Рыбалка. Рассказ. На Конкурс

     Рыбалка. Отрывок из повести "Глубина".       

        Рассказ.

    Какой камешек нужно закинуть в бездонную глубину своего сердца, чтобы в ночной осязаемой тишине услышать слабый шорох ответного желания продолжать диалог? С кем? С самой собой!
 
    И твой никогда не спящий мозг тут же подключается к затейливой игре, потому что бездействие не в его натуре: возможно, ему известны все тайны твоего пребывания на этой грешной Земле, и он один понимает величайшую несправедливость упущенных мгновений жизни. И слышит тихий звон разлетающихся на мельчайшие осколки бездарно потерянных драгоценных секунд.

     Два года Яна задает себе один и тот же вопрос: почему Вадим бросил ее? Сказал ничего не значащие обычные слова утром, положил свой портфель на заднее сиденье, сел за руль непритязательных «Жигулей» и улетел на небеса. Встречное столкновение. Груда металла. Бессознательное состояние, смерть в быстро приехавшей «Скорой».

      Никакой отсрочки, никакой даже робкой надежды. Небесная канцелярия сработала образцово безразлично.

       И остался на далеком пространстве огороженного кладбища его родной деревни среди погоревшей от августовской жары травы только невысокий глиняный холм с черным металлическим крестом в плотном кольце ярких пластиковых венков.

       Яна вернулась в город, дождалась начала нового учебного года на кафедре, сняла черный платок.

И заиграла шарманка жизни свою тоскливую мелодию осеннего неторопливого угасания, мелькающих календарных дней, когда на автомате вела практические занятия у первокурсников и второкурсников по высшей математике.

На кафедру ее тоже устроил Вадим.

  В двадцать пять лет захлопнулась непроницаемо дверь той юношеской беззаботности, за которой остались неповторимые студенческие годы, зарево пронзительной ослепляющей любви, которой она захлебывалась с неистовством и пылом, доверившись полностью Вадиму.

 «Хватит задавать себе и небу бесполезный вопрос – почему именно он?»   Плакала и снова задавала.

Прошло два года.

 Звонок телефона был чужеродным в этой гулкой тишине безмолвных разговоров самой с собой. Звонила Вика, анестезиолог, жена друга Вадима Славы, преподавателя в их университете:

 - Яна, мы планируем на два дня уплыть на острова.  Ты - с нами!  У Вадима была шикарная двухместная палатка. Нечего сидеть в городе!  Прелести греческих пляжей – ничто, по сравнению с волжскими красотами! Никаких отговорок не принимаем.  Забираем тебя завтра в семь утра у твоего подъезда.

 «А почему бы и нет? Должен же когда-нибудь разорваться этот магический круг тоскливой безысходности, который она начертила безжалостной рукой! Тебя прежней больше нет! Нет ярких красок, жизнеутверждающих мелодий и упоения молодостью! На тебя дунул нечаянно или случайно холодный ветер растерянности и тоски. И нужно время, чтобы отряхнуться, вынырнуть из его противных раздражающих объятий. Сколько еще времени потребуется? Неизвестно!  Хочу согреться! Скорее на солнце!»

            Роскошной большой моторной лодкой управлял Дмитрий, заведующий отделением, где работала Вика.

            Белобрысый сухощавый Славик, ее муж, молча загружал на пристани многочисленные сумки с вещами, палатки, удочки, пакеты с продуктами. Помогал ему высокий смуглый крепыш в военизированной упаковке: защитного цвета шорты, футболка,  бейсболка, легкие кроссовки. Вика представила его коротко:
   
    «Наш хирург - Станислав! Просил ноги не ломать! Он сейчас в отпуске! А это Оля - терапевт».

 Город на высоких кручах быстро скрывался в золотистой дымке стремительного солнечного великолепия, когда лодка с новейшим мотором устремилась по течению к вырастающей на глазах махине железнодорожного моста, соединившего такие далекие берега разлившегося Волгоградского водохранилища.

Ощутимо проголодались. Быстренько настрогали бутербродов с колбасой и сыром, большую миску салата из свежих огурцов, редиски, зелени и вареных яиц, разложили пирожки с капустой и мясом, вареную картошку, сладости.

       Здесь, в обманчивой тени водяных бликов и солнечных искристых ручейков, под плотными кронами было так уютно и просторно.

     И, как это бывает в малознакомой компании, языки развязались только после нескольких стопок водки для мужчин и опустошения  пластиковых кружек шампанского для женщин.

 Дмитрий со своими анекдотами сразу стал центром притяжения всеобщего внимания.
 
Яна закрыла глаза. От выпитого шампанского слегка укачивало, словно она продолжала лететь над водой в моторке, чувствуя ладонью легкую дрожь напряженного мотора. Было только одно желание – сесть на песчаной косе и утонуть взглядом в бесконечной ряби водяного пространства.

    Она взяла складную удочку Вадима, кусок хлеба с вареной колбасой для наживки и ушла на другой конец острова, где огромная ива полоскала свои ветви в набегающих волнах. Остров был необитаемый – слишком далеко находился от города. Села на какую-то коряжину и стала кормить непуганую рыбную мелочь хлебными шариками. Эта игра немножко встряхнула от желания после шампанского вздремнуть.

    - Так вы ничего не поймаете! – Яна вздрогнула от неожиданности. – Возьмите червей, я вчера в огороде накопал. Тут очень серьезный затон, можно поймать приличную рыбину. Только глубину нужно увеличить!

    Станислав поставил банку с червями:

    - Если что, зовите, я вон за теми кустами!

    Закинула удочку. Мысли переключились моментально в плоскость привычного анализа:

       «Кто должен меня развлекать по логике Вики – Станислав или Дмитрий? Ой, клюет что-то серьезное! Смотри, как осторожно! Хватит думать о глупостях. Как у Блока: «Ночь, улица, фонарь, аптека.» А у меня: «Остров, удочка, река и ….клюет!».

     Поплавок резко ушел в воду, и, поднимая удочку вверх, Яна поняла, что ей повезло.  Вскочила, леску резко повело вправо, она натянулась, удилище согнулось дугой.
 
    - Станислав, скорее! Она сейчас уйдет! – руки сразу задрожали, спина стала влажной от напряжения. Станислав перехватил у Яны удочку из рук и стал выводить рыбину осторожно к берегу.  Неуловимый взмах, и крупный лещ забился на траве, пытаясь свалиться с невысокого обрыва обратно в воду.

    - Поздравляю! Чистый килограмм! Хорошее место присмотрели! Любите рыбалку? – Станислав сорвал ветку ивы, сделал кукан, протянул Яне. – Несите Вике. Ваша добыча. А я вашу удочку пока покараулю. Лещи обычно стайками ходят.

    Брела по высокой траве, чувствуя, как дрожит от непонятного возбуждения.


    И тут вывернулся Дмитрий:

    - Яночка! Предлагаю всем женщинам прошвырнуться по Волге! Полет, брызги, солнце, загар! А почему вы не снимаете шорты и футболку? У вас прекрасная фигура! Мы устроим фотосессию!

- Нет, спасибо! Меня на лодке укачивает!

Когда Яна вернулась, Станислав успел поймать еще пару приличных лещей и три окуня:

- Хлеб и колбасу вашу покидал для прикорма. Берите удочку! Уха классная получится!
 
 - Станислав! Вы ловите рыбу, а я пойду, искупаюсь! Из меня рыбачка, как из паровоза пистолет! Так у нас заведующий кафедрой шутит. Правда, имеет в виду компьютерщиков.  Говорит: габариты большие, но не то.

    Чтобы не пугать рыбу, отошла на просторную лужайку в кольце кустарников, разделась. Проваливаясь на топкой отмели, сделала два шага и почти сразу оказалась по грудь на дне обрыва. Поплыла, чтобы оглядеть остров с воды. На противоположной стороне рванула на простор моторная лодка. Славик возился у палаток.

    Солнце сразу же зажгло макушку. Яна любила нырять. Но сейчас, в десяти метрах от острова уже ощутимо чувствовалось течение.  Страшновато нырять в незнакомом месте. Повернула назад.  И в метрах пяти от берега, вздохнув побольше воздуха, решила померить дно солдатиком. Дна не было. Вода внизу была ледяная. Подплыла к берегу поближе. Сделала еще одну попытку нащупать дно. Ушла под воду. И вдруг ноги неожиданно запуталась в каких-то колючих неприятных водорослях. Испугавшись, замолотила руками, но этот капкан на дне только слегка шевельнулся вслед за ней. Что-то крепко держало ее, словно присосалось к телу.

     «Страх губит всех ныряльщиков!» - воздух закончился. Сделала отчаянный рывок, опять что-то дернулось вслед за ней, но успела увидеть клочок яркого неба и глотнуть воздуха.  И опять неведомая сила потянула ее вниз. Она начала с удесятеренной силой барахтаться в воде, извиваться, чтобы спастись, но нечто не отпускало.

     «Неужели воронка родника или какой-то трубы затягивает?  Тогда все, конец!»   

     И тут ее решительно дернула вверх за руку какая-то другая сила. Раскрыла крепко зажмуренные от страха глаза.

     Ее тянул из плена воды какой-то пловец. Опять успела глотнуть воздуха. Мельком увидела - рядом оказался Станислав. Берег был совсем близко, но груз на ногах все время тянул опять в холод ужасного плена.

     Сколько продолжалось эта борьба, неизвестно, но Яна чувствовала, что у нее уже нет сил выхватывать взглядом этот такой далекий солнечный свет и неполный глоток жизни. С закрытыми глазами ей почему-то было легче умирать. И вдруг под ногами ощутила топкое дно вместо бесформенной равнодушной стены воды.

     - Держись! – крикнул Станислав. - Я сейчас!

     И через несколько минут он выволок с огромным трудом вместе с Яной затопленную обломанную верхушку какой-то лесины, обмотанную остатком тонкой нейлоновой сети. Яне стало по-настоящему страшно. Это была верная смерть, если бы она запуталась еще и руками.

     Станислав не сказал ни слова, но по его измученному лицу Яна поняла, что он тоже об этом подумал.  Было неясно только одно: как могли голые ноги так запутаться выше колен в это скользящее, с крупными ячейками полотно смерти?

     - Яна, тебе очень повезло. Если бы это был куст, приваленный на дне, мы бы его не сумели стронуть с места.

     Они лежали обессиленные на траве. Где-то рядом над ухом трещали кузнечики, в далеком выгоревшем небе чертил стремительную белую кривую сверхзвуковой истребитель, а Волга отстранено плескала на берег волны от далекой моторки.
  Постепенно в раскаленном зное разгулявшегося дня стало исчезать после спасения ощущение замороженных ног. Яна приподнялась, села, охватив колени руками. Когда начала говорить, то голос срывался на еле – еле слышный шепот, словно горло успело подхватить опасную простуду:

      - Почему опять я? Ведь я же никому ничего плохого в жизни не сделала? Кому я мешаю? Почему даже в реке меня подстерегала опасность? Ведь осталась случайно живой! И что? Сейчас из травы появится маленькая змейка, у которой я оказалась на тропинке, легкий укус, и вот они, такие мягкие далекие белоснежные облака – твое последнее пристанище на Земле! Станислав! Мне страшно!  Этот страх – где-то там, глубоко, он укоренился у меня в сердце, растворился в крови! Мне двадцать семь лет! Может быть, мне, действительно, по теории реинкарнации досталась душа, которая должна расплачиваться за тяжелые грехи бывшего владельца? Что мне делать? Уйти в монастырь, чтобы отмаливать чужие грехи? Но у меня нет такой ярой веры!  Я хочу любить, стать матерью! Неужели и в этом мне будет отказано? За что?

      Испуг пережитого отчаяния и страха пролился рыданиями. Яна не вытирала слезы, понимая, что это просто истерика, потому что слезы за эти два года, прошедшие после смерти Вадима, она научилась скрывать невероятными усилиями. Но сейчас она оплакивала себя, остро чувствуя желание, чтобы ее пожалели.

      Станислав сидел как камень, смотрел в искрящуюся, бесконечную даль водохранилища и молчал.

      Когда запас слез пролился, Яна приподнялась, чтобы уйти к воде и умыться, Но Станислав решительно схватил ее ладонь, притянул к себе, начал говорить:

      - Яна, услышь меня! Понимаю, как ты сейчас напряжена! Но все уже позади! Ты сильная! Не нужны тебе никакие монастыри! Надо найти силы и выйти из состояния обреченности и конца! Смени обстановку в доме, убери вещи, которые растравляют твою душу воспоминаниями.  Тебе нужно заботиться о ком-то,  кому плохо, хуже, чем тебе.
 Он отпустил руку Яны, обнял крепко за плечи.  То, что она услышала, заставило ее еще теснее прижаться к его плечу. Станислав прошептал в ухо:

      - Насчет смерти! Яна, я сильный и здоровый мужчина! И боюсь ее, как мальчишка. Каждая операция – это встреча с неизвестностью. Когда я вижу на операционном столе недвижимую фигуру пациента, только показания приборов подтверждают, что он жив. И в этой стерильной белоснежности стен и потолка, ярком свете ламп я чувствую ее, смерти, незримое присутствие. Если я испугаюсь, спасую, ошибусь, не сумею вернуть после наркоза человека! Это битва до победного конца. Нужно только побеждать!  И она растворяется, проклятая, прячется до следующего раза! Все, пошли к костру! Никому ни слова о случившемся. Не будем нарушать общее настроение беспечности! Держись! Кажется, нас ищут!

      Станислав ушел за удочками и рыбой, а Яна с непонятным чувством спрятавшегося ужаса и оторопи смотрела на убогую высохшую сморщенную корягу, на которой почти невидимыми стали тонкие нити старой рыболовной сети.

     Купались, играли в волейбол, пили водку и вино под ароматный шашлык, болтали. Когда неожиданно стемнело, переоделись, хлебали горячую уху из кружек ложками, до полуночи пели под гитару студенческие песни, романсы. Станислав читал наизусть стихи классиков и свои.

    Действительность настигла и разыскала их в сонном забытье довольно прохладного утреннего рассвета в 7 часов. Звонил дежурный врач отделения. Привезли пациента с очень серьезным нарушением работы печени. Нужен консилиум.

       Дмитрий Александрович, выслушав, приказал немедленно готовить больного к операции. На сборы ушло десять минут.

       В моторке на обратном пути не разговаривали, вдыхая и ощущая на лицах мельчайшую взвесь остывшей за ночь воды.

      «Мужчины рождаются воинами, - Яна вздохнула, - у них в душе – максимализм, сила воли, самопожертвование, уверенность в победе. Что мы дергаемся, пытаясь им подражать? Станислав – поэт. Какие проникновенные у него стихи.  Он даже не смотрит в мою сторону. Почему он должен думать обо мне? Нужно забыть вчерашний день! Как там,  у Максимилиана Волошина:
      «Выйди на кровлю. Склонись на четыре
       Стороны  света, простерши ладонь….
       Солнце… Вода…Облака… Огонь….
       Все, что есть прекрасного в мире….»

      Станислав позвонил Яне через день.