Сталин и репрессии. Часть 2

Окончание.

Часть 1. http://proza.ru/2021/10/03/605

«Расстрельные списки Сталина», «сталинские расстрельные списки». Начиная с эпохи Перестройки они являются железным аргументом против тех, кто обеляет «диктатора» и «тирана». Неужели у так называемых «сталинистов» есть аргументы, объясняющие эту кровавую практику? Давайте по порядку.

Сталин сам составлял расстрельные списки?
Да, это одна из самых распространенных легенд, которая появилась при Горбачеве. Так и встает перед глазами картинка:
Сумрачный Сталин сидит ночью в Кремле и составляет длинные «портянки» тех, кому он хочет отомстить... И кого ему предстоит расстрелять.

О причинах мести и необходимости расстрелять сообщается туманно:
- То ли Сталин боялся конкуренции... Однако для всех так называемых главных «конкурентов» Сталина зачем-то понадобились специальные процессы. Имен Троцкого, Зиновьева, Каменева, Тухачевского, Ягоды, Енукидзе, Петерса и других явных конкурентов Сталина нет в расстрельных списках.
- То ли Сталин сошел с ума и впал в паранойю... Однако к 1939 году, после снятия Н.И. Ежова с поста наркома внутренних дел, паранойя Сталина почему-то прошла. И кроме 1937-38 гг. больше никогда, ни до, ни после не было безумных всплесков арестов и расстрелов (более 300 тыс. в год).
Даже узники колымских лагерей писали, что до появления Ежова условия содержания в лагерях были относительно щадящими и даже комфортными.
- То ли Сталин занимался чистками перед предстоящей войной... Которой, он, как известно, не ждал.
- То ли все сразу. Чего мелочиться? На всякий случай.
На самом деле Сталин не только не составлял расстрельных списков, но он их даже не подписывал. Он их ВИЗИРОВАЛ, как и другие члены Политбюро - В. Молотов, Л. Каганович, А. Микоян, К. Ворошилов... Подписать документ и завизировать его - не одно и то же.

Подпись и виза: в чем разница
Подписать документ - значит, выступить его автором, взять ответственность за него. Например, как Н.И. Ежов является автором печально знаменитого Оперативного Приказа НКВД №00447, после которого начались спецоперации, положившие начало большому террору.

Завизировать документ - значит, выразить свое отношение к нему. Во-первых, виза означает, что документ лицо, которое визу поставило, прочитало. Во-вторых, текст визы: «ЗА» однозначно означает согласие.

Наличие сталинских виз на расстрельных списках ДОКАЗЫВАЕТ, что Сталин был в курсе того, что люди в списках приговорены к смертной казни. Это факт №1. Факт №2: он не был против этого приговора.
Но совсем не факт, что тот, кто визирует, является инициатором, ответственным автором-подписантом визируемого документа.

Еще раз: визы Сталина и членов ПБ на расстрельных списках означают, что они согласились с составом приговоренных к ВМН. Но вовсе не они обрекли их на смерть. И не они несут ответственность за приговор. Это важно.
Завизировать можно и под давлением, и по неведению, в конце концов. Знаю, знаю: вы уже готовитесь написать в комментарии про хорошего царя и плохих бояр. Погодите, я отвечу на вопрос - зачем Сталин это делал.

Сейчас я хочу зафиксировать: автограф Сталина не означает, что он является инициатором этих расстрелов. Он не составлял и не подписывал этих списков. То, что он визирует, а не подписывает, доказывает, что это НЕ ЕГО сфера ответственности.

Напротив, есть примеры того, что Сталин в 1937 году был ПРОТИВ арестов. Но это уже не паранойя, а шизофрения! С одной стороны выступать против арестов, а с другой быть их инициатором? Как такое возможно в здравом уме? Вполне возможно, если помнить, что виза и подпись, как говорят в Одессе, - две большие разницы. Визирующий просто фиксирует, что подчиняется коллективному решению.

Без суда и следствия?
Но кто же тогда являлся подписантом расстрельных списков? Откуда они вообще брались?

И.В. Сталин и другие члены Политбюро подписывали списки Военной Коллегии Верховного Суда СССР. То есть это были списки приговоренных к смертной казни по суду. Подпись под этими документами ставил генеральный прокурор А. Я. Вышинский.

Вопреки распространенному мнению Вышинский не подчинялся Сталину. В 1937 году у Сталина не было официальной должности. Он был всего лишь одним из пяти секретарей ЦК ВКП(б). Так и ставил подпись: «Секретарь ЦК И.В. Сталин».

То есть члены Политбюро визировали списки приговоренных судом. Поэтому эти визы никак не могут считаться доказательством «преступлений Сталина». Суд приговорил, члены ПБ завизировали. Ничего преступного в этой визе нет.

Вот если бы Сталин сам составил список, а потом по нему Верховный суд арестовывал и расстреливал, тогда бы это было явным превышением полномочий со стороны Сталина. Только в этом случае можно было бы говорить о его особом неформальном статусе, позволяющем единолично казнить и миловать.

Но то, что Сталин и члены ПБ ставят визы доказывает то, что они остаются в рамках коллегиальной системы принятия решений в СССР.

Структура управления в 30-е годы в СССР была сложной и разветвленной. Об этом я писал в отдельной статье «Сталин в 1937 году: границы власти», которую можно прочесть, если пройти по ссылке.    Управление было коллегиальным.

Зачем списки визировали в Политбюро?
Часть ответа на этот вопрос вы можете более подробно изучить, пройдя по ссылке, которую я уже привел выше. Так как структура власти в то время была сложной, часто с пересекающимся функционалом, процедуры согласования и управления были необходимы. Иначе можно было запутаться в том, кто какое решение принимает, кто какую работу выполняет.
Но есть и вторая часть ответа: списки визировали в Политбюро, чтобы была возможность кого-то вычеркнуть из них. Оправдать. Члены ПБ ставили визу на списках еще не приговоренных, но только обвиняемых и подлежащих суду Военной Коллегии. То есть того или иного человека они могли защитить от суда.

Вот что об этом рассказывает доктор исторических наук, архивный историк Ю.Н.Жуков:
У членов ПБ было такое право, и иногда они кого-то действительно вычеркивали. Но своим правом они не злоупотребляли, так как, повторю, это была не их зона ответственности.

Сколько списков пописал лично Сталин, и почему это важно?
Согласно данным ПЦ «Мемориал», визы И.В. Сталина стоят на списках, в которых фигурирует 43 634 человека. В то время как за 1937-38 годы к высшей мере наказания было приговорено 681 752 человека (по данным В.Н. Земскова). То есть абсолютное большинство приговоров, согласно этой статистике, было принято без участия членов ПБ. Соотношение этих двух цифр доказывает, что Сталин даже не визировал подавляющее большинство решений о ВМН в это время. Если бы он был инициатором и главным распорядителем террора, то все списки приговоренных проходили бы через него. Логично?

Тем более, что по последним данным, Сталин не был в курсе объемов репрессий в это время вплоть до ноября 1938 года. Но о так называемых лимитах и шифротелеграммах Сталина во время большого террора поговорим в другой статье.

Хочу привлечь внимание читателей к книге «Тайны архивов НКВД СССР: 1937-38. Взгляд изнутри» (Москва; Берлин: Директмедиа Паблишинг, 2020. — 341 c.). Документы, которые опубликовал ее автор, архивный историк А.Н. Дугин, заполняют еще одну пустоту в исследовании «ежовщины», практики репрессий НКВД СССР по отношению к рядовым гражданам страны в 1937-38 гг.

За эти два года к высшей мере наказания приговорили 681 752 человека (См.: Земсков В.Н. Сталин и народ: почему не было восстания. М.: Алгоритм, 2015. С.62). Для того, чтобы читатель смог оценить масштаб этих репрессий, добавлю, что всего годом ранее, в 1936 году к смертной казни было приговорено по тем же данным 1 118 человек, а в 1939-м – 2 552 человека.

Количество приговоренных к высшей мере наказания в указанный период 1937-38 гг. составляет около двух третей смертных приговоров за весь сталинский период.

Автора книги Александра Николаевича Дугина (ударение в фамилии ставится на последний слог) не надо путать с философом Александром Гельевичем Дугиным, что нередко происходит. А.Н. Дугин наряду с В.Н. Земсковым и Б.А. Старковым в числе первых историков получил в 1989 г. доступ в Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР (ныне — Государственный Архив РФ) к ранее не выдававшейся исследователям статистической отчетности ОГПУ–НКВД–МВД–МГБ.

Что нового опубликована в книге?
Прежде всего впервые – документы допросов и очных ставок, которые проводили следователи из команды Л.П. Берии – Б.З. Кобулов, И.И. Масленников и др. После прихода Берии в руководство НКВД они допрашивали ключевых сотрудников наркомата, заместителей и соратников Н.И. Ежова в период репрессий. В книгу вошли протоколы допросов И.И. Шапиро, С.Я. Зубкина, В.А. Ульмера.

Лаврентий Берия привел в НКВД свою проверенную команду
Из протоколов допросов становится ясно, что команда Берии не была в курсе того, как организовывалась работа троек и Военной коллегии при Ежове.
Если бы высшее руководство страны и сам Л.П. Берия знали о действиях НКВД под руководством Ежова, им не было бы необходимости проводить подробное расследование. И составлять такое количество документов.
Тем более в этом не было бы необходимости, если бы Политбюро ЦК само инициировало «ежовщину». Это первое.

Второе. Ответы допрашиваемых недвусмысленно дают понять, что Н.И. Ежов, М.П. Фриновский и другие руководители НКВД СССР сознательно раскручивали в середине 1937 г. маховик репрессий и затем намеренно утаивали масштабы арестов и смертных приговоров даже от секретарей ЦК, не говоря о Политбюро ЦК и лично И.В. Сталина.
Эти документы доказывают, что о подлинных масштабах репрессий Сталин и другие члены Политбюро узнали только в ноябре 1938 г. после ареста руководителя 1-го спецотдела НКВД И.И. Шапиро. Этот отдел занимался оперативным учетом, регистрацией и статистикой.
У Шапиро хранилась подробная справка о количестве арестованных, которую Ежов не велел своему подчиненному никому показывать, поскольку сам был озадачен количеством репрессированных на местах в ходе организованных им спецопераций.

События развивались так:
- 13 ноября 1938 года арестован Шапиро.
- 14 ноября Берия направляет Сталину служебную записку о жалобе на Ежова начальника УНКВД Ивановской области В.П. Журавлева, в которой тот сообщает, что сотрудники Ежова арестовывают невиновных людей, но не трогают реальных «врагов народа».
- 15 ноября Сталину становится известно содержание хранящейся у Шапиро справки. Сталин узнаёт реальные цифры пострадавших от спецопераций НКВД (эту справку также можно найти в приложении книги).
- 16 ноября Сталин отменяет работу троек НКВД.
- 19 ноября на заседании Политбюро разбирается вопрос о сигнале Журавлева.
- 23 ноября Ежов пишет в Политбюро и лично Сталину письмо, в котором просит освободить его от должности наркома внутренних дел.
- 24 ноября Ежов освобождается от должности наркома внутренних дел.

Уже по этой последовательности решений Сталина и Политбюро можно сделать вывод, что высшее руководство СССР, во-первых, не осознавало или не могло доказать масштаба террора до ареста И.И. Шапиро и получения доступа к оперативным сводкам НКВД. А, во-вторых, – судя по быстроте принимаемых мер – Сталин явно не приветствовал такую работу органов.

Фрагменты показаний человека, который отвечал у Ежова за статистику
В своих ответах на допросе и Шапиро, и Зубкин, и Ульмер многократно подтверждают, что утаивали, «клали под сукно» сообщения с мест о количестве арестов и смертных приговоров. Потому что получали распоряжения от Ежова и его зама Фриновского об этом молчать.
Конечно, в небольшой статье нельзя процитировать показания целиком. Однако приведу несколько говорящих цитат из допросов Шапиро:
- О том, что дела по массовым операциям совершались бесконтрольно и руководство НКВД об этом знало:
«Допускались злоупотребления при применении особых мер воздействия к арестованным, что делалось без соответствующей санкции руководства УНКВД. Организационно совершенно не был разработан вопрос о порядке рассмотрения дел по массовым операциям. ЕЖОВЫМ была установлена следующая практика: область представляет короткую справку по следственным делам в центр, где справки рассматриваются и по ним выносятся решения, которые подписываются наркомом или его заместителем, а затем прокурором Союза или его первым заместителем». С. 84-85

- О том, что руководители прокуратуры не проверяли и даже не читали протоколы с мест, а просто их подписывали:
«Рассмотренные дела оформлялись протоколами, которые представлялись на подпись ЕЖОВУ или ФРИНОВСКОМУ (от наркомата) и ВЫШИНСКОМУ или РОГИНСКОМУ (от Прокуратуры), которые подписывали судебные решения, не читая их и не проверяя протоколов». С. 85.

- 2 фрагмента о том, что ЦК не было информировано о масштабах арестов и смертных приговоров:
«Я приходил к Ежову и докладывал ему о допускаемых перегибах по Свердловску, Челябинску, Белоруссии и Алтаю, докладывал ряд заявлений по этому поводу. Но все сигналы не получали никакого реагирования. Наоборот. При докладе записки ВИКТОРОВА о крупнейших перегибах в Свердловской области, Ежов зло заявил мне, что «ВИКТОРОВ слишком увлекается в своих обобщениях, что все это чепуха, не может такого быть». Помню другой случай, когда в середине 1938 года ЕЖОВУ было доложено о невозможности рассмотреть [все] свердловские и челябинские дела (по одной Свердловской области был представлено на рассмотрение 18.000 справок), так как они все, во-первых, носили трафаретный характер, а, во-вторых, огромное количество арестованных не подпадало под известные категории. ЕЖОВУ предложили, для проверки хода операций в Свердловской области, послать туда одного — двух работников, которые разобрались бы со всеми делами на месте. Это предложение ЕЖОВЫМ принято не было. Никого в Свердловск не послали. Должен сказать, что и Фриновский знал об этих фактах, но на них не реагировал. О ходе оперативно-следственной работы НКВД по массовым операциям ЦК партии информировался неправильно. Я не помню ни одного случая, чтобы в ЦК был направлен какой-либо документ, свидетельствующий об известных перегибах в проведении операций. Наоборот, в ЦК посылались лишь такие документы (справки, меморандумы, докладные записки, сводки), которые характеризовали проведение оперативной работы только с одной положительной стороны. Честно ЦК не информировали о создавшемся положении дел ни ЕЖОВ, ни ФРИНОВСКИЙ». С. 86
«…Все было направлено не на то, чтобы по-настоящему громить врагов, а на то, чтобы всячески показать ЦК и Правительству «внешнее благополучие» и «кипучую деятельность» НКВД: послать стилистически красиво составленный протокол, представить, как много дел передано на рассмотрение Военной Коллегии, быстро, в течение буквально пары часов получить признание арестованного и послать заявление в ЦК и т. д. Всякий материал, который каким-то образом мог бы показать отрицательные стороны руководства НКВД, тщательно скрывался» С.92.

Похожего содержания показания дают параллельно с Шапиро и двое других допрашиваемых – Зубкин и Ульмер. Их архивно-следственные дела занимают третью и четвертую главы книги. Пятая глава посвящена архивно-следственному делу Э. П. Салыня, который на момент начала спецопераций возглавлял УНКВД г. Омска и прямо в июне 1937 г., в самом начале спецопераций выступил принципиальным противником массовых арестов. В итоге он был расстрелян. Оказывается, было и такое.

К вопросу о расстрельных списках
Примеры списков Военной Коллегии. Далеко не на всех стоят подписи членов Политбюро ЦК ВКП(б). Если кликнуть на фото, можно увидеть, за что конкретно Военная Коллегия приговаривала людей. Это небезынтересно.
Описывает также Шапиро и порядок того, как обычно составлялись списки к суду Военной Коллегии, которые в годы перестройки с легкой руки ПЦ «Мемориал» стали называть «расстрельными списками Сталина». Вот характерный фрагмент:
«Существовал порядок, при котором законченные следствием дела докладывались специальной комиссии при НКВД (Фриновский, Ульрих, Рогинский), которая определяла направление дел в судебные органы. Списки лиц, подлежащих суду Военной Коллегии, представлялись затем на утверждение соответствующих инстанций, после чего дела передавались на рассмотрение Военной Коллегии. Однако, вопреки существовавшего порядка, были случаи, когда ЕЖОВ требовал от Тюремного отдела списки арестованных и только по этим спискам самолично определял, какие дела передать на рассмотрение Военной Коллегии, не справлялся предварительно — закончены ли следствием эти дела, нужны ли еще арестованные по этим делам для дальнейшего следствия, подсудны ли они Военной Коллегии, и т. д. На основе его пометок составлялись списки лиц, подлежащих суду Военной Коллегии, которые (списки) ЕЖОВ представлял на утверждение инстанции. В составленные таким образом списки включались арестованные, следствие по которым не только не было закончено, но даже по существу еще не начиналось, лица, которые не подлежали вообще суду Военной Коллегии и т. д. Для отделов такие списки являлись полной неожиданностью, так как они с ними даже не согласовывались […] Такая вредительская практика приводила к тому, что ряд крайне важных и интересных для следствия дел смазывались, комкались и по ним по существу ничего не выявлялось, а наряду с этим в тюрьмах сидели арестованные, которые в течение года ни разу не допрашивались (как, например, СТЕПАНОВ)» С. 95-96.

Эти данные не противоречат другим найденным документам. Как уже указывалось выше, за два года большого террора было приговорено к высшей мере наказания 681 752 человек. В то время как подписи членов Политбюро, по данным ПЦ «Мемориал» стоят на списках, в которых указано не более 43 634 человек. То есть материалы о большей части приговоренных к расстрелу члены Политбюро не видели. Ведь именно они были той «инстанцией», на утверждение которой по показаниям Шапиро, выборочно отдавал списки Ежов.

Что Сталину все-таки было известно?
Конечно, совершенно неправильно утверждать, что И.В. Сталин и другие члены Политбюро ЦК ВКП(б) ничего не знали о репрессивной деятельности НКВД и Н.И. Ежова в 1937-38 гг.. В книге А.Н. Дугина этого и не утверждается. В связи с этим следует оговорить нюансы.

Согласно реконструкции Ю.Н Жукова, сделанной им еще в 2003 г., и документам, опубликованным в 2010 г., В. Хаустовым и Л. Самуэльсоном, ввести трагически знаменитые тройки в 1937 г. предложили 1-й секретарь Западно-Сибирского крайкома партии Р.И. Эйхе и руководитель Новосибирского УНКВД С.Н. Миронов. Последний направил 17 июня 1937 г. Ежову записку о том, что в Новосибирске раскрыта масштабная, враждебная советской власти организация.

В связи с предстоящими в декабре выборами в Верховный Совет Миронов предложил расследовать это дело по ускоренной процедуре, для чего и предложил создать в Новосибирске тройку, куда вошли он сам и Эйхе. В своей записке Ежову Миронов отмечал:
Тов. Эйхе, которому я дал один экземпляр этой справки, собирается в директивных инстанциях просить согласия на создание тройки.

Кстати, именно Роберт Эйхе еще на февральско-мартовском партийном пленуме утверждал следующее:
Мы встретимся во время выборов, прежде всего, с многомиллионной массой новых людей, людей сталинской эпохи, преданных партии, преданных Советской власти, с энтузиазмом борющихся за коммунизм. Но мы встретимся также во время выборной борьбы с остатками врагов, и надо изучить сейчас и ясно себе уяснить с какими врагами нам придется встретиться, где эти очаги врагов. Это важнейшая задача.

Инициативу Миронова и Эйхе поддержал Ежов, направив Сталину соответствующее спецсообщение. Узнав об этом, другие местные руководители также затребовали похожих репрессивных мер, напирая на то, что «антисоветские элементы» и их сторонники могут повлиять на исход выборов, которые должны были впервые пройти на альтернативной основе.

В этой ситуации Сталин не мог не ответить. Пойдя навстречу Ежову, он дал добро на предоставление партийными руководителями с мест списков враждебных советской власти элементов. Это нашло отражение в знаменитом Решении Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/94 от 2 июля 1937 г. В нем Сталин от имени ЦК ВКП(б) (то есть от всех первых секретарей райкомов и крайкомов) транслировал инициативу Эйхе, Миронова и Ежова о создании троек.

Также он просил подготовить в пятидневный срок списки тех «антисоветских элементов», которые следует приговорить к расстрелу и высылке. К концу месяца эти инициативы секретарей ЦК и НКВД вылились в спецоперацию НКВД и Приказ №00447. И Политбюро, и НКВД официально снижало запросы местных руководителей на расстрелы, вводя так называемы «лимиты», т.е. ограничения.
1937 год. Документы. Интервью с Ю. Н. Жуковым
И.В. Сталин виновен в назначении на должность наркома внутренних дел Н.И. Ежова. Это его личная кадровая ошибка, которую вряд ли можно извинить. Как нельзя извинить и тот факт, что о «ежовщине» не было официально объявлено населению. В 1939 году Ежов просто исчез без объяснения причин из состава советского руководства и публичной политики.

Но подлинные масштабы «ежовщины» Сталин, как указывалось выше, узнал только в ноябре 1938 г., назначив в конце лета в НКВД Л.П. Берию для проверки деятельности НКВД. Это и доказывают документы, опубликованные в новой книге.

В рамках национальной линии операции лимиты на изъятие и ликвидацию соответствующих контингентов не определялись. Поскольку национальная линия осуществлялась не только "двойками", но и судами, а на завершающем этапе и Особыми тройками, а также неясно, велся ли аналогичный учету, установленному 447-м приказом, учет по национальной линии операции, неизвестно точное число приговоренных к расстрелу. Общество "Мемориал" называет цифру 247157 приговоренных к ВМН по нацлиниям в 1937-1938 гг. Причем ранее ими же называлась другая цифра - 172830. Для объективности можно исходить из большей.

В рамках "кулацкой" операции лимит по первой категории составлял 75950 (1937 г.) + 48000 (1938 г.) - 123950 тыс. человек. Дополнительные лимиты выдавались не всем регионам, а в 1938 г. операция была продолжена только в 21 регионе из 64 первоначальных. С учетом дополнительных лимитов число приговоренных к ВМН можно оценить в 200, максимум 250 тыс. человек.

Таким образом, проведенная массовая операция захватывает в сумме 450-500 тыс. приговоренных к высшей мере наказания. Остается еще около 200 тыс. приговоренных, по которым принимали решения не тройки и не "двойки". С учетом того, что Особое Совещание при наркоме внутренних дел в те годы не выносило смертных приговоров, это количество приходится на деятельность судов, их спецколлегий и трибуналов. Однако, судя по Справке, суды осудили около 180 тыс. человек всего, и очень маловероятно, чтобы каждый их приговор был к смертной казни (например, в 1937 г. спецколлегиями приговорено к ВМН 1297 человек из 45 тысяч осужденных, Военной коллегией Верховного Суда СССР за 1937-1938 гг. приговорено к ВМН около 30 тысяч из 38 тысяч). Данное обстоятельство дает основание усмотреть известную нестыковку в статистических данных, особенно если учитывать шаткость 247-тысячной цифры жертв национальной операции.

Другой, более необъяснимой нестыковкой является следующее обстоятельство. Согласно Справке, к лишению свободы в ИТЛ, ИТК и тюрьмах за два года осуждено около 635 тыс. человек, однако по гулаговской статистике только в ИТЛ в 1937 году поступило 539923 заключенных (освобождено 364 тыс.), в 1938-м - 600724 (освобождено 280 тыс.). Кроме того, за 1937-1938 год увеличилось и число отбывающих наказание в ИТК и тюрьмах. Кем были осуждены "лишние" сотни тысяч оказавшихся в лагерях и тюрьмах людей? В качестве одной из версий можно предположить, что в лагерях находилась часть мнимых осужденных к ВМН, а число фактически расстрелянных в 1937-1938 гг. на самом деле гораздо меньше, чем это следует из официальной статистики. Учитывая, что И.Сталин придавал уголовной угрозе большее значение, чем реальному репрессированию, данные выводы не столь уж невероятны.