***

Всем привет!
Это Степаныч,
и сегодня решил начать писать повесть, грустную...

                ДЕСАНТУРА

      И снова начало семидесятых, прошлого теперь уже века. Электричка с грохотом подкатила к перрону и, коротко просигналив, остановилась. Двери открылись, и Толян вышел на перрон. Народу было немного, день был рабочим. но и те, кто вышли с  ним откровенно любовались  парнем  в военной форме, форме десантника Советской Армии, и гадали, чей же это сын пришёл из армии, чья радость. Стройный, подтянутый, голубая, как небо, тельняшка на всю грудь, и такой же небесного цвета берет, лихо сдвинутый на затылок.
    Вышел, вздохнул полной грудью, наконец-то дома, поклонился землякам, поздоровался. Те в ответ заулыбались, признали, бабы Шуры сынок прибыл, отслужил, видать. Вон грудь вся в значках заслуженных и, главное, знак «Прыжки с парашютом» – целых двадцать прыжков.
– Вот это да! Двадцать раз! – кто-то восхищённо прошептал. – Надо же!
    А он, дождавшись, когда электричка освободит ему дорогу, дорогу к дому, перемахнув через пути, напрямую через посадки, по полю, рванул к родной деревне, к дому, где его вот уже два долгих года ждала мама. Он ничего не сообщил о приезде, о дембеле, надеясь приятно удивить родных…
    Весна в тот год выдалась ранняя, теплая. Молодые зеленые посевы ржи радовали  своей зеленью. В небе заливались жаворонки. Господи, какая же красота дома, на родине! А там, где он служил, в Ферганской долине, один песок и жара.
    Но вот и деревня. Толян подошёл к огородам, перемахнул через соседскую изгородь и вышел на дорогу, прямо напротив дома. Остановился, закурил, представляя как сейчас обрадуется мать, как налетят брат с сестрой, будут расспрашивать, а отец будет только довольно и счастливо улыбаться, вон какой сын вымахал, весь в деда. Толян бросил курить, поправил берет, еще шире открыл грудь в тельняшке, открыв калитку зашагал к крыльцу. Мать, нечаянно глянув в окно, ахнула, выскочила на крылечко, вцепилась в Толяна, не веря глазам своим. А он стоял перед ней, постаревшей, сухонькой Женщиной, его матерью, высокий, стройный и гладил её по голове, прижимая  к себе, и слёзы катились у обоих из глаз, слёзы радости, слёзы счастья. Мать то и дело отрывалась, и всё глядела, не веря, что это действительно её сын, и всё уже позади. Так они стояли на крылечке, пока сзади не закашлял отец и произнес: – Ну, будя, будя! Живой, слава Богу! – Он протянул сыну натруженную ладонь, здороваясь.
     Толян обеими руками схватился за эту с детства знакомую ладонь, с детства и до армии ведущую его по жизни, подтянул отца к себе и вместе с матерью крепко прижал к себе.
– Господи, как я по вам соскучился!
    А в окошко во все глаза смотрели брат с сестрой, не зная как теперь с ним общаться, здороваться. Вон какой стал!!! Постояли так, успокоились. Толян снял берет, и они все зашли в дом. У порога мать его остановила, сняла икону, дала поцеловать.
– Твоя заступница, – а затем перекрестила всех, прочитав молитву. – Слава тебе, Господи, и  спасибо за всё! Ну вот, сынок, ты и дома, глянь, как возмужал, а подрос – мужик настоящий! Господи, как же хорошо, когда все дома, и сердце на месте.
     Она всё глядела и глядела на сына, откровенно любуясь его статностью, а он смущённо стоял и улыбался всем. Наконец отец не выдержал:
– Ну что, мать, соловья баснями не кормят, собирай на стол, сына встречать будем.
    А в окна с улицы, уже заглядывали соседские девчата, новость быстро  облетела всю деревню: у бабы Шуры сын-десантник с армии пришёл! К вечеру вся деревня почти побывала у Мирончевых, так в деревне называли их семью, из-за деда.
   Дед Мирон, упокойник, личность в деревне была знаменитая. В годы войны председателем в колхозе был, да и после – всеми уважаемый человек. А Толян был очень похож на деда, ну прямо копия. Да и характер такой же. За это его в деревне вторым Мироном звали до армии, а местные драчуны боялись. Знали – спуску не даст.
     Вот уже и гармошка заиграла, и первые девчонки в пляс пустились, заглядываясь на десантника. А тот смущённо курил, здоровался со всеми, общался, не стесняясь. Вот и ребята-дружки подоспели, одногодки. Кто отслужил, тот сразу к значкам интерес, знали, так просто не дают. Тем более за прыжки.
– Страшно было?
– Да как сказать, в первый раз да, страшновато, а потом ничего, привыкаешь! Короче, кто служил,  тот знает!
    А берет уже по головам пошел, примеряли дружки и на девчат поглядывали, ну и как, а те лишь фыркали. Позже уже вечером, дружки уговорили, давай, мол,  в клуб сходим! Как матери не хотелось, чтобы сынок отдохнул с дороги, он всё-таки согласился с ребятами. Хотелось и себя показать и на других поглядеть, как они за два года тут изменились!

    Друзья, это начало, надеюсь, заинтриговал. Ещё раз прошу: пишите комментарии, мне  очень важно знать ваше мнение. Если понравилось, то продолжу.
Степаныч