Глава 17. Поэзии чарующие звуки и моя боль...

4 декабря 2014г.


 Я потрясена... Я сильно потрясена... Я серьезно потрясена...
Представьте себе: где-то, совсем рядом с нашей маленькой, но очень красивой Литвой идут войны. Где-то, совсем недалеко, ругаются политики, пытаясь то ли построить новый мир, то ли разрушить старый. А еще, где-то очень близко, природные катаклизмы делают свое черное дело, ставя на место и политиков, и бизнесменов, и простой люд, уравнивая в их праве на жизнь. А в нашем небольшом практически провинциальном городке, проходит городской конкурс выразительного чтения! Вы улыбнулись? Ну, правильно: где война, а где выразительное чтение... Что тут может так серьезно потрясти бывалого учителя математики с тридцатилетним стажем, спросите вы меня, и я с огромным удовольствием вам отвечу: меня потрясли не поэты-классики, ибо скажите, кто из нас не слышал и не читал их, великих, и не восхищался ими? Но то, что сегодня делали дети и их учителя не может не потрясти даже такого закоренелого прагматика-математика, как я...
 
Девочка из шестого класса нашей школы, Машенька Барановская, двенадцати лет от роду, читает  «Смерть поэта» Михаила Лермонтова. Прошло несколько часов, но до сих пор перед глазами стоит маленькая миниатюрная женщина (не двенадцатилетняя девчонка, а именно женщина) потрясающей красоты, в черном платье с накинутой на плечи белой шалью, с маленькой черной сумочкой в руках... Она не читает, нет... У нее горе, потому что умер, погиб самый дорогой ее сердцу человек, поэт, гражданин... Она скорбит о великом Пушкине, как будто то, что произошло, случилось не тогда, пару веков назад, а вчера, позавчера, буквально на днях. И она взывает ко всем, кто сейчас держит в руках оружие: остановитесь, люди! Разве вы не понимаете, сколько гениев может погибнуть сегодня от бессмысленной бойни на всем нашем меленьком шаре? Разве вам невдомек, что в природе существует лимит на природные ископаемые, а гении – это тоже природные ископаемые! Я слушала Машу и плакала, как плакали многие и многие, сидящие и стоящие в зале...
 
Мальчишка, семиклассник Даня Рябухин читал «Бесов»! Как читал, вы бы слышали! Талантливый парень буквально заворожил весь зал картинной галереи, в котором и проходил конкурс. Я отчетливо слышала звучание колокольчика в поле, завыванье вьюги и голоса, голоса...
 
Не могу не рассказать вам о своем Даньке... Даник не собирался на конкурс и, собственно, никогда не участвовал до сего дня ни в каких конкурсах... Он взял отрывок из «Мцыри», «Бой с барсом». Две недели он репетировал со всеми, кого ловил в коридорах школы и даже со мной. Дорогие моему сердцу учителя: Ирочка Козицына, Ирина Витальевна Горбачева, обожаемая мной Галина Ивановна, наш режиссер... Спасибо вам за Даню! Его первое место – это ваша работа! Не так. Это – ваша забота, ваша любовь, ваш высочайший профессионализм! Данька читал так, что морозило и трясло всех! Да и не Даником он был. Перед нами стоял молодой и очень красивый горец. Самое интересное: я и не подозревала, что в нашем сыне столько страсти и такой талант читать стихи! Шквал аплодисментов подарил зрительный зал не только Дане, но и мне.
Кто бы мог подумать: мальчишка, ненавидящий школу в первом классе всеми фибрами своей души, не умеющий ни читать, ни писать, и не желающий это делать, стоит перед зрителями и ему аплодирует зал! Сколько труда вложено в него – не представляете себе. Собственно, эта глава о нём…

Даник пошёл в школу в шесть с половиной лет. Он от рождения был сложным ребёнком, и, пройдя тест у психолога, он пришёл в первый класс. Лена Семёнова, наш школьный психолог, сказала мне очень чётко: «Майя, ему рано. Он психологически не готов к школе. Будут проблемы». Но родители, как правило, не слышат то, чего они не хотят слышать.
«Леночка, но он же не дурак! Он очень умный!»  – возражала я.
«Да, – сказала Лена. – Он очень умный, но он не готов к школе…»
Презрев слова психолога, мы привели его в первый класс. И началась беда: он не принимал школу, а школа, в лице учителя, не приняла Даника. А мы, родители, не знали, что нам делать: ребёнок сходил с ума, уходил из дома, пытался выйти в окно с пятого этажа и даже зарезаться на наших глазах. Слово «школа» вызывала у него ужас. Когда я пришла к учителю за советом, она сказала: «Он у нас классный клоун». Очень достойная учитель, умная, талантливая, говорит, что у нас клоун, а я не понимаю: что он такого делает, когда приходит в класс? Дома он далеко не клоун, а тут на тебе… Я поняла, что как на ученике, на нём поставили большой и жирный крест. Он читал хуже всех в классе, писать не хотел и не мог, дома был ад для него и для нас с мужем. Если бы это был наш первый ребёнок, я бы подумала, что это в нас что-то не то. Но к тому времени, два старших сына прекрасно окончили школу и за двенадцать лет учёбы ничего подобного мы не переживали.

Нас с мужем  мне было жалко: всегда жалко людей, которые не знают что делать с собственным ребёнком. Но на Даню было страшно смотреть: он просто страдал и ничего не мог сделать в силу своего возраста. Я же не могла оставить его дома!
И тогда я поехала на педагогические чтения по гуманной педагогики. А туда же приехала Елена Николаевна Чернозёмова, профессор из Москвы. Мы проговорили четыре часа, сидя в гостинице. Я вернулась с одной мыслью: если не знаешь, как изменить ребёнка – начни менять себя и своё отношение к нему. Маленькими шажками мы стали двигаться к выходу их этого тупика: придумывали правила, фразы, писали друг другу письма… Об этом я подробно напишу чуть позже. По ночам я становилась у его кровати и читала молитву. Читала и плакала. За него молились в синагогах Израиля…
Даник с горем пополам перешёл во второй класс. Я никогда не забуду тот день, когда он подошёл ко мне и сказал:
- Мама, я хочу перейти в другой класс.

Я посмотрела на него даже не с удивлением… С ужасом: я работаю в этой школе, что подумают обо мне коллеги? Что я перевела ребёнка от своей коллеги, тем самым выразив ей вотум недоверия? Как вы думаете, во мне говорила любовь к ребёнку? Или желание ему помочь? Нет, мои дорогие, это было что угодно, но не любовь: тщеславие, стыд, позор…

Побежала к Лене, психологу: что делать?
И мудрая Леночка сказала: «Переводи! Услышь его!»
«Но что подумают все?»
«Какая разница? – сказала Лена и рассказала мне историю, как она шла по коридору, открылась дверь из кабинета, и под ноги ей сначала вылетел портфель, а потом мой Даня…
Я заплакала. Плакала долго и горько. Потом позвала Даника, обняла его крепко-крепко и сказала:
«Сыночек, ты и правда хочешь перейти в другой класс?»
И мой мальчик, чтобы не обидеть учителя, ответил, хотя я его об этом не спрашивала:
«Я не от учителя хочу перейти, от детей…»
И тогда Лена сказала ему:
«Даня, наступит момент, когда ты захочешь вернуться в свой класс. Но ты сейчас принимаешь решение сам. Ты готов подписаться под своим взрослым решением?»
И наш семилетний мальчик, подумав, сказал уверенно: «Готов».
Мы пошли к директору. Ирина Прохоровна, выслушав всю историю, сказала: «Давай попробуем. Не получится – вернётся обратно. Мы же ничего не теряем!»
Теперь было дело за малым: нужно было убедить моего мужа, который был категорически против.
«Ты собираешься идти на поводу у семилетнего мальчишки?» - спросил он меня.
«Мы ничего не теряем, Женя! Ему там плохо и я это вижу…»

Женя согласился и мы через день стояли в новом классе. Стояли, как два провинившихся ребёнка: ему было страшно, а мне неловко.
Учитель, к которому мы пришли, разговаривала с какой-то мамой и делала вид, что нас не замечает. Ей тоже было неловко: я – коллега. Потом она повернулась к моему напуганному ребёнку и строго сказала: «У меня для тебя только последняя парта».
Данька молча побрёл за последнюю парту, а я выскочила в коридор и слёзы брызнули из моих глаз…

Лена была права: через два урока Даня захотел обратно. Он собрал свои вещи и спустился на этаж ниже. Подошёл к кабинету, вошёл в класс, встал у двери. Класс замер. Учитель подошла к Данику и тихо сказала:
«Иди в свой класс. Тебя здесь нет…»

Пишу, и слёзы застилают глаза… Больно. Где произошёл слом у замечательного некогда педагога? Почему мой сын? Почему именно он?

Неделю мы плакали оба. Женя смотрел на нас, и я чувствовала: плакала его душа. Через неделю случилось то, чего не мог ожидать никто… Шесть родителей того, старого Даниного класса пришли к директору и принесли заявления с просьбой перевести их детей в Данин новый класс…
И наша Надежда Ивановна поняла, что дело было не только в Даньке.
И она приняла моего сына со всеми его обидами, болью, неумением читать и писать… Приняла сердцем, потому что почувствовала боль ребёнка.
Мы много работали: Даня захотел читать, пошёл на спорт, на настольный теннис, подружился с ребятами.  В четвёртом классе наш мальчик читал лучше всех в классе. А сейчас он стоял и читал «Мцыри», Лермонтова, и ему аплодировал весь зал…

И пока он читал, я вспоминала всё то, через что нам пришлось пройти. И слезы опять покатились из моих глаз. К моему великому сожалению, у меня не было салфеток, да я и предположить не могла, что буду так рыдать! Но на мне было замечательное теплое пончо, которое сослужило службу носового платка. Я не стеснялась этих слез... Я гордилась своим ребёнком! Я гордилась всеми своими коллегами, не давшим нашему сыну запутаться в сетях его отчаяния… Господи! Спасибо тебе за сегодняшний подарок! Душа до сих пор поёт, и перед глазами мелькают герои удивительного поэтического мира! Именно герои, а не дети двадцать первого века... Они заставили нас, сидящих в зале, почувствовать и пережить такие сильные эмоции, которые возникают только тогда, когда сталкиваешься с чем-то поистине великим, праведным и очень чистым... Да, именно так: я искупалась в этой чистоте, и мне так захотелось поделиться с вами, мои хорошие, этой радостью открытия для себя поэтов-классиков, которые сегодня звучат так современно, что становится понятно – каждый из них был пророком...

Это наш Даник, репетирующий «Мцыри» дома…

https://www.youtube.com/watch?v=0ARh6W3OkS8

Продолжение: http://proza.ru/2021/09/28/1749