Льняные лучи осени

Василий Григорьевич наскоро позавтракал и с воодушевлением поднялся в мастерскую. Льняные солнечные лучи, изредка выбегая из-за туч, освещали на короткое время невысокое скромное помещение, из окон которого можно было увидеть провинциальный московский дворик с оголившимися деревьями и кустарниками. Художник подошел к мольберту, отодвинул его от прямого естественного света, снял холщовую тряпицу с подрамника и сделал несколько шагов назад, чтобы свежим взглядом оценить законченный накануне холст, напряженная работа над которым прибавила бодрости и сил и дала немного удовольствия и отдыха сердцу, отяжелевшему в последние годы от семейных горестей, болезней и смертей.

Краски, конечно, подсохли еще не до конца, но, несомненно, успеют высохнуть к концу ноября, когда в столичном Петербурге начнет показывать картины Первое Товарищество передвижных художественных выставок, в состав правления которого вошел Василий Григорьевич. Недавно получивший звание профессора живописи за "Птицелова", он готовился вынести на суд публике новые работы.

Мастер отступил еще на пару шагов от "Охотников на привале", чтобы увидеть полотно целиком. Такая же – значительная по размеру картина – была у него лишь "Тройка", с первого показа прославившая своего создателя. Окончательным результатом нынешнего труда художник остался доволен. Прозрачными лессировочными красками удалось передать состояние безветренного дня поздней осени. Центр композиции задумано был смещен влево. Сначала, как решил автор, созерцателя должны будут привлечь горящие азартом глаза рассказчика. Дальше он непременно взглянет на выразительно растопыренные пальцы рук этого охотника, рассказывающего что-то захватывающее. С помощью их красноречивого жеста зрителю легче прочувствовать напряжение и радость, сопровождающие охоту, страстным любителем которой был сам художник.

После созерцания мастерски прописанных кистей рук посетитель выставки переведет взгляд на охотника, который полулежа слушает очередную байку приятеля с лукавой усмешкой бывалого завсегдатая утиной охоты. Зритель тоже улыбнется и перенесет свой взор на юного охотника, застывшего с незажженной папиросой в правой руке и дымящимся огнивом в левой, вниманием которого полностью завладел темпераментный рассказчик.

Полюбовавшись наивным выражением лица неофита, зритель опять посмотрит на рассказчика и перенесется взглядом к левому краю картины, где задержит внимание на борзой светлого окраса, самозабвенно роющей землю. Затем взгляд опустится и остановится на тщательно выписанном натюрморте, щедро и со знанием предмета охотничьего дела составленным из художественно проработанных атрибутов. Вдоволь насладившись искусно исполненными в технике масляной живописи ружьями и дичью, переведя взгляд направо, зритель восхитится великолепно написанными латунным рожком и вязаной сеткой для ловли птиц.

Наконец, оторвавшись от переднего плана, зрительский взор поднимется к небу, где под низкими полупрозрачными облаками в воздухе как будто зависли отъевшиеся за лето утки. Рассмотрев птиц, зритель опустит свой взгляд к линии горизонта. Там он уйдет в глубину пейзажа средней полосы российских земель, подсвеченного последними теплыми лучами, где, возможно, ненадолго задержится, дав зрителю глубокомысленно побыть в тишине унылой поры, впрочем, не лишенной известного очарования.

Очнувшись от обыкновенных историй и дум о былом, зритель вернется к настоящему – картине и ее среднему плану, к пригорку с чахлым лесом. Напоследок глаза промелькнут по редкому кустарнику и травам, подернутым первым морозцем. Сделав, таким образом, круговое всестороннее путешествие по холсту, зритель вернется к неутомимому рассказчику.

Василий Григорьевич долго всматривался в законченную работу. Потом он подошел к стоявшему около мольберта рабочему столику с красками, разбавителями и кистями. Художник положил на палитру немного коричневого марса и кадмия красного, добавил в краску льняное масло и приготовился что-то подправить на холсте.

Выскользнув из-за тучки, узкий солнечный луч, будто желая помочь, осветил поверхность стола, потом, увеличиваясь, захватив в свой теплый круг изящные руки с длинными пальцами, стал расширяться.

Василий Григорьевич теперь стоял в столпе льняного света. На красивом лице ярко выделялись умные глаза. На миг профессор живописи задумался о далеком будущем новой России, где работы передвижников смогут, даст Бог, остаться в благодарной памяти потомков. Полотна его современников смогут свидетельствовать о повседневной жизни и о сложной и противоречивой судьбе великой страны. Как надеялся художник, страны – лет через сто полностью победившей, не без Божьей помощи, конечно, нищету и горести народа. Он взял на кисть краску и, наклонившись к левому углу холста, поправил тонким штрихом подпись: В Перов 1871 г.

май 2021