Как было

Она встала в этот день пораньше. Но не так, чтобы уж очень, ровно настолько, чтобы он, проснувшись, ещё ощутил тепло её недавнего присутствия и, не заподозрив неладного, спокойно отнесся к этому, оправдав естественными причинами. Так предусмотрела она. А сама, еле дыша от волнения, полушагом на цыпочках пробиралась на безопасное от его взгляда расстояние. Она задумала нечто необыкновенное и очень старалась, чтобы он до последнего был в неведении, чтобы неожиданная радость для него удалась во всей красе. Как сказали бы мы сейчас: она готовила сюрприз.

Скрывшись от его глаз, она оглянулась. Пока все шло по плану: за кустом её преданно ожидал огромный тигр. С ним всё было договорено заранее. Оглядев его, она заговорщицки улыбнулась и мысленно похвалила себя за то, что отвергла помощь лошади и орла. Лошадь слишком громко топала, а орёл шумел крыльями при передвижении. Потому и выбрала она эту огромную кошку, мягкие лапы которой почти неслышно ступали по земле и в несколько прыжков преодолевали большие расстояния. Да и внешний вид тигра ей нравился больше, её всегда веселили его яркие полосы, а она любила всё яркое и красивое. Да и мурлычет он так мило и нежно, когда гладишь его по невероятно мягкой и нежной шерсти. Одним словом, они ладили, и к её делу он подходил как нельзя лучше.

Она потрепала зверя за уши и взгромоздилась на его широкую спину. Нужно было успеть побывать в нескольких местах: в одном – нарвать ягод, в другом – плодов, и, наконец, к определенному сроку попасть на особую широкую поляну, где растут необыкновенной красоты и аромата цветы. Она нашла их недавно и очень надеялась, что он забыл об этой полянке. Она не могла быть уверена, что он про неё не знал совсем, но с того времени, как этот план демонстрации красоты созрел у неё в голове, она прилагала все усилия, чтобы отвернуть его мысли от этой местности и под любым предлогом не пустить его сюда.

Волнуясь за успех своего дела, они с тигром летели подготавливать все необходимое. Откусывая кусочек продолговатого лилового фрукта, она ещё раз убедилась, что с ягодами он будет сочетаться как нельзя лучше. В этом тоже была красота: разложить замысловатыми узорами, подсмотренными в раскрасках птичьего оперения, на огромные листья кувшинок, служащих блюдами, ягоды, фрукты, веточки зелени так, чтобы они возбуждали аппетит и в то же время восхищали своим внешним видом. Так, что некоторое время и не сообразишь, какое чувство у тебя сильней – зрение или вкус. На это был расчет: пока он будет думать об этом, созерцая её художество, она успеет подготовиться к главному зрелищу.

«Ягоды хороши, – думала она, собирая у самой земли ароматные красные горошины, – но в лесу им не место. Нужно будет подсказать ему, чтоб пересадил их на освещенные солнцем полянки. Там они будут и крупнее и ароматнее. И как же вы умудрились вырасти у самой земли, мои сладкие уземлянушки? Землянчики! Землянички! Смешное слово. А вот подскажу ему!» Она улыбнулась своей идее и, любуясь творением природы, сорвала ещё несколько ягод вместе с веточками.

И вот последний штрих нанесен. Волненью нет предела. Вздохнув, она кивает своему помощнику и поворачивается к стайке разноцветных бабочек, покорно зависших в воздухе в ожидании её знака.

Зрелище, представшее перед ним, было неожиданным. Не каждый день даже он, видевший абсолютно всё, мог увидеть настоящий терем из цветов, выстроенный как бы из тонких сучьев. Но нет же – цветы оплели всё это сами, не потеряв и листочка. Они соорудили грациозную беседку, широкую, как поляна, отделив зону отдыха с лакомствами лёгкой полутенью, защищая от прямых солнечных лучей. Он умилился от увиденного. И, пожалуй, слишком долго созерцал блюда со снедью, так, что ей пришлось окликнуть его. Он обернулся. Она стояла на небольшом возвышении, холмике с невероятно яркой мягкой зеленью. Солнце наискосок освещало её так, что были видны даже росинки на цветах в её руках. Они были не сорваны – зачем губить красоту? – они обвились своими гибкими стеблями вокруг рук, формируя живой браслет, и собрались группами в букеты. Платье её было более чем необычно: его составляли миллионы крохотных и не очень бабочек. Она повернулась и они, как приклеенные, двигались вместе с ней живым трепещущем одеянием, расходящимся клиньями книзу. Платье было прекрасно. Продуманы были цвета и тона, расплывающиеся на её фигуре волшебными узорами.

«Смотри, как я умею!» – проговорила она, подняв руки и закружилась, заставляя бабочек неукоснительно следовать за ней, рассмеялась таким звонким хрустальным смехом, что даже ручеек, журчащий у её ног, не мог бы соперничать с ней. Он стоял и любовался ею, замирая от восхищения и радости, и думал: «Так и хочется назвать её Жизнью, как будто я и не знал этого слова, пока не встретил её. Как будто только с ней и началась жизнь».

Она смеялась и кружилась, довольная тем, что угодила ему, а он улыбался, и тихое осознание полноты бытия разливалось по всему его существу.

Так было.

Это потом он скажет: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел». Потом откроется плоть, померещатся её недостатки. Потом появятся антиподы. А сейчас – только огромные голубые глаза, отражающие Бога, и звонкий смех на виду у покорного животного мира.