Глава 8. Трое на острове

Надо же мне было так попасться! Ведь слышала, что есть снадобья, которые, если подмешать к вину, подавляют волю – не как бандж, от которого человек просто отключается. Нет, вы остаетесь в полном сознании, но стойкости у вас не больше чем у тряпичной куклы, и вы отвечаете на любой вопрос, не в силах отказать ни в чем. Спасение одно – говорить всё, что приходит в голову, в море пустых слов топить ту правду, которую от вас хотят услышать.
Я и говорила – так велико было мое желание не предать Его Высокопреосвященство – говорила так, как не откровенничала даже с Катрин. Подробности моей жизни мелькали перед глазами, как стекляшки в калейдоскопе – всё что угодно, только не адреса, пароли, явки и имена агентов.
…Нет лучше времени, чем предрассветный час, когда, сон особенно крепок, для того чтобы уйти по-английски. Остров лежал не далее как в полулье от берега, для меня не составляло труда преодолеть это расстояние. Однако стоило мне сделать первые шаги, как внезапно проснувшаяся Мадлен рысью устремилась вслед за мной, чтобы вцепиться в мои запястья со словами:
-Куда же вы, сударыня? Неужели вам с нами так плохо?
Не хотелось применять к ней жестокие приёмы, вроде вырывания гортани и тому подобных вещей. Словно прочитав мои мысли, эта маленькая свинка отскочила на несколько шагов, продолжая следить за мной, как волчица за добычей. Луизон же оббежала вокруг меня и остановилась за спиной, отрезая дорогу.
-Не то чтобы плохо, однако не хочу обременять своим обществом. Разрешите без вашего участия свершать мой грешный путь земной, - отвечаю я.
Перемигнувшись, они с двух сторон вцепились ладошками в края моей юбки и отпрянули назад, так что я теперь не могла дотянуться ни до одной из них, не порвав платья. Ну это уж слишком, как бы ни была велика моя признательность за то, что помогли выбраться из Тамплемарской обители, (кстати, тут еще следует разобраться, кому я обязана этой командировкой!) нельзя так обращаться с лучшим секретным агентом Франции. Для начала, делаю подсечку, от которой эта самоуверенная Мадлен, по идее, должна отлететь на десять шагов, заливаясь слезами и держась за подбитую голень. А она вместо того увернулась, и вот уже моя нога, подброшенная ее могучей дланью, летит вверх, а все остальное тело, соответственно, вниз. Я обрушиваюсь мягким местом на не столь мягкую почву острова. Больно! Вскакиваю на ноги и со злости круговым движением головы врезаюсь затылком в лицо Луизон, которая, бедняжка, ни в чем не виновата, просто сил ей не хватило, чтобы удержать меня от падения, хоть она и обхватила меня вокруг туловища сразу, как только я начала терять равновесие.
Теперь мы опять стоим, настороженно следя друг за другом. У Луизон кровь из рассеченной брови заливает лицо, и я вижу, что до конца дней ей не избавиться от шрама. Жалко, она красивая девочка…
-Простите меня, мадемуазель Луизон, - говорю я. – Больно, да?
-Пустяки, сударыня, - смиренно отвечает она, и от ее кротости мне еще больше не по себе, хоть она и продолжает, насколько ей позволяют моргающие глаза, ловить мои движения. Вернее, от этого тоже не по себе, я уже знаю, что их опасно недооценивать.
Мадлен, похоже, смекнула, что от Луизон теперь ближайшее время не стоит ожидать особых боевых подвигов, и бросилась на меня, желая привести мою левую бровь в такое же состояние, и ей бы это удалось, если бы не предостерегающей крик маленькой испанки. Подчиняясь, блондиночка оборвала атаку на последней секунде, и все же успела сделать подножку, так что я, вопреки всем моим умениям, снова шлепнулась на землю – ровно так же как в первый раз. Вечно у меня эта часть тела страдает от таких добрых христианок, с монастыря так повелось. Аж слёзы на глазах выступили – злые слёзы…
-Да что вы со мной делаете, дьяволята! – выкрикиваю я, подхватываю первый попавшийся под руку предмет и обрушиваю на неё.
Добрый господь сделал так, что этим предметом оказалась всего лишь одна из набитых травой подушек, которые сегодня служили нам для ночлега, с помощью которой вреда не причинишь, как не старайся. Заливаясь облегченным смехом, они подхватывают две остальные подушки, и начинают слаженно, как добрые кузнецы, колотить меня. Некоторое время мы обменивались ударами, потом случилось так, что их обеих я придавила к земле:
-Попались, чертовки!
Они продолжают смеяться, и не трудно понять, почему. Руки у них свободны, так что я без труда могу заглянуть на несколько секунд вперед.
Не желая прийти к бесславному для меня финалу нашей титанической борьбы, я отпустила их со словами:
-Довольно, наигрались. Будь по вашему. Честью клянусь, не стану противиться.
Стоит ли ссориться из-за наших политических раздоров?
Ох, как же они были счастливы! Тут же принялись с трогательной заботливостью лечить мои синяки, которые сами же наставили. Луизон торопливо сорвала подорожник – совсем как когда-то мы с Катрин в монастыре после очередной порки, - прижала к своему окровавленному надбровью – всё мимоходом, для неё забота о моей персоне на тот момент была важнее. Мадлен притащила кусок пирога с творогом, сунула мне в руку, принялась складывать костер:
-Сейчас рыбки поджарю, один момент, - бросила она через плечо.
-Насколько я понимаю, вы и есть та дама, которая хотела нечто продать его высокопреосвященству? - спросила я.
-Видишь, Луизон, я же говорила! Святые могут прорицать истину!
-Не знаю, мадемуазель Жерве, о какой святости вы говорите. С моим опытом было бы грешно об этом не догадаться. Если уж так случилось, что все мы здесь сегодня собрались, я хотела бы вернуться к предмету переговоров. Предложение еще в силе?
-Видите ли, донья Шарлотта. Возникло обстоятельство неодолимой силы, которое помешало бы нам с Мадлен исполнить свои обязательства, даже если бы сделка состоялась. Заметили ли вы большую кучу дров, сваленных возле монастырской стены?
-Сознаюсь, что не придавала этому предмету большого значения, хотя и отметила их существование.
-Ну так вот, список с именами людей, который желает получить господин Ришелье, в настоящее время погребен под этими дровами.
-Вот как?
-Согласитесь, что это трудно было предвидеть. Мы с Мадлен полагали, что в земле можно надежно укрыть шкатулку с упомянутым списком. А на следующий день дрова надежно скрыли от нас возможность извлечь наш товар обратно.
-Понимаю. Наверное, на вашем месте я бы в отчаянии кусала локти, донья Луизон… или как вас зовут на самом деле.
-Беатриса, если вам это важно. Я не склонна впадать в грех уныния по таким поводам. Ведь, в конце концов, достаточно и того, что в нашем письме мы предоставили кардиналу доказательства того, что список существует. И замысел наш увенчался успехом… почти.
-Как вы узнали мое прежнее имя? Признаться, у меня до сих пор мороз по коже, когда я вспоминаю ваш голос: "Держите Шарлотту Баксон!", - пожаловалась я.
-Простите меня… -Луизон, казалось, была искренне огорчена. - Я тогда не знала… сколь тяжкие счеты связывали вас… ну словом, - испанка совсем запуталась. - Имя я узнала, подслушав один разговор. Мне нужно было как-то узнать вас среди одинаково одетых монахинь…
-И вам показалось, что монашеский капюшон горит на моей голове.
-Ну, примерно так.
-Скажите, Беатриса, что привело вас в приют? Вы не кажетесь одинокой сиротой.
-У меня было рекомендательное письмо с просьбой принять двух сироток. Под ним стояло имя моей тётушки, доньи Анхелики де Монтемайор. Тамплемарская обитель обязана ей щедрыми дарами. Этот монастырь показался мне удобным местом для встречи с той, кто приедет забирать список.
-Как же ваша тётушка позволила вам принять участие в столь рискованном мероприятии?
-Она и не позволяла… -с грустной улыбкой ответила Луизон, как я по-прежнему буду ее называть. - Просто я выбрала для визита такой момент, когда тётушки не было дома, а слуги знают меня, и не посмели отказать мне в праве войти. Я знаю где лежит печать тётушки, и как выглядит ее почерк. - Не похоже было, что Луизон гордилась своими плутнями, как мы с Катрин, скорее, ее печалило несовершенство мира, принуждающее идти такими лживыми тропами. - А сам список достался нам от одного чиновника, служившего при Брюларах. Будучи в тюрьме, где он ожидал кары за разоблачение своих прежних махинаций, однажды этот человек, в надежде спастись, просунул медальон, внутри которого лежало несколько исписанных мелких почерков листков, сквозь щель между камнями кладки. Он думал, что передает его тюремщику, чью благосклонность сможет купить благодаря выгодам, которые можно извлечь их этого списка. А попал он в руки моей подруги Мадлен, которая после этого смогла убежать из участка, потому что ее сочли слишком юной, чтобы за ней серьезно приглядывать. Но перед этим она услышала предсмертные стоны этого человека, которого задушили прямо в камере, вероятно, опасаясь разоблачений, которые он мог сделать, так что помочь ему было уже никак нельзя.
-Рыбка поджарилась! - услышали мы веселый голосок Мадлен. - Хватит вам про ваши шпионские дела болтать!
Ну и что мне оставалось делать, после того как я узнала всю эту историю? Я им поклялась честью, что не буду противиться их гостеприимству. На острове мы провели несколько дней, и надо сказать, это было не самое плохое время. Они за мной ухаживали, как не смогли бы самые преданные горничные и кухарки, вместе взятые. Больше всего они жалели меня из-за тех бесчисленных розог, которые когда-то обрушились на мои бедные ягодицы – такие вещи, как клеймо на плече или смерть Андре они с трудом воспринимали в силу своей юности. Как они сожалели о том, что не успели родиться лет так на двенадцать раньше, чтобы иметь возможность стать подругами моего детства! Небось, и близко бы не подпустили ко мне ни одну злую монахиню!
Остров был хорошо обустроен. У них был даже огород, по тому же образцу, как в монастырских обителях. И вот что странно: обе они трудились по свободной воле, оставляли работу, когда хотели, чаще всего для того, чтобы сотворить молитву, а сделать успевали больше, чем монастырские послушницы, не разгибающие спин от страха перед начальством.
По утрам Мадлен молилась, глядя на восход солнца. В вечерних сумерках она могла разглядеть, как маленькие феи кружатся в хороводе вокруг разлапистых корней дерева, стоявшего в полусотне туазов от нашего стана.
Мне видеть фей было не дано. Поэтому я с неизменным интересом слушала Мадлен, когда мы, привалившись друг к другу плечами, полулежа на тех самых травяных подушках, пытались подглядеть таинство.
-Мадлен, не зови ты меня дамой от кардинала, - требовала я. – В твоих устах это звучит, как ругательство. Лучше зови меня миледи.
Рассказали они и о своей безумной затее с орденом святой Каролины. Вот уж не думала, что я могу казаться воплощением святости.
Однажды Луизон спросила меня:
-Донья Каролина, откуда у вас этот перстень? Он не подходит к прочим вашим вещам.
-Луизон, я вовсе не святая, - ответила я, как ни горько было расставаться со сказкой. - Я убийца и отравительница. Одна женщина знала очень многое, и никак нельзя было, чтобы она воссоединилась со своими друзьями. Я пыталась похитить ее из Бетюнского монастыря, и когда это не вышло, я дала ей яд, который хранился в этом перстне. Простите меня, милые, только не гожусь я в святые.
Луизон не ответила, только взгляд ее, как всегда задумчивый и печальный, устремился на водную гладь реки Диль.


Рецензии
Теперь стало гораздо понятнее, чем в прошлый раз, ибо стала известна предыстория этого эпизода на острове. Теперь всё смотрится убедительнее и естественнее.

Опять придерусь к частностям.

1. Лье равна 4 км. даже для Волги много.
Ну и проплыть 1 км. подвиг достойный восхищения.

2. С самого начала драки донья Шарлота допускает тактическую ошибку. Ни в коем случае нельзя начинать бой на два фронта. Поражение гарантировано.

Первое, что надо было сделать - выйти из окружения.
Когда противников двое, это сделать очень легко. Нужно просто выйти в любую сторону.

Когда их больше двух, тогда нужно прорываться через одного бойца - жёстко атаковать, в последний момент проскользнуть мимо врага вплотную к нему, либо справа, либо слева, как масть ляжет.

Противодействовать этому прорыву никакой противник не может. если он бодро атакует навстречу, то тем легче и быстрее вы проскользнёте мимо него. Если он стоит на месте, вы пользуясь преимуществом подвижности, опять-таки легко проскользнёте. Если он избрал тактику отступления, он тем самым выходит из круга оцепления, открывая вам две огромные бреши справа и слева от себя, и вы уходите в любую сторону.

Если бы героиня действовала по этой стандартной схеме, тогда и не вышло бы конфуза с юбкой.

Это даже не требует тренировок. Просто надо знать теоретически. И уже на этом этапе это начинает работать.

Далее, непонятно, каким образом героиня, находившаяся в столь неудобном положении, когда её тянут за подол в разные стороны, сумела дотянуться ногой, до ноги противника, чтобы сделать подсечку?

Длина юбки - 90 см. Длина вытянутых рук, которой этот подол удерживается ещё 60 см. Достать на полтора метра, с учётом, что тебя жёстко тянут в другую сторону, по-моему нереально.

Я бы на месте героини поступил бы иначе - объединил бы свои усилия с усилиями той из противниц, которая тянет сильнее. Вдвоём мы легко бы перетянули и вывели из равновесия вторую из противниц.

Когда человек выведен из равновесия, он не защищается. В глубине его психики сидит страх перед падением. Он заложен ещё в детстве, когда человек только учился ходить и падал. Этот страх перед падением парализует его, как кошку, которую подняли за шкирку. Правда длится это долю секунды. Но этого вполне достаточно, чтобы нанести удар.

Итак, неприятельница, потеряв равновесие, начинает падать в мою сторону. Для восстановления равновесия, она вынуждена сделать шаг, или два в мою сторону. И прекрасно попадает на расстояние удара.

Можно ударить рукой, (защиты-то нет), а можно и ногой. Нога дальше достаёт, удар сильнее, а главное, она скрыта оттянутым подолом. Противница просто не видит её.

Тут, уж, как масть ляжет. Рукопашный бой, это вообще умение мгновенно использовать внезапно открывающиеся возможности.

После этого, та, которая получила удар, допустим, это была Мадлен (хотя нет разницы), выпускает подол, начиная понимать, что защищать руками лицо полезнее, чем держаться за тряпку.

После чего можно выскользнуть из окружения и заняться второй противницей, держа обеих неприятельниц в поле зрения, как бы прячась от одной, за другую.

Если бы вторая попыталась напасть на меня, обойдя подругу справа, или , слева, я бы сделал шаг ей навстречу, и стал бы прятаться уже за ней от её подруги. Просто они поменялись бы ролями, но ситуация осталась бы прежней. - С одной дерусь, от второй прячусь за ту, с кем дерусь.

Это стандартная тактика боя против группы. Изучить её можно за 1-2 занятия. Это многократно проще, чем научиться хотя бы одному единственному удару.

Ну, а исход боя уже зависит от того, кто лучше умеет драться. Как-то так. Я пишу это, как человек отдавший 24 года жизни боевым искусствам.

Если бы я был учителем Шарлотты, она бы мыслила именно так.

3. Теперь другой вопрос, как перевести эту безобразную драку в дружескую потасовку подушками?

Скажу честно, не знаю. На практике обычно бывает наоборот - дружеская потасовка подушками переходит в зверскую драку. Обратных прецедентов мне не известно.

Тут мне видится некоторая натяжка.

Вообще, женщины не столь склонны к мордобою. Разве только в состоянии истерики.
Если же такого состояния нет, они берегут правильность своих носиков и сохранность зубов и не рискуют ими.

Сама природа подсказывает женщине, что не стоит драться. Пусть самцы за неё дерутся, а она уж так и быть, стыдливо улыбнётся победителю.

Скорее, Шарлотта бы мило улыбалась, или плакала, выжидая момента. Неожиданно тяпнуть зазевавшуюся охранницу чем-то тяжёлым по голове, прыгнуть в лодку и удрать. Это было бы в духе. А если не получилось - плакать и просить прощения, вынашивая под маской смирения другой подлый замысел.

Как сказал мой учитель - Александр Медведев, в бою есть три главных вещи - это подлость, подлость и подлость.

Михаил Сидорович   15.10.2021 09:36     Заявить о нарушении
Михаил, вы были правы. Нельзя верить на слово Шарлотте Баксон. Наверное, было примерно так.

Во-первых, она действительно была сильно подавлена после Бетюна и Армантьера, находилась не в лучшей своей форме, нервы расшатались, поэтому совершала досадные ошибки. Но всё же не до такой степени, как здесь описано.

Надеюсь, не будут слишком большой смелостью с моей стороны предположить, что она все-таки способна на сострадание, способна понимать чужую боль, поэтому не лгала, признаваясь, что у нее сердце разрывалось от жалости к детям, находящимся, как она думала, в таком же положении как она когда-то, и от своего бессилия помочь. Поэтому она была ограничена в своем первом разговоре с Луизон-Беатрисой, так как боялась, что девочку накажут из-за нее. К тому же, героиня изображала прокаженную, а Луизон изображала страх перед прокаженной, говорить с ней означало мучить ребенка, а признаться что не прокаженная - слишком большой риск. Впрочем, монахине она тоже говорила, что не прокаженная, разумеется, не поверили.

По этой причине она не могла болтать долго, но про вторую гостью всё же спросила. Луизон же ответила: "О, не спрашивайте об этом, это тайна!" Этим ответом она хотела вызвать интерес к себе, на тот случай если не удастся увезти пленницу в первый же день. Чтобы та сама тянулась к Луизон, пыталась узнать, что за тайна.

Далее, миледи действительно вздрогнула при словах Держите Шарлотту Баксон, потому что находилась не в лучшей форме, но если бы и не вздрогнула, она бы выдала себя тем, что осталась сидеть неподвижно, в то время как другие монахини начали оглядываться, им же было интересно узнать, что за Шарлотта Баксон и почему ее надо держать. А начать оглядываться она не могла, так как ее не знали в лицо и быстро бы разоблачили как лже-монахиню.

Миледи солгала, что упала в обморок после отбытия аббатисы. На самом деле она хотела выиграть время, послушать, что будет происходить пока она в обмороке, оценить обстановку. Таким образом, она слышала, как Гертруду избрали аббатисой, как ее разоблачили и как Гертруда за нее заступилась. Предпочла скрыть, чтобы не рассказывать что Гертруда клейменая. Далее продолжала изображать обморок, понимая, что в таком виде вызывает больше сочувствия окружающих, согласно поговорке "Какой ты хороший, когда спишь". Хотела сбежать при первом удобном случае, но из-за вынужденно неподвижной позы действительно сон свалил.

Во время драки на острове при попытке выйти из окружения ее все-таки поймали за юбку, потому что Мадлен и Луизон тоже не стояли на месте, а двигались миледи наперерез таким образом, чтобы не давать выйти из окружения. Далее все было как вы советовали, Луизон подставилась под удар ногой и дала рассечь себе бровь, но подол не выпустила, а Мадлен перестала тянуть на себя, сделала шаг навстречу пленнице, сзади обхватила Шарлотту за плечи (а физически она сильнее) и сделала резкое круговое движение, опрокидывая миледи на землю, подоспевшая Луизон помогла прижать к земле, при этом миледи не били и не оскорбляли, а наоборот, говорили что-то успокаивающее.

Далее, Мадлен встала, отрезая Шарлотте путь к лодке, при этом на голове у нее была шапка изнутри проложенная ватой для смягчения удара. А поблизости от Шарлотты положили какое-нибудь полено, выдолбленное изнутри и оттого более легкое, чем казалось героине. Кроме того, где ни будь на дереве или пеньке рядом с Мадлен укрепили какое-нибудь маленькое зеркало, в котором отражалась не Шарлотта, а тот участок, который Шарлотте предстояло преодолеть во время рывка к Мадлен. Когда видишь, что сейчас будут бить по голове, легче минимизировать последствия. Колюще-режущие предметы тщательно убрали из зоны доступности доньи Чарлоты, кольчуг то у них нет под платьями. И, разумеется, лодка была тщательно пристегнута к берегу цепью, расположенной с противоположного борта, так чтобы героиня не могла этого видеть.

Далее, когда Шарлотта начала плакать и просить прощения, она ожидала что ей дадут пару пощечин, запрут в сарае и можно будет спокойно вынашивать под маской смирения другой подлый замысел. Но это потому что раньше она притворно плакала только перед такими честными и порядочными людьми как сестра Марго или те двое сыщиков, которых потом скорее всего сожгли на костре за содомию после перформанса, который Миледи с ними сделала. Которые честно упивались своим торжеством над беззащитной героиней. Но она имела дело с не менее подлыми и вероломными, чем она сама, людьми. Которые хотят перевербовать героиню на сторону испанской разведки. Связанная и запертая в сарае Шарлотта для них не представляет никакой ценности.

Поэтому Луизон начала утешать плачущую героиню (уже разрыв шаблона для последней) и даже просить у нее прощения, что выглядело особенно впечатляюще в свете того, что у Луизон на лице еще не высохла кровь от ботинка Шарлотты. Мадлен по плану должна была играть роль злого следователя, вставляя время от времени реплики в духе "Да я ее сейчас на ленточки порву", но с самого начала плюнула на роль и тоже стала успокаивать Шарлотту в духе: "Фигня, сударыня, у меня там все равно одна кость, и та дубовая". И вот тут ее под шумок связали словом чести не делать больше попыток сбежать с острова.

Что получается:
1. Если присмотреться, Шарлотта плутовала исключительно в целях противостояния подлому, агрессивному насилию. Это была вынужденная хитрость, самооборона слабой против сильных. Она научилась получать удовольствие от хитрости. А какое удовольствие в том, чтобы нарушить слово, обмануть тех, кто ей доверился?

2. Шарлотта уже не уверена, что сможет обмануть - стоит ли ради новой попытки к бегству терять уважительное отношение, терять репутацию человека чести?

3. Оставаясь на острове, можно попробовать сторговаться насчет списка - в конце концов, за этим она и приехала. Так что дальше все было примерно как в тексте, поскольку слезы Миледи были притворными, разговор быстро вышел на показанный в тексте светски-ироничный тон.

Не знаю уж, то ли Миледи опасалась, что Михаил Сидорович назовет ее подлинные действия и замыслы подлыми, то ли не хотела открывать мне свои шпионские методы. Поэтому она предпочла рассказать о случившемся в том ключе, как у меня написано.

…Говорят, в Дубае - самые высокие здания в мире, потому что когда где-то строят более высокое здание, султан тут же дает денег на постройку еще высокого. Вот и я решил последовать его примеру.

Антон Курилов   17.10.2021 19:49   Заявить о нарушении
Антон, по Дубай я не врубился.

Про мотивы тоже. Но действуя стандартным образом, даже очень слабый боец может выйти из кольца сильных бойцов (если только его не вырубят при первом же сближении).

Из кольца двух бойцов можно выйти даже не сближаясь с ними (если только дело не происходит в узком коридоре) Тогда всё же придётся сближаться.

Но тут дело-то было на открытой площадке. Так, что выйти можно было легко, без сближения и без риска.

Однако, прежде, чем вообще, что-либо делать, сначала надо освободиться от захватов. У вас героиня этого не сделала. Не понимаю, каким образом она вообще смогла дотянуться ногой до ноги противника.

Длина ноги примерно равна длине юбки. Расстояние равно длине юбки плюс длина рук, удерживающих подол. Даже по кратчайшему расстоянию она не достала бы 60 см. Но кратчайшее расстояние это на уровне тазобедренных суставов, а вниз наискосок ещё больше.

Может быть, всё таки дать ей как-то освободиться?

Михаил Сидорович   18.10.2021 06:55   Заявить о нарушении
))
Я имел в виду, что как в Дубае надстраивают небоскреб, чтобы он все время получался выше чем у соседей, так и я взял те приемы, которые вы приписали героине, и придумал для своих героинь контр-приемы. Чтобы не Великолепный ослабел, а противники Великолепного оказались еще более крутыми.

Не понимаю, каким образом она вообще смогла дотянуться ногой до ноги противника.

Длина ноги примерно равна длине юбки. Расстояние равно длине юбки плюс длина рук, удерживающих подол. Даже по кратчайшему расстоянию она не достала бы 60 см. Но кратчайшее расстояние это на уровне тазобедренных суставов, а вниз наискосок ещё больше.(с)

Михаил, наверное, я невнятно написал. Я уже согласился с тем, что ногой до ноги она не дотягивалась. А действовала как вы посоветовали - объединяла усилия с тянущей сильнее и била ногой из под подола.Просто я предложил контр-приемы со стороны Мадлен и Луизон.

Мотивы - я их тоже изложил. Кратко - вербовка Шарлотты Баксон.

Антон Курилов   18.10.2021 22:46   Заявить о нарушении
Вы пишете:
"Скорее, Шарлотта бы мило улыбалась, или плакала, выжидая момента. Неожиданно тяпнуть зазевавшуюся охранницу чем-то тяжёлым по голове, прыгнуть в лодку и удрать. Это было бы в духе. А если не получилось - плакать и просить прощения, вынашивая под маской смирения другой подлый замысел"

Вот я и предлагаю - пусть Шарлотта все так и сделает, но столкнется с описанными мерами противодействия.

То есть в этом варианте я не Шарлотту принизил, а своим ума прибавил. Так понятно?

Антон Курилов   18.10.2021 22:50   Заявить о нарушении