За стеной 03. 10. 1993
Как-то мимо прошло. Собрались, побратались…
Через двадцать лет всё видится ясней. Только кажется мне, что наши грабли там и остались.
Тогда назначили героев, - случайных жертв, сознательных подонков, малолетних романтиков и т.д. Так было надо.
Я не верю в героев. На войне могут быть только жертвы. Но убийство следует обставлять красиво. Чтоб не отвечать потом, - почём человечки? В ту ночь курс их сильно упал. Но, сволочь не рассчитала, - тот нравственный посыл, который был внутри нас, заставил их отступить.
Я помню вечер 3 октября 1993 года.
Я помню ту ночь.
Я помню утро, которое потом наступило.
День выдался для осени на удивление мягкий, солнечный. Мы провели его с семьёй в Битцевском парке. Было много людей, - влюблённые пары, молодые родители с детьми, живописные старички. Кормили белок, собирали листья. Так увлеклись, что мне пришлось из парка сразу ехать на работу. Проводив своих домой, я нырнул в метро на станции «Новые Черёмушки», чтоб вынырнуть уже на«Тверской».
Поездка в метро это всегда немножко машина времени. Ты входишь под землю, проходит час, и ты выходишь наружу. И поражаешься, как изменился день. Вечер наступил довольно быстро. Тёплого солнца уже не было, холодало. Но не это удивило меня, - какая-то настороженность и беспокойство вокруг. Люди не прогуливались как обычно в Александровском саду. Они торопились. Как я на работу.
А я опаздывал. Дверь на проходной, Никольской башне, что необычно, была закрыта. Я постучал. Выглянул боец в каске при боекомплекте. Совсем не из нашей балетной роты*. Показал ему ксиву**через стекло. Дверь открылась, я вошёл. И до того узкий проход был заужен железной перегородкой наполовину выдвинутой из ниши в стене. За ней как бандерлоги выглядывали мальчишки в касках и с автоматами в руках. По старой армейской привычке захотелось сказать: «Что, суки, попрятались?»
Вместо этого заметил:
-Ну, вы уж совсем охренели! - и побежал дальше, размышляя на ходу, что бы это значило.
Всё стало ясно, когда попал в диспетчерскую на первом этаже Арсенала. Отработавшая смена (монтёр ОВБ и диспетчер) и диспетчер моей смены Пал Васильевич стояли у телевизора и молчали.
- Что притаились, суки? – я по-дружески поприветствовал коллег. ( Не слишком оригинален, знаю, но поделать с собой ничего не хочу.)
На что они, молча, пожали мне руку, не переставая при этом смотреть в телевизор. Никто не послал, не огрызнулся и это обескуражило.
- Что случилось? Чего молчите?
На меня посмотрели как на лунатика.
- А ты ничего не знаешь?
-?
- Тогда смотри. Война у нас начинается…
Я уставился вместе со всеми в телевизор.
По экрану сновали репортёры. Они брызгали слюной и захлёбывались. Пробил их звёздный час! Такое бывает раз (ну в нашей стране два – три раза) в жизни. И они торопились. Вот они на фоне беснующихся политиков, вот среди избиваемых милиционеров, вот … Беспристрастны, как дух божий, профессионалы в высшем смысле этого слова! Да, всё было очень и очень серъёзно.
- И надо же им было в мою смену, подонки! - посетовал я. За день я устал и надеялся хорошо отдохнуть. Теперь же понял, что отдых мой обломался.
Усатая сволочь меж тем на экране вошла в раж:
- Я призываю вас, собирайтесь и идите на Останкино, к мэрии! Все, мужчины призывного возраста, я обращаюсь к вам…
- ****ь! – тихо выругался Геннадий Борисович (ГБ), - Пошёл я.
- На Останкино? Ты же не призывного возраста, Геннадий Борисович, - заметил Пал Васильевич.
- Да домой я, домой. Они же, суки, сейчас метро закроют.
- И то, правда. Идти надо. Давайте, вы тут как следует, - попрощался диспетчер Володька.
- Но пасаран! – Пал Васильевич вскинул кулак.
- Рот в фронт! – вскинул кулак и я.
- Ну, пока, пока. Если что, ребята, я запомню вас героями, - пожал нам руки ГБ на прощание.
- На ***, на ***! Уж лучше Вы к нам, - отвечали мы с Пашей хором.
ГБ и Володька ушли. А мы с Пашей продолжали молча смотреть телевизор.
- А ты доложился? – вдруг вспомнил я. (Имеется в виду обязательный доклад дежурному диспетчеру МКС «Мосэнерго» при заступлении новой смены.)
-А как же!
-А что сказали?
-Да ничего не сказали. Спрашивали всё: «Как там у вас? Спокойно ли? Нормально ли?» А у нас как везде. Как в телевизоре, так и у нас.
За окном слышно было, как что-то ездило, иногда стрекотало. Краснорожий усач в телевизоре распалялся всё больше:
- Я призываю вас, идите к Кремлю…
- Вот пидорас! Это ж пешком минут десять от Белого дома будет, - мне это уже совсем не нравилось.
- Павел Васильевич, подскажите, пожалуйста, а есть ли какие-либо должностные инструкции для бригады ОВБ*** на случай вооружённых действий?
-Да, нет, Олег Петрович. Если вот только на случай стихийных бедствий.
- Хотелось бы изучить. Ну, так, на всякий случай.
- Да там нет ничего особенного.
- А оружие? Пистолеты, автоматы, - нам они полагаются?
- Не предусмотрено, Олег Петрович. Только вот резинотехническое изделие.
- Презерватив то нам зачем, Павел Васильевич? Раньше надо было думать.
- Не презерватив, а противогаз. В неправильном направлении мыслите, Олег Петрович! Кстати, где у нас презер…, фу блин, противогаз?
Пашка порылся в шкафу и извлёк оттуда холстяной мешочек защитного цвета.
- Вот он, родной, образца 37-го года. Я уж забыл, что он у нас вообще есть.
- Дай посмотрю.
Я оглядел противогаз. Убедился, что угольный патрон не меняли с 37-го года, резина рассохлась.
- Да, не готовы мы к военным действиям. Так и запишу к себе в журнал в графу «Замечания». Может, к следующему путчу поменяют.
- Ты чего его напялил? Собрался по обходу? Так я тебе скажу: сегодня можешь не ходить. Они, один чёрт, кругом посты расставили. Не пропустят тебя.
В подтверждении его слов за окном погас свет. Кремль погрузился в темноту.
- Никак бомбить будут? Примета такая: свет погас, - жди самолёты.
- ****ь, я им покажу! Пусть только попробуют в Кремль ломиться, - выключу всё на ***! - Павел Васильевич рассердился не на шутку. Потом поморщил нос и спросил:
- Слушай, а чем воняет?
- Вроде не зарин. На иприт мало похоже. Соляра кажется. Хотя она ничуть не лучше.
- Пойду форточку закрою, кажись с улицы.
Он ушёл за щит сигнализации. Какое-то время его не было слышно, потом оттуда раздалось:
- Пошли вон! Совсем долбоёбы? Нашли место, где воевать. Что? Встать больше некуда? Катитесь, я сказал! Сейчас позвоню коменданту…
И уже появляясь из-за щита:
- Ишь, чего мудаки надумали, - БМП у нас под окном поставили. И движок не глушат. Расселись как голубки на броне и ждут, - и, глядя уже на меня:
- А ты куда собрался?
- Пойду я, Пал Васильевич, по обходу. Не могу я вот так, когда Родина в опасности, сидеть здесь с тобой и ничего не делать.
- Ну-ну. Как хочешь. На баррикады не ходи. Вообще никуда не ходи. Прогуляешься и назад. Закроем дверь на швабру, - *** они нас достанут!
- Да гляну чуток, что там и назад.
- Телевизора уже мало, да? Чего не сидится то? Скоро из Кремля репортаж будет. Сам говоришь минут десять осталось…
- Паш, вот чего-то я не пойму. Ты мне скажи, в стране который час такая заварушка, а этот пидорас по телевизору ни разу не появился. Ведь скажи он, сука, хоть слово, появись хотя бы на экране…
- На то он и пидорас.
- Пойду я. Может, дойду до него. Спрошу: «Что же ты, уважаемый Борис Николаевич, язык в жопу засунул? Когда вся страна, ****ь, корячится? Долго ещё думать будешь?» Потороплю немного.
- Ну, давай, давай… Флаг те в руки.
И я ушёл.
Двор Арсенала был непривычно тих и пуст. Ни филиппинок****, ни бойцов дежурных нарядов из балетной роты. Только около Жулика***** чьи-то тени бесшумно шмыгали в темноте. С трудом разглядел бойца на выходе из Арсенала. Он отделился от стены, проверил мою ксиву, козырнул и снова исчез где-то в стене.
На входе Кутафьей башни расположился пулемётный расчёт. Пулемёт стоял на треноге, рядом лежал боец. Ещё двое сидели рядом. «Не пойду», - подумал я. Не очень хотелось возвращаться назад под прицелом. Вдруг у парнишки сдадут нервы. Тем более, что противогаз, болтавшийся через плечо делал меня похожим на боевиков Макашова. «На фиг, на фиг!»
И я заторопился в КДС. На Сенатской площади стояли два бело-голубых вертолёта.«Вот, сука, съебаться надумал. *** с тобой, гнида. Придут пендосы, видит бог, я тебя первый сдам».
Привычный вход в КДС через 11-ый подъезд был закрыт. Через проход был другой подъезд, открытый, - туда я и пошёл. На входе никого. Вратарями здесь уже не бойцы, а бывшие профессиональные стукачи и сексоты. Этакая синекура для КГБистов-топтунов на пенсии. Вратарей не было. Они испуганной кучкой столпились в глубине у телевизора и что-то шёпотом обсуждали. Меня никто не заметил, - проходи, кто хочет.
- Что, блин, притаились?
Старички только теперь зашевелились и заметили меня. Мой вид "а ля макашовец" произвёл впечатление.
Они настолько опешили, что пришлось буквально всучить им ксиву, чтоб проверили её. Не дав им опомниться, бросил загадочную фразу:
- Ничего, ничего… Недолго уже осталось, - и ушёл.
Старички так и остались с отвисшими челюстями, пытаясь постигнуть тайный смысл сказанных слов. Только смысла там не было. Пусть, суки, мучаются.
Вот и всё. Больше я никуда не ходил. Вернулся на диспетчерский в Арсенал. Рассказал Паше, что видел. Потом всю ночь смотрели телевизор. Потом была Ахеджакова. Потом за стеной зашумели, - народ подтянулся к Кремлю. К утру очнулась пьянь, - выступила по телевизору. Опухшая рожа едва помещалась в телевизор. Потом стреляли танки. Потом мы ждали свою смену. Ребята пришли не к восьми, как положено, а в десятом часу, - какая-то сволочь не пускала их на работу.
Я вышел из Кремля, - хорошее осеннее утро. Хотелось спать. Скорее домой. Я заспешил по Никольской. Свернул в проход в сторону метро. Упс! Первая неожиданность, - проход был перекрыт баррикадой. Подростки с красными глазами и не совсем трезвыми лицами отбивали атаки ранних прохожих. Менты топтались в сторонке, не вмешивались. В уголке кучкой стояли бутылки с коктейлем Молотова и канистра с бензином. Рядом непочатое пиво. Всё было продумано: пиво выпивалось, а в пустую бутылку заливали бензин.Затыкали марлевым шнуром, и коктейль был готов!
- Нельзя! Нельзя, вам сказал! – командовал расстрига в бушлате. Прохожие гудели, кричали что-то про работу, взывали к ментам.
- До особого распоряжения! - не унимался расстрига.
- Слушайте, можно мне пройти? Я не к вам, я наружу.
Расстрига обернулся. Упс! Вторая неожиданность!
- Олег! Сингурт! – расстрига взял меня в объятия. Я узнал его, - Лёха Курапин, - хулиган и алкоголик. Особой дружбы мы не водили, но отработали вместе не один год в пионерском лагере и знали друг друга.
- Лёшка? Ты что здесь делаешь?
- Я? Я начальник этой баррикады! Слушай, давай к нам! Оборону вместе держать будем.
- Лёх, ты, чё? Какая оборона? Наши давно уже победили. Телевизор смотреть надо.
- Да ты что?
-Прекращай ты это, Лёха. Дай людям на работу нормально пройти.
- Пока нельзя! Выпить хочешь?
Чувствовалось, что Лёхе еще не надоело играть в защитника отечества. Да и боеприпас не весь израсходован. А я Лёху знаю, пока всё не выпьет, - не успокоится.
- Устал я, Лёха. Пропусти меня домой. С ночной иду. Спать хочу как собака.
Мы обнялись, Лёха дал команду,и меня пропустили. Уже, проходя мимо страждущей толпы, я крикнул:
-Терпите, люди! Терпите! Недолго осталось! Я Лёху знаю. Там бутылок двадцать, - не больше. Ему это на полчаса. Скоро всех пустят!
Вот и всё. Что это было? Не знаю. Я знаю, чем это могло бы быть.
03.10.2013.
* балетная рота, - кремлёвский полк. Основное назначение, - ритуальные услуги. Не боеспособен.
**ксива (жарг.), -удостоверение, пропуск.
***бригада ОВБ (оперативно выездная бригада), - структурная ячейка в МКС. Обычно состоит из двух монтёров ОВБ и водителя. В условиях Кремля в нарушении всех инструкций состоит из одного монтёра ОВБ и называется за отсутствием транспорта «оперативно выходная бригада».
****филиппинки, - прозвище местных девушек дворников. Производное от фамилии их бывшего начальника« Филиппов». Сдаётся мне, что все они были с одной деревни, так как очень похожи.
*****Жулик, - солдатский магазин на территории Арсенала.
Свидетельство о публикации №221100101720