю, а за что – не знаю!
Что-то найду, что-то приобрету, быть может, больше потеряю,
Никогда не считаю, долго вспоминаю долги свои, слова подбираю,
Когда строфы слагаю от зари и до зари, бог весть, что в тот миг творится в груди!
От себя не уйти, устав от ночных трудов, готов отблагодарить своих врагов за всё,
Что было и что прошло, назад  уже нельзя вернуть ничего! Добро и зло в душе вновь ожило,
Их не видит никто, они несут свой крест из разных мест, оберегая совесть и честь!
Я же в один присест пытают написать задуманный текст, но прежней мощи в голове нет.
Вокруг такая круговерть, ходуном ходит земная твердь! Господи, ответь рабу своему,
Почему много дано ему, но многое не прощается? Задуманное иногда не сбывается,
Чаще всего даль быстро затмевается, тогда душа и сердце разрываются
В попытке среди слов найти золотые слитки, простых изречений в избытке,
Лишь золото исчезает в серой дымке, автор всегда в убытке, он счастье видит на картинке,
А его душе царит тоска, боль и пустота, ни деревца, ни куста, только картофельная ботва!
Вокруг кутерьма, шуршит под ногами зелёная трава,
И только людская молва разносит по миру слова,
Качается на ветру седая голова вместо того, чтобы ошибки признать,
Она начинает всё отрицать, говорит слова невпопад, может в позу встать,
И долго оставаться в обиде, многое, предвидя, пытается любить и ненавидеть,
У неё ничего из этого не выйдет, имея сонливый вид, душа на резном крыльце сидит,
И делает вид, что с неё не убудет, пусть так и будет, однако нрав людской таков,
Что простому люду не до романтических стихов! Я же старинный тракт не могу покинут никак,
Здесь мои строфы по-особенному звучат, и вот ты вновь делаешь уверенный шаг навстречу Музе,
Но ты - не член Союза, мой талант для меня обуза, он источник нового конфуза,
Взвесив всё против и за, прикрываю от яркого света бесстыжие глаза,
Совесть убита, душа настежь раскрыта, а мысль сбивается с барабанного ритма!
Исчезают бог весть куда слова, и только Господняя молитва, точно опасная бритва
Продолжает пытку временем, она вступает в яростные  споры с искушением,
Она спорит с проведением, готова дойти до суицида, ей не хватает нимба Творца,
Этим спорам нет ни края, ни конца! Ты же напоминаешь слепца, держащего в руке посох,
У него есть один только надёжный способ добиться расположения Музы и судьбы:
В себя уйти, чтобы духовно и нравственно расти, и уверенность в себе обрести!
Промозглый ветер над головой свистит, он в душу ворваться норовит, ночами не спит,
И пальцем постоянно в окошко стучит, дескать, говорила же тебе родная мать,
 Что нельзя небо ни в чём упрекать, лучше лишний раз промолчать и рот не открывать!
Легко сказать, но сделать труднее, воплощая в жизнь смутные идеи, вокруг шипящие змеи,
Их не пугают ни дожди, ни капели, перед ними стоят чётко очерченные цели, если бы могли
Безнаказанно все терны обойти, не сбившись с пути, тогда бы даже те, кто в творчестве слабы,
Не так потакали бы собственным страстям, и усердно бы молились по дороге в старинный храм! 
Догорает стародавняя лампадка, едва освещена общая тетрадка,
А ты, как пристяжная лошадка у Музы, преодолеваешь едва заметные шлюзы
На многотрудном  пути, пытаясь, плоть и душу спасти от внезапного восклицанья,
Ропот души, и шелест травы может до апогея дойти, и тогда даже ты не сможешь ухабы обойти!
Чтобы твой род не вымер, ты должен сделать правильный выбор для самого себя,
Остальное продолжат рок и судьба! Не торопись от себя убегать, ты ещё  не успел всё сказать,
Не сошёл с ума, перед тобой раскинулась огромная зелёная верба! «Куда тебе? - вопрошает она,
«Мне бы глоток воды и кусок хлеба проглотить и их вкус отведать, одному отобедать во тьме,
И улучив удобный миг, выпить за здоровье всех святых, только от них я помощи жду,
Пока же сам отвергаю мирскую суету, пока живу, надеюсь, когда же в боге разуверюсь,
Долу с неба стремительно спущусь, и тут же откажусь от досужих мыслей и чувств!»
Удар молнии по лбу на полпути остановил мою мольбу, прижал меня к огромному стволу вербы,
Спасая от рока и судьбы, и вдруг зов трубы Орфея
И две лопнувшие струны  странствующего Одиссея,
Мои мысли, над головой развеяв, стеная и млея,
Вытолкнул истину в шею из пределов вселенной,
Где дух нетленный, размеренный и степенный,
Что-то мне шепчет проникновенно, перегнув талант через колено!
В жизни краткой творить приходится украдкой, а физзарядкой занимать на виду,
Зачем зазря искушать свою долю и судьбу? Жизнь – невмоготу, ты видишь только нищету,
А на твою прямоту характера  и чистоту души выливают едкую кислоту, поставив во главу угла,
Твои мысли, думы и слова, твоя душа жаждет женского тепла, плоть одолевают - стынь и холода!
Не скоро закончатся на многолюдной стезе разговоры, переходящие в долговременные споры,
Взаимные уколы и взаимные укоры ловят угрюмые взгляды,  частоколы из выражений и слов
Сгорают вблизи догорающих костров, потом вспыхивают вновь, если слышат лай бездомных псов!
Автор не готов, оставить среди городских дворов свою постоянную любовь к искусству,
Пусть о себе говорят чувства, а на совести мозгов останется множество фраз и слов,
Неловко мне видеть потуги все, сгорающие стремглав в огне! Мир  в дому,
Я же никак не могу отойти ко сну, хотя бы немного прикорну, если смогу,
А потом надену на плечи старую шинель, открою плотно прикрытую дверь,
Чтобы услышать осеннюю капель, приму двадцать капель за воротник,
Мал золотник, но дорог, в горле комок, грешник продрог, теперь он валится с ног,
Глаза закрывает липкий пот, не возможен диалог с Музой, путь для общения настолько узок,
Что легче влезть к бабе в окно, чем назло себе, склонив голову в мольбе, что-то предрекать себе!
Тяжело держать в правой руке заострённое перо, оно пишет легко, бытие достало,
Вдохновение ждало подходящего момента, чтобы отдать все долги до цента,
Не без помощи собственных аргументов ты валишься, как подкошенный,
Белым снегом припорошенный, а в твою хилую грудь Муза за пару минут
Готова когти вонзить, тебе бы на три шагов отступить, и судьбу лишний раз не дразнить,
Но ты не считаешь потери, пытаешься жить по совести и вере, твои мысли летают в стратосфере!
Ты пускаешь горькую слезу прямо в дремучем лесу, ни слова не говоря никому,
Теснишься в ярости к нательному кресту, он, как вечное светило,
Оберегает полмира, он вселяет в творческие души покой,
Но блудные мысли гудят над головой! В час свой душа моя
Нигде не увидит свободного жилья, лишь опосля только я
Могу сыграть «Полёт шмеля» под трель  степного соловья!
Грешник отводит в сторону взгляд, со свиным рылом нельзя в калашный ряд!
Тупеет взгляд, хотя глаза всё ещё горят, но уста тупо молчат, а мысли не устают повторять,
Их потомки не пощадят за словесную рать, пришла пора менять свой творческий уклад!
Старый тракт покрыт ухабами, речами похабными и вообще неприятными людьми,
Там можно заживо лечь костьми, не тороплюсь с подробностями, прикрывшись бумагами, 
Ищу вещь казённую, насквозь кострами прожжённую, с виду простую и скромную,
Но неподъёмную ношу, её я никогда не брошу, и в сторону мысль не отброшу,
Белую бумагу до конца допишу, и не согрешу перед потомками, пройду по льду тонкому,
Спотыкаясь, бегу сквозь морось, туман и пургу! Коротка для творчества ночь,
Трудно усталость превозмочь, иногда припадаю к окну, за соседним домом слежу,
Ладонью вытираю горячую слезу, бегущую по лицу, она определяет судьбу!
Потерян душевный покой, вихри враждебные стонут над седой головой,
За строкой любой гонится пёс цепной, он только лает, ничего не скажет,
Головой помашет, отвернётся и вздохнёт, на него фыркнет старый кот,
Он не танцует и не поёт, но прекрасно в чужом доме живёт!
Старый тракт петляет невдалеке, он известен толпе,
Он для писак, как свет и мрак, он - зигзаг удачи для всех,
Кто рассчитывает в творчестве на гарантированный успех,
Но грех глаза затмевает, и тут же озаряет мрачную стезю,
Здесь потеряно сердце моё, никто до сих пор не смог найти его!
Любовь сладко таяла в груди, а что же впереди? Не надейся, не жди,
Когда ты оставишь все грехи посреди разбитого невзгодами пути,
Ты всё равно себе  напомнишь тонущее трухлявое бревно!!
Ещё живы бывшие большевики, они не собираются сворачивать с проторённой тропы,
Вынырнув из темноты, собирают сплетни по крупицам, ищут очевидцев былых запретов,
Они всегда жили по заветам Ильича, рубили головы под шуршание  травы и шелест листвы!
Только сельская глушь может сохранить равновесие  человеческих душ, тьма вокруг,
Словесная чушь на фоне безумств отбивается от слабеющих рук, на них страшно смотреть,
Из прошлого сложно стереть пылавшую огнём земную твердь, она на треть утонула в дерьме,
Тот, кто навеселе, пьяным валяется в картофельной ботве, а в голове затаится мысль или две,
Но не суждено тебе вновь стоять на голове, продолжай спать на старенькой тафте,
Зажав нательный крест в одной руке, беззаконие царит везде, так что беги без оглядки,
Менты здесь не для порядка, они собирают с толпы приличные взятки,
И даже в антракте не замечают сногсшибательные факты о грехе и суете сует!
Обезумел этот белый свет, отрешившись от бед, он вдыхает дым дешёвых сигарет,
Видит свет в лучах заходящего света, а в глазах циничного поэта, чья душа теплом не отогрета,
Её бесы тащат на небеса, бьются о разные полюса земли головами, играются словами и речами,
 А там, за грозовыми облаками, птахи щебечут, они умолкают только под вечер! Земля пуста,
Ни куста, ни деревца, только пожухлая трава  и небесная синева доходят до естества
В тот зловещий миг, когда крик старика такой ярости достиг, что остановилась жизнь
У степного родника, интрига бытия проникла в каждую щель, от него помогала отбиться
И как-то измениться старая солдатская шинель, грешникам один путь – в огромный тоннель,
Там легче погибнуть без ратных дел! Надо полагать, что тебя уже никто не сможет освистать,
Ты сам щетиной оброс, исчез прежний лоск, а твой мозг стал мягким, как пчелиный воск!
Стезя пошла под откос, тебе обидно до слёз, людская молва впереди ветра идёт,
А тебе всё невдомёк, в горле комок, вот-вот ночь на хилые плечи упадёт,
И тогда затихнет разговор о том, как мы с Музой друг другу когда-то клялись,
Едва ли однажды с ней подрались, когда истина не обрела новый смысл!
Под ногами серый лёд, время стремительно идёт, а обезумевший народ
Приличным людям спокойно спать всю ночь не даёт, арифметика проста,
Есть пуля из свинца, чтобы поэта уберечь от склок и встреч на старом тракте,
У него паскудный характер, и потому он не стремится тряхнуть стариною,
Обходит людскую молву стороною, машет людям рукою, и удивляет их своей худобой!
Он здоровье не берёг,  едва ли сам не сдох, когда попал в холодный острог,
Но видит бог, что неприкаянный ветер всякое поёт, а страна голоса рвёт,
Доказывая всему миру, что здесь нет красивее легенд, порицающих грех
И восхваляющих совесть и честь! Трах! Бабах! Мечта разбита в пух и в прах!
Взгляд устремился ввысь, над околотком дым и смог навис, прервался авторский след
Среди исхоженных мест, ты – дед, тебе не рукоплещут вслед, у тебя козырей на руках нет,
Ты давно живёшь в захолустье, стоишь на перепутье исхоженных дорог, ты – одинок, как челнок,
На тебе дырявый сапог, жизнь преподнесла очередной урок, прозвенел последний звонок,
Пищит в подворотне кем-то брошенный щенок, а ты сбежать от нужды до сих пор не смог!
Глаза не жмурь, оставь в покое собственную дурь для потомков,
Походишь по тонкому льду год или два и тебя призовёт к себе труба,
Тогда тебе хана, иного пути нет, как в безлюдной тайге встречать рассвет!
Сусальный цвет огненного заката осветил мои давнишние трактаты,
В них описаны факты, но не половые акты, трясётся веко  от начала двадцать первого века,
Ты – не калека и не дурак, так что делай уверенный шаг навстречу первейшим плутам,
Стыд и срам их бьёт по ушам, ты же с дороги сполз, тебе не подобрал армейский обоз,
Ты щетиной вновь оброс, поджал хвост, и едва пришёл в златоглавый собор,
Там поёт церковный хор свои каноны, ты же вблизи смотришь на иконы,
И оживают строфы твои, будто бунтари от природы, давно уже они бороздят земные просторы,
Ты же растянулся на каменном полу, дело шло к расколу плоти и души, талант привык к тиши,
Так что глубоко не дыши, пусть мысль оседает в ладанный туман, там ересь, спесь и дурман
Прислонили кресты к своим губам, им этот запах, как бальзам по нраву, все беды от лукавого,
Вслух об этом не говорит никто! Открытое настежь окно
Вдыхает морозный воздух, и каждый вдох находит свой отзвук
В стенах монастыря, ему благодаря сильнее и краше становится сиянье алтаря!
Дыбилась асфальтированная земля, над ней внезапно проплыла Спасская башня Кремля,
Будто старинная ладья, и вдруг она упёрлась в мелководье, их благородие случай
Святой канон до конца дослушал, не стал грешника расспросами мучить,
Ему ясно, что этот недоучка умником не станет никогда!
Ему не дождаться дня нравственного суда, какая досада,
Но много ли одинокому мужчине от рока и судьбы надо?
Не хотелось бы материться матом, но надо для лучшего восприятия
Собственных взглядов, пусть колорадо и дальше крутятся около старшего брата,
Когда очнутся, будет светать, но то, что было уже в своих руках никак не удержать!

г. Ржищев
26 сентября 2021г.
17:06