Накануне Нового года

Когда мне почему-то становится грустно, я вспоминаю, что в таком случае - самое добро отправиться в лес. 
Записная книжка и карандаш всегда в кармане. Взять бинокль, закинуть на спину рюкзак и захватить с собой волшебное фоторужьё - дело нескольких минут. 
Но сегодня, в канун Нового года, я иду в лес не потому, что мне грустно. Я хочу посмотреть какой он, этот день в лесу, как живут и чем занимаются обитатели заповедного леса. Я хочу вспомнить кое-что, попрощаться со старым годом и послушать его последние сказки. 
И вот я на пороге. На занесённом снегом крылечке отпечатались ночные следы чердачного бродяги-кота. За порогом - следы крестиком. Их оставили утром воробьи и синички. Тихо. Пасмурно. Где-то вверху, в сером небе рождаются снежинки. Они неспешно ложатся на землю, на крыши домов, на ветви деревьев, на плечи. Шаг, другой, третий, и я в лесу. Но, чу! Что это?
- Чи-у-теф! Терелеф! Чуй-чуй! Ти-то! 
Сказка, выходит, начинается на пороге дома. Это поползни. Смелые птички. Надо вернуться, покормить их. Открываю дверь, вхожу в дом, а дверь нарочно немного оставляю открытой. Птички не церемонятся и друг за другом, как мыши, шмыгают за мной в комнату. Здесь ничуть не стесняясь меня, производят полнейший обыск, осматривают всё, что им доступно, стол, посуду, заглядывают под кровать и в клетку к перепелу. Клетка их особенно интересует. Ещё бы! Там ведь у перепела кое-что съестное. Я подбрасываю своим гостям на пол немного семечек, и они, набрав полный клюв, исчезают за дверью, но через минуту опять уже здесь. Я даю им ещё и спешу выйти вслед за ними. Потом они провожают меня в лес. 
Хорошо в лесу по свежей пороше. На снегу самые последние, свежие отпечатки следов. Если напал на интересный след, забудешь про обед и ужин. 
Я иду медленно, всматриваюсь в следы зверей, читаю лесные истории. Не успел я как следует отойти от дома, как услышал цоканье белки. Оглянулся и увидел: вокруг дерева прыгает курица. К ней подбежала другая и тоже прыгать принялась. Танцуют, что ли? 
Оказывается, это шалунья-белка дразнит кур. Белка невысоко на стволе. Курицы прыгают, а достать её не могут. Надоело им прыгать. Только отошли, занялись своим делом, а белка к ним. Цокает, хвостом вертит, ругает и дразнит глупых кур. Куры не выдерживают и опять за ней. А она прыг-скок и на дерево. И всё повторяется как было. Шалунья меня заметила, хвостиком махнула: "Уходи, мол, кур не пугай, дай ещё позабавиться, над курами потешиться". 
Белки у нас тут никого не боятся. Живут прямо за домами, здесь же гнёзда строят, детей выводят, бегают по дворам и заборам. Вот и случилось мне увидеть эту смешную сцену.   
Наконец, я всё же выбрался в лес. И уже в сотне шагов от дома мой путь пересёк след кабана. Рядом с ним заячий след, за заячьим следом лисий. Я пошёл по этим следам. Заячий скоро свернул в сторону. Лисий же шёл за кабаньим. Видно, хитрит кумушка. Начнёт кабан рыть землю, спугнёт мышь из норы, а лиса тут как тут. Что ж, это дело известное: цап! и нет мышки.   
Идёт кабан, следы печатает, а рыть не начинает. У корня старой сосны кору сдёрнул, пожевал на ходу, выплюнул. Похоже, голоден зверь, а землю не роет, идёт дальше. Тянутся два звериных следа по лесу, меж деревьев, в кустарник пробираются. Теперь и мой, человечий, третьим к ним прибавился. Три следа, три цепочки. Всю ночь тянулись два первых, далеко ушли, а третий только начался, догонит ли? 
След кабана вышел на след других кабанов. Все вместе они проложили тропу. Потом вдруг разбежались веером и, как по команде, все враз принялись копать лесную подстилку. По вееру я пересчитал зверей. Их было семь. Семь зверей, семь ямок. Звери покопали и ушли дальше, увлекая за собой хитрую лису, а ямки остались, но не опустели и оживленье у них не прекратилось. Сюда собрались целые стаи синичек. Порхают, летят за кабанами по ямкам и кучкам. Всё, что осталось от кабанов: мелкие жучки, паучки, кладки яичек, - синичья доля, зимнее птичье счастье.   
Незаметно наступил вечер, стало смеркаться. Надо возвращаться домой. Пришлось оставить следы кабанов. До дома было далеко, и я сокращал свой путь, где и как мог. Влево от дороги должна быть косовая тропка, и я, боясь её не пропустить, всё смотрел влево. И вдруг, это я скорее почувствовал, чем увидел, что справа от меня кто-то стоит. Это были кабаны, те самые, за которыми я шёл по следу почти весь день. Один из них, черный и огромный в упор смотрел на меня. Они дали круг, и я случайно напал на них. Когда в десяти шагах против тебя, не спуская глаз, стоит зверь пудов на двенадцать, готовый в одну секунду свалить с ног и вспороть тебе живот, нельзя сказать, чтобы ты чувствовал себя весело. Я сразу же постарался удвоить это расстояние...   
Вскоре стало совсем темно. То и дело приходилось фонариком прогонять темноту ночи. Она убегала с дороги, но там, по сторонам делалась ещё гуще, и я оказывался на дне глубокого причудливого тоннеля. Было удивительно красиво. На чёрном фоне ночи ярко выступали опушённые снегом и подсвеченные снизу деревья. По-прежнему особенно очаровательно выглядели ёлочки и молодые сосны. И тут мне вспомнилась ещё одна история. 
Однажды я выкормил двух лисят. Выкормил и выпустил на волю. Это были Рыжик и Люська. Любил я их и потому каждую ночь брал фонарик, кусочки хлеба, смазанные маслом, мясную косточку или миску каши и шёл в лес. Там, на тёмной дикой полянке я останавливался и звал питомцев. В темноте появлялись горящие точки. Точки приближались и вскоре оказывались рядом, останавливались, немного не доходя, и как бы изучали меня.   
- Ну что, мой рыжий лис, не узнаёшь? - говорил я. - Иди, иди ко мне, не бойся!
После этих слов Рыжик подбегал без особых церемоний. Люська же проявляла осторожность. Она сперва заходила сзади, обнюхивала мой след, и убедившись, что я это, с разбега прыгала мне на спину, а оттуда старалась выхватить из рук лакомый кусочек. 
Когда мои рыжие друзья съедали корм, то как-то по-собачьи юля, Рыжик снова подходил ко мне. Я наклонялся, почёсывал за ухом, а он, вдруг завалившись на спину, подставлял брюхо. 
Люська же таким фамильярностям не особо предавалась. Это была довольно практичная особа. Она тут же начинала охоту. Выслеживала и ловила мышей. Рыжик же, заметив у Люськи мышь, старался отнять у сестры добычу. Начиналась игра и погоня. Иногда, заигравшись, они чуть было не сбивали меня с ног. Так продолжалось, пока Люське не надоедало. Тогда она отдавала мышь брату, а себе ловила новую. Лисички были сыты и поэтому мышей не ели, а, придавив немного, выпускали, давали отбежать, прыгали на них, подбрасывая кверху и снова ловили, как кошки. 
И любуясь на эту игру со стороны, покойный охотовед заповедника Игнат Игнатович Ковалевский, заядлый охотник, спустивший с лис не один десяток шкур, а в общем очень добрый человек, растроганно говорил: "Убей меня бог, больше не буду". 
Да, это были незабываемо интересные минуты жизни. Но вот я уже снова у порога своего дома. Сейчас открою дверь, зажгу свет, растоплю печь и, греясь у огонька, сяду на маленькую скамеечку и ещё долго буду вспоминать всё пережитое за этот день и за этот год. Всего было в году и в жизни - и радостного, и горестного. Но старый год, как старый друг: с ним нелегко расставаться...