Танталовы муки Гефеста

Прошло уже две недели с тех пор, как Романа Мастеркова перевезли из больницы домой. В больнице Роман тоже провёл две недели. Туда его привезли прямо с троллейбусной остановки, на которой его сбил пьяный водитель.

В больнице Роман испытывал самые противоречивые чувства. С одной стороны, чего хорошего, если сломаны обе ноги, правое предплечье и мизинец на левой руке. А, с другой, – повезло, что легко отделался, ведь пострадали только конечности. Череп и все внутренние органы не задеты и функционируют нормально. Могло быть и хуже… Можно было вообще погибнуть или стать овощем.

Приятно было осознавать себя живым, пусть и привязанным к кровати. Одна беда: человек, привязанный за обе загипсованные ноги к кровати, да ещё со сломанной правой рукой, испытывает определённые трудности с тем, чтобы самому себя обслуживать.

Медперсонал не особенно докучал ему: врачи приходили раз в день, спрашивали про самочувствие и уходили. А что ещё они могут сделать, он же в гипсе? Медсёстры мерили температуру, делали укол в живот, и больше их и не было видно. Впрочем, с его кровати не видно было вообще ничего, что происходило за пределами палаты. Роман чувствовал себя, как узник в пещере Платона, и мог только по звукам догадываться о происходящем в коридоре.

Нянечки утром  протирали пол и исчезали на весь день, если только не вызовешь кнопкой вынести судно. Ещё буфетчица три раза в день привозила свою тележку, ставила поднос с едой на тумбочку, а там, или ешь, если сможешь дотянуться, либо лежи голодный, с ложечки тебя кормить не станут.

Наверное, всё из-за того, что у младшего медперсонала зарплата маленькая, а больных много. Бывалые люди советовали Роману стимулировать нянечек материально. Его старший брат Адриан Степаныч их и стимулировал, и они прямо на глазах преображались в ангелов: и подушку Роману взбивали, и одеяльце поправляли, и слова всякие сочувственные говорили. Но как только Адриан уходил, сеанс сочувствия и милосердия заканчивался. Это, как разговор по таксофону: хочешь продолжать, брось ещё монетку.

Вероника, увидев, что муж похудел настолько, что скоро гипс будет сваливаться, устроила заведующему отделением травматологии скандал, и добилась, чтобы Романа под расписку выписали из больницы долечиваться на дому. Что-что, а скандалы она умела закатывать! Адриан Степаныч организовал медицинскую перевозку, а Ника арендовала специальную медицинскую кровать с двумя блоками, чтобы привязанные ноги были на весу.

Так Роман Мастерков оказался у себя дома, в обществе обожаемой жены. Нике пришлось специально договариваться с начальником, чтобы тот разрешил ей взять работу на дом, ведь нужно было ухаживать за мужем.

По ночам Роман со своего «прокрустова ложа» косился в сторону дивана, на котором спала Ника. Он старался лежать тихо-тихо, не ворочаться с боку на бок, несмотря на зудящие опрелости на спине. А днём, когда Вероника, накормив его завтраком, уходила на кухню, чтобы там поработать с какими-то документами, Роман оставался в комнате один на один с телевизором, потому что даже книги читать было непросто – странички надо переворачивать, – а любая двигательная активность давалась ему с трудом.

Парню двадцати шести лет отроду нелегко сидеть без дела. От безделья и слабости он часто засыпал днём. А потом ночью лежал без сна в темноте, глядя в потолок, чтобы не смотреть в сторону Ники, разметавшейся по постели. Но волей-неволей голова его поворачивалась в её сторону. Насмотревшись, он прикрывал глаза, представлял себя рядом с ней, и в его мыслях возникали картины их медового месяца. Воображаемое выматывало его, и под утро он засыпал.

***

Все эти две недели Вероника неотлучно была при нём, выходя только на пробежку по скверу или в магазин за продуктами.

– Я бы на её месте уже давно с ума сошёл, – думал Роман, зная деятельную натуру Вероники и поражаясь её терпению, ведь за эти две недели она ни разу не ходила ни на вечеринку, ни на танцы, ни даже в кино, хотя раньше не могла усидеть дома и двух вечеров подряд.

Роман поделился своими мыслями с братом, зашедшим его навестить.

– А ты отпусти её в пятницу на дискотеку, – посоветовал Адриан, усевшись на табурет, придвинутый к кровати.

– Как же её отпускать одну, без провожатого? Она с тех пор, как мы начали встречаться, ни разу без меня на дискотеки не ходила и вообще никуда.

– Тебе, брат, сейчас не до танцев. Плохому танцору, как говорится, и гипс мешает! Ещё пару недель будешь на вытяжении лежать, а потом на костылях, тоже не попляшешь, – сказал Адриан, не заметив, как сзади к нему на мягких лапках подобралась его жена Люда.

– А давай-ка, Рома, я Нику к нам на корпоратив возьму, я тоже что-то давно не отрывалась, – сказала Людмила, – а с тобой Дрюня посидит.

– Люда дело говорит! – сказал Адриан, – мы тут с тобой в шахматишки сыграем, я за тебя буду фигуры двигать, куда скажешь, а Люда приглядит, чтобы нашу красавицу не украли.

– Это, выходит, Ника красавица, а я что ли при ней – старая дуэнья? – надулась на мужа Людмила.

– Что ты! Вы с Никой – две самые красивые женщины нашего города! – сказал Роман, считающий, что доброе слово и кошке приятно, а от него не убудет сделать невестке комплимент, хотя, если честно, до Ники ей далеко.

Не очень-то хотелось ему отпускать жену на танцульки, но надо же дать ей как-то расслабиться хоть раз за месяц.

В это время Вероника вышла с кухни, неся мужу чашку чаю.

– Ника, мы с тобой в эту пятницу идём на корпоратив! Будем там блистать! Шеф обещал живую музыку, известных артистов пригласили, шампанское, призы и всё такое! – сказала Людмила.

– А я с Ромой посижу, ты, Ника, не беспокойся, – сказал Адриан и добавил театральным шепотом, – и пригляди там, чтобы мою красавицу кавалеры не увели.

***

Всю пятницу Вероника была в приподнятом настроении. Утром вместо пробежки по скверу она сбегала в салон красоты. А ужин для Романа перенесла на час вперёд.

Она подала прикованному к постели мужу горшочек с домашними пельменями и стакан морса. Роман попытался взять стакан своей правой рукой, закованной в гипс, но опрокинул его на поднос, так что Веронике пришлось идти на кухню и принести новый, на этот раз с соломинкой, а Роману пришлось ловить её губами.

Он взял ложку в левую руку и поймал ею пельмень, но не смог донести его до рта, пельмень свалился с ложки на одеяло, а бульон пролился на Роману грудь. Он попытался выловить из горшочка ещё один, но его постигла та же участь. Вероника покачала головой и стала кормить мужа с ложечки, как маленького.

– Всё! Мне пора собираться на корпоратив, – она вытерла мужу рот салфеткой и унесла поднос на кухню.

Потом Вероника ушла в ванную, а Роман слушал, как она напевает что-то из репертуара Донны Саммер. Без сомнения, у неё было приподнятое настроение.

Она вернулась из ванной, обернув бёдра махровым полотенцем.

– Хватит пялиться! Инвалид, а туда же! – проворчала она.

– Знаешь, Ника, ты похожа на древнегреческую богиню. Прямо, Венера Милосская, особенно, в этом полотенце на бёдрах.

– А так? – Вероника улыбнулась и сбросила полотенце на пол.

– А так, – прошептал он восхищённо, – ты похожа на Венеру Таврическую.

Вероника заулыбалась, довольная произведённым эффектом, но потом тяжело вздохнула и начала одеваться. Делала она это не спеша, а Роман во все глаза следил за её плавными движениями. Надев очередной предмет туалета, она минуту-другую стояла перед зеркалом, поворачиваясь то влево, то вправо.

– Мастерков, давай со следующей получки трельяж купим, а то мне себя со спины не видно, – сказала она, не спеша раскатывая кружевные чулки на своих точёных ножках.

– С учётом того, что я на больничном, со следующей не получится, – ответил Мастерков, наблюдая, как Вероника в одном белье и чулках крутится перед зеркалом, прикладывая к груди то одно платье, то другое. – Я уже давно на больничном, а стаж у меня ещё маленький. Так что с трельяжем придётся обождать.

Платьев, подходящих для корпоратива, было только семь, и Вероника начала по очереди примерять их. Надев очередное платье, она критически осматривала себя в зеркале.

– Ну, что скажешь? – спрашивала она у мужа.

– Красота! – отвечал Роман, – тебе очень идёт!

– Много ты понимаешь! – говорила она, снимая платье и надевая следующее.

– Ника, ты рискуешь опоздать, – сказал Роман.

– Не могу же я пойти без платья! Какой ты чёрствый, Мастерков, тебе всё равно, как жена выглядит.

– Ты в любой одежде прекрасно выглядишь, и, кстати, без одежды тоже.

– Ну, ты и маньяк, Мастерков. Кто о чём, а вшивый о бане!

– У кого что болит, тот о том и говорит, – ответил он пословицей на пословицу.

– Я-то по простоте душевной считала, что у тебя только руки-ноги болят, а ты, оказывается, совсем плохой, – сказала она и вздохнула, – придётся мне надеть это, итальянское.

Она надела что-то умопомрачительное с глубоким вырезом на спине.

– Сногсшибательно! В этом ты там всех затмишь! – восхитился Роман.

– Само собой! Но так идти нельзя, – сказала она, сняв платье.

– А что не так? – недоумевающе спросил Роман.

– А то, что под платья с такими разрезами бюстгальтер не надевают! – сказала Ника, решительно разоблачаясь.

Потом она вновь надела своё роскошное платье и наконец осталась довольна результатом.

– Всё, Мастерков, стриптиз окончен, – сказала она.

– Какой же это стриптиз? Это, скорее, стриптиз наоборот, – вздохнул Роман.

– Ну, обещаю настоящий стриптиз вечером, если ты ещё не уснёшь до моего прихода, а пока можешь расслабиться.

– Легко сказать, попробуй расслабься, когда перед тобой настоящая Венера Милосская.

– Никакая я тебе не Венера Милосская, я – Вероника Задунайская, – гордо сказала жена.

– Хорошо, если не Венера, то тогда Ника Самофракийская, – сказал он, козыряя своими познаниями в искусстве античности.

– Что ты меня всё с какими-то безрукими тётками сравниваешь? У меня, тьфу-тьфу, руки на месте, и даже не сломаны, как у тебя, – Вероника улыбнулась и добавила сочувственно, – а вот ты, Рома, теперь на Гефеста похож, тоже хромой и тоже работаешь по слесарной части.

– Точно, мы с тобой Гефест и Афродита!

– Ладно, согласна быть твоей Афродитой, если ты, когда встанешь на ноги, как Гефест, построишь нам золотой дворец вместо этой однокомнатной конуры, – промурлыкала Ника, стоя уже в прихожей и надевая плащ и туфли на шпильках.

– Ника, ты так и уйдёшь, даже не поцеловав меня? – спросил Роман.

– Ты, Рома, совсем как маленький ребёнок, я же могу помаду смазать! – Ника покачала головой.

Не снимая плаща, а лишь скинув туфли, Ника подошла к кровати мужа. Она наклонилась и поцеловала его в щёку, а он потянулся, чтобы обнять её и притянуть к себе.

Вероника осторожно, чтоб не испортить причёску, освободилась от его неуклюжих гипсовых объятий.

– Рома, да ты просто маньяк какой-то, сатир! Одно только на уме! Куда тебе обниматься, на тебе места живого нет.

– А вот и есть! – возразил Роман.

Вероника с укором покачала головой.

– Лежи и даже не трепыхайся, а то ещё что-нибудь сломаешь.
 
– Ладно, иди на свои танцульки, но я уже скучаю!

– А ты не скучай! «Если тебе скучно наедине с собой, значит, ты в дурном обществе», – процитировала она Сартра, – лучше книжку какую-нибудь почитай, пока Адриан не пришёл.

Ника взяла с полки первую попавшуюся книгу и положила на прикроватный столик.

– И никуда не уходи, – пошутила она, послала мужу воздушный поцелуй и, надев туфли, ушла развлекаться.

– Вот всегда так! Ты ей о чувствах, а она тебе о всякой ерунде, о книжечках, – тяжко вздохнул Мастерков, проклиная в душе свою беспомощность, – а ведь ещё две недели ждать, пока гипс снимут.

В сердцах он хотел было забросить книжку куда-нибудь в дальний угол, но вовремя спохватился. Ведь поднять книжку с пола он не смог бы. И пришлось бы тупо смотреть в потолок и представлять, как там Ника танцует, а вокруг неё толпятся подогретые спиртным посторонние мужчины с плотоядными инстинктами и здоровыми конечностями, гадающие, откуда же к ним на корпоратив залетела такая жар-птица.

Он решил посмотреть, что за книжку дала ему Ника. На обложке была надпись: «Кама Сутра».

Он открыл наугад одну страницу, потом другую.

– Ого, какая полезная книжка! – оживился Роман, – интересно, есть ли здесь какие-нибудь позы для инвалидов.