ЛЕТО

Это последняя часть цикла "Времена года". Первые три "Ну, здравствуй, осень", "Зима", "Весна".

В школах конец августа – особая пора. Уроков еще нет, но работа уже началась: надо навести порядок в кабинетах, поговорить с коллегами – оказывается, соскучились!, обсудить новости – вроде и прошло-то всего пару месяцев, а накопились. Но главное – совещания. У этих совещаний есть даже особое название: августовские педсоветы. Именно так, с чиновничьей лихостью да удалью, залихватски, по-особому, с ударением на «о». Эти педсоветы во многом определяют ход всего учебного года: какая нагрузка?, какие классы?, сколько подготовок?, расписание, пусть пока и предварительное? Здесь учитель узнает весь ритм учебного сезона: будет ли в моде ритмичный и мелодичный вальс или в этом году его ожидает глубоко синкопированный джаз – три урока, два «окна».
Учителя – что дети. Те, кто хотел сделать карьеру, хотя какая карьера в школе, так – получить чуть больше часов, или обзавестись собственным кабинетом, чтобы не бегать на переменах из одной классной комнаты в другую, или – но это верх мечтаний, стать завучем, - так вот, «отличницы» старались занять места в первых рядах. Остальные старались держаться от начальства на расстоянии. Диана Михайловна и Людмила Евгеньевна к продвижению по служебной лестнице особенно не стремились, а потому заняли места, будто закоренелые двоечницы, на предпоследней парте. И как подобает «двоечницам» слушали только то, что относилось именно к ним, остальное же время шушукались, переписывались, рисовали друг дружке смешные рожицы. Пару раз смешливая Людмила Евгеньевна, не сдержавшись, хихикнула, за что была удостоена сначала строгого взгляда директрисы сквозь очки, ну а второй раз – строгого взгляда поверх очков.
В общем, Диана Михайловна и Людмила Евгеньевна чувствовали настоятельную потребность поговорить наконец-то по душам, а потому, как только это стало возможным, они почти бегом покинули школу и направились в свое любимое кафе «У фараона».
Как только учительницы расположились за своим любимым столиком возле стеклянного барьера и сделали заказ, их будто прорвало:
- Рассказывай!
- Нет, ты первая?
- Да что я? Мне и вспомнить-то нечего?
- А кто тебе сказал, что мне есть что?
- Нет, ну, расскажи, где была, что видела? – не унималась Людмила Евгеньевна.
- Что видела, что видела…, - передразнила подругу Диана, но все же смилостивилась:- Месяц дома сидела с детишками. Знаешь, они такие …, - Диана Михайловна даже зажмурилась, чтобы подобрать нужное слово, - такие славные. Я и не подозревала, что эти комочки, которые два года из меня соки пили, станут такими смышлёными и забавными. Катюша всего на год старше Алеши, но ведет себя почти как взрослая, эдакая мамочка. Представляешь, она так любит отчитывать Алешку за малейший промах! Просто умора.
- А что Алеша?
- Алеша – настоящий мужик. Он совсем не обижается на Катьку. Он просто игнорирует ее занудство. Но хитрец! Однажды…
Диана Михайловна, пользуясь тем, что официант принес заказ, сделала многозначительную паузу. Пододвинув чашку кофе, она, не торопясь, помешивала его чайной ложечкой, несмотря на то, что кофе был без сахара.
- Ну? – не выдержала химичка.
- Ах, да… так вот. Однажды он ел кашу – а он так смешно это делает: съест сначала то, что выступает над ложкой, а потом языком вылизывает остальное, так вот, однажды он ел кашу, а Катька строго говорит ему: «Ешь аккуратно». Лешка ничего ей не ответил. Только глянул на меня и… Ты не поверишь!
- Ну? – наседала нетерпеливая Людмила Евгеньевна.
- Он ест эту самую кашу, слушает жужжание сестры, и вдруг, улыбнулся и, даже показалось, подмигнул мне. И снова весь серьезный с каменным лицом наворачивает свою кашу.
- Да ты что? – всплеснула руками Людмила Евгеньевна и залилась неожиданно гортанным смехом. Диана вторила ей мягким сопрано.
Насмеявшись вдоволь, женщины замолчали на некоторое время, занявшись своими пирожными и кофе. Но вот «обеденный перерыв» подошел к концу и, Людмила Евгеньевна, внимательно осмотрев тарелочку и еще раз убедившись, что от пирожного ничего не осталось, тяжело вздохнула и продолжила разговор.
- А дальше что было?
- Когда «дальше»? – не сразу поняла Диана.
- Не была же ты все время дома! Ездила на море?
- Ездила.
Глаза Людмилы загорелись адским пламенем.
- И куда ездила?
- На Адриатику.
- В Венецию?
- Да нет! Что ты? Венеция – это дорого. В Черногорию.
- Сама? – глаза Людмилы стали такими же большими как у волка из «Красной Шапочки», когда он, полакомившись Бабушкой, разыгрывал бедную девочку.
- Нет, конечно, - Диана даже изобразила легкую обиду, мол: «что ты, не знаешь, что я замужем?» - С мужем. Но детей мы оставили на бабушек с дедушками.
Людмила Евгеньевна была явно разочарована.
- И что? - уже почти без всякой надежды услышать о каких-нибудь пикантных похождениях подруги спросила она.
- Да ничего, всё было просто класс!
- Вот так просто? – совершенно убитым голосом переспросила Людмила.
«Вот стерва, приключения ей альковные подавай. Сама, видите ли, то ли блюдет себя для принца на белой кобыле, то ли боится всего и сразу, а я должна поставлять ей острые переживания. Тоже мне, подруга!» -делая глоток кофе, чтобы не смотреть в глаза химичке, с обидой подумала Диана.
В это время прямо над ними громыхнуло раскатисто. Женщины, увлечённые разговором, не заметили как исподволь из-за высоток, выстроившихся в ряд на противоположной стороне улицы, подкралась темная-претемная туча. Они увидели, что как только грянул гром, к шпилю башни напротив прильнула молния. Она разряжалась долго и не спеша, наверное, секунд пять, не меньше. И тут же на город обрушился ливень. Он стремительно заполнил тротуары водой, которая, не теряя времени, организовалась в потоки, устремившиеся вниз по улице. Люди бежали под струями дождя, кто с зонтом, кто без. Даже сюда, на крышу долетали восторженные возгласы промокших, но не обидевшихся на небеса, людей.
Дождь закончился так же неожиданно, как и начался. Туча скрылась за линией домов, оставив после себя запах свежести и озона.
Женщины сидели под большим зонтом, раскрытым над их столиком, и молчали. Хотя отдельные капли дождя и долетали до них, они почти не намокли.
- Вот это да! – прервала молчание Диана. Они переглянулись и весело рассмеялись, пережитому только что первобытному ужасу перед мощью стихии, которая на этот раз обошла их стороной.
Людмила Евгеньевна заказала еще кофе, а Диане Михайловне захотелось согреться, и она попросила чай. В ожидании заказа она вытирала капли воды, попавшие на лицо. Занятие это требовало максимум внимания, потому что салфетка могла ненароком повредить косметику. Голос подруги совсем некстати отвлек ее.
- Ну, так все-таки было у тебя в отпуске что-нибудь необычное?
- Конечно, было, - почти сердито откликнулась Диана, - Черногория – дивно хороша. Горы, море, - Диана закончила процедуры с салфеткой и потому позволила себе для убедительности закатить глаза. – Адриатика – самое красивое море в мире. А устрицы, а лангусты! Нет, все было восхитительно.
- Здорово! – восхитилась Людмила, - А мужчины на тебя заглядывались?
- Обижаешь, подруга! Конечно! – Диана кокетливо подёрнула плечиком и повела глазами куда-то вбок.
- Расскажи, расскажи, - Людмила, зажмурившись и хлопая в ладоши, почти визжала от нетерпения.
- Ладушки, - медленно взмахнув длинными ресницами, проворковала Диана, а сама так и подумала: «Ладушки!», - Только ты – никому.
- Ты же меня знаешь! – широко распахнув глаза, ответствовала Людмила.
- Поклянись!
- Клянусь! Да чтоб у меня окон было больше, чем уроков, да чтоб…
- Достаточно. Верю. Так вот, однажды мы с Климом поссорились. Кажется, это было на третий или четвертый день. Не помню даже из-за чего. Кажется, мы разошлись в планах на вечер. Клим хотел, чтобы мы пошли в бар, а я хотела на дискотеку. Вечер был дивный: закат, легкий бриз, плеск волн. Хотелось двигаться и смеяться, а если и пить, то только между танцами. Но ты же знаешь, как Клим относится к танцам. Он считает, что пить – честно, а двигать задом – так он называет танцы – нет, сплошной разврат. В общем, мы с ним поругались и решили, что все уже взрослые, а потому каждый идет куда хочет. То есть, он в бар, а я – на дискотеку. Я была так сердита, что даже не сказала, в какую именно дискотеку. Мы уже ходили на танцы. Это было в первый же день, но мне там не понравилось. Слишком много света, слишком громко, слишком много людей, да и контингент – всё больше сорок плюс и все какие-то правильные, прилизанные. Решила пойти в другое место. Если честно, я его давно присмотрела по дороге на пляж. Немного, конечно, на отшибе, но зато когда проходили мимо, там звучала моя любимая мелодия.
И Диана, закрыв глаза, промурлыкала модную в ту пору мелодию. Мелодия закончилась, а Диана всё сидела с закрытыми глазам, и по лицу ее блуждала улыбка.
- Ну?! – не выдержала Людмила.
- Что «ну?»
- Дальше что было?
- А вот дальше не помню. Но когда очнулась, смотрю…, - Диана посмотрела по сторонам, не подслушивает ли кто?
- Смотрю, а надо мною колышется какой-то Чингачгук!
- Какой Чингачгук? – казалось еще немного и глаза Людмилы Евгеньевны навеки покинут предназначенные им орбиты.
- Какой, какой… Панк, с таким разноцветным ирокезом. Но это еще полбеды. За ним пристроились еще несколько смуглых ребят.
- Негров, что ли? – Всё, Людмила Евгеньевна пошла красными пятнами, слюна была готова капать изо рта.
- В общем, да. Но ты же знаешь, что так говорить некрасиво? – В Диане проснулся человек политкорректный, к тому же – учитель словесности. - Да-а, так вот тут мне действительно стало страшно.
Диана Михайловна сделала маленький глоток кофе. На лице ее застыла маска печали. Наконец, будто преодолевая себя, она вздохнула:
- И тут я проснулась.
- Как проснулась?
- Тяжело. Вся в поту. Оглядываюсь, рядом Клим посапывает. Даже на всякий случай провела по его волосам. Нет, вроде всё нормально, никакого ирокеза.
- Так это был только сон? – разочарованию Людмилы Евгеньевны не было предела.
- Конечно! А ты что думала? – Диана рассмеялась, - Конечно, дурацкий сон. Я вспомнила, как после нашей ссоры, села на скамейку. Было так обидно, я даже чуть не расплакалась. И тут подсаживается ко мне какой-то тип с ирокезом и  начинает что-то бормотать на непонятном языке. Я хотела встать и уйти, а он хвать меня за плечи. Я даже ойкнуть не успела, как вижу, парень куда-то улетает за скамейку. Оказывается, Климу стало стыдно, проснулась в нем совесть, и он пошел меня искать. Ещё хорошо, что вовремя нашёл.
- И что?
- А ничего. Клим говорит: «Сегодня, кажется, уже потанцевали, пошли пить». И пошли мы в бар, напились, как положено, и я поняла, что не нужно мне внимание никаких мужчин, что я - мужнина жена и теперь, как он скажет, так и будет. Пить – значит, пить.
И женщины рассмеялись. Диана – весело, а Людмила – тоже весело, но все же с некоторым недоверием.
К столику подошел официант.
- Прошу прощения, но вы не будете против, если мы подсадим за ваш столик еще двоих, - официант смущенно пожал плечами, - Дождь. А все столики заняты.
Женщины переглянулись, и Диана Михайловна – она чувствовала себя старшей, хотя и была на год моложе подруги, кивнула в знак согласия.
К столику подошли двое мужчин лет тридцати. Конечно, женщины сразу отсканировали их внешность. Один был улыбчив, прилично одет и относился к классу симпатичных, подклассу интеллигентов, роду – похоже, неженатый. Второй же был и вовсе: странен. Лицом уныл, явно неразговорчив, одет диковинно: джинсы явно коротки, будто носил он их с пятнадцатилетнего возраста, на ногах – не застёгнутые босоножки, хуже всего, что рот его был постоянно приоткрыт, а голова завершалось то ли глубокими залысинами, то ли высоким лбом, венчали композицию роговые очки, которые молодой человек то и дело поправлял, тыча в переносицу пальцем.
- Вы позволите? - деликатно осведомился веселый.
Диана Михайловна величаво повела рукой в сторону свободных кресел.
Молодые люди заказали бутылку шабли, сырную плату и кофе. Женщины молчали, хотя выбор вина их удивил. Шабли – не самое дешевое из вин, а ребята не производили впечатления крутых бизнесменов даже средней руки.
Принесли заказ. Веселый тут же предложил вино дамам. Заметив их смущение, он рассмеялся:
- Прошу вас, не беспокойтесь. Сегодня особый день. Гриша – этого лоботряса зовут Гриша, а я – Антон, но это не важно… Так вот, Гриша сегодня сотворил гениальную глупость.
- Неужели сделал предложение, - неожиданно для себя заговорила Людмила Евгеньевна.
- Нет! Ну что вы! Он, конечно, недоумок, но не до такой же степени. Да и где вы найдете женщину, которая покусится на это ходячее несчастье.
Все рассмеялись, только Гриша улыбался странной улыбкой.
- Давайте выпьем за него, а потом я расскажу, какую глупость он сотворил.
Пригубили.
- Да, так вот, этот оболтус, вчера защитил кандидатскую.
- Кандидатскую? – захлопала ресницами Людмила Евгеньевна.
- Ну да, кандидатскую диссертацию.
- Поздравляю! – подняла бокал Диана Михайловна.
Пригубили.
- И по какой дисциплине, - стараясь казаться, как можно более умной спросила учительница химии, - Кстати, меня зовут Люда.
- А вас? – Антон воспользовался случаем обратиться к женщине, которая показалась ему более красивой.
- Диана.
- Очень приятно. Я тоже люблю охоту, - Диана широко распахнула глаза и несколько смущенно улыбнулась, оценив ответ Антона. «Интересно, он понял, сколько разных смыслов в этой фразе», - подумалось ей.
- Так по какому предмету диссертация, - несколько раздражаясь тем, что внимание переключилось на Диану, спросила Людмила.
- По м-матем-матике, - впервые заговорил Гриша.
- Ах, по математике, - уточнила Люда. – И что вы там раскопали?
- Так вы интересуетесь математикой?- изумлению Григория не было предела.
- А что вам известно об субгармонических функциях, - вмешался Антон.
Людмила Евгеньевна густо покраснела:
- Ничего.
- Тогда вам будет о чем поговорить. Гриша может говорить об этой штуковине до утра. Да что там до утра – всю жизнь!
Лицо Людмилы стало и вовсе пунцовым. Она, видимо, живо представила эти беседы до первых петухов.
- Но почему же вы, Антон, считаете, что Гриша сделал… как вы сказали?... гениальную глупость? – пришла на помощь подруге Диана.
- А потому, что он решил задачу, которая стояла с тринадцатого года.
- До первой мировой? – Люда была поражена.
- Да, до первой мировой, но после похода Наполеона на Россию. Эта задача была сформулирована в 1813 году. Ну, не идиот ли? Это же тянет минимум на докторскую! А кандидатскую он мог бы защитить по-быстрому на чем-нибудь банальненьком.
Женщины были поражены, их самомнение скомкано, они почувствовали себя в Лувре перед Джокондой.
Вдруг раздались гортанные звуки. Это смеялся Гриша.
- И ч-что? Я другую з-задачу решил. Он-на еще красивей этой.
- Что ты мелешь? Как можно говорить о красоте, когда рядом Люда и Диана? Бесстыжий. Знаете, - теперь Антон обращался только к Диане, - когда я смотрю в ваши глаза, странные слова лезут в голову.
Диана постаралась за маской как бы удивления скрыть настоящее удивление.
- Сейчас, - Антон закрыл глаза, несколько раз щелкнул пальцами и немного нараспев прочитал:

Пустые ноты отцвели,
И желтые опали листья.
Бреду я, словно в забытьи
Сквозь хлад и огнь прошедшей жизни
Ах, этот нежный нотный стан,
Ах, эти муки вдохновенья!
Ветрами грёз я обуян,
И жду от муз благословенья.

И снова сверкнула молния, громыхнул гром.
«О, боже мой, снова осень», - подумала Диана Михайловна.