О моих школьных учителях вторая часть - окончание

О моих школьных учителях (вторая часть — окончание)

Преподавателем английского языка была назначена Мария Ильинична Ксенофонтова. Она тоже стала объектом нашего обожания, поскольку внушила нам любовь к этому предмету, а мне — любовь ко всей лингвистике в целом, так как изучение иностранных языков стало моим мощным хобби на всю мою жизнь. Она заставила нас, в дополнение к рутинной методике изучения иностранного языка, постоянно читать художественную литературу на английском языке, после чего сдавать ей еженедельно тысячи (знаков), наподобие того, как это делается в ВУЗ’ах в процессе изучения иностранных языков. За сдачу этих тысяч (знаков) мы каждый раз получали соответствующие оценки, поэтому в моем дневнике пятерки за сдачу тысяч не переводились.

Но самым главным изменением в жизни нашего класса стало назначение в наш класс нового классного руководителя. Об этом постараюсь рассказать поподробнее. Все началось с того, что в начале 1950 года состоялась первая встреча двух очень умных людей — Ерванда Григорьевича Саруханова и Владимира Владимировича Барабаша, когда Владимир Владимирович пришел в нашу школу с целью предложить свои услуги в качестве преподавателя истории. Оба они сразу почувствовали друг к другу большое уважение, и Ерванд Григорьевич был готов тут же принять Владимира Владимировича на работу, если бы не имела место одна препятствующая этому событию «загвоздка»: в школе в тот момент не было свободной вакансии учителя истории. Ерванд Григорьевич предложил Владимиру Владимировичу занять имевшуюся вакансию старшего пионервожатого школы, и дал ему при этом твердую гарантию того, что он до начала нового учебного года обязательно «выбьет наверху» дополнительную вакансию учителя истории. 

Конечно, Владимир Владимирович мог бы сразу развернуться на пятке и пойти устраиваться в какую-либо другую школу, где его, участника Великой Отечественной войны и обладателя диплома об окончании исторического факультета Ташкентского государственного пединститута имени  Низами, тут же приняли бы на работу, но он хотел работать именно в нашей, эталонной, школе, прекрасно понимая, что после пребывания в ней у него появятся прекрасные перспективы для профессионального роста. И он поверил обещанию Ерванда Григорьевича, поступил на работу в нашу школу в качестве старшего пионервожатого. Забегая вперед, скажу, что он оказался великолепным стратегом: Саруханов предоставил его семье освободившуюся хибарку во дворе нашей школы, а через несколько лет Владимир Владимирович стал директором далеко не последней в городе школы №21, находившейся вблизи ташкентской Красной площади, после чего работал вторым секретарем горкома КПУз, а затем — замзавотделом культуры ЦК КПУз. К этому времени Владимир Владимирович стал еще и широко известным писателем: он писал повести и рассказы для детей, а также сценарии для художественных и документальных фильмов. 

Умные люди во многом отличаются от неумных индивидуумов, но прежде всего наличие ума проявляется в обязательном выполнении своих обещаний. Ерванд Григорьевич Саруханов был именно таким человеком, и по этой причине первого сентября 1950 года в нашем классе появился новый классный руководитель и одновременно учитель истории Владимир Владимирович Барабаш.

Он явно обладал харизмой, ярко выраженной способностью расположить к себе собеседника или целую группу лиц при первой же встрече, поэтому не было ничего удивительного в том, что Владимир Владимирович сумел сразу найти с нами общий язык, увлечь и повести нас за собой. Но, в дополнение к таким прекрасным человеческим качествам, он обладал еще и способностью жестко наводить порядок и дисциплину. Наша «казачья вольница» кончилась при нем окончательно, раз и навсегда. Наш класс, вспомнив традиции, имевшие место при Вере Федоровне Пивоваровой, как мощный экспресс понесся вперед, как говорится, к вершинам знаний.

Владимир Владимирович посвящал нам все свое время, в том числе и свободное. В хорошую погоду он частенько по воскресеньям отправлялся вместе с нами в пешие «походы по родному краю», выискивая перед этим в окрестностях Ташкента чрезвычайно интересные места. В общем, наша жизнь била ключем как в стенах школы, так и за ее пределами. И результаты всего этого оказались весьма впечатляющими: новые учителя были нами очень довольны, учебный год наш класс закончил блестяще. 

Но в седьмом классе опять произошли серьезные изменения в составе преподавателей. Историю вместо Владимира Владимировича нам стала преподавать Л.С. (должен сказать, что Барабаш излагал нам этот предмет намного интереснее, хотя она была очень неплохим профессионалом). Но самое главное — нашим новым классным (хочу подчеркнуть: ВЫСОКОКЛАССНЫМ!) руководителем был назначен Лев Меерович Рудницкий, одновременно ставший нашим великолепным преподавателем физики и астрономии — справедливейший и порядочнейший человек.

Но самым удивительным для нас было то, что преподавателем математики вновь стал Петр Александрович Островский, с которым мы не нашли общего языка в пятом классе. Ни мы, ни он не были в восторге от этого назначения. Однако, как говорится, приказы для того и даются, чтобы их неуклонно исполнять. Между тем, действительность превзошла все наши ожидания. 

Когда он вновь начал с нами заниматься на уроках математики, было четко слышно, как в его голове «крутятся шестеренки». Он ничего не мог понять! За один год сборище абсолютных математических тупиц превратилось в класс, полный юных Лагранжей, Эйлеров и Гауссов. По его мнению, этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда! 

Тем не менее, это случилось, и поступательное движение нашего класса на математический «Олимп» было «раскочегарено» Александром Семеновичем Малинским, сумевшим сделать то, чего не смог от нас добиться Петр Александрович, который был чрезвычайно мягким человеком и по этой причине не сумел заставить нас, «вольных казаков», напрячь свои мозги для того, чтобы начать учиться в полную силу. 

Петр Александрович Островский, в принципе, был выдающимся знатоком математики, поэтому когда он, наконец, понял, что чудо все-таки произошло, то сумел впрячься в движение нашего математического состава, после чего поволок его на еще большей скорости вперед, испытывая при этом величайшее наслаждение от работы с отличными учениками. При этом он полюбил нас — всех и навсегда! Петр Александрович продолжал ощущать по отношению к нам такие чувства вплоть до момента нашего выпуска из школы, и работал, испытывая при этом и большую гордость, так как никто из нас его никогда больше не подводил, а пятерками в классном журнале и в наших дневниках мы были обеспечены полностью, стопроцентно.

Мы, в свою очередь, очень любили его, и сильно переживали в связи с проявлениями вопиющей несправедливости по отношению к нему, имевшими, к сожалению, место в нашей школе. Она в описываемые мной времена вовсе не была шеридановской «школой злословия», но, тем не менее, в ученической среде изредка попадались отдельные индивидуумы, для которых с самого детства в жизни не существовало ничего святого. Именно такие моральные уроды прилепили к добрейшему, чрезвычайно порядочному Петру Александровичу Островскому прозвище «Похитун» — оскорбительное и совершенно не соответствующее его биографии. Для того, чтобы читатели смогли лучше понять, почему такое вообще могло случиться, сделаю небольшой экскурс в нашу историю. 

После окончания Великой Отечественной войны многие кадровые сотрудники советских спецслужб, такие как Михаил Борисович Маклярский, Лев Романович Шейнин, Петр Петрович Вершигора, Дмитрий Николаевич Медведев, Станислав Алексеевич Ваупшасов, на основании личного опыта, полученного ими в военные годы, написали много художественных произведений о борьбе с врагами нашей страны, и эти книги пользовались огромной популярностью у читателей.

Один из крупных профессионалов, как в сфере работы в спецслужбах, так и на литературном поприще, которого называли даже в свое время основоположником жанра военно-приключенческого детектива, а именно подполковник госбезопасности Георгий Михайлович Брянцев, работал в Ташкенте, поэтому его книги тогда, в первую очередь, издавались ташкентским издательством и иллюстрировались ташкентскими художниками. Среди них была и книга, которая называлась «Конец осиного гнезда». В ней рассказывалось о внедрении нашего разведчика в разведшколу Абвера (органа разведки и контрразведки нацистской Германии). В этой же книге был описан и весьма отвратительный персонаж — шифровальщик данной разведшколы Похитун, предатель, попавший в плен еще во время первой мировой войны, и с тех пор работавший в немецкой разведке. К несчастью, помещенный в этой книге рисунок, изображавший Похитуна, оказался в чем-то похожим на Петра Александровича Островского. Дело в том, что будучи отставным офицером, Петр Александрович и после войны, по привычке и в связи с не очень высоким должностным окладом, продолжал носить офицерский китель, брюки галифе и сапоги. Похитун был изображен на рисунке примерно в таком же одеянии. Это оказалось вполне достаточным для того, чтобы школьные «злые языки», как говорится, ни за что ни про что, серьезно обидели замечательного человека. 

В числе учителей, когорые стали заниматься с нами в то время, были еще два человека, которых мы полюбили все душой, и которые платили нам той же самой монетой. Это были преподаватель географии Николай Николаевич Федяй и преподаватель русского языка и литературы Александра Васильевна Попова-Давыдова. Степень моего обожания совершенно потрясающего человека Николая Николаевича Федяя была настолько высока, что я посвятил лично ему отдельное повествование. Описанный мной великолепный ансамбль высокопрофессиональных педагогов мастерски наполнял наши головы всеми необходимыми знаниями, спужившими верой и правдой всю нашу жизнь, последовавшую за выпуском из стен школы №50 в 1955 году. Все эти превосходные учителя сумели подобрать к каждому из нас индивидуальные ключи.  

Позволю себе немного отвлечься от основной темы своего повествования, и расскажу о забавном эпизоде, который имел место в начале 60-х годов, когда я после окончания Энергофака САзПИ работал в электротехническом отделе ташкентского проектного института «Узгипрояжпром». Руководство отдела решило поощрить меня за хорошую работу увеличением моей заработной платы, причем сделало это очень оригинальным образом. Я был вызван в кабинет, который занимали  начальник отдела Илья Ильич Айзенберг и главный инженер отдела Андрей Семенович Кан, превосходные профессионалы. Они сообщили мне о своем намерении, причем при этом предложили мне на выбор два варианта поощрения: по первому варианту мне сохраняли занимаемую мной должность рядового инженера, но с увеличением оклада до 130 рублей в месяц (то есть, увеличивали его до максимального размера оклада рядового инженера), а по второму варианту повышалась моя должность, я становился старшим инженером, но с окладом 120 рублей в месяц (то есть, мне устанавливали минимальный размер оклада старшего инженера). При этом оба они хитро улыбались, погдядывая друг на друга.   

Некоторое время спустя знающие люди рассказали мне о подоплеке данного события. Причин для повышения моей зарплаты было немало, и когда появилась реальная возможность для осуществления этого намерения, у вышеуказанных руководителей отдела оказались разные мнения относительно должности и размера оклада, отсюда, в качестве консенсуса, и родилось совместное решение о двух вариантах. При этом они даже заключили пари: Андрей Семенович утверждал, что молодые люди очень любят деньги и желают иметь все и сразу, поэтому я выберу вариант с окладом в 130 рублей, а Илья Ильич ответил ему, что я являюсь чрезвычайно толковым человеком, поэтому обязательно выберу должность старшего инженера, не обращая внимания на размер должностного оклада. Это пари выиграл Илья Ильич. 

Во время описываемых мной событий Илье Ильичу было 36 лет. Незадолго до его кончины, я случайно встретился с ним в центре Ташкента. Ему было уже 73 года, но он прекрасно помнил все детали нашей совместной работы в электротехническом отделе. Илья Ильич всегда очень хорошо ко мне относился, я тоже был расположен к нему, как говорится, всей душой. И встретились мы с ним очень радостно, долго разговаривали, вспоминая минувшие дни. Я напомнил ему о двухвариантном повышении моего оклада. Он подтвердил наличие того пари относительно моего выбора, и упомянул о том, что в 1960 году в электротехнический отдел по распределению пришли 13 выпускников Энергофака и Горфака САзПИ, в числе которых был и я. И тут он сказал мне такую фразу: «Ты был среди них самым толковым!».

Обо всем этом я рассказываю сейчас вовсе не для своего самовозвеличивания. Слово «толковый» расшифровывается филологами как дельный; понятливый; быстро понимающий все, что нужно; смышленый; башковитый. И у меня имеется свое собственное мнение, заключающееся в том, что такие качества приобретается людьми, в основном, в процессе обучения в школе у высокопрофессиональных учителей, так как почти все ученики нашего класса стали очень и очень толковыми людьми. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в нашем классе двенадцать человек окончили школу с медалями, и весь класс поступил в ВУЗ’ы. 

Когда-то выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский сказал: «Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь». Подавляющее большинство учителей 50-й школы любило тогда свои предметы и нас, своих учеников, всем сердцем. По этой причине блестящий конечный результат на момент выпуска учеников нашего класса из школы почти целиком и полностью следует отнести на счет огромного педагогического таланта учителей школы, упомянутых мной в этом повествовании, и в еще большей степени на счет директора школы Ерванда Григорьевича Саруханова — «вдохновителя и организатора всех наших побед».

Борис Пономарев