Глава 3. Рассказывает Беатриса, прозванная Луизон

"Рок-брок! Что-то ты, мамаша, поделила без меня.
Рок-брок! Золотишко ваше, но девчонка, чур, моя!"
Мюзикл "Снежная королева".

-Они все трусливы, как курицы, - полулежа на земле Мадлен наблюдала за монашками на противоположной стороне поросшего травой двора. Я их не видела, так как сидела спиной к ним, но до моих ушей доносились их голоса, и уже несколько раз я слышала слово "проказа". - В наших краях бывал чумной мор. Бывала черная оспа. Но никогда и нигде не было эпидемии проказы. Это значит, что только один человек из ста может заболеть проказой. Как можно бояться там, где шансы проиграть - один из ста?
-Мадлен, мне кажется, нам сейчас лучше подумать о том, что вчера сказала мать настоятельница. Будто бы ты напоминаешь ей некую Шарлотту Баксон.
-Да, правда. Зря ты удержала меня. Я всего лишь хотела пойти сказать, что если она будет так смотреть на меня, я выколю ей глаза.
-Мадлен, ты снова обнаруживаешь прискорбную невоздержанность. Прочитай про себя Pater Noster, по одному зернышку на каждое слово.
Мадлен кивнула, и в руках у нее появились ее деревянные четки. Когда-то она сама их вырезала из дубовой ветки, и освятила в источнике, носящем имя местного святого. Она немного норовиста, духовные упражнения помогают держать в узде ее неукротимый дух.
-Если бы мне не пришлось успокаивать тебя, мы могли бы получше разобрать ее слова.  К тому же, если ты выколешь глаза матери настоятельницы, нам придется покинуть стены обители, и довольно поспешно. А наша миссия останется невыполненной.
-Ты как всегда права, Луизон. Удерживай меня и дальше.
-Итак, ты напоминаешь Шарлотту Баксон. По законам логики, что мы можем из этого извлечь?
-Что она блондинка, как и я. С того расстояния, где стояла аббатиса, больше не разглядишь.
-Почему вон тот каштан все называют "деревом Шарлотты"?
-Должно быть, какая-то Шарлотта когда-то шлёпнулась с этого каштана. Такие события веселят сердца - конечно, лишь у тех, кто наблюдает за ними со стороны - поэтому откладываются в людской памяти.
-Верно. За несколько лет состав учениц и даже отчасти монахинь изменился, так что никто уже не помнит, с чего всё началось. Но название прижилось.
-Едва ли это может иметь отношение к нашей миссии.
-Мадлен, вход во внутренние помещения монастыря находится за тем поворотом?
-Верно.
-Его закрывает выступ стены. Если не знать, кажется, что тебя ведут в тупик.
-Верно.
-Однако эта дама, которой монастырь оказывает гостеприимство, была ничуть не удивлена. Так, будто она бывала здесь раньше.
-Но у нее черные волосы.
-Да, и она нарочно шла по двору без шляпы, чтобы все это видели. А ведь в монастырях так не принято. А заметила ты, что глаза у нее голубые?
-Нет.
-Я подавала тебе знак. Кожа у нее тоже не такого цвета, какой обычно бывает у людей с такими волосами. Мадлен, мне сдается, она и есть Шарлотта Баксон, но кроме того, она и есть агент Ришелье, которого мы ждём. Иначе зачем она приехала в монастырь именно сейчас, и в то же время - почему она не хочет быть узнанной?
-Это что же, Ришелье бабу прислал? Быть того не может!
Я не удержалась от улыбки. В некоторых вещах Мадлен до крайности наивна.
-Ты ожидала, что в женский монастырь отправят агента-мужчину? Это было бы абсолютно невозможно. Придется довольствоваться тем, что есть.
-Хм, ты опять права.
-Вот видишь! Ты всё время хочешь действовать, хочешь с кем-то сражаться, но ты не даешь себе труда оглядеться вокруг себя. А ведь лучше совершить одно правильное деяние, чем сто неправильных. Ты рвешься в бой, когда нужно предаться размышлениям.
-Так уж во Франции повелось. Хлодвиг, первый король Франции, который крестил французов, говорил: "Если бы я с моими воинами был там, когда распинали Христа, мы изрубили бы книжников и фарисеев". Луизон, приходят последние времена. В Лотарингии уже сражаются. Говорят, в Париже видели, как чёрт приходил за душой Ришелье. Он утащил кардинала в преисподнюю, и оставил на его месте подменыша в красной сутане. Луизон, приходит время Хлодвига. А не Луки, не Матфея, не Иоанна, не Марка!
-Я пойду к этой женщине, и Господь даст мне знак, как поступить.
-Луизон, не слушай, что я здесь болтала! Не верь мне, что к прокаженным не опасно подходить! Лучше я схожу к ней!..
-Нет, ты останешься здесь, и будешь молиться за меня. Я должна видеть своими глазами, чтобы принять решение. Помни, erit sicut cadaver. (Подобно трупу - лат.)
Мадлен смирилась, когда услышала от меня священную формулу ордена. Выбрав момент, я проскользнула в коридор. Походка моя стала робкой и семенящей, я сгорбилась, чтобы казаться меньше ростом и годами, и постучалась в дверь кельи, а потом приоткрыла дверь.
-Сударыня, нужно ли вам что-нибудь? - голос мой дрожал, будто я сильно испугана.
Девушка на кровати вздрогнула, когда я вошла; ее рука взметнулась так, будто хотела предостеречь меня, но на полпути изменила направление. Лицо ее, казалось, было уже давно изъедено болезнью, а ведь я помнила, что утром оно было абсолютно чистым. Повинуясь ее жесту, я подошла вплотную к кровати.
-Не тревожься ни о чем, дитя. Скажи тем, кто тебя послал, что мне нужен только отдых, и я надеюсь, что к вечеру я буду в состоянии выразить матушке настоятельнице благодарность за гостеприимство, - сказала она, и ее ладонь на мгновение стиснула мое запястье. Она говорила так, словно хотела подбодрить меня, но рука ее дрожала - я скорее почувствовала это, чем заметила глазами. Это была рука испуганного  ребенка. Я изобразила неловкий реверанс, одновременно сложив руки будто для молитвы, и бросилась к дверям - слишком поспешно, именно так, как сделала бы на моем месте маленькая беззащитная послушница.
Не сбавляя шага, я вернулась к Мадлен.
-Мадлен, если я ошибаюсь, мы провалим нашу миссию, но надо рискнуть. Скажи, Мадлен, если дела пойдут совсем плохо, ты сможешь  оставить обитель?
-Монастырская стена снаружи вся выщербилась; я это заметила, когда мы сюда приехали. В случае чего, я смогу спуститься, цепляясь.
Я не спросила, как она поднимется на стену изнутри. Каштан Шарлотты вполне это позволял.
-Надо бы забрать отсюда эту даму, да сдается мне, у нас есть соперники. Кажется, у аббатисы с ней свои счеты. Вот что, Мадлен, если ты увидишь, что я махну тебе рукой вот так - тогда можешь пошуметь, как ты давно хочешь. Быть может, ты права, и пришло время для евангелия от Хлодвига…
Приближалась месса. Подходящий момент - меньше вероятность с кем-нибудь столкнуться в коридоре.
Я вернулась внутрь и услышала голос настоятельницы:
-Кажется, она отправилась бродить по монастырю. Найдите ее, сестра Присцилла. Если она действительно больна проказой, следует передать ее в руки тех, кто занимается такими вещами.
Я слышала шаги сестры Присциллы; она наугад пошла по коридору, надеясь наткнуться на сбежавшую гостью. -Где вы, мадам? - крикнула она, и по голосу я поняла, что она тоже боится прокаженной.
Я выждала какое-то время, потом пошла следом. Дверь в кладовку сестры-кастелянши была не заперта и внутри я увидела следы беспорядка, как будто кто-то в лихорадочной спешке искал во что переодеться.
Я вернулась во двор и разыскала сестру Гертруду. Стан мой распрямился, вместо робкого голоска послушницы я заговорила с ней такими интонациями, как могла бы только наследница рода Монтемайор:
-Ты пойдешь за мной, Гертруда. Я скажу тебе, что ты должна сделать.
Гертруда, в конце концов, была всего лишь бедной крестьянкой, привыкшей слушаться знатных и сильных. Обычно я избегаю таких методов, но сейчас требовалось беспрекословное подчинение. Гертруда была достаточно смышленой, чтобы нисколько не удивиться моей перемене.
-Чуяла я, госпожа, что вы не простая послушница, - сказала она и пошла за мной. Мы прошли к крипте, где большинство монахинь и послушниц  сейчас стояли, коленопреклоненные, и нестройными голосами выводили псалом. Я машинально осенила себя крестным знамением, но мысли мои в тот момент были больше увлечены поиском той, ради которой все это затевалось. Я была уверена, что она сейчас среди этих монахинь.
-Держите Шарлотту Баксон! - крикнула я властным и резким голосом. Сёстры продолжали петь, но по рядам прошло какое-то волнение, мотив утратил стройность, каждая хотела обернуться.  Все - кроме одной, которая при моих словах вздрогнула так, что было заметно даже от входа, а потом неподвижно застыла на месте, будто происходящее ее не касалось. Она не оказала сопротивления, когда мы с Гертрудой повели ее к выходу.