Медицина в эпоху ковида рассказ первый наша богаде

Богодельня.
С первого своего дня я возненавидел эту больницу, новое место своей работы. Центральная городская клиническая больница один из крупнейших многопрофильных  стационаров нашего  города, а это перинатальный центр, куча всяких отделений - весь набор хирургических:  урология, и гинекология, три  хирургии, травматология,  нейрохирургия,  парочка больших двадцати коечных реанимаций. Радость одна от этого места – удобно добираться – метро рядом, радость вторая (радость кровожадного хирурга - маньяка) – эта больница такая мясорубка, в которую двадцать четыре часа в сутки, и семь дней в неделю тревожные «скорые» везут и везут со всех концов огромного мегаполиса пациентов.  Везут всяких, без разбора, хромых и убогих, умирающих реально и придуряющихся больными, здоровых, чистых и грязных, облепленных многочисленной сопереживающей родней и никому не нужных и одиноких, бомжей и прописанных в благоустроенных квартирах. Для хозяев роскошных загородных особняков есть места и получше – частные клиники, но и они попадают к нам как редкие эксклюзивные экземпляры.
 У скоростников забота одна – пристроить страждущего на больничную койку, а не катать его часами по городу дожидаясь пока он прямо в машине двинет кони или же забьется в истерике от безысходности в получении долгожданного лечения. Скоростник на многое способен. Его работа прививает ему нестандартность мышления и смелость решений, и его главная задача - засунуть такого  болящего в какую-нибудь дежурную больницу осуществляется любым путем. Скоростник изобретателен как Эдисон, гениален как Тесла. Одно дело если сто пудовые показания есть. Другое дело - ничего не понятно с человеком, что-то там у него болит, чего-то его рвет, где что-то ноет. Такой парадокс неопределенности.
 Все больницы города, на фоне нашей, привередливые и важные, как знающие себе цену барышни, не так-то просто разбежались взять к себе такого неясного  больного. Они кого попало брать не будут. Ответ таков - сначала мол разберитесь, а потом и везите. А мы (первая градская)не такие, наша больница другая, мы всем как бы рады. И не зря кое-кто называет нашу богадельню первой истребительной, по показателем смертности мы впереди прочих. Золотая жила похоронных агентств. За суточное дежурство может только лишь в какой-нибудь одной хирургии из трех быть целых три летальных исхода нашего упорного лечения, а по совокупности во всей больнице за двадцать четыре часа иногда погибнет до 10 человек.  И это норма жизни. Наше патологоанатомическое отделение работает ударно, как стахановцы,  они вскрывают умерших даже в выходные. штампуя свои заключения. Один из врачей как-то робко предположил, что если нашу больницу закрыть, то смертность в городе скорее всего даже снизится. Плохая и злая шутка. Это врач любит так шутить, кстати он называет нашу реанимацию отделением предсмертной подготовки, врачей убивцами, а хирургические операции бесчеловечными опытами над людьми.  Такой вот злой медицинский юмор
 Вернемся к приемному отделению.  В приемных отделениях других больниц, не нашей богадельни, ушлые врачи, поддерживаемые своей администрацией, не вот тебе, разберутся брать на лечение вонючего бомжа или умирающую от трехдневного перитонита восьмидесятилетнюю бабулю, которую родственники почему-то лечили три дня слабительными вместо того, чтобы немедленно отправить в стационар. Они будут объяснять родным такой бабули, что умереть ей лучше дома, у нее неизлечимый рак.  Эти наши коллеги сделают все возможное, чтобы сплавить бесперспективных и неплатежеспособных больных куда-нибудь подальше от себя, под вполне благовидным предлогом.  Кроме того, приказ о маршрутизации больных в городе никто не отменял, но это не касается нашей мрачной больницы, подбитого флагмана городской медицины, она всегда всем рада. Флагману давно стоило бы открыть кингстоны и пойти ко дну. но как известно дерьмо, не тонет.  Двери нашего учреждения широко распахнуты для всех без разбора, а на стене приемного отделения – огромный цветной  плакат с фото главного врача под которым крупными синими буквами написано: «пациент всегда прав» и указан номер сотового главаря для круглосуточного приема жалоб. Говорят этот номер телефона почти всегда отключен, но я сам лично по нему не разу не звонил ни и этого точно утверждать не могу.  Хотя интересно как бедный главный врача так живет, если любой человек кому это только взбредет в его дурную голову может позвонить нашему боссу в любые двадцать четыре часа. Такие злые плакаты придумал наш мстительный облздрав. Возникает подозрение, что он ненавидит всех главных врачей города. Хочет их извести. А они в ответ не ненавидят его.  Страх наших больших начальников перед больными растет как снежный ком и скоро защитить врача от обнаглевшего пациента уже будет не кому.  И мы из медработников постепенно превращаемся в дешевую обслугу.
Если даже пациент согласно приказу о закреплении больниц за районами города должен попасть не к нам, а в другую больницу, не нашу, но скорая каким -то чертом привезла болящего к нам, то по указанию главного врача мы берем этого больного к себе и госпитализируем как ни в чем не бывало.  Это страховой случай, это загрузка больничной койки, это живые деньги которые жадная страховая компания перечислит больнице.
Несколько раз я был свидетелем того, как дежурные врачи заворачивали скорые привезшие к нам больного не по адресу - всегда было одно и тоже: скандал и ругань. Общее мнение всех дежурантов – проще положить, пусть даже не в дежурный день и не с «нашего района» и быть может пусть даже вообще не с хирургической патологией, но в хирургию, чем быть распятым руководством и начисто лишенным и без того скромной премии. Ну поворчит утром заведующий, зато отдежуривший врач спокоен, что на завтра его не вызовут в администрацию из-за того, что он кого-то не положил в нашу больницу. Вот ты отказал человеку в самом святом, в праве на бесплатную медицинскую помощь, а такой отказник, пребывая в праведной обиде настрочит на тебя объёмную жалобу на пару листов. Приказа по маршрутизации для нас, работников первой истребительной уже не существует. Кроме того, в нашем дурдоме, один на весь город центр гастродуоденальных кровотечений. Вы не понимаете, в чем дело? Сейчас поясню. Любой врач скоростник, когда не может быстро пристроить больного, просто пишет в сопроводительном листе, что того вырвало чем-то темным, похожим на кровь или был темный стул, вроде как бы мелена и все, такого человека на всех парах везут к нам. А куда денешься? Подозрение на желудочно-кишечное кровотечение – звучит как приговор областного суда.  А ты попробуй разберись есть там или нет кровотечения, а скорая притащившая такого пациента увы, ждать не будет, у нее видите ли лимит времени десять минут, а дальше ноги в руки и прощай. Поминай как звали.  А как же больной? Тебе, врачу приемника, чтобы разобраться в ситуации, как минимум нужно что бы этому больному сделали гастроскопию, общий анализ крови и пальцем посмотреть, что у него там в закромах, в его прямой кишке. Этого ждать не кто не будет. Дураков нет. А ты даже если выявил в ходе обследования, что никакого желудочно-кишечного кровотечения у больного и в помине нет, и не было и в ближайшее время не будет, то его лучше с чем-нибудь положить к себе. Попытка отправить его в другую больницу увы обречена на провал, скорая за этим больным больше не приедет, как бы вы не звонили, а старший врач скорой на ваш запрос переправить больного по профилю выявленного вами заболевания назидательно  ответит, что у вас многопрофильная больница и оставляйте больного у себя и лечите.  Слово многопрофильная значит, что у вас там все есть, любые специалисты какие только существуют в мире, и так далее и рисковать здоровьем больного и тратить, итак, дефицитный муниципальный бензин скорая не будет, мол Ковид, не Ковид, а вызовов и так полно. Вот и придумывает врач скорой или дежурный хирург какого-нибудь другого городского стационара, когда брать алкаша или грязного бомжа к себе ему не охота, фантастическую историю с кровотечением, а делает он это так, сочувственно спрашивая страдальца: «а может быть рвало вас темным?». Тот уже замученный болезнью и сбором анамнеза недоумевает:
«Рвало, сначала пищей. А потом и правду чем-то темным». Хоть бы быстрей меня довезли думает он, он устал уже терпеть… устал страдать.
-Понятно, - объявляет довольный доктор:
-Везем в первую городскую, кровотечение надо исключать.
-Ага, - кивает больной. Ему по херу кровотечение или нет. Главное, что бы лечили и все. Главное помогли бы. А тут и сдохнуть можно. Не прокатит рвота, то прокатит стул. А был ли у вас черный стул?  Был, не был. Не все такие любители смотреть за своим дерьмом, редко кто изучает просто так новорожденные куски собственных зловонных фекалий, уныло плавающих в унитазе. Черные они или нет? Да черт его знает! Не уверен, хорошо, подозреваем кровотечение, да бледноваты вы….

Некоторые наши дежурный хирурги пытались с этой профанацией бороться, но безуспешно. Скоростники не ждут пока больному сделают ФГДС, засунут в зад палец, и исключат кровотечение.  Нет. Они просто сматываются. Как Мери Попинс. С криками: у нас еще вызов, под визг тормозов их автомобиль скрывается за поворотом больничного въезда.  И вот под предлогом этих самых кровотечений и везут в нашу больницу всех, кого не лень.  И пневмонии, и больных с алкогольными отравлениями и все что попало, это все благополучно складывается в резиновые безразмерные хирургические отделения, где осатаневшие от наплыва врачи и сестры лечат всех как могут.  А нашим начальникам все равно, у них есть рабы в белых халатах от санитарок до врачей, не они же истории пишут и больных смотрят, не они их лечат, ставят системы, делают инъекции, моют, убирают рвотные массы и дерьмо. Не нравится – до свидания, на ваше место найдется кто-то другой.  У начальства на все один ответ.
Эти желудочно-кишечные кровотечения еще та тема. Хитроумные начмеды некоторых городских больниц с философией фельдшера сельского ФАПА, так же сплавляют в нашу больницу под данным соусом своих умирающих больных. Берут к себе типа подлечить человека, подкапать по блату и по знакомству или за деньги, есть у терапевтов такая услуга покапать, именно услуга, так востребованная населением (вспомните фразу - я раза два в год капаюсь). Родственники надеются так умирающую бабулю или безнадежного дедулю любимого подлечить немного.  Продлить жизнь. Стрессовые язвы у таких терминальных больных вещь не редкая, вот покровят они, и даже без всякого там лечения кровотечение из такой язвы кровотечение встанет, она покроется фибрином. Но как ты такого больного у них не возьмешь, когда приволокут его с какой-нибудь гериатрической богадельни под истеричные вопли тамошних врачей, которые от пореза на пальце падают в глубокий обморок и станут тебе совать в нос приказ о том, что все кровотечения надо лечить в первой городской…

Работа в приемнике в нашей больнице это испытание не для слабонервных, продержаться минимум 16 часов в этом дурдоме сложно, а вот сутки пережить и остаться при этом нормальным человеком я бы сказал даже невозможно. Вынос мозга – капитальный.  Горят как проводка при замыкании от высокого напряжения синапсы и аксоны, размыкаются как подковы в руках силача рефлекторные дуги. Это не объяснить.  Это просто надо пережить. Попробовать, испытать на себе. Молодые полные после институтского оптимизма врачи еще как-то со всем этим справляются. Наверное у  них еще есть надежда на будущее. Но утром после проведённого в приемном покое дежурства поднимется из его ада такой вот бедный врач в свое отделение, за двадцать четыре часа не редко толком не отдохнувший, выжатый как лимон, жестоко изнасилованный жизнью, и смотришь в его глазах черная пугающая  своим абсолютом пустота.  Ты словно смотришь в бездну. в его пустые усталые глаза и понимаешь, что человек сам не свой.
Приемник или приемное отделение — это самое грязное и злачное место нашей больницы. Место, которое наш главный врач почему-то зовет ее лицом. Это лицо уродливое, покрыто оспинами и прыщами, не бритое, с фингалами и шрамами, но что самое главное оно всегда всем приветливо улыбается. Но я бы скорее его назвал не лицом больнички, а ее грязной немытой жопой.  А если и лицо то это жалкая гримаса нашей подыхающей страховой медицины.  Даже случайно проходя по длинному коридору приемника ты можешь наблюдать жизнь во всех ее красотах.  Жизнь естественную без прикрас, такую какая она есть. Тут встречаются люди не только разного интеллектуального уровня, разной веры и убеждений, но и люди разного социального положения, которые в обычной жизни, о друг друг даже и не подозревали. Они живут в разных эпохах и реальностях – геймер последние десять лет буквально проживший за компьютером и дед, в выцветшем от времени затертом пиджаке с медалями, навсегда застрявший в брежневской эпохе. А вот привезли милую бабулю с черной гангренозной ножкой, которую как мухи облепили суетливые родные, со скорбными бледными без кровинки, как на поминках лицами. Такое ощущение, что они все только, что перестали плакать. О да она болеет своим проклятым диабетом почти двадцать лет, но всему в этой жизни как и ее ножке приходит конец. Приходит конец и даже самой бабуле вместе с ее диабетом, а прошу заметить, диабет вам это не какой-то там зачуханный триппер, это уважаемая болезнь и болеть ей было почетно. Из-за закупорки сосудов, нога еще живой в целом бабушки уже умерла отдельно от нее самой и теперь старушку ждет ампутация, а потом скорее всего и легкая смерть. Она умрет спокойно в нашей реанимации не приходя от наркоза в сознание. А вот избитый алкаш, весь с ног до головы в грязи и собственной вонючей блевотине, и такой вот пациент, как написано на плакатике с главным врачом «всегда прав». Прочитав плакатик, любитель вольной жизни так уверует в свою правоту что его ууже никому не переубедить. Он прав, когда, нагло сняв штаны поливает своей патологической вонючей мочой стенку в коридоре отделения. Прав, когда кроет отборным матом персонал.  Прав что пил две недели беспробудно, правда знающие люди говорят, что нынешней алкаш уже не тот. Слабоват и изнежен. Прежний алкаш был крепче, запои длились дольше. Порою даже до полугода. То ли прежде водка была лучше, то ли люди были как-то крепче, и здоровее. Но нынешний алкаш уже больше двух недель не пьет, не выдерживает, он сразу мрет, а прежний еще доставшийся от Советского Союза алкаш мог пить этанол месяцами и не дохнуть, как таракан от дихлофоса, причем пил он нередко убойные напитки типа широко известной в народе росинки и всяких там дешевых одеколонов. Придававших его амбре удивительную свежесть и самому пьющему аристократическое благородство. Не то что нынешний избалованный дешевым спиртом.
 Но нет я не сгущаю краски. посмотрите, вот хорошо одетая и накрашенная девица, послезавтра у нее самолет на курорт в Египет, к фараонам и пирамидам, и она осчастливила своим появлением наше убогое заведение, наконец-то  соизволила, пришла в девять вечера к нам в больницу с измучившим ее настойчивым но слабым покалыванием в правом боку. Бок колет уже почти два года, а может и  два месяца, она толком не помнит и сама, в ее завитой перекрашенной голове эта информация не держится, но днем ей прийти к врачу не когда, как она заявляет: «яжеднем работаю».  Лучше бы она работала ночью. А по врачам ходила днем. Мадам не стоит у доменной печи, не гробится в шахте или у токарного станка на заводе, она всего-то наращивает ресницы таким же как она красавицам как она сама, в каком-то там салоне красоты. Это дело. Уж к ней то никто не придет в полночь и не потребует наращивать ресницы заявляя я три года к вам шла, все было не когда, вот ночью время нашла зайти. А в больницу так прийти можно. А что тут особенного? Вы же все равно работаете.  Вам надо в поликлинику, завтра! А в поликлинику идти мадам не хочет – там же очереди, плебеи жаждущие исцеления. Причем все устроено так: на сдачу анализов – неделя, на ЭКГ где-то примерно - две, на УЗИ и гастроскопию очередь длинной в целый месяц, на рентгенографию говорят даже два, а уж очередь на томографию  длинною в  несколько лет, так что не все и доживут до ее конца. А еще там к каждому врачу есть своя отдельная бесконечная как когда то к Ленину в мавзолей на Красной площади, очередь из злых скандальных бабок, у которых все развлечение в жизни и состоит в том, что бы проводить свое свободное время в таких вот очередях, на  лавочках  около дома или у телевизора, реализуя в так все свои накопившиеся за годы погубленной коммунистическим режимом жизни, негативные представления о мире.  А приди вечером или ночью в приемное отделение для таких вот продуманных девиц – хитрый способ как они говорят сами «провериться», то есть обследоваться.  Проверится, слово, напоминающее о том, что человека словно презерватив электричеством можно проверить на пригодность, на здоровье. А что осмотр, УЗИ и анализы и все оперативно сделают им за какие-то полчаса, без очереди и скандалов, запуганному и затравленному врачу приемника все равно, обратилась - обследовалась. И такому вот человеку, решившему подобным образом обхитрить систему, абсолютно плевать, что осатаневший узист в приемнике сделает за 16 часов примерно полсотни узи без повода и по-поводу. на дежурство уходит миллионы сожженных корковых нейронов и  банка геля. А эндоскопист столько же ФГДС. Но самое главное, что на врачей не только больным, а администрации и самое удивительное плевать главному врачу, внимательно смотрящему с плаката в коридоре на весь этот бардак. Ему день прошел и ладно, его зад в теплом кожаном кресле. Он у руля, он решает.
Все конечно можно понять, но лично мне как-то рассказывали, что в наш приемник забредали и случайно. Это были идущие мимо с пляжа люди, примерно часов в десять вечера. Мол шли мимо, видят большая такая больница стоит, и тут, понимаешь брат, болит на ноге палец, а блин, почему не показать этот палец врачу?  Все равно врач в больнице там сидит, заодно и ногу больную пусть посмотрит. А что? Полис есть страховой, отчисления по нему с зарплаты идут, пусть с ее части, но и что. А почему бы в больницу и не зайти. Вроде бы все логично, но ведь к без того немалому потоку настоящих неотложных больных за счет этого примазывается еще не какая категория никаких таких не неотложных пациентов, которые вполне бы могли б обследоваться в поликлинике.  И ведь сильных болей то у этих страдальцев и нет и болеют они уже кто неделю, а кто месяц. Но врач приемного отделения, по сути, это сапер, и увы, не угадаешь, где зарыта мина, на которой подорвешься. Осмотришь, отпустишь домой  такого вот вроде бы непрофильного или не экстренного как кажется, пациента, который и болеет то давно, и болей у него сильных нет, и стул есть, и температура тела и анализы хорошие, и на УЗИ и ФГДС все отлично, а больного привезут обратно на следующий день в тяжёлом состоянии с перитонитом, и прооперируют его. И будет этот пациент с разрезанным брюхом немым упреком тебе нерадивому, лежать на ИВЛ в реанимации. И это еще хороший оборот, а если среди родственников найдется сообразительная скандальная особа, то не сомневайся напишет она куда надо и замучаешься ты оправдываться, а у начальства будет один единственный вопрос: почему ты этого больного не положил в стационар? И никого твои слова, мол, то, что живот был не перитонеальный, не будут из руководителей волновать. Твои начальники такие же твари, как и прочие, для них сидящих в теплых чистых кабинетах вдали от всего этого бардака, живого больного не видящего, ты раб и потому всегда виноват, а больной всегда прав.  Начальству их кресла и заоблачные заработные платы дороже чем ты сам и, если ты обиженный уволишься ни чего свято место пусто не бывает. Его тут же займет другой такой же как ты раб, осчастливленный приемом на работу.
Случается так, что родственники привозят умирать своих онкобольных, а бывает, к примеру улетают в Турцию и не с кем оставить бабку – ее тоже можно в больничку пристроить на пару недель. И не строй иллюзий есть такие которые за умирающего онкобольного спросят, как за молодого и здорового: почему нашего дедушку не спасли?
Работать в приемнике хирургом очень трудно. Бывает одновременно три скорые, бывает наплыв самотеков, бывают пьяные, наркоманы, скандальные, не адекватные или даже сумасшедшие.  Последние активизируются в полнолуние, они своими рассказами так изнасилуют твой мозг, что нередко самому хочется завыть.
Самый главный принцип работы в приемнике: лучше положить, чем не положить.  Госпитализировал больного и живи себе спокойно, в отделе разберутся. Не найдут хирургии так отпустят на все четыре стороны – выпишут. Пусть и вспомнят тебя не добрым словом. Но выпишут, а к тебе тогда какие вопросы? Другое дело если ты в этой запарке и суматохе, в массовом наплыве больных что-то пропустишь или упустишь все тебе конец.  Никого не волнует скольких ты осмотрел. Скольких положил и отписал домой? Главный критерий твоей успешной работы – нет претензий со стоны родственников, не жалоб и писем в министерство. А все остальное – ерунда.
Работы в этих условиях подразумевает оперативность, требовательные родственники больных за дверью твоего кабинета хотят от тебя одного - помощи, но помощи исключительно только для  своего родственника, другие люди даже страдающие рядом их не волнуют и твой детальный, как в учебнике пропедевтики описанный осмотр, с классическими сбором жалоб и анамнеза, перкуссией и пальпацией в силу ограничений  времени просто не возможен. Ушлые доктора для ускоренной диагностики придумали два правила.
Первое правило – креста. Правилом креста в условиях напряга и дефицита времени пользуются все. Когда доктор формирует направление на госпитализацию и план обследования для больного то это правило креста позволяет быстро и достаточно разнообразно определить предварительно предполагаемую патологию. Итак, вы мысленно делите живот больного воображаемым крестом две линии которого сходятся в пупке. У вас образуется 4 области или квадрата.   И далее все просто: правый верхний или острый холецистит или панкреатит, правый нижний – аппендицит, левый верхний – гастрит, левый нижний – дивертикулит. И не надо не чего выдумывать, не надо знать всей той дряни, которую годами учат несчастные студенты меда. Не нужны тридцать теорий острого аппендицита, и сто его симптомов. Не надо знать  точку желчного пузыря,  зону Шоффара, не симптом Ортнера и прочие наукообразные глупости. Этой науке за пять минут можно обучить даже эмигранта из средней Азии без высшего образования, и он вполне успешно будет справляться с работой хирурга приемного отделения. Если вообще задница, завал, четыре скорых одновременно, два шока, то некоторые хирурги применяют упрощенный вариант креста - правило черты – горизонтальная линия на уровне пупка и все, еще проще чем этот чертов крест. А далее больному назначается стандартная схема обследования: анализы крови и мочи. Если есть диабет еще добавляется и сахар крови, а если еще есть панкреатит (правый верхний квадрант) то амилаза мочи. Потом он идет на УЗИ. У узеров свои хитрости, когда они что-то не очень-то понимают увиденное ими, всегда можно написать такую глубокомысленную фразу – осмотр из-за метеоризма затруднен и точка. А ты думай что хочешь. Информативность такого УЗИ ноль. Зато к узисту нет никаких претензий. Подробнее как-нибудь расскажу ниже.
После УЗИ – ФГДС. Те тоже ребята не промах, любые трудности осмотра не для них. Типичная запись в первичном протоколе – слизистая желудка осмотру не доступна, в просвете желудка и ДПК пища, застойное содержимое. Для разнообразия есть еще варианты: больной выдернул прибор, больной ведет себя не адекватно или еще бывает так называемая помывка аппаратов, как будто бы мы не работаем в экстренной больнице, а черт знает где. У нас в больнице есть пара эндоскопистов которые почти никогда не чего не видят – осмотр затруднен или слизистая осмотру не доступна, или же все у них в крови, или больные выдергивают прибор. И им плевать, что без четкой локализации источника кровотечения ты адекватно лечить не можешь, и выбрать тактику не в состоянии. И как бы ты не мыл желудок этим эндоскопистам, все равно. А начальству все равно тоже других эндоскопистов у них нет.
Изобретательные заведующие хирургических отделений используют приемник как способ наказания непокорных или нерадивых хирургов. Туда попадали надолго и опытные товарищи. Так хирург П., из-за конфликта с главным врачом был на долго сослан в приемное отделение и через год безуспешной борьбы вынужден был уволиться.
Другого врача с переломом лодыжки его заведующий заставил дежурить в приёмном отделении вопреки всему и тот хромая в гипсе покорно дежурил, вызывая сочувствие у пациентов. Это было так смешно, что доктора постили в инстаграм – в первой градской мол принимает одноногий Пью, а сердобольные санитары даже катали его по приемнику на кресле.



Нашего главного врача за глаза зовут Пинокио. За его отчество – Карлович, и за неуемную любовь к Италии. Он дружит с депутатами и бизнесменами. Отдыхает в своей любимой Италии, а на новый год покупает какие-то дефицитные билеты в Храм Христа Спасителя, где отстаивает длинные службы на заднем плане, на задворках вместе с сильными мира, ощущая свою принадлежность к глобальной власти.   Один раз его уже арестовывали за покупку нашим учреждением некондиционного томографа и уводили из больницы в наручниках, правда потом он быстренько откупился и стал членом «Единой России», закончил академию управления при администрации президента. В этой академии он набрался многих нужных и правильных слов, поменял словарный запас гопника и стал интеллигентом, и теперь говорит много и занимательно. Так что его буквально сложно остановить (заткнуть рот). Слова в его речах складываются в предложения и фразы. Но все они не о чем.
Создается впечатления, когда его слушаешь, что ему дела нет не до чего и не до кого, кроме себя любимого. Он живет в своём волшебном мире как инопланетянин, отдельном от остальной больницы, он как бы ничего не видит и не слышит вокруг себя. того чего видеть и слышать не хочет. Он не любит острых вопросов как и людей их задающих. они все куда-то быстро исчезают из его окружения. Главврач не видит того очевидного развала, который вокруг происходит под его руководством и при его непосредственном участии. Или делает вид. что не видит. Может быть это его тайная миссия? Такая же как в свое время у Сердюкова?
Дела нет ему до шовного материала, мы давно шьем человеческие ткани абы чем, шьем все и кишки, и апоневроз и кожу одним и тем же капроном. Где современные нити? За последнее время все становится хуже и хуже. Скоро и этот капрон кончится. Лапароскопические стойки изношены в хлам, как изъезженные скаковые лошади, то одно, то другое не работает, они ломаются то и дело прямо во время операции. Стойки давно уже носят гибридный характер, шнур от одной, инструменты от другой, а камера от третьей. Если сразу заработал коагулятор, то вам крупно повезло.  Если не потеет лапароскопическая камера и не рябит экран монитора – то вообще жизнь удалась и пациенту очень повезло. Но у нас для всех все хорошо. Попробуй заикнись про... Сразу башку открутят. У нас все зашибись. Просто отлично. Главный врач все ждет какого-то развития, инноваций, а откуда им взяться? Что бы вырастить урожай в удобренную почву крестьяне бережно сажают семена. За ними ухаживают полют, удобряют еще и еще и кроме поливают и ухаживают. О них заботятся.  А наши врачи – это сорняки, выживают как могут в сухой каменистой почве нашей больницы. Их травят химикатами, не поливают, жгут дурацкими приказами, топчут комиссиями, а они все ходят и ходят на эту проклятую работу. У нас нет инноваций, у нас в больнице есть только имитация инноваций. Это как имитация секса.  Главный врач как диковинных животных заводит себе из среды хирургов тех, кто в единичных экземплярах осваивает новые методики, которые в общем то в рамках даже нашей многострадальной  родины и стран третьего мира уже совсем давно не и новые. Так скажем освоил у нас в больнице доктор транспапиллярные вмешательства – заметим клинической и первой городской, один хирург-эндоскопист и зарабатывает на этом себе славу и деньги. Хотя у нас в городе есть больницы и покруче в данном вопросе, где эта методика поставлена на поток. У нас же этот передовик один единственный в своем роде выполняет такие операции. Не к нему вопрос парень он хороший, всего добился сам. А наше начальство выдает это за эдакую крутую и фильдеперсовую инновацию. А этот врач счастливый и единоличный обладатель ноу хау не желает не кого обучать  выполнению этой методики, так как это дает ему эксклюзивность, и начальство пусть беспокоится а вдруг что не так и  уйдет он из первой городской и все – не кому станет восполнять эти вмешательства 

Все совещания с главным изобилуют его живописными рассказами, где он сам был, что видел (Москву, Италию, Париж), что там ел (лазанью, спагетти, устриц) и с кем говорил (губернатор, министр или высокопоставленные друзья из Москвы).  Он любит высказываться на тему командного труда, чувства локтя и прочее. Этой ерундой заразили его в академии управления, там из «крутика лихих 90» вылепили современного эффективного менеджера. Но это как сусальное золото на куполах церквей, как тонкая прослойка нержавеющего метала на корпусе китайских дешевых автомобилей, то и дело в нем просыпается прежний как он сам о себе говорил когда-то «приблатненный парень, весь в шоколаде».  Мы простые врачи иногда в пылу пустых разговоров спорим расстреляли бы его при Сталине или нет.  Но точно на Колыму он был съездил как минимум разок. А при нынешней власти его даже не посадили за его махинации с томографом, хотя и выводили когда-то под телекамеры в наручниках. Вообще нашему флагману (первой городской) с капитанами не везет (главными врачами) – предыдущий главврач как Гоголевский Чичиков имел человек двадцать-тридцать мертвых душ, которых он с главным бухгалтером и табелировал, при это деньги, которые им платились как зарплаты он присваивал себе. Так числились люди дворниками, уборщиками, охранниками, врачами и медсестрами, лифтерами и буфетчицами.  Наверно такая армия мертвых душ был слишком большой для того, чтобы не отреагировала прокуратура. Главного арестовали. Хотя я слышал, что это дело как бы в госструктурах привычное.  Кстати  того главного оправдали, в колонии за него сидит его подельник - бухгалтер.
А на самом деле нашему главному врачу плевать, на всех кроме себя. Он обычный временщик. Эта должность для него трамплин на его пути к его карьерной вершине.  Он наживается на больнице, он не служит делу. Вообще делу как таковому в нашей больнице нет места, целыми сутками его приближенные от замов до заведующих решают свои сугубо личные и его главного врача проблемы. Есть такое понятие пациент от главного этим все сказано – внимание, люксовая палата, уход и любые даже дефицитные лекарства.
   
Главному плевать на врачей. Это расходный материал. Незаменимых нет. Мединститут штампует Джамшутов и  Равшанов, немногие из которых владеют русской речью  не то, что профессией. Врач это тот кто носит белый халат, назначает лекарства и берет с больных деньги. Все просто и ясно. Врачем быть хорошо. Врачи-гастробайтеры готовы занять освобождающиеся места в наших рядах. Пусть у них не хватает знаний, за то они спинным мозгом понимают сложившуюся ситуацию. Они покорны и исполнительны. Ни чего страшного, что они могут вместо эналаприла назначить больному аналоприл, это все поправимо. Неисправима нелояльность и собственное противоречащие начальнику мнение.
Половина больничек города закрыта под КОВИД и болящих везут и везут к нам. Дежурные бригады хирургов буквально валятся с ног, за ночь никто не присядет, на нас навесили и торакальную и сосудистую помочь, но не усилили дежурные бригады врачами и сестрами. При этом при всем в составе бригад нет не сосудистых и торакальных хирургов. Сестры, очумевшие от таких бурных ночей без оглядки и малейшего сожаления бегут из нашей больницы. Зачем им у нас гробится за копейки? В ковидных отделениях за меньшую работу и без всякого риска (там умер больной – бог дал, бог взял) платят на порядок больше. Так спрашивается зачем все это надо? А Пинокио все по хрену. Он зарабатывает себе очки для нового карьерного прыжка. Ходит в чистом халатике с галстучком, весь прилизанный и надушенный в кругу прихвостней, заглядывающих ему в рот, умно рассуждает вслух на утренних конференциях о сложном экономическом и эпидемиологическом положении в стране и мире. Число поступающих к нам пациентов неуклонно как снежный ком растет, люди как на войне лежат в коридорах, все забито как в плацкартном вагоне, родственников не пускают к больным. А как вы считаете, две санитарки на восемь десятков коек, физически способны все помыть и почистить, перестелить и подмыть два десятка как минимум послеоперационных больных? Думаю нет. Мало того, что врачи уже заколебались таскать туши больных с койки на каталку и наоборот (заведующие этим брезгуют). Наши больные вообще то срутся блюют, пачкают все вокруг кровью и желчью, но это уже другая история.
Такой же бедлам говорят был в армейских изоляторах во время вспышек гепатита А и энтероколита в гарнизонах. Солдатиков складывали в два яруса, как в казармах. На нижнем лежали тяжелые больные, на верхнем выздоравливающие, в палатах из-за скученности народа стоял ужасный запах немытых человеческих тел, такой, что молоденьких непривычных сестер и докториц буквально выворачивало наизнанку. Такое теперь твориться и у нас. Платёжеспособные договариваются с начальством, коекакером снимают двуместные люкс палаты, куда ложатся сами и ухаживают за родными.  Ложатся под видом наличия у них хирургических заболеваний.