Когда-то в седьмом

     Годы, годы... Теперь я не часто бываю в своем родном городе. Когда-то город быстро развивался,  построили современный городской  центр. Работал огромный завод, таких в отрасли было четыре по  всей стране, возводилось жилье, здесь построили  огромную  новую  школу.  Теперь все затихло. 
   Когда я иду по улице мимо большого капитального строения из   красного кирпича, мимо бывшей моей  школы, мне всегда хочется сказать:
    - Здравствуй,  любимая   школа!   Здравствуй, седьмой класс!
    Проходя, я невольно  смотрю на знакомое  окно,  за которым  я  сидел давным-давно, много лет  назад.  Сколько воды утекло! Сколько воспоминаний! Уже давно построили школу новую,  а эту закрыли.  Милые мои учителя, помните ли меня?  Школы нет,  хотя   здание сохранилось.   Школа была кирпичная  одноэтажная,  построенная давно и так прочно,  что здание  будет стоять  еще лет двести. Стены такой  толщины, бронебойным зарядом не прошибешь. Но теперь это уже не школа, это  какие-то склады  и магазины.
       Помню деревянную мою парту в углу, выкрашенную в  страшный  черный цвет,  с  наклонной доской,  с  ящиком под ней, куда я прятал свой замурзанный портфель. Ранцев  мы тогда не носили.
     Так получилось, что в седьмом классе я оказался  за партой один.   Девочка, с которой я сидел раньше  в шестом,  уехала с родителями куда-то  далеко на юг, и я  остался на «камчатке»  в  печальном одиночестве.  Зато вся парта теперь моя! Можно на уроке передвигаться с одного места на другое. слева направо и обратно.  Нарочно можно сесть так, что  учителю тебя  не было видно, достать книжку и читать. Это преимущество последнего ряда. Не раз учителя заставали меня за этим занятием. Это было не раз, что я не замечал, как Клавдия Ивановна, классная руководительница,  подходила ко мне.  Подходит, смотрит, а я никого не  слышу, не вижу.
- Что это, Коля, за книжка? Интересная?
- А... - спохватываюсь я и быстро захлопываю ее
- Дома дочитаешь, в сумку убери!  На уроке  учиться надо.

    Все знают, что я заядлый книгочей.  И школьный  библиотекарь  об этом знает.  Можно ее попросить, и  она тебе оставит книжку, если она у кого-то из ребят на руках. 
   Но я записан еще и в поселковой библиотеке. В  нее записывают старшеклассников.  Там можно взять книги, которые читают взрослые.  «Даурия» Константина Седых, про Ромку Улыбина. Про любовь запросто можно взять книжку.
   Книжки про любовь  интересные. Влюбляются парни. Про многих наших восьмиклассников говорят, у них любовь. Но как об этом парней спросишь,  на смех поднимут.
  Теперь я часто на уроках вспоминаю девочку, которая сидела рядом. Спросить некого, словом перемолвиться  не с кем на уроке. Рыжеволосая, в конопушках, Валя  -  умница.  С ней было интересно,  и когда  она   не приходила в школу, я чувствовал себя одиноко. Теперь я все время  один. Я  понял, что такое - расстаться. Понял, что такое одиночество. С ней было надежно. Я и в школу шел с удовольствием, потому что она придет, взглянет, улыбнется.  Она сидела справа от меня. Может,  и у меня была  любовь,  не знаю, но вспоминаю  я о Вале часто. 
        Помню, как она приносила в портфеле  конфеты и печенье   и угощала меня.  Ей это нравилось, и мне тоже. Помню и сейчас случай, когда я ей тетрадку чистую отдал, в линейку.  Валя   подписывала  обложку.  Она писала, а мне было хорошо как! Может, это и была любовь?!

     И вот я сижу один, ее нет. Ничего хорошего  сидеть одному. Я вспоминаю рыжую косу, мне всегда было непонятно, как она не рассыпается, ведь коса у нее длинная и очень красивая. Ни у одной девчонки в классе такой нет. Коричневое  аккуратное  школьное платьице так легко и красиво  соединяется с кружевным воротничком  и ее косой. Я одет плохо,  раньше я не обращал на это внимания, а теперь стыдно стало за замусоленные рукава, неглаженые брюки, за сбитые ботинки. Мне жалко, что ко мне не сядет никто. Все сидят на своих местах. Да мне и не надо никого.
       Клавдия Ивановна иногда говорит: - Ребята, не балуйтесь, посажу на заднюю  парту. Но никого ко мне не пересаживают, я сижу один. А девчонкам  вообще замечаний не делают.
   
     Как я попал на заднюю парту, не знаю. Не двоечник и не хулиган. Я   был тихим мальчиком,  да и учился хорошо, вот только на  физкультуре был всегда последним.  Но не  расстраивался,   надо же кому-то и  последним быть. Я не кузнечик, выше всех прыгать!

    Учиться мне нравилось. Часто   учебники читал наперед,  но были написаны  они   неинтересно, так мне тогда казалось. 

    На уроках русского   я любил, когда нужно было переписывать из учебника предложения. Вы улыбаетесь, а это мне нравилось, потому что можно легко   вообразить, что  ты Чехов или  Лев Толстой. Можно  видеть, как из-под моего  перышка  вновь появляются мысли Пушкина или  Ивана  Сергеевича Тургенева. Это теперь и мои мысли.  Вот что  здорово!
    После того, как я  переписал из учебника  упражнение - разговор ребятишек,  когда они жгли костер, отправившись в ночное, - я полюбил Тургенева и взялся всерьез за классику.
   
     Мне  всегда хотелось сказать своим учителям, надо учить так, чтобы было как в  кино. Но я  сдерживал себя, мне не хотелось вступать с ними в спор.  Спорить я начал с ними только в десятом классе. Только тогда,  когда как мне показалось, что я  поднабрался ума. А сейчас только седьмой. Учителей слушать  и впрямь  интересно. Они рассказывают так, что ни за что не догадаешься, что об этом они в учебнике прочитали. И я старался отвечать обстоятельно, с примерами. Вникать в суть. Особенно трудно было на математике. Учительница  всегда говорила: нужно строгое доказательство. С ремнем, что ли, чтобы все строго было?
      
      Клавдия Ивановна ведет у нас русский язык и  литературу, Клавдия Сергеевна – немецкий,  Клавдия Николаевна, директор школы – химию и  биологию.  Кроме того, у  нас  была еще одна Клавдия Михайловна, в начальных классах,  но тогда она года два уже   не работала. Теперь уже не помню, кто вел математику, учителя менялись. Мужчин в  школе нет,  даже физкультуру ведет молодая девчонка, пришедшая к нам после  физкультурного техникума.   Мне кажется, что так и осталось по всей стране – учитель  профессия женская.  В школе было спокойно, как дома.

     Но скоро я не выдержал и спросил классную руководительницу, куда уехала Валя. Мне захотелось узнать ее адрес и написать ей письмо. Тогда не было мобильных телефонов, и  если люди расставались, то  навсегда,  я понимал это.   Клавдия Ивановна  обещала  узнать, куда Валина  семья  переселилась,  и  через день она подала мне листок с адресом.  Поселок, улица, дом.  Я едва дождался конца уроков,  бежал домой, не чуя ног под собой. Я знал, что напишу  длинное письмо и буду ждать ответ. Обратно ответ придет не раньше, чем  через полмесяца.

      Я бежал, сломя голову.   Буду писать, стучало в голове,  все остальное вылетело напрочь.  Надо на почту, купить конверт с маркой, или даже два, вдруг с адресом  ошибусь. Бумажка с адресом  лежала в кармане, я был счастлив, как никто на земле. 

     Как начать?   Дорогая Валя, милая Валя, здравствуй, дорогая  Валя, как?
     Валя стояла перед глазами, с конопушками на лице, рыжая как лиса. И улыбалась. Она всегда улыбалась и  смеялась и нечасто глядела на меня. Я мог ее  толкнуть и за косу дернуть, дурак.  Рядом было счастье, а я этого не понимал. 
    Я никогда не говорил с ней о своих проблемах, но, мне кажется, она-то меня понимала. Мне вдруг стало стыдно за себя, что я такой слабак, физкультурой не занимаюсь. Буду делать дома по утрам зарядку. В доме у нас тогда уже появились гантели и радиоприемник АРЗ, арзамасского радиозавода, и впервые можно было слушать  музыку и радиопостановки.  Гимнастику можно делать до школы, по утрам.
    Валя уехала в Краснодарский край, значит, проехала через Москву, видела Каму, Волгу, Мне всегда хотелось увидеть   краешком глаза  Красную площадь и Кремль.  Мне ехать некуда, у меня нигде  родственников нет, и денег на билет тоже. Единственное, что осталось, посылать  Вале письма.

    Я переписывал  письмо несколько раз.  Мне хотелось написать красиво, но как?  Ни одна книжка тут не  поможет. Я переписывал вновь и вновь, и опять рвал. Я и в классе думал только об этом. Мне хотелось написать что-то особенное, чтобы у нее появилась радость.  Я принимался писать  раз пять, и  был недоволен результатом. Чувства обуревали меня, но я не решался доверить их  бумаге. Все выходило почему-то не по-настоящему.
     И вот один из черновиков я оставил по недогляду внутри парты. Класс остался убирать в тот день Саня Захаров. Надо было выгрести мусор из каждой парты, подмести и вымыть пол.  Я с Сашей дружил, да и вообще в классе все ребята были друзья. И письмо попало дежурному, Сане в руки.
    - А Колька с девчонками  переписывается! - заорал он. Второй парнишка дежурный тоже стал читать.   Жаль, меня не было с ними. Если бы я  был тогда с ними, я подрался бы со всеми, хотя едва бы я двоих победил.
    И на следующий день новость стала известна всем в школе. Я не знал, у кого письмо. Я глаз не поднимал. Да и  как теперь кулаками махать! И вдруг ко мне подошла Валя Новоселова и подала мне злополучный листок.
 -  Как ты красиво написал, - сказала она. -  Жаль, что это  не мне, я ведь тоже Валя.
 -  Вале Соколовой, - смущенно  пробормотал я. Я не мог знать, куда деться от смущения. Девчонки лучше, чем мальчишки, чувствуют людскую душу. Я понял то, что она  внутрь меня  заглянула.
    И вдруг на уроке  Клавдия Ивановна сказала:
 -  Ребята, Коля написал письмо  Вале Соколовой, она от нас уехала.  Молодец какой!  Он ее не забыл. Мы ведь все ее не забыли. Давайте всем классом ей письмо напишем. Правильно, Коля?

     Все заорали, а я вдруг почувствовал глубокую обиду. Я был готов страдать за Валю, мне  было приятно, что  я защищал свою дружбу с ней, а теперь вдруг я перестал себя ощущать ее защитником. - Пусть пишут, подумал я, - а я напишу отдельно от всех.
   Я снова взял черновик, и начал его перечитывать. Оно вдруг показалось чужим, хотя было моей рукой написано. Вроде кто-то чужой, будто рассказ из книжки. Неужто я так красиво написал?
    Надо еще кое-что добавить. Про свою скучную жизнь. Я буду писать, я поверил в свои силы.
   С тех пор Клавдия Ивановна каждый раз на уроках читала  мои сочинения. Она читала не только мои. Класс как будто подменили. Каждый старался изо  всех сил. Кто-то даже стихи  сочинять начал.

    Пришло письмо от Вали. Она рассказывала о своей школе, о новых товарищах. Она сидела за партой с замечательным мальчиком, знатоком математики. Она так хорошо написала, так хорошо, что я сильно обиделся. Ни одного слова в мой адрес, будто меня нет и не было никогда, будто я не переживаю, что ее нет рядом.
    Я понял,  что это ревность. Но разве может быть ревность без любви?  Я  стал уже понимать, что есть настолько прочные связи, что их не могут  порвать никакая  разлука, никакие беды, настолько они  должны быть прочны.  Вот так  я почувствовал себя взрослым парнем. Передо мной распахнулся мир взрослых чувств.
    Это происшествие осталось глубокой раной надолго.  Я продолжал  думать о ней. Неужели она  была мне просто другом, как Сашка Ястребков, Санька Захаров?  В восьмом классе возле меня уже сидела Валя Новоселова, прекрасная девчонка, но в душе боль осталась.   Я часто думал о том, как хорошо было бы поехать в Краснодарский  край, к рыжику Вале Соколовой.  Как там складываются  у нее взаимоотношения с новым ее  приятелем? Осталось ли   в душе  у нее чувство ко мне?  Нет, когда я буду взрослым женатым  человеком, между мной и ею не встанет никто третий. Я этого не допущу.

    В душе  ностальгия по ушедшему. Каким звонким и счастливым было детство. Я порастерял своих школьных  друзей. Первая больная потеря -  Валя. Было много других потерь и приобретений. Но знаю, помню,  над нами гремели грозы, шли дожди. Но потом было голубое небо, Цвели  розы, жили прекрасные люди. Я верил им, я и теперь верю в жизнь. Никакими ухищрениями  нельзя разлучить друзей, обвести людей вокруг пальца, обмануть надолго, правда всегда возьмет верх. В хорошее надо верить.