Дневник участника боёв под Ленинградом в 1942 г

 
Синявинская наступательная операция Волховского и Ленинградского фронтов (19 августа – 10 октября 1942 года) с целью прорыва блокады Ленинграда успеха не имела. Однако своим наступлением советские войска сорвали план захвата Ленинграда и помогли обороне Сталинграда и Северного Кавказа.

Как советские офицеры оценивали безуспешные попытки прорвать блокаду Ленинграда в 1942 году? Не в официальных реляциях, не в письмах родным, проверяемым военной цензурой, а на самом деле. Об этом рассказывают фрагменты дневника капитана Поселеннова, на которого было возложено командование 859-м стрелковым полком, воевавшим под Синявиным. Это участок Волховского фронта, где немецкие войска вышли на южный берег Ладожского озера, разорвав стык Ленинградского и Волховского фронтов, замкнув тем самым полное окружение Ленинграда.   Тот самый участок, где в 1941-м на Ленинградском фронте, на «Невском пятачке» был ранен отец президента В.В.Путина, где погиб солдат Яков Хенкин – фотограф-любитель, один из братьев Хенкиных, предвоенным фотографиям  которых была посвящена нашумевшая выставка 2017 г. в Эрмитаже.
 
Этот документ в немецком переводе добыл в 2021 году в немецких архивах и опубликовал на сайте «Прожито» в обратном переводе на русский мой родственник и соавтор Сергей Вячеславович Вершинин. Важное для истории свидетельство 80-летней давности участника одного из ключевых событий Великой Отечественной войны.

Предисловие С.В. Вершинина:
Судьба написанного слова может быть поистине невероятной. Думал ли капитан РККА Василий Поселеннов, сидя в блиндаже под бомбёжкой под Синявино в сентябре 42-го, что не пройдет и месяца, как доверенные им дневнику сокровенные мысли о войне в немецком переводе лягут на стол генерала для особых поручений Главного командования сухопутных войск вермахта (ОКХ), а несколько позже и рейхсляйтера Альфреда Розенберга, уполномоченного фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП?

ОКХ напечатает отрывки из дневника Поселеннова готическим шрифтом огромным тиражом и в пропагандистских целях разошлёт в части вермахта на Восточном фронте, чтобы поднять боевой дух и укрепить веру в собственное превосходство над Красной армией. Их будут читать все, вплоть до уровня роты. Опасения именно такого использования дневников, попавших в руки неприятеля, и было основой запрета их ведения на фронте.

Дневник Василия Поселеннова найден мною среди оцифрованных материалов в Военном архиве Германии (Фрайбург) и переведен обратно на русский.

Не менее драматична и судьба самого автора текста – Василия Ермолаевича Поселеннова, 1917 г.р., уроженца села Кошки Куйбышевской области, по гражданской профессии – преподавателя, начальника штаба 859-го стрелкового полка 294-й стрелковой дивизии, которому выпало в течение нескольких дней командовать полком, когда был выбит весь командный состав.

Осенью 1942 года его полк участвовал в Синявинской операции – наступлении Волховского фронта с целью прорыва блокады Ленинграда. Полк был окружён, и 30 сентября 1942 г. Василий Поселеннов попал в плен. Василий прошёл лагеря военнопленных в Гатчине (дулаг-154), Пскове (шталаг-372), офицерский лагерь Кальвария шталага-336 (Литва), затем шталаг IX А в Цигенхайне (Германия). Был освобождён из плена 24 апреля 1945 года и, пройдя фильтрацию, снова попал в РККА, откуда и был демобилизован в ноябре 1945 г. В послевоенные годы работал в школе в посёлке Нурлат Татарской АССР учителем немецкого языка.

Русский (авторский) текст дневника пока не обнаружен. Переведённый обратно на русский отрывок – это рассказ о преследовании автора за нарушение приказа № 227 «Ни шагу назад!», обстановке в Красной армии на Волховском фронте, размышления о войне и судьбах поколения.



Главное командование сухопутных войск вермахта
20 октября 1942 г.
Ознакомить части с содержанием этого отрывка. Уничтожить документ командными инстанциями ниже уровня дивизии сразу по ознакомлении. Список рассылки: вплоть до уровня рот и т.п.


2 сентября 1942 .  А теперь мы снова в Гайтолово.
4 сентября 1942.  Снова в бой. Вчера был получен приказ о наступлении: пробиваться к Ленинградскому шоссе на Московская Дубровка, чтобы прорвать кольцо блокады . Сегодня вышли на исходные позиции. Положение дивизии следующее: на фронте шириной 2 км наши части продвинулись вперед на 3-3,5 км и угодили в «мешок». Похоже, двигаться дальше без предварительного расширения прорыва на флангах было бы большой глупостью. И, несмотря на это, наш 861-й стрелковый полк по приказу командующего корпусом генерал-майора Гагина весь день атакует, так и не продвинувшись с исходных позиций. К 18.00 полк потерял 65% рядового состава и почти 100% командиров. Наш 859-й стрелковый полк, не ведя боев, из-за авианалётов и артогня потерял 50 человек.

11 сентября 1942. Дожил до 11 сентября. Если это можно назвать счастьем, то это оно. Сижу в оперативном отделе штаба дивизии и ожидаю решения своей судьбы. Стоило мне прожить и провоевать так долго, чтобы совсем скоро, а, может, и прямо сейчас получить приговор.
7 сентября ранило командира и комиссара полка, и мне было приказано принять на себя командование полком. Полк, ещё на подходе потрёпанный налётами немецкой авиации, был задействован 5 сентября, имея задачей овладеть дорогой Келколово – совхоз Торфяник. Приказ: атаковать тремя эшелонами при поддержке 849-го артиллерийского полка, миномётного дивизиона и иных сил. 4-го и 5-го нам не удаётся продвинуться.

9 сентября 1942. Личный состав тает, а успеха нет. Крики, шум, угрозы и проклятия – к чему это всё? А успеха всё нет. Командовал полком до 10 сентября, потом меня сменили. Причина: 8 сентября батальон, в котором было около 50 человек, при поддержке трёх бронеавтомобилей и четырёх разведывательных бронеавтомобилей-705 перешёл в наступление. С огромным трудом ему удалось продвинуться на 400 м. В результате пять танков были подбиты. Пехота залегла. Несчастная кучка людей, обстреливаемая с трёх сторон. На рассвете противник контратаковал силами 50 автоматчиков и одного танка. Пехота отступила на исходные позиции. Причина: неприкрытые фланги, малая численность, отсутствие командиров – не батальон, а небольшой отряд, находящийся в шатком положении из-за непрерывного огня неприятеля.

Политическая ответственность за это лежит на мне. Чтобы подтвердить мою вину, используется целый арсенал слов и выражений: «неисполнение приказа № 2276», «не провёл надлежащей подготовки», «плохо командовал» и т.п.

10 сентября 1942. Наступление целой дивизии выродилось в атаки вслепую разрозненных её частей. Командиры наверху не доверяют тем, что внизу. Орут «Вперед!», «Сегодня я тебя расстреляю!» и т.п. Замечательная система командования. Командиры артиллерийских частей, которые должны оказывать поддержку, слоняются пьяные, танкисты трусят. Происходит что-то ужасное. Когда же в нашей армии, наконец, будет порядок?

План операции по прорыву блокады разработан неплохо. Однако снабжение просто ужасное. Из-за неумелого командования и плохого маневрирования наш полк с 1 по 10 сентября потерял 1064 человека, а 861-й стрелковый полк за три дня – 1300 человек. 259-я стрелковая дивизия в печальном состоянии, также как и 32-я, 140-я и 137-я стрелковые бригады. В 33-й стрелковой бригаде имеются автоматчики, 374-я стрелковая дивизия только что вступила в бой, но ещё на подходе к фронту потеряла до 30% личного состава. Что же будет дальше? До соединения с Ленинградским фронтом остаются, как говорят, каких-то 3-4 километра. Но мне трудно в это поверить.
 
Было объявлено, что теперь мы находимся в подчинении 2-й ударной армии: 4-й гвардейский стрелковый корпус, мы и ещё кто-то. Только название изменилось, а людей не хватает. Сегодня разговаривал с полковым комиссаром Волховского фронта по поводу моего отступления. Думаю, меня ждут ещё другие подобные беседы, а потом 10 лет или что? Главное, виновный найден и точка! Жду решения моей судьбы.

12 сентября 1942. Сижу в особом отделе штаба корпуса. Положение моё пока совершенно неопределённое. Неужели меня вправду могут расстрелять? Чем чёрт не шутит. Неприятельская авиация не прекращает свои бомбёжки. Земля содрогается от разрывов бомб. Кажется, немцы хотят смешать нас с землёй. Их боевые машины идут непрерывным потоком и сбрасывают, и сбрасывают бомбы. Когда же это закончится? Вокруг кромешный ад. Чтобы расширить место нашего прорыва прибыл 6-й гвардейский стрелковый корпус со своими 22-й, 23-й и 53-й стрелковыми бригадами, а также другими частями. Сегодня они перешли в наступление. Добились ли успехов – не знаю. Наверное, таких же, как и мы. Дорого обходится нам эта операция. Виноградов расстрелян, Куртов и Каретин убиты, Муромцев ранен. В полосе шириной 2 км до переднего края трупы и трупы – людей и лошадей. Ужасный запах.

Ночью из дивизии отправился в штаб корпуса. Однако из-за артиллерийского огня не пройти. Дорога полностью блокирована. Повсюду подбитая и разорванная техника и снаряжение. На дороге пьяные из заградотряда, только что кого-то задержали. Ночью добрался до особого отдела, где меня неплохо приняли. Заночевал у них. Приятные ребята. В лесу околачиваются дезертиры и большое количество членовредителей. Не успевают расстреливать и отправлять в тыл. Ну что за народ? Писем ни от кого не получаю. Как там в полку? Только что подбили наш самолёт. Посыпался вниз, как горох.

13 сентября 1942. Погода пасмурная, поэтому меньше немецких самолётов и настроение получше. Сижу, ничего не делаю. Я ничего не предпринимал, но рассмотрение моего дела отложено. Что ждет меня? Куда меня определят после всего, что случилось? Прочёл информационный доклад, в котором указаны количество и номера разбитых дивизий. Среди уничтоженных мне встретились 223-я, 227-я пехотные дивизии и 5-я горнопехотная. Это несколько озадачило меня – 5-я горнопехотная дивизия продолжает наносить удары по нам, и притом довольно чувствительные. Жаль, что не приводятся номера наших стрелковых дивизий. Тошно думать об одном и том же.

Встретил знакомую из Ульяновска, которая знает Клаву и других моих знакомых. С удовольствием поговорил с ней. Писем не получаю. Как там дома? Что с мамой? Господи, как я переживаю за них. Что будет с ними, если со мной что-то случится? Ах, если бы у меня никого не было, всё было бы совершенно иначе.

15 сентября 1942. Пока ещё жив. Как объяснить моё сегодняшнее спасение? Во время привычного авианалёта спустился в блиндаж артиллеристов. Рядом разорвалась бомба. Блиндаж обрушился. Несколько трупов и раненых, мне ничего. Господь всё ещё милостив ко мне. Мы выползли через окно. Что за ужасная картина! Стоны и крики!
Самолёты по-прежнему не оставляют нас в покое. Наши бомбардировщики пролетели мимо, сбросив бомбы, но, кажется, по своим. Потерпи, дружок. Был у прокурора. Он вник в моё положение и дал положительное заключение по моему делу. Документы по нему сейчас у прокурора 4-го гвардейского стрелкового корпуса. Когда же это закончится? За год войны я отвык от безделья. Слоняюсь туда-сюда как неприкаянный. Встретил парня из 2-й ударной армии. Он расквартирован в Путилово и, по его словам, их там тоже сильно бомбят. Что за чудеса? Сколько же у них самолётов? И сколько бомб? Они летят на нас каждый день с утра до вечера.
 
16 сентября 1942. От этих бомбёжек можно сойти с ума. Целый день без перерыва, методично и массированно. Сколько ещё можно это выносить? Понять невозможно. Наша авиация на нашем участке выглядит смешно. Прилетает на пять минут, сбрасывает половину бомб по своим, а вторую половину мимо целей и испаряется. Сегодня я несколько раз был на волосок от смерти. Но Бог милостив ко мне. Отделался испугом. Живыми нам не выбраться из этого чёртова котла. Год назад ровно на этом месте мы совершали те же самые глупости. Те же неуспехи, те же ошибки. Когда же и у нас станет так, как на другой стороне? Они снова налетели. Рёв моторов, действенность их ударов просто ужасающая. Домой тоже не пишу. Моё дело где-то болтается, а я ничего не делаю. Похоже, я скоро сойду с ума.
 
18 сентября 1942. Сейчас ночь. Я снова в своём полку. Занял свою прежнюю должность. Похоже, все неприятности закончились. Был сегодня у командира дивизии и говорил с ним. Он рассказал, что от него требовали расстрелять меня. Странно! Ну почему всегда так? Он назвал мне задачу, которая была поставлена перед полком. Чувствуется, что он сам не верит в успех. Задача: продвинуться вперёд через болото на 700 метров, перед нами противник на оборудованных позициях. Когда я вернулся в полк, мне удалось собрать группу всего из 38 человек. Больше не найти, как ни старайся. Что дальше? Вероятно, нас отведут для пополнения. Или пополнение прибудет сюда к нам. Такими силами нам не устоять, враг может отбросить нас. Из вооружения осталось: восемь автоматов, один ручной пулемёт, два станковых пулемёта, два 76-мм орудия и четыре миномета. Всё очень печально. Только что написал письмо В. Шуляк. Слышал, что мне от него пришло письмо, но мне его пока не вручили.
С немецкой стороны с расстояния в 150 метров в мой командный пункт летят трассирующие пули. Сильный ружейный и пулемётный огонь. Весело.

25 сентября 1942. Теперь я испытал на себе все «прелести» войны. И вот она последняя «прелесть» – окружение. То, что произошло, нельзя назвать окружением, но мы отрезаны от своих. Почты нет, подвоза питания нет, боеприпасы почти на исходе. Продовольствие распределяем так: одна суточная норма на четыре дня. Сегодня уже ощущаем последствия такого режима. Я сам пока нет, а вот остальные. Моральное состояние не могу назвать плохим, скорее, безразличным. Только и слышны разговоры, что наша бедная дивизия ещё ни разу не оказывалась в таком положении. Хотя бивали нас часто.

27 сентября 1942. Моросит лёгкий дождик. Погода мерзкая, но я доволен. Авианалёта не будет. Артиллерия не прекращает обстрел леса, который столетия простоял нетронутым. Лес изуродован до неузнаваемости. Родная земля взрыта, изранена. Всё, что украшало её, перемолото, обращено в прах. Ужасна эта война, и безжалостны её законы.
 
Часто думаю о судьбе моего поколения. Когда каждый день видишь смерть сотен молодых людей, невольно задумываешься: к чему это всё? Какая непостижимая сила разрушает всё вокруг? Где справедливость? Мы жили беззаботно, нас мучали и волновали совсем другие вопросы. Во всяком случае, мы не готовились к войне, ко всем этим лишениям, и даже не представляли себе все трудности, которые несёт с собой война. Мы всегда говорили о лёгкой победе. Везде: в кино, в театре, в газетах, в пропагандистских речах кричали о нашей непобедимости, о том, что мы уничтожим, разобьём и раздавим всех. «За один глаз – два, за один зуб – всю челюсть!». «Не успеет враг и подумать о нападении на нас, как мы разгадаем его планы и уничтожим его». Эти надменные кинокартины возбуждали в нас низменные чувства. Нам было приятно наблюдать на парадах, как над нами пролетало до тысячи истребителей и бомбардировщиков. И куда теперь это всё подевалось? Бывает, что стыдливо появится звено наших бомбардировщиков, плюнет разок и «галопом восвояси» – как бы не нарваться на мессершмитт. А теперь нас бьют. Какой болью и стыдом было наше паническое бегство. Как часто приходилось нам драпать! История войн ещё не знала примеров такого панического бегства, в которое пустилась наша героическая армия. А сколько у нас случаев измены Родине!

Эффект нашей операции нулевой. В кольцо окружения попало шесть дивизий: 294- я, 374-я, 259-я 10, 19-я, 191-я и 24-я, две из них гвардейские, и шесть бригад: 140-я, 22-я, 23- я, 53-я, 33-я и 34-я, несколько миномётных и артиллерийских полков. Вернее, это лишь номера названных частей. От каждого подразделения осталось от 7-8 до 10% личного состава. Четвёртый день без пищи, боеприпасы подходят к концу. Я со своим полком держу вверенный нам участок шириной полтора километра в центре. Тайные подступы – речка Чёрная – два станковых и два ручных пулемёта – и это всё. Неприятельский огонь ужасен. Никаких тыловых служб у меня нет. Мы все в ожидании нашего уничтожения. Пять-шесть автоматчиков. Командный пункт охраняем почти в одиночку. Ищем выход, словно мышь в мышеловке. Куда ни сунешься – все лазы перекрыты. Ещё одно усилие неприятеля, и они опрокинут нас.


Выйти из окружения автору дневника не удалось: 30 сентября 1942 г. Василий Поселеннов попал в плен, а его дневник – в руки врага. Ради сведений, подобных содержащимся в дневнике, советские разведчики отдавали жизни. Мой тесть полковник И.С. Брагинский, руководивший в Красной Армии пропагандой на немецкие войска, и его сотрудники с риском для жизни проводили рейды по тылам противника, чтобы под видом немецких офицеров узнавать о настроении немецких солдат. А моя кузина Софья Тарханова прежде чем стать переводчиком-пропагандистом, проводившим из окопов под обстрелом пропагандистские передачи, адресованные противнику, архивариусом полковника Брагинского разбирала и вычитывала мешки трофейных писем немецких военнослужащих, свозимых со всех фронтов. Читала в поисках строк об их настроениях и переживаниях, которые можно было бы использовать в пропагандистской войне с оккупантами.

Не мог капитан Поселеннов не знать о запрете фронтовикам вести дневники. И всё же нарушал его. Не один он – время от времени возникают из небытия подобные дневники. Можно понять их авторов: проклятые вопросы о причинах поражений нашей армии нестерпимо жгли душу и требовали выхода. И неистребимая русская надежда на авось: авось пронесёт, и о моём дневнике никто не узнает. На счастье капитана, при фильтрации после плена о его дневнике не знали, и его не репрессировали.

Легче всего осуждать капитана. А вы поставьте себя на его место: сумеете ли справиться с «проклятыми вопросами», когда не с кем ими поделиться? Изложил на бумаге свои мысли – и вроде бы немного полегчало.  Солженицын с ними тоже не справился: затеял переписку со своим лучшим другом, и они оба угодили в сталинские лагеря. Справился бы – возможно не было бы в нашей истории ни Солженицына, ни его «Ивана Денисовича» или «В круге первом».
 
С другой стороны, именно из таких дневников мы узнаём, что было в головах мыслящих защитников Родины в самые страшные первые месяцы войны. И лучше понимаешь цену, которую заплатили за прорыв блокады Ленинграда, за Победу в войне.