Некрасова 13 и его обитатели. Батаевы

        Батаевы жили на нашей лестничной площадке 3-го этажа. Дядя Миша, тётя Шура и их дети: Вовка и Лидка. Дядя Миша был младшим братом дяди Фомы  и имел такой же вспыльчивый характер.
       В рассказе «Барак номер 5" написано:
    «Дядя Фома со своим другом мирно выпивали летом во дворе и вдруг дядя Фома так рассердился на своего визави, что схватил топор с чурбана для колки дров и отрубил ему часть уха. Дня через два друг пришел в образе Ван Гога с перевязанным ухом и дело закончилось миром. Снова сидели они во дворе. Дядя Фома в полинялой майке с папиросой в углу рта и друг с виноватым выражением на лице».

        Однажды дядя Миша с утра был в мрачном настроении, то ли болела голова после вчерашнего, то ли принял с утра, но не помогло.  Но надо было идти на работу, а работал он грузчиком на асбошиферном комбинате. В этот несчастливый для него день ему показалось, что мастер его не уважает. Как потом в суде показывали свидетели дядя Миша бегал с ножом за мастером по цеху и нецензурно угрожал ему.
        Ножик, правда, был маленький, можно сказать, перочинный, и физический ущерб мастеру нанесён не был, но тем не менее, мастер подал на дядю Мишу в суд. В отличие от визави дяди Фомы мастер на мировую не пошёл.

        Это вызывало бурное осуждение мастера соседями дяди Миши. "Ведь человек выпимши был и только попугать хотел" - говорили они, вынося дяде Мише оправдательный приговор. Суда присяжных в СССР не было и дядю Мишу посадили на два года.

        Тётя Шура работала на том же комбинате с инфернальными условиями труда. Она занималась загрузкой асбеста в бункер. Вместе с напарницей они подтаскивали бумажный мешок с асбестом, который весил около 50 кг, разрезали и высыпали в бункер. Происходило всё это на металлической площадке над смесителем, горячий влажный воздух от смесителя поднимался наверх, поэтому работали полураздетыми, а от асбестовой пыли  на лицах были респираторы. За смену перебрасывали  тонны асбеста, вследствие чего тётя Шура домой с работы приходила порядком измочаленная.
      
       По прошествии некоторого времени из места заточения от дяди Миши пришло письмо.
       Лирические стихотворные строки:
                «Ты моё солнце, я твоя тень,
                Я хочу, чтобы ты цвела как сирень...»,
 дяде Мише, вероятно, надиктовали сокамерники, ибо грех стихосложения за ним не наблюдался, а вот далее в прозе, несомненно, было его:
               «Шура, если узнаю, что гуляешь, то приеду — убью».

        Тётя Шура ходила с этим письмом по соседям, матом комментируя написанное. Особенно возмущали её стихотворные строфы. Какая сирень? Она крутилась после посадки дяди Миши  с двумя детьми на одну зарплату.
        Соседи снова поминали недобрым словом мастера.