Дедушка. Будни героя

   У нас сестрой в детстве были велосипеды Салют. Зелёный и синий. Моим был зелёный. Как любила я летать на своём Салюте и в минуты особого скоростного драйва представлять себя героем романтического фильма, скачущим совершать подвиги на своём быстром коне. Как славно катали мы на наших новеньких великах с Ксенькой и моей подружкой Светкой Глуховой, у которой была не менее крутая Кама, по улицам и дворам нашего района, увязавшись за более старшими дворовыми пацанами Борькой Завадским, в нашем детском представлении без сомнения парнем самым козырным, кажется, у него тоже была Кама, и братьями Соколовыми, гонявшими на каких-то старых, неизвестных мне моделях «с рамой». Иногда, увлёкшись, без высшей на то резолюции (маминого разрешения) уезжали от дома очень далеко, через лес, до коллективных садов или озера, за что бывали наказаны, ведь в то время, пока мы открывали для себя новые дороги и бороздили неизведанное, не знавшая о нашем нахождении, бледная от волнения мама уже опрашивала соседей.
   Мы жили в двухэтажном доме сталинских времён постройки, напротив которого был выстроен ряд кирпичных кладовок-сараев, по количеству, равному числу в доме квартир. В один из сараев мы с сестрой и ставили как в гараж наши велосипеды. Кладовка, по совместительству гараж, была ещё и местом, куда мама с бабушкой сносили из квартиры всякий хлам, выкинуть который всё ж рука не поднималась: старые мутоновые шубы, пустые стеклянные банки или ненужные игрушки, но, самое главное, это была законная территория дедушки. Именно здесь наш дедушка Виктор Гаврилович или попросту Гаврилыч, как звали его закадычные дворовые товарищи, проводил обычно тёплые летние дни. «Сарайка», как называла это помещение бабушка, хранила в своих стенах весь деда нехитрый арсенал: инструменты, какие-то дощечки, куски резины, старинные жестяные коробочки с гвоздями и ещё бог знает что. Дедушкина вотчина отличалась идеальным порядком. Каждая гайка, всё до мельчайших деталей аккуратно лежало на своём месте и, если оказывалось сдвинутым вследствие нашего исключительного детского  любопытства, дед всегда замечал и незаконным вторжением был крайне недоволен.
   Эти сараи, в какой-то степени, были спасением для мужского населения дома. В нашем городе рабочие, впрочем, не только в нашем, составляли большинство и даже улица, где до сих пор стоит наш дом под номером 23 называется Уральских рабочих. Чем заняться в свободное время мужчине рабочей специальности, не искушённому изысками в науке или искусстве, всю жизнь честно, на совесть, как и просила того страна, отработавшему до законной пенсии на заводе в цеху, строителем или, как дедушка, водителем? Мужчине, внутреняя суть которого изначально предопределена движением вперёд, стремлением к новым вершинам, созиданию, открытиям, но ему самому всё ещё незнакомая, неведомая? Открытий в жизни и раньше у бывших работяг было не много, но их умения, опыт были востребованы и они чувствовали себя нужными, теперь же, за всё время не сформулировавшим своих устремлений, не нашедшим особых увлечений им, будучи на пенсии нужно было как-то приспособиться жить нескучно, находить варианты спасения от унылости будней. Дедушка умел и любил играть в шахматы, регулярно читал газеты и знал наизусть Есенина, но для получения новых впечатлений этого было бесконечно недостаточно, необходима была какая-то полезная деятельность. Вот они и копошились в своих сараях, прибирали, чинили, иногда что-то мастерили.
   Дедушка, например, сделал нам с Ксенькой по чудесному деревянному пароходику, с которыми мы купались в ванне, «чтобы было как настоящее море» подсыпав в воду синьки – элемент советского быта, используемый бабушкой, по всей видимости, для устранения желтизны с белья.
   Но в основном, посещение сараев являлось для наших пенсионеров выходом в свет – это было место встреч, общения и, что ж поделать, распития спиртных напитков. Вот где «кипела» жизнь. В тёплый солнечный день хозяевами открывались двери нескольких сараев, из соседних дворов к ним подтягивались близкие по духу страждущие, соображали на троих, пятерых или поболее. Не всегда посиделки имели мирный характер, в ход могли пойти и специфичные выражения и нестройно мог просвистеть над ухом крепкий кулак. Во всяком случае дедушка, в трезвом виде всегда степенный, неторопливый, находясь в сорокаградусном запале, на волне эмоционального раздражения, будучи возмущённым риторикой собеседника, не стремился контролировать свой оскорбительно-ненормативный речевой поток, поэтому не раз возвращался домой лохматым, с помятой физиономией, бывало и украшенной фингалами.
   Движуха была всепоглощающей и, выйдя на уровень куража, уже не разбирала горизонтов. Душа просила продолжения веселья, но на это не всегда хватало средств. Тогда дедушка подключал всю силу своего воображения, проявлял находчивость и смекалку. И вот однажды, решив прокатиться, мы с сестрой не обнаружили в сарае моего зелёного велика, а чуть позже куда-то исчез и синий. Дедушка был очень расстроен, ведь оба раза именно он был за рулём велосипедов и, исходя из изложенного им, он поочерёдно оставил каждый из них у входа в магазин и, чуть позже выйдя, на месте уже не обнаружил, что было немного странно, ведь привычки ездить в магазин на велосипеде у дедушки не было и ближайшего вино-водочного он в достаточно бодром темпе достигал на своих двоих. Помимо великов «украли» у дедушки и подольскую швейную машинку, и двухкассетный магнитофон, и сервиз и много других ценных вещей, некоторые из которых бабушке от «воров» каким-то невероятным образом даже удавалось вернуть обратно. Но вот наши велосипеды к нам так и не вернулись. Наверно бабушка не всех «воров» знала в лицо.
   Почему-то одновременно с исчезновением велосипедов закончилась и эпоха детства. В скором времени переезд, новые события перенаправили внимание, где-то сбили с толку, где-то увлекли, стало не до катания. Да и сараев в новом дворе уже не было, куда бы мы велики ставили?
В общем, как говорил дедушка: «Да ты что, Настишка, это ж жизненно» )