Размышлизмы. Кучка тридцать восьмая

ПРЕДИСЛОВИЕ К КУЧКЕ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМОЙ

Как-то, когда Льву Толстому было уже глубоко за восемьдесят при нем вслух читали отрывок из “Войны и мира”. Он прислушался: “Недурно написано. Кто автор?”. “Вы, Лев Николаевич”. Толстой не поверил.

Иногда с удовольствием перечитываю себя. Много ли мне до Льва Толстого осталось?


КУЧКА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Не человек, а Интернационал! Жадность взял от евреев, запойность от русских, трусость от прибалтов, похотливость от арабов.

Не когда родился, а когда зачат... Что-то о критике астрологии применительно к людям, планетам, звездам. Взрыв сверхновой с туманностью Андромеды!

Это мое личное представление о тебе, которое никогда не совпадет с твоим представлением о себе.

Звали ее Карина. Откликалась на любые имена. К чести Карины надо сказать, отдавалась только анонимно.

Форма бьет содержание, пока опять не начнется прилив Истории.

Если люди смотрят друг на друга и удивляются, значит они не равнодушны, хотя бы к себе.

Презрительно называла его малышом, а он думал, что так она выражает нежность к нему.

Когда ошибся - говорю, что так и было.

Меня не интересует, что я знаю, меня интересует, что я еще смогу узнать.

Акушер-гениколог - и роды примет и не допустит. “Я не вручу никакой женщине абортивного пессария”. Между прочим, из клятвы Гиппократа.

Переосмысливая и дополняя классику:

Еще одно, последнее движенье...
Нет, я не Байден, я другой.
Души прекрасные позывы.
Здравствуй, тело младое, незнакомое!
В надежде славы и добра вперед гляжу я с ленинским прищуром.