Белая ночь

Сей текст был придуман в ночь с 12 на 13 февраля 2020 года
 которая безвозвратно унесла дорогое мне существо.

***

      — Доброе утро, Лавр Сергеевич, — произнёс женский синтетический голос ровно в восемь часов утра.

      Старческие глаза с трудом раскрылись и моргнули несколько раз. Как по команде зашуршали раздвигающиеся шторы. Лавр с великим удовольствием поспал бы ещё несколько часов, быть может, до обеда, но автоматике, было виднее какой час наиболее благоприятен для пробуждения. Подумай он украдкой прилечь, то введут тонизирующие вещества внутрь и заставит подняться.

      — Доброе утро, Ариадна, — обратился он к машине, — чтоб тебя… — добавил он в полголоса.

      — Как ваше настроение? Вы сердитесь? — тут же ответил голос.
Лавр хотел бы проигнорировать его, но иначе машина забеспокоится и ненавязчиво предложит психологическую беседу. Отказ о беседе автоматически придёт в кабинет психиатра, от разговора с которым отказаться было невозможно.

      — Немного не выспался. В остальном всё хорошо.

      «Ничего нельзя сделать. Всё отслеживает», — обречённо подумал Лавр и внутри порадовался невозможности чтения его мыслей.

      — Не выспались? Мне очень жаль. Мы изменим ваш распорядок дня. Вы будете отходить ко сну на полчаса раньше. Что скажете?

      — Да, конечно. Согласен, — обречённо протянул старик.
Спорить было бессмысленно. На каждый довод оставить всё как есть Ариадна могла бы привести многочисленные выдержки из записей медицинского профиля, а в завершении спросить: «Вы не хотите позаботиться о своём здоровье?»

      К старику потянулась с потолка пара механических трёхпалых конечностей. Они подхватили Лавра, словно он ничего не весил. Впрочем, он действительно весил немного — диета не давала набрать лишних кило. Руки с потолка быстро одели Лавра в серые штаны и синюю толстовку. Одежда была мягкой и хорошо сохраняла тепло. Распахнулась дверь в комнату. На пороге появилось устройство поддержания координации движений, очертаниями повторяющее человеческую фигуру. Лавр Сергеевич развернулся спиной к механизму, который тут же обволок его руки и ноги. Многочисленные медицинские датчики прикрепились на тело во всех важных местах.

      — Лавр Сергеевич, Если вы готовы, то можете отправиться завтракать, — проговорил женский голос с потолка, — так же напоминаю, через час у вас звонок с вашей дочерью.

      — Я готов, — безучастно отозвался старик.

      Вот уже седьмой месяц Лавр находился в оздоровительном центре. Ему повезло дожить до 90 лет. Супруги не стало 15 лет назад. Единственная дочь выучилась на врача, вышла замуж и обзавелась своими детьми, поэтому изредка могла навещать своего отца. Последний раз они виделись более года назад. Отец понимал заботы и чаяния своего ребёнка, понимал причину своего пребывания здесь, но обида, взращиваемая по ночам влагой случайной слезинки и сдобренная подозрениями, прорывалась во вне. Лавр пришёл к умозаключению: путёвка в оздоровительный центр — попытка извиниться перед родителем за невозможность или нежелание позаботиться надлежащим образом. Кроме того оздоровление продлевает жизнь, а само знание, что твой родитель жив, приносит успокоение.

      В столовой было как всегда тихо ещё шестеро постояльцев, облачённые в свои устройства поддержания координации движений, уже сидели на своих местах. Никто не произнёс ни звука. Старик ухмыльнулся внутри и сел на своё место, мимолётно кинув взгляд на термометр. «Снова плюс четыре», — сокрушённо подумал пожилой мужчина. На завтрак давали кашу без сахара и соли. «Так полезнее», — говорила Ариадна на возмущения постояльцев семь месяцев тому назад. В полном молчании старики ели. «А что если объявить голодовку, — подумал Лавр. Ответ тут же пришёл ему в голову: «Будут кормить через капельницу». После чашки кофе без кофеина Лавр Сергеевич направился в комнату для переговоров по видеосвязи.

      Несколько удобных мягких кресел и гигантский экран — вот что помещалось в комнате переговоров.

      — Ариадна, будь любезна, отключи свои микрофоны. Это частный разговор, — важно распорядился старик.

      — Как пожелаете, Лавр Сергеевич.

            Огромный экран покрылся мелкой рябью — сеанс видеосвязи начинался. Лавр Сергеевич расправил на себе одежду. Он хотел предстать перед дочерью в наилучшем виде. Раздался крякающий звук. На экране появилась девушка лет тридцати. Кругленькое личико расцветало улыбкой. На сощурившиеся глаза спадала чёлка тёмных длинных волос.

      — Здравствуй отец, как твои дела?

      — Хотел бы я сказать, что хорошо, но скажу прескверно. Не сочти мои слова за старческое ворчание, но эта железка Ариадна не пускает меня гулять вот уже неделю. А мне это так важно, ты же знаешь.

      — Знаю, отец, знаю. Потерпи ещё немного. Ты обязательно погуляешь.

      — Не старайся успокоить меня! Это всё Ариадна. Она хочет запереть меня здесь!

      Забери меня отсюда или помоги бежать. Невыносимо проводить дни в четырёх стенах. Поговорить не с кем. Мои соседи не отличаются говорливостью, а всё Ариадна — она их запугала.

      — Отец, открой глаза. Ты болен. Тебе нужен уход.

      — Я болен отсутствием свободы и твоим невниманием! Тебя не было больше года!

      — Отец, твоя борьба лишь симуляция. Раскрой глаза и живи реальной жизнью.

      — Снова ты об этом! Каждый раз твердишь одно и то же. Ты ничем не лучше Ариадны.

      В гневе Лавр Сергеевич выключил экран пультом. Его сотрясал гнев. «Неблагодарная», — крутилась мысль в голове.

      — Как прошёл разговор, Лавр Сергеевич? — раздался голос Ариадны.

      — Прекрасно. А теперь оставь меня. Я хочу посмотреть в окно. Если ты не пускаешь меня наружу, то хоть полюбуюсь ею отсюда.

      Любимое место Лавра в кресле у окна было свободно. Казалось, что солнце спустилось на землю и растеклось по деревьям и кустам жидким пламенем. Октябрь начинал своё опустошительное шествие. Ничего не останется после, только прозрачность оголённых ветвей и слабый свет светила. Опавшие листья мозаикой укрывали ещё зелёную траву на опушке леса. Вдали виднелась линия загородных домов. Начинался закат. Внутри Лавра всё сжалось. Как невыносимо ему хотелось сейчас выйти наружу и побрести к ним. Выйти к сумеркам, как раз когда зажгутся огни в домах. Заглянуть бы в окна и своровать частицу домашнего уюта. Но об этом приходилось только мечтать. Температура воздуха на улице была ниже на полтора градуса. Автоматизированной системе не объяснишь о возможности потерпеть небольшой холод и потребность полюбоваться красотами. Автоматике было важно не навредить пожилым людям и уберечь их от всяческой опасности, даже самой малой. «Ваши здоровье и жизнь превыше всего», — любила повторять Ариадна. — Человек — бог для роботов, — цитировала она плакаты со стен дома оздоровления.

      Краткие осенние сумерки обращались ночью. Ещё можно было разглядеть ближайшие деревья и смутные очертания посёлка вдали. Лавр Сергеевич уже пробовал бунтовать, и открыто выражать своё негодование. Ариадна после минутного увещевания сделала укол сильного успокоительного и после отправила уведомление психиатру.
Он пробовал обратное — умолять и даже клянчить как ребёнок, но Ариадна настойчивой вежливостью отказывала.

      Лавр крепко задумался. Что может переубедить машину с искусственным интеллектом, отсутствием эмоций и вычислениями показателей вместо понимания. В напряжённом рассуждении прошло полчаса. Ариадна несколько раз порекомендовала чем-то заняться. Шальная мысль заставила вздрогнуть. Невероятно просто — поговорить с машиной начистоту. Не лукавить. Не врать. Не утаивать.

      — Ариадна, послушай… — начал Лавр неуверенно.

      — Я слушаю вас, Лавр Сергеевич.

      — Мне очень тяжело. Я сижу в внутри уже неделю. Из-за погоды я не могу выйти прогуляться. А это очень важно для меня. Коротая свой остаток дней в изоляции ото всех людей мира, только прогулки моя отдушина и отрада. Пусть холоднее на полтора градуса, но мне нужно погулять. Я не могу пренебрегать такой ценностью как своим оставшимся временем. Поэтому прошу тебя дозволить выйти мне. Под твоим надзором или без него.

      По морщинистой щеке скатилась слеза. Нечасто он говорил с кем-то о своих желаниях так искренне и прямо. Нет, он никогда не говорил чего-то подобного ни одному живому или электронному существу. Лавр судорожно вздохнул. Вязкий комок сдавил горло. Воспитание не позволяло говорить о том, что ему хотелось. Как прорванная плотина, мозг заполонили желания старые и недавние, детские и зрелые. Практически каждое слово «хочу» было погребено под потребностями и нуждами других людей. — Я желаю…», — колокольным звоном гудела фраза в сознании. Как много упущенных моментов и как немного времени осталось. По проторенной влажной дорожке скатилась ещё одна слеза, а затем ещё и ещё. Лавр Сергеевич опустил голову и тяжело вздохнул. За несколько месяцев он впервые испытывал это чувство и вовсе не страшился Ариадны, которая приложит все усилия и все медицинские препараты для выравнивания его настроения. Всё стало неважно в этот момент. Лавр не тонул, но погружался в давно позабытые глубины самого себя. Воспоминания, сокрытые от всезнающего искусственного интеллекта робко показывали свои отрывки. Лавр Сергеевич смотрел на далёкие дома, едва видневшиеся в темноте. Он улыбался, а в уголках глаз скапливалась мокрая горечь.

      — Лавр Сергеевич, что случилось? Не хотите поделиться? — произнесла Ариадна с обеспокоенностью.

      Слёзы вмиг высохли. Стариком овладел гнев.

      — Ничего ты не услышишь от меня! Треклятый механизм! Пропади к чёрту! Заржавей и оставь меня в покое!!!

      — Лавр Сергеевич, сейчас мы проследуем на обследование. Ваше состояние вызывает беспокойство.

      Устройство поддержания координации движений сделалось неподатливым. Против воли носителя, оно уводила Лавра Сергеевича в процедурную на обследование. Тоска захлестнула старика. Изо всех сил он дёрнулся всем телом, чтобы посмотреть в окно напоследок.

      — Чтобы мне этого не стоило, но я дойду до тех домов. Хочу видеть их своими глазами вблизи. Я оторву себе ноги, отгрызу руки, но из последних сил доползу. Так я хочу их видеть! — сквозь зубы прорычал старик.

      Ариадна что-то залепетала успокаивающее, но это Лавр не услышал. Он понял, что способен сделать шаг по своей воле. Устройство поддержания координации движений продолжало следовать в процедурную, но менее уверенно. Лавр Сергеевич собрал все свои старческие силы и постарался шагнуть в сторону выхода из дома.
Нога ушла чуть вбок.

      — Я обязательно дойду! — подбадривал себя старик, — сегодня! Любой ценой я дойду, — цедил он слова сквозь сжатые зубы.

      Шаг в сторону. Ещё в сторону. Никогда ходьба не забирала столько сил. Одной рукой Лавр сумел схватиться за дверной косяк. Машина сама сопротивлялась на пределе своих возможностей, разрываясь между исполнением программы заботы и упреждением вреда. Запахло подпаленными проводами. Этот запах был самым приятным для Лавра Сергеевича. Он боролся и побеждал.

      — Ещё одно усилие, — бормотал себе под нос изрядно вымотавшийся пожилой мужчина.

      Спустя четверть часа удалось достичь выхода.

      — Лавр Сергеевич! Почему вы хотите нанести себе вред? Что скажет ваша дочь, когда узнает о ваших действиях?

      — Вред? Что ты понимаешь, железка! Я никогда так прекрасно не чувствовал себя, — с придыханием произнёс он, оттерев пот с лица. — Что на счёт дочери — она поймёт. Открой дверь, я хочу выйти в сумерки.

      — Я не могу этого сделать, Лавр Сергеевич. Вы простудитесь.

      — А, чёрт! Пропади оно всё, — взревел старик.

      В дверь полетели вазы, табуреты, картины, горшки с цветами — всё, до чего смог дотянуться Лавр. Устройство поддержания координации движений, очевидно, либо сдалось, либо поломалось, но более не оказывало сопротивлений. Механические руки с потолка попытались сделать укол успокоительного, но Лавр яростно с криком отбивался от них и даже выбил шприц. Лавр коснулся запертой двери. Были слова. Много слов, которые он украдкой записывал, когда камеры слежения видят хуже всего — в сумерки. Слова — ключ от всех дверей или эпитафия его заточения.

      — Я только человек, Ариадна. Тебе, возможно, не понять всю простоту и сложность этого понятия. Твоя программа лишь затрагивает моё физическое здоровье и немного душевное. Но, Боже! Ты не понимаешь и не сможешь понять. Мало сделать искусственный интеллект. Нужно сделать искусственные эмоции, искусственное сострадание и жестокость, ибо без одного немыслимо другое. Нужно сделать искусственные уши, чтобы слышать сказанное. Но куда важнее соединить это в единый организм и обучиться пользоваться. На это уходит целая жизнь, а некоторые люди не успевают. Взгрустнёшь ли ты, коль не станет меня? Нет. Другой пациент заселится в эти стены. Программа сделает круг и пойдёт сначала.
Я есть! И я хочу успеть сделать ещё что-то, пока я есть!

      Лавр закончил. Сердце бешено колотилось. Тишина в ответ была неожиданна. Ариадна не обеспокоилась повышающимся давлением и тремором рук. Слова словно что-то затронули внутри машины. «Значит, это возможно» — подумал он и кротко улыбнулся.
Без каких либо препятствий он отворил дверь. С невероятным наслаждением Лавр наступил на мокрую грунтовую дорожку возле порога. Устройство поддержания координации движений не пыталось овладеть телом старика, но не помогало идти, добавляя к нездоровым ногам дополнительную нагрузку. Через пару шагов Лавр посмотрел вперёд. Путь предстоял неблизкий. Лавр Сергеевич улыбнулся. «Прогулка будет долгой. Нет! Прогулка будет столь длинной, сколько я сам захочу», — подумал старик и полный решимости двинулся вперёд. Тропинка вела чуть в сторону через небольшой перелесок. Золотая осень восполняла недостаток солнца светом золотистых листьев. Они словно светились в нарождающихся сумерках. Перелесок, казалось, был наполнен волшебством. Лавр неспешно брёл по тропе, рассматривая природные красоты. Ему было чудно, волшебно и невероятно прекрасно. «Это того стоило», — без устали повторял Лавр сам себе. Деревья расступились, но старик часто оборачивался, чтобы снова увидеть жёлтые листья на фоне серо-синего сумеречного неба.
Впереди был холм. Он не был крутым, но подъём дался Лавру непросто — сказывался механизм поверх его тела. Отсоединить его не получилось. Захваты конечностей намертво сомкнулись на лодыжках и предплечьях. «Видимо сломался», — подумал Лавр во время восхождения. Каким бы неудобным или тяжёлым не казалось устройство для поддержания координации движений, Лавр Сергеевич не переставал идти, пусть медленно, пусть с остановками, но он шёл. С вершины холма были видны дома. Они стали много ближе. Лавр удивился — он прошёл всего несколько минут и вот почти у цели.
Солнце почти скрылось за горизонтом, когда лавр достиг ограды. Небо окрасилось в красные, розовые и рыжие цвета, а по ту сторону заката надвигалась чёрная тьма. Облака рассеялись и их остатки образовывали причудливые рисунки напоминающие перья огромных огненных птиц. Лавр чувственно схватился за чугунный прут ограды и окинул взглядом посёлок. Он словно таял в закатном свете. Лёгкая рябь воздуха только прибавила сходств с призраком. Лавр Сергеевич отошёл чуть поодаль, чтобы видеть всё и, лёг на влажную траву как в кровать, намереваясь крепко уснуть и, быть может, проснуться в лучшем мире. Его дыхание выходило клубами пара, через который светились разгорающиеся звёзды. Лавр поднял руку, словно пытаясь схватить одну из ярких точек. Вокруг была тишина. Холод уже не ощущался. На душе стало спокойно. Глаза сомкнулись под тяжестью век, а рот растянулся в блаженной улыбке.

***


      Погасло несколько ламп — в больнице включали ночное освещение. В просторной одноместной палате ритмично пищал пульсометр, отбивая на мониторе ритм сердца кривой зеленоватой линией. В кровати лежал старик. Возле кровати сидела тощая белая фигура медицинского робота. В полумраке комнаты тускло поблескивали объективы камер на голове и хромированная надпись «Ариадна 2.11». Тонкие пальцы рук сжимали ладонь Лавра. На миг робот повернул голову в сторону монитора с показателями — пульс участился — Лавр глубоко вздохнул. Он улыбнулся самой блаженной улыбкой на свете. Дверь в комнату раскрылась.

      — Ариадна, информация по пациенту, — быстро произнёс человек в белом халате.

      — Пациент № 1992 Лавр Сергеевич. Он находится в симуляции четвёртый раз и не прекращает попыток сбежать. Сегодня он смог вырваться из виртуальной лечебницы за счёт обнаружения логической уязвимости программы.

      Лицо доктора помрачнело. Он подошел ближе к кровати и взял фотографию с тумбы.

      — Бедный Лавр Сергеевич. Сколько месяцев он не может выбраться, — запричитал доктор, — скольким людям он помог выбраться из комы, а себе не смог. Мы не можем вывести его оттуда.

      На фотографии молодой мужчинастоял в обнимку с роботом, очень похожим на Ариадну 2.11. Его лицо и руки были запачканы чем-то тёмным, но глаза и улыбка светились нескрываемым торжеством. Рядом стоял маленький ребёнок с испугом поглядывающий на механизм.

      — Если бы его дочь была жива, то всё сложилось бы иначе. А ты помнишь его, Ариадна? Это ведь он тебя создал.

      Ариадна посмотрела на старика.

      — В моей памяти отсутствуют подобные сведения об этом пациенте, — произнёс робот после небольшой паузы.

      — Ариадна, а это что? — он показал на улыбку старика.

      — Его побег в симуляции очень порадовал его, господин доктор. Он прогулялся до самых границ симулируемого мира и увидел, как полностью зашло солнце. Ему радостно и грустно одновременно. Есть тенденция — каждый раз, когда он стремится совершить некорректное действие или проявить гнев, то состояние его организма улучшается.

      — Серьёзно? Если это так, то… Ариадна, измени условия симуляции. Добавь более сложные условия существования, чтобы было больше поводов сердиться и бунтовать. Сделай больше ограничений и формальностей, чтобы ему всё больше хотелось вырваться на свободу. Видимо это единственный путь выхода из комы. Начни с завтрашнего дня.

      — Будет выполнено, господин доктор.

      Врач сделал пару пометок в планшете и вышел из палаты. Доктор проводил его взглядом и повернулся к своему пациенту.

      — Отец, раскрой глаза и живи реальной жизнью, отец, — произнёсла Ариадна.