Образ бобка в рассказе Достоевского и мифологии

ОБРАЗ БОБКА В РАССКАЗЕ ДОСТОЕВСКОГО И МИФОЛОГИИ

М.А.Рушева
               
                К 200-летию рождения Ф.М. Достоевского


Аннотация: приводится краткое содержание фантастического рассказа Достоевского «Бобок», текст которого достаточно  тщательно изучен  в самых различных аспектах специалистами по творчеству писателя, и также краткая сводка по «аттической соли» рассказа. Понятие о «бобке» как о загробном мире, освещено в рассказе Достоевского весьма скудно для читателей. Поиски в мифологическом материале народов мира обнаружили некоторые аналогии, свидетельствующие об адекватности применения Достоевским понятия «бобок» касательно древних представлений о загробном существовании и реинкарнациях.


КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАССКАЗА ДОСТОЕВСКОГО «БОБОК»


Небольшой фантастический рассказ «Бобок» написан Федором Михайловичем Достоевским в самом начале 1873 г. и опубликован  в составе его проекта «Дневник писателя» в  феврале 1873 г. в газете-журнале «Гражданин».  Содержание рассказа весьма необычно…


«Одно лицо», некий  Иван Иванович (И.И.), не слишком удачливый литератор средней руки, брюзга и выпивоха, сетует на  появление в печати своего портрета с  тщательно выписанными бородавками на лбу и таким, вот, примечанием: «Ступайте смотреть на это болезненное, близкое к помешательству лицо».  Посетовав и на редакции, которые не принимают его фельетонов в печать за отсутствием соли («Аттической? – спрашивал он с насмешкой...), И.И.  вспоминает вчерашнюю встречу с приятелем, который отметил у него явственные изменения  слога, и литератор с этим был согласен.  Дескать, да, меняется… и что-то странное происходит, «начинаю  видеть и слышать какие-то странные вещи. Не то чтобы голоса, а так будто кто подле: «Бобок, бобок, бобок!» И  стало литератору интересно: какой такой бобок…


Далее И.И. хочет развлечься, но попадает на кладбище по случаю похорон дальнего родственника. На время обедни выходит побродить. Октябрь, холодно. Набредает за вратами кладбища на ресторанчик, набитый народом из провожатых. И.И. выпивает там и закусывает, потом возвращается в церковь, чтобы помочь нести гроб. На поминки И.И. ехать не захотелось и, прилегши отдохнуть на длинном кладбищенском камне, вдруг услышал из-под земли голоса свежих покойников разного пола, возраста,  характера и звания.  Там, внизу бурно беседовали, и в ходе всяческих сплетен, споров, обличений, откровений и перебранок был упомянут к слову Платон Николаевич, местный доморощенный философ, относительно недавно почивший. Как оказалось, именно он успел объяснить подземному обществу, что после смерти остатки жизни сосредоточиваются в сознании на два-три месяца, иногда на полгода, причём  покойники страдают здесь вовсе не от запаха плотского гниения, а от вони нравственной, душевной. И самое время, счёл философ, подвести итог жизни, спохватиться  и исправить в душе, что можно…


Сам-то Платон Николаевич после трёх месяцев посмертной жизни теперь уже засыпает, но раз в неделю всё же бормочет по нескольку слов, "не идущих к долу"... Упомянули и другого покойника, почти совсем разложившегося, но тот раз в шесть недель бормочет что-то про  бобок.  Подземное общество решило, что, коль до бобка  ещё остаётся  минимум два-три месяца, то хотелось бы прожить это время без обычной лжи и не стыдясь своих пороков. Прозвучал лозунг  «Заголимся и обнажимся!»,  но самые тайные откровения покойников, были прерваны, не начавшись,  чиханием  литератора, всё еще подслушивающего подземные голоса, лёжа на холодном кладбищенском  камне. После чихания воцарилась полная могильная тишина…


Литератор И.И. ушёл с кладбища. Он всё-таки получил желанные сведения о бобке, и они его не смутили, смутило другое: «Разврат в таком месте, разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и — даже не щадя последних мгновений сознания! Им даны, подарены эти мгновения и... А главное, главное, в таком месте! Нет, этого я не могу допустить», —  подумал он и решил снести рассказ о происшествии в журнал «Гражданин», где как раз выставили портрет редактора…

***
 
Описанное происшествие имело  некоторую подоплёку:  фельетонист газеты «Голос» Л.К Панютин, позволивший себе в печати надсмеяться над портретом Достоевского кисти Василия Перова от 1872 г. (илл. 1),  был недавним автором фельетона, где главный герой наблюдает за гуляньями на кладбище, слушает пьяную болтовню, затем просит разрешения у покойника отдохнуть на его могиле. Покойник выспрашивает у пьяного посетителя последние новости, потом пьяный засыпает и его будит городовой.

 
В рассказе Достоевского спародированы произведения и иных его собратьев по перу, присутствуют аллюзии к его собственным произведениям и произведениям других авторов. Современники не оценили в полной мере  инфернальной пародии  Достоевского, высокую оценку в качестве сатирического гротеска рассказ «Бобок» получил у  критиков только в XX в.  Внимание читательской аудитории получили исследования «Проблем поэтики Достоевского» (1963, 1974, 1979), выполненные М.М.Бахтиным, автором таких литературных понятий как «полифонизм, смеховая культура, карнавализация, мениппея, духовный верх и телесный низ, хронотоп». М.М.Бахтин писал: «Вряд ли мы ошибёмся, если скажем, что «Бобок» по  своей глубине и смелости – одна из величайших мениппей из всей мировой литературы».  Автор считал, что этот рассказ, один из самых коротких рассказов Достоевского,  является «почти микрокосмом всего его творчества», а  два фантастических рассказа Достоевского («Бобок» и «Сон смешного человека») представляются ключевыми в жанровом отношении, и понятие  «мениппея» проявлено в них почти в строгом античном смысле (классическая мениппея древнегреческого писателя Лукиана «Менипп, или Путешествие в загробное царство» (II в. н. э.) была широко известна в России с XVIII в.).


Следует отметить, что рассказ «Бобок» достаточно полно изучен критиками и исследователями творчества Достоевского с самых разных позиций, но, тем не менее, определённые неясности для читателя остаются. Литератор И.И. в начале повествования упоминает, что недавно услышал  где-то подле себя слово бобок и он спрашивает себя: «Какой такой бобок?». В конце истории, после разговора с мертвецами, герой рассказа рассуждает сам с собой: «Бобок меня не смущает («вот он, бобок-то, и оказался!»), но своё понимание бобка он не раскрывает. Чтобы понять значение слова бобок, следует обнаружить истоки этого образа, и тут автор помогает читателю, посыпав рассказ «аттической солью» (см. выше: об «аттической соли» упоминается в разговоре героя с отвергнувшим его фельетон редактором).


АТТИЧЕСКАЯ СОЛЬ
 

Слово «бобок» использовано Достоевским в названии рассказа. Само слово бобок или боб в словаре В.И.Даля означает одно зерно бобового растения или стручок растения с несколькими зёрнами;  иные значения: впадинка на конских зубах, показывающая годы (пословица: «Лошадь уже боб съела, ей за девять лет»); свиная болезнь, нарыв на языке, свиной ящур. Прочие русские пословицы о бобах касаются зёрен бобового растения в аспектах ворожбы, проигрыша, безделья (посев бобов как лёгкая работа) и бедной пищи (если ничего нет, кроме бобов).

 
В «Бобке» несомненна связь повествования с античной философией и аттической литературой, об этой связи можно прочесть  у Бахтина в «Проблемах поэтики Достоевского»  и других исследователей творчества писателя. Пристальное внимание к бобам характеризует античную философию  классического периода, начиная с Пифагора (ок. 570 – 490 г.г. до н. э.), древнегреческого философа, математика, мистика и создателя школы пифагорейцев. Пифагор проповедовал древнее учение о переселении душ в круговороте возрождений в новые тела людей или животных (метемпсихоз или реинкарнация). С этим учением была связана «пифагорейская диета», вид вегетарианства с запретом мясной пищи, бобов и ряда рыб. Первое из 15-ти правил пифагорейцев гласило: « Воздерживайся от употребления в пищу бобов».


Причина запрета точно не известна, информация об учении Пифагора основана на сведениях, записанных через столетия после его смерти. Версий запрета несколько, они касаются прежде всего бобов как грубой пищи и возможного вздутия животов при их употреблении,  сходства бобового зерна с зародышем, афрозодиачных свойств бобов, использования бобов как жребия или как «денег» в карточных играх и прочее. В молодости Пифагор путешествовал, общаясь с египетскими жрецами, халдеями, вавилонскими магами, Заратуштрой (считалось, что античные философы узнали о запрете есть бобы от египетских жрецов). Взгляды пифагорейцев были близки к представлениям орфиков, веривших в реинкарнацию  и серию возрождений – как пути к искуплению греха и освобождению духа от тела в связи с окончанием цикла реинкарнаций.


В сочинении финикийца Порфирия «Жизнь Пифагора» (III в. н. э.) о запрете есть бобы говорилось следующее: «Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, говорят, объяснял он так: когда нарушилось всеобщее начало и зарождение, то многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого вновь происходило зарождение и разделение – зарождались животные, прорастали растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы. А несомненные доказательства этому он приводил такие: если боб разжевать и жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба в нем окажется детская голова или женская матка».


Римлянин Плиний Старший в «Естественной истории» (I в. н. э.) писал, что  «в старинных обрядах бобовая каша считалась священным  достоянием богов. Будучи главной приправой в еде, дополнением к хлебу, бобы считались пищей, притупляющей мысль и вызывающей бессонницу, и отвергались пифагорейцами по этой причине, по мнению же других – ввиду того, что в бобах живут души умерших, почему во всяком случае их употребляют на поминках. Варрон сообщает, что фламин не ест их по указанной причине и потому, что на цветах у бобов находятся зловещие письмена. С бобами также связан и своеобразный религиозный обряд: существует обычай после посева приносить боб на счастье, который называется «приносной (referiva). Считается, что нося его с собой по аукционам, получаешь прибыль. Несомненно также, что бобы являются единственным зерном, которое будучи выгрызено, вновь вырастает по мере прибыли луны».Самому Пифагору  приписывают два выражения: «Всё в мире – числа» и «Есть бобы так же преступно, как есть головы родителей».  Существует предание, что Пифагор погиб от рук врагов, не в силах бежать от расправы по бобовому полю, он не мог топтать бобы…


Описание в рассказе «Бобок» жалкого портрета некого литератора, осмеянного в печати, рождает сократические аллюзии.  В финале рассказа этот же портрет незримо преображается в портрет редактора журнала, которому предназначена рукопись рассказа, то есть: самому Достоевскому…  Некоторые отдалённые аналогии такого преображения можно найти в диалоге «Зопир», написанным Федоном, учеником  Сократа, где рассказано, как восточный  маг и гадатель Зопир при первой встрече с Сократом, известным своей некрасивостью, опознал в нём умственно ограниченного  и похотливого  человека. Друзья Сократа стали высмеивать мага, но Сократ  прекратил спор, сказав, что маг прав и он был таким до своих занятий философией… 


Местный философ Платон Николаевич носит в рассказе Достоевского имя, принадлежавшее древнегреческому философу Платону (ок. 429 – 347 г.г. до н. э.), ученику Сократа и учителю Аристотеля, чьи труды, в отличие от его предшественников, сохранились полностью. Платон путешествовал в Египет, Ливию, Южную Италию и Сицилию. Согласно учению Платона тело разложимо и смертно, а душа – вечна, она продолжает существовать после смерти, может вселяться на Земле в то или иное тело.  Порок и бесчестие извращает душу… В  рассказе «Бобок» умерший Платон Николаевич призвал свежих покойников заняться очищением своих душ, коль им уж предоставлено в качестве последнего милосердия два-три месяца или даже более для этого нужного действа, но они пренебрегли советом, предпочтя бесстыдную правду без раскаяния… 


БОБОК КАК ВРЕМЕННАЯ И ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ФИГУРА


Бобы значились в древности символами бессмертия, магической и производительной сил, способности к беспорядочным и нелепым превращениям. Во время майских лемурий, праздника мёртвых в Древнем Риме, отцы семейств проводили с помощью чёрных бобов обряд откупа себя и родных от лемуров (злых духов, преступных или не захороненных подобающим образом), набирая чистыми руками чёрные бобы в рот, затем перебрасывая эти бобы через дом в землю, где их подбирали лемуры (вероятное соответствие миру лемуров – это миры претов и обитателей нараки в индийских религиях). Бобок как зерно бессмертия, по-видимому, лемурам не доставался, и лемуры получали бобы как возможность возрождения в качестве откупа, угрожая людям.


В Древней Греции практиковалась варка бобов для предпахотного жертвоприношения. Народные празднества с запеканием боба в тесте соотносились с римскими Сатурналиями и отмечались  с 17 по 23 декабря. Тот, которому доставался боб, становился «королём» празднества. Король назначал королеву и придворных (если боб доставался женщине, то ей предоставлялся выбор «короля»). Эти празднества отмечались в Северной Европе вплоть до XVII в.
 

Бобок, исходя из текста рассказа Достоевского, это некое новое состояние, которого достигает мертвец через определённый промежуток времени, необходимый, видимо, для полного разложения мягких тканей тела. В рассказе присутствует почти совсем разложившийся покойник, встретившийся с феноменом переселения в бобок и оповестивший об этом подземное кладбищенское общество. Кроме него в близком состоянии находился покойный Платон Николаевич, имевший, по-видимому, шанс возрождения через бобок. Судьба более свежих покойников, в свете предостережения Платона Николаевича в рассказе неясна (отчество Николаевич, как считают исследователи биографии и творчества Достоевского, создаёт намёк на фигуру философа, критика и публициста Николая Страхова, разрыв дружеских отношений с которым приобрёл публичный характер).

***

В 26-ой руне карельского эпоса «Калевала» описывается создание злым Хийси и людоедкой Сюэтар толстой и стоглазой змеи, дрянной гадюки, подземной ползуньи, чёрного червя Туонеллы: «Голова дрянной откуда? / Из боба дрянного вышла». Характеристика змея, данная ему Лемминкяйненом, содержит отзвук ритуала уничтожения чучела змея Апопа древнеегипетскими жрецами (чучелом же в «Калевале» оказался в финале и лось Хийси). Возможны корреляции также с шумерским Нингишзида, «господином стойкого, святого дерева», сыном подземного бога Нинизу, умевшего превращаться в змея и имевшего в качестве символического животного змею, убитую Гильгамешем под деревом хулуппу, приобретшего со временем статус священного древа с подземным миром в корнях. 


Путешествие в загробный мир в ряде мифов разных народов шло по мировой реке.  Эта  дорога-река имела космический аспект, но её земным воплощением служили реальные реки. Схема такого путешествия, где эвенком нарисована конкретная родовая река (илл. 2),  дана в статье «Загробный мир» (Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. М. БРЭ Олимп, 1998. Том 1).
Верхний мир реки  у эвенков являлся местом, где жили души людей и оленей, средний мир служил обиталищем людей и животных, в низовьях, на острове ниже устья, располагался мир мёртвых, «нижняя земля», куда шаман препровождал душу умершего (см. статью «Река» в: Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. М. БРЭ Олимп, 1998. Том  2). Реальная родовая река отображала образ небесной реки, в мифах народов мира Млечный путь считался, в основном, дорогой разных мифических персонажей или небесной рекой.

 
Загробный мир располагался на острове против устья реки, что видно на представленной схеме, и этот остров, называемый «нижней землёй», на схеме имеет бобовидную форму (илл. 2),  что позволяет понять  пространственную  характеристику понятия «бобок».  «Нижняя земля» на схеме наполнена изображениями, в числе которых большой чум  с цепочкой мелких точечных изображений по длинной оси (очевидно, ряд кострищ) и боковым приделом в виде малого чума.  Около чума видна полуантропоморфная фигура тотемного кита. Вероятно, существовала некая общая схема путешествия умерших в мир мёртвых, на которую отдельные племена наносили образы своих тотемов.


Мировая река в иных мифологических системах заменялась мировым древом, и, по сути, абрис реки с островом можно представить деревом с разветвлением кроны в верхней части, стволом  и корнями, под которыми находится загробный мир, в нижней части(на данной схеме вместо разветвлённой дельты реки нарисован эстуарий, то есть, затопленная дельта реки). Таким образом, обратный путь души из загробного мира в верховья, где хранились души людей и оленей (затем возрождавшиеся в среднем мире), соответствует картине прорастания растения из «бобка», напоминающего очертанием форму эмбриона.


В путешествии умерших к загробному миру встречались трудные преграды: «огненные озёра, кипящие потоки и пропасти, через которые вели узкие мосты (мост – конский волос в алтайских мифах, у индейцев кечуа и др.): сорвавшихся ждала вторичная и окончательная смерть… Вход в загробный мир (а иногда и мост) охранялся стражами: чудовищными псами у индоевропейских народов (Кербер и др.) или самими страшными хозяевами царства мёртвых: стражи впускали лишь души выполнявших племенные обычаи при жизни и погребённых по всем правилам… «Нечестивцам» грозила окончательная смерть или участь скитальца, лишённого загробного пристанища» («Загробный мир» в: Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. М. БРЭ Олимп, 1998. Том  1). Таким образом, в загробное пристанище впускали не всех.

***

Истоки образа загробного «бобка» в рассказе Достоевского прослеживаются в материале рассуждений античных философов. Тот факт, что литератор И.И. ещё до посещения кладбища слышал где-то подле себя троекратное ««Бобок, бобок, бобок!», может указывать на фамилию писателя П.Д. Боборыкина, известного также под прозвищами Боб и Пьер Бобо, о чём не раз писали исследователи творчества Достоевского. В других случаях слово бобок в тексте уже относилось к кладбищенской ситуации. Оба писателя, Достоевский и Боборыкин, не раз сталкивались вместе в литературных кругах, где относились к творчеству друг друга в ироническом ключе. В разговорах мертвецов у Достоевского подмечен некий гротескный отзвук романа Боборыкина «Жертва вечерняя». 


Образы «бобка» конкретно прослеживаются на мифологическом материале карелов и эвенков (голова чёрного червя Туонеллы сделана из боба, «нижняя земля», загробный мир эвенков, имеет форму боба, близкую по очертаниям эмбриону). В этом аспекте «бобок» как понятие загробного мира, введённое Достоевским в рассказ, и курьёзные сведения о бобах античных философов (прежде всего Пифагора) вписываются в картину представлений  о загробном мире, зародившуюся в  более древние, ещё доантичные времена.


Москва, 2021