Острога

В замираниях тела пугали призраки замыслов и сквозили ума хитросплетения. Ещё совсем недавно употреблял он жизнь в рабство излишнего труда в пользу зажиточного пережитка, выросшего на отцовом золотом сундуке.

Постепенно ядовитая форма одинокой ненужности выпрямляла его осторожность в острогу, в которой он обретал боевую форму тщательного сопротивления внешней жизни. Семья потребляла до остатка ненужность внешнюю во своё благо и истощала остроту остроги, возвращая ей затупление и неготовность ко внешнему реагированию. Оттого он заточился в каземате семейного пребывания и был в нём наряду с прахом своего растраченного наружного бездействия.

Пронзительная одинокость стояла костью в горле, несмотря на радость повсюду и детей.

Свалиться в общность семьи неподготовленным ради потери собственного в пользу общего неведомого стремления будущих людей, которые есть и будут много после твоего времени. Ибо они потом, а ты сейчас. Но их начало с тобой, а с ними твоё окончание. Как черепичная кровля.

Без инструкции жил он напрасно и не отчетливо.