Сестрины подружки

Я от своей сестры маленько помладше буду (у нас девять лет разницы), и ее подружки, каюсь, уж очень пробуждали во мне, шестилетнем, всякого рода интерес. Так что им с моей сестренкой у нас дома редко удавалось спокойно пообщаться о разных глупостях, ведь я, будто невзначай, всегда играл где-нибудь в непосредственной близости. И вовсю вслушивался в их разговоры и вглядывался тоже, настолько пристально, насколько позволял угол обзора и необходимость изображать безразличие.
Подружки захаживали, когда по одной, когда и две сразу, ну а на счет одновременно трех я не берусь утверждать – как-то эту деталь запамятовал.
Как я не старался, все равно многое постигнуть не мог, и смысл их переговоров от меня подчас ускользал, невзирая на всю мою внимательность и неустанный мыслительный процесс.
Например, был такой слушай. Пришла к сестренке Наташка, можно сказать, идейный вдохновитель, потому что от сестры на годок постарше была, и, что логично, чуть больше о мире разумела. Села она, значит, на стульчик подле телека, загородив от меня половину его и давай что-то этакое излагать в деталях. Я про телек стоически смолчал, правильно расставляя приоритеты. Ведь чему я могу научиться от телека, когда вот прямо тут, перед ним восседает на стуле Наташка, все одно, что Соломон на троне, и сейчас в единицу времени наболтает такое количество знаний о жизни, что любая научно-популярная программа позавидует. Другое дело, мультики, но как раз именно сейчас показывали что-то еще, но не их.
В общем, Наташка начала расточать речи, а я тут, в паре метров от нее, прямо на полу, вслушиваюсь, симулируя полнейшую занятость.
Затеяла она рассказывать историю, верней сказать, происшествие, а еще правильней, наверное, назвать это всё «случай», какой имел место буквально часы назад. Я голову ухом развернул, чтоб ни одно слово мимо не пролетело, потому как в том слове, может, и будет самое интересное. Да вот только история эта до того оказалась банальная, что я не то, что подобные, еще и похлеще сам уже вовсю сочинять умел, когда надо было почтение у товарищей завоевывать.
Да, да, история ее была из разряда, «он сказал, она сказала, он пошел, она пошла». Только персонажей побольше. Из действующих лиц человек пять, тем более, что по мере увлечения россказнями подтягивались еще и второстепенные участники действа, которые вообще непонятно зачем там. Хотя все это уже порядком затягивалось, я не спешил удирать по своим делам, потому что убедил себя, что, когда Наташка уже с этим случаем завершит, она начнет что-то более концептуальное, по существу, и уж тогда, ясное дело, я буду вознагражден за терпение в полной мере.
К тому же Наташка уже не раз сказала «короче», что, конечно же, означало не иное, кроме как то, что она намеревается историю сводить к окончанию. Видимо, чувствовала, что затянула, и приняла решение срезать подробности, чем значительно сократить сие повествование в объеме. Но подробности вылезали откуда и сама не ждала. Она опять «короче», мол, выворачивает на финишную прямую – да не тут-то было. То тот, то этот человек появляются в процессе, и нужно (а как же еще?) описать его роль!
Наташка героически силилась справиться с задачей, «короче, короче, короче», уже чуть не через каждые два слова обозначала она, а рассказ короче не становился. Я не мог никак понять, что происходит. Похоже, история ожила и сопротивлялась желаниям ее рассказчика.
Мне в тот раз недостало терпения, после сотни этих ее «короче» я вконец разуверился, что у той выйдет взять все под свой контроль и закончить – и убежал во двор…
Я спрашивал себя, мол, как же это так получается, есть событие, надо полагать, очень важное. У него есть начало, завязка, кульминация. Развязка тоже есть. И вот ты это событие задумал пересказать, но оно оказалось долгое в пересказе. Решаешься урезать, о чем заявляешь слушающим, говоря «короче». Не логично ли тогда выбросить самое скучное? А Наташка почему-то все это скучное сохранила и продолжала излагать. Ну не странно ли?

…В другой раз была у нас в гостях Валя, еще одна сестрина приятельница. Девица, надо сказать, видная. Она, хоть на годок от сестры помладше была, но дюже развитая. Лицо румяное, круглое, сама пухлогубая. Не так, как сейчас, с накачанным губёхами, а в хорошем смысле, когда красиво, так что, буквально, глаз не отвести от ее рта. И сама – всё при ней, такая, кровь с молоком, грудастая, бедра широкие, ножки – так и хочется укусить за коленку. В Валю эту я всякий раз влюблялся, стоило ей только попасть в поле моего зрения. А уж влюбившись, я только и мог, что о ней одной думать и кручиниться, что меж нами целая пропасть в восемь лет величиной. Иногда даже и целых полчаса мог кручиниться. Потом, увлекшись какими-то наиважнейшими заботами, забывал про нее окончательно. До следующей встречи.
Была, однако, у этой Вали сильная соперница – забугорная певица Сандра. В те времена у нас в стране очень уж популярная. Да и разве по-другому могло быть? ритмы простые, потанцевать чтоб, голосок сладкий, чуть мультяшный, выделяется, носик вздернутый, глазищи, щечки с ямочками и пышная шевелюра. В те времена такая почти у всех девушек была, кажется, «каскад» эти стрижки зовутся. Так что и я в Сандру тогда не влюбиться попросту не мог. О чем говорит хотя бы тот факт, что из двух футболок с рисунком на одной была конечно же Сандра. На второй, понятное дело, как и у мальчишек всех стран – Арнольд из Коммандоса.
В тот самый день, когда Валя была у нас, и они с моей сестрой распивали чаи на кухне, я как раз щеголял в этой своей майке. Нет, не той, что с Арни! причем тут он? С Сандрой, конечно же. Ох она на майке той хороша была! Так я и крутился тут, перед Валей, ожидая, когда она Сандру приметит – хотел посмотреть, какая будет у нее реакция. А они с сестрой все чаевничали и болтали, и на меня – ноль внимания.
Однако, дождался я «своего часа», чай был выпит, и плюс в их разговоре пауза. Валя повернула ко мне голову, провела взглядом с головы до ног, да и остановилась как раз в районе пуза – где красовалось лицо главной ее конкурентки в борьбе за мою любовь.
- Ого, - воскликнула Валя, - какая у тебя Марадона!
Я и на ногах не смог устоять, свалился тут же, покатившись от смеха.
«Марадона! – выкрикивал я опять и опять, в промежутках между приступами хохота. – Марадона – это даже никакая не певи-и-ица, а, вообще-то, футболи-и-ист!»
Щеки Валины тогда стали гораздо более алые, чем обычно, видать, пристыдилась незнанием очевидного. А я вовсе и не думал ее пристыжать, и, может, даже не совсем смекнул, что ей неловко - уж очень смешно получилось. И, конечно, как только смех отступил – опять в нее влюбился и кручинился из-за пропасти минут пять. Потому что Сандра на майке, конечно, прекрасна, но живая девушка куда притягательнее, чем рисованная. Это я уже тогда уразумел.

Послесловие.
Спустя много лет довелось мне Сандру повидать настоящую. Были мы с тестем на ее концерте. Вы, наверное, сейчас удивились, что я со своим тестем по концертам расхаживал. Такое в жизни не так уж и часто можно услыхать. Но не удивляйтесь особо, потому что нет тут ничего удивительного. А на концерты я ходил как-то чаще с женой, чем с кем-то другим, даже чем с тестем. Просто супруга в тот вечер занемогла, и я было хотел отдать билеты ее родителям, да только и теща как-то к Сандре совсем никакого интереса не выказывала. Видать, в давнем прошлом тот вздернутый носик в ней явных эмоций не вызывал. Другое дело тесть, который, в общем, даже обрадовался возможности.
И, пусть, надо полагать, присутствовала фонограмма, в то же самое время, как ямочки на щеках Сандры отсутствовали, нам с тестем концерт понравился! И без ностальгических чувств, наверно, тоже не обошлось. О чем, конечно, мы потом в разговорах со своими женами, умолчали.