***

ВОЕННАЯ БИОГРАФИЯ МОЕГО ОТЦА

         Мой отец Василий Николаевич Жулёв родился 15 июня 1918 г. в с. Малая Сердоба Пензенской (тогда Саратовской) области. В период страшного голода 1931 – 1933 г.г. семья в поисках лучшей доли перебралась в Казахстан, в г. Алма-Ату, где впоследствии, после войны, родился и я. Там после окончания семилетки Вася Жулёв поступил в железнодорожный политехникум Турксиба и параллельно занимался в аэроклубе, где молодых ребят учили летать на «кукурузниках» У-2 (самолёт-биплан По-2 конструкции Поликарпова). Позже, вовремя войны, эти самолёты использовались в качестве ночных бомбардировщиков, на которых наши женщины-лётчицы успешно громили врага.
          В 1939 году отец закончил техникум и одновременно прошёл курс обучения в аэроклубе, получив квалификацию лётчика-инструктора  для этого типа самолётов. В самом начале 1940 г. его призвали в Красную Армию и направили для прохождения службы в 333-й стрелковый полк, который дислоцировался в знаменитой Брестской крепости и который полностью погиб там в самом начале войны. Вместе со своим другом-земляком Вася Жулёв не раз обращался к начальству с просьбой перевести их в авиацию. «Ведь мы же готовые лётчики», - убеждённо говорили ребята, но их и слушать никто не хотел (среди военного начальства процент идиотов не меняется со времён Петра I– здесь и далее в скобках прим. автора). «Раз вас сюда направили, значит, так было нужно», - был ответ. Тогда они написали письмо в штаб округа, и вскоре пришёл ответ. Их обоих вызвали в штаб дивизии, выдали новое обмундирование (до этого они служили, проходя курс молодого бойца, в домашних обносках; форму должны были выдать только после принятия присяги), вручили пакет, проездные документы и велели ехать в Ленинград (ныне Санкт-Петербург), где по прибытии в присутствии военного коменданта им надлежало вскрыть пакет.
          В Ленинграде после вскрытия пакета выяснилось, что они направлены учиться в Ленинградское военное авиационно-техническое училище (ЛВАТУ), которое готовило военных специалистов по вооружению и матчасти самолётов. По окончании училища присваивалась квалификация техника по вооружению или матчасти и воинское звание «воентехник 2-го ранга», что соответствовало общевойсковому званию «лейтенант». Далее возражать было бесполезно, и они приступили к учёбе. Вскоре однокашника отца, Федю Стафеева, отчислили за неуспеваемость: имея за плечами только семилетку, он не мог справиться с учебной программой и был направлен в одну из авиационных частей, где окончил школу младших авиационных специалистов (ШМАС), по-нынешнему, «учебку».
В железнодорожном техникуме, да и в аэроклубе, большое внимание уделялось начальной военной подготовке, поэтому отец сразу же получил звание «отделенный командир» (два малиновых треугольника в петлице, позже – это звание «сержант») и был назначен старшиной классного отделения (это, примерно, общевойсковой взвод). В том же 1940 году ему довелось участвовать в составе училища в военном параде войск Красной Армии на Красной площади в Москве в честь XXIII годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
          В июне 1941 г. грянула война. В соответствии с Приказом тогдашнего наркома обороны С. К. Тимошенко все военные авиационные специалисты стали выпускаться из училищ не лейтенантами, а сержантами. Делалось это в целях экономии средств в связи с многократным увеличением военных расходов. «Авиаторы хорошо воюют, и они и так быстро дослужатся до кого хотят», - объясняли в наркомате. Вместе с группой курсантов сержант Жулёв В. Н. был направлен в Москву на краткосрочные слушания в Военно-воздушную академию им. Жуковского, но враг рвался к столице, и курсантов вскоре быстро распределили по войсковым частям и подразделениям. Отец был определён техником по вооружению в 165-й истребительный авиаполк (165 ИАП) 286-й истребительной авиадивизии, в котором и провоевал всю войну техником, а позже механиком эскадрильи по вооружению, дошёл вместе с полком до Берлина. Четыре года день и ночь – пушки, пулемёты, бомбы, патроны, снаряды, постоянная чистка оружия – всю войну спать было некогда. Постоянная изматывающая бессонница при страшном желании поспать  - это состояние многие годы преследовало его после войны. Оружие круглосуточно должно было быть готово к бою: вылеты случались в любое время. Именно под Москвой в те дни молодые оружейники решили из-за нехватки времени подвешивать бомбы к самолётам, не распаковывая их: прямо в рамочной тарной упаковке ставили взрыватели на бомбах на боевой взвод и подвешивали к самолётам.
Увидев это однажды, комиссар полка и уполномоченный особого отдела дивизии, стараясь перекричать друг друга, визжали, матерились, называя ребят вредителями, грозили штрафбатом и расстрелом на месте, тряся маузерами (особисты, а часто и комиссары, почему-то предпочитали носить маузеры в деревянных коробках и наганы вместо штатных пистолетов «ТТ») и навешали на оружейников кучу взысканий. Однако, вернувшиеся из полётов лётчики  восторженно рассказывали о том, какого страху они нагнали на немцев, когда дико завывающие бомбы в деревянных рамочных ящиках заставляли их разбегаться в панике, как тараканов. Взыскания немедленно были сняты. За бои под Москвой все участники сражений были награждены медалью «За оборону Москвы».
          В тяжёлый период боёв 1942 – 1943 г.г. немцы часто налетали бомбить наши аэродромы, уничтожая всё живое и мешая землю с небом и огнём. Им предписывалось уничтожать как материальную часть, так и личный состав лётных частей. ПВО была поставлена слабо, а налёты были часто неожиданными из-за плохой радиосвязи между войсковыми частями и подразделениями. Однажды на аэродром, где базировался 165-й ИАП, прилетел наш самолёт-биплан Р-5 (самолёт-разведчик конструкции Поликарпова), который привёз почту. Когда он делал круг над аэродромом, из-за леса неожиданно вылетели два «Мессершмитта-109» и, обстреляв его, принялись прочёсывать огнём из пушек и пулемётов наш аэродром, особенно стараясь уничтожать личный состав. Они подожгли несколько стоявших на земле истребителей и плотным огнём поливали аэродромные сооружения, где прятались командиры и солдаты. Взлетела пара наших истребителей. Поднявшись с рулёжной дорожки и делая круг, первый из них был сбит и взорвался в воздухе, а лётчик второго, видимо, испугавшись, вернулся на землю и спрятался. Позже он будет арестован, предан военному трибуналу и расстрелян (и там, и там - лётчиков повсюду ждала смерть).
          В это время из столовой выскочил полуодетый, невыспавшийся и взъерошенный лётчик старший лейтенант Мусатов. Страшно матерясь, он вскочил в первый попавшийся истребитель (это оказался самолёт командира полка) и, не выруливая на дорожку, сразу пошёл на взлёт и, не делая круга, ринулся прямо на немцев. А у тех то ли кончился боезапас, то ли они приняли Мусатова за опытного аса и испугались, только они повернулись и стали удирать. Одного Мусатов сбил сразу же, зайдя от солнца, и погнался за другим.
          В это время по земле в полк приехал генерал из штаба 16-й воздушной армии для вручения наград. В его присутствии из соседней пехотной дивизии по радио сообщили подтверждение, что над их расположением истребитель Ла-5, номер такой-то, сбил «Мессера-109-го», а чуть позже – одиноко летевший бомбардировщик «Хейнкель-111». К приземлившемуся Мусатову бросился чуть ли не весь полк, а генерал снял с себя орден Красного Знамени и прикрепил его к нательной рубахе полуодетого Мусатова.
          Самолёт-биплан Р-5, подбитый немцами, летел очень низко над лесом и, когда отказал двигатель, просто плюхнулся на верхушки сосен. Лётчик спустился по веткам и прибежал на аэродром. Самолёт сняли с деревьев, почту раздали, потом мотористы занялись двигателем, а оружейники под руководством отца, который тогда был механиком эскадрильи, сняли из второй кабины самолёта установленный там крупнокалиберный пулемёт системы Березина, который обычно ставили на пикирующие бомбардировщики Пе-2 иТу-2. Пулемёт был в отличном состоянии, и Василий Николаевич решил использовать его в качестве средства противовоздушной обороны (ПВО). Около штабной землянки на площадке находился огромный пень от спиленной сосны. На нём и укрепили поворотную турель пулемёта. Установив пулемёт, повращав его на турели и прицельно постреляв из него по соснам, отец остался доволен.
          После обеда, как по часам, налетели немецкие пикировщики «Юнкерс-87», «лаптёжники», как называли их наши солдаты из-за неубирающихся шасси. Пикируя по очереди, они начали обстреливать аэродром и бросать на него бомбы. Все разбежались по траншеям и щелям (узкий окоп) и попрятались, кто куда мог, а Василий Николаевич бросился к своей установке и открыл огонь по врагу. Так как пень с пулемётом находился на открытой площадке и был отличной мишенью, то командир полка майор Иоселиани из окопа кричал на отца, грозя кулаком и поминая всех его родных, приказывая ему немедленно спуститься в окоп, но тот упорно продолжал стрелять. «Я видел много прямых попаданий, - рассказывал потом отец, - но они, гады, почему-то не загорались и не взрывались». Бомб на этот раз немцы почему-то сбросили очень мало и пикировали, в основном, для стрельбы по живым целям. Вокруг отца вся земля пузырилась фонтанчиками от пуль, но он продолжал стрелять, дырявя немцев, которые никак не хотели загораться. Вскоре они улетели. Командир полка представил отца к ордену Красной Звезды. Но получил он потом лишь медаль «За отвагу». «У нас для коммунистов не хватает орденов, а тут – беспартийный. Хвати ему и медали». – Примерно так рассуждали тогда в наградном отделе штаба фронта.
          Как я уже упоминал, наши лётчики в боях уже достаточно грамотно били асов «Люфтваффе», поэтому те получили указания от своего командования уничтожать каждую единицу личного состава советских ВВС как в воздухе, так и на земле. Однажды во время истребительного авианалёта на наш аэродром весь личный состав рассеялся по щелям и окопам. Мой отец, Василий Николаевич, тоже прыгнул в пустую 10-метровую траншею, где его и засёк пилот «Мессершмитта-109» и начал стрелять по нему из пулемёта вдоль окопа. Семнадцать раз с бешеной скоростью гонял немец моего отца из конца в конец 10-метрового окопа, но так ни разу и не попал в него. Отец вконец обессилел и потом не мог самостоятельно вылезти из окопа.
В 1945 г. на территории Польши на наш аэродром прилетел самолёт-биплан У-2 с почтой. Лётчика повели в столовую, а около самолёта очутился мой отец. Он никак не мог удержаться, чтобы не залезть в кабину, а очутившись в ней, никак не мог удержаться, чтобы не взлететь. Сделав несколько кругов и виражей, он поднялся выше и стал крутить фигуры высшего пилотажа: «горки», «бочки», «боевые развороты» и «мёртвые петли». На довольно длительный шум мотора над аэродромом все офицеры выскочили из столовой, а лётчик У-2 чуть не плакал. Наконец, «кукурузник» приземлился. Все лётчики очень удивились, увидев в нём оружейника Жулёва: «Вась, давай, мы тебя повозим на УТИ (учебно-тренировочный истребитель) с недельку – через месяц асом будешь!» - говорили они. Но комполка пресёк эти уговоры: «Война к концу идёт – без него обойдётесь! Где я ещё такого оружейника возьму? И думать больше об этом не смейте! Лучше его никто вооружить вас уже не сможет!». Повернувшись к Василию Николаевичу, он похлопал его по плечу и сказал: «Ну ты даёшь! Молодец!» И… влепил ему трое суток ареста. За самовольство.
          Но были и неприятности в военной биографии Жулёва Василия Николаевича. Куда же без них?  В 1945 г., когда он в звании старшины находился в должности механика эскадрильи по вооружению, как-то вечером пришли к нему в землянку его товарищи по службе. «Вася, пойдём с нами, поляков пощиплем на предмет питания, а то паёк совсем скудным стал, а у них погреба от сала ломятся!» - они собирались пройтись по погребам местных жителей, зажиточных польских крестьян, которые действительно имели богатые припасы в погребах, так как там не было колхозов. Хорошо понимая, чем это может окончиться, отец категорически отказался. Ребята тоже знали, на какой риск они шли, но решились. Они выпросили у отца его табельный пистолет «ТТ», мол, на всякий случай только, ведь ничего же не произойдёт. В ту же ночь они с награбленными продуктами были задержаны комендантским патрулём, арестованы  и преданы военному трибуналу. В результате двое были расстреляны, а трое получили по 10 лет лагерей за мародёрство в военное время. Василий Николаевич, чей пистолет был изъят у мародёров, за небрежное хранение табельного оружия в военное время был понижен в звании со старшины до сержанта (с чего и начинал!) и в должности с механика эскадрильи до простого техника тогдашним командиром 286-й истребительной авиадивизии полковником В. И. Сталиным, сыном Верховного Главнокомандующего.
          В апреле 1945 года войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Жукова штурмовали Берлин. 165-й ИАП располагался в пригороде Берлина. Летали мало, занимаясь, в основном, воздушной разведкой, т. к. у немцев уже не было истребительной авиации. А после капитуляции немцев весь личный состав полка возили к поверженному Рейхстагу, где все наши ребята расписались на стенах и колоннах закопчённого фашистского логова, ликуя от радости и паля в воздух из всех видов оружия.
          В мае  И. В. Сталин издал Указ, согласно которому всех железнодорожных специалистов надлежало демобилизовать из Красной Армии в первую очередь для восстановления железнодорожного сообщения в разрушенной войной стране. В конце 1945 г. после долгих мытарств, как  в начале его службы, демобилизовали из Берлина и Василия Николаевича.
          Шесть боевых и десять юбилейных памятных наград украшают биографию моего отца – ветерана Великой Отечественной войны Василия Николаевича Жулёва. От Москвы до Берлина прошёл он, испытав все тяготы войны, многократно находился под шквальным огнём немецкого «Люфтваффе», но ни разу (!) не был ранен.
          Он скончался в возрасте 83 лет от тяжёлой неизлечимой болезни в г. Хвалынске Саратовской области.