Одуванчики

 Я сразу увидела его, как только вошла. В электричке было не так много людей, и он, с этими непослушными, хаотично торчащими в разные стороны цветами. Полевые, самые простые из возможных, они любопытно тянули свои жёлтенькие головки, оглядываясь по сторонам. Удивительно, как они подходили ему, словно составляли единое целое. Его взгляд упал на меня. Он улыбнулся и протянул цветы.
- Мне?
Он выразительно кивнул, так же любопытно, как и они, заглядывая мне в глаза и вложил тонкие стебельки в мою руку. Я опустила на них взгляд: самые необычные цветы из когда-либо подаренных мне, из предназначавшихся для подарка. Он продолжал стоять рядом, покачиваясь в такт движению поезда и изучать меня открытым взглядом, таким ясным, что это вырвало меня из обыденной среды и я разрешила себе ответить ему тем же - взглядом, честным и глубоким. Невозможно выразить трепетное чувство, завладевшее мною. Я, как будто, всегда искала и ждала именно этого. 
- А что было бы с цветами, если бы их никто не взял?
- Поставил бы дома в банку. У меня есть такая поллитровая банка для всего.
- А потом нарисовали бы?
- Да.
- Вы художник? – в восторге произнесла я.
- Учусь.
- И рисуете настоящие картины?
- А разве картины бывают не настоящими?
 Я смутилась от собственной глупости и опустила глаза.
- Хотите посмотреть?
- Хочу. – не задумываясь произнесла я, радуясь продолжению разговора и тому, что мой промах, как будто бы, остался в прошлом.
- Они у меня дома. Я живу тут недалеко.
Я смогла только широко улыбнуться от такой наглости. Это был даже не намек, а констатация практически свершившегося факта.
- Серьёзно?
Его ничуть не смутила моя догадка.
- Да.
Взгляд его был прямым и честным. Он не юлил, не прятался за высокие материи, за подарки, машины и бриллианты, как делают другие. Он предлагал самого себя, донося простую истину о том, что главное в отношениях - это чувства, а не способы затащить в постель.
Я была поражена, шокирована. У меня не было слов, а мысли крутились вокруг его молодости, красоты и какой-то наивной непосредственности.
- Моя остановка – он потянул меня за собой к выходу.
Я инстинктивно уперлась ногами в пол.
- Пойдём. Ничего не бойся. – открыто улыбаясь он продолжал попытки сдвинуть меня с места. – Пойдём же, сейчас двери закроются.
Мы спрыгнули со ступенек в последний момент. Электричка двинулась дальше. Он окинул меня победным взглядом и, продолжая удерживать мою руку в своей, повёл меня за собой.
Остановились мы у небольшого домика, выходящего в поле. Он открыл дверь и завел меня внутрь. Действительно нашел поллитровую банку и поставил туда цветы.
- А рисовать когда?
- Позже.
Странно как-то – подумала я. - Вот мы совсем одни и можем делать что угодно, но я так и не могу толком понять что мне угодно. Зачем я согласилась? Потому что он понравился мне. Но я бы не хотела торопить события, а он… Я посмотрела ему в лицо. Оно было спокойным, взгляд всё такой же прямой и честный. Он, явно, не станет заставлять меня делать то, чего мне не хочется, но и своего желания скрывать не собирается. Он был честен со мной с самого начала, а то, что поторопил с решением…
- Давай покажу тебе картины.
Я вздохнула с облегчением. Ну хоть не с порога мы начинаем это. В его мимолетной улыбке была веселая насмешка над моей нерешительностью, но он больше не торопил меня.
Под мастерскую была выделена отдельная комната. Здесь были мольберт, краски, некоторые вещи для срисовывания и картины, прислоненные к стене. Они стояли в несколько рядов, так их было много. У меня захватило дух. Настоящее царство творчества.
- Это всё твоё?
- Да. Ты смотри пока, а я сделаю чай.
Я даже не обернулась, когда он вышел. Чувствовала себя словно Алиса, провалившаяся в кроличью нору: внезапно оказалась в совсем другом мире. 
- Ну как? – спросил он у меня за спиной.
Время его отсутствия пролетело совсем незаметно, мне даже показалось, что он вовсе не выходил, но кружка чая для меня была в его руке и я взяла её, аккуратно, чтобы не обжечься.
- Люблю чай пока горячий – произнесла я. Его глаза сверкнули на слово  «горячий», но он смолчал, продолжая улыбаться, достаточно дерзко, как мне показалось.
- Понравилось что - нибудь?
- Да, всё очень красиво.
- Так говорят, чтобы не обидеть.
- Но мне понравилось.
- Что?
- Вообще всё, что я уже успела посмотреть, но больше всех вот эта.
- Одуванчики? - Он посмотрел на картину, усмехнулся. - Писал на зачёт. Тема была «Цветы». Все стали розы и прочее, на худой конец ромашки, а я вот это. У меня перед домом росли. Такие трогательные.
- Да. На тебя похожи.
Он поднял на меня взгляд. В нём не было ни вопроса, ни предложения, просто данность. Поставил кружку с чаем на тумбочку, шагнул ко мне. Вот и всё. Нечего решать, не из чего выбирать – всё решено и выбрано. То, что сейчас случится должно было случиться. Было неотвратимо, как будто бы уже произошло, происходило огромное количество раз. Странное чувство, что мы не в первый раз вместе, не в первый раз встречаемся, а словно катимся по гладкой поверхности, выглаженной неоднократным повторением.
- У меня странное чувство – произнесла я.
- Какое? – его губы не отодвинулись, руки не отпустили меня.
Я пыталась сопротивляться, сама не знаю почему.
- Что всё уже решено. Что всё это уже было.
- Ну и пусть. Разве плохо?
- Не знаю, просто странно.
Он взял кружку из моих ослабевших пальцев, поставил на пол.
- Перевернём – сказала я.
- Думаешь? – насмешливо спросил он.
Я покраснела, а он поцеловал меня, смяв губы, унеся сознание.
Весь день мы провалялись в постели, не давая себе труда вылезти из неё. Говорили обо всём на свете, а потом снова занимались любовью. Он казался мне воплощением всего самого прекрасного, что может существовать в человеке.
- Ты потрясающе творческий.
- Но не изобрел нового способа любить.
- Зато как изобретательно пользуешься старыми.
Он рассмеялся, не сводя с меня глаз.
Потом мы пошли пить горячий густой какао с вафельками и смотреть закат. Когда солнце село, небо окрасилось в сиреневый, а ниже, на горизонте, в пыльно-голубой с ярко-белыми громадами облаков.
- Похоже на город – сказала я – или страну. Интересно, что там внутри? Всё так же облачно или светит солнце, журчат водопады, всюду зелень?
- Грустно расставаться с летом? – спросил он.
- Осень – это всегда грустно. Разве тебе нет?
- Осень – это потеря. Одна из множества потерь. Они не зависят от времени года. Хотя сейчас это действительно витает в воздухе. Деревья думают, что умирают. Их листья печальны. Они с тоской прощаются с ветвями, взрастившими их, питавшими их, любившими. Зачем это расставание? – думают они. – Зачем эта смерть? Ведь жизнь могла бы продолжаться. Она была такой счастливой, наполненной теплым солнцем и прохладной, живительной росой по утрам.
- Прекрати, сейчас разревусь.
Он обнял меня, прижал к себе, как будто говоря, что вот мы живы и этому нужно радоваться.
- Наши отношения тоже не затянутся на долго, да? – вопрос вылетел из меня прежде чем я успела подумать, стоит ли говорить.
Он молчал, сидел не шевелясь.
- Ты привык так жить, в состоянии вечной потери?
Я не могла выносить больше его молчание. Выбралась из его объятий, ушла в другую комнату. Ею была студия, больше пойти было некуда. Стала перебирать картины дальше. Листопад, увядающие цветы в вазе на столе. Я теперь вижу только это: увядание и разложение кругом.
Часть картин стояла отдельно. Я понадеялась на смену тематики и не ошиблась. И, всё же, лучше бы я не видела этого. Обнажённые женские тела. Все разные. Полные эротизма соски, напряжённая, выгнутая шея, ключицы и тонкие плечи – всё это было исполнено женственности и желания, как будто они тянутся к нему, хотят его, дышат страстью. У некоторых были лица. Он написал их, сорвал, как распустившиеся цветы, запечатлел, а дальше… Что с ними стало дальше? Они ему больше не были интересны?
Я услышала неторопливые шаги за спиной.
- Как ты можешь так жить? – не выдержав спросила я.
- Как?
- Всех бросая.
- Не всех. Бросают и меня. Разве не все живут так?
- Не все так рисуют. Когда ты встречаешь человека, ты думаешь, что до вашей встречи ничего не существовало и ничего не будет после.
- Я так не думаю.
- А как ты думаешь?
- Жизнь – это череда приобретений и потерь. В конце мы потеряем всё.
- Но до конца ведь можно еще много сделать. Семья, дети, как ты относишься к этому?
- Всё возможно.
- Я вижу, что это не имеет значения для тебя. А что имеет? Твоя работа?
- Может быть.
- Что с тобой? Ты был такой живой, когда мы встретились, а теперь напоминаешь кучку пепла.
- Я прогорел.
- А, понятно. Ты получил то, что хотел. Дальше тебе не интересно.
Он отвернулся к окну.
Ненавижу тебя - подумала я – за то, что дал надежду и забрал, за то, что так красив, но так быстро удовлетворяешься, не даешь времени побыть с тобой дольше, насладиться. Не могу здесь больше. Не могу.
Я натянула одежду и направилась к выходу.
- Ты куда?
- Домой.
- Ночь на улице.
- Ну и что же? У меня теперь нет дома?
- Сегодня твой дом здесь.
- Почему это?
- Потому что здесь безопасно.
- Здесь отвратительно. Здесь всё разлагается, воняет и кишит червями.
- А я из них самый толстый?
- Ты отвратителен.
- Я знаю.
Мне захотелось чем-то швырнуть в него. Ложка для обуви попалась на глаза и я не целясь запустила её в его физиономию. Она попала прямо в лоб. Он схватился за него рукой. В глазах его промелькнула боль и злость, как у раненного дикого зверя. Я испугалась, но, когда увидела выступившую между пальцев кровь, мне стало очень жаль его. Я не думала, что в самом деле могу причинить ему вред, но вот что сделала. Он ушёл в комнату и я последовала за ним. Мысль о том, чтобы уйти совсем оставила меня. Он больше не был мне противен. Он был таким несчастным. Как я могла так поступить с ним? Как могла такое сделать?
- Том, прости. - Он не повернулся, ничего не ответил. – Пожалуйста, прости, я не хотела. – Молчание – Давай я продезинфицирую. Где у тебя…
- Оставь меня в покое.
Рана на лбу продолжала несильно кровоточить. Он прижимал к ней кусок какой-то тряпки.
- Нужно продезинфицировать.
- Как будто тебе есть дело до того, что со мной станет.
- Я не хотела.
Он тяжело вздохнул, явно подавляя слова, которые хотел высказать.
- Ты можешь сказать, какая я ужасная.
- Это ничего не изменит.
- А что изменит?
- Жизнь. Она идёт дальше.
- Прости меня, прости. Я больше не считаю, что ты ужасный. Это я ужасная. А твои рисунки очень красивые, я никогда не видела ничего более красивого и живого. Никогда не видела никого красивее тебя. Я разозлилась на то, что ты не хочешь принадлежать мне одной, но это ведь глупо, если разобраться. Ты должен принадлежать всем, всему человечеству. Это более справедливо. 
Он усмехнулся. Его выражение лица смягчилось.
- Как у тебя получилось это, так молниеносно?
- Я не целилась, не думала, только ненавидела. Я так перепугалась от того, что попала, что больше никогда не сделаю этого. Пожалуйста, дай мне обработать.
- У меня нечем.
- А какой-то спирт или что-нибудь спиртное?
- Есть.
- Давай. Это поможет.
- Только если принять ещё и внутрь. Там тоже кровоточит.
- Ладно.
То, что мы напились, то, что несли кому что в голову придёт, и слушали, и сопереживали, сделало, в итоге, нас необыкновенно близкими друг другу. В темноте ночи соприкосновение теплых, обнажённых тел, горячих, страстных губ стало для нас миром, где всё совершенно, миром, наполненным любовью. Но как только взошло солнце мы, словно, вернулись обратно в тот разговор, то чувство, что он живёт в состоянии вечной потери и с этим ничего не сделать, придётся потерять и мне.
За шторой, на подоконнике стояли в простенькой вазе одуванчики. Вчера я их не заметила, а сегодня…фиолетовая штора, оранжевое восходящее солнце, рисующее на её фоне очертание парашютиков. Дунь и разлетятся. Так и мы.
Я вылезла из постели. Можно идти. На прощание хотелось ещё раз посмотреть на картины. Я зашла в мастерскую, остановилась посредине, обозревая её целиком. Жила бы здесь, в этой атмосфере творчества, то грустного, то радостного. Всё-таки он прекрасен и то, что делает прекрасно. Перелистывая картины снова одну за одной, я смотрела теперь уже третьим взглядом, отличающимся от первых двух. Первый- я считала его человеком без недостатков, второй – сплошным недостатком, ну а третий – просто человеком, и хорошим и плохим, как все мы. Только теперь в картинах я видела линии и грани между любовью и болью, незамеченные мною ранее. Не могла оторваться. Знала, что пора уходить, но сидела не шевелясь. Самой последней картиной, после которой решила уйти были одуванчики. Моё первое впечатление о нём. Он казался легким и прекрасным. Оказался глубже и тяжелее, но это не так важно. Картина всё равно прекрасна.
- Возьми себе – услышал я за спиной. Обернулась. Он стоял в дверях, видно, что только проснулся. В одних трусах, волосы взъерошены. Встал и отправился на мои поиски? – Будет на память, какая бы она ни была.
- Хорошая.
Он тепло улыбнулся. Я взглянула на ранку на его лбу.
- О себе память я уже оставила. Какая бы она ни была.
Он усмехнулся, коснулся лба.
- Я тебя запомню.
***
Не знаю, сколько лет прошло. Я сбилась со счета. Сидела в кафе, ждала своего парня. Как говорится, ничто не предвещало. И тут, волосы, светлые, вьющиеся, прозрачные на свету, как одуванчики. Не знаю, откуда он взялся, но подсел ко мне и уставился в глаза. Его улыбка, его взгляд. Как я могла жить без всего этого?
Не зная что сказать, я только смотрела. Он тоже ничего не говорил. Легко коснулся моей руки, проведя по венкам на запястье. В окне мелькнул знакомый силуэт. Дверь открылась, зазвенев колокольчиком. Дальше тишина никаких шагов, никаких звуков. Я чувствовала, как Майкл стоит там, не в силах поверить в увиденное. Злится? Недоумевает? Секунды шли. Он был у меня за спиной. Я не поворачивалась, смотрела только на Тома В глазах, наверное, появилась боль, потому что Том спросил тихо «Что?», а потом перевёл взгляд и увидел. Снова на меня, вопросительно, не в силах поверить. - Что ты делаешь? Зачем? —спрашивали его глаза. Я услышала, как дверь снова открылась и захлопнулась.  Почувствовала, что за моей спиной уже никого нет. Там пусто, как и в моей жизни теперь.
- Зачем? – вслух спросил Том – Я бы понял. Ты не должна была…
- Хотела ещё мгновение почувствовать твоё прикосновение.
- Глупышка.
- Да, умной мне не стать.
- Как хорошо.
Он улыбнулся, весь засветился от этой улыбки. Взял меня за руку и потянул за собой.  Я уперлась, не собираясь идти за ним.
- Пойдём же, дверь сейчас закроется – пошутил он и улыбнулся так мучительно нежно, что сердцу стало ещё хуже.
- Чему-то я всё же научилась. Тому, что ты – вид грабель, пусть даже эльфийской работы. Однажды наступив, второй раз не станешь.
- Помнится, это я получил тогда по лбу.
- А я по сердцу.
- Как моя картина?
- Жива. Как твоя художка?
- Закончил. Пишу картины, выставляюсь. У меня теперь своя студия. Хочешь покажу? – губы его разошлись в насмешливой, игривой улыбке.
- Посмотреть на твоих новых моделей? Знаю, что они прекрасны. Видеть не хочу.
- Пойдём. Хуже не будет.
- Будет. Будет очень плохо.
- Нет. Вот увидишь.
- Ну что ты за человек такой? Говорят же тебе: нет.
- Ты совсем другое мне говоришь, я не слепой. Что тебе больно, что ты боишься, но что ты продолжаешь чувствовать ко мне то же, что и тогда. И я продолжаю. Я не забыл ничего, ни секунды нашей встречи.  Удели мне немного времени. Я не стану тянуть тебя в постель, только хочу, чтобы ты посмотрела студию. Тебе есть с чем сравнить.
Мы пришли. Прошли через большой выставочный зал, вошли в комнату, очень светлую. Да, теперь это был не заброшенный домик среди поля, но, как и раньше, картины стояли рядами, прислоненные к стене. Несколько набросков были на подставках. В них мне показалось что-то смутно знакомое, но я не стала всматриваться. Группка картин отдельно. Взгляд сразу упал на них. Там не природа. По крайней мере не цветы и деревья. Другая природа. Я не хотела её видеть. Том взял меня за руку, подвел.
- Я не хочу смотреть.
- Пожалуйста. Я ради этого тебя привел.
Картины стояли тыльной стороной, и я радовалась тому, что ничего не видно. Пусть так и остаётся. Том приподнял верхнюю и развернул ко мне. Его автопортрет с ранкой на лбу, выступившей кровью и глазами, полными печали.
- У тебя вовсе не такой был взгляд.
- Он стал таким, когда ты ушла.
Том переворачивал другие картины. На всех была я. С разным выражением лица, под разным углом. Иногда только часть тела: шея, лопатки, рука, но себя невозможно не узнать.
Он стоял и смотрел на меня чуть склонив голову набок.
- Так ты не забыл меня?
Он отрицательно покачал головой.
- Я тоже.
Его прикосновение было чем-то естественным, само собой разумеющимся. Как будто и эта наша встреча происходит не впервые, а повторялась уже много раз. Его тепло разлилось во мне. Сердце моё мучительно сжималось, как перед смертью. Снова обретение и потеря. Даже если я не хочу, у меня нет выбора. Может такова моя судьба: встречать его и терять снова?
- У меня опять это странное чувство. 
- Как будто это не впервые?
- Да.
- Может так и есть. Разве это плохо?
- Нет. Просто странно.