Охота за песней

Уныло гудят провода на столбах. Завывает ветер над крышами. Часто набегают тяжелые серые тучи, сеется холодный косой дождь. Сыро, неуютно в природе. Появляется первый ледок на лужах. А выдаются и светлые дни в октябре. Морозные.   
Несказанно красив в такие редкие дни лес. Весь он теперь какой-то удивительно торжественный, величавый, строгий и немного грустный. 
Трудно, почти невозможно выразить то волнение, которое испытываешь при взгляде на золотисто-жёлтые и оранжевые краски леса в начале месяца, кажется, что собрав все свои силы, лето в последний раз вспыхнуло ярким огненным фейерверком, разгорелось на кронах деревьев золотистым осенний пожаром. 
Именно в это время, когда морозными зорями с клёнов падают листья, лес оглашается рёвом оленей.
- У-у-го! Го-о-о! - гулко катится по лесу.
- Что это? - спросила Наташа.
- Олень проревел. 
Это первый вечерний клич, вызов на бой. Сейчас должен последовать ответ. И действительно, справа и слева зазвучали голоса "быков". Они звучали тем сильнее и чаще, чем темнее становилось в лесу. Вскоре, казалось, не только олени - сам лес гудел. Голоса зверей и эхо слились в какую-то необузданную песню. Это и в самом деле была брачная песня диких красавцев. 
- У-у-го, о-о-го!

Исполненный слепой страсти, безумный рёв невольно заставляет чаще и громче биться сердце. По дорожкам и звериным тропкам прямо по кустам мы бросаемся туда, откуда неслись эти звуки. Нам хочется пробраться поближе к этим ревунам и драчунам. Хочется посмотреть их поединки, полюбоваться их жестоким свадебным обрядом. 
Целый месяц длятся свадьбы, целый месяц гудит лес. Когда из мощных глоток опьянённых любовью самцов вырывается дикая песня, когда трещат рога и стучат копыта, у охотников трепещет сердце. Это волнующее время в лесу. 
- Кирилл Сергеевич, я хочу записать на плёнку рёв оленей, вы не смогли бы мне помочь? - просит Наташа.
- С удовольствием! Но ведь вам с микрофоном надо очень близко подойти к зверям, а это нелегко. На вашем пути к оленям много препятствий. Вот хотя бы это. Слышите, как под ногами шуршит листва? Нам придётся идти в лес ночью и мёрзнуть на зорях. Сидеть и караулить зверей, терпеть и ждать, боясь шелохнуться. 
Наташа - корреспондент московского радио. Молодая, хрупкая, совсем ещё девочка, она, по-моему, новичок и в своём деле, и в лесу. Но в ней живёт такая страсть к профессиональным находкам, такой неподдельный интерес к достопримечательностям, что спорить с ней бесполезно. Я пытаюсь объяснить ей, что ревущих оленей окружает плотное кольцо самок, телят и молодых бычков-молчунов, которые все вместе чутко следят за лесом и, если уловят что-либо подозрительное, тут же поднимут тревогу. Но Наташа неумолима. И вот уже целую неделю мы почти не выходим из леса.
Поздним вечером, при свете луны, на тихих плёсах Усманки, с лодки мы записали звуки, издаваемые бобрами, когда они грызут дерево, а бобры, заметив нас, бросились в воду, оглашая окрестности сильными ударами хвоста по воде и обдавая нас брызгами. Удалось нам записать и ночной, пугающий крик совы-неясыти, голоса соек. Эти любопытные, боязливые и болтливые вещуньи не раз выдавали нас при подходе к оленям. Думалось, что все препятствия уже позади, что после долгих усилий мы уже у цели - олень ревел рядом. Мы уже включили микрофон, но тут вдруг переполох, поднятый сойкой, за один раз разрушил наши надежды. 
Многое и другое уже попало на ленту, а вот олени никак не желали выступить с нашей помощью перед радиослушателями страны. Бывало так: ходит зверь по кругу на своём точке. Нам удалось зайти с подветренной стороны и спрятаться за кустом. Ревун только что прогнал соперника. Теперь он сам пойдёт к нам, издаст свой победный клич прямо перед микрофоном. Уже слышны его шаги. У нас бешено колотится сердце. Олень совсем близко - мы словно чувствуем на себе его горячее, с паром дыхание. И вдруг вместо заветного рёва в наушниках раздаётся рёв... электровоза. Запись испорчена. Сколько раз врывались к нам в микрофон эти непрошенные звуки: то зарокочет мотор самолёта, то застучат на стыках рельс поезда. Сколько сваливалось такого, чего я даже и предвидеть не мог. Словом, трудностей на охоте за звуками оказалось больше, чем я думал. Потому-то, оказывается, Наташа и не боялась тех, о которых я ей говорил. Она знала, что в общем-то, разных помех окажется больше, чем о них подозревает неспециалист. 
И вот последняя ночь на исходе. Скоро начнёт светать. Скоро снова будут реветь олени. Улыбнётся ли нам, наконец, счастье? Уже едва хватает сил, чтобы держаться на ногах. Кругом сыро, холодно. Сон смыкает веки. Перед глазами маячат призраки. Деревья кажутся огромными тёмными колоннами, уходящими в бездонное небо, кусты расплываются причудливыми тенями и превращаются в диковинных зверей. В ушах от напряжения тоже творится какая-то чертовщина. Хруст упавшей ветки или шелест ветра, мало что имеющие общего с рёвом оленей, вдруг принимаются за давно желаемые звуки. 
- Это олень? - безнадёжно спрашивает Наташа и тут же, заранее зная об ошибке, с грустью вздыхает. 
Но, чёрт возьми, должна же когда-нибудь прийти удача! Или это только в давней песенке так поётся: "Кто ищет, то всегда найдёт"? 
Мы много видели и много слышали за эти дни и ночи. И всё же, говоря самокритично, наши трофеи оказались не очень богаты. Но добыть их не так легко, как добываются трофеи охотником с карабином. Зато тем они и дороже нам. Дороги ещё и потому, что звуки, записанные на плёнку, станут достоянием многих тысяч людей, когда они в объявленный по радио день и час, после работы, в уютных уголках тёплой комнаты присядут у своих приёмников и ещё раз вместе с нами услышат и переживут волнующие вздохи осеннего леса и всплески речных бобров, стук дятла и могучий рёв оленей, услышат короткие рассказы людей о жизни леса - всё то, что слышала и записала Наташа у нас в заповедном лесу. 
Не хотелось уезжать Наташе обратно в Москву. Ей всё нравилось в нашем лесу, всё хотелось узнать. Она то и дело спрашивала: "Что это?" или "Как это?" Она готова была всё записывать: и шелест листьев под лапками пробежавшей мыши, и стук падающих капель, и шум деревьев. Вот раз мы подошли к одному клёну. У него уже все листья осыпались. Остался только один листок-крепыш. И он, колеблемый ветром, трепался и раскачивался. Наташа не утерпела, подошла поближе, поднесла микрофон к листку и послушала - не шепчет ли ей чего на прощанье этот листик? Я сам, чего греха таить, увлекающийся человек, в поисках какого-нибудь лесного пустяка могу прошагать километры, убить часы и дни, но такое, право, внушает и мне уважение. Не знаю, как потом сложится судьба Наташи, навсегда ли привяжется она к своей великолепной профессии радиокорреспондента или изменит ей, но с такой страстью к поискам добра и красоты, как у неё, можно браться за любое дело в жизни.
                _________________________________________