Имя Виктора Петровича Астафьева

Имя Виктора Петровича Астафьева по школьной программе, к сожалению, мне не запомнилось. Когда в 1980 году начала работать в Центральном райсобесе города Красноярска,  услышала разговоры о том, что Астафьев вернулся в свою родную деревню Овсянка, у нас в отделе был большой ажиотаж. Заведующая райсобесом Раиса Яковлевна Симанчик, оказалось, тоже была родом из Овсянки, встречалась с ним лично, и нам об этом рассказывала.
Говорили о «Царь-рыбе», но в то время я ещё не прочитала эту повесть.
И только спустя пять лет, когда я уже работала нотариусом в районе, мой проверяющий из финансового отдела подарил мне эту книгу и порекомендовал прочитать. Он сказал, что эта книга о том, как человек покорил природу.
Тогда я кое-что прочитала с трудом, и даже не помню о чём. Мне показалась, что эта книга о рыбаках и охотниках, а я была далека от этого.
Настоящее знакомство с творчеством Виктора Петровича произошло, через двадцать лет, когда  прочитала роман «Прокляты и убиты». Я поняла Астафьева всем сердцем и душою.
Я вспомнила, как рассказывал о войне дедушка моего мужа, Петр Васильевич Черняев. Их рассказы перекликались, они были честными, и правда их о войне была не приукрашенной.
Я поверила Виктору Петровичу, я не сомневалась в том, что как он описал военные события, так оно и было. Некоторые говорили, что это неправда, что Астафьев порочит честь ветеранов, и  даже депутаты крайсовета  отказали ему в  персональной пенсии.
Позднее я встретилась с одним из тех людей, которые осуждали писателя, и он поведал, что раскаивается в том, что не понимал Виктора Петровича. Этого человека зовут Анатолий Александрович Шишков. В своей статье «Свет от золотого русского слова» он процитировал писателя: «Нет у нас запасной родины, нет другой жизни, значит надо всё вытерпеть и пережить ради того, чтобы наладить жизнь, которой наградил нас Создатель, сохранить в себе душу, чтобы во всём и во всех она была века, веки-вечные жива». Анатолий Александрович рассказывал, как эти слова писателя позволили увидеть, понять и принять ещё одну грань личности великого русского писателя, как глубоко и искренне верующего человека.
Эта грань творчества и личности Виктора Петровича привлекает и меня.