Свита дятла

Зимой зябкий пасмурный день. То снег повалит, то дождь пойдёт, дорога под ногами в какой-то кисель превращается. Тоскливо-неуютно в лесу. Идёшь, месишь... Без дороги - не знаешь, куда. Кругом всё одинаково. Не поймёшь, где юг, где север, хоть бы какой-нибудь просвет, хоть бы какой-нибудь звук, только не это гнетущее однообразие.
И только я подумал так, как вдруг, сквозь эту густую тишину, сквозь сырой лесной застоявшийся воздух, послышался какой-то слабый далёкий звук. Я прислушался. Это вдали стучал дятел. Значит, есть живая душа в лесу. И я пошёл на обрадовавший меня звук. Почему же я раньше не мог услышать этого дятла? А вот в чём дело. Оказывается, дятел стучал не на постоянном своём месте. Он тоже передвигался и как раз мне навстречу. Ему, видно, надоели жирные семена сосны, он соскучился по мясной пище и решил прогуляться по лесу в поисках насекомых, их личинок и куколок. Вот он перелетел с дерева на дерево. Он сел на сухое дерево, а я затих, прислонившись к другому стволу. Ведь если хочешь что-либо увидеть, надо самому сделаться невидимым и особенно не выдавать себя движением.  Хоть птицы не так сильно боятся человека, как звери, но всё же лучше не обнаруживать себя -  тогда ты их можешь наблюдать совсем близко.
Я не зря затаился, дятел оказался не один. По его следам двигалась целая свита. С лёгким посвистыванием и попискиванием, в своеобразной птичьей суете свита быстро приближалась ко мне. С ветки на ветку, с дерева на дерево, и вот она уже рядом, уже вокруг меня. В этой свите собрались чуть ли не все зимние лесные птицы: большие синицы, лазоревки, гаечки, длиннохвостые синички. Присоединились сюда поползень и пищуха.
Интересно наблюдать за птичками. У каждой свой характер, своя манера, поиск пищи. Места изломов на веточке, каждый сучок быстро и деловито осматривали голубые лазоревки. Проныры не пропускали ни одного старого, пожухлого листочка. Цепляясь за самые тонкие кончики веток, они срывали крылатые плоды черноклёна и тщательным образом исследовали их: нет ли яичек вредителей леса? Светло-серенькие, в тёмных шапочках гаечки передвигались по более толстым веткам. Они подвешивались на них вниз спинками и осматривали каждый сучок, каждый бугорок на коре, тюкали, ковыряли, сбрасывали снег и искали. Желтоголовые корольки, самые малые наши птички, почти не видны были вовсе, они возились в густых пучках хвоинок, там, где, казалось, макушки сосен соединились с небом. И только едва слышные голоса выдавали их присутствие.
Самой скромной из всех птиц в стае выглядела серенькая пищуха, прозванная так за свой тонкий голосок. Она не порхала по веткам, как другие, но обследовала стволы деревьев снизу до верху. От комля к вершине взбиралась, словно по винтовой лестнице. Её тонкий длинный клюв, похожий на кривое сапожное шило, не пропускал ни одной трещины, ни одной щели в корне дерева. Он проникал в самые глубокие дырочки и находил там искусно спрятавшихся куколок, личинок, а то и самих насекомых.
Большие синицы, кажется, имели универсальную специальность. Они не пропускали ни тонких, ни толстых ветвей. Они лазали и по стволам деревьев и спускались на землю, где на оголённых от снега буграх или у стволов деревьев, лежали прикрытые снегом листья. Они раскапывали и переворачивали их с одной стороны на другую, обследовали и проверяли лесную подстилку, как бы ревизируя и оценивая работу всей синичьей стаи. Их чёрные, острые глазки видели всё и всюду, не упуская ни одного жучка, ни одно яичко.
В хвосте всей этой бойкой разнопёрой компании, звонко посвистывая, лазал по стволам и сучьям всегда веселый и шустрый поползень. Он, как никто другой, мог бегать по стволам и сучьям деревьев вдоль и поперёк, и даже вниз головой. Он что-то без конца отрывал, что-то ковырял, выковыривал, выстукивал, находил. Что-то съедал, а что-то снова прятал. Среди остальных он был более солидной птицей (если не считать дятла) и по величине, и по силе, и по своей независимости. Да он, собственно, не являлся постоянным членом этой стаи, он ведь любитель осёдлой жизни, и только, разве за компанию, решался иной раз вместе с другими немного прогуляться подальше от дома. Он незаметно присоединялся к синичьей стайке и незаметно отставал, когда ему надоедало летать вместе, или когда было не по пути. Вот сейчас он с птицами, а через полчаса уже будет где-нибудь у сарая, у поленницы дров или на террасе кордона. 
Быстро налетела птичья стая, быстро и скрылась. Стихли птичьи голоса, только далёкий глухой стук дятла-вожака напоминал о только что виденной картинке, да указывал направление движения птиц.
Правда, навряд ли дятел считал себя вожаком. Он ведь, как и поползень, не любитель долгих путешествий. Но мелким птахам с ним веселее, вот и выбирают они его себе вожаком, до поры до времени, к тому же от его работы и обеда им перепадают крохи.
Дятел среди синичьей стаи как хороший хирург среди врачей. У него свой особый инструмент. Если у пищухи клюв - тонкое кривое шильце, а у поползня - шило покрупнее и похоже на то, что бывает у перочинных ножей, то у дятла клюв это уже не клюв, а целое долото. Он может долбить глубокие дырки, отбивать и отламывать больную кору. А это всё, падая и разрушаясь, вытряхивает притаившихся вредителей. Тут только не зевай, подбирай кто хочет.
Есть и ещё санитар в лесу. С ним тоже иногда летают синицы. Это малый пёстрый дятел. В отличие от большого пёстрого он естественно меньше ростом, не так громко стучит, да по правде говоря, не такой уж важный он специалист - хирург, как его старший брат, большой дятел. Но и он, как настоящий доктор, обследует каждую трещину и дырочку в коре дерева, выслушивает и выпускает каждый сучок и веточку, ищет и выбирает разных вредителей леса. Слабый стук его с высоты почти не слышен, но, когда к стволу дерева прислонишь ухо, вам кажется, что этот лесной санитар бьёт в барабан и наверняка наводит ужас на всех паразитов.
Улетела птичья стая, улетели птицы вдаль, но на душе от чего-то стало легче и светлее. Значит, всё-таки ты не один в лесу.