Прокол времени. Рассказ. 3

3

– Как живая, – прошептал Ион, рассматривая снимок. – Но это не она! Просто двойник.

Орсер пододвинул к себе цифровой реставратор, вытащил из него сложенную рамку, расправил её и положил на фото, чтобы поднять тончайшую корректирующую плёнку и показать вид оригинала до коррекции. Исходный вариант вообще имел мало схожего с Жанной Орк. Архивист вернул плёнку на место.

– Странно, однако, – заметил Зет. – Орсер, вы уверены, что реставрация сохраняет историческую реальность, а не создаёт новую?
– Это философская проблема, – кивнул головой архивист. – Мы не вмешиваемся в оригинал, мы накладываем коррекцию для его лучшего использования. Директор, а почему вы сразу сказали о двойнике?  В старину было такое поверье, что похожие друг на друга люди появляются от козней дьявола, а в наше время – от цифровой реставрации, ха, ха, ха...
– Извините, коллега Орсер, я правильно понял, что эти материалы были выявлены самой Орк и оставлены на абонементе до нового посещения? – спросил Зет, не обращая никакого внимания на смех архивиста.
– Не совсем так. У нас зашёл разговор о двойниках, помню, я ей рассказал про известный случай внешнего сходства бюста римского императора Максимилиана Фракийца с рубежа второго-третьего веков и Гитлера из двадцатого века. Её это заинтересовало, она попросила задать поиск своего двойника по архивной системе, она позволяет это делать. Поиск выявил материалы, которые сейчас перед вами, – ответил архивист с вежливым наклоном головы. – Дама с первой страницы альбома – мать его владельца-физика, в молодости она имела очень сильное сходство с молодой Орсер и, так же, как и она, пережила трансформацию внешности, но не в результате пространственно-временного опыта, а в результате блужданий на плато Рорайма с маленьким сыном. Им удалось выбраться из Лабиринта.
– Разговор о двойниках начали вы, Орсер? – пристально глядя на архивиста, спросил Ион. – И просто интересно, что побудило вас, очень талантливого физика-теоретика, почти сразу после случившегося в Церне уйти из физики и сменить профессию?
– Встреча с Яром Самборо, директор, – спокойно ответил Орсер. – Самборо сразу понял эпохальное значение события в Церне и стал составлять план комплектования архивного фонда его документами. Он привлёк меня, как консультанта, и, если можно так выразиться, обратил в свою веру. Я сам понял, что больше нигде, кроме архива, работать не хочу. Это тоже Время, как и в темпоральной физике, только иное. Самборо считал, что комплектование архивов запаздывает и не отражает реального среза развития цивилизации, особенно во время прорывов или скачков развития. Я уже говорил вам, директор, про «Общество темпоральных исследований». На его заседаниях звучали разные по уровню доклады, но какой архив их отбирал на хранение? Никакой. Если бы не бездонные серверы информационной сети, то нам бы сейчас изучать было нечего, потому что в тех докладах были крупицы понимания того, что нам встретилось в Церне. В двух словах могу сказать, что экспериментаторам удалось получить «плоскость времени». Время, как и Пространство, расширяется и течёт во все стороны, а осуществить «прокол времени» можно только на плоскости.
– Вы считаете, что физики в Церне прокололи время?
– Нет, я так не считаю. Но плоскость возникла, она привела к реальным аномалиям. Им удалось поляризовать время.
– А как с этим связано изменение облика той же Жанны Орк?
– Вы знаете, есть такая теория, что двойники и поразительные схожести их судеб не только результат совпадения ДНК или времени «включения» составляющих генома при зарождении жизни. Объёма памяти молекулы ДНК недостаточно для того, чтобы хранить 10 миллиардов битов информации генома, он должен быть в квадрильон раз больше. Но если значительная часть информации хранится во внешней информационной среде, то многое становится объяснимо. Опыты подтверждают, что для нормального развития зародышей нужно волновое внешнее воздействие, иначе появятся нежизнеспособные уроды.  Время это тоже внешнее воздействие.
– Иными словами, вы связываете изменения облика с воздействием «плоскости времени»?
– Конечно. Оно вызвало ускоренное старение образа, и Жанна Орк за несколько лет утратила свой юный облик,– вздохнул Орсер. – Я, лично, могу объяснить только одним: гармониками образа на плоскости времени. Она могла увидеть какую-то далёкую гармонику образа своей  внешности, записать её в подсознание и подсознание начало разрушительную работу. Однако вы видите альбом, видите фото трёхвековой давности, и снова возникают вопросы: а как такое возможно? Фото тут ни при чём, однако, оно тоже связано с Церном. Я на примере двойников попытался ей объяснить механизм воздействия.
– Мистика, – вставил Зет.
– Любой передний край науки наполнен мистикой и верой. Объяснение не сразу приходит, – возразил брату Ион. – Орсер, раз вы тут, объясните нам такую вещь: если эксперимент со временем в Церне столь значим, то почему в научно-справочном аппарате Архивной службы он никак не выделен? Он до сих пор хранится в фонде как рядовой опыт текущей научной деятельности, если сделать выборку документов, то она оставит крайне бестолковое впечатление. Мы с братом уже не раз искали и убеждались в этом. Мы обнаружили куда больше информации о Церне в руинах Марсианской Автономии, чем в земном архиве.
– Вы до конца посмотрели моё досье?
– Да.
– Тогда вы должны были обратить внимание на приложение. Я там приложил сканы трёх описей одного и того же подфонда, с которым работал по Церну. Описи печатные, по традиционной технологии, сшитые, заверенные, но их – три! Составители были разные, первым был Яр Самборо, последнюю опись сделал я. Есть такое правило, когда принимается решение о составлении новой описи фонда, то фонд обрабатывается заново, без оглядки на предыдущие обработки. Считается, что это правильно и позволяет быстро выявить утраты. Так вот, сопоставляя имеющиеся описи, видно, что первичный массив, принятый на хранение Самборо, к настоящему времени имеет несколько другой состав, а его использование – минимально. Но документы исчезают, остаются чистые носители, почему я забил тревогу, инициировал новую опись и полную оцифровку фонда.
– Я же говорил: наблюдатели добросовестно записывают в блокнотах увиденное, делают рисунки, но они находятся в ином времени, как только возмущение времени успокаивается, то записи пропадают!  – воскликнул Зет.
– Я думал об этом, – кивнул Орсер. – Проблема сохранности носителей информации в архивах была всегда. К сожалению, мы можем только имитировать старение, но не омолаживание носителя. Не столь важно, куда перемещается носитель относительно текущего времени, в прошлое или настоящее, он абсолютно перемещается и стареет, если на нём, состаренном,  будет записана информация, то сохранится ли она при возврате в текущее время? Запись на носителе – это в любом случае изменение его структуры, восстановление исходной структуры просто сотрёт запись.

Братья переглянулись.

– Орсер, но если исходить из старения носителей, то прокол времени, получается,  был? – спросил Ион. – Это как в древнем мюзикле с рябчиком, рябчика застрелили, но ни одной дробинки в него не попало,  он умер естественной смертью, и адвокат вопрошает: «А был ли рябчик?». Что у вас происходит, я не могу понять? Зачем, судя по первой описи, на хранение были приняты некие кристаллы, которые исчезли из последующих описей? Зачем принималось решение о выявлении «чистых» блокнотов наблюдателей и их утилизации, когда карандашные следы на бумаге элементарно восстанавливаются, это же не чернила?
– Все материалы, выявленные к утилизации, я отделил и сохранил, директор, –  невозмутимо ответил архивист. – Они перед вами в следующих коробках. Можете убедиться сами. Инспектор Орк тоже хотела их увидеть, среди них есть её собственный блокнот. Вторую опись, кстати,  делал автомат обработки фонда. Её можно считать контрольной описью, по регламенту архивного хранения она проводится супермозгом архива каждые двадцать пять лет. Оценка сохранности по системе критериев и всё такое. Архивная рутина. Если вдруг невозможно идентифицировать содержание того или иного документа, то  абзац в предыдущей описи маркируется и она перераспечатывается и утверждается заново.
– А дальше? – поинтересовался Зет.
– А дальше – экспертный совет сохранности фонда архива решает судьбу каждой дефектной единицы хранения. На самом деле всё определяется статусом фонда. Как член экспертного совета я могу сказать, что у фонду Церна мы подошли индивидуально, но сделать ничего не смогли. Информация исчезла.
Орсер замолчал и наблюдал, как Петерсы извлекают содержимое из архивных коробок, несколько обиженный явно невысказанными подозрениями с их стороны. Посторонним всегда легко судить. Архивные правила и устои всегда консервативны, иначе в «постоянном хранении» никакого смысла нет, если правила менять.
Блокнот, о котором говорил Орсер, оказался большой обложкой и закреплёнными внутри отрывным бумажным блоком и тремя карандашами, один из которых был сломан, а два других сохранили острую заточку грифеля. На обложке было выдавлено: Жанна Орк. Пара страниц в блоке была оторвана по перфорации. Орсер сразу уточнил, что местонахождение страниц неизвестно, а у карандаша сломан грифель.
– Это что, графит? – подивился Зет. – Натуральный?
– Карандаши раритетные, – подтвердил Орсер.

Ион покрутил блокнот в руках, потом резким движением вытащил бумажный блок и заглянул в щель обложки. Довольно хмыкнув, он нашёл в ящике смотрового стола пинцет и извлёк из обложки две полоски бумаги. С обеих сторон они были исписаны мелким почерком, читать мешали проступившие водяные знаки и какие-то пятна грязи. Ион взялся за ручку цифрового реставратора и приблизил его объектив к запискам. Прибор увеличил текст на экране, наложил фильтры и убрал помехи. На записках оказались одинаковые тексты, сообщавшие, что данная эксклюзивная  серия писчебумажных и канцелярских товаров выпущена историко-технологическим концерном «Графоман» по старинным технологиям на оборудовании Мемориального Забайкальского целлюлозно-бумажного комбината и Цеха-музея Сибирской карандашной фабрики по заказу «Общества темпоральных исследований». Ничего интересного, решил Ион и отложил записки в сторону. Вытащив из держалки сломанный карандаш, Петерс внимательно его осмотрел и положил под объектив реставратора.

– Видите? – спросил он брата и Орсера. – След микронной резки. Дощечки разделили, потом опять соединили. Давайте и мы посмотрим, что там в карандаше приехало…

Лазер реставратора сделал неглубокий  надрез по клеевому шву. Ион засел за микропрепаратор и скоро карандаш развалился на две половинки, освободив трубочку плотно свёрнутой наноплёнки.

– Раритетные карандаши? На утилизацию?  – поддел он архивиста, намереваясь попытаться развернуть плёнку микропрепатором. – И грифель из графита сломан?..
– Ни с места! – вдруг изменившимся голосом скомандовал Орсер, резко подняв правую руку. – Отойти от стола!

Больше он ничего произнести не успел, и, странно булькнув, повалился мешком на пол.

– Пришлось оглушить, – извиняющимся тоном сказал Зет, убирая парализатор. – Честное слово, не хотел… Он выставил палец, и мне показалось… Я чисто автоматически остановил его шокером. С чего он заорал-то, интересно?
– Да, неожиданно вышло… – отозвался Ион, присел и заглянул Орсеру в глаз, приподняв  веко. – Рефлекс есть. Не летально.  Запишем ему нервный криз и внезапную потерю сознания…
– Меня больше интересует, что он собирался сделать голым указательным пальцем, – растерянно пробормотал Зет, обыскав бесчувственного архивиста. – Никакого оружия у него нет. На пальце у него перстень с чипом служебного пропуска,  и всё.
– С ним ещё придётся поговорить. Ментоблок у него сработал при виде начинки карандаша. А почему?..  Вызываем ему перевозку в наш санаторий Космофлота, там за ним наши коллеги персонально присмотрят, и врачи подлечат, а у нас с тобой тут ещё много дел помимо него…–  Ион говорил совершенно спокойным тоном, будто ничего не случилось. – Вот никогда б не подумал, что натуральные марсианские клоны будут на Земле заниматься архивным делом… Самой Марсианской Автономии уже много лет нет, а дело её жило и чуть не победило. Интересно, в этом архиве один клон трудился или ещё были?..
– Почему ты уверен, что он – клон?
–  А разве не клон? Ну, мне так показалось в ходе беседы, я же говорил про пси-блоки.
– Клономания у тебя, дорогой.
– Поэтому я и занялся административной работой, а не оперативным поиском аномалий, так как у меня «клономания» в анамнезе, – отшутился Ион. – Ладно, ставлю в известность диспетчерскую архива о внезапной болезни их сотрудника и напоминаю о нас.

Была глубокая ночь, когда братья Петерсы смогли  покинуть офис Архивной службы. Пришедшего в себя, но вялого и апатичного ко всему  Орсера забрала перевозка из Службы Жизни. Оказалось, что заменить его в офисе было некому: диспетчер и старший архивист – вся «живая» смена, вызывать дополнительный персонал Петерсы отказались.  Ион не рискнул разворачивать плотно свёрнутую наноплёнку из карандаша и отправил с той же перевозкой в лабораторию. Больше ничего скрытого в архивных коробках не нашлось. Всё их содержимое было просмотрено и положено обратно. Альбом, который начал демонстрировать Орсер, Ион пролистал и оставил на просмотровом столе, рассчитывая к нему вернуться.

Туристический автобус уже уехал, кроме их коптера своего хозяина на площадке ждал один электрокар. Можно было переночевать в гостиничном секторе архивного офиса или в женевском представительстве СБ, до которого было четверть часа лёта, но Зет наотрез отказался. Он чувствовал вину перед пострадавшим архивистом и хотел навестить его в утром в санатории. Прикинув, что лаборатория за ночь всё равно не успеет выполнить заказ, Ион согласился с братом, но попросил ещё немного подождать, и быстрым шагом направился к электрокару. Зет проверял коптер и краем глаза видел, как брат поднял вверх дверь кара, нагнулся к приборной доске  и поспешил обратно.

– Зет, это машина Орсера, – сообщил он. – Ты можешь лететь один, а я должен проверить, куда она меня привезёт.
– Один ты не поедешь, дорогой, – вздохнул Зет и потянулся, готовясь покинуть пилотское кресло.
– Подожди, не мельтеши, раз так. Кар двухместный, но будет лучше, если я поеду один по путевой карточке Орсера, вот она. Ты бы не мог сопровождать меня по воздуху?
– А смысл?
– Сверху ты больше заметишь, чем я с шоссе. Орсер жил в Церне, ездил на работу в архив оттуда.
– В Церне? Это уже интересно…

Продолжение http://proza.ru/2021/09/30/1351