Глава 18 из романа Банкет Кузьмич

   В Государственном Кремлевском дворце проводилось собрание, посвященное Дню Независимости России. На собрание были приглашены лучшие люди России - Правительство, сотрудники Центрального Банка, управляющие Госкорпораций и акционерных обществ с государственным капиталом, банкиры... и несколько сотен человек "из народа". Было обещано после речи Верховного вручение государственных наград и памятных подарков, после торжественной части концерт и банкет. Неожиданно в стране объявлено Чрезвычайное положение - все собрание было арестовано...
   Покинуть страну невозможно – выписано пять миллионов стоп листов. Все переводы денег за рубеж приостановлены. По всей стране начались аресты, задержания, обыски. Масштабы операции по количеству задержанных, арестованных поражают воображение. Количество изъятых ценностей при обысках за неделю превысило годовой бюджет России…

  Москва. Колонный Зал Дома Союзов, 05.09.20__г.

   Дом Союзов в Колонном Зале принимал внеочередной съезд судей России. Кого только не было в этом доме за его более чем двухсотлетнюю историю. Нынешним москвичам сегодня трудно представить, что в этом строгом здании, когда-то проходили самые весёлые в первопрестольной балы, играли лучшие оркестры и кружились в танцах до пятисот пар одновременно. Здесь проводились традиционные зимние и весенние балы, и дом принимал до трёх тысяч человек. Ах, что это были за люди! Заказчик его постройки – князь Василий Михайлович Долгорукий-Крымский, отцы архитекторы – Матвей Федорович Казаков, Алексей Никитич Бакарев, Александр Фелицианович Мейснер. Дом был выбран Благородным собранием Московского дворянства в качестве резиденции для увеселений и собраний. Екатерина II повелела считать дом, купленный на имя старшины Благородного собрания князя Голицына, частной собственностью московского дворянства. Внук Екатерины II, император Александр I почел за честь записаться в члены Московского Благородного собрания и повелел называть его Российским. В Дом Благородного собрания пообщаться и повеселиться съезжались дворяне из имений всей России. Но одним весельем жизнь в доме не ограничивалась. В нём происходили выборы предводителей дворянства и других должностных лиц. В здании Благородного собрания проводились заседания московского губернского Дворянского собрания. В Доме московские дворяне принимали приезжавших в город российских императоров. Плоский деревянный потолок отражал и усиливал звук, создавая замечательную акустику, благодаря которой европейские знаменитости, певцы и музыканты, стремились в Москву. Да что там европейские знаменитости! Дом стал первой московской филармонией. Во второй половине XIX века в Колонном зале Благородного собрания с концертами выступали Пётр Ильич Чайковский, Николай Андреевич Римский-Корсаков, Сергей Васильевич Рахманинов.
   Прошла эпоха. Ушли дворяне. Взамен них после Октябрьской революции или переворота пришли другие. Сначала, в кожаных куртках с красными бантами, комиссары, фанатики, авантюристы и проходимцы, жаждущие запустить свои ручонки в закрома и сокровищницы Дома, примерять на себя диковинные сюртуки, бальные платья, ленты и ордена прежних хозяев, либо наоборот сжечь все, уничтожив саму память о прошлой жизни. Затем Дом был передан профсоюзам и получил название Дом союзов. После похорон Ленина, установилась традиция переоборудования Колонного Зала в траурный для массового прощания с умершими государственными и партийными деятелями. Так дом Увеселений и Чести превратился на время в главный траурный зал страны. Страна Советов, на удивление, смогла пережить Гражданскую войну и разруху, отодвинула от власти романтиков мировой революции, сменились и люди, посещавшие Дом. Вернулись люди Чести, понимающие это иначе чем дворяне, но служащие на благо России. Жизнь Дома вернулась в прежнее русло и в нем вновь стали проходить выступления знаменитостей, которые транслировались сначала по Всесоюзному радио, а потом по Центральному телевидению. Дом по-прежнему служил городу и народу, который с шутками и смехом заполнял по вечерам анфиладу роскошных залов. И снова смута, уже девяностых, и опять смена людей. Новые люди не нравились Дому, суть их существования заключалась в своеобразной игре «пятнашки», успешными в которой считались люди, способные украсть деньги в России и сумевшие их вывезти за границу. О, будь их воля и возможности, они бы украли и сам этот Дом, переместив его куда-нибудь в Сардинию, Лондон или через океан. Проводя вечера в стиле: «Голицин строил, вот тут Ильич лежал, а теперь это все наше…».

   В этот раз Дом принимал Внеочередной съезд судей России. Ощущения торжественности, которые создаются, главным образом, благодаря стройных белым колоннам коринфского ордера, несущего строгий и изящный антаблемент, гигантскому сводчатому потолку, белому мрамору, настенным зеркалам, хрустальным люстрам, а только затем уже наличию в зале восьмиста судей со всей России. Этих, которые сначала сидят на красных стульях, а затем отрывают свои зады и недружно встают при слове диктора: «Президент Российской Федерации...»
   Сидящий во втором ряду бывший Председатель Н-ского областного суда, по прозвищу Кузьмич, – рослый, седой, красно мордатый, с залысинами на высоком лбу мужчина за шестьдесят, кличку свою знал, и даже допускал обращение к себе в среде близких, встал вместе со всеми. Он подсознательно чувствовал не комфортность своего пребывание в Доме, в частности, и в Москве, в общем. Ненависть заполняла его ко всему, что было построено, населяло и правило в этом городе, но больше всего на свете он ненавидел маленького плешивого человека – Президента Российской Федерации. Этот человек вершина посткоммунистической системы, которой Кузьмич верой и правдой служил уже двадцать пять лет.
   – …нынешний съезд вызывает повышенный интерес со стороны не только судебного корпуса, всех правоохранительных органов, но и для гражданского общества всей нашей страны. Нам с Вами предстоит провести радикальную реформу судебной системы. Ни для кого не секрет, что сейчас в Государственной Думе обсуждаются изменения в Конституцию, в Уголовный и Административный кодексы и в Федеральный Закон «О статусе судей в Российской Федерации», полемика о таких тектонических изменениях в отношении третьей власти, выплеснулась в общество и, конечно, нам необходимо участие со стороны судейского корпуса в этих глобальных, законотворческих проектах, – вещал с трибуны Верховный.
   Зал снова встал. Кузьмич тоже, и шлепал ладошками вкупе со всеми. А сам привычно ворошил мысли в своей черепной коробке: «Выхода нет, обложили, тупик. А ведь начиналось и шло все очень хорошо. При Советах закончил местный Н-ский университет, работал адвокатом. Заимел связи, как среди криминального мира, так и среди силовиков. К нему присматривались, а он был сдержан, честен, не жаден, работал на совесть. И вот ему поступило предложение, выдвигать свою кандидатуру и сдавать квалификационный экзамен на судью, а ему…, ему помогут. Предложение поступило от людей, представляющих и силовиков, и криминал. Тогда уже такое было, так он судьей и вошел в Н-скую семью. При слове «семья» тупому обывателю сразу представляется сицилийский крестный отец. Но ведь это не так! Изначально за Н-ской семьей стоял авторитетный человек, жив здоров и сейчас, и дай Бог ему здоровья. Ну, а потом к семье примкнули, областное руководство ФСБ, милиции, городской прокурор, депутаты городских, областных собраний и самой Государственной Думы, самые видные областные предприниматели, бизнес, которых не отжали московские проходимцы. Москвичи, в отличие от местных, за очень редким исключением, оставляли после себя выжженную пустыню. А задача семьи – сохранить бизнес в местных руках, себя не забывали, конечно».
   Президент поднял руку, присутствующие начали усаживаться:
– После принятия изменений в Конституцию, пройдут выборы судей, нашим гражданам предстоит избрать самых достойных, уверен, что многие из Вас будут переизбраны в состав мировых и федеральных судей. Это очень тяжелая и ответственная ноша – защиты прав граждан, их свобод и достоинства. Вы знаете, что настоящий момент страна переживает этап самоочищения. Чистка происходит во всех структурах власти, не минет она и ряды судебного корпуса. При высшей квалификационной коллегии судей в настоящее время создается Чрезвычайная Комиссия (ЧК), по рассмотрению конкретных неправомерных судебных решений, вызвавших резонансные, антигосударственные настроения в обществе. Все понятно, судьи тоже люди, а людям свойственно ошибаться, особенно при сложившейся проблеме перегрузки судов. Но речь идет не о человеческих судейских ошибках, за которыми, кстати, стоят имущество, свобода, судьбы, а, зачастую, и жизнь наших граждан, а об намеренном толковании закона в пользу имущего либо власть имущего от простого человека. Такие, с позволения сказать, судьи будут подвержены люстрации, мы должны безжалостно очищаться от их присутствия в наших рядах. Обращаю Ваше внимание на то, что сейчас в суды передаются так называемые коррупционные дела, в связи с чем прошу Вас оперативно и беспощадно, в рамках существующих законов, конечно же, карать лиц, замешенных в воровстве, причинению ущербы, использовании служебного положения и прочих преступлениях. В конце концов речь идет о существовании нашей страны! Затягивание в рассмотрении таких дел, вынесение мягких приговоров, будет поводом для передачи документов дела и самого судьи в ЧК!
Опять все присутствующие встали неистово хлопать.
   А Кузьмич прыгал по мыслям своим-рельсам не свернуть: «Через пять лет, как стал судьей, выдвинули в Председатели областного, Президент утвердил. Все стало налаживаться – девяностые пережили, общими усилиями семьи избавились от наиболее отмороженных криминальных фигур, посягающих на имущество членов семьи, совместно отбивались от московских. Обзаводился имуществом, квартира в центре, коттедж в заповедном месте, еще коттедж престижа в областном городе, деньги в Швейцарии. Делал все грамотно, дела против нужных или работающих на семью людей до суда не доводили, а если что-то и доходило, то давал указание судьям «спускать на тормозах». Все не сам, нигде не замечен.
   И вот восемь лет тому назад ощутимый удар семья все же пропустила. Президент представил народу нового губернатора, народ губернатора одобрил, тогда еще быдло всегда голосовало за того, кого Верховный выдвинет. Вроде бы местный, а оказался московской падалью – начал к рукам прибирать не свое, на стройки и на аукционы подрядчиков выписывать из ненавистной Москвы. Пытались договориться, но не понимает человек. Началась местная война, которая многим стоила должностей. Из крупняка пострадали начальник УФСБ, прокурор города и сам губернатор. Кузьмичу с трудом удалось отбиться, море помоев на него вылили московские СМИ, вызывали на допрос в коллегию, вид имел бледный, поста Председателя Н-ского областного лишился, удалось удержаться на должности Федерального судьи. Подлый губер ударил туда, куда в приличном обществе и смотреть не принято – на жилье судейское. Мол, даже обслуживать, эти хоромы не хватит Председательской областной судейской зарплаты, откуда деньги, Кузьмич? Пришлось приплетать восьмидесятилетнюю маму, оказавшейся бизнессвумен, ну и семья сильно помогла и сын. Сын, сынуля. Фотографировались вместе – точная копия отца. Он тогда уже депутатом был в Госдуме от правящей партии. Далеко должен был пойти. Переизбрался в новый созыв, в комиссии работал, был инициатором многих законов в защиту сложившейся власти и этого мелкого переобувшегося жулика, который сейчас стращает с трибуны. Его, Кузьмича не позвали, на собрание в Кремль, три месяца тому назад, а сын там был. Арестован. Где он сейчас? Неизвестно. Жив, скорее всего, ну а что дальше будет? Как дальше жить? Как жить? Ведь неизвестно, что будет дальше, может сейчас улыбнется Верховный и вновь введет караул уже в Колонный Зал Дома Советов? Или дьявольски повяжет всех кровью по примеру своего кумира – товарища Сталина? По стране набирает ход маховик террора: арестовывают людей из всевозможных администраций, лишают неприкосновенности и гребут под одну гребенку бывших депутатов, забирают силами заместителей начальников милиции, чекистов, налоговиков, таможенников, глядь, а завтра уже приходят и за заместителями, десятками стреляются дома генералы и полковники. Неприкосновенность судей пока не трогали, и вот Верховный сказал свое слово – «чека», люстрация. Завтра его заставят судить членов своей семьи, с которыми он прошел вместе тридцать лет. Откажешься люстрируют, впрочем, конец все равно один, ему не простят того, что он слишком много был при власти. Достать бы свой наградной, сколько здесь? Метров тридцать и все обойму в эту суку распатронить. Но нет при себе наградного, да и руки трясутся. Что опять встаем разражаться бурными аплодисментами, переходящими в овацию? Встаем».
   В зале пошло шевеление, удаляли телеоператоров и прессу, разговор должен был пойти конфиденциальный, меж своих. Следующим выступал Председатель, вновь создаваемой Чрезвычайной Комиссии при Высшей квалификационной коллегии судей, молодой, чернявый и наглый:
– Уважаемые делегаты и гости съезда!
Позвольте мне сердечно вас поприветствовать. Наш съезд проходит в очень ответственное и сложное для страны время, позволю себе сказать образно, наша страна больна онкологическим заболеванием, метастазы коррупции парализуют жизнедеятельность организма-страны, у здоровой части общества, видящей не бездеятельность, нет, а подпитку коррупции, стяжательства и беззакония со стороны власти, опускаются руки. Необходимы срочные меры, иначе наша страна умрет сейчас или будет находиться, как сейчас в коме, пока остальной мир развивается. Особая роль в самоочищении должна принадлежать судебной власти, к сожалению, в данный момент наша власть больна, как и вся страна. От качества судебной системы, от ее профессионализма, от порядочности самих судей зависит выздоровление нашей страны. И дело не только в нашем, зачастую не соответствующем вызовам времени законодательстве, дело в самом человеческом материале судей. Судья – должен быть человеком справедливости, но что мы видим на самом деле? Где взять такой суд – честный и справедливый? Дошло до того, что говорить о выносимых Вами судебных решениях в приличном обществе – дурной тон! Народ к нему относится к нам с Вами с откровенным недоверием, во многих случаях с презрением! «И пошли они солнцем палимы, повторяя, суди его Бог!» – это ведь про сейчас! А теперь давайте зададимся вопросом: возможна ли в российском суде в принципе защита невиновного, поиск истины, оправдание лица, доказательства в отношении, которого собраны с грубыми нарушениями закона? И ответим себе: нет! Наш суд всегда встает на сторону государства против гражданина, на сторону обвинителя против ответчика, на сторону богатого против бедного, сильного против беззащитного. Отдельно должен сказать о преследовании отечественных предпринимателей. Ставка была якобы в России на предпринимательскую активность граждан, на самоустранение государства из экономики, на то, «что рынок все расставит по своим местам», а на деле в государстве развернута настоящая война против малого и среднего бизнеса. При массе законодательных и подзаконных актов ни малый, ни средний бизнес не получают достойной государственной юридической защиты и всегда числятся в потерпевших. Против них государственные чиновники, старающиеся подмять все под себя, крупный бизнес, который не гнушается «выловить всю рыбу в пруду», разного рода силовики со своими силами ОМОНа, СОБРа и прочими спецназами, и в конце этой пирамиды беззакония наши суды, проводящие легитимацию передела собственности, рейдерских захватов, лишения свободы. Вы знаете, что в Государственной Думе сейчас рассматриваются поправки в закон о «Федеральном суде», где полномочия Верховного суда Российской Федерации по отмене вступивших в законную силу решений судов, грубо нарушающих нормы материального права и единство правоприменительной практики в Российской Федерации будут существенно расширены? Одной из основных задач, создаваемой Чрезвычайной Комиссии является проверка судебных дел против предпринимателей. Судей, принимавших участие в обслуживании организаций и граждан, разорявших компании, прикрывавших рейдерские захваты, будем подвергать люстрации. Будет введен обязательный формальный учет всех контактов судей, сами на себя подадите в ЧК своеобразную декларацию на свое имущество, на бизнес родственников – от топ-моделей супруг и престарелых мамаш, до мажоров сынков! А мы тут уже разберемся в ЧК, с кем Ваши талантливые бизнес родственники ведут дела. И если близкие Вам родственнички прозябают на государственных подрядах, то есть получают от кого-либо государственную поддержку либо связаны с нынешними, либо бывшими криминальными структурами, Вы будете подвергнуты люстрации. Если на Вас оказывается давление с любой стороны хоть от председателя областного суда, хоть Верховного и Вы, вместо обращения в ЧК, этому давлению поддаетесь, выдавая нужное решение – будете люстрированы. Судебного каганата, корпоративной круговой поруки, больше не будет! Отдельно хочу сказать о механизме люстрации, в этом случае Вы лишаетесь не только государственных наград, выслуги и пенсий, но и будете лишены судейской неприкосновенности и можете быть сами привлечены к уголовной ответственности, в случае признаний судом Вашей вины.
Далее, по законодательной инициативе Верховного Суда России был принят закон, в котором установлена возможность применения приказного производства в арбитражном процессе и применения в гражданском процессе процедуры упрощённого судопроизводства и расширение перечня требований, которые могут рассматриваться в порядке приказного производства. Реализация этих положений закона должна была повысить оперативность правосудия и позитивно сказаться на нагрузке судей, которая, в свою очередь, негативно влияла на эффективность судебной защиты. Но, как обычно происходит, у нас «забыли про овраги».
Из-за отсутствия уведомления ответчика или формального уведомления, суды рассматривали иски без участия самого ответчика. Решения выносились в рамках упрощенного производства на автомате, всегда в пользу истца, как бесспорные. После этого, при полном неведении ответчика, решения вступали в законную силу, подавались исполнительные листы. Этот закон здорово помогал государственным органам обобрать в пользу бюджета граждан, на налоги, штрафы и пени. Этим же законом пользовались жулики, обделывая свои мошеннические либо коллекторские делишки вкупе с мировыми судьями и судебными приставами. Насчитать штрафные санкции и пени гражданам и организациям могли любые. Суд при этом отказывается давать какие-либо комментарии. Так вот вынесение судебных приказов без оповещения должников должно быть прекращено!
   Как видите, недостатков у существующей судебной системы очень много, и с ней действительно необходимо что-то делать. Я не хотел Вас запугивать, но ситуацию надо менять! Наказание за хищение бидона молока и миллионов из бюджетов должно быть различным. Сейчас же, мужик за бидон сидит, а чиновник на воле идет на повышение. Наши граждане не слепые, поэтому не усложняйте ЧК работу: виновны в мздоимстве, не удержались от материальных соблазнов, обслуживали за долю интересы коммерческих компаний, отказываетесь по закону судить арестованных ныне коррупционеров, пишите заявление. Саботажа я не потерплю! У меня все, товарищи судьи, надеюсь на совместную работу, на сотрудничество, на Вашу честность и непредвзятость. Желаю Вам, чтобы Вы прошли сито предстоящих через год выборов, за работу!
   «Вот так! Фактически уже не только в гроб положили заживо, но и крышку стали заколачивать. А ведь это все. Я уже не жилец. Пересмотр дел, а дело то ведь, как на него посмотреть: можно и так, можно и по-другому. Бизнесменов через Кузьмича десятки прошло, формально за каждого может этот чекист зацепиться, бизнес потеряли все, но ведь была же у придурков возможность договориться, либо продать все, что интересно людям из семьи, либо платить крыше семейной. Налоги же они не платили в полном объеме! Повод был, был. Правду сказать, все налоги в России заплатить невозможно, либо разоришься, либо проиграешь другим волкам, которые имеют возможность не платить. Это-то понятно. Надо попытаться добиться свидания с сыном и ехать прощаться с женой», – резюмировал речь выступавшего Кузьмич.
   Далее ораторы выступали один за одним, клялись в верности Конституции, административному и уголовному Кодексам, Самому! Жаловались на перегруженность, одобряли нововведения, выражали желания полностью душой и телом раскрыться перед Чрезвычайной Комиссией. Один из выступавших судей, молодой, похожий на гусака длинной шеей, срывающимся голосом елозил тему по предпринимателям, апеллируя к Верховному:
– Ну ведь само существование бизнеса предполагает некую ответственность перед обществом в виде уплаты налогов и взносов в фонды. Нам председатель областного суда на совещаниях постоянно доносил данные о собираемости налогов в области и о возбуждении уголовных и административных дел в отношении злостных уклонистов. А если вместо не добросовестного плательщика налогов на его место приходит добросовестный, разве в этом есть какая-то либо вина судьи, из-за которой он может быть подвергнут люстрации?
– То есть на совещании Вам Председатель областного суда давал указание об осуждении тех или иных предпринимателей, которые не выполняют план по уплате налогов? – хмурил брови Президент.
– Нет, – дал петуха длинношеий.
– Ну, что же Вы, товарищ, тень на плетень наводите. Уплата налогов – есть обязанность каждого гражданина России. Если Вам Председатель областного суда давал указания обеспечить прикрытие рейдерского захвата бизнеса, то Вы должны срочно написать заявление в Чрезвычайную Комиссию об этом факте с изложением номера дела и фактов. Никто не собирается Вас возить, как на Украине, в мусорном бачке, за то, что взыскали с предпринимателя сумму, выставленную ему налоговой инспекцией. А вот если Вы участвовали в отъеме бизнеса вместе с сотрудниками силовых ведомств и налоговой инспекции, вот это уже повод для санкций в отношении Вас со стороны ЧК. Плохо, что Вы этого не понимаете, – под смешки из зала, разъяснял Верховный.

   Так прошел съезд. Ближе к 18-00 по московскому, чекист объявил собрание закрытым, и Кузьмич вместе со всеми встал для прослушивания гимна.
Гостиница «Новоотель Сити» была для делегатов забронирована, и Кузьмича у парадной лестницы уже ожидали знакомые судейские. Предложение «поехать сначала посидеть и покалякать, а уж затем в гостиницу» (все понимали, что оная прослушивается и просматривается сверху донизу), Кузьмич, сославшись на здоровье жены, отклонил, засобирался домой. Попросил своего секретаря переоформить онлайн билеты, и сообщить ему в какой аэропорт ехать, где он намеревался слегка выпить в бизнес классе. Тут то его и настиг звонок с местного неизвестного номера. Кузьмич взял трубку.
– Представитель областного Н-ского суда? – вопросила трубка.
– Да.
– Вас беспокоит следователь отдела по расследованию преступлений в сфере экономической деятельности и налоговых преступлений следственного комитета. У Вас сохранилось желание встретится с Вашим сыном?
– Да. А где он? – проявил железную выдержку Кузьмич в горле, задавив рвущееся «А можно?»
– Вам следует прибыть завтра в …ой следственный изолятор к 9-00.
– Вы там будете, уточните свою фамилию, пожалуйста, я не расслышал.
– К сожалению, нет, обратитесь к дежурному. Заполните необходимые заявления. До свидания.
   СИЗО – про это место Кузьмич, человек системы, знал абсолютно все. Надеялся, что его самого и близких, тень этого заведения не коснется никогда, да вот ошибся.
   «Так секретаря набрать не забыть надо, отбой по билетам», – размышлял далее Кузьмич, направляясь к автобусам, развозящих делегатов по гостиницам.
Кузьмича разместили в гостинице в двухместном номере, государство с некоторых пор стало урезать служивых людей во всем. Соседа не было и Кузьмич, спустившись в бар, заказал салатик, бутерброды и двести грамм вискаря.
«Изолятор место достаточно суровое, связи в нем с внешним миром намеренно ограничены, якобы предотвратить сговор с соучастниками, а на самом деле – средство психологически сломать заключенного субъекта. Получение возможности увидеться с родным или близким человеком, водворенным в периметр следственного изолятора, находится во власти следователя. Почему три месяца не давал такой возможности? Есть ли у сына адвокат? По закону быть должен, формально строим демократическое государство, почему тогда он не связался с Кузьмичем? Скорее всего это следовательская многоходовочка, то что и сам Кузьмич под колпаком, ясно. Судей не трогали, потому что руки до них не доходили, а сейчас первые дела задержанных в День России и позже уже направляются в суды. Судить надо правильно, вот и взялись за них, отсюда и расширение полномочий Верховного суда, отсюда и Чрезвычайная Комиссия. Иезуитская система – ломают всех, создана еще при ЕБНе. Кодексы уголовный, административный и налоговый были созданы так, что честных людей в России не стало – был бы человек, а статья для него легко найдется. Мужики калымили и подрабатывали, как могли, даже в мыслях не представляя, что с их мизерного заработка, которого едва хватает на прокорм близких, надо платить налоги. Предприниматели, физически не имея возможности заплатить предписываемые им налоги, организовывали фирмы однодневки. Чиновники – правоохранители и контролеры, даже приходя на службу честными людьми, быстро сволочились, загоняемые палочными системами и оброком на них со стороны вышестоящих начальников. В этом был смысл существования посткоммунистической России и ее Учредителей. Последние, стоящие якобы выше этого говна, справедливо полагали, что если не возьмут они, то достанется этим самоедам снизу. И вот теперь, система извечной виноватости дошла и до Кузьмичевского круга…», – в одиночестве размышлял за столиком Кузьмич. Очнулся, допил остатки, зябко повел плечами, встретился глазами с барменом и заказал еще двести.
   «Откажись он сейчас от сына, безжалостно осуждай таких же, как сам или даже своих близких, может тебе и сохранят жизнь. И будешь в роли шавки на цепи, послушно кусать и облаивать тех, на кого Хозяин укажет. Сколько еще так можно протянуть – пять, десять лет? А ведь в любой момент могут взять, да и люстрировать для начала. Будешь спать при этом или нет? Что может спасти – стакан, как последние три месяца или игла? Эх не надо было тогда в судьи идти, сейчас бы уже на пенсии перед телевизором радовался бы чисткам в стране, нянчил внуков…
   Отяжелел, надо идти спать», – расплачиваясь додумывал Кузьмич и пошатываясь направился в номер, попытался дозвониться до секретаря, не смог, тот бессовестно видимо дрых. Поставил на 6-00 будильник в телефоне, скинул нога об ногу туфли, на спинку стула повесил пиджак, на него, не разглаживая, забросил стянутые брюки, и не расправляя кровать, завалился спать.

   С утра зверски болела голова, хотелось похмелиться. Кузьмич встал, огляделся – соседа не было.
«Загулял или улетел домой», – подумал Кузьмич и мужественно проследовал в ванную. Принял душ, постепенно меняя температуру воды до ледяной, умылся, бриться не стал, и захватив в комнате свой саквояж отправился к администратору. –Закажите мне, пожалуйста, такси до …ска. Где у Вас можно выпить кофе?
Изолятор, дополнительно обнесенный рядом колючей проволоки, охранялся несколькими бэтэрами и взводом национальной гвардии. Кузьмич, расплатившись с таксистом, козырнул гвардейцу лейтенанту корочками:
– К дежурному, меня ожидают.
Лейтенант созванивался с дежурным по изолятору, получив подтверждение, дал распоряжение сержанту:
– Проводи.
   Миновали часовых на наружном и внутреннем периметре контрольно-пропускного пункта, причем последний был с рамкой металлодетектора. Аппарат выявил у Кузьмича наличие смартфона и связки ключей. Сержант-росгвардеец довел Кузьмича до стекла с надписью «Дежурный» и сдал старлею службы исполнения наказаний.
– Ваши документы, – вопросил дежурный.
– Вот, – Кузьмич сначала показал удостоверение через стекло, но увидев знак рукой старлея, просунул документ в окошко.
Дежурный записав в журнал серию и номер удостоверения, вернул его с двумя листочками бумаги: чистом и заполненном с красной надписью «Образец»:
– Пишите Заявление.
   На неудобном подоконнике, стоя, плохо пишущей привязанной проволокой, уходящей куда–то за подоконник, ручкой Кузьмич заполнял Заявление на предоставление свидания.
– Вот готово, – Кузьмич просунул, два листка назад в окошечко.
– Телефон дайте сюда.
– Да, но я судья, мне могут позвонить.
– Телефон оставьте, у нас режим «Чрезвычайного положения сейчас», – металлическим голосом настаивал старлей.
– Да вот, – положил смартфон в лоток Кузьмич.
– По коридору кушетки, ожидайте, Вам объявят.
   Несмотря на слякоть и сентябрьскую прохладу на улице, в коридоре было душно. Кузьмич сначала сидел один, потом компанию ему составил, поздоровавшись, седой и представительный, в хорошем пальто. Молчали. Затем подошла женщина лет тридцати, эта тоже села молча, упершись взглядом в облупленную стену, напротив. Последним в их компании оказался прокуренный дешевым табаком, словоохотливый мужичонка, который пытался начать разговор с присутствующими, но видя, что не вызывает взаимный интерес, замолк и он.
   Ждали долго.
Кузьмичу очень хотелось в туалет – седьмой десяток все-таки, пришлось вставать, следовать из коридора в дежурку и проситься. В туалет согласились все, сопровождающий исполнитель наказаний отвел в другую от дежурки сторону коридора сначала мужчин, а потом вернулся за женщиной. Стало легче.
– А хорошо. Курить только охота, спасу нет. Изрек для всех мужичонка. А потом обратился к сотруднику, вернувшего к месту ожидания женщину. – Служивый, а где туточки у Вас закурить можно?
Тот скептически осмотрел мужичонку и кивнул ему, – Ну пошли.
Ждали еще.

   В районе обеда пришел сопровождающий и скомандовал, –Ожидающие встречи с родственниками, следуйте за мной.
Провели в переговорную – наглухо пополам, разделенную мутным непробиваемым стеклом комнату. Каждая половина дополнительно была разбита деревянными рамами со стеклом на восемь кабинок. Посетителей всего четверо, их размещают по кабинам рядом, Кузьмичу достается вторая от входа между говорливым и седым. В кабине крутящаяся, прикрученная к полу, барная табуретка без спинки и ручек, подоконник, примыкающий к бронестеклу, на котором лежит старая, еще советская телефонная трубка с проводом, но без аппарата. Кузьмич взял ее в руки, приложил к уху, из микрофона отвратительно воняло куревом и запахом изо ртов. Кузьмич брезгливо отложил трубу обратно на подоконник.
   Сопровождающий, остановившийся в углу половины комнаты для переговоров, веско произнес:
– Ваш разговор с подследственными прослушивается сотрудниками изолятора, если в разговоре будет допущено упоминание запрещенных тем, в том числе побега, противодействия следствию, дачи ложных показаний и тому подобное, то свидание будет немедленно прекращено. Невозможным будет продолжение свидание также при попытке передать что-либо арестанту или причинить вред казенному имуществу.
   И вот, наконец, по ту сторону стекла ведут их четверых, третьим его сыны, который проходит в кабинку напротив, садится, берет трубку, слабо улыбается, дожидается, пока отец поднесет к уху свою трубу и выдыхает:
– Ну, здравствуй, папа.
– Здравствуй, сына, – отвечает Кузьмич и смотрит, смотрит в это отражения себя, в эти голубые глаза. Постарел сын, сильно похудел, лицо осунулось, от крыльев носа к уголкам рта проступили морщины, фирменные родовые залысины стали больше. Сказать хотелось в ответ очень многое, но как тут скажешь, когда в спину давят взгляды сопровождающих, а тень чужого уха висит над разговором и Кузьмич выдает банальное:
– Как ты?
– Все хорошо, как мама?
– Мы очень долго не знали где ты, сильно волновались, мама сдала. Но сегодня я ей уже позвонил, она очень рада. Сегодня же вернусь домой, все ей расскажу. Она наказывала продуктов тебе передать и белье, но я знаю Ваши правила, лучше куплю в местном ларьке. Что тебе купить?
– Сигарет, папа, заварки, леденцов к чаю. Можешь еще мне на счет местный пару тысяч забросить.
– Ты куришь, сын?
– Да, здорово успокаивает. Не волнуйся, тут о вреде курения говорить и думать не принято.
Время, драгоценные секунды шли, а они молчали.
– Ты про Нинку свою, знаешь? – поторопился самые плохие новости выдать отец.
– Да, знаю, мне следователь все в деталях рассказал, она еще в июне после обысков документы на развод подала. Скоро разведут.
– Я тебе всегда говорил, что эта тварь нам не ко двору. Звонила маме, довела ее до скорой. Ты прости, что я так, с плеча рублю. Звонил я ей после этого обещал, сгоряча прикопать, а она пожелала мне присесть, на том и расстались, – Кузьмич смотрел на сына, сжимающего трубку, –Плюнь на эту гадину, сын.
Опять молчали.
– Как на службе, папа?
– Да сложно все, сына. Новые правила, требования абсолютной лояльности, пересмотр дел, выборы судей, люстрация, снятие неприкосновенности. Я вчера только на съезде судей был.
– Да, знаю, у нас есть телевизор. Мне кажется я даже видел тебя.
– Тебе не стыдно за меня? – придвинулся к стеклу Кузьмич.
– Да ты что, отец? Ты все правильно делаешь, у тебя на руках моя сестра с племянниками, мать. Ты должен сохранять выдержку, папа, железную.
– Ты мой сын. Ты с детства хорошо считал. Зря я тогда спорил с твоей мамой, в математику надо было тебя отдавать, а не в юриспруденцию. Хотя, ты бы все равно в экономику тогда ударился. Знаешь, что сын? Я тут долго думал, позволь тебе совет дать. Можно? – дождался кивка с той стороны Кузьмич.
– Ты, иди на сделку со следствием. Мне кажется, для этого совета мне свидание твой следак и дал. Не жалей и не выгораживай никого, отдай им все. Все! Слышишь меня, сына? Тут главное сейчас выжить.
– Я понял, отец. Обещаю, – опять пауза, – А ты, ты можешь мне дать такое же обещание? Переступить через нашу гордость …вых? Учти, я тебе пообещал?
– Я постараюсь, сына, – опять пауза, – Главное ты сестру с племяшами своими береги, это единственное, что у тебя осталось. Останется, старые мы уже с твоей мамкой.
Пара незначительных фраз и свидание с сыном окончено.

   Кузьмича и остальных посетителей вывели, в дежурке старлей через окошечко вернул ему телефон.
– Я передачу сыну собрать не успел. Можно мне приобрести продукты в магазине изолятора? – спросил Кузьмич.
– Сейчас Вас проведут, ожидайте.
Пришел все тот же сопровождающий и повел в сторону коридора, где находился туалет. Первый раз будучи тут Кузьмич на пластиковую дверь магазина с рукописным листочком «Магазин работает с 9-30 до 16-00. Сбор посылок с 16-00 до 17-00» внимания не обратил. Кузьмич толкнул дверь и оказался на пятачке перед прилавком с весами размером с метр на метр. По ту сторону находились стеллажи, штабеля картонных и пластмассовых ящиков, за прилавком грубоватая тетка в переднике сорока–пятидесяти лет, очевидно родственница кого-нибудь из сотрудников изолятора.
– Что Вы хотели? Вы спрашивайте, у меня нет возможности весь товар выложить.
– Мне передачу сыну надо сделать.
– Бланк, заполненный в трех экземплярах есть? Нет, вернитесь к дежурному, у него должен быть. У меня есть по тридцать рублей штука, будете брать? Заполняйте, фамилию имя, отчество, покупки. Что будете брать? – передала продавщица Кузьмичу три ксерокопии разлинованных листков.
– Образец вот на стене. Очки не взяли?
– Вы можете сами заполнить? – поинтересовался Кузьмич. – А то я.., мне здесь неудобно.
– Могу.
– Сто рублей за каждый? Да-да, конечно, – суетился перед этой невразумительной теткой Кузьмич.
– Только фамилию впишите, свою и подследственного здесь и здесь, да, вот тут уже подписи, что будете брать?
– Сигареты. Какие есть?
– «Приму» возьмите, у нас ее все курят. «Корона» еще есть. Вам сколько?
– Блок.
– Это ж не «Мальборо», они вон у меня в коробке. Десять пачек сойдет?
– Да. А посоветуйте, что еще надо взять.
– Лук, чеснок. Взвешивать? Чай, вот хороший, «Принцеса Нури», пять пачек, лишним не будет. Вписываем в бланки? Лапша «бэпэ», туалетная бумага упаковка, шампунь «Кедровый», стиральный порошок, пачка, станки одноразовые и кремы для и после бритья. Нужны? Так. Две тысячи триста десять с Вас и еще за бланки с заполнением…Итого две восемьсот.
– Вот четыре тысячи, – достал из бумажника две синих купюры Кузьмич и получив сдачу спросил, – Окно передач где?
– Там по коридору, – потеряла к нему всяческий интерес тетка.
– Где у Вас окно передач? –задал вопрос Кузьмич уже сопровождающему.
Тот довел его до нужного окна и два раза бухнул по нему кулаком – кнопка звонка не работала.
– По голове себе постучи, – разразился бранью сотрудник, осуществляющий прием, распахивая кормушку, но увидев ухмыляющегося сопровождающего, сбавил тон, – Тебе чего?
– Вот у человека передачу прими.
– Заполняйте, бланки, – передал Кузьмичу три листка приемщик.
– Я заполнил уже, вот они в пакете, – открещивался от писанины судья.
– А, в магазине брали, – проверял соответствие бланков передаче приемщик, затем расписался в одном экземпляре, вернул его Кузьмичу и спросил сопровождающего, – Курить идем?

   Оказавшись на свободе, Кузьмич нашел в смартфоне пропущенные вызовы от секретаря и перезвонил.
– Здорово, бездельник, давай заказывай мне такси от …ского изолятора в аэропорт. Какой-какой? С которого ты мне билеты купишь на ближайший рейс домой. Давай действуй!
   Неделю спустя перед зданием областного суда н-ска Кузьмича перехватил шустрый малый секретарь судебного заседания Сергей, который был человеком семьи и использовался в настоящий момент для связи организации с главой его судебного крыла – Кузьмичем. Ни одной очной встречи между собой руководство семьи не допускало после июньских событий, руководствуясь соображениями безопасности и конспирации. В отношении семьи со стороны государства за последние три месяца были предприняты очень жесткие меры, касающиеся ее силового крыла, фактически, в настоящий момент она оказалось без поддержки – было арестовано или сменено все милицейское и конторское начальство в городе. Бизнесменов семьи вызывали в Москву на собеседование, где они заверили власть в полной своей лояльности, в качестве доказательств от них стандартно потребовали закрытия части зарубежного бизнеса, возврат детей в Россию и привлечения пока только финансовых аналитиков их компаний для работы с вновь созданным Госпланом (на следующий год верстались грандиозные всероссийские проекты). Криминальную составляющую семьи тоже пока не трогали, очевидно было не до них. Бывшие и нынешние братки, радуясь временной забывчивости властей, вели себя тише воды ниже травы.
– Здравствуйте, – дожидался запарковавшего свой фольксваген судью секретарь перед ступеньками областного суда.
– Здравствуйте, Сережа. Чем могу быть полезен? – за руку поздоровался с подчиненным Кузьмич.
– Запрашиваемые Вами материалы дела я передал Вашему помощнику, взял на себя смелость и подготовил аналитическую записку, положил Вам на стол.
– Спасибо, а пойдемте проводите старика до магазина, у Вас есть время?
– Для Вас – всегда.
Кузьмич взял за лоток секретаря и начал рассказывать ему про любимицу Н-ска – спортивную команду. Губернатор в этом году расстарался выделил средства области, что позволило в значительной мере усилиться в межсезонье, и чем черт не шутит, вернуться в топ Российских команд. Постояли на углу возле ворот, главного въезда, потом смеясь, вышли на улицу.
– Вас назначили на дело наших людей, люди очень хорошие и знающие. Есть вариант что-либо сделать? – перешел к цели встречи помощник.
Кузьмич этого вопроса ждал. Ведь согласно Положения, недавно введенного в Уголовно Процессуальный Кодекс, состав суда для рассмотрения каждого дела формируется с учетом нагрузки и специализации судей путем использования автоматизированной информационной системы. Что должно было исключить влияние на его формирование лиц, заинтересованных в исходе судебного разбирательства. Вот эта «автоматизированная система» и выдала судить Кузьмичу с первого раза близких людей семьи. Браво ЧК!
– А что я могу сделать? Вы там у себя по телевизору съезд судей смотрели? Про чэка в отношении судей слыхали? Да я на рельсах в этот момент и свернуть не могу!
– Все знают об этом, Васильич так и сказал: «Пусть мол Кузьмич сам принимает решение, мы примем любое, и никто ему слова плохого не скажет при любом раскладе».
– Ну, дайте денег их семьям! В конце концов не мне Вас учить! – выталкивал в бешенстве слова Кузьмич через маску улыбки.
– Да какие деньги? Деньги у них микроавтобусами вывозили! Пенсию будем платить, когда все уляжется, но… Сейчас в их состоянии, потерявшим миллионы, говорить о пенсии... Голодать начнут будут ценить и постоянную помощь. Сейчас в горячке им адвокаты об этом даже не говорят. В общем решайте. Сильно может утечь.
Купили свежих булок с чесноком и кунжутом, деланно смеялись, вернулись обратно в суд, пожали друг другу руки и разошлись по кабинетам.

   Судебное заседание состоялось через одиннадцать дней. Выписка из «Протокола судебного заседания по уголовному делу № от __ сентября 20__ года. Город Н-ск. Областной суд Н-ской области в составе:
председательствующего судьи.
с участием:
государственного обвинителя – помощника Н-ского городского прокурора Н-ской области.
3 подсудимых.
3 защитников – адвокатов Н-ской областной коллегии адвокатов, представивших ордера за номерами и адвокатские удостоверения за номерами.
при секретаре.
рассматривал в закрытом судебном заседании уголовное дело в отношении обвиняемых в совершении преступлений, предусмотренных Статьями 285 части 3, 292 части 2, 159 части 3
Судебное заседание открыто _09.20__ года в 10 часов 30 минут
и продолжается с того момента, на котором оно было отложено.
Секретарь судебного заседания докладывает о явке в суд:
– государственный обвинителя.
– подсудимые доставлены.
– защитники подсудимых явились, предоставлены ордера№№, удостоверения №№.
   Председательствующий судья выносит постановление о самоотводе, где он указывает: «…лицо, представившееся секретарем Чрезвычайной Комиссии при высшей квалификационной коллегии судей по телефону, номер которого не определился, позвонило и заявило мне, судье, что ему достоверно известно о виновности всех троих подсудимых в совершении, вменяемых им преступлений и предостерегло меня от вынесения им оправдательного приговора. Указанное лицо является одним из руководителей судебной структуры, на которую законом возложена обязанность оценки законности и независимости, выносимых судьями решений по любым делам. В ходе судебного следствия суду предоставлена совокупность согласующихся доказательств, подтверждающих доводы подсудимых о том, что оперативные работники ФСБ принуждали их к признанию вины, при помощи избиений и пыток, о чем свидетельствуют недавние переломы пальцев рук. Звонок секретаря Чрезвычайной комиссии является реакцией на судебное следствие. В результате вмешательства (звонка) чиновника из судебного органа, который должен проверять мою компетентность, независимость и беспристрастность, в рассмотрение мною уголовного дела в отношении обвиняемых, любой мой приговор, помимо моей воли, будет выглядеть либо уступкой, либо протестным проявлением вызова перед вышестоящей Комиссией, от которой я являюсь зависимым. При принятии судебного постановления, решения вопроса о виновности людей и их наказаний подобные сомнения в беспристрастности судьи недопустимы В соответствии со статьями 61 части 2, 64, 65 УПК РФ, назначаю себе самоотвод на участие в этом деле».

   Дело о самоотводе судьи публично раскручивалось не сразу, сначала получило огласку в узких судебных кругах системы, а на суд общественности оно вынесено широко не было. Да появился десяток статеек в основном в англоязычных газетках, типа «Судьи встают на защиту обвиняемых от «красного» террора», но на этом все и закончилось. Масштабы конфискованных имуществ застилали не только сознание наших, но и зарубежных граждан. А наши средства массовой информации вопрос о награбленных и возвращаемых в Россию денег волновал гораздо больше, чем судьбы заштатных милиционеров, воришек и покрывающего их судьи.
Реакция же обратной стороны не заставила себя долго ждать. Решением ЧК от судейской деятельности он отстранен был сразу. В вышедшем постановлении относительно него было указано: «По проведенному Чрезвычайной комиссией коллегии расследованию выяснено, что никаких указаний руководство ЧК судье по делу номер не выдавало. Самоотвод судьи со ссылкой на часть 2 ст. 61 УПК РФ неправомочен…
Необоснованное расширение обстоятельств, исключающих участие судьи в деле, нарушает интересы правосудия, граничит с произволом и стремлением снять с себя в сложной ситуации ответственность. Сам по себе самоотвод по основаниям, не предусмотренным законом, как раз и является проявлением пристрастности и необъективности, от чего судьи должны максимально воздерживаться согласно возложенному на них статусу…
Согласно ч. 2 ст. 8 Кодекса судейской этики "судья должен осуществлять свои полномочия, исходя исключительно из оценки фактических и правовых обстоятельств дела… независимо от какого-либо постороннего воздействия, давления и угроз или иного прямого или косвенного вмешательства в процесс рассмотрения дела, с какой бы стороны оно ни оказывалось и какими бы мотивами и целями оно ни было вызвано».
   Узнав реакцию ЧК, центральные газеты и аналитические программы на телевидении, разразились статьями и передачами по циклу «А судьи кто?», где Кузьмич стал главным героем. Ему припомнили пограничные судебные решения за тридцать лет его практики, где можно было трактовать закон в другую сторону, осуждение невиновных (оказались и такие), сына депутата, обвиняемого в казнокрадстве, старый скандал с несоответствием его доходам, принадлежащей ему недвижимости, его связи с криминальным миром и принадлежности к семье. Добавили туда густо фарисейства "Внутренним состоянием судьи является беспристрастность, которая должна быть обусловлена его личными качествами, а не фактом наличия или отсутствия на него воздействия извне. Судья, заявляющий самоотвод по мотивам оказания на него постороннего давления, расписывается в том, что он не обладает необходимыми личными (психологическими и нравственными) качествами, следовательно, не соответствует требованиям, предъявляемым к судьям.»
   В течении месяца Кузьмич вел уединенный образ жизни, выезжая из своего дома лишь к дочери и внукам. За ним открыто следили – машина наблюдения стояла перед домом, которая хвостом сопровождала выезд его либо супруги. Коллеги не звонили – так всегда было на службе в России, если завели дело или позволили ославить чье-то имя, этот человек становился отверженным. Связи с семьей тоже были прекращены, их попытки в данный момент навредили бы всем, Кузьмич это понимал. Связаться с ним пытались только шакалы – корреспонденты. Телефон Кузьмич не брал, в дом этих прислуга не допускала. И они снимали свои фото и теле репортажи с видами недвижимости Кузьмича и его близких, щедро разбавляемых старыми фотографиями с людьми, как правило посторонними. Заканчивались репортажи почти всегда одинаково, когда же, наконец, ЧК примет решение о люстрации, и потерявший неприкосновенность Кузьмич, сам предстанет перед правосудием. Москва молчала.
   И вот, как-то возвращаясь от дочери, на своей машине, Кузьмич заметил возле своего дома маленькую демонстрацию. Тут были несколько десятков дружинников, люди с плакатами «Он убил моего мужа, отца, брата», «Он сломал жизнь нашей семье», «Он разорил наше предприятие», «Судейский произвол», много корреспондентов с камерами. Проехать к воротам возможности не было, Кузьмич сигналил, толпа скандировала:
– Вор, убийца, беззаконник, люстрация!
   Машину окружили, сдать назад не было никакой возможности. Кузьмич попытался заблокировать двери в машине, но стекло разбили и десятки крепких рук вытащили его из автомобиля и потащили к его же, Кузьмича, пластиковому мусорному контейнеру перед воротами. Кузьмича облили зеленкой, затолкнули в контейнер, многие из женщин пытались его ударить. Контейнер запустили от дома с горки вниз по дороге. Не доехав до отворота с основной дороги к дому Кузьмича, мусорный контейнер перевернулся. Кузьмич сильно ударился, но вылез сам и пошел обратно к толпе, к своему дому. Ему не препятствовали. За воротами встретила заламывающая руки жена, прислуга. Сквозь причитания, Кузьмич распорядился:
– Мне ванну сделайте, пожалуйста, и белье новое.
Приобнял жену, хромая направился в дом, супруга и челядь за ним. Войдя в дом, Кузьмич улыбнулся жене через разбитую верхнюю губу, – Я сейчас, стол накрывай, а.
А сам по лестнице, направился наверх в свой кабинет на втором этаже. Щелкнул замком, скривил лицо от бешенства, трясущимися руками открыл сейф, достал наградной «Макаров», с надписью: «За безупречную службу во благо Отечеству», вставил обойму, дернул затвором и отложил оружие на стол. Подошел к бару, налил полстакана шотландского пойла, сел в кресло, выпил, посмотрел на вид из окна, решительным движением взял пистолет и застрелился.
Похороны Кузьмича прошли тихо, было меньше десятка провожавших – все родственники. После смерти Кузьмича, имущество было конфисковано в пользу государства