Постановка

Второе место на конкурсе Даилды Летодиани.

Рассказ написан на основе действительных событий, правда произошедших в разное время и в разных театрах.

Эта история случилась в 1986 году, когда меня, начинающего режиссера, пригласили в один еле сводящий концы с концами провинциальный театр. Поскольку работы в Питере в ближайшее время не предвиделось, а там обещали полную самостоятельность, да и зарплата по тем временам была достаточно хорошей, я согласился. На вокзале меня встретила помощник режиссера Наталья Михайловна, с которой нам предстояло работать.

- Гостиницу мы вам заказали, номер очень хороший, но освободиться только ближе к вечеру, так что, чем вам сидеть в холле, лучше поедем в театр, познакомитесь с труппой и руководством.

Ну, я конечно согласился. Приехав, она повела меня сразу в кабинет директора, но подойдя к двери, я услышал крики, вернее мужской крик и отвечающий ему спокойный, даже ангельски спокойный, женский голос.

- Ничего тебе поручить нельзя, орал мужчина, простого суда выиграть не можешь, а еще заведующая труппой. Где я эту ставку возьму? Уволю к чертовой матери!
- Да увольняй, на здоровье, меня давно в Киев приглашали. Может сейчас заявление написать?

- Ну ладно, ладно, уже значительно тише, произнес мужчина. Иди, свободна. Иди, думай — кого оставить без прибавки из-за этой коровы.
Дверь отворилась и из кабинета вышла, вернее, почти выскочила, красная как рак женщина. Вошли. Поздоровались. После чего, никак не успокоившийся директор рассказал Наталье, ну и мне заодно, причину переполоха.

- Ты понимаешь, эта Юлия не успокоилась и подала в суд. Мол я не повысил ей оклад, хотя другим дал. Так другие играют, а эта … ведь чушка чушкой, а туда же. Ведь чтобы дать ей эту десятку ее надо перевезти на другую категорию, а где я эту ставку возьму. Но ведь судья о ней слыхом не слышал, не театрал он видите ли, а она приволокла в суд и предъявила несколько афиш, традиционно подписанных нашим режиссером каждому исполнителю к премьере.

Ну, ты же знаешь, какие они все комплиментарно — поздравительные. На афишах написано: “Благодарю за талантливую работу…”, “Мал золотник, да дорог…”, “Спасибо за творческое отношение к работе…” ну и так далее. А судья, человек простой и в театральной дипломатии не искушенный, задал всего один вопрос: “Это подлинные надписи?”  А Марина (заведующая труппой) растерялась только и успела промямлить “Да, но…” как судья остановил ее и обязал  театр повысить зарплату не на десять рублей, как она просила, а на двадцать. Ну, где я ставку возьму и уволить нельзя, опять по судам затаскает.

Выговорившись, он посмотрел на меня:
- Ну ладно, давайте так — знакомьтесь с театром, поговорите с актерами, посмотрите несколько постановок, а дней через пять выскажите свои пожелания по актерскому составу и начнем работать. Надеюсь, у нас с вами все получится.
С этого и началась моя подготовительная работа. Несколько вечеров подряд просидел на представлениях, наблюдая за игрой актеров и прикидывая — а кто из них мне подходит для постановки.

Надо сказать, что два спектакля представляли собой довольно унылое действо, особенно один, не буду называть его, чтобы не обидеть автора, посвященный юбилею Октябрьской революции. Мне запомнился один из диалогов в фойе со зрителем,  уходящим после первого действия.
- Вы так рано уходите? - спрашивает гардеробщица.
- Насколько я понимаю, второе действие написано тем же автором? - ответил зритель.

Но один из них отличался от всех. Эта была постановка «Анны Карениной», в которой играли все лучшие силы театра и которая была поставлена старейшим режиссером Петровым, работающим в театре с начала пятидесятых годов.
Перед его началом я наблюдал занимательную сценку:

Подвыпивший рабочий сцены, монтируя "Анну Каренину", натыкал в интерьер мебель из "Кремлевских курантов". Поднялся страшный скандал: как он мог, как посмел, в постановку самого Петрова  – такой страшный проступок!..
- Ды что ж я такого и сделал? – упирался монтировщик.
– Креслы – они креслы и есть, хоть ты как их возьми…
- Да как же вы не понимаете, – орет на него Наталья Михайловна, – это же абсолютно не та эпоха!!
Совсем достала бедного: он упер руки в боки и возопил:
- Эпоха не та? А питания – та?!!

Вот эта постановка меня впечатлила и мне захотелось посмотреть, как работает мэтр, ну и еще раз взглянуть на актеров в не игровой обстановке.  Наталья Михайловна поговорила с ним и мне было разрешено посидеть в уголочке зала и посмотреть на репетицию нового спектакля, который мэтр только ставил параллельно со мной.

Первая репетиция. На сцене собрался весь творческий коллектив. Речь держал Петров, любовно прозванный актерами Ванькой Каином. На самой патетической ноте выступления с колосников срывается огромный кусок лепнины и падает на центр сцены. К счастью, актеры стояли полукругом, иначе произошла бы страшная трагедия.
Петров от неожиданности воскликнул: “... твою мать!” Пауза. Мэтр приходит в себя:
- Дорогие мужчины, прошу у вас прощения за то, что не сдержался и позволил себе... Помолчал. Еще пауза.
- У женщин прощения не прошу, так как они не поняли, что я сказал…
Хохот, напряжение и растерянность исчезли. Вот так надо работать и выходить из трудной ситуации.

Примерно через неделю, выбрав актеров, которых я хотел бы задействовать в постановке, я пришел к Марине Сергеевне, заведующей труппой, и выложил список. Она ознакомилась с ним, помолчала, а потом сказала:
- Пошли к директору,  и молча пошла вперед.
Директор также молча прочитал принесенный список, посмотрел мне в глаза, а потом сказал:

- Молодой человек, список ваш хорош, правильный список. Есть только два замечания. Первое — в нем нет Володиной и второе — одну из главных ролей вы отдаете Виктору Семинихину, чего бы я вам настоятельно не советовал. Не может Витя играть главных ролей, не готов еще, характер не тот.
- Ну ладно, говорю, насчет Семинихина я подумаю, но зачем мне Володина? Она же играет отвратительно, кукла куклой. Единственное достоинство — красота, но нельзя же только за это давать ей роль.
Директор устало вздохнул:

- Нельзя, но приходится, она любовница первого секретаря и если ее не будет в спектакле, театру совсем хана. Ну, дайте ей какую-нибудь второстепенную роль — и спектакль не испортит и Сам доволен будет.
- Хорошо, будет ей роль и о Семинихине подумаю, ну а все остальное утверждаете?
- Утверждаю, в один голос произнесли Марина и директор.
С этого и началась моя работа. Список занятых в спектакле был вывешен на доске объявлений. Там же было дано время начала сбора задействованных актеров. Как и всегда работа начинается с читки ролей за столом.
 
Собрались. Все, кроме одной из актрис, играющей, между прочим, одну из важных ролей.  Пять минут нет, десять. Наконец прибегает и прежде чем я успел начать читать ей нотацию о необходимости приходить на репетицию вовремя, протягивает мне бумажку и рассказывает:

- Вы же знаете, как живут провинциальные актеры, когда нет дополнительных приработков.  Словом, с вчерашнего колготочки простирнешь да повесишь – утром схватила, натянула да в театр бегом! Вот я так сегодня вскакиваю, смотрю на часы – кошмар, до репетиции двадцать минут! Кидаюсь в ванную, и что вижу: ни колготок, ни лифчика, ни рубашки на веревке нет! А вместо них вот эта записка – дочь любимая написала.
Читаю: - Кто раньше просыпается, тот лучше одевается! 

Посмеялись и инцидент был исчерпан. Началась довольно нудная, но абсолютно необходимая работа, во время которой для каждого из актеров доносится - как режиссер, то есть я любимый, видит его роль. Сначала актеры читают текст, потом по мере работы, говорят его наизусть, стараясь уловить  ритм и оттенки каждой из сцен. При этом очень важно, особенно для молодого режиссера, не пытаться выглядит этаким мэтром, засмеют, но и не опускаться до панибратства, это вообще конец.

Поэтому я пытался с одной стороны быть достаточно жестким в отстаивании своих идей, а с другой стороны, изредка снимать напряжение разными, подходящими к случаю рассказами. Например, когда надо было объяснить актеру о том ритме, в котором он должен вести сцену, я приводил в пример великого Шихматова, который, ставя режиссерскую задачу, говорил:

- Представьте себе, дорогой, что вы едете на дачу к любовнице. Выходя из электрички, вы видите, что из соседнего вагона выходит ее муж. Вы соображаете, что ему ехать на автобусе минут сорок, хватаете такси, доезжаете за двадцать минут, быстро делаете то, зачем приехали, и как раз в ту минуту, когда муж входит в дверь, пулей выскакиваете в окно… Вот так, дорогой мой! Надеюсь, вы теперь поняли, в каком темпоритме вы должны играть эту сцену?

Но поскольку сроки сдачи постановки были довольно сжатыми, вскоре действо перешло на сцену, которую мы делили с Петровым, ставившим свою пьесу.  Начинаются репетиции. Семинихин, вопреки предупреждению директора,  репетирует блестяще, идеально выполняет все режиссерские замечания и пожелания. Я был в восторге:
- Вот актер, о котором можно только мечтать! Это будет блистательный спектакль! И какой прекрасный, тонкий артист этот Семинихин! А мне еще советовали его не брать... Вот что значит актерская зависть!"

А вот Володина выводила меня из себя. Ну ничего не умеет, только томно улыбается на все мои замечания. Один раз я не выдержал и возопил:
- Боже мой, веревку мне принесите, я сейчас повешусь прямо тут, посреди сцены!
Ну и так далее, обыкновенная режиссерская истерика. Прокричавшись, я собрался было продолжать репетицию дальше, но вдруг увидел рядом помощника режиссера Наталью Михайловну.

- Что вы здесь стоите? – спросил я.
- Ну как же,– переводя дух, ответила та,– вы же веревку кричали… Вот, я принесла! -  и протягивает мне моток веревки.
Но вообще, чтобы я делал без нее, Наташи. Она была везде, договаривалась с костюмерами, реквизиторами, улаживала все терки между актерами, была посредником между ними и мной. При этом она успевала давать мне дельные советы, а иногда помогала, пока я возился один на один с каким-либо актером, проводить репетиции некоторых сцен.

Вхожу в зал, где Наташа прогоняет одну из сцен спектакля, в которой у актера, играющего роль старого друга семьи главного героя, был такой текст:
- Речь пойдет о вашем племяннике - члене совета директоров нашего концерна.
Вот такой текст; ни больше, ни меньше. И вот актер, которому достался этот «растреклятый» текст вышел на свою реплику и сказал:

- Речь пойдет о вашем члене...
На сцене все остолбенели... тогда он понял, что сказал не то и решил быстренько поправить положение, и бойко сказал:
- Речь пойдет о члене вашего племянника...
Я бы растерялся, не зная, что сказать, но Наташа мгновенно закричала:
- Если у тебя найдется еще один вариант - считай, что ты уже не работаешь!
И ничего, все хохотнули и начали сцену заново. Своя ведь, не какой-то там пришлый режиссер, который поставит спектакль и сгинет.

Через три месяца изнурительной работы — генеральная репетиция в присутствии всех заинтересованных лиц. Сижу в первом ряду. Открывается занавес. И тут начинается что-то необъяснимое: главный герой, которого играл Семинихин, начинает делать все по-своему, ломает мизансцены, не исполняет ничего из того, о чем договорились - короче, ужас! В антракте с безумными глазами влетаю к нему в гримерную и кричу:
- Да что с тобой! Это кошмар!

На что Семинихин гордо поворачивается и спокойно говорит:
- Когда вы работали, я вам мешал?.. А теперь не мешайте работать мне.
Вот тут я понял то, о чем меня предупреждали раньше директор и заведующая труппой. После долгого разговора на повышенных тонах, занявшего практически целиком антракт, договорились, что первые представления, пока я здесь, он играет так, как хочу я, а потом он делает все как захочет.  Надеюсь Наташа или сам Петров смогут вернуть его в рамки.

Наконец премьера. Как и положено режиссеру, брожу по пустому фойе и слушаю реакцию зрительного зала. Вроде все нормально, по крайней мере, народ не сбегает, реагирует нормально, как задумано, но все равно — нервы на пределе. Подходит Наташа:

- Мучаешься?
- Мучаюсь!
- Зря, все у нас будет в порядке. На ка выпей — и протягивает мне солдатскую пол литровую фляжку. Глотнул сколько смог чего-то огненно крепкого. Похорошело. Сердце перестало бешено колотиться, мысли подернулись поволокой тумана. Страх куда-то исчез, в общем пофигизм полный. Спрашиваю:

- Что это?
Улыбнулась. - Фирменная спиртовая настойка валерианового корня и еще многих трав. Специально держу для таких случаев. Пойдем в ложу, сядешь в уголочке и сиди спокойно. Все в порядке. К финалу я тебя растолкаю.
Там я и встретил финальные аплодисменты.

Занавес.