Петербург

   Художник-студент всегда приходил в эту галерею Эрмитажа, сам не зная зачем. Он любил смотреть на картины, но иногда начинал их ненавидеть за то, что они заставляли его чувствовать. Он сокрушался , глядя на них и считал, что не умеет и никогда не сможет передавать так же чувства через цвет. И еще это место напоминало ему об Уфицци, где он был когда-то, но слишком давно, чтобы спокойно вспоминать об этом.
Художник уже давно не видел смысла в том, что создавал; приходя домой, он лишь глядел на свои работы, и не знал, что ему со всем своим искусством делать.
Октябрьская лестница Эрмитажа и ее мраморные ступени слышали, как нетерпеливо он спускался к одной из скульптур. Она представляла собой Психею, лишившуюся чувств. Обычно художник садился рядом с ней, доставал из своего портфеля книгу и долго-долго читал. Он читал повести совершенно неизвестного петербургского автора, который писал об искусстве, живописи и о людях-творцах. То, что цепляло студента в этих историях – это идея, пронизывающая всю книгу, и заключавшаяся в одной единственной цитате – аллюзии на Оскара Уайльда: «без любви всякое искусство бесполезно».
////
 Взгляд Психеи напоминал студенту девушку с его факультета, с которой он давно дружил. Она была сейчас в отъезде он ее ждал.
 Художник часами сидел подле скульптуры и поглощал любимые слова снова и снова; это было что-то вроде эскапизма, и иногда заходило слишком далеко, чтобы быть просто увлеченным чтением. Так, у него начинала кружиться голова, потом болели глаза и становились неразличимы предметы вокруг.
В один из ноябрьских вечеров он снова тонул в словах и мраморных глазах Психеи, когда вдруг услышал надломленное дыхание и всхлипыванья; ему прямо на руку упала капля и студент решил, что в музее пошел снег. Переведя взгляд на скульптуру, он подумал, что она покрылась этим снегом: настолько та побелела. Было тихо и холодно, а мрамор о чем-то плакал. Художник отложил книгу и протянул к девушке руку, но его рука прошла сквозь ее тело. Теперь он остался наедине с призраком и нисколько не удивился этому, словно знал, что все предшествующее время оно так и было.
-- Этот писатель… которого ты постоянно читаешь…  Михаил Р***в… ты знаешь что-нибудь о нем? – без приветствия спросило ожившее изваяние.
Этот голос был точь-в-точь, как у его уехавшей подруги. Студент еле заметно покачал головой, глядя то в пол, то на нее, ожидая, что будет сказано дальше.
-- Он погиб не так давно при довольно трагических обстоятельствах. Быть может, я о нем и плачу... – продолжила Психея и оказалась рядом со студентом. Она взяла его за руку и повела прочь из музея к питерским улицам и соборам.
Художник, казалось, потерял способность говорить, и безмолвно следовал за ней и единственное чего он боялся – это потерять призрачную фигуру из виду и недослушать историю писателя, о котором никто не знал.
-- Михаил снимал крохотную комнатку в этом доме, на набережной Мойки вместе со своей девушкой. – тихо начал призрак. – та была пианисткой и подрабатывала игрой в музыкальных кафе и на небольших концертах; он же много писал для газет и для себя, но все, что он делал было бессмысленно и не интересовало людей. Единственными читателями были лишь его девушка и издатель, присылавший ему романы назад.
Между тем, они перемещались по городу, едва касаясь земли; позади оставались Дворцовая площадь; теперь пред ними повис в вечернем тумане Аничков мост.
— Вот, взгляни, -- девушка протянула студенту взявшуюся из ниоткуда пожелтевшую газету, которая вышла несколько лет назад. – Здесь есть краткое извещение о смерти некоего писателя на вокзале. Прочитай.
Художник послушно и робко взял газету из рук призрака и нашел глазами нужный отрывок. В трех предложениях извещалось о том, что утром такого-то числа некий Михаил Р***ов спрыгнул на рельсы перед самым прибытием поезда.
Тут рука Психеи покрылась трещинами. Студент поднял на нее глаза. Та стояла у ограды моста над гладью воды. Ее силуэт трескался и разрывался на части. Она медленно исчезала и, наконец, искрошилась и упала пылью к его ногам. Он в беспамятстве протянул вперед руки и попытался удержать ее; запоздалые прохожие не могли не заметить, как какой-то молодой человек с растрепанными волосами размахивает перед собой руками и обнимает пустоту, едва не срываясь вниз с Аничкова моста. Впрочем, думали они, мало ли в Питере таких сумасшедших, и продолжали свой путь.
На город опустилась ноябрьская ночь, и все усиливались порывы ветра, и пробирался художник сквозь морозный воздух, на свет фонарей обратно к Зимнему Дворцу. Он перестал осознавать все происходящее. У него в голове окончательно все перемешалось, и прекрасная мраморная девушка теперь стала частью его реальности; она стала смыслом; и еще этот писатель-самоубийца.
На следующее утро студент обнаружил себя лежащим у ступеней здания Эрмитажа с книгой в руках. Не обращая внимания на выступившие от холода слезы и затуманенное зрение, он поднялся и направился по пути, который прошел вчера. Студент и не вспоминал о том, что с прошлого вечера ничего ел; единственное, чего он хотел – найти ее, и понять зачем он – его писатель – это сделал. В то ноябрьское утро художник до конца потонул в своем безумии, смешав в своей голове искусство, реальность и слова. Наконец, он начал хриплым голосом звать ее по имени, и чем дольше это продолжалось, тем верней он забывал, зачем это делает. Неизвестно, сколько времени студент бродил так по осеннему Петербургу, борясь с морозами и стихией. Обрывки воспоминаний привели его к Аничкову мосту, когда неожиданно начался снегопад.
— Это уже зима пришла? – воскликнул художник, хватая за рукав проходивший мимо силуэт, но не получив ответа, тут же забыл о том, что спрашивал и зачем он только что пришел сюда. Облокотившись на ограду, студент уставился вниз на воду и тогда увидел там, как из падавшего снега складывается знакомая фигура. Он протягивал к ней руки, опускал голову все ниже и ниже, пока, наконец, не удержал равновесие и не свалился в ледяную воду.
////
Он посмотрел наверх, и увидел снег. Художник подумал, до чего же он похож на звезды, на падающие звезды, и в конце концов решил, что начался звездопад. Рядом с ним возникла белоснежная девушка, и ухватив за руку, потянула наверх за собой, стремясь успеть до тех пор, пока поверхность реки не сковало льдом.
Они очутились на вокзале, в дыму приехавшего поезда. На платформу выходили пассажиры, чтобы разбрестись по городу. Вокзальные часы, показывавшие четыре утра, начали двигаться вспять.
Психея, стоявшая рядом, вдруг перестала быть такой прозрачной, а все здание вокзала перенеслось в прошлое, и поезд, как из черно-белого кино, снова стремительно приближался к перрону. Студент стоял поодаль и видел все через призму времени. Видел рукопись романа у писателя Михаила Р***ова в руках, и толпу людей у самого края, готовых сию же минуту запрыгнуть в вагон. Чей-то грубый локоть толкнул человека с рукописью, и та выпала у него из рук прямо на рельсы на неминуемую гибель. Скорее всего, у Михаила мелькнули мысли о том, что писатель погибает вместе со своим романом, но если роман спасти, то его создатель будет жить вечно. Стопка сшитых между собой листов отлетела в сторону, прочь от колес надвигающегося поезда и затерялась в пыли.

-- Человек спасает себя, а ему приписывают самоубийство…? – пробормотал студент, смотря перед собой.

Призрак снова появился рядом. Художник хотел что-то ей сказать, но девушка взглянула на него, словно говоря, что это не все. Стрелки на часах задвигались вперёд, и на месте действия появились следователи, врачи и другие эксперты. Среди них оказалась девушка писателя. Когда она увидела найденную повесть в руках одного из следователей, закричала:;
— Стойте, стойте! Отдайте это мне, я знала его...;
Сначала ее не услышали, потом пытались успокоить, но она все равно добилась своего.
;— Видишь? — обратилась к художнику Психея, — она забрала его. И прочитала, потом отдала в печать. ... эта она спасла его. И его роман. Если бы не ее любовь, то все его писательство было бы напрасно и осталось бы похоронено здесь, на вокзале.;    
 Студент взглянул в лицо ожившей скульптуры и вспомнил: «без любви всякое искусство бесполезно».

Станция вновь вернулась в рассвет **го года.
Призрачная девушка вела своего спутника по городу, до тех пор, пока они вдвоем не искрошились в снег.

//////

Художник очнулся в серых стенах среди пикающих приборов и людей в грязно-белых халатах. Его невидящий взгляд переходил от одного предмета к другому и остановился на знакомом бледном лице. То была его подруга, лицо которой так напоминало ему скульптуру Психеи. Ее раскрасневшиеся глаза печально и испуганно смотрели на него, чего-то ожидая.
Студент не знал, что и как говорить.
-- Привет, Алеша, -- прошептала девушка, -- Я так боялась за тебя. Как только услышала, что с тобой что-то случилось, я сразу к тебе поехала. Слава Богу, тебя кто-то успел вытащить… как ты?
— Это ты меня спасла? – еле слышно сказал студент. Он почувствовал, что ему осталось так мало, и что от него самого оставалось всего ничего и что нужно было спасаться.
Художник начал задыхаться.
-- Послушай, Соня, -- у меня дома есть уголок с моими картинами. Ты возьми их все себе и сохрани. Устрой выставку с этими работами, отдай их в салон, в мастерскую, продай, отдай кому-нибудь. Только не оставляй их одних: без зрителя они бесполезны.
-- Нет, ты что? -- девушка затряслась и пыталась хоть как-то контролировать срывавшийся голос, -- мы вдвоем все это сделаем? Вдвоем…
-- Да, да, послушай. Если ты это сделаешь, то я никогда не умру, слышишь. Я никогда не умру, Соня.
-- Ты принесешь мне воды? – попросил он, и девушка поспешила исполнить его просьбу. Когда она шла по коридору, где-то что-то громко запикало, люди в сером забегали и зашумели и злосчастный стакан выпал у нее из рук, и пролитая вода потекла по мраморной больничной плитке.


//////


Психея одиноко стояла у подножия Октябрьской лестницы и еле слышно плакала о погибшем художнике. Она стояла и ждала кого-нибудь, кто снова принесет ей себя в жертву взамен на разрешение сомнений. Или просто сядет рядом, чтобы потонуть в словах и искусстве.