14. Пей до дна!

Банкет устроили, не разбирая декораций, на месте только что закончившегося лицедейства.
На стол, за которым сиживал Писарь, вывалили плавленые сырки, маринованные огурчики, солёные помидорчики, лечо, килечку а томате, варёную картошечку, домашнюю снедь. Водрузили плетёные бутылки «Гамзы» вперемешку с «Агдамом».
— Как говаривал принц датский: «С похорон на брачный стол пошёл пирог поминный». — Баритональный возглас Народного артиста был воспринят как сигнал к пиршеству.
Режиссёра подхватили под белы руки, усадили на топчан, поднесли ему пивную кружку, до краёв наполненную вином.
С азартом вскинули стаканы.
Под нестройные вопли «Пей до дна, пей до дна, пей до дна!» - он осушил её и от всей, истерзанной души, прерывающимся голосом попытался воскликнуть:
— С премьерой, братцы… мы это сделали…виват!
— Виват!.. Ура!.. С премьерой!.. — заголосили виновники торжества.
Начались объятья, поцелуи, признания в вечной дружбе и любви.
Среди многоголосой мишуры никто не обратил внимания на едкое замечание Заслуженного артиста, как всегда проброшенное вскользь:
— Ни единого начальника нашей многострадальной культуры на горизонте не наблюдается. Ба… Директор после первой рюмки благополучно слинял. Многообещающий симптом.
Завершив этот своеобразный спич, он наполнил стакан сельтерской, сказывалась застарелая язва, и пошёл, чокаясь со всеми подряд.
Хмельной от счастья и вина Матвей сунулся к Режиссёру с вопросом, занозой застрявшей в его душе.
— Я понимаю, — слегка заплетающимся языком, тщательно подбирая слова, проговорил он, — сейчас не время и не место. Но вы мне обещали рассказать про Чёрного человека. Помните?
— Помню, — дружески улыбнулся постановщик. — Соскучился по визитёру?
— Не то чтобы…— неопределённо пробормотал. Матвей. — Откуда он вообще взялся?
— Забудь, — ласково потрепал его по плечу Режиссёр, — он больше не появится.
— Это не ответ, — замотал головой Спиридонов, — вы обещали…
— Ну, раз обещал… — Режиссёр обвёл взглядом бурлящий зал, высмотрел укромный уголок… — отойдём в сторонку. Там никто не помешает.
Прихватил по дороге бутылку вина, наполнил стаканы.
— С премьерой, — потянулся к нему Матвей.
— Поздравляю с хорошей работой, — ответил Режиссёр.
Они чокнулись.
— Итак, — утерев губы, — промолвил постановщик, — как говорится, друг мой, друг мой, я очень и очень болен…
— Сам не знаю, откуда взялась эта боль, — подхватил Матвей…
— Не надо больше декламаций, — остановил он Спиридонова. — Хотел поведать тебе о Чёрном человеке на трезвую голову, но под обоюдным хмельком даже лучше. Выслушаешь и забудешь.
— Никогда, — мотнул головой Спиридонов.
— Я взял тебя на роль Лунина вопреки мнению руководства. По прежним работам видел: ты восприимчив к замечаниям, советам, не задаёшь лишних вопросов, чётко выполняешь поставленные задачи.  Сохрани в себе эти качества. Тогда у тебя никогда не будет проблем с назначением на главные роли. Режиссёры таких артистов предпочитают спорщикам. Меня пугали отсутствием у тебя опыта. Но опыт — дело наживное. И наживать его лучше премьером, нежели третьим или пятым слугой с неизменным: «Кушать подано».
Однако на первых репетициях понял: «Пока травка подрастёт, лошадка с голоду помрёт». Я мог снять тебя с роли. Дело — есть дело. Но подсознательно сопротивлялся этому желанию.
И тогда я рискнул провести эксперимент, в который ни на грош не верил.
— Какой  такой эксперимент помог мне сыграть Лунина? — поинтересовался Матвей.
— Не задавай вопросов.
Спиридонов вытянулся во фрунт и прилежно уставился на собеседника.
— Вольно, — усмехнулся Режиссёр. — Был у меня в Москве приятель. Поговаривали, то ли он экстрасенс, то ли телепат. Не знаю, с чем это едят. У нас ведь материя первична, а сознание вторично. По моим же наблюдениям - первично как раз подсознание. За много лет работы на театре я видел, как актёры изыскивали внутри себя такие пласты подсознания…
На одном мастерстве и даровании, господин Забайкальский, Гамлета, Ричарда третьего, Короля Лира не сыграешь. Яркий тому пример — Иннокентий Смоктуновский. Его работы за пределами моего понимания. Думается, он сам этого не осознавал. И широко черпал из глубин своего подсознания образы героев, разительно отличающиеся один от другого. Как если бы их играли разные исполнители.
Я позвонил приятелю, поделился сумасшедшей идеей. Думал, поднимет на смех. Но, к моему удивлению, он отнёсся к моей фантастической идее достаточно серьёзно. Только заметил, для её воплощения у него недостаёт какой-то там энергетики. Не ручаюсь за точность воспроизведения сказанного им. Но дело не в этом. Он сказал, что в Москве есть человек. Женщина - телепат, способная творить чудеса. К ней негласно обращались со своими проблемами высокопоставленные люди, знаменитости, даже, по слухам, подпольные миллионеры. Она успешно решала любые проблемы. Приятель находился с ней в дружеских отношениях. Пообещал поговорить.
— Поговорил? — не выдержало напряжённого монолога молодое дарование.
— Поговорил, — серьёзно ответил Режиссер. — Иначе бы мы тут сейчас не общались, а гуляли с ребятами. Кстати, веселье набирает обороты. Надо будет потихоньку мероприятие закруглять. Пока не начали выяснять, кто кого более всего уважает.
Перехожу к главному. Но ни одного вопроса. Ни сейчас, ни после. Прими как данность. А лучше всего забудь. Мало ли, что один человек может наплести другому за дружеской беседой. — Он наполнил стаканы.
Выпили молча.
— Попытаюсь, как смогу, изложить то, что приключилось с тобой. До сих пор самому не верится, но из песни слов не выкинешь. Не посчитай меня сумасшедшим, но мне захотелось, чтобы она воздействовала на твоё подсознание. Погрузила тебя в тысяча восемьсот двадцать пятый год, свела с Луниным и его окружающим миром. Скажи кто-нибудь ранее, что я дойду до подобного маразма, не поверил бы.
Она попросила прислать твою фотографию и пьесу. Выслал и то, и другое. И чудо свершилось. На моих глазах ты начал превращаться в Михаила Сергеевича Лунина.
— Почему же я абсолютно не помню погружения в образ Лунина, в ту эпоху? — хрипло спросил Матвей. — У меня в памяти иногда мелькали смутные образы, снилось, что я стреляюсь на дуэли. Посчитал - это игра воображения. Что же происходило на самом деле?
— В необходимое состояние, как мне потом поведал приятель, тебя вводили ночью часовыми ударами. А выводили из него утром, когда, стоя у зеркала, ты произносил: «Месяц умер, синеет в окошко рассвет. Ах, ты ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… и разбитое зеркало».
Стихи тебя раскодировали. Вот такое простенькое, — желчно усмехнулся Режиссёр, — объяснение, которое ни черта не объясняет. А теперь, ещё раз прошу тебя: забудь и никогда не бери в голову всего, что я тут наболтал.
— Меня теперь перед каждым спектаклем в транс вводить будут? — настороженно поинтересовался Спиридонов.
— Не будут, Матвей, — с горечью промолвил Режиссёр. — Это было первое и последнее представление о Лунине в нашем театре. Спектакль закрыли.