Культ предков. По книге Владимира Шанина Суриков,

Однажды мы с сыном отдыхали на курорте в Белокурихе Алтайского края. Было ему тогда десять лет. И, вот, когда мы пришли на приём к доктору, врач, как обычно, спросил меня: «Сколько вам лет?», я ответила: «Тридцать шесть». Сын на меня удивленно посмотрел и вопросительно одёрнул: «Мама…». Я сначала и не поняла, что неправильно назвала свой возраст, в то время мне было сорок восемь лет. Почему я так ответила – для меня не понятно, но такой грех со мной был.
Подобный случай описывает наш легендарный красноярский писатель Владимир Шанин в захватывающем, интереснейшем романе-исследовании «Суриков, или Трилогия страданий». Когда мама Василия Сурикова пришла на исповедь во Всехсвятский храм, священник её спросил: «Сколько тебе лет?» Прасковья Фёдоровна ответила: «Двадцать шесть» и тут же вспомнила про себя, что ей уже тридцать лет. Ненароком она  убавила себе четыре года. В то время Васе Сурикову было  семь месяцев.
Владимир Яковлевич подробно, ярко и живо описывает в своём романе всё, что, так или иначе связано с Василием Суриковым, с казачеством, с той эпохой, в которой он жил. Читая роман, редкая страница у меня осталась без подчеркнутых строк.
Василий родился 12 января 1848 году по старому стилю, по новому – 25 января. В этот день православные отмечают Татьянин день. А накануне, стоя в Воскресенском соборе на службе праздника Крещения, Трицарского дня, как говорили люди в романе, мама, Прасковья Фёдоровна, с жаром молилась, чтобы родился мальчик: «Дал бы Бог – век Пресвятой Деве Марии молиться буду». И уже молилась перед Пресвятой Богородицей: «…помоги и помилуй. Сделай так, чтоб дитя родилось в полном здравии».
Писатель с гордостью рассказывает о том, что Прасковья Фёдоровна родом из старинной казачьей семьи Торгошиных, именем которых называлась целая станица на Енисее, против Красноярска. «Со времён Ермака Тимофеевича! И Суриковы, и Торгашины рядышком казачили и в боях, и в походах, и в красноярской шатости были участники. Славный род!»
Владимир Яковлевич со знанием дела описывает, как Прасковья Фёдоровна, стоя на коленях во Всехсвятской церкви «каялась в своих прегрешениях: что «в Великий пост не выдержала и поела мясного; что не убоялась мужа и однажды прикрикнула на него – бес попутал бабу неразумную, что на Масленицу не ходила к заутрене – ребенчишко прихворнул, криком кричал всю-то ноченьку напролёт, и она тогда проспала…» «Бог наш Всевышний и Вездесущий прощает тебя, дочь моя»,  – ласково произнёс священник и поинтересовался, не было ли в доме смутьянских речей. «Не было, святой отец», – ответила Прасковья. В это время была эпидемия европейских революций. Священник озабоченно сотворил краткую молитву: «Спаси и сохрани, Господи, Россию». Священник мог быть спокоен: Суриковы  верны казачьей клятве, за Родину были готовы отдать жизнь.
Отец Васи, Иван Васильевич, окончил уездное казачье училище. По окончании училища он должен быть верстаться в казаки, но губернатор Степанов, лично экзаменовавший по отечественной литературе, отобрал Ивана Васильевича, за знание патриотического стихотворения Дениса Давыдова, к себе в канцелярию. Губернатор Степанов – инициатор, организатор и один из авторов Енисейского альманаха,  вышедшего в 1828 году к 200-летию Красноярска. Надо отметить, что в прошлом году этот альманах был переиздан профессором Григорием Быконей.
С любовью повествовал Владимир Шанин о бабушке художника, Наталья Афанасьевне. Она «вся в черном, как монахиня», имела «благоговейный трепет пред ликом Господним», не пропускала ни одной церковной службы. Через неё Суриковы породнились с Черкасовыми. «Черкасовы ставили острог на Енисее против Красного Яра, а потом более семидесяти лет защищали его от постоянных набегов кочевников». «…Овдовев двенадцать лет назад, себя блюла и Бога чтила, ещё пуще, ещё строже требовала того же самого и от всех Суриковых». Вот ещё один эпизод, который описывает наш писатель-земляк: как бабушке художника при закате солнца привидился старец Фёдор Кузьмич, к которому она ездила на богомолье летом, на Феодора Стратилата. Домочадцы явление старца объясняли «усердной молитвой и длительным стоянием на коленях перед образами» – вот и привиделось. К тому же, в доме, на стене, висели портреты императоров: Александра Павловича и здравствовавшего в то время Николая Павловича. Наталья Афанасьевна вспоминала о своем паломничестве к старцу: «Господь направил меня к нему. И не одна я была, а с богомолками – три старухи да четыре паломника из Расеи. Увидела – и  сердце захолонуло: ну чисто император покойный, Александр Павлович! Похож, как две капли воды. А может, это он и есть? Говорят, император-то и не помер вовсе, а тайно ушёл в народ страдать за грехи свои тяжкие…» Вернулась бабушка из Зерцал, что под Ачинском, где жил старец Фёдор Кузьмич, торжественно- воодушевленная, в глазах её была великая тайна, открыть  которую она не имела права.
Много интересных событий, встреч, традиций описывает Владимир Яковлевич, кажется, всю жизнь горожан и казаков расписал, весь уклад красноярцев изложил в трех красных книгах романа, всех не перечислить в маленьком рассказе, но об одном диалоге всё ж таки упомяну. В раннее утро рождения Василия в дом Суриковых заглянул десятский, бабушка напоила его чаем. После чая, десятский философствовал: «Откуда, к примеру, начинается грехопадение? В отказе от веры». Убийцу, замешенного в пожаре, случившемся на Новый год, он охарактеризовал, как «злодея, живущего без веры в Бога». Десятский, записав в амбарную книгу сведения о рождении ребенка, посоветовал не медлить с крещением: «А  то, бывает, ни в церкву не понесут, ни в управу не идут, назовут, как придётся, да так и живут, а дитя некрещеное растёт, грешное».
Как бы в ответ на эти пожелания десятского, и чтобы младенец рос умным и прославил свой род, на следующий день младенца Василия окрестил священник Красноярской Всехсвятской церкви Иоанн Евтихеев, повесил на шею младенца серебряный крестик на шёлковом шнурке, передал крестной матери Ольге Торгашиной и сказал: «Отныне ты, раб Божий Василий, должен безропотно нести крест свой и в послушании да обретешь Царство Божие на небесах!»
Василий Суриков это завещание исполнил, он впитал в себя всю культуру и историю сибиряков, семейные казачьи традиции, перенёс это на холсты своих картин, восславив свою родину. "В Бузимовке, – записаны воспоминания художника, – мне вольно было жить… И масленичные гулянья и христославцы. У меня с тех пор прямо культ предков остался..."
Культ предков может стать и нашим достоянием, нашей жемчужиной, если мы с такой же любовью будем относиться к своим традициям, интересоваться своей родословной и историей того места, где живём. И поможет нам в этом роман Владимира Шанина – прекрасная полная энциклопедия красноярской жизни суриковской эпохи.
11 марта 2018