Бежать некуда

I



Антон мерил короткими, нервными шагами перрон. На несколько окон от дверей вагона и обратно, под осуждающий взгляд проводницы. Но та молчала и только губы поджимала. Красивая женщина, белокурая, стройная, но на вид – скала неприступная.

Беременная жена, Мария, сидела чуть в стороне на лавочке. Антон раз за разом бросал на неё испуганный взгляд. Боялся, что она исчезнет, если он отвлечётся хоть ненадолго, или случится что-то непоправимое, если отдалится дальше десятка шагов.

Мария спокойно гладила округлый живот и участливо слушала жизнеописание незнакомой старушки. Щуплой и сморщенной, в дряблом шерстяном платке и потёртом пальто. Такую можно назвать разве что «божий одуванчик». Она просто села рядом и, без предисловий и вопросов, принялась рассказывать о своём детстве:

- Тяжело было, а что поделать? Всем тогда несладко пришлось. Папа на войну ушёл, мама под бомбёжкой погибла. Так и остались мы с младшим братиком у деда на попечении. В эвакуации это. Тот, кстати, безногий был, так что за нами и уследить-то не мог… - говорила. Жевала челюстью, помогала словам узловатыми, морщинистыми пальцами.

Антон закурил и пламя спички едва не спугнул предпоследний гудок поезда.

- Пять минут ещё. – сухо покосилась на него проводница. Делать ей было явно нечего. В вагоне из пассажиров – только Антон с женой, да ещё пара мужчин. Но те, как нормальные люди, сразу забрались в купе и больше не показывались. А эти двое ещё и отстать могут, кто их знает.

- А в восемьдесят третьем у меня Митька в Эфиопию летал. Он там им, бедным, нефтяную промышленность поднимать помогал, а здоровье своё угробил. Во как бывает, милая. – продолжала бубнить старушка.

А Мария всё слушала и слушала. Гладила живот, молчала. Как и в любом другом разговоре. Ей проще было выслушать человека, не задавая вопросов, а потом согласиться. Антон в сердцах называл её за это рыбой. Но понимал, что будь она хоть самую малость своевольной, и ужиться бы они не смогли.

Антон не терпел ни споров, ни лишних разговоров. Вообще он был из тех, кто труслив на людях, но суров с близкими. Прощал оскорбления, не противился унижению. Вроде и сказал бы в ответ что-нибудь едкое, но нет: чуть только рот открывал, так сразу представлял последствия, и осекался. Зато дома он менялся до неузнаваемости. Становился придирчив, дотошен и жутко вспыльчив. Не подошла бы ему общительная хохотушка. Только такая, как Маша. И нашёл он её, после долгих поисков, к первым сединам. Любил ли – точно сказать не мог, но с ней чувствовал себя уютно, а большего ему и не надо было.

После гудка Мария переменилась в лице. Засобиралась уходить, но прерывать старушку не решалась. Поджала губы в ожидании малейшей паузы, чтобы попрощаться.

- А куда это ты торопишься? Уж не надоело ли дуру старую слушать? Ребёнком своим кичишься? Так сдохнет он! Не твой он!!! – неожиданно голос старушки огрубел, в глазах её потухли и так догорающие искры жизни, а черты лица заострились и не излучали больше тепла человеческой доброты.

- Я… не… простите… мне идти надо. – кротко промямлила Мария и отстранилась.

- Ребёнка ей подавай? А не много ты о себе думаешь, Ма-ашенька? Не тво-ой он! Про-кля-тый о-он! – с каждым словом старуха говорила всё громче и последние слова уже орала.

Вдруг она застыла на секунду, раскрыв беззубый рот, и бросилась на Марию. Вцепилась узловатыми пальцами в волосы, пыталась притянуть к себе. Сквозь тяжёлое дыхание она проталкивала одно лишь слово: «Про-о-окля-яты-ый!»

Антон кинулся на помощь. Взял старуху за руки, попыталась разжать её пальцы, но те словно окаменели. Не поддавались, сколько бы усилий не прилагал. Тогда он обхватил жену и постарался втиснуться между ними, заслонить Марию своим телом от бешеной бабки.

Пронзительно засвистела проводница, и уже через секунду рядом вырос запыхавшийся лейтенант. Он взял старуху в охапку, вывернул ей руки. Только теперь, оставив старухе на прощание пару локонов волос, Мария освободилась. Раскрасневшаяся, с влажными от страха глазами, она потерянно смотрела на обидчицу.

- Уйдите уже! – рявкнул лейтенант.

Старуха дёргалась в его захвате, орала и плевалась. Седые космы выбились из-под платка и спадали на лицо.

Антон отошёл к поезду и потянул за собой Марию. Проводница помогла ей забраться в вагон.

Прозвучал последний гудок.

Прежде, чем покинуть тамбур, Антон ещё раз взглянул на старуху. Та обмякла, но всё ещё грозно кряхтела, пока лейтенант оттаскивал её к скамейке.



II



Поезд тронулся.

Антон провёл жену в купе, усадил на койку и сам сел напротив. Взял её за руки, заглянул в лицо. В глазах жены читался страх, но куда ярче в них отражалась непомерная усталость. Мария тяжело дышала и ждала, прикусив губу, что скажет муж.

- Не бойся. Слышишь меня? – начал он самым мягким голосом, на какой был способен. Мария кивнула. – Мы в безопасности. Я не дам им тебя обидеть. Я их всех…

Дверь распахнулась. На пороге возникла проводница.

- Вы как? Нормально? – участливо спросила она. – Это просто какая-то ненормальная была. Не обращайте внимание.

- Спасибо. – дрожащим голосом ответила Мария.

- Может вам чайку принести?

- Не надо, спасибо. – ответил за жену Антон.

Проводница сказала ещё что-то, но он поспешил закрыть дверь.

- Мы уже уехали, видишь? – Антон кивнул на окно, за которым спальный район плавно перерастал в промышленный, а заборы утопали во всё более безвкусных граффити. – Всё будет хорошо.

- Да? – то ли спросила, то ли согласилась Мария.

Хороший вопрос. Как-будто сам Антон знал ответ. Они просто бежали, сломя голову, и никто не сказал бы наверняка: ожидает ли в конце пути спокойствие.

А началось всё девять месяцев назад. Тогда ещё и сама Мария не знала о своей беременности, но в почтовый ящик кто-то принялся регулярно подбрасывать записки.

«Твой ребёнок проклят!»

Разными почерками эта единственная фраза покрывала каждую клеточку помятого тетрадного листа.

Конечно первым делом Антон отправился в полицию, но вернулся раздражённый и злой.

«Они рассмеялись и велели приходить, когда что-нибудь произойдёт», рассказал он, намыливая руки. А потом вдруг не выдержал, снёс всё, что стояло на полке под зеркалом, и добавил сквозь зубы: «Когда убьют, тогда и приходите, да?!»

Впрочем к запискам уже через пару недель супруги привыкли. Выкидывали, не читая. Иногда даже рвали, когда настроение было паршивое.

На четвёртый месяц беременности странностей прибавилось.

Как-то вечером Антон вышел на балкон с чашкой чая и сигаретой. Зима подходила к концу, весна на пару дней заглянула в город, растопив почти весь снег. Антон рассматривал засыпающие дома, невольно считал гаснущие окна.

Вдруг взгляд его опустился на детскую площадку. В тусклом свете единственного фонаря там стоял человек. Понять, мужчина это или женщина, было невозможно. Просто чёрный силуэт. Человек не двигался, но Антон мог поклясться, что на его лице он видел жёлтый глаз. Почему-то один, но яркий, словно лампочка.

Отогнав от себя лишние мысли, Антон решил, что силуэт этот принадлежит наркоману или алкашу, и нечего на него внимание обращать.

На следующий день незнакомец вновь стоял на прежнем месте. Кричать ему, чтобы ушёл, Антон постеснялся: время позднее, а будить соседей не хотелось. Зато отважился спуститься и поговорить. Вооружился кухонным ножом для пущей убедительности. Мало ли, что у него в голове.

Когда подъездная дверь с писком раскрылась, детская площадка оказалась пуста.

Всю неделю, до самого рассвета, этот загадочный человек оставался под окнами. И каждый раз исчезал с рассветом или раньше, если Антон спускался. А в полиции вновь не увидели никакой опасности и поводов возбудиться.

Через неделю на площадке стояли уже два человека. Ещё через неделю – три. И все они чего-то ждали ночи напролёт, не двигаясь и не говоря ни слова. А затем исчезали, не оставив следа на свежем снегу.

Вначале Мария сильно переживала. Не могла спать и постоянно выглядывала в окно, спрятавшись за занавеской. Боялась выходить из дома и даже в компании мужа постоянно озиралась. Только по прошествии нескольких месяцев это стало привычным. Стоят и стоят, главное – не трогают. Но это было лишь вопросом времени.

Вчера же случилось то, что заставило бросить все дела и бежать из города куда глаза глядят.

Возвращаясь домой на своём авто, Антон заметил в зеркале заднего вида чёрную «Волгу». Что-то смутило его. Уж слишком настырно держала та дистанцию: не обгоняла, но и не отставала. Антон свернул с шоссе, «Волга» – за ним, несколько лишних поворотов – повторял и преследователь. Тогда нервы начали сдавать. Антон рванул по дворам, но и теперь «Волга» не отставала. Двигалась, как привязанная, не уступая ни на метр. Пока сам Антон не потерял управление и не влетел в школьный забор.

Он выскочил из машины, стряхивая с себя осколки лобового стекла. Радости от чудесного спасения не было. Ужасом перехватило дыхание, хотелось бежать как можно дальше, но с одной стороны тянулись гаражи, с другой – ещё один забор. А единственный выход перекрыла та самая «Волга». Грозно урчала, намекая на скорый конец.

Кто был за рулём, Антон не видел. Тёмный силуэт с неясными очертаниями. Но как же теперь это стало привычно. Силуэты… кругом одни силуэты! Вся жизнь превратилась в постоянный поиск этих силуэтов! То в толпе они покажутся, то вдали промелькнут. Но теперь, казалось, игры кончились.

«Волга» заревела двигателем, а затем отъехала, развернулась и с визгом колёс умчалась прочь.

Антон с облегчением выдохнул. Облокотился на свою машину и хотел уже перевести дыхание, но неожиданно в голове вспыхнула мысль: Мария дома одна. Вдруг этот силуэт отправился к ней?

Забыв про всё на свете, Антон бросился к жене и очень быстро понял, что не ошибся. «Волга» криво стояла у самого подъезда.

На лестничной клетке все стены были расписаны до боли знакомой фразой:

«Твой ребёнок проклят!»

На разный лад, с ошибками и без, корявыми и едва не каллиграфическими почерками. От привычного зелёного цвета не осталось и пятнышка. И так на каждом этаже.

Одна только дурацкая мысль пульсировала во взбесившемся рассудке, пока Антон перебирал ногами по ступеням: как только успели всё разрисовать за полдня? Не всем же городом они здесь творчеством занимались? Или всем?

Больше всего Антон боялся, что дверь в квартиру окажется распахнутой, и там… в самый важный момент он струсит и сбежит. Однажды это уже случалось.

К счастью страх так и остался страхом. Дверь оказалась закрытой. Антон позвонил, чтобы не терять времени, но ответа не последовало. Тогда он достал ключи и открыл сам.

Мария сидела напротив входа с ножом в руке. Заплаканная, неповоротливая и бледная, как белый лист.

«Целый день кто-то колотил», глотая слёзы произнесла она, зарылась лицом в грудь мужа и расплакалась с новой силой.

Ночью атака повторилась. В дверь беспрерывно долбился какой-то ненормальный. Жвачкой залепил глазок и рассмотреть его было невозможно. Но при этом неизвестный постоянно нёс сбивчивый бред, будто ребёнок проклят и умрёт при рождении, что он принадлежит ему. И ещё много всего непонятного, в смысл чего даже вникать не хотелось.

Телефон и электричество выключил то ли этот ненормальный, то ли была ещё какая-то причина. В отчаянии Антон распахнул окно и закричал. Он звал на помощь, но город спал и не слышал. Зато услышали те, кого видно было лишь чёрными силуэтами. Уже к полуночи их собралась целая толпа. Они стояли молчаливым, чернильным пятном, заполнив всю детскую площадку и парковку, к ней примыкающую.

В тот момент Антон и решил бежать. Он понимал, что может и не выбраться из квартиры: слишком уж плотно взялись за него. Но так же Антон понимал, что если вдруг подвернётся удачный момент, он должен быть готов и ни секунды не медлить.

Бежать Антон собирался в свой старый дом. Тот давно стоял бесхозным далеко на севере. Продать не позволяли воспоминания, впрочем, и жить в нём не давали тоже они. А теперь дом мог стать неплохим убежищем для Антона, его жены и маленького ребёнка.

Возможность для побега появилась с первыми лучами солнца. В страхе перед светом силуэты отступили. Затих и тот, кто стучал в дверь. Антон взял сумку, свободной рукой поддерживал Марию и так, не задумываясь ни на секунду, бросился прочь.



III



Молчание растянулись на долгие часы. Супруги всё так же сидели друг напротив друга и смотрели в окно. Как пригород таял в жидких лесах и бескрайних полях. Прислушивались к монотонному стуку колёс и боялись, что нарушит это спокойствие чей-то голос, незваный грохот.

В дверь постучали.

Антон вздрогнул и напрягся, а Мария вовсе побледнела, забилась в угол, и в ужасе посмотрела на мужа.

- Не волнуйся. Всё в порядке. – шепнул тот, достал из сумки нож и грубо спросил: – Кто?

- Это проводница. Откройте пожалуйста.

«По крайней мере она по-человечески ответила», подумал Антон. Отложил нож и щелкнул замком.

Проводница принесла два стакана горячего чая в жестяных подстаканниках, войти ей Антон не позволил. Вместо этого сам выглянул в коридор и осмотрелся. А затем с явным облегчением спросил:

- Что вам надо, простите?

- Я принесла чай. – спокойно ответила проводница.

Что-то в ней настораживало. Лицо парафиново-бледное ли, или глаза совершенно стеклянные. Будто она труп на столе патологоанатома и давно уже остыла. Ни одним жестом доказывать обратного она не торопилась.

- Мы не заказывали.

- Я сама решила принести. Это бесплатно.

- Ничего не надо. Спасибо.

- Возьмите чай. – настаивала проводница.

Антон насторожился и присмотрелся к ней. Искал хоть малейший признак жизни. Но вместо этого убеждался всё больше, что она действительно мертва. Такого быть не могло, но за прошедший день, лихо перемешанный бессонной ночью, Антон готов был поверить даже в самую нелепую фантазию.

А если и она из тех психов? Что если проводница так же собиралась напасть на Марию в самый неожиданный момент? Исподтишка, войдя в доверие. Допускать такое нельзя ни в коем случае.

Впрочем и ответить совсем уж грубо Антон не решался. Он чуть прикрыл дверь и, прежде чем закрыть её окончательно, вежливо отказался:

- Извините пожалуйста. Я понимаю, вы решили о нас позаботиться. Это очень приятно, спасибо, но чай мы не будем.

- Он горячий и сладкий. Вам понравится.

Антон уже хотел было сдаться, лишь бы проводница оставила их в покое. В конце концов можно этот злосчастный чай потом вылить. Но вдруг в соседнем купе что-то грохнуло и послышались до мурашек знакомые слова:

- Ребёнок проклят. Твой ребёнок проклят.

Антон побледнел и с трудом удержался на ногах.

- Что… что это? – спросил

Но на лице проводницы и теперь не дрогнуло ни одной мышцы.

- Вы о чём? – непонимающе спросила она.

- Кто у вас в соседнем купе едет?

- Никого. Там пусто. Вы единственные пассажиры во всём вагоне. – пугающе размеренно ответила проводница.

А голос всё повторял:

«Проклят! Твой ребёнок проклят!»

И снова грохот. Ещё сильнее, будто кто-то в стенку долбился, пытаясь её проломить. В какой-то момент Антон явственно увидел, как фанерная облицовка прогнулась под чьим-то внушительным кулаком.

- Вы издеваетесь? – огрызнулся он. Не могла же проводница правда не слышать этого? Не видеть? – Скажите им, что шутка не удалась. Пусть прекратят.

Попытался закрыть дверь, но проводница двинула вперёд ногу, заблокировав её.

- Оставьте нас в покое! – закричал Антон.

Спасение пришло неожиданно. Поезд быстро сбавил скорость и остановился у небольшой, безлюдной станции.

- Пошли, Маш. – твёрдо приказал Антон, забрал сумку с верхней полки.

Проводница отступила, провожая их всё тем же пустым взглядом.

Антон не хотел оставаться в купе. Кто его знает, к чему это приведёт? А безропотно ждать, превращаясь в загнанных крыс, хотелось меньше всего.

Поезд двинулся дальше всего через пару минут. Кроме Антона и Марии больше никто не сошёл, да и новых пассажиров не нашлось. Им неоткуда было взяться. Станция расположилась среди чистого поля, а единственная дорога сильно заросла сорняками и лишь отдалённо напоминала о своём существовании.

Куда идти? Антон осмотрелся и сразу же пожалел о поспешном решении. Ни одного дома поблизости, ни одной живой души. Не лучше ли было остаться и держать оборону в купе? Кто бы ни полез на них, получил бы ножом в живот. А теперь, в сумерках и с беременной женой, ему предстояло дожидаться в чистом поле следующего поезда.

- Мне кажется, там свет горит. – тихим голосом Мария оторвала мужа от тоскливых размышлений.

Антон посмотрел, куда она указала. Действительно, вдалеке, возле рельс, виднелся едва заметный жёлтый огонёк. Тусклая надежда дождаться утра в тепле. Иначе августовская ночная прохлада будет слишком дорогой платой за сиюминутный страх.



IV



Антон вздохнул так глубоко, что в груди кольнуло, и поплёлся на свет. Мария безропотно шла следом. Что думала она обо всём этом? Боялась, конечно, не меньше самого Антона, но нашла ли настоящую причину? Быть может давно всё поняла, или знала сразу, но хранила молчание. Как всегда.

До дома было далеко и идти приходилось по сыпучему гравийному склону. Мария помучалась немного, но в итоге поднялась выше и продолжила путь по шпалам. Держала Антона за руку, словно потерять боялась.

- Может зря мы так? – скромно спросила она вдруг.

Антон слишком привык к тишине и не сразу понял, что жена обращалась именно к нему.

- Лучше бы там остались? А если бы они продолжили? Выбили бы дверь? Знаешь, что они могли бы с тобой сделать?

Он сам не понимал, о каких «них» говорил, но чувствовал, что прав. Ведь и в дороге они постоянно догоняют. Только успевай уворачиваться.

Мария всхлипнула, несколько минут помолчала и ещё тише, почти шепотом, произнесла:

- Они просто в долг наверное попросить хотели. Их слишком много развелось последнее время. И стены разрисовали. Рано или поздно полиция бы…

- Вот только не говори мне про полицию! Ты знаешь, что они сказали. И потом. Неужели ты думаешь, что им наши копейки нужны? Ты же их видела. Сама же в окно смотрела. Их не деньги интересуют.

- Ну… я не знаю. – тяжело вздохнула Мария.

- Вот и молчи, раз не знаешь.

Она так и поступила. Замолчала и медленно переступала с одной шпалы на другую. Внимательно считала их, стараясь отрешиться от всего прочего.

Далёкий свет постепенно приближался. Скоро вокруг него показались очертания небольшого дома, стали различимы и обшарпанные его стены, и доживающий последние годы косой забор. Во дворе беспорядочно валялся мусор, а небольшая будка нужника приветливо распахнула дверь в ожидании посетителей.

Супруги добрались уже затемно. Чернильно-чёрное небо спрятало все звезды до последней, но выпятила  неестественно крупный диск Луны. Невольно возникало впечатление, будто ночное светило из жадности прогнало малых соперниц и теперь самодовольно ищет место поудобнее.

Прежде, чем постучаться, Антон заглянул в окно и никого не увидел. На столе стояло несколько тарелок с остатками закуски, и среди них возвышалась початая бутылка водки. В остальном комната напоминала скорее свалку, чем чьё-то жилище. Кучи старого тряпья, каких-то деталей. В дальнем углу из мусора проглядывала кухня. Тумба с плитой, старый холодильник и беспорядочно сваленные в кучу кастрюли, тазы и сковородки. Даже чурбан с воткнутым в него топором валялся. От этой последней находки у Антона по коже пробежали мурашки. Он до боли сжал кулаки и несколько раз глубоко вздохнул.

- Ну что там? – спросила Мария, потеряв терпение.

Антон вздрогнул от неожиданности. Слишком углубился в воспоминания, а сейчас было точно не до этого. Вместо ответа он только посмотрел на живот жены и решил, что алкаш-отшельник не самый плохой выход.

Постучался.

Дверь открылась почти сразу, но вместо лица, распухшего от многолетней пьянки, Антон увидел первым делом два чёрных тоннеля двуствольного ружья.

- Кто такие? – с присвистом, но оттого не менее грозно, спросил беззубый старик.

- Мы… мы с женой от поезда отстали. Вышли воздухом подышать, а он и поехал. – сбивчиво замямлил Антон. – Нам бы переночевать. Жена беременна, ей на земле нельзя. А уже завтра утром пойдём на станцию. Если заплатить, то я заплачу. Сколько скажешь.

Старик слушал, кивал. Осоловевшими глазами смотрел то на самого Антона, то на его жену. А потом громко икнул и убрал ружьё.

- Ходют тут всякие, ходют. Ну и чаво мне с вами… ик? Ну идите. Только жрать нечего. Водка есть, а жрать – нема.

- Ничего страшного. Сейчас спать ляжем…

- Бабу свою клади, а сам за стол сидай. Гостя уважить надо.

Антон посмотрел на Марию и та смиренно пожала плечами.

- Я немного только. Завтра ещё ехать надо.

- А много и нету. Стакан на брата, и тот неполный.

Старик проводил Марию в соседнюю комнату, сбросил со старой кровати, примостившейся возле окна, лишнее тряпье. Показался голый матрац в жёлтых разводах. Старик блуждающим взором глянул на него, потом посмотрел на Марию и махнул рукой.

- Не раздевайся. Чище не будет.

Вернувшись, отыскал табурет для Антона и поставил к столу.

- А чего она такая? Пугливая то бишь.

Старик на удивление метко разлил остатки водки, а вот бутылку поставить нормально не смог. Та со звоном повалилась на бок и покатилась к другому краю стола.

- Ситуация у нас сложная, а так она нормальная. – ответил Антон. Меньше всего ему хотелось вдаваться в  подробности о побеге и его причинах.

- Сложная, говоришь? Это ж как так-то? – не замечая смущения гостя продолжал допытываться старик.

- Много случилось за последнее время. Всё и не перескажешь.

- Ну да, чай, не хуже нашего. Видал, какая деревня?

Антон посмотрел в окно, куда махнул старик, и не понял, о чём тот говорил. В темноте он различал лишь неясные мрачные очертания.

- Деревня?

- То-то и оно. Известно, где. В прошлом годе последняя изба рухнула, так я её потихоньку на дровишки к себе перетаскиваю. Так и живу.

- И что, хозяева не против?

- А нет больше хозяев. Вот и я помру, так хрен меня кто отыщет, да похоронит. Сюда скорая знаешь, сколько едет? Ну щас-то лето, щас-то, может, часа три. А вот зимой и сутки может. О как!

- Плохо дело. – Антону стало не по себе, чуть только представил обычный день старика. Даже плечи передёрнуло.

- А чаво там на большой земле-то происходит? – сменил тему старик.

Антон вкратце пересказал, что помнил. Новости спорта старика интересовали особенно, и Антону пришлось вспоминать разговоры коллег в курилке. Зевал всё чаще и боролся с отяжелевшими веками всё неохотнее.

Потом старик, насытившись программой новостей, принялся что-то однообразно бубнить про свою жизнь. Про жену-покойницу и про ведьму-соседку, у которой, якобы, ребёнка леший утощил.

- И знаешь, у дуры ентой и не было детей-то  никогда…

На этих словах Антон едва не рухнул с табурета. И не потому что страшно было или не ожидал такого поворота. Просто глаза окончательно слиплись и историю он дослушивал в полудрёме.

- Слушай. – прервал Антон старика. – Я правда очень хочу спать. Если хочешь пить – давай уже выпьем, и я пойду.

- Эх ты, нет бы посидеть по-человечески. А ты всё спешишь куда-то. Городские вечно так.

Не прекращая бубнить, старик поднял стакан, чокнулся с Антоном и осушил всё одним глотком. Антон последовал его примеру, но водка пошла совсем плохо. Захотелось пожевать хоть чёрствую корочку, да где ж её взять?

- Ну давай. – помахал ему на прощание старик.



V



Мария всё ещё ворочалась в поисках удобного положения и не сдержала улыбку, когда вошёл Антон. Впрочем ни капли счастья на усталом её лице не отразилось. Только грусть и отчаяние. Защитный рефлекс в ожидании очередной отвратительной новости.

- Тяжело ему здесь живётся. – скупо объяснил Антон.

Снял башмаки и куртку, расстегнул ремень, но брюки решил не снимать. Побрезговал. И осторожно лёг к жене, поцеловав её плечо.

- И всё-таки лучше бы мы остались. Ну подумаешь…

- Маш. – оборвал её Антон. – Вот скажи мне честно. Если бы они ворвались в квартиру, когда меня не было, что бы ты делала? Ты хоть представляешь, как бы я жил потом? Они же нелюди.

И про себя добавил:

«Чёрта-с два я второй раз бы с этим справился.»

- Просто запутавшиеся люди. Никакие не нелюди. – сквозь подступающий сон проговорила Мария.

- Нет. Всё это не просто так. – то ли ещё жене ответил Антон, то ли уже сам с собой разговор продолжил. – Таких случайностей не бывает. Это наказание. Они просто не хотят, чтобы я был счастлив.

Он бубнил еле слышно, хрустящим шипением соединялись слова и вырывались всё неохотнее. Казалось, вот-вот и уснёт. Уж слишком долгим был день, и устал Антон как собака. Но сон всё не шёл.

С улицы послышалось пьяное мычание, напомнившее мотив старой песни. Антон приподнялся на локтях и выглянул в окно.

Старик, хозяин дома, извилистым путём пробирался к нужнику. Мотало его по всему двору, а крошечная будка казалась слишком тяжёлой мишенью для широкой походки. Но старик упорно пытался попасть и всё время промахивался. Один раз даже упал и только чудом не свернул себе шею в груде обломков ржавой техники.

- Спал бы лучше. – прошептал ему вслед Антон.

Снова откинулся на подушку. На этот раз ждать не пришлось. Кошмарный сон, что снился едва ли не каждую ночь, с радостью включил заезженный сюжет двадцатилетней давности…

Антона разбудила жена среди ночи. Кристина. Молодая, до дрожи любимая. С беременностью она освоила неприятные привычки и была слишком обидчива, чтобы отказывать ей в маленьких прихотях. Так и сейчас. Кристине захотелось чего-то такого особенного, для чего в холодильнике места не нашлось.

Антон нехотя одел треники и куртку, нащупал в кармане кошелёк и отправился в магазин. Тот находился под единственным работающим фонарём на улице, в четырёх кварталах от дома. Опасный путь в неспокойное время.

Ночь подогревала трусливые мысли, шорохи темноты учащали биение сердца. Да, город маленький, пусть все бандиты ещё с детства знакомы и каждому при свете дня не грех руку пожать. Но от этого не легче. Луна меняла лица людей и превращала их в незнакомцев.

Одно успокаивало, что продавщицей была женщина старой закалки. Она запросто прогонит хоть целую шайку, ещё и извиняться заставит. Приближение к ней хоть немного, но успокаивало.

Необычному для позднего часа заказу продавщица удивилась. Поставила на прилавок банку консервированных маслин и коробку зефира. Подождала с минуту привычную просьбу, но всё же спросила сама:

- Сколько бутылок?

- Не надо, спасибо. – с искренней грустью отказался Антон. Выпить он бы сейчас не отказался, но не хотелось жену лишний раз нервировать.

Мысли о Кристине отдались в груди странной, щемящей болью. Будто случилось нечто непоправимое. Или ещё хуже. Это «нечто» происходило прямо сейчас.

Антон так глубоко задумался, прислушиваясь к собственным ощущениям, что совсем забыл про покупки. Только грубый толчок в плечо заставил опомниться.

- Брать-то будешь? В долг не дам. – заявила продавщица, всем своим грузным телом навалившись на прилавок, и не убирая руки с плеча Антона.

Тот откашлялся, достал кошелёк и расплатился. Тут же направился на выход, забыв про сдачу и про покупки. Даже оклик продавщицы не подействовал.

Сжавшись от озноба, зарывшись в куртку носом, Антон стремительно преодолел обратный путь. Больше всего на свете он боялся увидеть распахнутую калитку.

Так оно и произошло. Замок был взломан и бесполезная створка приглашала в гости каждого встречного.

Из дома доносились крики, чьи-то голоса и дикий, озверевший от злобы смех. Сквозь весь этот шум Антон услышал и плачь Кристины. Перепутать было невозможно.

Первый же порыв забежать внутрь Антон подавил. Он понятия не имел, кто там и сколько их. Боялся, что и его изобьют. Боялся, что убьют. Боялся...

Подкрался к одному из окон, где горел свет, и ужаснулся. Три здоровых, лысых братка выстроились над избитой, зарёванной Кристиной и хохотали. А четвёртый её насиловал, высоко задрав ноги.

Антон не знал, что ему делать. Требовалось немедленно спасать жену, но как? Их так много, а он один. Звать на помощь некого. Все, кто могли бы помочь, уже давно бы помогли. Но город глухо спал.

Паника сковала горло ледяной хваткой. Антон безмозгло бегал взглядом по двору и искал там ответ. Что делать?!

Схватил топор, что торчал из чурбана. Сжал до боли, даже пальцы побелели. Ну и что? Их четверо. Антон один. Нужно было что-то потяжелее. Забежал в сарай и вилы сами упали ему в руки. Но и это не гарантировало победу. Слишком медленное оружие, чересчур громоздкое.

Мысли скомкались, свалялись в грязный комок из трусости и отвращения к самому себе. Казалось, жена звала именно его, в её жалостливых стонах Антон слышал своё имя. Но голоса бандитов от этих призывов хохотали всё громче.

И вдруг всё стихло. Звенящая тишина окружила Антона и уводила от опасности. Быстрыми шагами ноги сами несли его прочь, а он не хотел сопротивляться. В памяти не осталось момента побега, но теперь, с вилами в руках, он уже находился на другом конце города. Ненавидел себя, презирал и не знал, что дальше будет, но иного выхода представить не мог. Слишком опасно, слишком страшно.

Пелена, густая как овсяный кисель, в один момент спрятала Антона в уютной, безопасной своей глубине и тут же выбросила прочь. Он уже стоял перед дверью гостиной. Кругом были милиционеры, которых сам Антон и призвал на помощь в один из тех неуловимых моментов, что стали слишком темны для памяти.

- Ножом её… - говорил кто-то, но слышались лишь обрывки фраз. – Прямо в…

Антон не решался войти. Из чужих разговоров он понимал, что ждёт его, и боялся. Увидеть плод своего малодушия страшнее смерти. Это приговор. Жить и знать, что ничего не сделал. Мог попытаться, но сбежал. Такое не прощается и не забывается. И жалости он не заслужил. Того же мнения был и капитан, подтолкнувший его вперёд.

Кристина лежала на диване в остатках ночнушки. Лицо в кровоподтёках и все следы красоты потерялись за алыми кляксами. Было что-то ещё, но в глазах плыло от дурноты.

Антона выворачивало наизнанку. Прямо здесь, на пол. Не смущаясь никого. И так хотелось, чтобы вышла прочь и сама жизнь. Эта жалкая, никчёмная душёнка, так и не нашедшая смелости защитить самого близкого и дорого человека.

Но неожиданно в обезумевшее сознание закралась мысль:

«Это всё сон! Просто кошмар и сейчас я проснусь!»

Как подтверждение, услышал он и голос:

- Антон! Я, кажется, рожаю.

Глаза он открыл, но ещё несколько секунд потерянно оглядывался. Не сразу вспомнил, где находится, и что происходит.

Но кошмар… то был не просто сон. Отпечаток подлости, застывший в памяти навек.

Впрочем сейчас было важно совсем другое.



VI



- Ты слышишь, что я тебе говорю? – требовательно повторила Мария.

Она извивалась на кровати, обхватила живот и тяжело дышала.

Антон вскочил на ноги. Что от него требовалось он по-прежнему понять не мог. Сон отпустил и забылся, но разум продолжал спать.

- Скорую вызывай! Чего стоишь? – подсказала Мария.

Сам бы Антон вряд ли сообразил. Он выбежал из комнаты и едва не налетел на развалившегося на полу старика. Тот с самым блаженным видом лежал у стола, подсунул под голову дырявый сапог, а табурет за ненадобностью отшвырнул.

- Мужик? – Антон присел на корточки рядом и толкнул его в плечо. – Ты живой? – тот в ответ что-то крякнул. – У тебя где телефон?

На этот раз старик даже не отреагировал.

Антон поискал взглядом хоть какой-нибудь намёк на телефон и вздохнул с облегчением, когда заметил кусок закрученного спиралью провода в очередной куче мусора.

Так и оказалось – телефон, и к ещё большему удивлению он работал. На вызов скорой отозвался скрипучий голос оператора.

- Здравствуйте, у меня жена рожает. – закричал Антон, не дав женщине договорить.

Но оператор не торопилась. Спросила про возраст роженицы, про хронические болезни… ещё что-то спрашивала, пока наконец не поставила Антона в тупик:

- Адрес говорите.

- Я… не знаю. – с ужасом признался Антон.

- Как это? Вы не помните, где живёте?

- Видите ли… - пришлось потратить ещё несколько драгоценных минут на объяснения. И закончил он уже выходя из себя: – Вы разве не можете отследить, откуда я звоню?

Оператор откашлялась. Сухонько так, с осуждением. Больше многих слов сказал её кашель, но всё же озвучивать недовольство она не стала.

- Ждите, машина едет.

- А сколько ждать-то?

- Если дороги не размыло, то часа три-четыре.

- Сколько? – сорвавшись на визг воскликнул Антон. – А быстрее никак?

- Никак. – сухо ответила оператор и положила трубку.

- Антон! – закричала Мария и муж бросился к ней. – Ну что там?

- Три часа. Может чуть больше.

- О Господи! Он уже лезет. Я не дотяну.

Антон в ужасе перевёл взгляд на её живот. Сглотнул, через силу продавив слюну. Он видел много фильмов, где роды приходилось принимать в самых неожиданных условиях, и с трудом верил, что сам теперь находился на месте одного из тех бедолаг. Одно радовало. Благодаря всё тем же фильмам он примерно понимал, что надо делать.

- Не переживай, дыши глубоко, выдыхай подольше…

- Я и так этим занимаюсь. Ослеп?

«Ослеп?», повторил про себя Антон. Уж слишком резко переменилась Мария. Куда же вся её кротость подевалась?

Но все лишние мысли он поспешно выкинул из головы.

Вернулся в переднюю. На небольшой электроплите в две конфорки стоял пустой чайник. Рядом на полу – ведро с водой. Единственное, не поваленное на бок и накрытое крышкой. Антон налил из него целый чайник и включил конфорку на полную.

Тем временем требовалось найти какие-нибудь чистые тряпки. За этим Антон направился в третью комнату, где, по-видимому, обитал сам старик. Лампочка там перегорела и пришлось наощупь искать шкаф. А потом по запаху определять чистые простыни. Нашлась одна.

- Здравствуй, папа. – раздался за спиной незнакомый, раздвоенный голос. Словно одновременно говорили и мужчина, и женщина.

Антон оцепенел.

- Я… – только и смог выдавить из себя.

Затихли крики жены и шум ветра за окном. Замолкли скрипучие половицы. Весь мир превратился в пустоту. И тогда голос продолжил:

- Ты не хочешь на меня посмотреть? Не хочешь увидеть, как я вырос? – последнее слово прозвучало одновременно и как «выросла».

Антон прижал к груди простыню и медленно, борясь со страхом, обернулся.

Чёрный силуэт стоял у окна, почти полностью закрыв собой скудный свет Луны. И лишь один жёлтый глаз горел во всей этой черной массе. Только теперь Антон мог различить и вертикальный, как у кошки, зрачок.

- Кто… кто вы? – слова драли глотку подобно наждачной бумаге.

- Я ждал (ждала) более тёплого приёма. Я надеялся (надеялась), ты меня обнимешь. Разве не об этом ты мечтал все эти годы? Обнять своего сына (свою дочь)…

- У меня… у меня нету детей. Какие-то у вас глупые шутки. – Антон попытался перебороть страх и ответил чуть твёрже.

Странный человек так же повысил голос, и от этого задребезжали стёкла в окне:

- А где была твоя смелость тогда? Мне нужна была твоя защита, но ты трусливо сбежал! Смотри теперь, какой след оставили мне на память! – силуэт шагнул вперёд. Приблизился так, что даже темнота больше не могла скрыть его лица.

Чёрное, истлевшее, от которого веяло смертью и все внутренности лезли наизнанку. Безносый, безгубый урод. Местами кожи и вовсе не осталось, и там проглядывало нечто чёрное и гнилое. А на месте второго глаза зиял глубокий след от ножа.

Антон в панике отпрянул, но наткнулся на шкаф. Дверь с оглушительным хлопком закрылась.

- Страх – твоя жизнь!

- Чего вы хотите? - с дрожью в голосе спросил Антон.

- Твой ребёнок. Принеси его мне.

Антон осел на пол и чёрный силуэт смердящим великаном склонился над ним.

- Зачем?

- Я должен (должна) был (была) родиться двадцать лет назад! Я! И сейчас я найду наконец себе приют.

- Не понимаю. – признался Антон. – А я…

- Ты принесёшь мне ребёнка сразу после его рождения.

- Но он же… но я же… – в голове творился бардак из протестов и отговорок. Хотелось встать во весь рост и дать отпор. Но страх тянул вниз. Снова этот всепоглощающий страх и презрение к самому себе за ничтожность. За беспомощность.

- Ты принесёшь его мне. – повторила тварь. – Иначе вы все втроём остынете ещё до рассвета.

Антон поверил. Разве может такое чудище пускать слова на ветер? Любая угроза претвориться в жизнь по одному только его желанию.

До боли, до скрипа стиснув зубы, Антон согласился. Столько лет он ругал себя и представлял, как мог бы поступить иначе, но теперь всё повторялось. Будь на месте гнилой твари очередная банда, всё бы было совершенно по-другому. Антон бы знал, что делать. А теперь только растерянно перебирал пальцами белую простыню.

Тварь отступила, позволив Антону встать и тот, сжавшись, уставившись строго под ноги, засеменил к двери.

Чайник уже закипал. Антон набрал два таза воды, разбавил её тёплой и перенёс всё ближе к жене.

- Ты что? – удивилась она, когда муж втащил первый таз.

- Я помогу тебе. Всё будет в порядке.

- Ты серьёзно? Ты же не умеешь! Я не буду!! Ой, мама!!! – от новой схватки Мария закричала, вцепилась в матрац ногтями. И чуть только боль ослабла, поменяла мнение. – Давай уже быстрее!

Антон молча и упорно производил все те манипуляции, что помнил. Казалось комната превратилась в ад из криков и крови. И сколько продолжалось это, не мог сосчитать ни сам Антон, ни уж тем более Мария. В какой-то момент стало казаться, что время и вовсе застыло, не собираясь двигаться дальше ни при каких условиях.

- Лучше бы мы остались! – причитала Мария в секунды затишья. – Вот тебе дались эти хулиганы. Ну рисуют они на стенах, и что? А к рекламе я вообще не понимаю чего ты прицепился? Ой, мамочка!

И снова она начинала кричать.

- А проводница? Она-то чем не понравилась? Бедняжка даже не поняла, о чём ты говоришь!

И снова крик.

А Антон всё уговаривал, да успокаивал. Не возражал ничему, но каждое слово отзывалось в груди несогласием. Как могла Мария так просто говорить про весь тот ужас, в который превратилась их жизнь?

Наконец в руках Антона появился крошечный малыш. Его головка целиком помещалась на одной лишь ладони. Ручки и ножки вяло двигались, а сморщенное личико отображало искреннее удивление. Кристально чистые, голубые глаза смотрели на Антона, разглядывали его. Запоминали.

- Неси ребёнка ко мне! – прозвучал раздвоенный голос.

Мария тяжело дышала и ей явно было ни до чего. Свой бой она гордо отстояла и могла теперь спокойно перевести дух. А вот Антону вновь предстояло заглянуть в глаза страху, сделать выбор, от которого зависели три жизни.

Он посмотрел на младенца, взглянул ещё раз на жену и понял, что сдался. На самом деле сдался. Ещё в самом начале. Он видел в каракулях школьников проклятия своему ребёнку. Он принимал рекламные листовки за подмётные письма. Подозревал в наркоманах и алкашах, облюбовавших двор, неотвратимую угрозу. Может и чёрную «Волгу» он всего лишь выдумал? Сам себе искал наказание, лишь бы оправдать малодушие давно минувшей ночи. Раздираемый угрызениями совести видел в совпадениях связи, переиначил страхом столько случайностей, что даже жена уверовала в его бред. Так может всё не так? И старуха просто спятила, и проводница лишь чай принесла. Всё это так обыденно, если посмотреть трезво.

Но если это на самом деле правда?..

- Неси ребёнка! – повторил голос.

И Антон послушался. Медленно прошёл мимо спящего старика и вошёл в его комнату. Дверь закрылась сама. Силуэт стоял на месте.

- Я знал(знала), что ты не найдёшь в себе смелости, отец. Теперь всё будет совершенно иначе. – тварь подошла и единственным глазом посмотрела на младенца.

Антон боялся шелохнуться. Он приносил жертву ради своего спасения. Ради спасения Марии. Он поступал правильно и истово убеждал себя в этом. Но сам же не верил.

Тварь протянула руку и чёрным рассохшимся пальцем коснулась лба младенца. В предрассветной темноте Антон увидел, как загораются жёлтым глаза ребёнка.

В дверь на улицу постучали и тут же раздался женский голос:

- Откройте. Скорая.

От неожиданности Антон обернулся, но увидел позади лишь глухую темноту. А когда снова повернулся к твари, между ним и окном уже никого не было.

Дрожь облегчения пробежала по телу, колени подкосились. Антон чуть качнулся, но устоял. Снова посмотрел на младенца. Хотел убедиться, что всё это ему померещилось. И правда. Малыш глядел всё теми же голубыми глазками и совершенно ничего не боялся.

- От собственных демонов не убежать. – услышал Антон.

Но то были лишь первые песни птиц.