Да здравствуют нежные девы. Пушкиниана

Во-первых, это эссе о поэте -- без обычного хрестоматийного глянца. Во-вторых, о своей жизни рассказывает сам поэт. "Без биографии Пушкина, как без ключа, нельзя проникнуть в таинство самой поэзии", -- заметил один из его ближайших друзей П.А.Плетнёв. Но справедливо и обратное: лирика Пушкина раскрывает множество тайн его жизни.






Вырвавшись из лицейского затворничества, Пушкин торопится наверстать упущенное время и вознаградить себя за муки "запретной" любви. Он знакомится со злачными местами Санкт-Петербурга,  волочится за начинающими актрисами. Такое времяпрепровождение отнюдь не  радовало его друзей, уже успевших распознать в нём великого  поэта.

"Талант чудесный, редкий! -- пишет о нём Батюшков в письме к Д.Н.Блудову в ноябре 1818 года, -- вкус, остроумие, изобретение, весёлость. Ариост в девятнадцать лет не мог бы писать лучше. С прискорбием вижу, что он предаётся рассеянию, со вредом себе и нам..."*

Уточнения по поводу "рассеяния" вносят письма А.И.Тургенева к Вяземскому, которые служат своего рода дневником похождений Александра Сергеевича в годы его послелицейской жизни в столице.

"Сверчок <Пушкин -- Д.М.> прыгает по бульвару и по борделям. До того ли ему, чтобы писать замечания на чужие стихи: он свои едва писать успевает".** 18 декабря 1818 г.

"Пушкин читал... пятую песню своей поэмы 'Руслан и Людмила' в деревне сочинённую. Здесь  <в Петербурге -- Д.М.> возобновил он прежний род жизни...."*** 26 августа  1819 г.

Стихотворные послания  Пушкина, обращенные к его приятелям  по попойкам свидетельствуют, что Тургенев похоже не преувеличивает происходящее:

Здорово, молодость и счастье,
Застольньный кубок и бордель,
Где с громким смехом сладострастье
Ведёт нас пьяных на постель.
(Юрьеву. 1819 -- ||,95)

Накануне своего двадцатилетия Пушкин вспоминает о разудалой вечеринке:

Мы пили -- и Венера с нами
Сидела прея за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С б <.....>, с вином и чубуками.
(27 мая 1819 -- ||, 77.)

Меняется и характер эротических сцен. Они становятся более откровенными, порой даже грубоватыми:

Но скоро счастливой рукой
Набойку школы скинет,
На бархат ляжет пред тобой,
И<......................>
(Мансурову. ||,80) ****

Вместе с тем в Пушкине было нечто, что мощно противостояло всему тому "площадному"(выражение А.И.Тургенева), что так тревожило его друзей. Пушкин продолжал жить в двух совершенно разных измерениях -- в мире "площадного волокитства", борделей, ночных дебошей и прочих "низких истин", и в то же время не только мыслью и чувством, но непостижимым образом всем своим существом -- в мире "возвышающего обмана", где преображённые его волшебным  прикосновением, площадные девки превращались в поэтических вакханок, а бордели -- в античные храмы любви:

Что смолкло весёлия глас?
Раздайтесь,  вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жёны, любившие нас! (||,420)

Этот светлый и радостный гимн, написанный через несколько лет и вошедший чуть ли не во всё хрестоматии  -- полный коррелят уже цитированных стихов: "Здорово, молодость и счастье, /Застольный кубок и бордель...."
Мир "возвышающего обмана" расширился после первых успехов молодого поэта в кругу петербургских куртизанок, которых в пушкиноведении принято почему-то стыдливо называть "дамами полусвета".
Достоверно известно об ухаживаниях Пушкина лишь за одной из них -- Ольгой Массон. Обращённые к ней стихотворения -- первые образцы зрелой любовной лирики Александра Сергеевича -- искренней,  нежной,  тонкой:

Лаиса, я люблю твой смелый [вольный] взор,
Неутолимый жар, открытые <?> желанья
И непрерывные лобзанья
И страсти полный разговор.
Люблю горящих уст я вызовы немые,
Восторги быстрые, живые....(||,75)

Неизвестно, добился ли Пушкин взаимности у Ольги или пережил всё это в своём воображении.
Как-то она заставила ждать Александра Сергеевича несколько часов под дождём, вследствие чего он простудился и слёг. Тургенев тут же сообщает об этом эпизоде Вяземскому(чтобы мы делали если бы не сугубо мужская переписка друзей Пушкина о жизни и деяниях своего молодого и легкомысленного содруга):

"Пушкин очень болен. Он простудился, дожидаясь у дверей одной б<...> которая не пускала его в дождь к себе, для того чтобы не заразить его своею болезнью". *****
А сам Пушкин не без юмора рассказывает об этом эпизоде в очаровательном, лирическом стихотворении:

Ольга, крестница Киприды,
Ольга, чудо красоты,
Как же ласки и обиды
Расточать привыкла ты!
Поцелуем сладострастья
[Ты тревожа сердце в нас,]
Соблазнительного счастья
Назначаешь тайный час.
Мы с горячкою любовной
Прибегаем  в час условный,
В дверь стучим  -- но в сотый раз
Слышим твой коварный шёпот
И служанки сонный ропот,
И насмешливый отказ.  (||,79)

Рассеянная петербургская жизнь имела своим следствием и то обстоятельство, что Пушкин почувствовал уверенность в своих мужских достоинствах. В Лицее, сетуя на любовные неудачи, он недвусмысленно связывал их со своей неприглядной, как он считал, внешностью. В поэтических видениях он представлял себя безобразным фавном, от которого с ужасом разбегаются прекрасные пастушки,и ему, фавну, ничего другого не остаётся, как горько оплакивать свою судьбу:

То Фавн, угрюмый житель
Лесов и гор крутых,
Докучливый гонитель
Пастушек молодых.
Любимца Купидона --
Прекрасного Филона
Давно соперник он...
В приюте сладострастья
Он слышит вздохи счастья
И неги томный стон.
В безмолвии несчастный
Страданья чашу пьёт,
И в ревности напрасной
Горючи слёзы льёт....
(Фавн и пастушка -- |,275 - 276)

Теперь Пушкин почувствовал: то, что он считал недостатком, неожиданно обернулось достоинством: для женщин, с которыми он имел дело, его бурный темперамент был источником особой сексуальной притягательности, а своеобразная внешность -- как бы признаком того, что именно её обладатель и является носителем этого темперамента:

А я, повеса вечно-праздный,
Потомок негров безобразный,
.........................
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдным бешенством желаний;
С невольным пламенем ланит
Украдкой нимфа молодая,
Сама себя не понимая,
На фавна иногда глядит.
( Юрьеву. 1820 -- ||,139-140)   

Вместе с тем, социальный статус сексуальных подруг Пушкина в немалой степени задевали его мужское самолюбие. Предметом его желаний, как и в лицейские годы, оставались дамы "высшего света", или по крайней мере, занимающие какое-то исключительное положение в обществе. Он ухаживает  за княгиней Авдотьей Ивановной Голицыной(бывшей на 20 лет его старше, как и Екатерина Андреевна Карамзина)******, оказывает знаки внимания ".... царице сцены" Екатерине Семёновой -- Александр Сергеевич умел ценить высокое театральное мастерство.
В обоих случаях никаких надежд на развитие серьезных любовных отношений быть не могло. Голицына, была очень мало знакома с Пушкиным, а Семёнова была влюблена в князя И.А.Гагарина, встречалась с ним, и никого другого благосклонностью не дарила.
Судя по стихотворениям поэта, обращённым к Голицыной и Семёновой, можно почти с уверенностью сказать, что он попросту тешил воображение высоким общественным статусом своих избранниц, наслаждаясь самим процессом ухаживания. Приятно проводя время в салоне Голицыной, или рассыпая комплименты Семёновой, Пушкин отводил душу с более доступными дамами. Могучее поэтическое воображение позволяло ему, обнимая женщину из борделя, представлять, что в его объятиях та, кого он более всего  желал в эту минуту:

Вчера, друзей оставя пир ночной,
В её объятиях я негу пил душой;
Восторги быстрые восторгами сменялись,
Желанья гасли вдруг и снова разгорались;
Я таял; но среди неверной темноты
Другие милые мне виделись черты,
И весь я полон был таинственной печали,
И имя чуждое уста мои шептали.
(Дорида -- ||,82)

Наблюдательный А.И.Тургенев довольно точно отметил эту характерную для его молодого друга двойственность: "Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал; целый день делает визиты б<.....>, мне и княгине  Голицыной..." *******

Но опять-таки это не вся правда. Очень важного в восхищавшим их своей гениальностью поэте, ни Тургенев, ни Вяземский не рассмотрели: у их молодого друга была на редкость нежная, ранимая, жаждущая любви душа. Без любви, без веры в то, что он любим, Пушкин не мог ни жить, ни писать, о чём он, между прочим, поведал в другом стихотворении, обращённом всё к той же Дориде:

Я верю: я любим, для сердца нужно верить...(||,137)


   

Произведения Пушкина цитируются по Полному академическому собранию сочинений в 16 т. 1949 г. При ссылках на это издание римской цифрой обозначен номер тома, арабской -- страницы.

* Летопись жизни и творчества Пушкина: 1799 - 1826. Сост.Цявловский. 1991 г.( далее -- Летопись).
** Остафьевский архив (далее -- ОА.), т.1, стр.174
*** ОА,т.1,стр.296.
**** Последняя строка стиха: в самиздате и интернете имеет разночтение, и не соответствует оригиналу.
***** ОА,т.1,стр.253
****** Екатерина Андреевна Карамзина была глубокой, прошедшей через всю жизнь, любовью великого поэта.Умирая в страшных мучениях, и не желая никого принимать, за ней послал особо: "Он протянул мне руку,я её пожала,и он мне также,а потом махнул, чтобы я вышла. Я уходя,осенила его издали крестом,он опять мне протянул руку и сказал тихо: 'перекрестите ещё',тогда я опять,пожавши ещё раз его руку,я его уже перекрестила, прикладывая пальцы на лоб,и приложила руку к щеке,он её тихонько поцеловал и опять махнул".(Из письма Е.А.Карамзиной к сыну А.Н.Карамзину. 30 января/ст.стиля/ 1837-го г.)
******* Письмо от 4 сентября 1818 г, -- ОА, т.1,стр.119.

При создание данного произведения использовались некоторые материалы из книги Л.М. Аринштейна: "Пушкин. Непричёсанная биография". 1999 г. Второе издание, дополненное.