Академик Легасов и авария на ЧАЭС

Для меня, по первой врачебной специальности врача-рентгенолога, который после назначение на должность главного рентгено-радиолога Хабаровского края изучил и радиологию, произошедшая вскоре после моего назначения на эту должность авария на Чернобыльской атомной электростанции осталась в памяти на всю жизнь. Мне пришлось общаться с ликвидаторами этом аварии и в Московской больнице, где их лечили, и с теми, кто не заболел, но хватил приличную дозу радиации, из числа ликвидаторов, направленных из Хабаровского края, так что я представляю, что там творилось и какая опасность нависла над европейской частью СССР, да и над Европой в целом.  И хотя многие эпизоды самой аварии и её ликвидации до сих пор засекречены, фамилия академика, который очень много сделал для спасения миллионов человеческих жизней, Валерия Легасова, стала известная довольно скоро.

Сценаристы западного «Чернобыля» представили великого ученого Валерия Легасова как глубокого рефлексирующего человека, однако во многом лишенного твердого внутреннего стержня. Это неправда. Еще в школе, будучи старшеклассником, Валерий проявил немалую инициативность, чем даже привлек внимание спецслужб. Случилось это в московской школе №54 (сейчас она названа в честь героического выпускника) в начале 50-х годов, когда юный Легасов предложил ни много ни мало, а переписать устав ВЛКСМ. Причем даже подготовил свой вариант, отличающийся опасной на то время свободой взглядов. Такой политически активный секретарь комсомольской организации не мог не привлечь внимание органов госбезопасности, однако за него заступился директор школы. Конечно, заступничество педагога вряд ли помогло бы, но тут скончался Сталин, случилась легкая либерализация, и до Легасова, очевидно, руки просто не дошли.

Директор школы Петр Сергеевич Окуньков сказал родителям выпускавшегося из школы Валерия:
«Это взрослый человек, будущий государственный деятель, талантливый организатор. Он может быть философом, историком, инженером…»

Кстати, молодой Легасов после школы всерьез задумывался о литературной карьере и даже просил совета на этот счет у знаменитого поэта Константина Симонова. Валерий пришел к нему со своими стихами и спросил о целесообразности поступления в Литературный институт. К счастью, мэтр отечественной поэзии посоветовал юноше получить сначала инженерное или естественнонаучное образование, а уже потом посвятить себя поэзии.

В итоге у Валерия, окончившего школу с золотой медалью, состоялось успешное поступление в престижный вуз – Московский химико-технологический институт имени Д. И. Менделеева. В те времена это учебное заведение специализировалось на подготовке кадров для молодой атомной отрасли. Факультет выпускник школы выбрал физико-химического профиля, где стал одним из самых успешных студентов – после окончания вуза его планировали оставить в аспирантуре для защиты кандидатской диссертации.

Здесь стоит сделать оговорку и отдельно сказать о специальности будущего академика и Героя России. Легасов не был физиком-ядерщиком в чистом виде, не занимался проектированием атомных реакторов и тем более не разрабатывал оружие массового поражения. Основной сферой научных интересов Валерия Легасова были благородные газы (ксенон, аргон и другие), которые долгое время считались абсолютно инертными, то есть ни с чем не вступающими в реакции. Но ученому удалось доказать, что это не совсем так и такие вещества вполне могут реагировать, к примеру, с фтором. В 60-х годах это была одна из самых актуальных проблем химии. Итогом многолетних исследований будущего академика стала кандидатская диссертация, защищенная в 1967 году, и открытый им совместно с западным коллегой эффект Н. Барлетта — В. Легасова, который вошел в вузовские учебники по всему миру. Собственно, уже в то время Легасов работал на уровне ведущих мировых ученых.

Но вернемся к подающему надежды выпускнику РХТИ Валерию Легасову. Казалось бы, за спиной серьезный столичный вуз, есть приглашение в аспирантуру – оставайся и учись. Но Валерий Алексеевич уезжает в 1961 году в закрытый город Томск-7 — на Сибирский химический комбинат, где занимает должность инженера-химика. Спустя три года Легасов возвращается в Москву и работает над диссертацией в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова. В те времена тяжело было представить более престижное для ученого место работы, и будущий академик на все 100% воспользовался этим шансом. В 1966 году Валерий Легасов получает почетное звание «Изобретатель Государственного комитета по использованию атомной энергии СССР». А в 36 лет Легасов уже доктор наук и член-корреспондент Академии наук СССР. Сам академик Александров, директор Института атомной энергии, назначает молодого ученого своим заместителем по науке.

Авторитет Легасова становится все более весомым не только в институте, но на всем пространстве Советского Союза. События в научной карьере ученого развиваются стремительно – в 1976 году за синтез и исследование физико-химических свойств соединений благородных газов ЦК КПСС и Совет Министров СССР присуждает Валерию Легасову Государственную премию. А в 1984 году, за несколько лет до Чернобыльской катастрофы, Легасов становится лауреатом Ленинской премии. Одним из направлений работы академика, наряду с исследованиями благородных газов, была проблема объединения водородной и атомной энергетики. Валерий Легасов предлагал использовать тепловую энергию атомной электростанции для синтеза водорода из воды.

Надо сказать, что академик жил достаточно скромно для своих регалий и влияния. Конечно, не так, как это показано в фильме «Чернобыль» — в тесной и убого меблированной квартире. У Легасова была личная машина ГАЗ-24 «Волга», которую он купил за немалые по тем временам 9 333 рубля.

Валерий Легасов в конце 70-х достаточно много времени уделял промышленной безопасности атомных объектов. Особую актуальность этой проблеме придала авария на американской АЭС «Три-Майл-Айленд» в 1979 году. По воспоминаниям члена-корреспондента АН СССР Л. Н. Сумарокова, работавшего в команде Легасова, академик пристально следил за мировой энергетической отраслью:
«…поражала работоспособность Валерия Алексеевича. Среди качеств, присущих академику, хочу отметить пытливость ума. Я по роду деятельности связан с информацией, мне пришлось наблюдать, как Валерия Алексеевича заинтересовал вопрос, с чем связано сокращение строительства АЭС в некоторых странах… Мы провели огромную аналитическую работу, просмотрели литературу, исследовали иностранные источники, банки данных и обнаружили, что, например, в США на функционирование АЭС наложено около 200 ограничений… Мы стали разбираться, и уже тогда, в 1978 г., замаячила перспектива Чернобыля…»

Чуть позже Легасов напрямую предупреждает о возможности катастрофы, подобной чернобыльской. Так, в журнале «Природа» от 1980 году академик с коллегами пишет:
«При определенных обстоятельствах, несмотря на наличие мер безопасности, на АЭС возможно возникновение условий для аварии с повреждением активной зоны и выбросами в атмосферу определенного количества радиоактивного вещества…»

До аварии на Чернобыльской АЭС оставалось шесть лет…

26 апреля 1986 года Валерий Легасов вместе с правительственной комиссией вылетел в Чернобыль. Именно этот день окончательно и бесповоротно изменил судьбу ученого. С этого момента в течение нескольких месяцев академик Легасов осуществлял непосредственное научное руководство ликвидацией последствий катастрофы. Почему вообще химик-неорганик по специальности вынужден был решать чисто физические проблемы? Почему не отправили кого-то из высшего света ядерной физики? Дело в том, что об этом академика лично попросил президент Академии наук Анатолий Александров. Времени было в обрез, а Валерий Легасов просто оказался ближе всех. Кроме того, Александров учел выдающиеся организаторские способности, самоотверженность и упорство академика. И, надо сказать, не ошибся.

В первые же дни Легасов, как химик, предложил загасить зону аварийного реактора смесью борной кислоты, свинца и доломита. Физики, к слову, предлагали просто вывести из зоны горящий графит. Скольких бы это стоило жизней, не знает никто. Также именно Валерий Легасов настоял на полной и экстренной эвакуации населения Припяти. Постоянный контроль процесса ликвидации требовал от ученого чуть ли не круглосуточного пребывания в зоне радиационного заражения. Когда он 5 мая вернулся на пару дней в Москву, его супруга Маргарита Михайловна, увидела человека с явными признаками лучевой болезни: облысение, «чернобыльский загар», потеря веса… Формально Легасов мог отказаться и уже в мае 1986 года не принимать дальнейшего участия в ликвидации аварии, но он вернулся и получил еще большую долю радиации. Возможно, именно это и подорвало не только его физическое, но и духовное здоровье. 13 мая Легасов во второй раз возвратился в Москву с новыми признаками заболевания: тошнотой, головными болями, потерей аппетита и изматывающим сухим кашлем. В общей сложности академик семь раз летал в аварийную зону, работая при этом по 12-15 часов в сутки.

В конце августа 1986 года Валерий Легасов выступил в Вене перед специалистами МАГАТЭ с докладом «Анализ причин аварии на Чернобыльской АЭС и ликвидация её последствий». Ученый три месяца по горячим следам трагедии готовил 380-страничный труд и за пять часов огласил его перед аудиторией, в который было не менее 500 исследователей и инженеров мирового уровня из 62 стран. Можно ли было их ввести в заблуждение и предоставить заведомо ложные факты? Авария в Чернобыле была не первой в мировой истории, научное сообщество уже научилось анализировать причины. Тем не менее, слухи о неискренности Легасова до сих пор очерняют память великого ученого. Именно с доклада на собрании МАГАТЭ академик Валерий Легасов становится всемирно известным – по итогам 1986 года он входит в десятку самых популярных ученых мира. Но вот Михаил Горбачев по итогам выступления в Вене вычеркнул Легасова из списка награждаемых за ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС.

Осенью 1987 года ученого приглашают в «турне» по городам Германии, где он читает лекции, в одной из которых излагает следующее:
«Человечество в своем промышленном развитии достигло такого уровня использования энергии всех видов, построило такую инфраструктуру с высоким уровнем концентрации энергетических мощностей, что беды от их аварийного разрушения стали соизмеримы с бедами от военных действий и стихийных бедствий… Автоматизм правильного бдительного поведения в столь усложнившейся технологической сфере еще не выработался. Важный урок, вытекающий из чернобыльской трагедии, состоит в абсолютном отсутствии у всех фирм и государств технической готовности действовать в столь экстремальных условиях. Ни одно государство мира, как показала практика, не обладало полным комплексом алгоритмов поведения, измерительных средств, работоспособных роботов, эффективных химических средств локализации аварийной обстановки, необходимых медицинских средств и т. п. …Освоение сложных и потенциально опасных технологий нельзя более проводить закрытым порядком, в рамках замкнутой общины ее создателей. Весь международный опыт, все научное сообщество должно привлекаться к оценке риска проектируемых объектов, должна быть создана система инспекций (международных), непрерывно контролирующих правильность исполнения и функционирования опасных объектов!..»

И это было еще мягко сказано. Легасов открыто заявлял, что ситуация на АЭС очень напоминала 1941 год: никто не ожидал и не был готов к аварии даже на элементарном уровне. Не хватало респираторов, специальных дозиметров, препаратов йода…

Причин, которые привели академика к самоубийству в 52 года, выдвигается много. Среди них и заговор спецслужб, не простивших ему правду о причинах аварии, и давление руководства Академии наук вследствие элементарной зависти. Ведь именно Легасов должен был стать преемником академика Александрова на посту директора института. Но он был не из «атомной» элиты. «Выскочка», добившийся мировой славы на трагедии, — так о нём думали в научных кругах. Многих это раздражало. Его притесняли в родном институте, открыто критиковали, а многие инициативы просто заворачивали. Осознание значимости гения в России пришло не скоро. Спустя десятилетие чернобыльской аварии президент России посмертно присвоил звание Героя Российской Федерации академику Легасову Валерию Алексеевичу.

Трагедия, случившаяся в Чернобыле весной 1986 года, до сих пор воспринимается нами как случайность. Если бы не ужасное стечение обстоятельств, все бы было нормально, и атомные станции Советского Союза до сих пор коптили бы небо оксидами углерода. На самом же деле, чернобыльская катастрофа была предопределена всем ходом развития отрасли, да и не только её одной. Чтобы доказать это, давайте, обратимся к мемуарам академика В.А. Легасова - того самого, который занимался расследованием причин и ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС.

Расслабились
Информация, которой В.А. Легасов располагал задолго до 1986 года, убеждала его в том, что атомная энергетика в СССР развивается слишком однобоко. "Невооружённым глазом было видно, что наши аппараты принципиально мало отличались от западных... а в некоторых вопросах даже превосходили их, но обеднены хорошими системами управления, системами диагностики". В Советском Союзе не было ни одного научного коллектива, который бы, как на Западе, занимался рисками, способными привести станцию к аварии.

Большое беспокойство вызывало качество оборудования советских АЭС. Много вопросов возникало по поводу "обучения и подготовленности персонала, который проектирует, строит и эксплуатирует атомные станции". Их число в Союзе резко возросло, а уровень персонала "скорее понизился". Все большее количество ресурсов министерство тратило на создание объектов, не имеющих прямого отношения к атомной энергетике. "Начали ослабляться научные организации, бывшие в стране когда-то самыми мощными, стали терять уровень оснащённости современным оборудованием" и так далее.

Авария могла произойти на Кольском полуострове
В результате всех бед, перечисленных академиком В.А. Легасовым, ему стало ясно, что культура решения научных задач и культура управленческих решений заметно деградировали. Выросло, как он писал поколение инженеров, которые хорошо знали свою работу, "но некритически относились к самим аппаратам, к системам, обеспечивающим их безопасность...".
В.А. Легасов с ужасом видел, что страна прямым ходом движется к Чернобылю, не замечая, какая беда её ожидает. Первый звонок прозвенел на Кольском полуострове за несколько лет до Чернобыля. Тогда на местной АЭС случайно обнаружили, что "главном трубопроводе, по которому подаётся теплоноситель, сварщик... вместо того, чтобы заварить задвижку, на самом ответственном месте… просто в канал заложил электроды и слегка их сверху заварил".
Если бы халатность сварщика, которую он допустил второпях, чтобы заработать премию, не была обнаружена, "мы бы, - как пишет В.А. Легасов, - просто потеряли полностью Кольский полуостров".

Об стенку лбом
Академик В.А. Легасов был одним из немногих, кто на самом высоком уровне доказывал, что следующее поколение атомных реакторов нужно делать более безопасным. Однако в министерстве атомной промышленности его слова вызывали бурю негодования. Особенно возмущался министр Е.П. Славский, бывший будёновский кавалерист. Как пишет В.А. Легасов, он "просто чуть ли не ногами топал на меня, когда говорил, ... что я неграмотный человек, что лезу не в своё дело".

Постскриптум
Как будто нарочно, всё было выстроено так, чтобы чернобыльская авария случилась. Сварщики проявляли несознательность. Министр не желал слушать возражений. Директора атомных станций считали, что "атомный реактор – это самовар", управлять которым проще, чем тепловой станцией. Все были уверены, что у кого-кого, а у нас с атомом "никогда ничего не случится".
Как писал покойный академик В.А. Легасов: "…дело [было] не в специфике развития атомной энергетики, которая дошла до такого состояния, а это специфика развития народного хозяйства страны…".