Едкевич и карандаш

Из цикла "SovАSSовы сказки".
Часть первая.

Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
(А.С. Пушкин)

В городе SovАSS что-то назревало. Тролль Едкевич грустно точил карандаш. Грифель не хотел обретать твёрдую остроту, но Фима (так ласково его звали друзья) не сдавался. Он привык точить с детства, когда пытался зарисовать соседских тролльчих без юбки и точил, точил, точил… Он делал это весь день напролёт и постепенно привык, как к наркотику.

- Эх, чего я такой жопорукий? – подумал Едкевич и посмотрел в окошко. Оно было маленькое, как обычно в подвальных помещениях куда свет забирается ненадолго. Исключительно, когда солнце взойдёт в зенит и на небе не остаётся туч. Тролль привстал со своего насиженного креслица и выглянул в мир. Там, по брусчатой мостовой прошёл человек. По лакированным туфлям Едкевич опознал Гербариуса – мещанина, которого такой как он лесной народец прозвал местным нуворишей.

- Ах ты ж гад! – подумал Фима и с усилившимся остервенением снова приступил к точке. Упрямый грифель не сдавался и никак не желал обретать необходимую для написания очередного пасквиля упругость. Мелкая стружка графита покрывала всё – потрескавшийся от времени стол, старый пол и мозолистые руки главного баснописца SovАSSа. Уж больно нужно было ему набросать очередной пасквиль – что-то смачное и злобное о Людях Вне Подвала. Таких, как Гербариус. За счёт продажи подобной непотребщины юный Едкевич и жил. Но в последнее время то писалось плохо, то карандаш ломался.

- Ну погоди ж ты! – осклабился Фима, - уж я найду на тебя управу!
Он приоткрыл скрипящее оконце и зло плюнул снизу вверх, надеясь попасть в ненавистного тролльскому племени Гербариуса. Но тот не заметил. Преспокойно сел в свой воронёный мотомобиль и рванул с места в карьер по каким-то, как всегда неотложным делам.

- Опять поди чужим детям помогать поехал, нувориш хренов или своих Ушеломов спонсировать! - зло предположил Фима и, обессиленный внезапно нахлынувшей ненавистью, вновь плюхнулся в видавшее виды кресло. Оно было таким старым, что, казалось, помнило времена Царя Гороха. Легендарный был правитель, говорят аксакалы. При нём город SovАSS славился своей красотой и благоухал цветами. Не так как нынче, то там, то здесь, а прям весь-весь. Тогда ещё тролли и люди жили вместе, а не шарахались друг от друга как сейчас. Но сам Едкевич этого времени не застал. Точнее застал, но в несознанке, поскольку сосал материнскую тролль-грудь и напитывался ненавистью.

А потом пришли Эти, ну которые Новые Sovузкие, и всё стало другим. Народ судачил, что во всём виноват Гербариус и его команда, которые в Лихие Междусостые сколотили такой капитал, что даже гномы завидовали. Вот и прибрали разбогатевшие мещане город к своим рукам. Как они это провернули, никто не мог объяснить, а потому обида возникла лютая. И за себя, проморгавших этот момент, и за… Да что там… Просто обида.

- Гербариус вор! – вывел Едкевич наконец отвердевшим карандашом. – Чур его, чур! Топи за свободу! Хлеба и зрелищ простому народу!

От написанного по членам его разлилось сладостное тепло. Но тут в желудке что-то заурчало, и он на некоторое время забыл про карандаш и пасквиль, зависнув, как старенький гейпад от 3D-графики. Хотелось есть, но было нечего. Пасквили вот уже который день не продавались, а в хладогенераторе мышь повесилась. Глядя на её маленький трупик и летавшую вокруг муху, Фима понял, что надеяться не на что. Тут даже если зажарить, только раздразнишь себя впустую. Это как сожрать случайно обронённую семечку – один аромат, шелуха и никакой сытости. А так хотелось искрящегося чмуркающего на огне куска жирядины…

Едкевич сглотнул и попытался отогнать от себя искушающее видение. Оно не уходило и Фима несколько раз ударил себя по щекам. Щёки зарделись жаром, и он засунул голову под рукомойник. Но сверху капнуло только пару капель. Воды тоже давно не было. Мастер Аквариус из Бургхауса отключил её за неуплату. Батареи не грели по той же причине и Едкевич зябко поёжившись, с надеждой взглянул на кота. Тот, не будь дурак, молча потрусил подальше от голодного тролля.

- Тупой, плешивый, а туда же! Вот ведь скотина! - опечалился Фима. - Но, с другой стороны, животное можно понять. А что, если голод пересилит оставшуюся в тролле мораль и когтистому придётся расстаться со шкурой и жизнью? От такой перспективы и безногий встанет на лыжи…

Едкевич сплюнул и с удовольствием посмотрел, как ядовитая слюна разъела дощатый пол, оставляя после себя размягчённое месиво. Недолго думая, он наклонился и сгрёб образовавшуюся древесную массу своими длинными пожелтевшими ногтями, забросив её в рот. Хрум-хрум-хрум! – заскрипело по нёбу… На вкус это были даже не садовые слизни, последнего из которых Фима съел позавчера, а куда хуже. Хотя куда ещё?

- Разве что пальмонезом приправить? – решил Едкевич и, собрав с дымящихся досок ещё пригоршню полосоляной смеси, потопал босыми ногами к хладогенератору. Но за скрипнувшей дверью было зияюще пусто. Даже маленькая лампочка моргнула и треснула, забрав последний лучик света и пустые полки в полусумерках стали выглядеть ещё более уныло.

- Ип-пическая сила, мать моя Неурод-дица! – чертыхнулся тролль. Теперь у него не было даже повесившейся мыши, а значит, вообще никакой надежды побороть заворот кишок… От пальмонеза осталась только пачка, из которой выглядывали хлопья пенициллина. Бедняга брезгливо взглянул на расползающуюся колонию дурно пахнущих микроорганизмов и с негодованием швырнул пустую пачку в отхожее место.

Булькнуло. Наступила ещё более гнетущая тишина. Спасшаяся из хладогенератора муха вжижнула напоследок и тоже упала в нужник, а спустя несколько секунд оттуда показалась довольная крысиная морда.

- Свезло наконец! – обрадованно подумал Едкевич и резко прыгнул в её сторону, предвкушая дичь. Но аппетитная, пусть и потенциально доступная пока еда исчезла, оставив его один на один с урчащим от голода желудком. 

- Сука-сука-сука! – заверещал Едкевич и затопал по ветхому полу короткими ножками. Из нужника на звук его голоса снова выглянула крыса и как показалось Фиме, она насмехалась над ним. В её чёрных глазках-бусинках читалась издёвка.

Это был край. На уставшего тролля словно обрушилась вся тяжесть Бытия. Кислотные слёзы брызнули из его глаз. Шмыгнув, Едкевич вытер слёзы и сопли. Надо было собраться, надо было написать пасквиль. Но чего-то не хватало. Возможно, Музы.
И Фима с остервенением продолжил точить карандаш.

2021.


Рецензии