Я ждала 41

* * *

Когда Миша вышел из вагона и, наконец, встретил Стасю на вокзале родного города (сделать это было несложно, так как их поезд продолжал свой путь дальше, поэтому вышло не так уж и много пассажиров), то он смог сформулировать для себя, почему так сильно любит их небольшой городок. Даже если откинуть тот немаловажный факт, что они здесь родились, что у них здесь прошло детство и, по-прежнему, оставались друзья и приятели, городок цеплял ещё и своей неизменностью.
Да, конечно, он прекрасно знал, что новые дома на окраинах города, в новых микрорайонах периодически строятся, но с московскими темпами градостроительства это, ну, никак нельзя было сравнить. Но дело было не только в домах, не только в общественном транспорте, а… в людях. По-прежнему на вокзале родного города Миша узнавал людей: железнодорожных работников, носильщиков, даже бомжей и цыган, которые были здесь в те мгновения, когда он уезжал в Петербург к Тане, а затем, окрылённый, возвращался домой.
Конечно, мы бы покривили против истины, если бы сравнили родной город ребят с сонным царством. Перемены доходили даже и до этих далёких краёв нашей родины. Вот, например, заканчивалось возведение довольно-таки большого торгового центра, который обещают торжественно открыть весной. Постепенно и неторопливо обустраивают городские скверы и проспекты. Некоторые дома, особенно в центральной части города, обновляют свои фасады. Да, и на улицах городов всё больше и больше становится иномарок, а городские автобусы, пусть и нехотя, но всё-таки обновляют свой модельный ряд. Но всё равно эти перемены больше носят косметический характер: те же городские автобусы практически не изменили своих маршрутных направлений, поэтому ребята, выйдя к автобусной остановке, доподлинно знали, что им нужно сесть на «двенадцатый» автобус, который за каких-то пятнадцать-двадцать минут, довезёт их до родного микрорайона, родных улочек и дворов….
Время было уже довольно-таки позднее. К тому же довольно-таки снежное и морозное, отчего горожане и немногочисленные гости города предпочли коротать зимний и предновогодний вечер в своей «берлоге»: кто-то в номере гостиницы, а кто-то в полноценной квартире, либо обособленной комнате. Именно поэтому в автобусе было не слишком много людей -  Стася и Миша могли сесть, как им заблагорассудится, а сумки бросить на свободные сидения перед собой. И болтать они могли в любой тональности, иногда разражаться смехом на весь салон автобуса, а потом внезапно замолкать на минуту-другую.
Они, словно маленькие дети, с упоением смотрели в окна, притом разом в обе стороны, пытались, как можно скорее угадать улицу, а то и номер дома, особенно, если там жил кто-нибудь из знакомых. Когда автобус проезжал по центральным улицам, то они удивлялись, как сильно здесь всё переменилось. А когда он разворачивался на кругу перед будущим торговым центром, очертания которого были уже довольно чёткими, то ребята начинали пускать то ли мнимые и снисходительные, а, может, и самые настоящие сожаления насчёт того, что в их время, когда они здесь жили, когда учились в школе, то в их городе не было такого места, не было центра, где можно не только проводить досуг, но и полноценно подрабатывать.
- Теперь, наверное, все десятые и одиннадцатые классы будут здесь работать,- предположил Миша.
- Ну, если здесь будут работать разные сетевые магазины, как в Москве, или даже ресторанчики, то это будет отличное место для старта карьеры,- продолжила его мысль Стася.
- Да, уж…. Как всё быстро изменилось за столь короткое время…
- Но всё-таки не как в Москве.
- Это да…
- Хотел бы здесь остаться жить?
- Если только на пенсии, - вздохнул Миша.
На пенсии…. Каким станет это место, когда они выйдут на пенсию, а, самое главное, в кого превратятся они? Будут ли они в итоге успешными, останутся ли довольны тем, как прошла их жизнь, как они распорядились теми данными, которыми наделила их природа, теми знаниями, которые вложили в них родители, учителя, преподаватели, начальство на работе? Мороз продолжал рисовать замысловатые узоры на окнах…. Автобус неспеша, как будто кряхтя, пробирался по узким (по сравнению с московскими) улицам, периодически попадал в местное подобие «пробок».  Дом медленно, но верно становился всё ближе и ближе…
И вот они уже у себя. Идут по дворам, которые с момента выпускного, с того лета, когда они смогли поступить в Москву и начали готовиться к полномасштабному переезду, не изменились вовсе: всё тот же цвет домов, всё те же трещины на стенах, те же деревья, затеняющие собой всё вокруг, те же машины тех же соседей, которых они, в большинстве своём, знали только лишь шапочно. Казалось, что они готовятся встречать не две тысячи двенадцатый, а всё тот же уже старый и очень добрый и счастливый две тысячи восьмой. В какой-то момент Стасе показалось, что они угодили в фантастическую временную петлю. «Здесь всё по-старому, всё по-прежнему, всё осталось именно в таком же виде, какой я помню с раннего детства. Чудно!» - подумала обо всём окружающем пространстве девушка.
Наверное, и Миша переживал внутри себя похожие мысли и умозаключения. Взгляд его был всё такой же затуманенный. Ни вечерняя темнота, ни снегопад не могли скрыть его задумчивости, его отрешённости.
Наверное, только поэтому разговор у ребят особенно и не клеился – каждый из них смотрел по сторонам и сравнивал только что полученную картинку с теми, которые навсегда запали в их души с самого детства. И когда они не находили существенных различий, то даже и не знали, стоит ли им радоваться от того, что для приятной ностальгии нет никаких преград, либо стоит огорчаться из-за того, что время остановилось и перемены в ближайшей исторической перспективе не предвидятся…
Миша проводил Стасю до подъезда, помог открыть дверь в подъезд. Они попрощались – дежурно и немного отстранённо друг от друга. Хотя, справедливости ради, он и не ждал, что она пригласит его в гости. В конце концов, первый вечер в родном городе они должны посвятить своим родителям, своему дому. Без лишних людей. Притом слово «лишний» не надо воспринимать как обидное. В данном контексте оно, наоборот, приобретает довольно-таки домашний и семейный оттенок.
Стасе нравилось, что родители ничего не меняют в её комнате – мама лишь периодически протирает и пыль и пылесосит. А все вещи, все книжки, все тетрадки и блокноты лежат ровно на тех же самых местах, на которых Стася оставляла их во время своего последнего визита на родину. Наверное, немногие из нас захотели бы жить в музее, но в данном случае «музейная» обстановка была как нельзя кстати, так как позволяла практически с самых первых минут пребывания погрузиться и привыкнуть к местному неторопливому образу жизни, ритму, от которого Стася постепенно уходила. С некой долей ужаса она осознавала, что периодически скучала по Москве, даже по её «пробкам» и многолюдности. Если бы не Миша, встречи и времяпрепровождение с которым она предвкушала, то, наверное, больше недели она не смогла продержаться в своем городе. Наверное, уже бы четвёртого января побежала на вокзал и купила билет на первый же поезд, идущий на Москву…
А Миша и не знал, что ему делать на родине. Вопреки разумным доводам Стаси, он не нашёл в себе сил, желания, либо чего-то другого для того, чтобы написать своим старым друзьям и товарищам. Нет, это было не зазнайство, не московский снобизм  - нечто другое, очень странное и необъяснимое, наверное, очень близкое к страху. Наверное, Миша боялся, что увидит своих старых друзей не такими, каких он нарисовал в своей голове, что светлый образ, который по-прежнему присутствует в его воспоминаниях, внезапно разобьётся о суровую действительность…. Нет, в эти дни он не напишет и не позвонит никому, кроме Стаси. И жить в родном городе будет только от одной до другой встречи с ней. И, скрываясь ото всех, не говоря об этом никому, зачёркивать дни в карманном календарике и лихорадочно ждать, когда можно будет начать собирать дорожную сумку и отправляться на вокзал.

* * *

В последние два года Оля в канун Нового Года, пускай и ненадолго, но всё-таки превращалась в маленькую и наивную девочку. И это не слова её знакомых и подруг, она и сама давным-давно пришла к этому умозаключению, но всё-таки ничего не могла с этим поделать. Либо, просто-напросто, и не хотела. Наверное, так было правильнее и легче переживать все те беды и неурядицы, которые, будто бы из какого-то «чёрного» рога изобилия пролились лично на неё и на её маму.
А началось всё относительно «невинно» - любовь окончательно вскружила голову юной девушке, вчерашней выпускнице, которая, говоря откровенно, очень даже неплохо сдала все необходимые ЕГЭ. Тем удивительнее было, что она даже не попробовала поступать не то, что бы в Москву, но хотя бы в областной центр. Теперь-то и мама и сама Оля прекрасно понимают, что это была первая и, наверное, одна из самых главных ошибок. Тем более, когда в ту же Москву поехали Стася, Миша, в общем, ребята могли поехать туда втроём, но… Олины родители испугались. И даже не того, что они могут как-то финансово не потянуть этот переезд, учёбу и вообще жизнь в большом городе. Нет, родители вполне допускали, что где-то можно ужаться, отложить, устроиться на какую-нибудь дополнительную подработку. Да, и Оля могла бы в Москве найти работу, чтобы хотя бы отбивать плату за аренду какой-нибудь комнаты и свои личные расходы. Но нет, родители просто отказались отпускать единственную дочь так далеко от дома. Наверное, их можно понять – девочке всего восемнадцать лет, всю жизнь она была рядом, росла у них на глазах, а теперь… ей придётся уехать за несколько сотен километров от дома и, по сути, самостоятельно устраивать свою жизнь в столице. Но, справедливости ради, родители сомневались и, прежде чем принять окончательное решение, поинтересовались у дочери, а чего она хочет, хочет ли поступать в Москву, хочет ли переезжать.
- Мама, у нас же в городе есть филиал нашего областного университета. Зачем же мне переезжать в Москву? Тем более, у меня здесь есть Никита. Я не хочу с ним разлучаться! – чуть ли не со слезами на глазах и с дрожью в голосе ответила дочь.
- Ну, вот видишь! – засиял отец,- Она всё понимает, и всё решила! Если она не хочет уезжать, то пусть учится у нас в городе, дома!
Отца тоже можно было понять. Во-первых, такое решение дочери спасало семейный бюджет от существенных расходов. А, во-вторых, деньги ему нужны были для того… об этом узнаете в самое ближайшее время…
Теперь же, когда Оля вспоминает тот вечер…. Как же она себя корит! За свою незрелость, за поспешность принятого решения, за общую недальновидность, за то, что своё будущее она поставила под сомнение из-за детских своих чувств.
Но это сейчас она так прозрела, а тогда…. Тогда они с Никитой были довольны абсолютно всем, что с ними творится. Он ведь тоже учился в том же самом филиале. Ну, ладно, «учился» это слишком громкое слово – скорее, числился. Совершенно спокойно он прогуливал занятия, периодически даже семинарские, но, из-за того, что это были первые курсы, а учебное заведение было самым обыкновенным филиалом, то есть студентов в принципе было немного, то ему удавалось как-то закрывать долги, а преподаватели всё-таки снисходительно смотрели на его посещаемость.
Но, как известно, дурной пример в большинстве случаев оказывается заразительным. И, к сожалению, Оля практически полностью и почти по всем статьям превзошла своего «учителя». Её хватило лишь на три недели полноценных занятий и образцового посещения вуза, а потом… она загуляла прям конкретно. И подчас прогуливала пары не только с Никитой и у Никиты, но и со своими университетскими подружками. Но те, хотя бы, как-то комбинировали свои пропуски с периодическими посещениями пар, а Оля даже толком и не выучила имена своих преподавателей.
Поэтому неудивительно, что в декабре, когда она не пришла на два зачёта по «халявным предметам, которые можно закрыть потом», то Олю вместе с родителями вызвали деканат, где объявили о том, что она отчисляется из университета «в связи с потерей связи с вузом» (реальная формулировка из справки, которую дали шокированным Олиным родителям). Но даже в тот день, в те недели, когда она, по сути, осталась совершенно неприкаянной, не понимала, что только что случилось и чем это всё сулит. Оля верила в то, что в мае-июне спокойно досдаст экзамены и закинет документы в самые разнообразные университеты. В общем, отнеслась к отчислению, как к досадному недоразумению, поэтому и дальше продолжила гулять с Никитой, да, и просто без особой пользы шататься по городу.
А Никита был далеко не дурак, пусть и худо-бедно, но он всё-таки учился и кое-как закрывал сессии. И даже успевал работать. В общем, ему было, на что жить и удовлетворять свои потребности. Оля заводила разговоры о том, что можно начать жить вместе, снять какую-нибудь квартирку на окраине города. Он будет работать и учиться, а она будет типа «домохозяйкой» - готовить обеды и ужины, поджидать его по вечерам. Вот такая вот идиллия! Но тут уже родители девушки на пороге квартиры легли практически костями  - тебе восемнадцать лет, ты нигде не работаешь, не учишься, в общем, ведёшь бесцельный образ жизни, поэтому, если хочешь жить от нас отдельно, то готовься ко всем прелестям «взрослой» жизни, помогать тебе финансово мы не будем. Сколько бы Оля не плакала, как бы сильно не заламывала руки и не кричала о своей безграничной любви к Никите, родителей это никак не переубедило и не разжалобило. Они крепко и непреклонно стояли на своём. В общем, планы на полноценную «взрослую» жизнь пришлось отложить.
Дура! Какая же я дура! Так теперь говорит и думает Оля, которая готовится к встрече две тысячи двенадцатого года. Оля, которая так и не смогла поступить, либо иным образом восстановиться ровно через полгода после того, как её исключили. Конечно же, она толком и не готовилась, даже не узнала, что ей нужно для того, чтобы снова стать студенткой. Вместо того, чтобы усиленно заниматься, она уехали на майские праздники с Никитой на озеро, где они, естественно, занимались совершенно другими вещами, в самое разное время суток и при самых разнообразных обстоятельствах и позициях…
А потом, тем же летом бабахнуло ещё больше, практически как в анекдоте. Мама и Оля вернулись из деревни, где они гостили у бабушки, на день раньше запланированного срока. Вошли в квартиру и уже в коридоре услышали… стоны до боли знакомой женщины. Да, Олин папа в родительской спальне был с их соседкой, женщиной, которая всю жизнь жила в квартире напротив, женщиной, которая всего два года назад выгнала своего мужа-алкоголика, женщина, которая, казалось бы, до конца дней своих разочаровалась в любви, да, и вообще в мужчинах. А теперь… её истошный вопль, папа, который сгребает в охапку и одеяло и абсолютно голую соседку, который подбирает самые идиотские, самые банальные оправдания. И мама, которая сползает по стенке, которую душат слёзы и разочарование, которая ничего не слышит, которая даже не находит сил, чтобы хоть что-то сказать и возразить…. А Оля одновременно визжит, одновременно плачет, хватает всё, что попадается ей под руку, бросает эти предметы в отца, его любовницу, странно даже, как она сама не бросилась на них с кулаками…
А потом эти томительные вечера на кухне.
Да, мы уже два с лишним года этим занимаемся.
Кажется, я устал, я запутался, я не чувствую к тебе того, что было между нами ещё года три-четыре назад.
Всё тайное становится явным.
Давай разведёмся по-нормальному, цивилизованно.
Я буду вам финансово помогать, не брошу Олю, никогда и не при каких обстоятельствах.
Да, мы, сдадим эту квартиру, а сами переедем в другой район, что бы лишний раз не мозолить вам глаза.
Давай обойдёмся без судов и без всего этого… всё-таки двадцать лет были вместе и у нас уже совершеннолетняя дочь.
Пусть я и ошибся, но постараюсь остаться мужчиной и достойным отцом…
Да, в те дни, недели, месяцы прозвучало много подобных фраз. И мама, и Оля поверили отцу, да, не простили, да, ещё долго ревели вместе вечерами и ночами, но всё-таки простили. И, слава богу, он ответил за свои слова, но… Оля начала, наконец, взрослеть. Теперь она в полной мере поняла ответственность не только за своё будущее, но и за будущее мамы. Как оказалось, найти работу, даже в их городке, оказалось несложно  - всё упиралось лишь в желание.
А что же Никита, спросите вы? А Никита с каждой неделей, с каждым месяцем становился всё холоднее и холоднее, всё отстраненнее и отстранённее. Он стал реже звонить, да, и встречи с Олей старался минимизировать. А когда они встречались, то не только не поддерживал, а, наоборот, начинал трепать нервы: я устал от твоих историй, надо двигаться дальше, ты должна, наконец, сдать экзамены. С каждым разом претензий становилось всё больше и больше, а Оля и не знала, как на них реагировать, как их переживать, поэтому она выбрала наиболее простой и доступный способ, чтобы справляться со стрессом. Она начала заедать его  - чипсы, газированная вода, булочки, салаты, щедро приправленные майонезом. А, самое главное, полное отсутствие режима, постоянной физической нагрузки. И вот Олю ещё и начинает разносить, килограммы прибавляются, отчего и её самооценка падает, а Никита вообще перестаёт подбирать слова и совершенно искренне начинает называть её «жирной коровой». Они ссорятся практически каждодневно, их половая жизнь становится, по сути, делом давно минувших дней.
И вот в октябре две тысячи одиннадцатого года Никита совершенно буднично сообщает Оле, что он её не любит, и их отношения надо считать законченными. Пустота была оглушающей. Подспудно и чисто интуитивно Оля понимала и чувствовала, что всё к этому постепенно идёт, поэтому в момент расставания сил не было ни на слёзы, ни на крики, вообще ни на что. Оля в прямом смысле слова стояла и слушала Никиту, как столб, совершенно без эмоций и без слов. Не дождавшись от неё хоть какого-нибудь внятного ответа, он ушёл по своим делам и в тот же вечер отписался от неё во всех социальных сетях.
Выход из депрессии был у Оли как всегда прост – еда, самая вредная и в любое время суток. Поэтому, когда Стася впервые за несколько лет, увидела живую подругу детства, то совершенно искренне ахнула, от той девочки, которую она знала и помнила, остался только цвет волос, даже глаза, вечно живые, яркие и озорные, потухли и как будто бы впали внутрь головы.
- Как жаль, что никто не изобрёл машину времени… - вздохнула Оля.
- Я чувствую себя такой сукой!
- Почему, Стася?
- Я забыла про тебя, не писала, не звонила! Так не должны поступать подруги!
- Ты вообще не причём! Не ты прогуливала универ, не ты встречалась с этим уродом! Я ведь тоже могла поехать вместе с тобой в Москву, а теперь…
- Но ты и теперь можешь! Тебе просто нужно эти месяцы посвятить подготовке к экзаменам! У тебя же есть голова на плечах, ты справишься! Да, и я могу с тобой по Скайпу заниматься!
- Да, нет, Стася… Я никуда не поеду…. Как я могу тут маму оставить совершенно одну?
- Но можно же и из Москвы ей финансово помогать…
- Дело не в деньгах…. Представляешь, она здесь останется одна: муж ушёл к любовнице, дочь уехала в Москву…. Нет, Стася, всё решено. Буду здесь потихоньку карабкаться…
- Оля… - слёзы у Стаси потекли непрекращающимся потоком.
- Успокойся, пожалуйста! Всё будет хорошо! Мы же теперь, пусть и незримо, но вместе, а я, надеюсь, весь свой лимит ошибок на оставшуюся жизнь исчерпала!
- Пусть так оно и будет! – сложив ладони на груди, вымолвила Стася.