Либерализм, разное

Есть разные определения либерализма. Это название, как известно, происходит от латинского liberalis (свободный), а собственно идеология либерализма строилась людьми, называющими себя либералами на том главном положении, что человек –по природе своей существо свободное и общество должно основываться на принципах, долженствующих обеспечить ему, человеку, максимальную  в нем свободу. Именно это утверждали либералы и исходили из того, что современные им общества не могли обеспечить людям такую свободу. Более того они считали, что общества или существующие порядки, законы, власти являлись главной причиной, главным источником угнетения, несвободы, испытываемых человеком. Почему мы сказали – люди, называющие себя либералами? А потому, что очень непросто определить кто на самом деле является, кого можно считать либералами. Не все критики существующих нравов и порядков называли себя либералами. Хотя традиция такой критики уходит далеко в прошлое истории человечества. Настолько далеко, что вряд ли мы ошибемся если скажем, что она существует столько, сколько существует сам человек или группа, общество людей.
Но, разумеется, критика – критике рознь. Можно критиковать общество за чрезмерную жесткость и бессмысленность существующих порядков. А можно и наоборот – за излишнюю мягкость и вольность нравов, его, общество, «разлагающих и разрушающих». Первая категория критиков обычно считает вторых ретроградами, ханжами, вторые же первых – безнравственными вольнодумцами... Хотя и здесь, как обычно нет четких разграничительных линий, нет людей, мнения которых совпадали бы по всем или хотя бы по всем существенным вопросам, и консерваторы по одним из них могут в то же время быть вольнодумцами в других. Такая нечеткость деления, как мы уже сказали, вполне обычна практически для любых сфер человеческих интересов и является постоянным источником недоразумений, споров и даже конфликтов.
Проще говоря, проблема звучит следующим образом: кого считать либералом? Являются ли либералами все, кто желает перемен? Конечно нет! Опять же перемены бывают разными. Но все по порядку.
К либералам, вернее к людям, требующим перемен во все времена, везде общество или общества как правило относились с недоверием. Так уж получается, что мы желающие перемен в одних областях, не желаем их в других. И этих других областей гораздо, несравненно больше, чем тех, первых. Это примерно как в рынке. Если мы производим туфли, то желали бы дефицита и соотвественного роста рыночных цен на туфли, но ни в коем случае цен на все остальные продукты, потребителями которых мы являемся. Можно конечно пожелать снижения цен на все товары, кроме туфель, но это настолько маловероятно, что...
Одним словом, большей, основной нашей частью мы являемся консерваторами и не желаем никаких перемен. И мы плохо относимся к попыткам «всяких там авантюристов» искусственно повысить цены на свои товары, или другими словами, попыткам приспособить мир под свои нужды. Тут мы – как правило вполне справедливо – ожидаем неучета или ущемления наших интересов. Только в очень редких и чаще всего «по ошибке» большинство общества признает перемены желательными. Часто потом оно об этом жалеет, даже если они действительно в целом на долговременном отрезке времени приносят благо обществу...
Естественным следствием этого является то, что будучи сторонниками перемен, либералы во всех обществах пользуются дурной репутацией. Большинство относится к ним как минимум подозрительно.
Тут надо бы отметить, что не всякая критика общества носит выраженный политический характер. Чаще всего это просто гневное обличительное или сатирическое описание существующих порядков без предложения альтернативных решений. Так, критиками являлись почти все философы, писатели, общественные деятели... А это сократы, платоны, эзопы, свифты, руссо, вольтеры, дикенсы, марксы... По большому счету, любой писатель это и критик. Да и с философской точки зрения, всякое описание (а любая мысль, это прежде всего описание чего-то) является и критическим описанием. Ибо выделяет из бесконечного ряда вещей и связей самые важные с точки зрения описывающего и игнорирует все остальные.
Здесь надо будет сделать одно замечание. Желание быть как можно более объективным размывает изложение, делает его гораздо менее выразительным. Выдвигать аргументы против собственных тезисов, уточнять и ограничивать область их действия – занятие возможно похвальное, но, странным образом, оно убивает сами идеи, ради которых все вроде и пишется. Поэтому для большей выразительности мы иногда будем сознательно подчеркивать и усиливать то, что нам представляется наиболее важным в нашем видении тех или иных явлений и игнорировать также видимое, но представляющееся нам в них менее важным. Возможно это лишит наши рассуждения некоторой глубины и представит их в упрощенном и значительно более примитивном виде, но зато с большим рельефом.
И все же, что такое либерализм? Можно было бы как это обычно делается рассмотреть либерализм, как некое систематическое, систематизированное мировоззрение или политическое течение, изложить историю формирования такого мировоззрения, историю его самоосознания. Историю того, как люди придерживающиеся определенных взглядов поняли и заявили о себе как либералах, людях, придерживающиеся определенных принципов в организации человеческого общества. Но это было бы не вполне корректно и мы в очередной раз еще больше бы запутали дело. Как это и происходит сегодня, когда люди вполне противоположных взглядов называют себя либералами. Не проясняет ситуацию и введение нового термина либерталианец. Это определенно не облегчает задачу различения «подлинных» либералов и «самозванцев»... Путанице способствует и само название либерал. Логически это человек, выступающий за свободу, а свобода, каким бы странным это не показалось, разными людьми понимается по-разному. Причем эта разница в понимании имеет место в самом принципиальном, фундаментальном вопросе – в отношении к собственности, а именно: должна ли собственность на средства производства быть частной или общественной, коллективной (и те и другие признают возможность частной собственности на прочие предметы, не средства производства...)... Для классических либералов (впрочем, как и их наиболее  систематических оппонентов – социалистов, коммунистов...) этот вопрос является водораздельным. Они, классические либералы, утверждают, что, грубо говоря, либералами следует или можно считать всех людей, выступающих за свободное владение средствами производства и свободный обмен любой собственностью (но не людьми)! Они утверждают, что заложение такого принципа в основу приведет к построению такого общества, которое наилучшим образом обеспечит свободу его членам. Что вся инфраструктура или как принято говорить политическая надстройка будет логическим продолжением этого первого главного шага. Исходя из необходимости обеспечить главное условие – неприкосновенность частной собственности и свободный обмен, политические институты будут организованы вполне определенным образом. Кроме того, они утверждают, что такой способ организации общества в наибольшей степени способствует его, общества, экономическому развитию.

Пересмотрел написанный текст. Не то. Не то, что хотелось. А хотелось внести ясность в вопрос, кто является настоящим либералом. Кого можно называть либералом. Или по крайней мере, какую позицию можно считать либеральной или хотя бы...
Но, с самого начала были допущены грубые ошибки. Во-первых, людей, называющих себя либералами не так уж много. Во-вторых, это, то есть называть себя либералом, как мы выяснили, ничего не значит. В третьих, либералами принято считать и людей не называвших себя таковыми. В четвертых,... Но, лучше последовательно...
Естественно и логично сформулировать сначала критерий того, что является для нас главным принципом или главными принципами либерального мировоззрения. Затем сравнить как те или иные положения тех или иных мыслителей, политиков, просто людей соотносятся с ними. И если они, наши критерии, окажутся достаточно внятными и удобными, пользоваться ими впредь при оценке тех или иных явлений, позиций.
Начало более или менее проявившегося, осознающего себя либерализма принято связывать с именем английского философа Джона Лока (1632-1704). Он утверждал, что у человека есть естественное право на жизнь, свободу и собственность, выступал против рабства и за свободу вероисповедания. Общество согласно Локу строится на общественном договоре. Свои философские идеи он основывал на библейских тектсах.
Его антиподом считается его предшественник, тоже английский философ – Томас Гоббс (1588-1679). Этот последний отстаивал абсолютную монархию. Он считал, что в естественном состоянии человек агрессивен и непредсказуем (война всех против всех) и единственно что способно сдерживать его и удерживать в цивилизованном состоянии – это абсолютная монархия. Он признавал за людьми естественные неотъемлемые права, но утверждал, что во избежание анархии и хаоса люди должны добровольно отказаться от части своих прав в пользу монарха. Он первый внес в философский обиход такое понятие, как общественный договор. Он считал, что абсолютная монархия нужна людям для их собственной защиты, их собственного блага. А в случае невыполнения или неудовлетворительного выполнения монархом этого главного условия он допускал возможность его свержения во имя другого монарха, более способного выполнять возложенные на него обязанности. 
Я сказал антиподом, но даже тут все далеко от полной ясности. Например, Лок, хоть и считается противником рабства и детского труда, но сам являлся инвестором Королевской Африканской компании, занимающейся работорговлей. Что касается Гоббса, то в его сочинениях в последнее время все чаще «обнаруживают» либеральные идеи...
Мы не раз отмечали, что идеи, в том числе, или даже прежде всего, философские на самом деле не являются продуктами исключительно отдельных личностей. Они, как правило «витают в воздухе», заслугой же личностей является умение их уловить и четко сформулировать. Названные нами философы, как нам кажется, представляют собой хороший или, по крайней мере, интересный пример такого представления.
Гоббсу было больше 50 лет, когда началась гражданская война в Англии, в результате которой король был обезглавлен, а сама война затянулась на 9 лет (1642-1651). Книгу же свою «Левиафан», в которой он изложил свои философско-политические взгляды он закончил в 1651 году. Таким образом, он пережил все беды гражданской войны и возникшего в ее результате безвластия, и понятной становится его ностальгия по порядку, который он естественно связывал с сильным монархом. Что касается Лока, то, будучи моложе (ему было 19 лет, когда закончилась гражданская война), он успел увидеть и оценить слабость монархии и способность к самоорганизации гражданского общества и не испытывал такого благоговения к институту королевской власти. Эти и подобные им переживания вероятно были типичными для всех современников названных философов, а все вместе только подтверждает старый марксовский тезис о том, что бытие определяет сознание. Бытием же в данном случае мы считаем всю совокупность сложившихся обстоятельтв вместе со сложившейся к тому времени духовно-интеллектуальной атмосферой. В подтверждение большого значения интеллектуальной атмосферы можно отметить, что все философы во все времена писали на языке (в широком смысле) своих современников, что подразумевает не только словарный запас, речевые обороты и грамматический строй, но и используемый идейный спектр.
Мы не будем далее так подробно останавливаться на отдельных философах. Эти же два примера я привел для того, чтобы показать, что даже в отношении таких ярких и казалось бы глубоко изученных фигур не существует общего окончательного мнения относительно степени либеральности их взглядов. Но это неважно. По большому счету, степень либеральности является функцией места и времени. Вы возможно не воспринимаете себя как либерала, но если вы считаете, что женщина имеет право голосовать наравне с мужчиной, носить брюки..., что наказывать детей розгами нельзя, что человек имеет право исповедовать ту религию, которую он считает истинной и тд, то каких-то двести лет назад с подобными взглядами в том месте, в котором вы сейчас находитесь, вы считались бы «отъявленным» либералом или будете таковым, к примеру, в сегодняшнем Афганистане...
Более того, как мы уже говорили, вы с вашими сегодняшними взглядами можете оказаться «либерастами» в каких-то одних вопросах и «мракобесами» в других... В зависимости от компании, в которую попадете.          
Так обстоит дело со всеми людьми, независимо от того считают ли они себя или другие их либералами или нет. Напомню, что на одном из заседаний Мон Перелинского общества, членами которого являлись такие выдающиеся либеральные экономисты и философы как Фридрих Хаейк, Милтон Фридман, Генри Хезлитт, Карл Поппер и другие, Людвиг фон Мизес встал со словами: «Здесь собралась шайка социалистов!» и вышел хлопнув дверью... Для него собравшиеся были недостаточно либеральными.   
И все же наверное стоит упомянуть несколько исторических фигур, которых либеральные философы считают своими. Одним из важнейших из них является Иммануэл Кант. Во первых, потому что он ввел такое понятие, как правовое государство (Rechtsstaat). Это государство, которое управляется законами, а не указами и указаниями власти. То есть, оно определяет правила игры, а граждане действуют по своему усмотрению,  соблюдая эти правила. Другой способ управления – это когда власть ставит перед собой и государством в целом определенные цели и действует не подчиняясь общим, известным заранее правилам, а из соображений целесообразности – того, какие действия ведут наилучшим образом к достижению цели, даже если они, эти действия нарушают заявленные заранее правила.
Другой идеей Канта, близкой либеральным философам современности является его утверждение об ограниченности наших возможностей познавать вещи. Эта идея очень тесно перекликается с идеей Хайека о невозможности собирания информации рассредоточенной в свободном рынке в одном месте в том объеме и качестве, которые необходимы для принятия отдельным лицом или группой лиц квалифицированных решений, равноценных тем, которые в рынке принимаются свободными предпринимателями на основе доступной им рыночной информации.
И это звучит резким контрастом к рациональной традиции, родоначальником которой считают Ренэ Декарта. Рационалисты считают, что человек способен действовать рационально, то есть всякий раз оценивать ситуацию и действовать так, как мы говорили выше в отношении власти – из соображений целесообразности.
Здесь надо делать различие. И либералы и рационалисты одинаково понимают то, что каждый человек в своих действиях преследует определенные цели. Но либералы считают, что действовать он должен в рамках строгих публичных правил. Причем смысл этих правил в том, что они гарантируют каждому члену общества защиту от вмешательства в его частную сферу других членов, а также власти. А рационалисты считают, что правила не так важны, а важны цели, ради которых можно поступиться правилами. Здесь, как часто бывает, вопрос в пропорциях. Все мы подчиняемся правилам и все мы их иногда нарушаем. Проблема в том, насколько часто мы это делаем.
И опять же, здесь уместна аналогия с правилами дорожного движения. Нужно ли нам неукоснительно выполнять требования этих правил? Нарушаем ли мы их? Почему мы это делаем? Как часто мы это делаем? Как часто это делается там, где мы живем? Как это отражается на уличном движении в целом? Как мы к этому относимся, как переживаем? И главное, мы должны помнить, что эти правила существуют для того, чтобы дать нам возможность достигать наших личных целей. Ведь благодаря тому, что правила известны всем участникам и они их соблюдают, нам удается в столь плотном движении, каковым является городское уличное движение, не мешать друг другу (они, эти правила, не ставят перед нами целей)! А что будет, если вместо строгого выполнения правил, мы «начнем рассуждать» и принимать решения по собственным соображениям. Например, соображениям справедливости или этикета, вежливости... Этот водитель пожилой, а меня учили уступать дорогу старшим. Так пусть он проедет на красный, а я потеряю несколько секунд...
Может показаться, что наши поступки в нарушение признанных норм, законов поведения в обществе не имеют столь тяжелых последствий, какие могут иметь наши нарушения на дорогах, но нам так кажется только потому, что мы не умеем их, эти последствия, до конца прослеживать. Так считают либералы и в этом состоит их принципиальное отличие от рационалистов, которые так не считают. Рационалисты считают, что мы должны жить так, чтобы все наши поступки были до конца продуманными и подчиняться правилам только в том случае, если они имеют для нас  вполне определенный смысл. Либералы же считают, что мы должны подчиняться принятым правилам даже тогда, когда смысл их нам не понятен, возможно за исключением тех редких случаев, когда последствия такого подчинения носят очевидный тяжелый характер. Мы должны жить и, слава богу, большей частью живем в таком мире, в котором мы в своих поступках руководствуемся известными нам и хорошо усвоенными правилами поведения и преследуем свои цели не нарушая их.
Либералам близко, например, такое понимание цивилизации и прогресса общества: оно заключается в том, что все больше действий мы совершаем автоматически, не обдумывая каждый раз дальние последствия наших действий; они уверяют, что знание правил и их соблюдение достаточно надежно защищают окружающих от нежелательных следствий наших действий. Более того, цивилизация, прогресс и заключаются в том, что обеспечивают нас во все большем количестве такими привычками, патернами поведения. (Здесь уместна такая аналогия: в наше время мы усваиваем все больше и больше гаджетов, для использования которых нам достаточно уметь ими манипулировать. Мы переключаем телевизор, набираем номер телефона и тд., не задумываясь над тем, какие физические процессы при этом происходят и как все это работает. Нам достаточно иметь цель и знать на какую кнопку нажать...) Рационалисты, с другой стороны, придерживаются противоположного представления. По их мнению, развитие общества возможно только при условии, если наши поступки будут становиться все более обдуманными, разумными.
Это не значит, что либералы отрицают роль разума в нашем поведении. Они лишь замечают, что наш разум не в состоянии предвидеть последствий наших поступков достаточно полно для того, чтобы строить на этой основе свои действия. Поэтому ему следует учитывать и не нарушать запреты, выработанные цивилизацией, смысл которых он возможно не всегда понимает. Детям, к примеру, не свойственно понимать значение многих «глупых» запретов взрослых тоже в силу ограниченности их знаний. Например, почему нельзя сувать гвоздь в белый кружок с двумя дырками на стене, ведь это так интересно. Или многие взрослые не понимают, почему нельзя уничтожать воробьев, когда они съедают столько урожая, сколько хватит для того, чтобы накормить Н-ное количество голодных людей...
Либералы считают, что незнание, о котором идет речь, не является преходящим и со временем оно будет преодолено, как это имеет место с незнанием ребенка из нашего примера. Это незнание связано и с принципиальной невозможностью получения и собирания в одном месте информации, в доступном для систематизации и анализа виде, которой обладает любое другое лицо и тем более группа лиц и которая совершенно необходима для полноценного удовлетворения их потребностей.   
Говоря о роли разума в нашей поведенческой жизни в случае либерализма и рационализма, следует иметь ввиду, что речь здесь идет о достаточно тонком различии: о двух явлениях, для обозначения которых мы обычно пользуемся одним словом – думать, но которые подразумевают различные принципы, механизмы принятия решений и действий.   
Но достаточно об этом. Надо сказать несколько слов о правилах, о которых шла речь выше. И это все те правила, которыми мы руководствуемся в нашей практике, нашей повседневной жизни. Они объединяются в разные группы – законы, моральные нормы, этикет – но главная цель всех них – обеспечить нам свободу и безопасность и облегчить взаимодействие с окружающими нас людьми; а это все необходимо нам для достижения наших целей.
Моральные правила и правила этикета не являются избыточными. То есть, дело не обстоит так, что ты можешь их выполнять или не выполнять, но выполняешь потому, что ты великодушный, благородный, добрый... Эти правила обязательны и, в случае публичного невыполнения, вам грозит наказание со стороны окружающих, общества – от чисто физического до порицания и отказа сотрудничать... И главное, надо понимать, что как моральные правила, так и правила этикета функциональны! Не следует забывать, что человек очень ограниченное во всех смыслах существо и, как следствие, очень экономное. Он, как правило, не станет поддерживать достаточно длительное время привычку, ритуал, обычай или институт, требующие от него определенных физических или духовных затрат, но не приносящие ему какую-то пользу. Это обстоятельство предупреждает нас – не классифицировать с горяча непонятные нам вещи, касающиеся регулярного поведения людей, как вредные или бесполезные пережитки прошлого, а пытаться найти в них скрытый смысл, найти их функциональность в тех условиях, в которых они существуют. 
Кант и здесь сказал свое слово. Он сформулировал свой знаменитый категорический императив. В двух формулировках. В первой он выглядит так: поступай так, как если бы ты хотел, чтобы твой поступок мог стать всеобщим законом. Здесь он остается верным себе и подчеркивает универсальность морального закона. Он одинаков для всех и кроме прочего означает, что надо поступать так, как ты бы хотел, чтобы поступали по отношению к тебе, то есть подчеркивает необходимость симметричности в отношениях. Вторая формулировка примерно следующая: в своих поступках относись к другим не только как к средству, но и как к цели.
Первая формулировка более четкая и жесткая, что-то ветхозаветное:  не убий, не кради... вторая расплывчатая и вялая, христианская – возлюби врага... Первая либеральная, вторая скорее рационалистическая, коллективисткая. И опять неопределенность: кем считать Канта? Но, к счастью, это не столь важно. А важно то, что рождение и созревание либеральных идей происходило и продолжает происходить в настоящее время в противоречивой среде и требует немало интеллектуальных усилий.
По мнению либералов, наиболее близкой к либеральному состоянию формацией из до сих пор известных человечеству, является капитализм. Он в наибольшей степени обеспечивает требования к обществу либералов, и прежде всего наилучшим образом обеспечивает свободу граждан. Две основные претензии к такой – капиталистической – организации общества со стороны нелибералов – это то, что она в недостаточной степени надежна, не дает гражданам никаких гарантий будущего и несправедливо распределяет общественные блага. Кроме того, критики капитализма, говорят, что капиталистическая свобода вовсе не свобода – какая свобода может быть в обществе, когда одним принадлежат огромные богатства, другие с трудом выживают. Те, у кого богатства на самом дела решают все, неимущим же остается только мириться с этими решениями. Они утверждают, что свободу может обеспечить только такое общество, в котором мнения всех людей обладают одинаковым весом и в котором блага распределены равномерно, а люди, ради выживания не вынуждены поступаться своими принципами и мириться с несправедливостью. Только разумная организация общества и разумное управление могут дать человеку подлинную свободу – это когда он будет хотеть делать то, что подсказывает ему его разум. Маркс даже придумал формулу для такого случая: свобода – осознанная необходимость. Очень спорная формулировка и не совсем понятно, что Маркс в действительности имел ввиду, но она полюбилась нелюбителям капитализма, тем более, что она позволяла очень широкую трактовку свободы и необходимости. Почти по оруэловски, свобода – это необходимость.
На все это у либералов есть простая аллегория: животное в условиях свободы и в клетке. Волк в лесу не защищен ни от погоды, ни голода, ни от естественных врагов и ни от человека. Волку в зоопарке ничего из этого не грозит, но кто из них свободен?
Здесь мы подошли к проблеме риска в нашей жизни. В общем и целом мы конечно знаем, что живем в мире, в котором риска невозможно избежать. И это не только кирпич на голову, метеорит, тромб или спид... И это мы, можно сказать, понимаем. Но мы редко задумываемся над тем, что риск или непредсказуемость мира носит принципиальный характер; это его, мира, конструктивная составляющая. Это касается всего, в том числе нашей повседневности. Да, конечно, одна из наших основных задач – повышение предсказуемости и надежности мира, в котором живем, и мы во многом в этом преуспели; мы можем и дальше повышать ее, но нам вряд ли удасться преодолеть ее принципиальным образом. Во всяком случае, мы никогда не сможем преодолеть неопределенность в нашем экономическом рынке. Это бы означало остановку не только в развитии, но и вообще в движении; что в принципе невозможно. Об этом говорят либералы. Примерно в таком тоне. Это означает, что предпринимая какое-то действие и расчитывая на определенный результат, мы должны тем не менее быть готовыми к тому, что несмотря на все наши предосторожности, все наши старания избежать неожиданностей, нам придется столкнуться с неизвестным сегодня фактором, который заставит нас изменить планы или полностью разрушит их. Именно подобный опыт, опыт расстроенных планов и обманутых надежд побуждает нас мечтать и искать такую организацию общества, в которой этих разочарований будет как можно меньше. Или общество будет подстраховывать нас от этого. На случай неурожая, падения спроса на наш продукт, травмы...
Что касается нашего экономического рынка, то он очень чувствителен к риску. Он его поощряет. Рискнешь, угадаешь с прогнозом будущего, получишь премию, не угадаешь потеряешь. Причем, чем большим ты рискуешь, чем больше сам риск, тем больше премия в случае успеха! Капиталист рискует больше рабочего, а продавать наркотики опаснее, чем выращивать помидоры и тд. И это пропорция в целом сохраняется по всем секторам. Кто готов нести большую отвественность, кто больше ставит, кто принимает рискованные решения, тот получит больше. И награда – это тот стимул, который заставляет человека идти на риск, несмотря на все негативные переживания с этим связанные. Еще раз, в мире много хороших программистов, десятки сотни тысяч..., а джоббсов и гейтсов – единицы. И вознаграждение у них соотвественное. Ителлектуалы (не все разумеется...) считают это несправедливым. Они указывают на то, что гейтсы работают не настолько больше (а может даже меньше...) чем страуструпы, чтобы получать настолько больше и даже, что страуструпы приносят больше пользы обществу. Но так оценивает их полезность для общества рынок! И это работает и побуждает вас работать с удвоенной силой. Двойной стимул: желание получить плюс страх потерять. Так что, если вы хотите жить в рынке и получать большое вознаграждение, то не надейтесь получать его без риска. И это касается не только бизнеса, но и таких вещей, как искусство, футбол, спорт. Рискуйте! Но с умом...
Вообще, когда пытаешься разобраться в механизме рынка, в том какие проблемы он решает, то невольно испытываешь чувство удивления и восхищения. Особенно зная обо всех попытках человека улучшить его, построить ему замену. Обо всех провальных, можно сказать, катастрофических попытках... Мне сейчас вспоминается один пример Хайека. Не помню, приводил ли я его или нет в других статьях. Он говорит примерно следующее. Допустим в мире сократилась добыча олова или резко вырос на него спрос, в связи с открытием новой очень прибыльной технологии, использующей олово. Как должны повести себя проивоздители и потребители олова в мире? Казалось бы они должны выяснить прчину возникшего дефицита – почему упала добыча или почему выросло потребление олова, какие предпринимаются меры, каковы перспективы, как произойдет перераспределение дефицитного остатка и тд. Так это и должно будет происходить в обществе, управляемом централизовано, единым органом: ему придется собрать огромное количество информации, переработать ее и внести коррективы во все звенья так или иначе использующие олово. И тд. В рынке же субьекту, использующему олово достаточно знать несравненно меньше. Главным образом, цену на олово и перспективы ее измениния. Исходя из этих знаний, он может планировать свои действия. Поднять цену на свой продукт, поменять номенлатуру, заменить олово альтернативным материалом и тд. В этом смысле Хаейк говорит о том, что в цене упакована и представлена субьектам рынка важнейшая информация о сосотянии рынка в удобной для восприятия форме. И тд.         
Многие современные психологи, специалисты по мотивации, философы и тд. утверждают, что ощущение счастья или успешности, состоятельности у человека напрямую зависит от ощущения того, насколько полно он котролирует свою жизнь. То есть насколько реализация его планов, жизненных проектов зависит от него самого, а не чего-то другого. Это касается как его духовных, так и материальных планов. Либералы считают, что будучи более индивидуалистически направленным, рынок гораздо лучше способен удовлетворить обе эти потребности человека, чем любые коллективистские формы организации общества. Но в нашем случае ограничимся материальными потребностями. С ними дела обстоят значительно проще, тем более, что мы занимаемся этим – удовлетворением этих потребностей – как минимум 8 часов в день, пять дней в неделю. Естественно, нас должно интересовать насколько успешно мы это делаем.
Ну с рынком в этом отношении кажется все понятно. Здесь главное заработать деньги; на них затем можно приобрести «все, что душе угодно». Таким образом единственной твоей практической целью становится заработать деньги. А чтобы заработать деньги, нужно произвести продукт, оказать услугу, которые нужны кому-то, кто готов за них заплатить. То есть твоей главной заботой в этом деле становится то, как производить нужные рынку услуги и продукты, требуемого качества и цены. Для этого ты должен стать хорошим мастером, специалистом в каком-нибудь нужном рынку, обществу деле. И тогда тебе остается выбрать это занятие, эту специальность и совершенствоваться в ней. Теперь ты можешь сконцентрироваться на своем умении и превратить работу в творческий процесс, чтобы получать от успехов в ней удовольствие и удовлетворение. При выборе профессии таким образом следует учитывать текущую конъюнктуру – то, как общество оплачивает специалистов в той или иной профессии и, разумеется, твои наклонности и способности, к чему у тебя «лежит душа». Если ты собираешься быть ученым, профессором на кафедре, то тебе не стоит ожидать зарплаты менеджера эпла, а возможно и даже доходов сантехника. Так решает рынок.
Если же ты живешь в обществе, в котором доходы распределяются по-справедливости, то, для начала, тебе не стоит ожидать, что ты получишь то, чего хочешь. Тебе придется отказаться от того, что социалисты презрительно называют «предметами роскоши», но потребители обычно считают просто «хорошими вещами» или качественным товаром. Забыть про всякие бентли, феррари, бриллианты, виллы, яхты и прочее. Ведь никто не работает настолько больше и лучше других, чтобы настолько выделяться в оплате труда. И несправедливо и даже стыдно платить Болту за то, что он так быстро бегает. Другим просто не повезло родиться с такой генетикой. К тому же у него нет детей, в отличие от Михаила Семеновича, который пришел к финишу седьмым, но у которого пятеро детей и больная теща. Справедливость не имеет однозначных, одинаково убедительных для всех решений, а учитывая человеческую склонность преувеличивать свой вклад и преуменьшать чужой в совместных делах, а так же разную степень важности, желанности разных вещей для разных людей, проблема просто неразрешима. Обеспечить всех обувью не значит обеспечить высококачественной обувью. Скорее это будут кирзовые сапоги или калоши. Социалисты не хотят понять, что человек не машина и он не сможет работать в системе фальшивых или отрицательных стимулов так же производительно, как и в системе положительных стимулов. Если в рынке человек вынужден делать то и так, чтобы удовлетворить запросы потребителя произведенного им продукта или услуги и поэтому постоянно повышать свою квалификацию, то в социализме он – винтик в машине, построенной и управляемой кем-то посторонним. Никаких стимулов в виде желания получить что-то или страха потерять, которые постоянно присутствуют у человека в рынке, в социализме не просматривается. Трудно представить, что это может быть! Справедливость же, объявленная социалистами главным мерилом, критерием распределения продуктов, означает, что человек будет получать эти блага согласно формулам, подавляющее большинство параметров в которых ему не известны. Он не будет знать, сколько продуктов, сколько претендентов на них и кому эти продукты нужнее, кому они достанутся по формулам справедливости... Даже если эти данные будут ему доступны, удерживать их в голове и тем более изменять в свою пользу у него не получится. Такое положение является полной противоположностью того, что мы назвали контролем своей жизни. Как при этом ему сохранить ощущение успешности, радости, счасться или хотя бы удовлетворенности? 
Существующая в современном мире тенденция все большей социализации, «справедливизации» распределения продуктов грозит постепенно изменить общество и перевести его в качественно иное состояние, то, о котором мечтают социалисты и которого так опасаются либералы. Однако все не так плохо. Существуют очевидно и другие силы, препятствующие этой тенденции. Развал систем, злоупотребивших ею, может видимо служить тому подтверждением. Социализмы в чистом виде не способны существовать рядом с рыночными системами, пусть даже серьезно ограниченными, неполноценными. Это, скорее всего, интуитивно чувствовали создатели коммунистической идеологии, которые настойчиво требовали победы коммунизма во всем мире одновременно. Но они никогда не высказывались об этом открыто, не  говорили, что это необходимо потому, что социализм не выдержит конкуренции или даже сравнения с капитализмом. Печальная история социализмов подтверждает справедливость их опасений.   
Можно было бы сказать, что люди, попадая в ситуацию выбора между социализмами и капитализмом выбирают капитализм. Но такая формулировка подразумевает, что это более или менее сознательный выбор. Это не совсем верно. Это даже не интуитивный выбор. Об этом говорит то, что огромное число людей попав из социализма в капитилизм мечтают в него вернуться или в его улучшенную версию, обвиняя тех, кто сделал более или менее сознательный выбор, в предательстве. Они не понимают, что своей практикой, своими поступками они полноценно участвовали в процессах разрушения социализма и строительства капитализма. В этом нет никакой мистики. Достаточно вспомнить чем они занимались в том же Советском Союзе. Они участвовали в выпуске некачественной, а часто даже просто негодной продукции, работали спустя рукава, с низкой производительностью и при всем этом сами старались приобретать товары высокого качества и, как получалось, это был преимущественно импорт. Здесь мы имеем тот случай, когда ты можешь участвовать в деле, не чувствуя ответственности за его последствия. Ведь ты только следил за исправной работой печи в Аушвице и никак не участвовал в пытках и казнях... Да и это делал скорее по принуждению...
В социализме системы распределения ответственности и оценки труда настолько запутаны, что и в самом деле трудно почувствовать себя ответственным и тем более виноватым. Ведь даже если тебе поручено какое-то дело, у тебя нет рычагов для его качественного выполнения. Директор производства не может, к примеру, продать ненужный ему станок и купить нужный, как это происходит в капитализме. Или сдать один и получить другой. Потому что предприятие выполняет лишь небольшую часть единого хозяйственного плана, а план этого не предусматривает. И чтобы совершить этот простой в капитализме акт, в социализме понадобится пройти десятки, сотни, тысячи согласований, поменять планы большому количеству предприятий. А какая мотивация этих предприятий? Дополнительная, неплановая работа очевидно является угрозой плану, за невыполнение которого точно спросят, и это новая головная боль, которая не сулит никакой практической выгоды. И если серьезно попытаться добиться такой замены станка, а таких хозяйственных проблем несметное количество, то у директора и не только у него, у всего руководства, просто не хватит сил на что-то другое. Тут прямая мотивация сидеть и «не высовываться».    
Из сказанного ранее понятно, что капитализм защищает себя сам. Если ты, живя в социализме покупаешь телевизоры из кап, страны, а житель кап. страны покупает товары в своей стране, то вы оба поддерживаете производство в кап. стране. И неважно, понимаешь ли ты это сам, или нет. (Разумеется, так не бывает, чтобы ты только покупал и ничего не отдавал взамен. Обычно СССР продавал взамен сырье...) Это и есть самое подлинное и эффективное голосование, самая реальная поддержка, а не то, что ты заявляешь словами. Можно сколько угодно ругать капитализм и восхвалять социализм, но делом утверждать обратное. И тогда ты невольный соучастник «развала страны».
И так, всякий раз, покупая какие-то продукты или услуги мы голосуем за ту формацию, ту форму производства, тот образ жизни, ту мораль, моду и тд., в рамках, в недрах которых они были произведены. Сегодня мы видим, что в мировой культуре доминируют вкусы тех людей, которые наиболее успешно реализовали капиталистические, рыночные ценности. Освоив прогрессивные методы производства и выработав соответствующий им образ жизни, они успешно умножают свои ресурсы и не только легко распространяют эти методы и образ жизни, но и становятся примером для подражания менее успешных людей, групп населения, обществ.   
Многих людей беспокоит растущая разница в доходах разных категорий людей. Это дает им повод утверждать, что оправдываются предсказания Марксо о том, что богатые богатеют, а бедные беднеют. Это конечно не так. Богатые действительно становятся богаче, но богаче становятся и бедные. Доходы людей растут вместе с ростом экономики, развитием техники и технологий, методов управления. Но при этом растет и разница в доходах. Понятно, почему. Одной из главных характеристик экономически более развитых стран по сравнению с менее развитыми является более высокая доля капитала в производстве по сравнению с долей труда. Проще говоря, у этих стран накоплен большой капитал. Например, если взять автомобильный завод прошлого, то это был просто большой ангар в котором работало огромное множество людей. Сегодня это завод, в котором конвейер с большим количеством роботов и небольшим количеством операторов – живых людей. Кроме материальных вещей, стоимость компаний сегодня это еще и бренды, интеллектуальная собственность и тд.
Исходя из соображений эффективности экономики, накопление капитала является положительной тенденцией, в условиях же частной собственности на средства производства он, естественно, накапливается в руках частных собственников. А то, что владельцами капитала не становится все население равномерно, трудно считать отрицательным для экономики фактом или фактором, так как управление в случае такого его рассредоточения стало бы напоминать управление в условиях социализма, когда формально владельцами всех богатств страны является все население, а управление фактически попадает в руки кучки бюрократов. Кроме того такое массовое владенение вряд ли сохранится долго. Ведь если сохранить за акциями возможность свободного обмена, то есть сохранить за ними функции, которые они выполняют в свободном рынке, то можно ожидать очень скорого их перераспределения и концентрации в руках небольшой группы. Все это включая размеры группы и распределение капиталов внутри нее, определит рынок. Что имеет место и сегодня. Произойдет прмерно то, что приозшло с ваучеризацией в СССР. Даже если максимально избежать совершенных в то время ошибок и нарушений.
Надо сказать, что рынок существует с тех пор как человек «открыл» для себя собственность и разделение труда. Это практически все, что нужно для рынка. И еще возможность свободного обмена, которая в той или иной степени тоже существовала. Главным врагом свободного рынка было насилие, неравномерное распределение силы среди людей и групп людей. Сильный всегда мог отнять у слабого то, что ему приглянулось. Однако люди скоро поняли, что так дело не пойдет и стали соблюдать элементарные правила общежития. Как мы уже говорили, это нашло отражение в тех же библейских заповедях. Правда это не касалось межгрупповых отношений. Здесь почти безраздельно господствовала сила. Люди всегда находили объяснения своим поступкам по отношению к соседям. Намерения у них разумеется всегда были самыми благородными. Такое положение с небольшими изменениями сохраняется и по сей день. Даже в самых что ни на есть цивилизованных странах за убийство своих полагается как минимум тюремный срок, а за убийство чужих – орден. Причем этими своими и чужими могут быть самые неожиданные люди в самых неожиданных сочетаниях. И это ненормально, с точки зрения либералов. Хотя и здесь возможны ньюансы и разночтения... 
Но достаточно об этом. Главное, для нас это то, что рынок был всегда, и, начиная с самых первых своих стадий, он постепенно развивался. Он делался более надежным, безопасным, равноправным, многообразным, объемным, расширялась его география. Формации сменяли одна другую и наконец в капитализме рынок достиг своего наивысшего развития. Он преодолел рассовое, кастовое, сословное, в существенной степени классовое и гендерное неравенство (хотя социалисты и феминисты так не считают) и еще многие другие виды неравенств. География его расширилась настолько, что его можно считать вполне глобальным. Правда, все не так гладко и остается еще много места для дальнейшего развития, совершенствования рынка, но для общей характеристики картины изменений такое описание вполне корректно.
Важным моментом во всей этой истории является то, что развивтие рынка шло параллельно тому, что политически принято называть либерализацией общества. Эти два явления настолько связаны друг с другом, что можно считать их двумя важнейшими аспектами, двумя ипостасями одного и того же явления – развития общества, эволюции цивилизации. Они неразрывно связаны друг с другом и определенному уровню развития рынка, соответствует вполне определенный уровень развития политического устройства общества и наоборот, тому соответствует это. Почти по Марксу: «мельница создала феодализм, а паровая машина – капитализм».
Как мы уже говорили ранее, каждый последующий строй имеет какие-то преимущества по сравнению с предыдущим. Благодаря этим преимуществам он постепенно вытесняет его (разными способами; начиная с того, что другие группы перенимают прогрессивные методы производства, хозяйствования и управления, до прямого завоевания более отставших в развитии групп).  Рабовладельческий, например, имеет то преимущество по сравнению с общинным, что может содержать профессиональное войско, а такое войско, как правило, может легко победить гораздо большую армию неподготовленных людей, собранных по случаю войны.
Чем менее развито общество или чем меньше развит в нем рынок, тем оно более жестко иерархично. (Речь не идет о причинно-следственной связи; в данном случае мы рассматриваем это как единый феномен.) Причем эта иерархичность закреплена в нем законами, моралью, этикетом, то есть, обычаями, ритуалами... Здесь важно все: кто какую одежду должен и может носить, как приветствовать, как обращаться... Иерархичность отражает механизм, структуру управления в обществе, как оно организовано и поддерживается существующими в обществе институтами и всеми его членами. Все это можно назвать условно одним словом – культурой. И тогда можно сказать, что мы все и каждый в отдельности выполняем все требования, предъявляемые ею нам, и при этом являемся строгими стражами порядка. Мы быстро реагируем на нарушения (тоже по-разному, в зависимости от обстоятельств, тяжести нарушения, нашего статуса, темперамента и тд.) и вынуждаем нарушителя вернуться к соблюдению нормы.
Зачем мы все это рассказываем... Дело в том, что, как мы уже говорили, рынок способствует созданию новых более эффективных форм производства, ведения хозяйства, а эти формы часто несовместимы с существующей иерархией, и тогда у людей появляются «странные» требования, претензии. Крестьянин, построивший мельницу, разбогатевший и содержащий наемных работников требует от своих соседей крестьян более почтительного отношения к себе и сам уже не кланяется бывшему помещику – обедневшему дворянину... Для этого дворянина крестьянин – дерзкий вольнодумец, «бунтовщик», а для крестьянина дворянин – голодранец с претензиями. Это медленный процесс: ведь для того, чтобы доказать свою эффективность новым методам нужно достаточно времени, к тому же процесс развития постоянно нарушается всякими катаклизмами, типа войн, бунтов, экзекуций и тд. Но, в любом случае, новые методы хозяйствования разрушают старую иерархию, старый образ жизни, и на бытовом уровне это выражается в том, что новые поколения или отдельные группы этих поколений не желают соблюдать старые традиции, ритуалы, старые правила поведения. И эти внешние признаки перемен видны, легко наблюдаемы, тогда как более глубинные изменения далеко не столь очевидны. И конфликты как раз и происходят по внешним, вторичным признакам. Люди становятся все более независимыми экономически, все более свободными, все менее нуждаются в поддержке родственников, соседей, членов семьи. Все больше функций помощи берет на себя общество. В случае болезни, инвалидности, потери работы, родителей, отсутствия средств на обучение и тд. общество гарантирует поддержку. Зачем кланяться кому-то, если ты от него не зависишь, если он никак не может тебя наказать. Кроме того, все меньшую роль играют моральные нормы, так как наиболее функциональные из них общество теперь регулирует законодательно. Например, отдавать или нет долг. Или как делить имущество супругам, наследство наследникам и тд. Но отказ от символов былой иерархии довольно болезненно воспринимается частью населения: «Женщины одеваются как проститутки, а мужики, как бабы, молодежь не уступает места старшим, дети не слушаются родителей...» Опять же, все это либеральные преобразования, за которыми стоит либерализация рынка, экономическое раскрепощение. 
Все это можно назвать либерализацией человека, личности; и может показаться, что эта тенденция ко все большему освобождению довольно устойчива и неотвратима, по крайней мере на достаточно больших промежутках времени, и человек в феодальном строе был в целом более свободным, чем в рабовладельческом, а в капиталистическом более свободен, чем в феодальном и тд. Но это, к сожалению не так. Дальше в игру вступает новый фактор – государство. И если раньше движение к свободе человека обеспечивал все более свободный рынок, то теперь государство, взявшее на себя функции защиты человека от всяких непредвиденных и предвидимых напастей, берет инициативу в свои руки.
На самом деле, власть всегда играла как позитивную, так и отрицательную роль для рынка. Позитивным было то, что она защищала от внешних врагов, боролась с криминалом, строила дороги, мосты, обеспечивала элементарную законность в пределах своих владений и тд. Все это способствовало работе и развитию рынка. Но власть это и налоги, поборы, таможня, войны, антирыночные законы, коррупция и беззаконие... А это все очень вредит рынку.
Перечисленные выше позитивные задачи власти выполняют функцию защиты рынка и субъектов рынка. Но когда перед властью ставится более широкая задача – защиты человека от всяких бед, несчастий и тд., которые могут выпасть ему на долю, то, во-первых, ей нужны большие ресурсы и расширенная система распределения, а во-вторых, ей надо контролировать всю ситуацию. То есть, ей надо иметь систему отслеживания граждан и сбора информации о их материальном положении, причем текущую. Значит граждан надо держать под постоянным наблюдением. Это означает увеличение государственного бюджета и сокращение свобод граждан. Но и это еще пол беды. Есть еще идея социализма. Когда, помимо распределения или перераспределения, государство или общество, берет на себя еще и все производство, производство всего. Социалисты не любят слова государство, они считают, что государство – аппарат насилия, обеспечивающий эксплуатацию одним классом другого. В отличие от него общество – это  и тд. и тп. В условиях социализма, контроль со стороны государства или общества достигает небывалых для рыночных формаций размеров и как следствие катастрофическая (для либералов) утеря гражданами свобод. Об этом мы уже говорили в других статьях. Здесь же добавим, что по мнению либералов, утеря свобод в социализме не является временным или случайным, устранимым обстоятельством, это принципиальная невозможность сохранения свободы в такой организации общества. И еще либералы считают, что в социализме невозможно добиться эффективности близкой к той, которая достигается рыночной системой. Некоторые либералы идут еще дальше и говорят, что вообще никакой экономики невозможно построить по заявленным коммунистами схемам и планам (имеется ввиду, что те собираются построить хозяйство, в котором не будет денег, неравенства и тд.). И пока что эти их прогнозы оправдываются. Социалистам до сих пор ничего подобного сделать не удавалось...
И наконец, в качестве упражнения для начинающих либералов, перечислю несколько по моему мнению преимуществ рыночной системы или капитализма по сравнению с нерыночной. Это только первое, что приходит в голову... Список можно продолжить самим. Что касается недостатков, то об этом можно справиться у социалистов...
А вот и они:
- собственность позволяет оптимизировать ресурсы – оперативно отдавать менее нужное и получать более нужное;
- широкая возможность выбора;
- когда единственная возможность заработать (получить что-то) – заинтересовать другого в произведенном тобой продукте или твоей услуге, причем в условиях возможности для него выбора (других подобных продуктов или услуг), ты постоянно ориентируешься на потребности других людей;
- постоянная ориентация на снижение затрат, повышенная требовательность к качеству и цене произведенного тобой продукта (в связи с жесткостью покупателя: мы покупатели очень черствы при выборе нужных нам товаров и услуг – мы не интересуемся или мало интересуемся тем кто и в каких условиях производил или производит эти товары и услуги и не интересуемся текущим состоянием продавца!);
- возможность концентрации на зарабатывании денег и таким образом на совершенствовании своего умения, в своей профессии, так как все остальные материальные проблемы ты решаешь с помощью денег. В Советском Союзе, например, чтобы привлечь к работе на малопрестижных работах, молодежи обещали скорое выделение квартир... Приходилось выбирать: или квартира или работа по душе...
И тд. и тп.
3.10. 2021