Не отправленные письма... 10
(1971 – 2011)
(Из личного архива В. Леф)
________________________________
(1987 – 1993)
_______________________________________
51
Здравствуйте, уважаемый Андрей Степанович!
Наверное, Вы будете удивлены, узнав, что пишет Вам давняя ученица, к тому же в возрасте за тридцать лет. Но чего не бывает в жизни!
Когда-то, много лет назад, Вы так стремительно ворвались в нашу почти сельскую школу, не похожий на других педагогов, открытый, доступный директор школы, внимательный к каждому из нас. Это впечатляет (особенно впечатлительных), и на долгие годы. Запомнилось и мне, и вот через много лет рискую писать Вам, и, надеюсь, что Вы поймёте этот порыв.
С тех самых пор Вы остались в подростковой памяти маленьким островком чего-то приятного, небезрадостного, неожиданного даже – на общем сером фоне той ещё реальности, когда все мы были никому, в общем-то, не интересны, да и не нужны.
И теперь мне было бы отрадно узнать, что вы живы, здоровы, прекрасно себя чувствуете, даже если уже «на заслуженном отдыхе».
В том году, когда Вы работали в нашей школе, я училась в 8«В» классе, вы преподавали нам историю, а класс вела Васецкая Лидия Ив. (которая, по моему пониманию, обожала Вас за Ваши удивительные новшества, вообще за отношение к школе, детям, учителям и т.д.). К сожалению, несколько лет уже её нет в живых, она умерла в г.Евпатории, где проживала у старшего сына.
В последний раз мы с нею случайно встретились 1 мая 1979 года, на ж/д вокзале в Ак-ке, тогда она и рассказала немного о себе (смерть мужа, переезд в Крым и т.д.)
Ребята из моего класса, кажется, ничем не отличились на дороге жизни. Большинство из них после школы я больше не видывала – все поразъехались, ближе всех «к славе» приблизилась, может быть, Ж.Не-ва: уехала в Ульяновск, строила нечто в Шушенском. Возможно, там и осела, не знаю. Она была самой застенчивой, малоразговорчивой, но обожала историю, врала всем, что её селянин-папа - полковник в отставке.
Может, от наивности, иллюзий её потянуло именно туда, не знаю. Как известно, у каждого свой путь, и, по большей части, самый обыкновенный…
Двое из наших стали героями фельетонов ещё в самые юные годы. Была у нас странная новенькая Курипко (кажется, Марина, уже не помню имени. Нет, Галина, имя её, помню, было вынесено в заголовок заметки: «Ой, ты, Галю,…», что-то подобное.) – об этой написали в областной молодёжной газете, подворовывала в разных учреждениях Запорожья. Она проучилась у нас всего год – в восьмом, все над ней насмехались, я слегка как бы опекала – защищала от дурных нападок, считала, что обижают напрасно.
Оказалось – «орешек» был и впрямь странный. Наверное, её осудили: эпизодов было много. Но трудно даже поверить, чтобы в таком юном возрасте и так ловко придумать сюжеты этих эпизодов…
О Славике Головенко написала даже «Правда», фельетон под названием «Мыльный пузырь». Но я думаю, опус этот был вряд ли справедлив, т.к. адресовался его родителям, скорее, чем ему. Его родители, партработники (в 1967-68 годах его отец был вторым секретарём и нашего райкома партии), отвергли какую-то невесту Славика, якобы «дочь простых педагогов», у которой уже народился от нашего одноклассника ребёнок.
Нужно сказать, что сам Славик был стопроцентный флегматик, скромнейший мальчик в классе, и вряд ли он горел желанием с какой-то девицей породниться в 18 лет; наверное, было наоборот, а Славик, бедолага, в результате чьих-то интриг стал героем фельетона. Так что случается, что жизнь начинается и с таких вот «сюрпризов».
Я мечтала о журналистике, медленно прошагала в ней 10 лет, но вот уже два года, как бросила, о чём не сожалею. Разочарована. Хотя не столько журналистикой, сколько теми, кто в ней работает, и теми, кто руководил. Но Вы, человек в возрасте, с опытом общения с этими «отделами идеологии и пропаганды», думаю, поймёте без объяснений причины моего разочарования. Удивительного в этом нет.
Есть обидное, да и то в другом: ведь, в сущности, моя Мечта когда-то простиралась значительно далее, чем журналистика. Я чувствовала в себе какой-то почти завет – писать, мечталось писать психологию жизни. По правде сказать, я из-за этой мечты стала вовсе не творцом реальности, а как будто посторонним её созерцателем, с попытками начертать где-то что-то в черновиках, запомнить, понять, оценить и т.п.
Взвалила как бы непосильное на себя, а само усилие сделать не могу. Не хватает ни терпения, ни энергии, ни страстности, что ли, дописывать, додумывать, доводить до конца. Всё топчусь, топчусь на месте. Серовато всё это…
А.С.! Наверное, это нехорошо, писать Вам такое длинное и, может быть, скучное письмо, поэтому прошу извинить, если докучаю.
Интересно узнать, как живёте Вы? Какие мысли и заботы занимают Вас? Не пишете ли Вы каких-то книг (как педагог, историк?), или мемуары?
Прошу передать привет Вашей супруге, к сожалению, имени-отчества её не знаю, не помню, какой предмет она вела в школе. Но хорошо помню её – красивую, статную, под стать Вам.
Из наших педагогов я более других вспоминаю с благодарностью Татьяну Михайловну Чмырь (она же Базелева) и Ал-дру Петровну Грибиненко (кажется, покойную уже ныне). Т.М. вела укр-ю лит-ру и язык, А.П. – немецкий.
Т.М. – умная, остроумная, скромная, утончённая, всегда вежливая и благожелательная. А.П. – не без странностей, вспыльчивая, но отходчивая, насмешливая, крикливая, но в сути своей – добрейшая, внимательная.
Первая подкупала умением вглядываться в нас, помогать нам доходить до сути, вторая – вниманием, интересом к твоим внутренним глубинам. А.П. не считалась с личным временем, отдавала нам значительно больше тех часов, за которые получала зарплату. Удивительно, она не уставала даже от самых бездарных ребят.
Правда, при том методика её преподавания именно иностранного языка, видимо, была настолько несовершенна, что даже мы, лучшие ученики класса, немецкий язык – по факту – знали на два с плюсом.
Так, видимо, было по всей стране, методика хромала, а ученики в большинстве своём ни черта не соображали в ин. язе. (Я с этим столкнулась, например, в МГУ, на факультете журналистики: там большинство ребят-студентов были с таким же запасом знаний в немецком, что и я. А, может, и в английском, этого утверждать не могу).
Думаю, Вы, конечно, помните этих учительниц, о которых я написала…
У меня сейчас тоже растёт сын, ему пять лет. Очень забавный, разговорчивый, любознательный, и даже философ. Общение с ним – для меня радость. Но это, как говорится, к слову.
Надеюсь, что вы откликнетесь, возможно, ответите мне. Вы были другом не только моим одноклассникам, но, вероятно, всем, кого знали. Когда-то мне рассказывала Ал-дра Андреевна Позднякова, директор Красноармейской ВШ, что её сын (кажется, Валерий?) посещал Вас, служа в Риге? Она очень тепло говорила о вас.
Ещё раз желаю Вам и Вашей семье здоровья, счастья, всех благ. Признаюсь, что поводом для моего письма послужил конверт с Вашим адресом, случайно попавший на днях в руки. Когда-то давно, уехав, Вы ответили на наше коллективное письмо, а я, по поручению класса, написала Вам ответ, с тех пор Ваш конверт так и хранится у меня.
Так что ещё раз прошу извинить меня за неожиданность моего вторжения в Вашу жизнь, а захотите – пожалуйста, напишите мне ответ по адресу: ……………
До свидания. В.Л.
(1987)
52
Дорогой Алексей Алексеевич!
Хочу подарить Вам одну из несостоявшихся моих книг, оформив её таким образом, как она выглядит сейчас в Ваших руках.
Это мои стихи за последний год, названный мною Космическим. Почему? - спросите Вы. Таким, почему-то, я восприняла его в моём сознании.
Возможно, потому, что был он особенно тревожным, - радиация, как чёрный хищник, со всех сторон вдруг обступила нас, а что это, как не космический гигант? И потому ещё, что вдруг вся пресса запестрела заметками об инопланетянах, пришельцах, изображая их разумными и гуманными, носителями добра и, возможно, спасения нас, землян.
Но год показался мне знаменательным. И в моих, не очень серьёзных стихах за этот минувший год, почему-то постоянно присутствовала мысль о космосе, и я ощущала себя - то искрой вселенского пламени, то микромирком космической бездны, хотя, конечно, присутствовало не только это, но и многое другое, в основном из тех мотивов, что описывалось мною и ранее. Вот почему это вошло в название подборки.
Я собрала сюда почти всё, написанное за год, более-менее оформила, ибо заготовок осталось ещё много, но то наброски, которые необходимо дорабатывать (в чём я не уверена – вернусь ли к ним, т.к. очень не люблю дорабатывать не состоявшееся сразу…)
Возможно, Вам, как мужчине, тем более в годах, будет и неинтересно, и обременительно даже перечитать написанное мною, ибо нового в них (стихах) ничего нет, у меня никогда не было цели – расширять горизонты познания тех, кто читает мою лирику. Я стремлюсь к иному – передать свои чувства, настроения, переживания; отразить минуту таковой, какова она есть. И не более.
Как я её воспринимаю и ощущаю, даже если по-своему примитивно и посредственно… И такова я, такой мой мир восприятия; возможно, именно этим он и ценен, и интересен?
Даже если я повторяю век минувший, или целые тысячелетия в своих стихах-тирадах, романсах и прочем. Значит, такова я, и вся Природа во мне, а она-то знает, зачем посылает нас в мир земной. Не так ли?
Вот мотивы моего непрекращающегося годами творчества. Камерного, субъективного, для души…
Ещё недавно у меня была мысль обратиться в кооператив с целью издать именно этот крохотный сборничек, предварительно разорив кошелёк отца, но одно обстоятельство заставило меня переменить это решение. Объясню почему.
В «Литературной России» за 27 апреля с.г. опубликована небольшая заметочка в рубрике «Рецензирует читатель» - «Мотив любви и страдания» - кратенький рассказ о творческом пути умершей уже поэтессы Л.Якушевой (умерла в 37 лет). О жизни, переводческой деятельности и прочем в условиях какой-то катастрофической болезни, позднее - прикованности к постели, и т.д.
Я не читала самих стихов (упомянут сборник «Лёгкий огонь», Сов. писатель, 1989г.). Стихи, вероятно, как стихи, как все женские стихи; и о том же, той же тематики, с философскими размышлениями. Но вот некто В.Красикова из Чимкента пишет: «Есть… стихи грустные, говорящие о неизбежном уходе из жизни, но нигде читатель не найдёт истерических нот, тоскливого вопля», – и т.д.
«Поражает богатство и многообразие её поэтического мира, широта кругозора: здесь и Катулл, и Сапфо, и Алкей, и мифологические образы Гелиоса, Фаэтона…» Мать честная, некоторые из этих имён мои уши только слышали, возможно, единожды, не имея понятия, что стоит за этим (имею в виду качество поэзии). Якушева же ещё и переводила с греческого, немецкого, латыни, английского и др.
Т.е. образована автор значительно лучше меня, выходицы из крестьян, получившей образование половинчатое, далеко не полное. А, значит, и мыслила она, вероятно, шире и глубже, и думала, возможно, о большем, нежели я, затратившая всю свою молодую жизнь на поиски некоего абстрактного (а, возможно, и слишком конкретного, как знать!) Идеала, о чём я убивалась все годы в своих стихах-творениях.
Статья эта не разочаровала в самой себе, отнюдь, нового мне о себе самой она не подсказала, но заставила остановиться в своих намерениях выносить на широкий читательский суд свои потаенные, в основном душевные, творения. Зачем? Кому и для чего?
А там ещё найдётся какой-нибудь А.Иванов, возьмёт пару строк из моих пламенных и дорогих мне стихов, да и сотворит нечто такое, что не только вся Москва, но и Русь будет потешаться. Я даже представляю себе: так, в последних из стихов у меня есть слова, к примеру: «Как гортензия в горшке / Расцвела я налегке…»
Чем не находка для писаки? «Как гортензия в мешке – расцвела я на горшке», - и всё, этого достаточно, чтобы утвердить, будто бы я всю свою жизнь была просто дурой. Мне же от этого станет обидно и мрачно, что тогда? Нет, думаю я теперь, пусть лучше моё останется со мной, и моим, а не разнесённой по городам и весям пылью…
Пусть я сделаю сама несколько своих вот таких, подобных сборничков, и подарю их близким людям, как напоминание о себе; о том, что я была (в пору, когда меня не будет), и о том, что я есть, для читающих теперь.
Я не тщеславна, и большего мне не надо. Т.е., надо бы в смысле заработка, но публикация в кооперативном издательстве всё равно, скорее, убыток. А жизнь уже, можно считать, и так прожита, и зарабатывала я себе другим трудом, будучи (как я это всегда называла) разнорабочим жизни…
И, слава Богу, что так, ибо иначе я вообще не имела бы никакого опыта общественной жизни, т.е. социального опыта.
Славы и только славы у нас жаждут, по-моему, лишь литературствующие евреи. То есть, не так: не «только славы», а славы ради славы, плюс прибыль с литературщины, отсюда и та мафия в издательско-писательском деле, о которой ныне знают все.
Мне ли, подобным ли мне сражаться с этой силой? Особенно теперь, когда она укрепила все свои позиции при помощи всемирного масонства?
Наивно было бы так думать или делать попытки противодействовать этому.
Словом, я представляю собою только то, что представляю, и именно это Вы найдёте в этой книге. Не более. Могу сказать лишь одно: мне мои стихи дороги, несмотря на то, что каждое из них можно счесть либо ироничным, либо шаржем, на саму себя.
Здесь хотелось бы немного сказать о самом механизме написания стихов этого сборника.
(Не дописано)*********
(1989 )
53
Здравствуйте, Таня и Анна Павловна!
Мы получили Вашу открытку с поздравлением, спасибо. Я так поняла, что Вам интересно знать, что с Сашей, где он и как.
Пока по-прежнему живёт с нами, хотя живём так же плохо, ибо все его привычки – при нём.
Недавно поставила ему условие – уйти, т.к. пьянки его и угрозы измучили не только меня, но и Серёжу, и он, поняв, что это всерьёз, вот неделю держится, не пьёт. ( Не перехвалить бы). Да вроде на работе их чуть-чуть прижали, а то вообще – сплошное пьянство, с самого утра.
Серёжа пошёл в первый класс, учится пока хорошо.
Живём скромно, как всегда, если не сказать бедно. В это лето на юг, к родителям не ездили. Работали в кооперативе, вроде бы неплохо подработали, да вокруг всё сплошь воры (я была бухгалтером), пришлось рассчитаться, чтобы не угодить с проходимцами куда-нибудь…
(Не дописано)
(1989)
54
Здравствуй, Анна! Что-то ты совсем не пишешь, чем занимаешься? То есть ничем? Посещением знахарок? Честно сказать, я совсем не понимаю ни смысла, ни образа твоей жизни. Разве что заботы о Юле понять не трудно.
Что сказать о нас? Почти всё по-старому, если не учитывать того, что хлопочу, чтобы Саша от нас съехал. На днях ушёл в общагу, где прописан. Сегодня случайно встретила его, видать, после перепоя, глаза злые, не работает.
И на меня после встречи с ним - то ли опять нашёл страх, то ли мысли о нём одурачили мозги, только такая тоска охватила душу. Вообще не вижу выхода из безденежья, от неинтересности жизни, от занудности надоевшего мне здесь бытия. Как всё опротивело. Только долг перед Сергеем удерживает, конечно, здесь. Серёжа привязывает, вырваться в Москву, к примеру, не могу, чтобы подыскать хотя бы там что-то.
Можно менять квартиру, но и для этого нужно выезжать в Москву, искать варианты, консультироваться. А тут ещё сын запуган до того, что в туалет стал бояться выходить один из комнаты.
Словом, сплошная тьма. Хотя бы вы с Юлей приехали проведать да приободрить, и сами поразвеялись бы. Напиши, нет ли желания приехать.
Из кооператива опять ушла, снова ищу что-нибудь для приработка.
Даже писать лень. По телику опять дебаты и президент, уже от них тошнит. Горбач доведёт нас всех до сумасшедшего дома. Политик! Я догадываюсь, что он и есть тот Антихрист, прихода которого дожидались тысячелетиями.
Пиши, как у вас с питанием? Хватает ли денег? Хочу выслать бандероль, думаю, скоро соберусь. Пока. В.
P.S. В Москве, судя по печати, всё та же борьба демократов с консерваторами. Я вроде бы солидируюсь со вторыми, но без КПСС. А вообще-то политическая жизнь, конечно, сложна.
Как подумаю, что вся сия грязь на столетие, а жизнь пройдена именно в грязи и по грязи (коммунистической) – совершенно тошно.
Приезжай, может, вместе будем вырываться хоть в Финляндию? Ведь поголовно бегут, может, есть смысл?
Разменяем квартиру в Пр-но на Вену или Амстердам. Представляешь? Но это шуточка…
Пиши. Каким духом питаешься ты, не впадая в отчаяние? Мой дух, кажется, вымер. Без него уже жить тяжко.
Как баба Маня? Ты – ни слова о том, предприняла ли хоть что-то, или только зря рассорила меня с Георг. Георг.?
Пока. Привет маман, Юрке, детям. Успехов! В.
(1990)
55
Здравствуй, В.!
Ты будешь очень удивлён этим письмом. Ещё бы! Через десятилетия тебе пишет В.Л. Есть от чего удивиться!
В., наверное, трудно объяснить причину, почему в 42 года я надумала написать это письмо тебе, мальчику с улицы моего детства и ныне – чужому мужу, чужому мне человеку.
Наверное, есть в этом некая странность.
Но я, человек настроения, и поддаюсь своему любому желанию, даже если оно проявляется вот так неожиданно, вдруг. Вот захотелось написать – и пишу. А почему – ты поймёшь из самого письма.
Ты знаешь, В., я вот уже некоторое время хожу-брожу под некоторым ностальгическим сплином. Я вся – в настроении прошлого, в воспоминаниях, в общем-то, золотых дней Свободы Юности, когда можно было (и нужно, если появлялись желания) всё – отъезды, приезды, встречи, разлуки, увлечения, разочарования, ну и т.д.
Ныне я позволила себе огромную роскошь: в этот период Ностальгии достала пачку старых-престарых писем старых-престарых друзей-недругов, и постепенно, в два дня, перечитала их.
Поверь, В., их много, этих писем, от самых разных людей. И случайных в моей жизни в т.ч., и более близких, с кем были связаны продолжительные периоды жизни.
Ты знаешь, жутко признаться, но письма эти по большей части всколыхнули меня. Всё предстало перед глазами, как вчера. Эти люди, и жизнь, и мысли, связанные с ними.
И я поняла, как всё-таки высоко (в сравнении с ними) я носилась с собственными поисками, устремлениями, как мало понимала и усваивала из их обычных человеческих пристрастий.
Наверное, все они в своей простоте требований к жизни были мудрее меня и устойчивее стояли на ногах. После прочтения писем я подумала, что все они были да просто мудрецами! Добрыми, покладистыми людьми. Я не замечала этого прежде в их маленьких личностях, постоянно устремлённая к какому-то глупому Идеалу, которого, возможно, и нет на белом свете.
В., это, конечно, наглость с моей стороны, не спросив сразу тебя о нынешнем твоём житье-бытье, выливать на твою голову вдруг вот эту мою Ностальгию, да ещё и записываемую здесь впопыхах.
Но я непременно спрошу и спрашиваю, В., как ты живёшь, как семья, как мама? Как Витя? Я знаю, ты обязательно напишешь об этом хоть кратко и догадаешься всем им передать от меня сердечный, можно сказать – соседский, привет. Как здоровье каждого из вас? Завёл ли ты собственных детей? Помимо Жени, которого я когда-то видела однажды.
Моему сынишке 11 лет, взрослый. Мы уже с ним большие друзья, хотя он мальчик сложного характера…
В., хотелось написать так много, а мысли упорхнули, как стайка птиц. То есть они при мне, но их так много, а дел на сегодня напланировано ещё больше, и я напишу о многом лучше в другой раз.
Сын у меня ныне спит у моего письменного стола, свет жечь там нельзя, а здесь пишу в бескомфортном положении – много не поразмышлять. Придётся отложить до следующего случая.
Но от неожиданности моего письма не подумай две вещи:
- Валюха сошла с ума.
- Пьяная?
В., я слышала, что через каждые семь лет человек пересматривает свою жизнь, а, может, и перерождается. Мои 42 делятся на семь. Очень многое в этом году, как никогда давно, переплавляется (в металл! – шучу) во мне. Вот и объяснение чему-то.
Напиши мне – обязательно! – соседский ответ. Пожалуйста, опиши, как живут все, кого я хоть чуть-чуть знала когда-то (из общих знакомых). Мне интересно, поверь.
В это лето очень хотелось зайти к вам, поговорить. Почему-то не решилась, быстро уехали с сыном (непогода и т.д.).
Счастлив ли в личной жизни? Желаю всех благ семье и тем, кого называла выше. Напиши обязательно! Надеюсь, твоя супруга и т.Н. не будут ничего иметь против нашей краткой переписки? Думаю, т.Н. такая же молодая душой, как прежде? Мне и с ней очень хотелось бы говорить…
Мой адрес: … Свой адрес не указывай, да и фамилию полностью тоже. Вдруг Саня перехватит письмо, он ревнив и дурак. Но это чепуха. Всё равно напиши мне всё, о чём прошу, и я обещаю быть поконкретнее в следующем письме. В.
27.09.1993.
___________________ _______________________________________________
Примечания В.Л. от 16.09. - 30.10. 2019:
__________________________
* Вероятно, по «Введению в литературоведение», учебник которого мне показался неинтересным…
** Любопытно, что этот сценарий я таки осуществлю, но несколько позднее, в 80-81-м годах: выйду за странного и не похожего на других…
*** (В чём и мне удалось поучаствовать, подсадить сколько-то деревцев).
**** Кстати, речь о В.Брадове, однокласснике дочери главреда. В связи с последующими событиями на Украине – любопытно заметить: брате жены одного из сыновей В.Януковича, впоследствии свергнутого президента Украины. Но на момент описываемых в письме событий – никто из нас, конечно, не знал, как повернёт судьба каждого из нас.
***** В быту звался Гогунский…
****** (Очень красивый, породистый еврей с труднопроизносимой фамилией, кажется, на букву Ф).
******* Со временем подумываю, что журналист из областной газеты с обзором появился в редакции районки не случайно, хотя и по личному приглашению Гамнинского. Видать, этому как-то поспособствовали советы В.Т.Павленко и А.А.Масюкова, которых, думаю, тоже шокировали новшества (произвол), введённые в стенах редакции выкидышем райкома партии.
******** Нашлась группа дурачков, много лет влюблённых в меня и всегда отвергаемых, которые наплели моему увлечению чего-то такого, о чём точно не знаю даже и теперь… Отвернуть от меня юношу завистникам удалось…
********* Адресовано письмо А.А.Ткаченко и опубликовано в Интернете 25.12.2017., как бы отдельной заметочкой под заглавием «О стихосложении».
(Продолжение следует)
Свидетельство о публикации №221092800646